Хозяин собаки Кэмерон Брюс
Однажды утром, когда пошел дождь с градом, над поселением пронесся душераздирающий визг. Женщины выбежали к главному костру, где безутешно рыдала Белла, рухнув на колени.
– Мой ребенок! – хрипло кричала она и снова перешла на визг, горестно кривя рот и прижимая к себе безжизненное тельце.
Подобные трагедии не были редкостью для Сородичей. Собственно, поэтому они и не спешили давать детям имена. В их глазах младенец был продолжением матери, как рука или нога, и только по достижении трех лет считался отдельным человеком. Младенцы погибали так часто, что Сородичи даже не устраивали похорон; по традиции мать, отойдя подальше от поселения, сама хоронила свое дитя. Белла разметалась по земле, убитая горем, никого не видя и не слыша, поэтому похоронить умершего младенца вызвалась Альби.
– В качестве одолжения, – пробормотала она, выдернув остывшее тельце из рук Беллы, вокруг которой сгрудились женщины, многих из которых постигла та же трагедия.
Той ночью Калли уснула в обнимку с заплаканной подругой. Среди ночи она проснулась от того, что Белла всем телом навалилась на нее во сне. Дождь перестал, воздух был свеж и недвижим. Должно быть, охотники скоро вернутся, решила Калли, унюхав запах жареного. Значит, у нас будет еда. Однако мужчины не вернулись ни днем, ни на следующий день. Белла, убитая горем, не сходила с места и без слов взяла у Калли вторую порцию жидкой похлебки. Калли осталась голодной. Чувствуя, что она вот-вот наговорит Белле грубостей, о которых вскоре пожалеет, Калли отвернулась, и ноги сами понесли ее прочь. Она шла куда глаза глядят, не в силах остановиться. Буду идти, пока не упаду, пронеслось в голове.
Калли потеряла счет шагам. Поселение осталось далеко позади, хотя еще долетали запахи костров. Теперь Калли еле плелась, чувствуя себя усталой и разбитой. Вдруг она услышала какой-то шум и, насторожившись, вскинула голову. Вялость как рукой сняло. Пригнувшись, она подкралась к холмику свежей земли, из-за которого и доносился шум, похожий на хрюканье.
Сгорая от любопытства, Калли осторожно приподнялась и выглянула.
На камне рядом с дымящимися, обугленными сучьями сидела Альби и жадно чавкала.
Задира Грат теперь сделался полноправным охотником – в прошлом году его приняли в отряд следопытов, – и Винко, Мор и Маркус вновь стали неразлучны. Дружбу подпитывало ожидание, что они вот-вот вступят во взрослую жизнь. Их руки и ноги вытянулись, тела крепли, энергия била через край. Целыми днями мальчишки упражнялись в метании копья, гонялись за ребятами постарше, рассказывали друг другу страшные истории о медведях и львах, которых запросто одолеют в одиночку. Когда мужчины уходили на охоту, они оставались охранять поселение. Вначале юноши с важным видом расхаживали взад и вперед с копьями наперевес, но вскоре им это надоело, и при каждом удобном случае они вместе удирали в лес.
– Давайте найдем Лиру. Интересно, чем она занята, – предложил Мор.
Винко и Маркус закатили глаза: сколько можно говорить о Лире, однако за неимением более интересных дел направились к ее костру.
В детстве они бегали на мужскую половину лагеря сколько душе угодно, но, когда они стали постарше, им запретили ходить туда до тех пор, пока они не станут полноправными членами племени. Поэтому Мор редко виделся с отцом и очень удивился, завидев Пэллока, идущего ему навстречу. Его бледное лицо хмурилось. Казалось, Пэллока раздирает внутренняя борьба, и он не замечает мальчиков.
– Отец! – позвал Мор и, подволакивая ногу, бросился ему навстречу. – Теплого лета, отец. Рад тебя видеть.
Пэллок встал как вкопанный. Мор бросил копье и поднял руки ладонями вверх, обращаясь к нему так, как его учили обращаться к другому мужчине.
– Надеюсь, завтра тебе повезет на охоте.
– Не называй меня так, – мрачно ответил Пэллок.
– Как? – удивился Мор. – Как не называть?
Пэллок шагнул к Мору и одним ударом сбил его с ног. Юноша рухнул на землю, ударившись головой.
– Я для тебя – копейщик, понял? – прошипел Пэллок и направился прочь.
Мор вскочил на ноги.
– Почему ты меня так ненавидишь? – вскричал он отцу вслед. – Я же твой сын!
Пэллок стремительно обернулся и, глухо зарычав, зашагал обратно. Мор, защищаясь, закрыл голову руками, и Пэллок ударил его кулаком в грудь. Мор согнулся пополам.
Маркус и Винко в ужасе переглянулись. Они считались еще детьми и не имели права вмешиваться, но то, что происходило, было похоже на избиение, а не на семейную ссору.
– Бежим за Собаком, – выдохнул Винко.
Маркус кивнул, и они умчались.
38
Калли передала старшему ловчему, что хотела бы переговорить с ним. Она поджидала Урса у ручья, выше по течению, но не в их тайном месте, а к югу от него, там, где заканчивались земли Сородичей.
– Теплого лета, Калли Умбра. – Строгое приветствие резануло Калли слух.
– Теплого лета, ловчий, – ответила она. Посторонний наблюдатель не увидел бы ничего предосудительного: двое людей просто разговаривали, стоя на почтительном друг от друга расстоянии.
– Спасибо, что пришел, Урс. Я хочу поговорить о своем сыне.
– О Собаке? – настороженно спросил Урс, не желая, чтобы разговор зашел о Море.
– Нет, не о Собаке, – терпеливо отвечала Калли. – Урс, вскоре мальчики – Винко, Маркус и мой сын – вступят во взрослую жизнь, и каждого приставят к какому-то делу.
Урс тут же замотал головой.
– Выслушай меня, – с напором сказала Калли. – Пожалуйста. Каждому найдется дело. Мальчики пойдут на охоту…
– Я не могу взять Мора, – перебил ее Урс.
– Но Урс…
– Охотник должен быстро бегать.
– Собак говорит, что у Мора зоркий глаз, и его копье всегда попадает в цель.
– Я видел, – проворчал Урс. – Он бросает копье не той рукой.
– Ну и что? Какая разница?
– Калли! – раздраженно сказал Урс. – Не лезь не в свое дело.
Калли негодующе уставилась на него, потом вздохнула, опустив плечи.
– Если ему не найдется занятия, он будет бесполезен для племени. Это его убьет.
Урс не сводил взгляда с Калли. Легкий ветерок шевелил ее волосы. Она не сильно изменилась с тех пор, как они встречались в своем тайном уголке, подальше от Сородичей. С тех пор лицо Урса покрылось шрамами и обветрилось, но Калли оставалась такой же красивой, как прежде.
Калли заметила, как смотрит на нее Урс. Она поняла, что сохранила свою власть над этим человеком, и решила ее использовать.
– Ладно. Я знаю, как можно избавить сына от унижения оставаться вечным ребенком и вести праздную жизнь. Помоги мне, Урс. Окажи мне эту услугу, и я прощу тебе клятвы, которые ты так легко нарушил, когда женился на другой. Иначе я перестану с тобой разговаривать.
Урс остолбенел.
– Калли, я ведь объяснял… мне не оставили выбора… – начал он и тут же запнулся, заметив каменное выражение лица Калли.
– Ты нарушил клятву и должен искупить свою вину. Ты согласен или нет?
Урс беспомощно опустил руки.
– Что я должен делать? – обреченно спросил он.
Мор распростерся на земле у ног отца. Рот наполнился густой кровью. Он поднял глаза: над ним, тяжело дыша и сжав кулаки, стоял Пэллок.
Мор с трудом поднялся на ноги, со слабым удивлением отметив, что переполненный кровью рот даже не болит. Он вообще не чувствовал своего лица, а вот в ребрах жгло и ломило от полученных ударов.
– Отец… – прохрипел Мор распухшими губами.
– Повтори, что ты сказал, – ледяным тоном велел Пэллок.
Мор сплюнул.
– Отец, – с вызовом прошептал он и сразу пожалел об этом. Он и сам не знал, что заставило его раскрыть рот, но было поздно: Пэллок в ярости вытаращил на него глаза. Мор вжал голову в плечи и закрылся руками; Пэллок, размахнувшись, ударил его под дых.
– Хватит! Перестань!
К ним широкими шагами приближался Собак. Мор, схватившись за живот и отплевываясь кровью, едва не заплакал, заслышав голос старшего брата.
Пэллок окинул Собака презрительным взглядом.
– Не лезь не в свое дело, – со злостью выпалил он. – Иди, целуйся со своей девкой.
Собак, не останавливаясь, подошел вплотную к отцу и толкнул его обеими руками в грудь. Пэллок, не ожидавший отпора, отшатнулся.
– Что ты… – начал он, однако Собак толкнул его снова. На этот раз Пэллок оступился и упал.
– Охотникам нельзя драться, – запротестовал Пэллок, глядя на сына снизу вверх.
– Вставай и посмотрим, – ответил Собак, сверкая глазами.
– Это семейное дело. Я учу послушанию.
– Это семейное дело, – согласился Собак. – Я тоже учу послушанию. Тебя. Если ты еще раз тронешь моего брата, я тебе все кости переломаю. Понятно? Если не понятно, тогда вставай, я поясню.
– Охотникам запрещено… – завел свое Пэллок.
– Вставай и дерись. Посмотрим, какое наказание нас ждет. Возможно, меня на все лето оставят на женской стороне – подносить тебе суп, пока у тебя не срастутся кости.
Пэллок смолчал.
– Ты цел? – спросил Собак, повернувшись к брату.
Мор разогнулся и снова сплюнул, на сей раз – для пущего эффекта.
– Куда ему! Он дерется, как девчонка.
Собак оглядел младшего брата и не смог сдержать улыбки.
– Да ты парень из камня, Мор.
Пэллок отполз подальше, встал и пошел прочь, надменно выпрямившись. Собак приобнял брата за плечи, и тот улыбнулся, обнажив окровавленные зубы. Рядом со старшим братом, которым восхищались почти все Сородичи, он чувствовал себя полноценным человеком, без двух дней мужчиной, который вскоре станет охотником и полноправным членом племени.
Летний праздник у Сородичей начался с церемонии наречения. Трое мальчуганов – «хороший знак», кивали друг другу Сородичи, – достигшие трехлетия, получили имена, и никто не вспомнил о несчастной дочке Рене, которая прошлой зимой слегла с жаром и умерла. Коко, сидевшая рядом с Рене, сочувственно сжала ее руку.
После наречения детей поднялся Урс – приветствовать вчерашних подростков в мире взрослых и объявить об их новом предназначении. Калли с тревогой поглядывала на ловчего. Помнит ли он их уговор? Она встретилась глазами с Валидом. Тот улыбнулся ей, и Калли немного полегчало.
– Охотник должен уметь выследить добычу, пронзить ее копьем и доставить в лагерь, – начал Урс ритуальную речь. – Сегодня в наши ряды вступает новый человек. Подойди, Маркус. Вот он – новый охотник. Следопыт.
Маркус с несчастным видом поднялся: он-то рассчитывал, что его сделают копейщиком. Следопыты пользовались куда меньшей популярностью. И все-таки он подошел к Урсу и встал лицом к племени. Ему шумно захлопали, и мужчины, выстроившись в ряд, один за другим приветствовали нового следопыта.
– Когда потребуется сильная рука и зоркий глаз, новый копейщик не подведет, – нараспев объявил Урс. – Винко, копейщик, подойди.
Винко подбежал и стал рядом с Маркусом, улыбаясь до ушей.
Сородичи стихли, и наступила жуткая тишина. Оставался один Мор. Люди бросали осторожные взгляды туда, где он покорно ждал своей участи, сидя рядом с матерью.
Урс глубоко вдохнул.
– Чтобы набраться сил и принести добычу домой, охотники сперва должны подкрепиться сами. Уходя на охоту, мы берем с собой рог с угольями от наших костров. Набивать его полагалось хранительнице огня, – Урс кивнул на Беллу, которая, казалось, вот-вот расплачется: она вспоминала своего давно умершего сына, Салюса, который не дожил до этого дня. – Однако теперь хранительница стала Старейшиной. Старейшине не годится собирать угли. Здесь нужен мужчина. Он не будет ходить с нами на охоту, но поможет готовиться к ней наравне с оружейником, который чинит наше оружие. Мор, подойди.
Мор слушал путаную речь Урса с растущей тревогой и не верил своим ушам. Он растерянно встал, ища глазами старшего брата.
– Мор, отныне ты наш… – Урс запнулся, – наш рогонос.
Сородичи захлопали еще громче и одобрительно зашумели, радуясь такому мудрому решению наболевшей проблемы.
Люди потихоньку расходились. Винко и Маркус ушли на мужскую сторону лагеря – по традиции первую ночь новоявленный охотник должен провести там. Мужчины выстроились в линию и дружелюбно приветствовали прибывших.
Калли перехватила Урса, как раз когда он собирался улизнуть на мужскую сторону.
– Рогонос? – громко прошипела она ему в лицо. – Он ведь теперь не мужчина!
– Я не смог… Это бы странно звучало.
– Странно звучало? – поразилась Калли его словам. – Мору не нашлось места среди мужчин, потому что тебе не понравилось, как это звучит?
– Мужчина должен охотиться, Калли. Так уж принято, извини. Мор не может охотиться. Я поручил ему важное дело, как ты просила, но я не могу дать ему здоровую ногу. А без крепких ног он не мужчина.
– Нет, – рявкнула Калли, – это ты не мужчина, Урс! Мужчина держит слово! Ты пообещал загладить свою вину и не выполнил обещания! Ты не мужчина, а жалкий трус! Ты предал меня, потому что стать ловчим было для тебя важнее. Потому что тебе нравилось, как это звучит.
Мор дожидался Калли возле их костра.
– Это ты подстроила? – напустился он на мать.
– Прости, сынок, – сказала Калли, прикусив губу.
– Где мне спать? На мужскую сторону меня не пускают – ведь я не мужчина, а мальчик. Но теперь у меня есть дело, и спать рядом с матерью, как ребенок, я тоже не могу. – Мор горько усмехнулся. – А жениться? Завести семью? Тоже нет, потому что я – не мужчина!
– Ты прав, – ответила Калли. – Ты не заслужил такого унижения.
– Из-за больной ноги меня ненавидят! – с болью в голосе вскрикнул Мор. – Вот уж действительно проклятье! Из-за него все пошло прахом!
– Никто тебя не ненавидит, – чуть слышно ответила Калли, сама себе не веря.
– Я должен уйти. – Мор отвернулся и уставился в темноту, словно представляя, каково ночевать одному.
– Да, так будет лучше, – сказала Калли.
– Что? – Мор как ошпаренный обернулся и вытаращил глаза на мать. – Что ты сказала?
– Мор, со мной говорил отец Эмы, той… безрукой девочки. Он предлагал тебе жить с ними. С Бледноликими.
– С ними? – повторил Мор, не понимая.
– Он спрашивал, не хотел бы ты взять Эму в жены и остаться жить у них. Ты для них такой, как все. Они ничего не знают о твоем якобы проклятии, которое Альби высосала из пальца. Они знают только то, что Эме нужен муж.
Мор вспомнил поцелуй Эмы, так приятно взволновавший его.
– Но я влюблен в Лиру, – возразил он, отсутствующим взглядом посмотрев на мать.
– Если бы любовь решала все… Мор, совет ни за что не выдаст Лиру за тебя.
– А зачем им нам мешать? Мы любим друг друга! – не унимался он.
На миг Калли мысленно вернулась в тот день, когда она, крепко обнимая Урса, твердила про себя: «он любит меня», тогда как горькая правда была в том, что он никогда ее не любил. И все же сказка о любви, которую она выдумала, когда-то скрашивала ей жизнь, как ничто другое. Кто она такая, чтобы лишать сына радости, которую принесет ему сладкий самообман?
Она перевела взгляд на Мора.
– Ты уверен, что ваше чувство взаимно? Лира говорила, что любит тебя?
– Ей необязательно это говорить, мама. Она проводит со мной все время. Нам так хорошо вместе!
– С тобой и твоим братом, – поправила Калли, ненавидя себя за то, что собиралась сказать, но не было другого способа, чтобы Мор понял: его женитьба на Эме – лучший выход из создавшейся ситуации.
– Что?
– Лира проводит все время с тобой и Собаком.
– Ну, да. Он ведь мой лучший друг.
– Ты уверен, что Лира бывает в вашей компании ради тебя? Что она любит именно тебя?
Мор побледнел.
– Нет, – прошептал он. – Ты ошибаешься.
– Зимой мы снова будем проходить через лагерь Бледноликих. Подумай, может, тебе захочется остаться с ними, – ласково сказала Калли. – Погуляй с Эмой, присмотрись к ней получше. Бледноликие научили бы тебя бить рыбу…
– Ты ошибаешься, мама! Лира любит меня. Меня!
39
Лира грелась на солнышке, сидя на берегу ручья.
– Теплого лета, Лира, – окликнул ее Собак, улыбаясь. – Не ожидал тебя здесь встретить.
– А ты зачем сюда пришел? – спросила она.
Неизменная улыбка Собака на миг померкла. Взрослый мужчина семнадцати лет, охотник, он всегда смущался перед этой девушкой, на три с половиной года младше его.
– Просто хотел напиться.
– Идти в такую даль, чтобы попить воды? – удивилась Лира. – Ты точно не меня искал?
– Да… нет, – замялся Собак.
– Что-то я запуталась, – с полуулыбкой ответила Лира, – Так да или нет?
– То есть да, конечно, нет.
Лира рассмеялась.
– А где Мор? – спросила Лира, заглядывая Собаку за спину, словно ожидая увидеть там его младшего брата.
Собак озабоченно наморщил лоб.
– Он сам не свой с тех пор, как Урс не взял его охотником, а сделал… рогоносом. Он спит отдельно от всех, а меня избегает.
– Ты не виноват, Собак. Ты не можешь всегда защищать его от всего, – попыталась утешить его Лира.
Собак глубоко вздохнул. Она была права.
– Когда-нибудь… – начал он и оборвал сам себя.
Лира пытливо смотрела на него.
– Говорят, ты лучший среди охотников. Когда-нибудь ты станешь ловчим, и тогда Мор займет свое место среди мужчин.
Собак оторопел: Лира в точности прочла его мысли. Она улыбнулась, видя, как он смутился. Выпрямившись, она уперлась руками в бедра и спросила, указывая на свою тунику:
– Тебе нравится?
Туника из тонкой оленьей шкуры обнажала ее руки, загорелые от летнего солнца. Впереди шкура была собрана в складки, которые скреплял кожаный шнурок, продернутый сквозь пробитые в шкуре отверстия. Ровные края туники выглядели очень аккуратно и потому необычно. Отверстия были пробиты на одинаковом расстоянии друг от друга, по пять в каждом ряду. Собак, привыкший к свисающим как придется лохмотьям, от изумления едва не раскрыл рот.
– Это… Ничего подобного не видел. Как это называется?
Лира кокетливо склонила голову.
– Называется? Даже не знаю… Когда на земле переплетаются тени ветвей, как это называется?
– Ну… узор, – ответил Собак.
– Ну вот. Значит, это тоже узор.
– Красивый.
– Красивый? – Лира вскинула брови.
– Да. Очень.
– Так ты разыскал меня для того, чтобы сказать мне приятное? – улыбнулась Лира.
Собак густо покраснел.
– Ничего подобного.
– Говорят, ты самый высокий из всех Сородичей, – сменила тему разговора девушка.
– Спасибо, – сказал Собак, расправив плечи.
Лира рассмеялась.
– Не думала, что тебе так приятно это слышать.
– Наша беседа напоминает узор, – ответил Собак. – Мы с тобой всегда так разговариваем.
Они взглянули друг другу в глаза, улыбаясь какому-то общему знанию.
– Поскольку ты уже мужчина, ты, наверное, скоро женишься? – напрямик спросила Лира и рассмеялась, увидев, как сконфузился Собак. – Ой, извини, я нарушила привычный ход нашей беседы?
– Совет женщин еще ничего не решил насчет меня.
– Поэтому ты пришел ко мне и говоришь приятные слова? – спросила Лира.
– Мне показалось, ты первая начала.
– И что нам делать?
– Делать? – не понял Собак.
– Я еще не стала женщиной. Мне рано выходить замуж.
– Кажется, я совсем запутался.
– Собак, я серьезно, – ровным голосом проговорила Лира. – Меня еще не могут выдать замуж. Ты готов подождать?
– Я только пришел воды попить!
– Собак. Ты готов подождать меня?
– Почему бы совету не решить, что ты уже достаточно взрослая? – жалобным тоном протянул он.
Лира расхохоталась, откинув голову.
– Так не бывает. Нет, ты правда не знаешь?
– Не знаю чего?
– Спроси об этом у матери. Я-то тебе точно не скажу.
– Когда мальчику исполняется четырнадцать, он становится мужчиной, – упрямо сказал Собак. – Даже если у него бороды нет. Между прочим, ее почти ни у кого нет. Не понимаю, почему бы женщинам не поступать так же. Это намного проще.
– Мы по-другому устроены, – ответила Лира. – Мы должны созреть изнутри, и это невозможно ускорить. Я еще не готова. Поэтому я спрашиваю: ты подождешь?
– Да, – ответил Собак, кивнув.
– Такой ответ мне нравится. – Они улыбнулись друг другу. – Пообещай, что ты поговоришь с матерью. А я поговорю со своей.
– Я уже говорил с ней.
Лира протянула руку и погладила его по щеке.
– Тем лучше, – нежно сказала она.
Немного понаблюдав за работой Беллы, Мор наловчился высекать огонь одним ударом кремня. Набивать пустой бизоний рог мхом и тонкими веточками было еще проще. И в этом состояли все обязанности Беллы, хранительницы огня? Став Старейшиной, она по каждому, даже самому пустяковому поводу советовалась с Калли… Чем же она занята?
Теперь, когда он был занят делом, а не играл целыми днями, Мор наблюдал за каждодневной жизнью Сородичей под другим углом.
Оказалось, что собирать сосновые орешки, запаса которых никогда не хватало на всю зиму, – дело очень непростое и трудоемкое. Вместе с матерью и другими женщинами Мор отправился в сосновый бор, где Калли научила их отличать зрелые шишки, раскрытые, от незрелых. Собранные шишки раскладывали на горячих камнях у костра и дожидались, когда чешуйки полностью раскроются, после чего Калли и Коко разбивали шишки каменными молотилами, собирая чешуйки с прилипшими к ним крошечными орешками. Каждый орешек покрывала твердая скорлупа, которую разгрызали зубами. Неудивительно, что орешков вечно на всех не хватало!
Мор повсюду носил с собой рог с угольями, держа его в руке или подвесив на шею за шнурок. Время от времени он подносил ко рту широкий конец рога, раздувал уголья и подкладывал внутрь сухие веточки и кусочки высушенного мха.
Если бы прежние приятели узнали, что в обязанности Мора входит «искать мох», его тут же засмеяли бы. Это выражение имело скрытый смысл и служило мальчишкам чем-то вроде ругательства – они бросались им налево и направо, не имея ни малейшего представления, что оно означает.
Носить рог вообще казалось ему бессмысленной затеей, пустой тратой времени. По всему становищу Сородичей всегда горели костры. Даже после проливного дождя тлеющих углей оставалось предостаточно. А сами охотники никогда не уходили на охоту, не взяв с собой несколько таких рожков, несли которые самые младшие члены отряда.
Мор покосился на свисавший с его шеи рожок. Время от времени раскаленный рожок остывал, и тогда, говорила Белла, наступало время раздувать уголья, лежавшие внутри, но Мор не видел связи и считал, что Белла выдумывает.
Другой, узкий конец рога был надколот, чтобы лучше проходил воздух. Мору однажды пришло в голову, что гораздо удобней раздувать уголья с узкого конца, тем более что он без труда помещался в рот.
Приложив узкий конец рога к губам, Мор легонько подул в него, но ничего не вышло. Он дунул чуть сильней – с тем же результатом. Набрав побольше воздуху, он крепко обхватил рог губами и дунул изо всех сил.
Уголья, истлевший мох и щепки вихрем вылетели наружу с противоположного конца, ослепительно вспыхнув. Мор в изумлении следил, как огненная туча медленно оседает на землю.
Взяв палку, он закатил тлеющие уголья обратно в рог и терпеливо набил его мхом. Его лицо расплылось в довольной улыбке: вряд ли кто-нибудь из Сородичей когда-нибудь пробовал подуть в огненный рожок с узкого конца.
Тайное знание странным образом позволило ему почувствовать себя хоть немного взрослым.
– Обожаю возвращаться сюда на лето, – сказала Белла Мору.