Охотники за алмазами Смит Уилбур

— Вам нужно еще что-нибудь? — Голос девушки звучал удивленно.

— Да, милая, пошлите мне цикуту.

— Простите?

— Еще два виски, пожалуйста.

Он выпил их в ванной, а когда вытирался, прозвенел дверной звонок. Обернув полотенце вокруг талии, он открыл дверь.

В спальню вошла Трейси и закрыла за собой дверь. Они долго стояли, глядя друг на друга. Глаза Трейси казались большими и темными, в них отражалась его боль.

— Джонни… — голос ее звучал хрипло, она протянула руку и положила ладонь ему на грудь. Плечи его обвисли, он придвинулся к ней, опустив голову ей на плечо. Вздохнул рваным разбитым вздохом.

— Пойдем, — сказала она и отвела его к кровати. Уложив его, подошла к окнам и закрыла занавеси.

В комнате было полутемно, безопасно, тепло, они держали друг друга в объятиях, как когда-то, много лет назад. Цеплялись друг за друга, их дыхание смешивалось, и не нужно было говорить.

Когда они стали любовниками, казалось, что этого они ждали всю жизнь.

Потом он лежал в ее объятиях и чувствовал, как силы возвращаются к нему, он черпал их у нее. Когда он наконец сел, выражение лица его изменилось, стало спокойным. Челюсть снова выпятилась, глаза горели.

— У нас еще есть три дня, — сказал он.

Она села рядом.

— Иди, Джонни. Быстрее. Не трать времени.

— Я выведу «Кингфишер» из главного желоба. Найду эти алмазы. Они там есть. Я знаю, что они там есть. Введу корабль прямо между Молнией и Самоубийством, найду эти проклятые алмазы — будь я проклят, если не сделаю этого. — Он спустил ноги с кровати, потянулся за одеждой, одновременно глядя на часы. — Четыре. Могу добраться до Картридж Бей за несколько минут до темноты. Пожалуйста, позвони в Картридж Бей, чтобы осветили поле, а «Дикий гусь» пусть ждет меня.

— Позвоню прямо отсюда. Потом приму ванну, а ты иди. Не трать времени. — Трейси энергично кивнула, и Джонни окинул взглядом ее тело. Потянулся и почти робко коснулся большой белой груди.

— Ты прекрасна… как мне не хочется идти!

— Я буду ждать тебя.

— Все не так, как я думал. Не так, как я мечтал. — Бенедикт гневно расхаживал по кабинету Старика, поворачиваясь к окну и останавливаясь, чтобы взглянуть на гору через долину.

— Ты причинил ему боль. Ты его раздавил. — Руби беспокойно пошевелилась. Она сидела, подвернув под себя длинные золотые ноги, как кошка, в большом кресле. Она беспокоилась, и это отражалось в морщинках в углах глаз, в том, как она поджимала губы. Ей следовало бы это предвидеть, понять, что момент торжества не удовлетворит его, а вслед за местью последует отвращение и разочарование. Она понимала, что лучше всего сейчас оставить его одного. Не следовало возвращаться с ним в старый дом на Винберг-Хилл. Она встала.

— Дорогой. — Она подошла к нему. — Сейчас я пойду домой. Соберу его вещи, хочу от них избавиться. Хочу стереть всякую память о нем. Отныне мы с тобой — вместе.

Она потянулась, чтобы поцеловать его. Бенедикт отвернул лицо.

— Ах! Значит, ты уходишь? — У него было раздраженное выражение, губы злобно надулись.

— Мы оба устали, дорогой. Отдохнем немного, я вернусь сегодня же к вечеру.

— Значит, теперь ты уже отдаешь приказы? — Он язвительно рассмеялся.

— Дорогой…

— Прекрати эти нежности. Мы заключили сделку, но она не сработала. Ты должна была окончательно сломить его. Но знаешь что? Ему было все равно. Я следил за ним, он даже был доволен. Да! Он обрадовался, что сможет избавиться от тебя.

— Бенедикт. — Она сделала шаг назад.

— Слушай. — Он подошел к ней ближе, придвинул лицо. — Если тебе так хочется уйти, чего же ты ждешь? Иди — и не задерживайся. Он не хотел тебя… и я тоже тебя не хочу.

— Бенедикт, — прошептала она. Кровь отхлынула от ее лица, оно стало белым, как береговой песок. Она в ужасе смотрела на него, все ее мечты рушились. — Ты не серьезно…

— Неужели? — Он откинул голову и снова рассмеялся. — Послушай, ты получила несколько отличных бриллиантов и норковую шубку. У тебя большой дом в Бишопскорте — отличная плата для шлюхи.

— Бенедикт, — она задохнулась от оскорбления, но он ее не слушал.

— Я доказал, что могу тебя получить, верно? Доказал, что могу отобрать тебя у него, — и все. А теперь будь хорошей девочкой и отправляйся домой.

— Машина. Я знаю об установке на «Кингфишере». — Это была ошибка. До этого у нее еще был шанс. Лицо его исказилось, налилось кровью. Он заговорил голосом, неровным от гнева, лицо казалось распухшим.

— Попробуй, — прошептал он. — Давай, попробуй. Тебе дадут пятнадцать лет. Ты в этом по уши, как и я. Подумай об этом — пятнадцать лет в женской тюрьме, моя красавица. И об этом подумай, — он поднял руку, как лезвие. — Я тебя убью. Клянусь Богом, я убью тебя собственными руками. Ты знаешь, что я это сделаю… ты теперь меня достаточно знаешь.

Она пятилась от него, а он шел за нею, по-прежнему держа руку у ее горла. — Тебе заплатили. Теперь убирайся.

Она еще несколько секунд стояла перед ним, и он был слишком захвачен гневом, чтобы заметить, что страх в ее взгляде смешался с чем-то другим, что она оскалила маленькие острые зубы.

— Хорошо, — сказала она. — Я ухожу. — И вышла из кабинета, грациозно ступая своими длинными золотыми ногами и раскачиваясь.

Руби ехала медленно, глаза ее были полны слез. Дважды ей сигналили, но она вцепилась в руль и смотрела вперед, вдоль Де Вааль Драйв, на нижние склоны горы. Не доезжая до университета, она свернула с дороги и через сосновую рощу достигла стоянки за мемориалом Сесиля Родса. Тут она оставила машину и по широкой мощеной террасе спустилась между греческими колоннами, потом по каменным ступеням туда, где конная статуя вечно осматривает горизонт, заслоняя левой рукой глаза.

Она подошла к парапету и посмотрела на далекие голубые горы Хельдерберга. Поежилась: холодный ветер пробирал сквозь летнее платье и был резок, как ее горе.

Слезы наконец вырвались из ее глаз, покатились по щекам и упали на шелковое платье. Это были слезы жалости к самой себе, но и слезы гнева, холодного и яростного.

— Скотина, — прошептала она дрожащими губами. Поблизости на парапете сидела парочка, двое студентов в порыве первой любви обнимали друг друга. Они повернулись и взглянули на нее.

Парень что-то шепнул девушке, и та с неосознанной жестокостью хихикнула. Руби яростно посмотрела на нее, девушка отвела взгляд. В замешательстве парочка слезла с парапета и ушла, оставив ее в одиночестве.

Ни на минуту она не думала отступить, угроза Бенедикта ничего для нее не значила, единственной ее заботой было действовать так, чтобы причинить ему наибольший ущерб. Последствия для нее самой не входили в ее соображения. Нужно выбрать самое быстрое и верное средство мести. И постепенно темные облака, затмившие ее разум, рассеивались, она приняла решение.

Джонни остановился в отеле «Талбаг».

Она повернулась и побежала к машине, длинные желтые волосы знаменем развевались сзади, как вымпел на пике кавалериста. Она двигалась быстро, пока не добралась до заполненной в этот час дороги нижнего города. Слезы высохли, она ползла, кипя нетерпением, вдоль медленной реки уличного движения.

Уже после пяти она остановилась у входа в «Талбаг» и вбежала в фойе отеля.

— В каком номере мистер Ленс? — спросила она у девушки за столом.

— Мистер Ленс выехал примерно час назад. — Девушка с любопытством рассматривала размазанную косметику Руби.

— Он сказал, куда уходит? — выпалила Руби, чувствуя сильнейшее разочарование.

— Нет, мадам, — девушка покачала головой. — Но он очень торопился.

— Черт возьми! — горько выругалась Руби. Она повернулась, не зная, что делать дальше. Может, Джонни вернулся в свой кабинет?

Напротив открылась дверь лифта, и вышла Трейси Хартфорд. Даже в своем нетерпении Руби заметила исходящее от нее сияние: эта женщина только что встала из постели своего любовника. И у Руби не было ни малейшего сомнения в том, кто этот любовник.

На мгновение она была парализована шоком. Потом ей захотелось подойти и ударить самодовольно ухмыляющуюся Трейси по лицу. Она подавила это желание и, напротив, встала перед Трейси, когда та пошла к стеклянной двери.

— Где Джонни? — спросила она.

Трейси от неожиданности остановилась. Легкий виноватый возглас подтвердил подозрения Руби.

— Где он, черт вас возьми? — Голос Руби звучал низко и хрипло, полный чувств.

— Его здесь нет. — Трейси пришла в себя, быстро меняя выражение лица.

— Где он? Я должна его видеть.

— Он полетел в Картридж Бей.

— Когда он улетел? Это важно, очень важно.

— Час назад. Он уже в воздухе.

— Можете связаться с ним? — В нетерпении Руби схватила Трейси за руку и больно сжала.

— Могу попробовать по радио… — Трейси вырвала руку.

— Нет, — быстро прервала Руби. Нельзя выкрикивать такое сообщение всему свету. — А можете последовать за ним, нанять самолет?

Трейси покачала головой.

— Самолет вне расписания после темноты не выпустят.

— Вы должны поехать за ним — на машине. И побыстрее.

— Но почему? — Трейси смотрела на нее, удивленная ее странной настойчивостью, заметила высохшие слезы и дикий взгляд Руби. — Туда восемь часов езды.

— Я вам расскажу. Нельзя ли использовать номер Джонни?

Трейси заколебалась, вспомнив неубранную постель. Но тут в фойе появился управляющий отеля, и Трейси с облегчением повернулась к нему.

«Бичкрафт» неожиданно споткнулся и лег на крыло, Джонни интсинктивно выправил положение и в поисках объяснения взглянул на приборную панель. Там все было в порядке, он посмотрел через крыло и впервые заметил пыльные облака на большой равнине под собой. Они длинными полосами двигались вдоль земли, и садящееся солнце окрашивало их в розовато-лиловый и золотой цвета. С тревогой он осмотрел горизонт впереди и увидел надвигающуюся стену, похожую на голубые горы. В этот момент стена накатилась на солнце, превратив его в тусклый красный шар. В кабине стало полутемно, как будто приоткрыли дверь печки в темной комнате.

Снова «бичкрафт» вздрогнул: его подхватил новый порыв ветра с севера, в тот же момент ожило радио.

— Зулу Шугар Питер Танго Бейкер, это контроль Александра Бей. Отвечайте, пожалуйста.

Голос диспетчера был почти неразличим в треске атмосферного электричества. Джонни протянул руку, собираясь включить передатчик, но остановился. Он лихорадочно соображал. Вероятно, пытаются отменить разрешение на полет. С пустыни идет сильная буря. Либо его полет отменят, либо дадут маршрут, ведущий далеко в сторону.

Он посмотрел на часы. До Картридж Бей двадцать минут полетного времени. Нет, теперь он летит при сильном встречном ветре, значит двадцать пять или тридцать минут. Он быстро осмотрел берег с правой стороны и увидел в сгущающемся сумраке длинные полосы прибоя. Берег еще чист и может таким остаться тридцать минут.

— Зулу Шугар Питер Танго Бейкер, говорит Александра Бей. Повторяю, отвечайте. Отвечайте. — Голос диспетчера звучал тревожно.

У него есть хороший шанс опередить бурю и добраться до Картридж Бей. Он свернет на запад и прилетит со стороны моря, используя в качестве маяка огни «Кингфишера». Проскочит по краю пыльного облака. Если промахнется, сможет повернуть и лететь по ветру назад. Радио теперь свистело и хрипело гневно, голос диспетчера иногда терялся, иногда слышался ясно.

— …запрещен. Повторяю: полет запрещен. Вы меня слышите, Зулу Шугар Питер Танго Бейкер? Отзовитесь… буря силой в семь баллов… видимость в области бури… повторяю: нулевая видимость в области…

Теперь северный ветер установится на многие дни и уничтожит всякую возможность ввести «Кингфишер» в пролив между Молнией и Самоубийством.

Джонни выключил радио, прервав связь с контролем, и сразу в кабине стало удивительно тихо. Он уселся поудобнее и слегка приоткрыл дроссели, следя за стрелками на шкалах приборов.

Теперь он находился на высоте в триста футов, и «бичкарфт» прыгал, как марлин на крючке. Он летел по приборам в абсолютной темноте. Не видно было даже концов крыльев, но наверху все еще светили звезды. Джонни двигался вперед, навстречу буре, а облака пыли двигались встречным курсом, уже закрыв Картридж Бей.

Каждые несколько секунд он бросал быстрый взгляд вперед, надеясь увидеть огни, потом его взгляд снова устремлялся к приборам.

— Пора, — мрачно думал он. — Пора показаться огням. Я скоро буду над сушей. Еще тридцать секунд, и я промахнулся.

Он снова поднял голову — прямо перед ним был «Кингфишер». Все его огни горели, он казался огненным бакеном во тьме. Корабль слегка раскачивался: ветер еще не успел поднять настоящие волны.

Джонни пролетел над кораблем, чуть не задев надстройки, и стал с беспокойством отыскивать освещение на поле.

Оно появилось как полоса меньшей темноты в абсолютной черноте ночи. Он выправил курс, глядя, как полоса превращается в двойную линию костров, коптивших и колебавшихся на ветру.

Он низко перелетел через канаву, и сила толчка, казалось, оторвет шасси. Но тут самолет покатился по дорожке, костры мелькали мимо концов крыльев.

— Ленс, старина, — пробормотал он с благодарностью, — дело было нелегкое!

Ветер бил корпус машины, шины визжали на гудронированном шоссе, «мерседес» двигался по извивам горной дороги, и все эти звуки вторили ударам пульса и усиливали биение сердца Трейси.

Она правила с вдохновенной непринужденностью, глядя, как выпрыгивают их тьмы повороты, ощущая мощные утесы, нависавшие над дорогой и закрывавшие половину ночного неба.

В серебряном полотне озера Гленвильям отразились звезды, и вскоре озеро осталось позади. Трейси спустилась с гор, переправилась через Слоновью реку и сделала короткую остановку в Ванринсдорпе для заправки. Трейси внимательно изучала карту дорог. С чувством отчаяния она смотрела на цифры указателей расстояния: каждая миля увеличивала ее нетерпение.

И вот она снова за рулем, и перед ней обширная пустота Намакваленда. «Мерседес» устремился вперед.

— …Там установлена какая-то машина, я точно не знаю, как она действует, но она отбирает алмазы. Бенедикт приказал установить ее в Лас Пальмасе…

Огни фар стали маленькими столбами света, голубая лента дороги тянулась бесконечно. Трейси одной рукой зажгла сигарету, по-прежнему слыша в ушах голос Руби:

— …среди них один алмаз. Он назвал его «Большой Голубой». Бенедикт говорит, что он стоит миллионы…

Трейси не могла в это поверить. Такое невероятное предательство, такой обман она не могла себе представить.

— Итальянец, капитан, будьте с ним острожнее. Он работает на Бенедикта. И второй тоже — Хьюго — они все в этом. Предупредите Джонни.

Бенедикт! Слабый, порочный Бенедикт, плейбой, транжира. Неужели он спланировал и осуществил все это?

Сбоку в машину ударил порыв ветра, сталкивая ее с гудрона в обочину. Трейси с трудом удержала руль. Под колесами визжал гравий. Трейси вернулась на дорогу и снова устремилась на север.

— Предупредите Джонни! Предупредите Джонни!

Бенедикт Ван дер Бил сидел в отцовском кресле, в доме отца, он был совершенно один. Одиночество впивалось в него.

Перед ним на столе стояли хрустальный бокал и графин. Коньяк не утешал, его теплота в горле и животе только усиливали ледяной холод одиночества. В своем воображении он видел себя опустошенным. Он шелуха, наполненная холодом тоски.

Он осмотрел комнату, с ее темными деревянными панелями, с ее пыльным запахом смерти. Подумал, сколько раз так, один и в одиночестве, сидел его отец. В одиночестве и страхе перед пожиравшим его раком.

Он встал и принялся бесцельно шагать по комнате, касаясь мебели, как будто пытался связаться с человеком, жившим и умершим здесь. Остановился у закрытого занавеской окна. Ковер на полу новый. Им заменили тот, который не смогли очистить.

— Старик правильно поступил, — сказал он вслух. Голос его странно прозвучал в его собственных ушах.

В неожиданном порыве он быстро подошел к массивному шкафу у очага и попытался открыть дверцу. Она была закрыта на ключ.

Он спокойно отступил на шаг и пнул дверцу. Дерево раскололось, он ударил снова, сорвав дверцу с петель.

Продолговатый кожаный футляр лежал на верхней полке, Бенедикт снял его и отнес на стол. Открыл защелки и отбросил крышку.

Вынул синиеватый металлический двуствольный «парди ройял», смазка выпачкала его руки.

— Якобус Исаак Ван дер Бил. — Он вслух произнес имя, выгравированное на стали среди изображений фазанов и охотничьих собак.

Улыбнулся.

— Старый черт. — Улыбаясь, он покачал головой, как будто услышал забавную шутку, потом начал медленно собирать дробовик. Взвесил его в руках, восхищаясь уравновешенности оружия.

— Старый ублюдок принял решение. — По-прежнему улыбаясь, он отнес дробовик на новый ковер. Поместил приклад между ног, так что ствол торчал в потолок, медленно наклонился, открыв рот, сунул ствол меж зубов, потом положил палец на курок.

— Щелк! Щелк!

Курок ударил в пустой затвор, Бенедикт распрямился, вытер смазку с губ. Снова улыбнулся.

— Вот как он это сделал. Оба ствола в горло. Прекрасное лекарство от тонзиллита! — усмехнулся он и взглянул на разбитую дверцу шкафа. На второй полке стояли коробки с патронами.

Он сунул ружье под мышку и снова пошел к шкафу, на этот раз двигаясь более целеустремленно. Схватил коробку с патронами, раскрыл ее. Руки его вдруг задрожали, и толстые красные патроны упали на пол. Он наклонился и поднял два.

С растущим возбуждением и ужасом он раскрыл ружье и сунул патроны в темные гнезда стволов. Они с глухим стуком аккуратно заняли свое место, и он торопливо отошел на прежнее место к окну.

Глаза его теперь ярко горели, дыхание стало порывистым, он отвел предохранитель и снова поставил приклад на пол.

Снова взял стволы в рот — непристойный поцелуй — и потянулся к куркам. Они были холодны и маслянисты. Он слегка погладил их, ощущая металлические желобки, дрожа от прикосновения к ним, как никогда не дрожал, касаясь женского тела.

Потом неожиданно распрямился. С трудом перевел дыхание.

Неуверенно отнес оружие на стол и положил на полированную поверхность.

Наливая себе коньяк, он с извращенным наслаждением не отрывал взгляда от прекрасного сверкающего оружия.

Пар затуманил зеркальные стены ванной, отражение казалось неясным. Руби Ленс медленно вытерлась толстым пушистым полотенцем. Она не торопилась: хотела дать Трейси возможность часа на четыре удалиться от Кейптауна. С глубоким нарциссическим удовольствием она увидела в зеркале, как мягким розоватым светом блестит ее тело от горячей ванны.

Завернувшись в полотенце, она прошла в гардеробную, взяла одну из оправленных серебром щеток и начала расчесывать волосы, расхаживая перед открытым гаредеробом, чтобы выбрать подходящий для случая наряд. Должно быть что-нибудь особенное; возможно, платье от Луи Феро, длинное, из бледно-желтого сатина, которое она еще ни разу не надевала.

Так и не приняв решение, она села у туалетного столика и начала сложный процесс накладывания косметики. Работала она очень тщательно, пока наконец не улыбнулась удовлетворенно своему отражению в зеркале.

Она бросила полотенце, вернулась к гардеробу и стояла перед ним, нагая и стройная. Слегка надув губы, Руби сосредоточенно думала, решив отказаться от платья Феро. И вдруг она улыбнулась и потянулась к норковой шубке Бенедикта.

Закуталась в бледное облако меха, взбила воротник, чтобы он обрамлял лицо. Прекрасно. Только мех и пара золотых туфелек, бледно-золотых, отлично соответствующих цвету волос.

Неожиданно она заторопилась. Выбежала из дома к машине. Огибая старый дом на Винберг-Хилл, она включила фары. Ненавязчиво шумел мотор, смешиваясь с шепотом ночного ветерка в каштановых деревьях, обрамлявших подъездной путь.

Она остановилась во дворе, увидела «роллс» Бенедикта в гараже, увидела свет в окне кабинета. Передняя дверь открыта. Ее туфельки не издавали ни звука в темных коридорах; она потянула дверь кабинета, та распахнулась. Она вошла в комнату, закрыла за собой дверь и остановилась, прижавшись спиной к темной деревянной панели. В комнате было полутемно, горела одна затененная лампа.

Бенедикт сидел за столом. В комнате висел тяжелый запах сигаретного дыма и коньячных паров. Лицо у него раскраснелось, рубашка была расстегнута. На столе перед ним лежал дробовик. Руби удивило присутствие оружия, она смутилась и забыла приготовленные заранее слова.

Бенедикт взглянул на нее. Глаза его были слегка не в фокусе, он медленно мигнул. Потом улыбнулся, рот его изогнулся, и заговорил он неуверенным голосом.

— Значит, ты вернулась.

К ней мгновенно вернулась вся ненависть. Но она сохранила бесстрастное выражение лица.

— Да, — согласилась она. — Вернулась.

— Иди сюда. — Он повернул стул, но она не двинулась, прижимаясь спиной к деревянной панели.

— Иди сюда. — Бенедикт говорил теперь увереннее.

Неожиданно Руби улыбнулась и послушалась.

Она остановилась перед ним, кутаясь в мех.

— Наклонись, — приказал Бенедикт, и она заколебалась.

— Вниз! — хлестнул его голос. — Вниз, черт побери!

Руби опустилась перед ним на колени, а он выпрямился. Она стояла перед ним в покорной позе, склонив голову, золотые волосы упали на лицо.

— Ну, давай, — насмехался он, — проси у меня прощения.

Она медленно подняла голову и посмотрела ему в лицо. Негромко заговорила.

— Трейси сегодня в пять тридцать выехала в Картридж Бей.

Выражение лица Бенедикта изменилось.

— Она выехала четыре часа назад, теперь она уже на полпути.

Он смотрел на нее, раскрыв губы, красные, мягкие, слабые.

— Она едет к Джонни, — продолжала Руби. — Она все знает об установке на «Кингфишере». Знает о большом голубом алмазе.

Он начал недоверчиво качать головой.

— К утру Джонни тоже будет знать. Так что, дорогой мой, ты опять проиграл, не так ли? Тебе его никогда не победить, Бенедикт. Ну как, мой дорогой?

В голосе ее звучало торжество.

— Ты? — прохрипел он. — Ты?

И она рассмеялась, кивая в знак согласия, неспособная из-за смеха говорить.

Бенедикт неуклюже наклонился, протянув руки к ее горлу. Она упала, он на нее. Смех ее захлебнулся.

Они покатились по полу. Бенедикт продолжал сжимать ее горло, он кричал в ярости и отчаянии. Она била длинными ногами, царапала его лицо ногтями, сражалась с силой загнанного животного.

Они неожиданно откатились назад, и Бенедикт с силой ударился головой о ножку стола. Он разжал руки, она вырвалась, шумно дыша. Откатилась от него, одним гибким движением встала на ноги, воротник норковой шубы был разорван, спутанные волосы свисали на лицо.

Бенедикт, держась за стол, встал на колени. Он по-прежнему кричал, испускал яростные бессвязные звуки, а Руби повернулась и устремилась к двери.

Ослепленная собственным гневом, с трудом дыша, она дергала ручку двери, повернувшись к нему спиной.

Бенедикт схватил со стола ружье. По-прежнему стоя на коленях, он положил его на руки. Отдача ударила его, выстрел громко прозвучал в закрытой комнате, длинный язык желтого пламени осветил сцену, как вспышка фотографа.

Тяжелый заряд ударил Руби в спину. На таком расстоянии он пробил спину и таз, образовав огромное отверстие. Разорвал ей живот, развернув ее у стены. Она скользнула вниз и села, глядя на него через разорванную норку.

Бенедикт следовал стволом за ее падением и выстрелил из второго ствола. Снова короткий гром и желтое пламя.

С еще более близкого расстояния, чем первый, второй выстрел ударил в ее прекрасное золотое лицо.

Бенедикт стоял в гараже, прижавшись лбом к холодному металлу «роллс-ройса». Он все еще держал в руках дробовик, карманы были набиты патронами, которые он подобрал с пола, перед тем как выйти из кабинета.

Он сильно дрожал, как больной с высокой температурой.

— Нет! — простонал он, повторяя это отрицание снова и снова, опираясь на большую машину.

Неожиданно его вырвало: он вспомнил, какую учинил бойню. Его рвало смесью коньяка и ужаса.

Он побледнел и ослаб, но почувствовал себя лучше. Через открытое окно бросил ружье на заднее сидение, сам сел на место шофера.

Он сидел, склонившись к рулю, и постепенно инстинкт самосохранения взял верх.

Казалось, у него только один путь к спасению. «Дикий гусь» способен переправить его через океан — может быть, в Южную Америку, а в Швейцарии у него достаточно денег.

Он вывел «роллс» из гаража, шины негромко визжали на бетоне, в свете фар поднимался голубоватый дымок.

«Мерседес» полз по толстому слою песка, фары безуспешно пытались разогнать яркий оранжевый пылевой туман, перехлестывавший дорогу впереди. Горячий песчаный ветер бил по корпусу, покачивая машину на рессорах.

Трейси сидела за рулем, всматриваясь вперед глазами, горевшими от усталости и пыли.

Эта песчаная дорога была единственным путем, ведущим от главной магистрали к Картридж Бей. Сотни миль мучительного пути в глубоких песчаных колеях и по треснувшим камням, когда дорога пересекала каменистые хребты.

Радиатор «мерседеса» закипел, он перегрелся от горячего ветра и от усилий преодоления толстых песчаных заносов. Местами приходилось прорываться сквозь жесткую пустынную растительность по колено высотой.

Каждые несколько минут перед машиной, как вспугнутое животное, пролетало перекати-поле, гонимое ветром.

Временами Трейси казалось, что она пропустила очередной поворот и теперь устремляется прямо в пустыню, но потом перед ней в свете фар снова показывалась песчаная колея. Однажды она действительно съехала с дороги, и «мерседес» немедленно засел, его колеса бесполезно проворачивались в песке. Ей пришлось выйти из машины, голыми руками выгрести песок из-под задних колес, натолкать в углубления обломки дерева, чтобы дать колесам точку опоры. Когда «мерседес» неуклюже выполз обратно на дорогу, Трейси чуть не расплакалась от облегчения.

Сквозь облака пыли медленно пробился рассвет, Трейси выключила фары и поехала дальше, пока вдруг, совершенно неожиданно, не увидела Картридж Бей. Перед ней появились здания, она выбежала из машины и бросилась к жилым помещениям. Заколотила в дверь, открыл десятник, впустил ее внутрь и удивленно уставился на нее. Трейси опередила его расспросы.

— Где «Дикий гусь»?

— Отвез мистера Ленса на «Кингфишер», но уже вернулся и стоит у причала.

— А капитан, Хьюго Крамер?

— На борту, в своей каюте.

— Спасибо. — Трейси открыла дверь и выбежала в бурю.

«Дикий гусь» стоял у причала, привязанный к чалкам прочными тросами, и все же дрожал и качался на ветру. На палубу вел трап, в иллюминаторах горел свет. Трейси поднялась на борт.

Из своей каюты появился Хьюго Крамер в мятой пижаме. Трейси прошла мимо него.

— Вы отвезли Ленса на «Кингфишер»? — возбужденным беспокойным голосом спросила она.

— Да.

— Идиот, разве вы не поняли, что этого нельзя делать? Он что-то учуял. Иначе зачем бы он сюда полетел в бурю?

Хьюго смотрел на нее, и Трейси инстинктивно поняла, что Руби сказала правду.

— Не знаю, о чем вы говорите, — наконец сказал он.

— Прекрасно знаете! Когда мы все окажемся за решеткой, у вас будет долгих пятнадцать лет, чтобы обо всем подумать. Ленс вот-вот все узнает, вы, глупец. Я должна его остановить. Отвезите меня на «Кингфишер».

Он был смущен — и испуган.

— Я ничего не знаю… — начал он.

— Вы зря тратите время, — резко прервала его Трейси. — Отвезите меня на «Кингфишер».

— Ваш брат — где он? Почему не приехал сам?

Трейси предвидела этот вопрос.

— Ленс избил его, очень сильно. Он в больнице. Он послал меня.

Неожиданно Хьюго поверил.

— Gott! — выкрикнул он. — Что нам делать? Эта буря… я смогу доставить вас туда, но не смогу оставить «Дикого гуся». Экипаж не справится с кораблем в море. А что вы сделаете в одиночку?