Звезда Ада Дашков Андрей

Глава двадцать четвертая

Западня

Была глубокая ночь. Звезды сияли в разрывах облаков, словно огни далеких кораблей, затерянных в неведомых заливах.

Люгер задержался на ступенях игорного дома, изучая площадь и устья впадающих в нее улиц. В его положении не приходилось пренебрегать даже угрозами проститутки… На первый взгляд здесь ничего не изменилось. Храпящие лошади, множество карет, тусклые огни, слуги, прогуливающиеся в ожидании хозяев, подозрительные тени в переулках…

Люгер нанял закрытый экипаж и велел везти себя к «Медвежьей Пещере». Сиулл и Сидвалл поместились на жесткой скамье напротив. Как только упряжка тронулась с места, еще две кареты выехали из переулка.

Хоммус и Ганглети тоже не были безучастными. Не упуская из виду

Стервятника, они заметили и его преследователей.

Верчед никогда не оставлял попыток отомстить, какими бы случайными они не были. В своем небольшом полузакрытом экипаже, малоприметном, но быстром, он отправился вслед за Люгером.

Первым делом Стервятник увидел незнакомого слугу, дремавшего за стойкой в «Медвежьей Пещере». Тишина, господствовавшая здесь, была почти могильной и потому неестественной… Слот разбудил слугу, постучав монетой по стойке, потребовал ключ и осмотрелся.

В помещении царил унылый полумрак. Потом Люгер заметил темные пятна на полу. Он почуял неладное, но было уже поздно. Западня, приготовленная мастерами своего дела, сработала безотказно. Даже Ястребы не успели оказать сопротивления, несмотря на свою фантастическую способность ускользать от удара. Однако на этот раз им не оставили ни малейшей возможности продемонстрировать подобные таланты…

Ничем, кроме колдовского влияния, нельзя было объяснить внезапные слепоту и глухоту, которые поразили Люгера. Невидимая паутина окутала его удушающим коконом и лишила ясности рассудка.

Слуга исчез за стойкой и спустя несколько секунд появился оттуда с большим окровавленным предметом в руках. Слот не сразу понял, что этим предметом была голова хозяина «Медвежьей Пещеры». Остекленевшие мертвые глаза были залиты кровью и казались двумя отполированными красными камнями. Язык свисал из разрезанного горла. Многочисленные ожоги свидетельствовали о том, что бедняга умер нелегкой смертью…

Слуга держал голову за волосы, а потом с непередаваемой ухмылкой швырнул ее Стервятнику. Тот отшатнулся, пораженный этим зловещим знаком, и в следующее мгновение рванулся к входной двери, несмотря на сковавшую его липкую паутину…

Плащ Люгера стал малиновым от крови…

Голова несчастной жертвы ударилась об пол…

Большая сеть упала сверху из темноты, накрыв собою Люгера и обоих Ястребов. А еще через секунду пространство вокруг них ощетинилось десятками лезвий и арабалетных стрел.

Люгер едва не взвыл от бешенства. Либо он напрасно доверился баронессе Галвик, либо недооценил возможности ордена — в любом случае у него были все основания считать себя покойником.

…Его мозг медленно освобождался от гипнотизирующего влияния отрубленной головы. Он видел, как люди в масках и в мягких одеждах, ткань которых не издавала ни малейшего шороха, связывают Ястребов — затягивая безжалостные петли вокруг шеи, запястий и полусогнутых ног, соединенные между собой прочными веревками.

Его самого оставили стоять со связанными за спиной руками. Он ощутил какие-то удары под сердцем. Потом до него дошло, что это гомункулус бился о стенки сосуда. Может быть, ему передался страх, который испытывал хозяин…

Люгер увидел огромную тень, возникшую на лестнице. Эта тень в совокупности с приторно-сладким запахом пудры могла принадлежать только одному человеку. Стервятник не ожидал, что настоятель Тегинского монастыря примет личное участие в охоте. Потом он вспомнил, что Кравиус — один из немногих, кто знает его в лицо.

Аббата сопровождали два человека в черных рясах — вероятно, офицеры ордена, разделявшие с ним ответственность за поимку преступника. После смерти генерала Алфиоса и утраты Звезды Ада что-то явно изменилось в расстановке сил внутри Святой Церкви. Во всяком случае, Кравиус повел себя как главный.

Некоторое время он равнодушно разглядывал Люгера, видимо, желая удостовериться, что пойманный — тот самый человек, который пренебрег его предложением в Тегине.

— Этого — в мою карету, — бросил он своим людям. — Остальных посадите в клетку и поезжайте за мной. Как следует охраняйте их — они очень опасны. Когда-то я видел таких… за работой.

Офицеры ордена были, похоже, не слишком довольны таким исходом дела.

— Мы обязаны сопровождать вас, — заявил один из них.

— Кажется, я в состоянии доставить преступников в Тегину, — заметил аббат, не жалея яду.

— Тем не менее один из них повинен в смерти генерала ордена и решать, что с ними делать, будет совет ассистентов.

— Прекрасно, господа, — внезапно согласился Кравиус с любезейшей улыбкой. — Тогда прошу в мою карету.

Даже Люгеру его уступчивость показалась несколько странной. Аббат на секунду прикрыл глаза, и Слот снова увидел пару мертвых зрачков.

Что это было — сигнал или случайность? Во всяком случае, Стервятник почувствовал, что между ним и Кравиусом на мгновение возникла какая-то необъяснимая связь. Как будто темная волна прошла сквозь его мозг и растворилась в пустоте…

Ощущение было жутким и напомнило ему то, что он испытывал в своих снах во время долгого ожидания в монастыре. Только теперь коснувшиеся его невидимые пальцы оказались намного грязнее…

Карета Кравиуса была черной, длинной, хищной, словно тело зверя, припавшего к земле и сжимавшего колеса в своих четырех лапах. Фонари, тлевшие по углам ее крыши, освещали лишь булыжную мостовую и фигуру угрюмого кучера, который сдерживал шестерых лошадей. Окна были задернуты лиловыми занавесками с белым знаком Спасителя. Такой же знак на дверцах кареты был целиком отлит из серебра и тускло мерцал в полумраке.

Неподалеку ожидал другой экипаж, еще более мрачный, — обычная тюремная карета с металлическими решетками на окнах. В нее бросили Сиулла и Сидвалла, почти лишенных способности двигаться. Те, кто сопровождал их, были скорее всего доверенными людьми аббата и получали указания лично от него.

Всем распоряжался Кравиус. Шуремиты на глазах утрачивали инициативу. Приняв приглашение аббата, они сели в его экипаж. Сам Кравиус разместил свое необъятное тело рядом с Люгером… Внутри карета оказалась достаточно просторной, удобной и вполне годилась для дальнего путешествия.

Оба экипажа стремительно пронеслись по пустеющим в этот час ночи улицам столицы, бесцеремонно разгоняя случайных прохожих и заставляя шарахаться в стороны встречные упряжки. Четверо людей, ехавших в карете аббата, молчали. Кравиус сидел, закрыв глаза, со странной улыбкой на лице.

Люгер ждал того, что неминуемо должно было произойти: его тихо прикончат и быстро избавятся от тела. Во всяком случае, на месте аббата он поступил бы именно так… Двое шуремитов неотрывно следили за каждым его движением.

На выезде из города карета была остановлена одним из отрядов королевских войск. Офицер без промедления распахнул дверцу кареты — он имел недвусмысленный приказ обыскивать всех подряд. Он сразу же узнал Кравиуса и внимательно посмотрел на Стервятника, сидевшего со связанными руками.

— Это он и есть?

— Снимите патрули, — бросил вместо ответа Кравиус, не поворачивая головы. — Преступники пойманы. Доложите об этом министру… Мы направляемся в аббатство.

Лицо офицера посветлело. Многодневная охота была закончена, и он получил привилегию первым доложить об этом. Аббат презрительно скривил губы и сделал нетерпеливый жест рукой. Дверца захлопнулась, а Люгер почувствовал себя так, словно над ним захлопнулась крышка гроба.

Раздался дикий крик кучера, и карета понеслась еще быстрее по безлюдной дороге на север.

Экипаж мягко покачивался на рессорах. Кравиус казался убаюканным этими плавными движениями. Спустя полчаса оба офицера ордена дремали. Стервятник перестал ощущать затекшие кисти рук, однако это уже не имело значения.

— Зачем везти его в монастырь? — спросил вдруг аббат совершенно бодрым голосом, словно продолжал только что прерванный разговор. При этом он извлек из-под своего просторного плаща два длинных кинжала. Слабый свет проникал в карету снаружи и посеребрил их лезвия. Люгер увидел, как заблестели зрачки внезапно разбуженных шуремитов.

— Что это значит? — резко спросил один из них, выпрямляясь.

— Зачем он нужен в монастыре? — лениво и небрежно продолжал аббат. — Разве его ожидает суд?.. Прикончим его здесь.

Люди из ордена выглядели немного растерявшимися. По-видимому, они обнаружили, что слишком плохо знали Кравиуса. Действительно, с оружием в руках тот выглядел просто нелепо.

Потом произошло то, чего не мог предположить даже Люгер, готовый ухватиться за малейшую возможность спасения. Аббат резко наклонился вперед и вонзил оба кинжала в шуремитов.

Все было исполнено стремительно и вполне умело. Кравиус окончательно усыпил притупившуюся бдительность своих спутников. Люгер не ожидал такой быстроты и ловкости от этого заплывшего жиром человека.

Один из офицеров ордена умер сразу же, второй успел подняться со скамьи, но Стервятник ударил его ногой в живот, и тот упал на колени, ткнувшись головой в толстые бедра аббата. Кравиус выдернул кинжал из раны и спокойно перерезал шуремиту горло.

Люгер почувствовал неприятный холодок в груди. Теперь он испытывал глубочайшее отвращение к аббату, которого ранее мог заподозрить в чем угодно, кроме способности лично совершать хладнокровные убийства.

А тот повернулся к нему с ничего не выражающей улыбкой и тщательно вытер кинжал о куртку Стервятника.

— Хочешь знать, почему я это сделал?

Поскольку Люгер не отвечал, аббат продолжал:

— В гавани Блиндар нас ожидает корабль. Мы отправляемся на юг, сын мой! Кажется, ты хотел именно этого?..

— Что ты будешь там делать? — безо всякого воодушевления спросил Стервятник, подумав одновременно, что он должен быть полюбезнее со своим неожиданным спасителем.

Кравиус громко расхохотался, словно столкнулся с обезоруживающей наивностью.

— Искать вместе с тобой Звезду Ада! До тебя еще не дошло?.. Я предлагаю тебе свободу и союз.

Люгера едва не стошнило от мысли о подобном союзнике, однако он целиком был в руках аббата.

— Ты не веришь мне, сын мой?

Слоту оставалось только криво улыбнуться — вопрос действительно был смешным.

Тогда Кравиус оттянул пальцами свое левое веко так, что стала видна искаженная татуировка.

— Это сделали южные варвары, — сказал аббат изменившимся голосом. — Когда-то я побывал в землях, лежащих к югу от Круах-Ан-Сиура.

Сомневаюсь, что хоть один человек из западных королевств видел те места со времен самой Катастрофы, а тем более — вернулся оттуда живым. Мне сильно повезло… Я не из пугливых, но воспоминания о том страшном мире похожи на слишком реальные кошмары. Я назвал тех, кто живет там, варварами, однако это не совсем так, хотя у них нет городов и нет ничего, похожего на церковь. До сих пор не понимаю, почему они оставили меня в живых. Может быть, из-за этого…

Он наклонил голову и раздвинул волосы на темени. Люгер увидел треугольную металлическую пластинку, которая, вероятно, прикрывала отверстие в черепе Кравиуса.

— Что-то чужое находится здесь, — продолжал аббат, коснувшись пальцами пластинки. — Иногда мне снятся очень странные сны, непохожие на человеческие. Совсем другое существование и абсолютно чуждый мир… В этих снах я видел Небесного Дракона. И еще я видел тебя… Ну что, теперь ты будешь слушать?

— Это всего лишь сны, — презрительно проронил Стервятник, хотя отнесся к словам аббата предельно серьезно.

— Это не «всего лишь сны»! — зашипел Кравиус. — Не будь идиотом! Нечто чужеродное управляет мною и моими поступками, и я хочу знать, что это. Я могу привести тебя к Небесному Дракону! Дальше все становится непредсказуемым. Но это единственный шанс…

— Развяжи мне руки, — хмуро попросил Стервятник. Он не верил ни единому слову грязного интригана, потому что сам был таким же. Однако Кравиус предлагал свободу и корабль… Люгер не относился к числу тех, кто отказывается принимать подарки судьбы. В конце концов, у него оставалась возможность в любое время избавиться от аббата, и Слот не видел большого вреда даже в таком малоприятном спутнике, как Кравиус.

— Только не делай глупостей, — ухмыльнулся тот, развязывая его. — И может быть, судьба пощадит нас…

Стервятник с мучительным удовольствием ощутил, что его руки снова обрели подвижность. Он долго растирал их, сжимал и разжимал пальцы, не спуская глаз с кинжала в пухлой руке аббата.

— Ты кто угодно, только не глупец, — сказал Люгер после паузы. — На что ты рассчитываешь? Что помешает мне убить тебя?

Кравиус снова пустил в ход свою скользкую улыбку, которую Люгер уже успел возненавидеть.

— Ты никогда не сделаешь этого. Я знаю, потому что видел сон о нас двоих… Без меня ты никогда не найдешь Небесного Дракона, даже если будешь искать сотню лет… Только я смогу провести тебя по землям южных варваров.

— По-моему, ты можешь привести прямиком в Ад!

— Ты собираешься отдать Звезду оборотням?! — Кравиус почти кричал.

— Именно так я и собираюсь поступить.

— Заклинаю тебя, несчастный, не делай этого! Небесный Дракон может изменить все…

Люгер посмотрел на аббата и впервые увидел в его глазах нечто, похожее на испуг, хотя у того были на руках все козыри. Стервятник мог остаться только пленником, и все-таки Кравиус почти навязывал ему свободу и свое общество. Это было по меньшей мере странно, но Слот никогда не пренебрегал выигрышной ситуацией. Поэтому он улыбнулся Кравиусу, как улыбаются союзнику, от которого в любую секунду ожидают удара в спину.

— Ну, раз уж ты все видел, то о чем мы спорим? — сказал он с иронией. — По-моему, нам нужно избавиться от этих двоих… И освободи моих слуг.

…Под двумя мертвецами, лежавшими на полу кареты, образовалась внушительная лужа крови. Кравиус открыл окошко и что-то крикнул кучеру. Карета остановилась, и Люгер вышел из нее, стараясь не прикасаться к трупам.

Сладостное ощущение освобождения слилось с дыханием свежего ветра, дувшего с океана. В это мгновение он принял жизнь как подарок богов, чересчур снисходительных к его вопиющим безрассудствам. До сих пор ему слишком уж везло…

К исходу ночи погода быстро портилась. Исчезли звезды, и тучи заволокли небо. Опасная дорога протянулась вдоль обрывистого берега, и в нескольких шагах от экипажа уже опадала серая пена отхлынувшей волны… Тюремная карета, следовавшая за каретой аббата, остановилась рядом.

Слот увидел, как освобождают Ястребов. Те оставались совершенно безучастными и после этой неожиданной перемены. Казалось, ничто не может поколебать холодного безразличия этих загадочных созданий к собственной судьбе.

Люди Кравиуса вытащили трупы из кареты и сбросили их в океан. Темнота и волны бесследно поглотили тела. Никто не произнес ни слова. Слуги выполнили свою работу, и аббат отправил их в неизвестном Люгеру направлении. До гавани Блиндар оставалось полчаса езды.

Когда Стервятник снова занял место в экипаже, там вполне ощутимо пахло кровью.

Кравиус не обманывал его. Небольшая и хорошо защищенная от бури гавань в глубине залива действительно приютила двухмачтовый корабль. Несмотря на поздний час, команда из десяти человек была готова к отплытию. Селение Блиндар, лежавшее неподалеку, было погружено во тьму.

Для Люгера осталось тайной, кому принадлежали гавань и корабль. Во всяком случае, было очевидно, что команда предана аббату безраздельно. Неизвестно, чем удерживал Кравиус в повиновении этих мрачных и нелюбопытных людей — большими деньгами, шантажом или страхом перед адским пламенем. Никто из них не заинтересовался Люгером, Ястребами или хотя бы целью таинственного плавания.

Корабль отчалил тотчас же после того, как аббат и его спутники поднялись на борт. На выходе из залива паруса поймали усиливающийся ветер, и тот тоскливо запел в натянувшихся снастях. Деревянный корабль скрипел и стонал, как старик, которого против его воли гнали в дальний опасный путь, в то время как он мечтал лишь о покое.

Огромный черно-рыжий кабан, неизвестно как очутившийся на безлесном каменном берегу, вдали от своих собратьев, стоял неподвижно, обратив к океану клыкастую морду, словно хотел рассмотреть что-то в серой пелене, которая стелилась над волнами. Его бока тяжело вздымались после долгого бега, оказавшегося бесцельным. Ледяные соленые брызги летели в него, но зверь не замечал их. В нем ощущалась тупая уродливая сила. Маленькие желтые глазки были мутными, как луна, отраженная в грязной луже. Длинный свежий шрам, начинавшийся от ключицы, пересекал его горло. Эту рану, нанесенную мечом, не могла скрыть даже густая жесткая щетина.

Когда кабан увидел на горизонте едва различимый силуэт удаляющегося корабля, дрожь прошла по его мощному телу. Он поднял морду к свинцовому небу и захрипел, переполненный неутоленной злобой.

В эту самую секунду Стервятник, стоявший на высокой корме корабля, испытал внезапное помутнение рассудка. Черный липкий туман возник перед глазами и скрыл от него далекую узкую ленту берега. Шатаясь, как пьяный, Люгер сделал несколько шагов в сторону борта… От гибели в волнах его спасло только то, что несущее смерть влияние неведомого врага оказалось слишком непродолжительным.

Когда морок рассеялся, Люгер пришел в себя и обнаружил, что стоит, вцепившись в какую-то снасть, в опасной близости от борта. Он потряс головой и шатаяcь отправился в свою каюту…

Для того, кто остался на берегу, корабль вскоре превратился в точку и наконец исчез из виду. Кабан развернулся и, тяжело стуча копытами по камням, медленно побежал в сторону скрытых тучами южных созвездий.

Глава двадцать пятая

Пепел

Люгер получил в свое распоряжение одиночную каюту, в которой, кроме койки, стола из мраморного дерева, черного шкафа и древних стульев из гладкого материала, не гниющего в воде, нашлось место для чудом сохранившегося фрагмента доисторического глобуса, изготовленного еще до Катастрофы, астролябии, нескольких чучел морских тварей и рыб, а также для залежей пыльных книг и навигационных карт со множеством таинственных пометок.

Каюта Кравиуса, находившаяся рядом, была гораздо роскошнее и вполне соответствовала размерам своего обитателя. Каждому из Ястребов тоже нашлось бы по отдельной каюте, но они предпочли поселиться вместе. Слуги принцессы Тенес не испытывали нужды в удобствах и спали прямо на жестком деревянном полу. Впрочем, один из них всегда бодрствовал.

В своем временном убежище Люгер обнаружил также окованный металлом сундук, который оказался почти пустым. Корабль был словно плавучая гостиница — он никому не принадлежал достаточно долго, и его некому было обживать.

На дне сундука Стервятник нашел только давно высохший лиловый цветок, который рассыпался в пыль, как только он дотронулся до него. После этого сундук стал новым жилищем гомункулуса. Люгер осторожно опустил все еще непрозрачный сосуд в темное чрево сундука и закрыл крышку. В следующую ночь должно было наступить новолуние, и он собирался проверить, не посмеялись ли над ним лилипуты из Гикунды.

Люгер надеялся на то, что хотя бы гомункулус сможет указать ему путь и примерное направление поисков. Сам он до сих пор не представлял себе, что будет делать в далекой, враждебной и совершенно незнакомой ему Морморе.

Все еще терзаясь бесплодными догадками об источнике наваждения, которое едва не лишило его разума, он лег на койку и постарался думать о чем угодно, кроме кошмаров — реальных, вымышленных или насылаемых извне…

Безумное напряжение последних дней, с которым он так свыкся, что уже почти не замечал, постепенно отпускало его. Страх за свою жизнь — самое сильное из человеческих чувств — слишком долго заглушал все остальные.

Люгер вдруг осознал, что до сих пор блуждал в лабиринте — темном, зловещем и не имеющем выхода. Этот лабиринт почти убил его любовь к Сегейле и превратил человека в механизм, тупо бредущий куда-то, покорный чужой воле… Частью такого лабиринта был Элизенвар, такими же оказались Фирдан и замок Крелг.

Теперь Слот впервые двигался куда-то, пусть к страшной и преступной цели, пусть в компании извращенцев и убийц, но само движение вселяло какие-то надежды, хоть и довольно призрачные… Так идут к далекой звезде, горящей над горизонтом, зная, что никогда не достигнут ее, и все же идут, потому что оставаться без движения еще мучительнее, и тогда сносный выход только один — самоубийство.

Воспоминания о Сегейле, которых он боялся последнее время и потому загонял их в самые глухие уголки сознания, теперь стучали в запертые двери воображения. Он позволил им выйти на свет Божий, и они овладели всем его существом…

Люгер лежал и вспоминал все: ее глаза, улыбку, очертания губ, ее поцелуи, страстные и сладостные, гладкость кожи, упругость живота, тепло ее лона; то, как она занимается любовью, то, как вечерний свет увязает в ее ресницах, то, как она засыпает в его обьятиях, и тогда ее нежное дыхание касается его щеки… Щемящая тоска захлестнула его, и он ощутил жгучую влагу на своих веках…

А потом пришел покой, мягкий неземной покой. Нелепо, но Стервятник вдруг стал абсолютно, непоколебимо спокоен, словно никто и ничто не могло отнять у него любовь и жизнь; все совершалось в другом мире, где уже не было зла и смерти.

Он вдруг ощутил даже радость, необьяснимую радость — просто от того, что где-то существовала эта женщина, пусть еще бесконечно далекая от него, но такая красивая и такая беззащитная. Она была единственным существом, которое он любил и в котором нуждался, и его душа стремилась к ней, как к единственному солнцу во всей холодной и пустой вселенной, а тело желало ее, как никогда, и он застонал от этой муки, которую причинил себе сам…

Так, сгорая от вожделения и с возрожденной надеждой в сердце, он долго лежал в темноте, пока сон без сновидений снова не похитил у него Сегейлу.

Люгер проснулся и увидел серый свет, забрезживший сквозь иллюминатор.

Он точно помнил, что запирал на ночь дверь каюты, однако сейчас на пороге стоял Сидвалл и рассматривал его своими немигающими глазами. Назойливая опека вывела Стервятника из себя.

— Пошел вон! — крикнул он Ястребу и вдруг увидел хищный оскал на его узком рыбьем лице. Похоже, эти идиоты следили за ним даже здесь. Подозревали в двойной игре? Что ж, он их не разочарует…

Сидвалл удалился медленно, со спокойным достоинством хищника. Ястреба нельзя было оскорбить — его можно было только уничтожить.

Люгер полежал еще немного, пытаясь возобновить приятные ночные воспоминания. И это удалось ему, но лишь отчасти.

В серой утренней мгле все казалось будничным и грязным; здесь не было места Сегейле. На мгновение он представил ее лицо с прозрачными сияющими глазами и вспомнил запах ее кожи… Потом видение исчезло, но Люгер ощутил прилив свежих сил, будто заблудившийся в непроглядной ночи странник, который уже отчаялся найти дорогу и вдруг узрел путеводную звезду, засверкавшую во мраке.

Однако наступивший день стал днем мрачных и неблагоприятных знамений.

Утром корабль уже вышел в открытый океан, держа курс на юг, к архипелагу Шенда. Люгер избегал покидать свою каюту — слишком опасной оказалась вчерашняя атака. Кто-то не пожалел усилий, пытаясь сбросить его в море. И Слот не был уверен, что подобные попытки не повторятся… Поэтому большую часть времени он проводил в одиночестве, разбирая найденные морские карты и рассматривая обломок глобуса с неведомыми в его мире очертаниями материков.

Впервые в жизни Стервятник находился на корабле посреди океана. До сих пор его опыт в этой области ограничивался плаванием по рекам и единственным, совершенным семь лет назад, путешествием по внутреннему морю Уртаб, во время которого Люгера едва не прикончили контрабандисты. Но знак на ладони правой руки хранил его для иной смерти…

В конце концов любопытство взяло верх и Слот поднялся на палубу.

Был пасмурный день без дождя. Ровный и сильный северный ветер наполнял паруса. Кораблю почти не приходилось маневрировать. При свете дня он оказался вовсе не таким убогим, каким представлялся Люгеру ночью. Он носил претенциозное имя «Ангел», но было что-то далеко не ангельское в его стремительных очертаниях, залатанных парусах и нелюдимых матросах. Быстрое и прочное судно, два десятка верных людей — идеальное средство для того, чтобы вершить темные дела.

Слот высматривал того, кто управлял кораблем и командой. Оказалось, что эту роль выполняет маленький человек в длинном сером плаще, больший похожий на шпиона, чем на моряка. Поймать взгляд его бегающих глазок было невозможно, но он имел над матросами необьяснимую власть. Несмотря на свою сухопутную одежду, он, по-видимому, знал толк в кораблевождении, и остальные моряки подчинялись ему беспрекословно. Этот человек был еще и посредником между аббатом и командой, потому что Кравиус ни к кому из ее членов никогда не обращался лично.

Люгер увидел и самого аббата, который прогуливался по палубе в носовой части судна. Теперь на нем был дорожный костюм безо всяких признаков принадлежности к церкви. Кравиус приветствовал Стервятника приторной улыбкой и, подхватив того под руку, увлек за собой, на ходу рассуждая о некоторых отвлеченных вопросах теологии, словно мирный священник, гуляющий с коллегой в церковном саду.

Люгер вполуха слушал этого болтливого и опасного лицедея, думая о своем. Величие и беспредельность океанских просторов поразили его. «Ангел» казался жалкой скорлупкой, затерявшейся среди серых и как бы застывших волн. Никто, кроме пустившихся в это плавание безумцев, не заметил бы его исчезновения…

Чуть позже аббат вручил Слоту морморанский меч, отобранный в «Медвежьей Пещере». По его словам, он сделал это в знак своего расположения и надежды на взаимное доверие. Люгер рассмеялся про себя. Кравиус хорошо знал человеческую природу — пока ему действительно ничего не угрожало…

Большая часть дня прошла в вынужденном безделье. Изредка они воздавали должное корабельной кухне, оказавшейся вполне сносной. На борту «Ангела» обнаружились даже запасы старого белфурского вина. Впрочем, для аббата это не было неожиданностью. Невидимый кок умудрялся разнообразить блюда из вяленой рыбы и соленого мяса различными экзотическими приправами.

Вино еще больше развязывало язык Кравиусу, но, несмотря на прозрачные намеки Люгера, тот больше не возвращался к теме, касающейся его путешествия по дальнему югу. Насколько Слот понял, Кравиусу пришлось повидать многое, и его занятия были довольно сомнительными — а потом произошло некое событие, заставившее этого бродягу и авантюриста принять сан и долгое время вести затворническую жизнь в Тегинском монастыре. Может быть, этим событием явился именно плен в загадочной стране южных варваров…

В тот день Ястребы ни разу не появились на палубе. Верным псам Тенес были неведомы любопытство и скука. Люгер велел отнести им еду в каюту. Хотел бы он знать, чем заняты Сиулл и Сидвалл на протяжении томительного плавания. Скорее всего они просто сидели, уставившись в пустоту, словно два зверя, ожидавшие в засаде момента, когда нужно будет действовать…

А потом наступило время первого знамения.

День клонился к вечеру. Солнце — мутное пятно в облаках — низко висело над горизонтом. Стало холодно, и Люгер, поднимаясь на палубу, надел теплый плащ. Кравиус сидел в кресле, закутавшись в плед, пил вино и играл в кости со своим помощником. Против ожидания, оба не произносили ни звука.

Вдруг кто-то из матросов заметил серую пелену, застлавшую небо на юге. Это было похоже на приближающийсмя шквал, и человечек, неизменно одетый в длинный плащ, велел убирать паруса.

«Ангел» лег в дрейф. Но не было того особенного затишья, которое предшествует буре. Однородная пелена затягивала небо и волны; вскоре они стали неразличимы.

Некоторое время корабль висел, словно в густом тумане, а потом появился летящий пепел.

Люгер не знал, сколько леса или городов должно было сгореть дотла и откуда взялся пепел посреди океана, но снегопад и долгая метель обрушились на «Ангела», и каждая снежинка была на самом деле частицей пепла. Становилось трудно дышать, и приходилось закрывать нос руками.

Спустя несколько минут вся палуба корабля, его реи, леера и надстройки были покрыты толстым слоем ломкого серого вещества. Пепел летел над волнами, налипал на ресницы, запутывался в волосах — и вскоре не осталось ничего вокруг, кроме серого завораживающего безмолвия и мертвой зыби волн…

Ощущение чудовищной заброшенности пронзило Люгера. Откуда-то к нему вдруг пришла абсолютная уверенность в том, что они остались одни на всей планете, оказавшись за гранью гибельного будущего. Ни одной живой твари, кроме людей, плывущих на «Ангеле», ни одного жилища и ни одного уцелевшего древесного ствола не было в этом умершем, сожженном мире. Только ледяной океан, каменные пустыни земли и тяжелый гнетущий саван небес, скрывший солнце и звезды на тысячи лет, которые равнозначны вечности…

Это было невыразимо прекрасное и ужасное видение — пепел, летящий над погибшими селениями, обезлюдевшими континентами и опустевшими морями. Люгер заметил, что ошеломлен не только он один, — такой же неожиданностью снег из пепла явился для всей команды, для аббата Кравиуса и даже для маленького человека в длинном плаще.

Люди тупо стояли в серой мгле, превратившись в бесплотные тени прошлого. Жизни не было места, пока вокруг мягко и неслышно падал пепел — спутник и наследник всеобщей смерти…

Все кончилось в один миг.

Серая пелена рассеялась как дым, пепельный снег прекратился. Сквозь невидимую стену оцепенения, окружавшую корабль, проникли постепенно усиливающиеся звуки. Снова заунывно свистел ветер, монотонно шумели волны, тоскливо скрипело дерево, и в небе двигались переменчивые клочья облаков…

Первым пришел в себя помощник аббата. Хриплой командой он погнал матросов на реи ставить паруса. Люгер посмотрел на Кравиуса и лишний раз убедился в том, что пепел и повальная гибель привиделись не одному ему.

До самого вечера люди были подавлены. Матросы сметали пепел с палубы корабля. Привычная болтовня аббата за ужином, по-видимому, всего лишь скрывала его страх и растерянность. Слишком долгие паузы выдавали его истинное смятение.

Ястребы так и не появились в тот день. Приближалась ночь, во время которой Люгер надеялся получить ответ хотя бы на один из своих вопросов. Однако он не знал, к худшему или к лучшему могло привести теперь вмешательство существа, созданного чернокнижниками из Гикунды.

Глава двадцать шестая

Черный лебедь в новолуние

Второе знамение стало кошмаром для Кравиуса, но и Стервятнику показалось не менее ужасным, чем первое.

Наступил вечер. Тьма сгустилась над океаном. Тучи по-прежнему затягивали небо, и поэтому ночь обещала быть беззвездной. Только несколько фонарей горело на «Ангеле», плывущем в неизмеримом просторе. До островов Шенда оставалось еще четыре дня пути, да и то при условии, что ветер не переменится.

Люгер уединился в своей каюте. Приближалась полночь, и с каждой минутой усиливался охвативший его суеверный трепет. Он понял, что опасается принять помощь, обещанную ему Монахом Без Лица. Но теперь уже было поздно отступать.

Он приготовил все необходимое для ритуала, который ему предстояло совершить впервые, — черные свечи, ланцет, сосуд для сбора крови, а также известные ему заклинания, оберегающие от духов тьмы.

Чтобы немного успокоиться, он решил воспользоваться старой гадательной колодой, найденной тут же, среди книг. Он разложил карты рубашками кверху в фигуру Нисходящего Оракула и уже взялся за первую из них, когда из-за деревянной переборки, отделявшей от него каюту Кравиуса, послышался какой-то неясный шум, а потом крик невыносимой боли заглушил все остальные звуки и отчаянно забился в чреве корабля.

От неожиданности Стервятник выронил карту. Она упала картинкой кверху.

Это был Король Жезлов с двумя кровавыми кругами на месте глаз.

Аббат Кравиус пил вино в своей каюте и рассматривал книгу с непристойными рисунками.

В общем он был доволен тем, как началось плавание. Этот мальчишка Люгер, по-видимому, считал, что использует его, но на самом деле все обстояло в точности наоборот. Наивная душа! Кравиус не сомневался, что сумеет избавиться от опасного союзничка после того, как завладеет Звездой Ада. Он даже точно знал, что нужно сделать для этого… Аббат считал делом чести продумывать свои интриги на несколько ходов вперед. Судьба Ястребов также была предрешена.

Вот только что означал этот проклятый пепел? За долгие годы странствий он никогда не видел ничего подобного. Странный и очень сильный знак… Ему удалось уязвить даже опустошенную душу Кравиуса. И тот, кто давно свил себе гнездо в его черепе, тоже был уязвлен.

Кравиус чувствовал это, как чувствовал и чужое присутствие, но его призрачный сожитель ускользал от сознания, словно вода, вытекающая между пальцами. Аббат не знал, является ли происходящее частью губительного замысла или же просто совпадением… Он пил, чтобы снять напряжение и хотя бы ненадолго забыть о том, что носит в себе частицу чего-то непостижимого, пришедшего из-за звезд…

В каюте догорали свечи, установленные внутри стеклянных фонарей. За иллюминаторами сгустилась тьма. Странный, еле слышный звук донесся снаружи. Этот звук был похож на шелест птичьих крыльев.

Кравиус поймал себя на том, что больше не слышит свиста ветра и плеска воды у борта. Шелест приближался, заполняя пространство, поднимаясь до звенящей ноты… Взмахи были слишком медленными для птицы. Да и откуда взяться птице здесь, в нескольких сутках полета от ближайшего берега?..

Внезапно звуки пропали. Аббат почувствовал, что у него пересохло в глотке. Потом он услышал в ватной тишине бешеный стук собственного сердца.

Кравиус ощутил присутствие постороннего в запертой каюте и медленно повернул голову к двери. У порога стоял чернокожий юноша, гладко блестевший в полумраке. На дальнем юге аббат встречал людей с таким цветом кожи. Юноша был совершенно обнажен, а его желтые глаза излучали свет, который не мог быть только отражением горящих свечей.

Какой-то отстраненной и безвольной частью своего сознания Кравиус понимал, что это всего лишь видение, притом — посланное врагом, и не может быть ничем иным, но ослабленный изрядным количеством вина, он недолго сопротивлялся и в конце концов поддался наваждению.

Чернокожий юноша приближался к нему, и аббат увидел, что тот находится в состоянии сексуального возбуждения. Его тело было прекрасным, влекущим, и между полуоткрытых губ снежной белизной сверкали зубы… Кравиус, склонный к противоестественным утехам, тоже испытал приятное волнение. Он встал и раскрыл свои обьятия ночному гостю.

Может быть, аббат воспринял все происходящее как безопасную и обольстительную игру с призраком или опьянение было слишком сильным, а то, что гнездилось в его мозгу, временно утратило свою власть над ним — во всяком случае, Кравиус страстно захотел стать любовником этого неотразимого черного полубога, излучавшего сильнейшую похоть, и потянулся к его гладкому лоснящемуся телу.

Он сомкнул обьятия.

То, чего он коснулся, было холодным, как дно могилы, и покрытым жесткими перьями.

Он держал в руках черного лебедя с кроваво-красным клювом и горящими желтыми глазами без зрачков.

Прежде чем Кравиус успел испугаться, лебедь грациозно изогнул шею, а потом в стремительном броске нанес ему удар клювом.

Чудовищная боль пронзила голову аббата. Еще не родившийся крик превратил его рот в зияющий колодец невероятных размеров. Лебедь нанес второй удар. Кравиус успел отбросить от себя птицу, но это спасительное движение было всего лишь следствием судорожного сокращения мышц, вызванного невыносимой болью. Затем его глотка наконец исторгла крик, который услышали все на корабле и в котором звучала такая беспредельная мука…

Кровавая пелена застилала мир.

Аббат закрыл лицо руками и почувствовал, как что-то горячее и скользкое стекает по левой стороне его головы. Страшная истина поразила его едва ли не сильнее, чем дикая боль, — проклятая птица выклевала ему глаз.

Пульсирующий ужас лишил его возможности бежать. Да и бежать было некуда — дверь каюты оставалась запертой… Кравиус крутился на месте, воя, как раненое животное, и пытаясь сохранить второй глаз. А лебедь снова и снова атаковал его. Ледяные крылья хлестали аббата по голове, а клюв вырывал клочья мяса из его рук, но ничто на свете не могло заставить Кравиуса открыть лицо…

Сквозь этот кошмар, казавшийся нескончаемым, он слышал какие-то звуки, которые отдавались в его голове тупыми ударами. Он не мог понять, что кто-то пытается снаружи выломать дверь каюты.

Потом раздался грохот и слишком громкие человеческие голоса. Терзающее его плоть ледяное жало исчезло, и осталась одна только боль. Когда уже не нужно было сопротивляться, он рухнул в темную пропасть без дна, сраженный собственным ужасом.

Люгер схватил со стола ланцет и выскочил в коридор. Он был первым, кто оказался у двери каюты Кравиуса, и безуспешно пытался открыть ее. Ему на помощь спешил маленький помощник аббата, а за ним в глубине коридора появилось еще несколько хмурых лиц.

Матросы стали выламывать дверь. Из-за нее доносились стоны Кравиуса, временами переходившие в душераздирающий вой, и размеренные пронзительные крики, явно исторгнутые не из человеческой глотки. Люгер понял, что ожидать можно чего угодно.

Ланцет был, конечно, смехотворным оружием, особенно в сравнении с узкой изогнутой саблей без эфеса, которую держал в руке маленький человек с бегающими глазками. Это был редкий, почти экзотический клинок, сделанный на востоке, может, даже в самом Земмуре. Слот впервые видел помощника аббата вооруженным и получил первое доказательство того, что люди, плывущие на «Ангеле», были не только моряками.

Дверь оказалась весьма прочной, однако замок не мог бы выдержать мощных ударов. Какая-то сила давила на дверь изнутри. Несколько человек с кинжалами, теснившиеся в узком коридоре, только мешали друг другу. Вой Кравиуса изводил всех. А помощник аббата неподвижно стоял в стороне и смахивал на смертельно опасного зверька, приготовившегося к последней в своей жизни схватке. Она и стала для него последней…