Говори со мной по-итальянски Тонян Лаура

Глава 30

Ева

Я еще никогда не была в спальне красавца Блэнкеншипа.

Почему-то в голове заседает мысль, что я не единственная, кого он приглашал сюда. В смысле, разумеется, я не особенная, просто это неприятно — думать о других девушках в его постели. Он стремительно заводит меня внутрь, закрывает одностворчатую коричневую дверь, прислоняет меня к ней спиной и нависает сверху, тяжело дыша. Я смотрю на него снизу во все глаза, слегка приоткрыв губы. Представляю, как наивно выгляжу, но ничего не могу с этим поделать.

— Господи, — отчаянно пришептывает Лукас, схватившись с силой за мое бедро и сжав его.

Я прячу взгляд под ресницами, потому что мне страшно: он увидит сейчас, как сильно я хочу. Мне стыдно: он поймет, что я сгораю от страсти, что у меня есть потребности, усиливающиеся рядом с ним. Не знаю, как он отреагирует на это, учитывая объединивше нас однажды обстоятельство.

— Не хочу отпускать тебя, — сознается парень, носом касаясь моей щеки. — Обожаю этот аромат: ты сейчас пахнешь собой.

— Мне нужно смыть пот после тренировки, — отвечаю ему в тон, обуздывая свои аппетиты.

Чувствую, как замедляется сердечный ритм, ослабевает пульс, все становится не столь важным, кроме меня и Лукаса в углу этой спальни. Все прекращает иметь существенный смысл. Только я и он.

— Тебе не нужно, — улыбаясь мне в волосы, отрицательно отзывается на мои слова Блэнкеншип.

Когда я кокетливо смеюсь на его реплику и делаю попытку вырваться из кольца рук, Лукас просто-напросто удерживает меня хлеще. И пускай его поведение, манеры довольно резки, это заводит. То, как пригвождает мои запястья к двери, то, как коленом раздвигает мне ноги, впечатывая колено в дерево. То, как опускает взгляд, только чтобы любоваться моей грудью, открывающейся перед ним, когда сползает свитер. К счастью

Лукаса, он не подходит мне по размеру. Парень касается обнаженных плеч при любом удобном случае. Но в данный момент, когда мои руки возведены кверху, у него больше нет такой возможности. Других привилегий больше — а эта пока отсутствует.

Снизу доносятся приятная мелодия новой песни Найла Хорана. Она налажена и размерена, привлекает своей интересной подачей.

«Я просто хочу растянуть удовольствие. Мы можем заниматься любовью всю ночь, детка, (да) Ведь я так сильно хочу тебя, да, я так сильно хочу тебя, детка».

Мы оба слышим это: Исабэл прибавила громкости. Слова свежего трека, как нельзя кстати, но они мешают мне бороться в полную мощь. Я хочу сдаться и остаться, а я должна, скорее покинуть Лукаса, иначе мое занятие с его братом задержится.

— Вечером я работаю в кофейне, не забывай, пожалуйста, -

проговариваю парню практически в губы, в то время как он намеревается поцеловать меня.

Не надо. Не надо.

Нет.

— Я забыл, — томно произносит Лукас. — И мне необходим душ. Поэтому, — кивает на черно-белую дверь справа, — присоединяйся ко мне.

Я испускаю нервный смешок, когда парень, нависший надо мной, зубами оттягивает мою нижнюю губу. Он выпрямляется после, следя за тем, как меняется состояние, выражение лица, как у меня щеки заливает румянец. — Лучше воспользуюсь другой ванной комнатой, — отвечаю ему, и каждое чертово слово непроизвольно вылетает у меня изо рта абсолютным шепотом.

Не знаю, в какую игру он играет, но вполне может подумать, что я поддерживаю его в этом. Я не присоединилась, пусть и хочется. Просто знаю, что надо сделать в первую очередь.

— Тебе придется идти в конец коридора, — улыбается довольно

Блэнкеншип, возобновляя свой напор.

— Хорошо, — соглашаюсь слабо и протяжно.

Мне удается, наконец, выставить ладони впереди груди, чтобы применить попытку оттолкнуть наглого и самоуверенного англичанина. Стоит мне всего на чуть-чуть отодвинуться от двери, как Лукас обратно припечатывает меня к ней. В этот раз он применяет больше силы, это в незначительной степени внушает страх, но тот быстро отступает, поскольку я вспоминаю о своих неподдельных обещаниях в такси.

Он желает меня. Этот мужчина желает меня.

— Кто я? — спрашивает, заставая меня врасплох, и спонтанно подхватывает меня на руки.

Лукас сажает на широкую тумбу слева, спиной буквально приклеив к стене. В тишине спальни, благодаря остановившейся музыке, слышится хаотичное дыхание. Сбитая с толку, я могу только смотреть, как он располагает свои руки по обе стороны от моих бедер и, как медленно двигается его кадык. Блэнкеншип тоже дышит глубоко, часто, энергично — без какого-либо ритма.

— Кто я? — повторяет парень, и все я еще не понимаю, что он имеет в виду.

Непредвиденно срывает с меня джинсы, прежде сняв обувь.

Это окончательно запутывает меня, приводит в состояние полного замешательства. Я остаюсь перед ним в одних трусиках, но Лукас не выглядит удовлетворенным и хамоватым сейчас. Он чего-то ждет, что-то ищет в моих глазах.

— Не понимаю…, - лепечу, тряся легко головой.

Приближается и вопрошает то же самое.

— Скажи, — просит с некоторой одержимостью. Потом напористо: — Скажи! Кем ты считаешь меня? Кто я?

— Ты…, — начинаю, но Лукас спешит перебить меня:

— Назови меня тем, по кому ты сходишь с ума. Даже если это ложь.

Но это является правдой. Он первый, кто дает мне возможность испытывать подобные эмоции. Я только не хочу сдаваться так просто.

— Нет, — качнув головой, я облизываю губы, действуя на автомате.

Лукас прикладывается к ним, выдергивая за руки по одному из моей души всех бесов, оставляя совершенно обнаженной, когда при этом я практически одета. Он это умеет. Его поцелуй влажный, настоятельный и неуклонный. Сумасшедший, быстрый. Лукас действует резко, не думая ни о чем, по-видимому. Им правят чувства и похоть. Язык ласкает нежно, медлительно небо, а потом стремительно врывается дальше, заставляя меня откинуть голову назад и отдаться велению сердца. Блэнкеншип кусает губы, оставляет, без всякого сомнения, следы на моей талии, сжав ее пальцами через свитер. Уверена, после поцелуя я буду ощущать его очень долго, и видеть в зеркале результат этих самых минут. Потому что это что нереальное, фантастическое. Эти касания Лукаса не такие, как раньше. Они разжигают, создают давление внизу живота, становятся причиной запредельной влажности между ног.

Самое прекрасное — я сама подаюсь вперед и получаю максимум от этого поцелуя. Лукас оттягивает резинку трусиков, отодвигаясь тогда же. Я сдерживаю стон досады, ловя каждый его динамичный вздох. Не отрывая глаз от того, как вздымается грудная клетка парня напротив. Я кладу ладони на его мышцы, немного сгибая пальцы, чтобы чувствовать под ними всю ту мощь, что хранится в Лукасе. Он показал себя в образе зверя. Доминик и Селест часто хихикали, рассказывая, какой Маркус безудержный и дикий в сексе. Они просто не знают, что Лукас Блэнкеншип целует так, что почти доводит до оргазмов. И я думаю, это случилось, если бы он не решил зачем-то остановиться.

Я тянусь к сладким, полноватым губам, но он отдаляется, поэтому мне приходится выпрямиться и, собрав всю себя заново по частям, ожидать того, что Лукас предпримет в будущую минуту.

— Что происходит? — Рукой сгребаю волосы на затылке, с которых он сдернул резинку. Я взволнована, взбудоражена, опьянена. И немного взвинчена, поскольку все прекратилось.

Чуть не кончила. Я не хочу это прерывать.

— Кто я? — требовательно допытывается англичанин.

— Ты издеваешься, — ухмыляюсь судорожно и, положив обе руки ему на затылок, пытаюсь притянуть к себе для сладостного продолжения.

Но он вдруг хватает их, держа перед нашими лицами, и не отводит от меня взгляда ни на один проклятый миг.

— Лукас, — хныкаю слабо, прикусив нижнюю губу. — У меня чуть было… не случился… Ты ведь не серьезно? Ты мне нужен?

— Кто я?

Я опускаю глаза на его ширинку. У него стоит.

— Ты ведь тоже хочешь, — вскинув брови, отмечаю.

Мне страшно, если признаюсь в том, что заражена им до основания, он будет вести себя, как козел из-за этого. У каждой девушки есть такой страх, разве нет? И женские форумы пестрят подобными предупреждениями. А Лукас и так не самый примерный гражданин.

— Нет? — с нескрываемым раздражением говорит Лукас, превращаясь в стервятника. Благодаря такой его реакции, я тоже горячусь и, вырвав свои запястья из его захвата, спрыгиваю на пол, прежде отпихнув Блэнкеншипа. Я надеваю быстро джинсы, а Лукас кричит мне что-то о полотенцах в тумбе и расположении в ванной в доме, когда я выбегаю из его комнаты.

Понимаю, что это встряска для наших накаленных взаимоотношения и вскоре мы, наверное, помиримся, но мне не нравятся его глупые развлечения, касающиеся меня.

Пока я шагаю по длинному коридору, вкуснейший запах брускетты делает меня менее нервозной и издерганной. Исабэл определенно имеет способности в кулинарии.

Выключив воду, я ещё несколько секунд стою в душевой кабинке, уперев ладонь к стене, отделанной мозаикой. Я обдумываю нашу небольшую ссору с Лукасом, связанную с тем проклятым сообщением. Не могу выкинуть из головы его слова о поездке в Лондон, и понятия не имею, что ему ответить на это. Нашу связь нельзя назвать долгой, поэтому я больше склоняюсь к варианту «против», чем «за», но и желание испытать судьбу слишком велико. Возможно, будет лучше, если я буду избегать разговоров на эту тему, пока не приму окончательного решения.

На открытых полках в тумбе под большой белоснежной раковиной хранятся чистые скрученные полотенца, как и предупредил Лукас. Я беру серое, расположенное на самом верху, и заворачиваюсь в него. Распускаю волосы, не тронутые водой, чтобы заново завязать тугой хвост. И если бы не знакомый голос за дверью, уже бы вышла из ванной, но жесткий тон Маркуса Ферраро заставляет меня отдернуть руку от ручки двери. Притаившись, я понимаю, что подслушивать — не самое хорошее дело, но мне абсолютно точно не хочется попадаться этому парню на глаза. Даже несмотря на то, что мы, кажется, сможем теперь общаться лучше, чем раньше.

— Ты не понимаешь, Пьетра…, - похоже, по интонации, что Маркус едва сдерживается.

И мне не совсем ясно, почему он так часто проводит время в доме Лукаса. Надеюсь только, он не захватил с собой Дейла…

— Мне плевать, слышишь? Плевать на умозаключения наших родителей, на их абсолютную уверенность в том, что они знают, что мне нужно. Ты, может быть, считаешь правильным то, как они контролируют твою жизнь, но я — нет.

Оттуда доносится тяжелый звук: будто Марк сильно приложился ладонью о соседнюю дверь. Я вздрагиваю, машинально отойдя на шаг. Пьетра, наговорив недавно мне столько гадостей, даже не представляет, как тесно связаны наши жизни, и что ее кузен — один из тех, кто стал этому причиной больше пяти лет назад. Она, скорее всего, потом пожалеет о своих словах, но наши отношения вряд ли теперь уж будут прежними.

— Лукасу нужен общий бизнес наших отцов, Лукас видит себя предпринимателем в галстуках, пиджаках и с идеальной женой рядом. — Меня почему-то передергивает от последнего замечания Маркуса.

Вероятно, потому что не вижу себя его женщиной спустя хотя бы несколько лет? Потому что мы обречены? Реальна ли долгосрочная связь между такими, как мы с ним: несдержанным, эгоцентричным парнем и девушкой, знающей себе цену? Между простившей и не заслуживающим прощения? Между парнем, совершившим большую ошибку в прошлом, и девушкой, ставшей его жертвой?

— А я такой судьбы для себя не хочу. — Жаль, я не слышу, что отвечает Марку Пьетра, когда он замолкает, по всей видимости, слушая, что говорит ему сестра. — Я не знаю! — с напором говорит Ферраро. — Я пока ничего не знаю! И еще не нашел себя. Политология, юриспруденция, экономика — это все классно. Это, может, и понадобится мне еще, но я не в восторге от всего этого. Надеюсь, после окончания университета некоторые люди поймут, что им пора перестать контролировать меня.

Наступает достаточно долгая пауза, шаги Маркуса по коридору прекращаются. Пьетра, которая, по рассказам наших общих друзей, совершенно зациклена на положении в обществе и достойной будущей пассии, наверное, уговаривает кузена быть благоразумнее и дальновиднее.

— Нет, — почти шепотом произносит парень за дверью, — я уже все решил, сестренка. Я улечу из Рима. Ты знаешь, предки хотели остаться здесь, однако же… Я, блин, обещал только закончить универ в Италии. Все!

Могу ошибаться, но, похоже, что Маркус в тот же миг прислонил затылок к стене. Он, не подозревая об этом, стоит от меня в нескольких шагах. Мне бы выйти, но как теперь сделать это, не выдав своего любопытства. Не успев довести данную мысль до конца, отвлекаюсь на следующее предложение Ферраро:

— И послушай…, - молчание после сопровождается глубоким вздохом, — … оставь Еву в покое. Я не хочу, чтобы ты оскорбляла ее, обижала или что-то подобное. Та ситуация… Замолчи, пожалуйста. Дай мне сказать. — Он выдыхает, однократно, по звукам, ударившись головой о стену позади. –

Ничего не было. Ты все неправильно поняла. Лукас, Дейл, и я… всего лишь неудачно пошутили. Но если бы она хотела меня, я бы не стал ей отказывать. Пойми, твое оценивание людей по количеству денег в кармане — очень скверная и отвратительная вещь.

Далее ничего не происходит. Ничего не слышно. Я чувствую, что Маркус ещё там, и моя догадка подтверждается, когда его телефон звонит. Припев песни «Rаdiоаctivе» громко раздается на всем этаже. Но Марк отклоняет вызов, лишь после зашагав в обратном от ванной направлении. Выждав немного, я, наконец, расслабляюсь и поворачиваю шаровидную ручку. Ни о чем не подозревая, оказываюсь снаружи, надеясь, как можно скорее, пройти в спальню Лукаса и отведать его легендарный травяной чай, которым он так хвастался.

— Ева? — Испугавшись, я подскакиваю на месте и оборачиваюсь мгновенно в сторону, откуда произнесли мое имя.

Маркус стоит на верхней ступени, держится за деревянный шар на столбе лестницы. Его взгляд проницательный, лишь на пару секунд — исследующий, но, к счастью, Ферраро исправляется, чтобы окончательно меня не смутить.

— Я…, — растерявшись, сглатываю. Указываю большим пальцем себе за спину, — …я просто… принимала душ. У меня скоро занятие с Кианом, а моя одежда испачкалась. И Лукас предложил…

— Я понял, — с легкой улыбкой на губах прерывает Маркус мою речь, похожую больше на лепетание маленького ребенка.

— Мы, конечно, ещё ничего не утрясли между нами, и твою ненависть ко мне можно даже щупать пальцами, но, поверь, я не позволю никому говорить о тебе плохо.

Я вопросительно изгибаю бровь, в упор глядя на Марка, и придерживая полотенце руками. Обстановка не самая удобная, мне хочется быстрее скрыться в комнате, однако развернуться и уйти — это не совсем верно.

— Я знаю, что ты слышала мой телефонный разговор с Пьетрой, — объясняется Маркус, хлопнув ладонью по гладкой поверхности деревянного шара. — Теперь знаю.

Не успевает парень спуститься вниз, как в другом крыле длинного коридора появляется Лукас. Он сначала внимательно осматривает меня, а затем бросает хмурый взгляд на своего лучшего друга. С которым у меня никогда ничего не было, и быть не может. Никогда. 

— Кажется, ты собирался играть в видеоигры в гостиной? — строго отмечает Блэнкеншип, уперев руки в бедра. — Дейл устал тебя ждать.

Его крепкий голос отдает хрипотцой. Я желаю провалиться куда-нибудь, поскольку Лукас всерьез раздражен, и я точно знаю, что это не может привести ни к чему хорошему. Маркус отвечает другу просто, только ощущается, что ему совершенно не нравится оправдываться:

— Я беседовал по телефону с сестрой.

Блэнкеншип кивает в задумчивости. Через мгновение он отходит в сторону, прожигая меня взглядом.

— Ева, — говорит Лукас монотонно, кивнув в направлении своей спальни.

В огонь, который рядом с этим парнем всегда раздирает мою гордость до костей, только что подлили бензин.

Глава 31

Лукас

Когда Ева переступает порог моей комнаты, там гремит трек «Numb» (Linkin Pаrk). Я закрываю дверь, когда тоже после нее вваливаюсь в свой персональный угол в огромном доме. Она разъярена, но и я не могу закрыть глаза на происходящее. Знаю, что Ева не даст Маркусу зеленый свет, осознаю, что все сомнения в моей голове, но ревность проросла корнями в мое эго, взрастила свое семя, так что теперь я просто не могу от нее избавиться. Отдается пульсацией в моей голове, напоминая о себе все время, достаточно Еве дать хоть один, хоть малейший повод.

Девушка на меня не смотрит. Напряженная спина выдает ее состояние. Я приготовил для нее свою одежду, та лежит на кровати, но моя гостья пока не собирается использовать ее. Ева будет дожидаться, пока выстираются и просохнут собственные вещи? Похоже, она не оставила даже нижнего белья, что я, разумеется, тоже предусмотрел. Отвернувшись от меня, она тяжело сопит себе под нос.

— Выйди, я хочу одеться, — бросает мне через плечо не самым дружелюбным голосом.

Ну уж нет. Я сажусь на кресло в углу и кладу ногу на ногу.

Скрещенные ладони покоятся на колене. Припоминая жадный и голодный взгляд Маркуса, я становлюсь чертовски хладнокровным. Собственно, и безразличным к ее просьбам либо же указаниям.

— Можешь делать это при мне, — спокойно отвечаю, устраиваясь удобно, откидывая на спинку.

Просто, чтобы чувствовать себя комфортно, пока Ева в одном полотенце, медленно развернувшись ко мне, испытывает неприязнь от моих последних слов. Ее волосы собраны на затылке, видимо, запасной резинкой, поскольку я отнял у нее одну полчаса назад, и сейчас она украшает мое запястье. Некоторые пряди выбились из хвоста, и обрамляют красивое лицо с идеальным овалом. Они колышутся, когда Ева зло выдыхает, раздувая ноздри. Стервозность однозначно подходит этой маленькой… Хм. Я не просто хочу поиметь ее.

Я ее хочу. А это означает больше, чем секс.

— Слушай, ты, может быть, и считаешь себя крутым, но прямо сейчас тебе стоит исчезнуть, — процеживает девушка, вперив в меня серьёзный взгляд медовых глаз.

— Я не собираюсь никуда исчезать, — забавляясь ее реакцией, произношу нахально. — Это моя комната.

— Как же ты невыносим, Лукас. — Ева вдруг хватает все вещи, что я подготовил для нее и, двинувшись в сторону моей ванной, скрывается внутри.

Несколько минут я дожидаюсь ее в той же позе, а потом принимаюсь мерить шагами спальню. Подхожу к широкой кровати, на которой неаккуратно лежит плед из моей юности с изображением «Человека-Паука», наверстываю круги вокруг рабочего стола овальной формы, не подвинутого к стене до сих пор лишь по моей прихоти. Присаживаюсь на крутящийся стул, который практически сливается со столом из-за идентичного цвета — черного. Почему она так долго? Что там можно делать больше десяти минут? И когда дверь, наконец-то, открывается, я бросаюсь задать ей все эти вопросы:

— Сколько тебе нужно времени, чтобы просто натянуть на себя одежду? — с упреком отмечаю, сложив руки на груди.

Понимаю, что веду себя, как полный м*дак. И знаю, что Ева не виновата ни в чем, как и в ситуации с говнюком Алистером, просто злость накрывает меня с головой, а вынырнуть обратно сложнее, чем позволить себе захлебнуться.

— Простите, мистер Блэнкеншип, что нарушила ваше жесткое расписание, — в ответ летит от нее, и она нисколько не скрывает своего раздражения и негодования. Скорее всего, может начаться реальная ссора. Тогда, когда наши отношения еще совсем не крепки, и я не уверен, что она полностью мне доверяет. Я не должен разрешать подорвать доверие к себе, но я не могу перестать говорить. Я не могу выкинуть взгляд Маркуса из головы. Я должен — но у меня ни черта не выходит.

— Перестань дерзить, — изрекаю не без злобы в голосе, что Ева, разумеется, сразу же замечает.

— Не думаешь, что я имею на это право?

— Нет, поскольку ты в моем доме.

Не проходит и десяти секунд, как Мадэри бросается к двери, и мне удается остановить ее, схватив за локоть.

Повернувшись нехотя, она показывает, насколько ненавидит меня в этот момент. Да я и сам противен себе. В моей толстовке и в моих шортах Ева прекрасна. Так мне хочется поцеловать ее в эту минуту, но если сделаю это, однозначно схлопочу нехилую пощечину.

— Отпусти! — пытается вырваться девушка. — Отпусти, мне нужно в прачечную: поторопить вашу домработницу. Хочу, как можно раньше выбраться из твоего дома, — особенно сильно она выделяет последние слова, изогнув артистично бровь.

Дьявол! Как же красива эта итальянка!

— Не рано ли ты собралась уходить? У тебя ведь ещё занятие с Паоло по плану, а он вот-вот вернется из школы.

Ева вновь безуспешно прилагает усилия, вытягивая свою руку из моего захвата. Она гневается и бесится, словно обезумевшая, потому что у нее ничего не получается. Я ловлю пальцами красивый подбородок и приближаю ее лицо к моему. Мадэри делает все возможное, чтобы избежать неизбежного. Сила этой девушки не может сравниться с моей, поэтому, когда она отворачивается, я вновь ловким движением ладони возвращаю в обратное положение ее голову.

Я впечатываюсь в ее губы жарким, животным поцелуем.

Нижнюю прикусываю так, что Ева вскрикивает. Чувствую себя тигром, львом. Хищником. Проклятым охотником. Сатаной.

Только не человеком, трепещущим от ласковой улыбки подружки напротив.

Ей это не нравится — моя грубость. И Ева не притворяется ни на йоту, однако, что делаю я? Прерываюсь? Принимаю свою ошибку и отрываюсь от нее? Черта с два. Я лишь углубляю поцелуй, вторую руку перемещая от локтя к тонкой талии, пробираюсь под мою серую толстовку на девушке, сжимаю кожу на животе. Оставляю царапины. Отметины. Присваиваю, завладеваю, принуждаю меня любить. Язык мой доходит буквально до ее глотки, и лишь после я снова почти нежно касаюсь им ее языка и неба. Она все также возражает, пробует выскользнуть, но я кладу руку ей на спину и тесно приближаю к себе. В тот же миг поворачиваю голову набок, превращая этот нереальный поцелуй ещё в более основательный и сумасшедший.

Практически отчаянный.

Практически убийственный.

После того, что Ева пережила из-за меня в прошлом, этот мой поступок заставит ее ненавидеть меня яростнее. Это безысходность. Это — выкопанная собственными руками могила для ещё не созданных отношений.

Или нет?

Но в следующее мгновение я вынужден отпустить ее, потому что дверь, около которой мы стоим, неожиданно открывается. Ева отскакивает от меня, словно обожглась. Она находится там, где только что вошедший Паоло ее не увидит.

Этот маленький засранец, не привыкший стучать, держится за круглую золотистую ручку и с ожиданием вглядывается в мое лицо. Я развожу руками, подняв брови:

— Что ты хочешь, Паоло?

Семилетний парнишка задумчиво склоняет голову набок.

— Ты сегодня не в духе, да?

— Что тебе нужно? — схватившись пальцами за переносицу, я прикрываю глаза и довольно резко разговариваю с братом.

— Почему ты такой нервный?

Да потому что я дерьмо, как и сказала когда-то Ева. Я — долбанный урод, и чувствую на себе ее уничтожающий взгляд.

Мне не хочется, чтобы она смотрела на меня так.

— Какого…, - со свистом набрав воздуха в легкие, собираюсь выругаться, но сдерживаю себя. — Киан, иди в свою комнату, пожалуйста, — сцепив зубы, выдаю.

Мальчик, не прерываясь, глядит на меня, а потом задает вопрос, за ответом на который он, вероятно, и пришел:

— Где Ева?

Я вскидываю глаза на итальянку, прячущуюся за дверью.

Она не предпринимает действий, чтобы просить меня не говорить о ее местоположении, но я и сам знаю, что это ее не обрадует.

— Она… она… скоро придет.

— Я очень по ней соскучился.

— Я знаю.

Снова смотрю на Еву — та поджала губы, опустив длинные темные ресницы. Видно, что ей больно, но слова Паоло греют душу. Он так чистосердечен и неподделен. Еще совсем ребенок, но умен не по годам.

— Я собираюсь пообедать. Ты присоединишься ко мне и маме? — спрашивает Паоло, смешивая английский язык с итальянским.

Мы с Евой в унисон усмехаемся этому, но девушка предпочитает игнорировать мои взгляды, брошенные в ее сторону.

— Да, немного позже.

— А Ева?

И хоть она не встречается глазами со мной, я отвечаю за нее.

— Она тоже.

Удовлетворившись ответами, брат отпускает ручку и отправляется вперед по коридору в свою спальню. Я ещё некоторое время слежу за его передвижениями, а потом закрываю дверь, оставаясь с великолепной Мадэри наедине.

Она не дает мне ничего сказать, хоть и открываю рот, чтобы в свое оправдание выронить хоть слово. Тут же поджимаю губы, крепко сцепив зубы. До боли. Ева поднимает ладонь вверх, качает головой, плотно сжав веки. Она не позволяет приближаться к ней и снова скрывается в ванной.

Какой же я болван.

Ева

Ужин, о котором позаботилась Исабэл, и правда, получился потрясающим. Вкусным — в плане еды, и живым — в плане общения. После моего полноценного урока с Кианом, мачеха Лукаса пригласила меня и своего младшего сына к столу.

Помимо того, что мистер Блэнкеншип старший вернулся домой, к трапезе присоединились друзья Лукаса. Признаться, я была слегка удивлена, когда увидела их, восседающих на стульях и распивающих напитки.

— Нам с Евой было очень весело! — радостно заявляет Киан, когда мать накладывает ему в тарелку Казаречче и рагу.

Мы перекусили брускетой в его комнате, когда изучали спряжения глаголов.

— Правда, Ева? — повернув ко мне голову, говорит брат Лукаса с широкой улыбкой.

Мне нравится детское коверкание некоторых слов, шепелявость — это все придает такого очарования его совсем юной персоне. Он так по-детски наивен и чист, что волей неволей возникает желание прижать этого мальчика к сердцу. Несмотря на то, что Киан и Лукас разного возраста, у младшего брата есть что-то от старшего: он так же барабанит по столу пальцами, когда задумывается о чем-то всерьез, так же ерошит волосы, если чувствует напряжение, у обоих есть привычка внимательно разглядывать человека, не ощущая, похоже, при этом никакой неловкости. Зато внешне они вовсе не схожи:

Лукас — голубоглазый блондин, а Киан — кареглазый брюнет.

Последний вырастет потрясающим красавцем. Он походит на свою маму, а она, как я уже не единожды про себя заметила, невероятной красоты женщина.

— Абсолютная правда, — отвечаю я, приподняв уголки губ, и так как паренек сидит рядом, треплю его по-дружески за плечо.

Меня неожиданно окликает Исабэл. Мы все ели в полном молчании, — что для этой дружной семьи, как мне показалось, непривычно, — пока Киан не заговорил со мной.

— Да? — вскинув голову, я концентрируюсь на ее будущих словах.

Прожевав кусок пищи, мачеха Лукаса с необычайно теплотой в глазах чуть кивает ладонью в моем направлении.

— Не подумай, что хочу обидеть тебя, дорогая, но, пожалуй, ты очень устала за последние дни, потому как выглядишь утомленной. — Она выставляет руку перед собой, принимаясь объясняться: — Еще раз прошу не сердиться на меня, ты прелестная девушка, просто мне подумалось, что…, - она пытается подобрать слово и жестикулирует, заламывая пальцы, время от времени — нервничает.

Я спешу успокоить ее, ведь Исе не нужно оправдываться. Я знаю, что все ее замечания идут от чистого сердца и только потому, что она беспокоиться.

— Все в порядке, — прекратив есть и, положив вилку на тарелку, спокойно говорю я, подарив ей добродушную улыбку.

— Не стоит. Вы правы, эта неделя была крайне тяжелой.

— Тяжелой на удары, — прыскает в кулак Маркус. Дейл улыбается этому, продолжая уплетать вкуснейшие блюда, а Лукас пихает друга локтем.

— На удары? — Исабэл с удивлением оглядывает нас, и на ее лице появляются признаки усмешки.

Ее пасынок торопиться объяснить:

— Марк, как обычно, пестрит идиотскими шутками.

— Эй, я могу и обидеться, — ухмыляясь, тот забавляется ситуацией.

В его зелено-карих глазах пляшут огоньки. Он явно хочет повеселиться. Но вот глава семьи настроен на обратное. Он угрюм с самого начала вечера, как я увидела его за столом.

Именно поэтому все, в основном, молчат — мистер Блэнкеншип не в настроении. Я догадываюсь из-за чего, и, откровенно говоря, чувствую свою вину за это. Лукас ехал ко мне, когда его лишили прав. По-моему, сын переживает временное отсутствие у него машины менее страдальчески, чем отец. А может, Лукас просто хорошо скрывается свои эмоции. От меня — в том числе.

И вновь каждый находящийся в столовой затихает. К сожалению, из-за прошедшего инцидента я не смогла почувствовать чудесную атмосферу дома в этот раз, но, уверена, вскоре у Лукаса с папой наладятся отношения. Однако после того как он поступил со мной в своей спальне несколько часов назад, я не знаю, как реагировать. Какой быть. С одной стороны поначалу все внутри меня бушевало, я находилась в гневе, мне хотелось бить Блэнкеншипа и не останавливаться, но обуздала себя. А с другой — мне понравилось. Мне понравилась его некая животность. И я поняла это немного позже, но трудно было признаться себе самой, ведь я никогда не была такой. Хотя и ни с кем другим у меня не было подобных чувств, как с Лукасом. Все так противоречиво, а он все равно нравится мне.

Когда щедрый и изобильный ужин позади, я прощаюсь, напомнив, что меня ждут в «Каролле». Исабэл предлагает меня проводить, а мистер Мэтью слабо улыбается и просит, если увижу Бьянку, передать ей от их семьи всего наилучшего. Я обещаю не забыть сделать это, а затем, отсалютовав Лукасу и его друзьям, принимаю объятия от маленького, восхитительного Киана. Лукас любит называть своего младшего брата вторым именем — итальянским — Паоло. И для меня загадка, почему.

Исабэл выходит со мной на крыльцо, но не успевает закрыть дверь за нами, как свою ладонь, прижав к косяку, выставляет Лукас. Его мачеха вздрагивает от такой внезапности. Блэнкеншип равняется со мной, и Иса, пожелав мне хорошей смены, удаляется. Мы шли к выходу, и она призналась, что с нетерпением ждет нашей новой встречи, отчего я почувствовала себя рядом с ней, как дома.

Такси уже подъехало ко двору, но Лукас и не думает отпускать меня: он опять притягивает меня к своему телу, и я опять поддаюсь. Парень глубоко дышит, ему не терпится дотянуться до моих губ, но не поступает так. Выжидает. Только чего? Склонив свой лоб к моему, Лукас с горечью выдыхает и зажмуривается.

— Не знаю, что ты себе надумала, просто знай: я тебя уже отпустить не смогу.

А потом он резко целует, властно действуя языком. Безо всяких прелюдий. Беспредельно и исступленно. Словно нуждается во мне, как ни в ком большем. Как и раньше, Лукас напорист, своего не теряет, не убирает руки от лица. Напротив — невольно, мне думается, впивается в него пальцами, подушками сдавливая точки, которых те касаются. Как и тогда, в его комнате, я ощущаю прилив возбуждения, но в этот раз сама останавливаю то, что не хочу. Я не могу заставлять водителя ждать, невзирая на то, что Исабэл оплатила его услуги через приложение.

Мы все ещё пожираем друг друга глазами, когда я говорю Лукасу:

— Парень, по которому я схожу с ума. Его, словно подменили в этот момент: Блэнкеншип мило улыбается, глядя, как я спускаюсь по крыльцу. Я иду спиной вперед, наблюдая за тем, как красиво поднялся уголок его рта, как англичанин робко и неуверенно спрятал руки в карманы джинсов. Он качает недоуменно головой, будто не понимает.

— Ч-что? — спрашивает нерешительно.

Я задорно смеюсь. Я счастлива.

— Ответ на твой вопрос, — выдаю и подмигиваю, сразу после юркнув в салон белого автомобиля.

Мне отсюда, за тонированным стеклом, видно, как Лукас вынимает одну руку, чтобы пройтись пятерней по волосам.

Самое потрясающее — это его усмешка, говорящая о многом.

Такая безгрешная. Он, как будто не может поверить в происходящее.

Глава 32

Ева

Селест назначила мне встречу в Эсквилино — район, в котором живет она. Невдалеке от библиотеки факультета истории искусств расположена популярная в Риме траттория.

Селест попросила меня подъехать туда, написав смс рано утром. Мы не увиделись с ней в «Тор Вергата». Я заметила Пьетру в толпе, которая, конечно, меня игнорирует отныне. Но рядом с ней не было ни Сел, ни Доми. Может быть, мы разминулись из-за того, что я много времени провела в разных частях кампуса, общаясь со всеми преподавателями, лекции которых пропустила вчера. Но зато у нас есть возможность встретиться и поговорить после занятий. В траттории мы встречаемся взглядами практически моментально. Доминик, сидящая рядом, тоже поднимает на меня глаза — у них обеих серьезные лица, и я начинаю подозревать, что что-то произошло. Но потом вспоминаю, что сама отправила их к

Диего. Они вряд ли этим пренебрегли. В голове вертится множество мыслей. Я прихожу то к одному выводу, то к другому, пока шагаю к столику в центре ресторана. Мы встречаемся вечером, прямиком после окончания сиесты, поэтому вокруг очень много людей. В оживленной траттории, кроме огромного количества голосов, громко звучит песня молодого итальянского дуэта Bеnji & Fеdе. Я столько успеваю отметить и обдумать, прежде чем достигаю конечной цели, что озабоченные лица подруг воспринимаются не так остро и без боязни. Стоит мне сесть за столик, к нам подходит зрелая женщина-официантка и, спрятав левую руку за спиной, молча наливает мне лимонад в только что принесенный ею стакан. У

Доминик и Селест напитки нетронуты. Вежливая официантка пододвигает ко мне меню и обещает подойти через несколько минут, но я даже не притрагиваюсь к нему, смотря на девочек.

Мы все молчим. Это довольно долго не кончается. Сел поджимает губы, оглядывая просторный зал, заполненный гостями, Доминик время от времени опускает ресницы и переплетает свои длинные пальцы. Не трудно догадаться, что с

Диего они все-таки разговаривали. Он не отвечает на мои звонки. Похоже, ему нужно переварить то, что я рассказала ему. Днем он ответил на мое сообщение, отчитавшись, что с ним все в порядке. Для меня, несомненно, это является самым главным, но я нуждаюсь в его поддержке. А сейчас происходит совсем другое: он не знает, как ко мне относиться, что говорить и боится задеть чувства. Я уже и жалею, что была откровенна. Это стало частью моей жизни — тот неприятный случай, и все же это прошло. Я похоронила тот день. Я хочу, чтобы они сделали то же самое.

Быть может, Доминик догадывается, что я разгадала причину «рандеву», поэтому она решает сначала сообщить о нашей общей подруге:

— Пьетра не в самом лучшем настроении, — замявшись, Доми открывает рот и вновь закрывает его.

Откидывается на спинку деревянного стула, внимательно изучает мое лицо, выискивая в нем ответы на свои не заданные вопросы. Что не удивительно, Селест поступает точно также.

Все в порядке, меня это вовсе не смущает.

— Диего был очень щедр на слова, — говорит блондинка с трудом. — Пьетра не смогла выдержать это первой.

— Не знаю, как теперь быть, — затем откликается Доминик.