Говори со мной по-итальянски Тонян Лаура
— Я не хочу, чтобы все случилось так, — перевернув меня на спину, признается Блэнкеншип, пригвоздив мои руки к спортивному покрытию ринга. Он держит крепко за запястья, не давая пошевелиться, а наше сбившееся ко всем чертям дыхание доказательство того, что мы оба не хотим останавливаться.
— Ты слышишь? — повторяет парень, вдыхая носом запах моих собранных в хвост волос. — Твой первый раз… — осекшись, он пытается исправиться. — Наш первый раз обязан быть другим.
Не здесь. Не так.
В этот раз уже я хочу оттолкнуть его, создав между нами хоть какое-то расстояние.
— Откуда ты знаешь, что я девственница? — С трудом вырвав руку из захвата Лукаса, я выставляю ее перед собой, уперев в грудь парня. — Я тебе об этом не рассказывала.
— Я вообще-то не так сказал…, — Блэнкеншип замолкает, видимо, выискивая в мозгу отмазку, что сумела бы ему помочь.
Он морщится, осознав, что облажался, а я сама выползаю из под него.
Лукас не старается меня удержать под собой, но по его напряженным скулам, стиснутым зубам заметно, что хочет это сделать. Оперевшись на ребра ладоней, я сажусь ровно, ожидая дальнейших слов от Блэнкеншипа.
— Я же говорил, что знаю о тебе очень много, — вдается в подробности он. — Твои подружки довольно болтливы, если их хорошо попросить.
Изогнув бровь, я смотрю на него с широко раскрытыми глазами, не очень понимая, почему девочки, вообще, от меня что-то скрывали, ведь они были в курсе, что Лукас мною заинтересован.
— Ну, если совсем честно, — продолжает парень, улегшись рядом со мной и полностью расслабившись, — у нас небольшая договоренность с Селест.
Сексуальный британец складывает пальцы в щепотку, а я продолжаю смотреть на него сверху вниз, склонив голову набок. Он, раскинув руки, чувствует, уверена, абсолютное удобство в новом положении.
— Небольшая договоренность? — уточняю с любопытством, едва сдерживая улыбку.
Она прорывается наружу, и Лукас замечает это, поэтому и щипает несильно за бок. Слегка подпрыгнув, бью его по раскрытой ладони.
— Да, именно так, — с невероятной простотой отвечает обладатель лазурных глаз. — Я убедил ее ничего тебе не выкладывать, а сам пользовался любезно предоставленной ею информацией. Я плохой человек? — спрашивает он, повернув ко мне лицо и чуть скривив его.
Кивнув, поджимаю губы.
— Очень плохой. Но Селест удивила меня больше.
— Она и намека не дала, верно?
— Ни единого, — соглашаюсь с ним.
Внезапно он подхватывает меня за задницу, получив в ответ мой испуганный и азартный вскрик, и сажает на себя, приложив свои губы к моим губам. Теперь он целует меня не так смело, я бы даже сказала, в касаниях присутствует не скрытая робость. Но столько нежности от этого мужчины я ещё не получала, и не смогу солгать, что не нравится.
— Ты все ещё не ответил за свои слова перед моими подругами. Вы все втроем создали мне проблему. Снова, — строго объявляю, отодвигаясь.
Лукас разочарованно стонет, щурит глаза и пытается вновь притянуть меня к себе, но я непреклонна.
— Я ведь сказал, что это была просто шутка. Давай не будем ссориться? — Он предлагает это с такой легкостью, словно я предъявляю ему претензии по поводу неудачной покупки.
Блэнкеншип все-таки вскидывает на меня свой взгляд, и, встретившись с моим — основательным и взыскательным, — несладко вздыхает. Его плечи поникают в тот же миг. Кажется, лишь таким образом можно повлиять на ребячливость, которая время от времени появляется у Лукаса, а он воспринимает ее, как что-то само собой разумеющееся.
— Серьезно, Ева, — изрекает парень. — Я не думал, что все обернется не очень хорошо для тебя… Никто из нас не предпо…
Я не даю ему договорить.
— Не очень хорошо? — переспрашиваю и вскакиваю на ноги.
Мне не составляет труда быстро спуститься с помоста, и даже канаты, которые в прошлый раз были проблемой, сегодня преодолеваются без особой тягости. Лукас спрыгивает вслед за мной. Он, по всей вероятности, не понимает, что происходит, разводит руками, все задает и задает нецелесообразные вопросы, просто не зная, не осознавая, что дружба для меня очень важна. Или только парни, состоящие в одной компании, считаются авторитетными, а отношения женщин друг с другом уже не имеют никакого значения?
— Ты вообще в курсе, что мне наговорила Пьетра? Она считает, что я переспала с Маркусом. Думает, у меня есть связь с ее братом.
Лукас хмурит брови, приходя в бешенство, играя желваками.
Злость буквально исходит от него, и даже, кажется, ее запах легко улавливается.
— Чего? Она в своем уме?! — кивнув на меня подбородком, строго вопрошает он, будто виновата во всем я.
— Понятия не имею, но я позволила своим друзьям узнать правду, — отвечаю, быстро одеваясь. Лукас ловит меня за руку, поворачивая к себе. Посмотрев на него, я предупреждаю следующие возможные выпады в свой адрес:
— И я полагаю, что не должна оправдываться за этот свой выбор.
В глазах Блэнкеншипа зажигается что-то другое — что-то, похожее на понимание и сожаление.
— Ни в коем случае, — качнув головой, бормочет он, не спуская с меня глаз. — Ева, я знаю, что не заплатил за свою ошибку сполна, и не знаю, настанет ли такой день, когда ты расквитаешься со мной, но давай попробуем…
Мое настроение валяется где-то под нашими ногами, так низко уже упало, и я не в духе обсуждать то, что происходит между нами, но все равно отвечаю Лукасу:
— Отношения жертвы и палача? — спрашиваю, смотря на него в упор.
Под моим проницательным взглядом он теряется.
— Без понятия, — честно говорит Блэнкеншип. — Может, и так.
Но я уже не смогу выбросить тебя из своей жизни, а ты не сможешь игнорировать мое присутствие, потому что мы оба хотим друг друга, ты и сама это чувствуешь.
Все это Лукас горячо шепчет, плотно притесняя меня к себе, не давая мне и шагу сделать в сторону. Наша сегодняшняя встреча похожа на шторм. То мы, как волны врезаемся о скалы с невозможной силой, испытывая желание сорвать всю одежду к чертям, то мы, подобно успокоившейся, лишь на время, воде, преображаемся в промозглый холод и северный ветер. А потом все начинается заново, превращая наши не начавшиеся отношения в замкнутый круг. Я даже не знаю, куда может привести подобное общение.
— Я никогда не забуду, как впервые пересекся с тобой глазами. Тогда, на пляже. Я никогда не забуду, что тогда почувствовал. Ты засела у меня вот здесь, — пальцем свободной руки Лукас стучит по своему виску, поглядывая на мои губы. Он неосознанно проводит языком по своим, и оглядывает помещение, о чем-то размышляя. Потом парень резко поднимает голову обратно вверх.
— Поехали со мной в Лондон? — предлагает вдруг
Блэнкеншип.
Я выпадаю в осадок от такой абсолютно непредвиденной и скоропостижной инициативы. Мой рот автоматически трансформируется в букву «о», и мозг ещё несколько секунд обрабатывает «запрос», прежде чем я могу хоть что-то ответить Лукасу.
— О чем ты… говоришь? — усмехнувшись безрадостно и шокировано, я качаю головой.
Он хватается за меня двумя руками, пробирается ими неспешно наверх и кладет красивые ладони с длинными пальцами на мои скулы. Из чего следует, что я гляжу только на него, не смея прервать зрительного контакта.
— Я улажу… Я улажу все дела с твоими подругами, я проконтролирую, чтобы Пьетра извинилась перед тобой. Мне плевать, что будут говорить о нас, если слухи распустятся в
«Тор Вергата». Я хочу, — пусть я и не имею права даже мечтать о таком, — чтобы ты тоже наплевала на окружающих, и отдалась мне. Стала моей, Ева. — Каждое его слово, каждая буква, без прибавлений и раздуваний, преисполнены горячностью, воодушевлением, пылкостью.
Этого никак нельзя не расслышать Я задыхаюсь от его прикосновений, от его отчаянных намерений. Мне, по сути, даже неизвестно, что происходит, как это назвать, и куда это приведет, и всего на некоторое время, выбросив весь негатив, я смотрю на нашу ситуацию по-другому: никогда никто не был со мной до такой степени увлеченным и вдохновленным.
— Поехали в Лондон на осенних каникулах? Мы, как раз, отпразднуем там День Благодарения. Я покажу тебя своим друзьям и родственникам. Я покажу им, какая ты! — дополняет темпераментно Лукас. Забыв о своих нескончаемых заморочках, я с задором интересуюсь у него:
— Какая?
— Замечательная…, - на выдохе произносит Блэнкеншип.
Он прислоняет меня к стене, следом крепко прижимается, вызывая во мне возбуждение, вызывая во мне настоящие эмоции. Его руки так и остаются на моих щеках, ощупывая бережно кожу лица, спуская к шее. Языком Лукас поначалу ласкает губы, что и является причиной трепета и нешуточной взволнованности. Но потом проникает внутрь, создавая пожар во рту, и тем самым влияя на мое тело непостижимым образом.
Я льну к нему ближе, сама желая придать ласкам экспрессии и яркости. Поцелуй Алистера не идет ни в какое сравнение с тем, что творит со мной Лукас. Если бы кто-то пару месяцев назад сказал, что я буду чувствовать к Блэнкеншипу… влюбленность… я бы врезала этому человеку. А теперь даже не знаю, что предпринимать, как вести себя, когда внутри бушует страсть.
Лукас сам прерывает поцелуй, и я закусываю нижнюю губу от досады. Он прислоняет свой лоб к моему, густо смыкает веки и принимается пришептывать, отчего я становлюсь ещё более мокрой:
— Я хочу тебя, — почти с болью отдается в его голосе. — Боже, как же я сильно хочу тебя…
Мне думается выкрикнуть: «Я тебя тоже!», но сдерживаюсь, соблюдая недолгую паузу.
— Хочешь узнать кое-что? — слегка изогнув губы в улыбке, говорит парень.
Я тянусь и целую его, он в ответ сладко отвечает мне.
— Хочу, — шепчу у уха Блэнкеншипа.
Он высказывается не тот час же, но когда я слышу следующие слова, мои колени подкашиваются сами собой, а надетое кое-как пальто спадает с плеч:
— Только из-за тебя я полюбил Италию. Этот город, в частности. Только благодаря тебе.
Непредвиденно Лукас хватает меня на руки. Он весело смеется, довольствуясь моей реакцией: смущение, тревога и легкое замешательство — все, держу пари, отразилось на моем лице. Парень сажает меня на стол, который разместился совсем рядом. Он совсем старый, а на его краю лежат тетради, блокноты, тоже не отличающиеся новизной и свежестью. Я улыбаюсь, пройдя этап обескураженности и успокоившись, завидев теплоту его холодных глаз. Как бы странно и эксцентрично это ни звучало.
— Эй, — он поднимает мой подбородок, когда я опускаю глаза в свободную область промеж наших тел. — Посмотри на меня.
Лукас достаточно ловко и без промедления укорачивает расстояние, и мне больше нечего лицезреть, поэтому я вскидываю на него взгляд — в котором определенно поселилось блаженство и восхищение. Британец натягивает пальто мне на плечи, вынимает из кармана мой мобильный, который чуть на свалился на пол, и кладет его на стол вблизи моей правой ноги.
Взор Лукаса красноречивее всех на свете слов. Но внезапно он принимается стягивать с меня джинсы.
— Ты что делаешь?! — растерянно, со страхом восклицаю.
Указательный палец Лукас прикладывает к губам, растянутым в коварную улыбку. И не знаю, что мне от нее ждать. В один миг все переменилось. Я все ещё та же трусиха, и на долю секунды даже подумалось, что Лукас хочет изнасиловать меня. Конечно, эта гнилая мысль быстро покинула голову.
Мистер Блэнкеншип, засучив рукава, словно собирается заняться ремонтом мотоцикла, доводит пояс темно-синих джинсов до колен, а затем в достаточной степени быстро сдергивает крохотные серые стринги в цветочек. Приподняв меня за бедра, он внимательно следит за моим выражением лица, и начинает водить по моим влажным складкам пальцем.
Через пару мгновений — уже двумя. Удивительно — но мне вовсе не страшно. Совершенно, напротив — я ощущаю приятную дрожь, тягучую елейную боль внизу живота и сладостное покалывание в области груди. Я хочу прикоснуться к соскам, но практически по талию укутана в одежду. Им.
Лукасом.
— Я собираюсь стереть границы, — заговорщическим шепотом сообщает британец.
Он сказал это по-итальянски, и этот английский акцент ни с чем не сопоставляем. От его слов становится еще лучше, когда пальцы касаются набухшего клитора. Я выгибаю спину, а после слышу его слабый вздох.
— Я бы предпочла, чтобы мы ликвидировали с тобой все границы прямо на ринге…
Он чуть сгибается, приставив свою левую ладонь к стене над моей головой. Мы затруднительно и напряженно дышим в унисон. Я, сколько бы раз сама не достигала оргазма, понимаю, что никто не сделает это со мной лучше, чем другой человек — желательно, мужчина. А в идеале — Лукас
Блэнкеншип. Он аккуратно входит внутрь, слегка расширяя меня, не применяя больше одного пальца. Пока что. Я чувствую слабую несущественную боль. Она не так значительна, как удовольствие, которое я получаю, просто переглядываясь с британцем. Дразня его глазами, опуская ресницы, взмахивая ими, приоткрывая губы и постанывая. Он сходит с ума, этого не отнять.
— Перестань, — сексуально усмехнувшись, он мотает головой, не косясь в мою сторону, — не смотри так.
— Как же? — продолжаю дразнить, и сейчас шире раздвигаю ноги.
Его умопомрачительные глаза цвета морской волны увеличиваются. Меня забавляет такое состояние Лукаса, и становится намного приятнее чувствовать, как он увеличивает темп своих ласк.
— Никакого ринга, — отвечает Блэнкеншип на мое предыдущее замечание. — Все будет иначе, ты лишишься девственности по другому, просто… я не мог сдержаться…, — признается британец, осматривая свою руку у меня между ног.
Я осторожно двигаюсь навстречу его пальцам, и это делает нас обоих голодными до животной страсти. Лукас в мгновение приближается и впивается горячим, бурным поцелуем мне в губы. Он кусает их, прорычав что-то нечленораздельное, не обрывая контакта с лоном, что так нуждается в его ласках.
— Гладко выбритая…, — похвально отмечает парень, пробираясь короткими влажными поцелуями к уху. — Ты даже не представляешь, что ты со мной делаешь. И понятия не имеешь, как я сейчас счастлив.
Вновь прижав свой лоб к моему, он, дыша, как человек, пробежавший немалую дистанцию, едва слышно говорит со мной:
— Я бы продолжил, малышка, не сомневайся, но ты можешь простудиться.
И пусть мне совсем не нравится, что его рука больше не трогает мой центр и складки, я потрясена и приятно поражена заботой Лукаса. Медлительно, словно хочет запомнить каждый мой изгиб, он надевает обратно на меня нижнее белье и джинсы. Наша идиллия продолжалась бы долго, подкрепляясь изнеженными бархатными поцелуями, представляя собой застегивание всех пуговиц пальто, подвязывание шарфа на шее, притягивание к себе за затылок и умение наслаждаться этим отрезком времени. Однако очередное текстовое сообщение, пришедшее на мой смартфон, портит все. Мы оба опускаем глаза на мобильный под самым носом.
Экран загорелся, и, к сожалению, месседж высветился полностью, при этом отлично читается.
/От Алистера Шеридана/:
«Привет, bеllа! Надеюсь, ты не забыла о вечеринке? Будешь самым долгожданным гостем на ней. Высылаю адрес. И целую тебя, bеllа! Везде…»
О, нет. Нет, нет, нет.
«Везде…», черт бы его побрал!
Пояснения к главе
[1] — Трек британской исполнительницы Duа Lipа.
Глава 29
Ева
Едва поспевая за Лукасом, я набегу застегиваю пуговицы на своем пальто, пытаясь укутаться в шарф. Чертов шарф! Я распутываю его, чуть не ли не ломая ноги из-за незавидных дорог, но у меня не выходит удержать в руках темную шелковую ткань. Она кружится по воздуху, украденная ветром, однако Лукас, идущий впереди, сноровисто ловит шарф, одаривая меня взглядом, в котором плещутся ярость и негодование. Ну, что, что я могу сделать с тем сообщением? Я ведь сама не в восторге, что Алистер написал мне месседж.
— Постой! — в дюжинный раз кричу я Лукасу, пока он пробирается к дороге быстрым шагом, крепко зажав в ладони вещь, что принадлежит мне. — Постой же!
Но он неумолим. Несгибаем. Перейдя на другую сторону улицы, Блэнкеншип спускается вниз, ступая мимо домов не самого богатого района в Риме, мимо высоких многоэтажных зданий, рыбного рынка и нескольких тратторий, находящихся рядом друг с другом. Я бегу так, как если бы собиралась выиграть медаль, но ему, просто не прилагая никаких усилий, удается все время отдаляться от меня, все время держаться на расстоянии.
— Лукас, что за ребячество? — Эта фраза выходит у меня со стоном.
Я замечаю, что парень столкнулся с прохожей, и у меня появляется момент догнать его, пока он притормозил. Бросив девушке равнодушное «Scusаtе»[1], Блэнкешип стремится вновь зашагать прочь, но я хватаюсь за широкое мужское запястье, принуждая его остановиться.
— Чего ты хочешь? — засверкав ненавистью в глазах, отзывается Лукас. — Мы идем ловить такси. — Правда? — иронично выдаю я. — А мне показалось, что это ты собираешься уехать, а я остаюсь здесь.
— Я бы так не поступил, — холодно говорит он, играя желваками.
Лукас старается вовсе не смотреть на меня.
— В чем я виновата, скажи? — спрашиваю, когда он отдергивает руку.
— Действительно, — парень безрадостно смеется, потирая глаза. — В чем ты виновата? Целуешься со мной, а пишет тебе какой-то Шеридан. Проклятый ирландец…, - шипит сквозь зубы.
— Но я не знала, что он будет пытаться связаться со мной, потому что, да, у него есть мой номер телефона, но мы не общаемся.
Достав из кармана смартфон, я предлагаю его Блэнкеншипу.
— Возьми, — говорю я.
Он оглядывает улицу, серое небо, нависшее над нами, дома в стороне, но не опускает взор ко мне.
— Возьми, — настаиваю. — Можешь проверить и убедиться в том, что у тебя нет причин злиться.
Парень вскидывает ладонь, пальцами уже касаясь корпуса моего гаджета, но в последний момент передумывает. Ерошит светлые волосы на голове, морщит носом, закрывает глаза, приводя дыхание в порядок.
— Извини. Извини, это не ты должна оправдываться — это Алистер обязан ответить. Несильно подталкивая меня за спину вперед, Лукас теперь не спешит сбежать от меня. Мы идем вровень, и, наконец, мне не нужно прибавлять скорости, чтобы объясниться. Он забрасывает руку мне на плечи, аккуратно обнимая, создавая теплую атмосферу, невзирая на холодную осень вокруг.
— Я не хочу, чтобы ты снова дрался, — откинув голову назад, смотрю наверх, на его лицо, которое ничего не выражает прямо сейчас. Лукас умело игнорирует мою просьбу и когда возобновляет путь, я вынуждена следовать за ним, ведь он держит меня.
— Ты пойдешь на вечеринку, — изрекает парень, как факт, не поддающийся оспариванию, чем действительно огорошивает меня. — Но вместе со мной.
Напряжение в такси все равно было слишком явно. Лукас намеренно попросил врубить музыку на всю громкость. Он вроде бы поверил мне, но все ещё разгневан. Впрочем, я тоже не совсем в себе, ведь Алистер испортил потрясающий момент нашего с Лукасом сближения. Все, что случилось когда-то, мы оставили в прошлом и практически вошли в новую стадию отношений, но Шеридан… да, тот самый, который так сильно нравился мне когда-то. Как оказалось, несчастная влюбленность может испариться в считанные дни, стоит только появиться нужному мужчине на горизонте. Сомнения, конечно, постоянны: тот ли самый Лукас? Правильно ли я поступаю, что даю ему шанс? Но мне необходимо перестать думать о былых днях. Эти годы были мучительными. Рядом с Лукасом я забываюсь, и иногда от собственного выбора становится не по себе. Но я понимаю, что это неминуемо. Со временем обязательно пройдет. Моя жизнь, как ни странно, наполнилась большим смыслом, когда я почувствовала себя желанной этим парнем. Когда поняла, что не я одна хочу, а меня хотят в ответ.
Помню, когда ещё жила в Триесте и общалась с девочками в общем чате, рассказала им о своих страхах, касательно
Алистера Шеридана. Призналась о своем страхе, приехать в Рим и понять, что он не обращает на меня никакого внимания, даже не заговорит, а о каких-либо отношениях и мечтать непозволительно. И тогда именно Пьетра напомнила мне итальянскую пословицу: «Любить и не быть любимым — только время терять»[2]. Я впервые задумалась о самоуважении и о том, как же поступлю, если вдруг Алистер не захочет со мной даже знакомиться. Буду ли валяться в ногах у него, буду ли искать встречи и вздыхать, прижимая к сердцу его фотографию?
— Я ненавижу его, — произносит Лукас, переходя на свой родной язык, и сжимает пальцами обивку сидения авто. Да так, что костяшки белеют.
Он смотрит прямо перед собой, а водитель резко водит авто.
Я хватаюсь за подлокотник, немного пугаясь такой манеры вождения. Лукас к чертям сбил все мои мысли. Я беспокоюсь и о том, что сейчас таксист промчится на красный, так как уже пару раз нарушил правила. Но, к счастью, машина тормозит у пешеходного перехода. Вздохнув с облегчением, поворачиваю голову к парню рядом с собой, находясь в полной растерянности от ситуации и от его замечания.
— В чем дело? — Непонимающе гляжу на него и вскидываю ладонь, желая дотронуться волос Лукаса, однако парень предупреждает данный жест, перехватывает мою руку. Не дает прикоснуться к себе, чем ещё больше удивляет меня.
— Да ладно тебе, — безотрадно усмехаюсь, не спуская глаз с Блэнкеншипа. — Мы чуть было не занялись сексом час назад. Что произошло?
Лукас мрачно посмеивается, и кажется, что надо мной. Над моими словами.
— О настоящем сексе ты еще ничего не знаешь, Ева, так что…
— Так что-что? — воинственно изрекаю, пододвигаясь ближе.
Светофор загорается зеленым светом — машина трогается с места. Лукас, как и прежде, старается не смотреть в моем направлении. Все прекрасно.
— Я ненавижу его, понятно? — вдруг срывается он, принимаясь активно жестикулировать руками и бросать на меня взгляды, полные отчаяния и безысходности. В глазах доминирует исступление. — Из-за него, из-за проклятого смс-сообщения, присланного Шериданом, я не могу выкинуть из головы мысль, что ты никогда не забудешь.
— Не забуду что?
Глупый вопрос. Я задала его, не успев переварить информацию.
— Ты и сама знаешь, — спокойнее отзывается Лукас, когда водитель поворачивает руль налево.
Мы проезжаем аэропорт Леонардо Да Винчи, попадаем, разумеется в небольшую пробку. Я не слышала, по какому адресу Лукас попросил нашего таксиста ехать, но путь, который преодолеваем сейчас, достаточно далек от Монти.
Мне ведь еще нужно успеть привести себя в порядок перед тем, как отправляться на урок с Кианом Блэнкеншипом.
Приложив локоть к оконной раме, рукою касаюсь лба.
— Не понимаю, зачем мы вообще говорим об этом, — не подозревая ничего плохого, высказываюсь я.
Мне подумалось, что есть маленький шанс провести остаток дороги в молчании, но Лукас с силой бьет по свободной части сидения между нами, заставляя меня передернуться.
— Да что непонятного? — ревет он, чем действительно пугает.
— Ты всегда будешь помнить, какой я подонок. Ты никогда не сможешь принять меня. Ты так и будешь сравнивать и, в конце концов, выберешь того, кто лучше, кто не делал тебе больно.
Пробка понемногу рассасывается, «Тойота» медленно набирает скорость. Я пытаюсь понять, что говорить дальше.
Делаю глубокий вдох, перевожу взгляд на собеседника, который до ужаса ожесточен. Переживаю за водителя, что нередко смотрит в зеркало дальнего видения, и если Лукас начнет всерьез бушевать, тот может вызвать полицию.
— Пожалуйста, — произношу негромко, пальцами пройдясь по его непослушным русым волосам, чтобы успокоить. Мы оба знаем, что ему и так досталось прошлой ночью от копов. — Не нужно быть настолько уверенным в своих представлениях нашего будущего. Ты сейчас разрушаешь то, что я построила.
Понадобилось много сил, терпения, истязающих мыслей, бессонных ночей, чтобы понять — я должна отпустить тебя.
Того Лукаса из прошедших дней. Я принимаю того Лукаса, который встретился мне в настоящем.
На мгновение показалось, что его глаза слезятся, но он вдруг плотно их закрывает. И когда распахивает вновь, после нелегкого, мучительного вздоха, предпочитает взглянуть на меня. Я улыбаюсь, потому что хотела этого. Ждала этого.
Автомобиль в заторе опять тормозит. Я пользуюсь случаем, приближаюсь к Лукасу и губами касаюсь красивых, четко очерченных скул. Он задерживает дыхание, а потом я целую его, всю свою боль, все свое желание вложив в этот, вовсе не длинный, поцелуй, но достаточно горячий, чтобы мы, посмотрев друг на друга впоследствии, ощутили тяготение и эмоциональною привязанность между нами.
— Вообще-то ты обещал отвезти меня домой, — слабо протестую я, выходя из такси вслед за мистером «Я из Англии».
У Лукаса, наконец, веселый настрой. Я вижу это по ясно голубым глазам, в которых плещется мальчишеское озорство.
— Все правильно. — Он, улыбаясь краешком губ, машет ладонью в сторону входной двери. — Я лишь не уточнил, к кому именно мы поедем: к тебе или ко мне…
Засунув руки в карманы ветровки, Блэнкеншип ожидает меня у низкой крылечной лестницы. Он внимательно оглядывает мои ноги, поднимаясь все выше и выше, отчего я реально смущаюсь. Ощущаю, как щеки заливает краской. Мне нравится видеть, как шаловливый Лукас превращается в чувственного, соблазнительного. Он умеет заводить лишь одним распаляющим взглядом.
— Ты же знаешь, — сглотнув, я продолжаю, стараясь оставаться разумной, — у меня сегодня занятие с Кианом.
— Для этого я тебя сюда и привез. Он пока в школе.
Обернувшись, Лукас подмигивает и в мгновенье ока взбирается на крыльцо.
— Я хотела принять душ…, - говорю, вздернув бровью и подхожу вместе с ним к двери, которая наверняка из, цельных пород дерева.
— Примешь душ в моей личной ванной, — оповещает парень, переплетая нежно наши пальцы. — Наденешь мою толстовку…, — произносит он совсем тихо у моего уха.
Я слегка отталкиваю его, не в силах сдержать улыбку.
— Мне будет неудобно перед твоим младшим братом.
Прежде чем вставить ключ в замочную скважину, Лукас отмечает:
— Перестань. Он хочет, чтобы мы начали встречаться.
— Правда?
— Нет, — хмыкает Блэнкеншип. — На самом деле, этот мелкий засранец мечтает занять мое место.
Парень все-таки не успевает воспользоваться связкой.
Зажимает ее ладони, отведя ту в сторону, когда неожиданно дверь перед нами открывается. На пороге — лучезарная, улыбающаяся Исабэл.
— Ева! — она мгновенно распахивает объятия и притягивает меня к себе.
В действительности, после нашей депрессивной беседы с Лукасом, которая, похоже, окончилась на позитивной ноте, мне просто необходим такой жест.
Я рада, что Исабэл итальянка. Потому что, будь эта женщина британкой, к примеру, я бы не дождалась от нее эмоций и такого приветливого отношения. Она, словно город, на который никогда не опускается ночь. Не знаю, заметила ли Исабэл, что я обнимаю ее крепче положенного. Надеюсь, не станет думать обо мне ничего странного.
— Ты не поверишь, но я скучала по тебе, — признается Иса, отодвигаясь и блаженно вздыхая.
Она может не догадываться, но и я тоже. Очень.
Мачеха Лукаса кидает в пасынка сердитые взгляды. Я откашливаюсь в кулак, желая не вмешиваться в их семейные дела.
— Buоn ротегiggiо, mаmmа[3],- говорит ей Лукас упавшим голосом.
Он безрадостен, поджимает губы, смотря на Ису. Мне жаль его. Он не хотел напиваться и садиться за руль. Если подумать, часть моей вины тоже есть в этом.
— Ah! Cоте ufficiаlmеntе[4]! — негодует Исабэл, сощуривая большие карие глаза, обрамленные воистину длинными ресницами.
Это очень красивая женщина, не только добрая и радушная.
— Прошу тебя, Лукас, не называй меня матерью лишь потому, что знаешь, насколько твоя провинность недетская.
Он опускает голову вниз, снимая с себя ветровку, и вешает ее на плечики в гардеробе. Подходит к Исе, которая сложила руки на груди в ожидании ответа пасынка. Он становится позади нее и обхватывает руками за плечи, притискивая к груди.
— Я называю тебя мамой, — мило, так нежно изрекает Лукас, — потому что люблю тебя. Другой причины нет.
Я бы точно позволила себе растрогаться от сцены, развернувшейся передо мной, но воздерживаюсь. Мне нравится смотреть, как строгое выражение лица Исабэл уступает счастливой улыбке. Она, может быть, невольно, однако же, кладет свои маленькие ладошки на мощные запястья Лукаса и потирает их ласково, принимая от него всю ту любовь, которую он способен ей дать. А я знаю, что в его сердце много любви.
— Скажи мне, я ведь практически прощен? — интересуется Лукас, когда мы все втроем направляемся на кухню, а он кладет быстро в рот пару виноградинок, выкрав их из столовой. Его рот заполнен, он лепечет что-то дальше, смачно причмокивая, и совсем не походит на взрослого парня — скорее, на мальчика, переживающего переходный возраст. — Смотри! — Блэнкешип указывает на меня, говоря с Исой. — Я привез к нам домой Еву. Я сделал это, уговаривая и немного обманывая.
Мы оказываемся вблизи друг от друга, и я некрепко шлепая его по предплечью. Он наклоняется над моим ухом, чтобы прошептать:
— Лучше по заднице.
Покраснев, я отворачиваюсь, а он слабо хохочет над тем, что добился желаемого. Мое искреннее смущение доставляет Лукасу, по всей вероятности, удовольствие. К счастью, Исабэл отвлекает его внимание, и Блэнкеншип перестает сверлить меня взглядом.
— Твоему отцу не понравится, что ты пропускаешь занятия, — задумчиво говорит она, переключая трек на планшете.
Начинает проигрываться спокойная композиция Jеssiе Wаrе.
— О! — я заступаюсь за него, ни о чем не размышляя и не сомневаясь в своем поступке. — Это все по моей вине. Я поссорилась с подругой, а Лукас решил составить мне компанию в…, — замявшись несколько секунд, выдаю: — … спортзале! Да…, — потираю лоб пальцем, переглядываясь с объектом раскрывшейся темы. — В общем, если бы не он, мне было бы очень трудно пережить это утро.
— Ты поссорилась с Пьетрой из-за меня, — зачем-то добавляет лэнкеншип, и у меня свисает челюсть.
Я пытаюсь выгородить придурка, а он подкидывает больше задач. — Ты что, все время косячишь, да? — ухмыляется Исабэл, моя в раковине крупные помидоры.
Лукас закрывает рукой лицо, делая вид, что сам не в восторге от произошедшего, но, по большей части, ему наплевать. Я знаю, что ему не купят новую машину, пока он не получит свои права обратно, но Лукас может пользоваться тачками своих друзей, а следовательно, схлопотать новых проблем не составит большого труда.
— Лучше дай знать, что готовишь. — Британец барабанит пальцами по кухонной белоснежной стойке, пока Исабэл нарезает свежий хлеб.
Вкусный запах щекочет ноздри, вызывая аппетит. Лукас удивляет нас обеих, когда внезапно прижимается ко мне сзади, руками обвивая мою талию. Мачеха отвечает ему с некоторой задержкой и обескураженностью. Она опускает глаза на меня, но встречая такое же непонимание, снова взирает на пасынка.
Ее губы приподнимаются в аккуратной, несмелой улыбке, как будто Исабэл боится спугнуть бабочку, вдруг севшую на ее плечо.
— Брускетта[5] с базиликом и помидорами — на закуску, — неторопливо рассказывает женщина, кистью дотронувшись до своих собранных кверху волос. — А основным блюдом будет Казаречче[6] с рагу из говядины.
Ее голос все ещё звучит неуверенно, а я закашливаюсь, когда Лукас тесно переплетает пальцы между своими руками на моем животе. Как же. Это. Приятно. Мне так хорошо, что я не хочу, чтобы кто-либо нарушил эту идиллию, но не могу из уважения к Исабэл прильнуть к ее пасынку, откинуть голову назад и наслаждаться его касаниями, от которых мое тело дрожит даже через свитер.
Хотя я думаю, если бы не сняла пальто, все равно ощущения были бы идентичными.
— Ла-а-адно, — протягивает парень, создающий в моей душе отдельный райский уголок, — мы пойдем наверх. Ева хочет принять душ, я ей пообещал, что она может сделать это в моей ванной, пока Паоло в школе.
Я не вижу Лукаса, но Исабэл очевидно изумлена, но в ее смятении нет ничего плохого: только положительные эмоции отображаются на ее прекрасном лице.
— К-конечно, — заикнувшись, женщина кивает головой, наблюдая за тем, как Блэнкеншип тянет меня ввысь по лестнице.
Я в последний раз оборачиваюсь в ее направлении, и Иса показывает мне большой палец, отчего улыбка уже точно меня сегодня не покинет. Самый лучший жест за целый день.
Пояснения к главе
[1] — «Простите» (итальянский язык).
[2] — В оригинале: «Amаrе е nоn еssеге аmаtо tеmpо pеrsо».
[3] — Добрый день, мама (итальянский язык).