На закате Браун Сандра
– А ведь я преступник, Лидия.
Такого признания она никак не ожидала, хотя видела плакат в руках Клэнси. Почему Росс вдруг заговорил об этом? Значит, он доверяет ей?
– Преступник?
– Я промышлял с бандой братьев Джеймс – грабил поезда, убивал. На моей совести смерть нескольких человек.
Чувствовалось, что за этими скупыми словами стоит горячее желание выговориться. Росс хранил свою тайну много лет, и теперь ему не терпелось излить душу.
– Расскажи мне все, – попросила Лидия.
– Моя мать была проституткой. – Росс впился в жену настороженным взглядом.
Сообщи он об этом Виктории, его скромница жена побледнела бы от ужаса и посмотрела бы на мужа с немой укоризной. Ничего подобного не произошло с Лидией. Она молчала, ожидая продолжения. Поскольку муж не вымолвил больше ни слова, Лидия спросила:
– Ты любил ее?
Этот вопрос застал Росса врасплох, и он чуть не расплакался.
– Наверное, когда был маленьким. И очень хотел, чтобы она любила меня, но… – Росс пожал плечами. – Для нее я был лишь последствием досадной оплошности, и этого она не могла мне простить.
– А твой отец?
– Я никогда не видел его. Думаю, мать сама толком не знала, от кого забеременела. Мадам милостиво разрешила мне остаться в заведении. Я жил в одной комнате с барменом, и тот нещадно колотил меня за малейшую провинность. Дейзи – она не хотела, чтобы я называл ее мамой, – ночью работала, а днем отсыпалась. Я был предоставлен сам себе: бродил по улицам, воровал, бил стекла – в общем, хулиганил. Потом мне это надоело, и я устроился работать на конюшню. С тех пор пристрастился к лошадям. Когда мне исполнилось четырнадцать, Дейзи умерла.
– Как это случилось?
– Утром у нее начались боли в животе. Врач сказал, что это желудочная колика и он ничем не может помочь. К полудню ее не стало.
Мадам немедленно прогнала меня. К тому времени работа на конюшне мне тоже надоела. Я понял – как ни старайся, для всех останусь лишь сыном проститутки Дейзи. Целыми днями околачиваясь в салуне, я научился пить, сквернословить, играть в покер. А еще понял, что могу полагаться только на себя.
Я украл лошадь у владельца конюшни и зажил в свое удовольствие, перемещаясь по всей округе и досаждая местным жителям. Как-то после очередной партии в покер один из игроков обвинил меня в жульничестве. Я назвал его лжецом. Он бросился на меня с ножом… Но я оказался проворнее. Это был первый человек, которого я убил, – убил за пять паршивых долларов!
– А ты действительно жульничал?
– Конечно, – хладнокровно подтвердил Росс и, помолчав, продолжил: – Мне было двадцать, когда разразилась война. Я присоединился к партизанам и теперь мог грабить и убивать с благословения армии конфедератов. К тому же я научился неплохо обращаться с оружием. Обычно те, кто не дорожил жизнью и лез в самые рискованные переделки, оставались в живых. Погибали люди благородные, – философски заметил он. – Но война кончилась. Надо было подыскивать себе другое занятие, а я умел только стрелять. Однажды в салуне я сцепился с каким-то типом и, по обыкновению, одержал верх. Это видел Коул Янгер. Ему понравилось, что я на «ты» с винтовкой и пистолетом, и он познакомил меня с Джессом и Фрэнком. С тех пор мы стали промышлять вместе.
Имена были незнакомы Лидии, но по тону Росса она догадалась, что речь идет о закоренелых преступниках.
– Так продолжалось два года. А потом мы пошли брать банк, и во время перестрелки я был тяжело ранен. Мои сообщники бросили меня в лесу, иначе им не удалось бы уйти от погони.
– Но ведь ты мог умереть!
Росс усмехнулся, тронутый ее наивностью:
– В каком-то смысле так и случилось. В тот день на холмах Теннесси умер Санни Кларк – таково мое настоящее имя.
– Это там тебя нашел Джон Сакс? – догадалась Лидия.
– Сам я этого не помню. Очнулся через несколько дней в его хижине. Один бог знает, как Джону удалось меня выходить, но уже через несколько месяцев я был совершенно здоров, только шрамы остались. Вот здесь, – он показал на грудь, – пуля прошла навылет. Счастье, что не задела сердце или легкие.
– И тогда ты решил изменить имя…
– Это была идея Сакса. Он же предложил изменить мою внешность. За время болезни у меня отросли усы и борода. Бороду я сбрил, а усы оставил. Они сделали меня старше, солиднее. С Джоном мы прожили почти год, а весной я ушел от него. Ушел другим человеком.
Я переменился не только внешне, но и внутренне. Мне хотелось жить, потому что я понял – жизнь того стоит. Наверное, это произошло благодаря Саксу. Он был первым, кто проявил сочувствие, увидел во мне человека. К тому же, если бы не Сакс, меня вообще не было бы в живых…
Я умел не только убивать, но и обращаться с лошадьми. Сакс нашел мне работу на ферме Джентри. Остальное тебе известно. Я думал, что оставил прошлое позади, но под новой внешностью и именем скрывается все тот же Санни Кларк – убийца, грабитель, преступник, объявленный в розыск в нескольких штатах.
Охваченная жалостью и сочувствием, Лидия опустилась на колени перед мужем.
– Ты больше не Санни Кларк. Кларк умер много лет назад, – промолвила она, глядя ему в глаза. – Теперь ты Росс Коулмен.
Растроганный нежностью жены, Росс погладил ее по щеке.
– Извини за то, что я сказал все это. Кто я такой, чтобы судить тебя, – при моем-то прошлом? Господи, Лидия, через какие страдания тебе пришлось пройти!
Она обвила его руками и опустила голову ему на грудь.
– Зато потом я повстречала тебя и снова почувствовала себя настоящей леди. Но вчера ты так смотрел на меня…
– Прости. Меня обуяла ревность.
– Неужели ты всерьез вообразил, что между мной и Уинстоном что-то было? Мы дружили, и только. И все те, кого ты перечислил…
– Я понимаю – ты не виновата, что мужчины сходят от тебя с ума. Но, черт возьми, увидев, как они глазеют на твою грудь…
– Мне никто не нужен, кроме тебя, Росс. Когда ты целуешь меня, ласкаешь… и делаешь все остальное… – Лидия стыдливо потупилась.
Росс провел пальцем по ее губам.
– Мне нравится, когда мы делаем это.
Он поцеловал ее страстно и нежно, не смея скользнуть языком в глубь рта. Его пальцы нащупали грудь Лидии, но, услышав негромкий стон, Росс тут же убрал руку.
– На твою долю выпало столько мучений… Господи, как подумаю, чем это могло бы закончиться! – Он сжал кулаки. – Сегодня тебе не до меня, понимаю. Извини.
Лидия встала и повернулась к мужу спиной:
– Помоги, пожалуйста.
Задохнувшись от счастья, Росс начал непослушными пальцами расстегивать пуговицы на платье жены.
Вскоре ворох одежды лег у ее ног. Лидия осталась в одной сорочке, и восхищенный Росс замер, залюбовавшись женой.
Опомнившись, он спустил с Лидии сорочку, и перед ним предстала прелестная женственная спина. Росс нежно провел пальцем по позвоночнику – от самой шеи до двух соблазнительных ямочек внизу, потом, поцеловав каждую, проделал обратный путь, на этот раз губами.
Лидия трепетала от его прикосновений. Не отрывая рта от ее спины, Росс ласкал грудь жены.
– Повернись, – тихо попросил он.
Росс нежно поцеловал набухшие соски и с наслаждением вдохнул неповторимый аромат Лидии.
Мягкий свет лампы падал на нее так, что казалось, будто она светится. Пальцы Росса легли на грудь Лидии, а рот, оторвавшись от сосков, двинулся вниз по животу и вскоре добрался до пупка. На мгновение Росс замер, потом облизнул края нежной впадинки и решительно скользнул языком внутрь.
Лидия задрожала и, запустив пальцы в волосы мужа, крепко прижала его голову к себе. До сих пор она не догадывалась, что возможно такое блаженство! Неужели все испытывают нечто подобное или это счастье подарил ей изобретательный Росс?
Между тем его охватило безумие. Кровь неистово стучала в висках, желание пронизывало каждую клеточку тела. Чувствуя руки Лидии у себя в волосах, он жадно вдыхал ее запах.
Слегка отодвинувшись, Росс увидел в неярком свете лампы восхитительно округлые бедра Лидии, а еще ниже курчавое гнездышко золотисто-каштановых волос.
На мгновение он замер, а потом, решившись, наклонил голову и приник губами к заветному треугольнику.
Ахнув от восторга, Лидия судорожно вцепилась в его густую шевелюру. Неверно истолковав ее реакцию, Росс пристыженно отпрянул. Лидия же, ничуть не смущаясь, стояла перед мужем в одних чулках и туфлях. Она явно не понимала, как соблазнительна в эту минуту.
– Сними туфли, а чулки оставь, – хриплым от волнения голосом попросил Росс.
– Зачем? – удивилась она.
– Мне так нравится. – Он сбросил одежду.
Лидия с лукавой усмешкой наблюдала, как Росс лихорадочно расстегивает пуговицы на рубашке.
– Дай я, а то потом мне же придется пришивать.
Проворные пальчики легко справились со своей задачей. Увидев знакомый шрам, Лидия любовно провела по нему пальцем.
– Ведь ты мог умереть… – Потом поднялась на цыпочки, прильнула губами к красной полоске и с облегчением проговорила: – Какое счастье, что этого не случилось.
Когда она начала целовать шрам, тихий стон сорвался с губ Росса, и его руки обвили тонкую талию жены. Осмелев, Лидия начала путешествие по всей широкой мужской груди. Курчавые волосы щекотали ей нос и губы, но это было даже приятно. Соска она коснулась случайно и удивилась, заметив, как он напрягся под ее пальцами. Чтобы не обидеть второй, Лидия уделила внимание и ему, а потом, набравшись храбрости, лизнула оба.
– Черт возьми! – не выдержал Росс, освобождаясь от остатков одежды. – Пожалуй, и мне есть чему у тебя поучиться.
Его поспешность рассмешила Лидию. Повалившись на матрас, она засмеялась, а Росс, уже обнаженный, тут же лег рядом с ней.
– Вздумала посмеяться надо мной? Ну что ж, ты за это заплатишь!
– Как?
– Придется тебе не снимать чулок. – Он пристроился у нее между ног.
Смех замер. Глаза смотрели в глаза. Росс видел, как бьется жилка на виске Лидии. Ее взгляд затуманился, когда она почувствовала прикосновение тугой мужской плоти к своему сокровенному месту.
– Я, пожалуй, останусь в чулках, раз они тебе так нравятся.
– Мне нравишься ты. – Эти слова изумили обоих. Взгляды стали еще пристальнее и, казалось, проникали в самую душу.
– Правда? – спросила она так тихо, что Росс едва расслышал.
– Да.
Он произнес это так убежденно, словно никогда не сомневался в этом. Росс пытался бороться со своим чувством, но незаметно, исподволь Лидия завладела его сердцем. И недавний приступ ревности лишь подтвердил, как много значит для него эта женщина. Пораженный своим открытием, Росс замер. Сила захлестнувших его чувств завораживала и пугала. Только теперь он отчетливо понял, что отныне ему не придется бороться с собой.
Вероятно, Лидия ждала каких-то слов, но, не владея языком нежной страсти, Росс молчал. Всему этому еще предстояло научиться. Пока же, проведя пальцем по ее груди, он признался:
– Ни с одной женщиной я не был так близок.
Сознавая, что это скупое признание стоит дороже самых изысканных похвал, она обвила руками шею мужа и сама поднесла грудь к его рту.
– Я на небесах, когда ты ласкаешь меня языком. Это самое чудесное, что есть на свете!
Не отрывая губ от прелестной выпуклости, Росс слегка вошел во влажное жаждущее лоно. Его охватило предвкушение полного обладания.
– Ошибаешься, – прошептал он. – Есть кое-что и получше.
– Что же? Покажи.
Росс увидел устремленные на него широко раскрытые глаза жены, полные искреннего любопытства.
Проведя ладонью по внутренней стороне ее бедра, Росс наклонился и поцеловал нежную кожу прямо над подвязкой.
– У тебя великолепные ноги, – прошептал он и, словно желая убедиться в этом, начал спускать чулок. Каждое движение руки сопровождалось игривым касанием губ.
Отдавшись наслаждению, Лидия не сводила глаз с мужа. Между тем его губы и пальцы добрались до маленькой ступни, начали обратное восхождение и остановились, наткнувшись на шелковистый хохолок волос.
– Ты такая красивая, – выдохнул Росс.
Лидия молчала, завороженная его голосом и ласками. Когда палец Росса погрузился в теплую влагу ее лона, она замерла. И вдруг насторожилась. Ощущения изменились – теперь между ног Лидия чувствовала не только палец, но и губы.
– Росс! – Потрясенная, она попыталась оттолкнуть его. Но поздно – он уже целовал ее там, а она, сама того не сознавая, все крепче прижимала к себе его голову.
Этот поцелуй был таким же нежным, как тот, который Росс дарил ее губам. Осторожно раздвинув лепестки, скрывавшие вход в самое сокровенное место, он припал к нему ртом. Каждое движение языка было данью восхищению ее прелестью, юностью, невинностью, хотя эта невинность и подверглась осквернению. Нежные губы Росса излечили Лидию от ран, нанесенных жестоким насильником. Эти губы благодарили ее за ту щедрость, с какой она дарила мужу свое тело. Никогда прежде Росс не испытывал ничего подобного.
Волны блаженства омывали Лидию, еще недавно она даже не представляла себе того, что происходило с ней сейчас. И хотя сначала ее поражали действия Росса, она быстро поняла, что этот редкий дар надо принимать с той же безрассудной готовностью, с какой ей предлагали его.
Всепоглощающий восторг нарастал с каждым движением языка, с каждой лаской губ. Дыхание Лидии участилось. Ей казалось, что она теряет сознание, но в этот момент Росс стремительно вошел в нее, заполняя щемящую пустоту своей мощной плотью. И почти сразу в лоно Лидии излилась теплая струя его семени.
Придя в себя, она обнаружила, что они по-прежнему лежат, слившись воедино, а жезл Росса все так же тверд.
– Что с тобой? – удивилась она.
– Извини. Мне мало.
Он задвигался в ней, вначале медленно, затем все убыстряя движения. И снова Лидия взмыла на вершину блаженства, но на этот раз одновременно с мужем. Росс с ликованием выдохнул ее имя.
– Я действительно устала, но спать не хочу. А вдруг, проснувшись, я пойму, что это был только сон?
Росс вздохнул:
– Мне тоже не хочется спать. Так чудесно держать тебя в объятиях! – Он обвил жену рукой и чмокнул в нос. – Объясни, почему ты, выросшая среди дряни, выражаешься так изысканно? Кто тебя научил?
– Я не всегда жила на ферме. Вначале мой родной отец, мама и я жили в городе. Я смутно помню то время. А вот дом мне запомнился. Мама выращивала цветы в саду. У меня была своя комната с большим окном. Летними вечерами я любила сидеть на подоконнике и смотреть на звезды. Ветер раздувал занавески. Они были белоснежные и приятно шелестели…
– Когда у нас будет свой дом, мы непременно повесим белые занавески, – пообещал Росс. – А что случилось с твоим отцом?
– Он умер. Его звали Джозеф Брайант. – Лидия вдруг выпрямилась и гордо произнесла: – Ты хотел знать мое полное имя? Вот оно – Лидия Брайант!
– Ошибаешься. – Росс нежно поцеловал жену в губы. – Теперь ты Лидия Коулмен.
– И правда, – согласилась она, нежась в его объятиях. – Папа писал статьи в газету – что-то насчет рабства. Людям это часто не нравилось. Однажды он сказал, что нам надо перебраться на Север, и уехал подыскивать новое жилье. Мы с мамой были в восторге. Но на Севере он заболел и умер. Я была тогда совсем маленькая и плохо его помню.
– А я своего отца вообще не знал. Им мог оказаться любой из клиентов моей матери.
– Судя по тебе, это был необыкновенно красивый и сильный мужчина. Впрочем, какое это имеет значение? Главное, что благодаря ему ты появился на свет.
Растроганный этими словами, Росс поцеловал жене руку.
– Продолжай. Когда твоя мать вторично вышла замуж?
– Точно не помню. Кажется, мне было лет десять. Дом пришлось продать. В городе на нас смотрели косо – вероятно, из-за папиных статей.
Об остальном Росс и сам догадался – аболиционист Брайант явно не пользовался симпатией соседей-южан. Он решил перевезти семью на Север, но, не выдержав перемены климата, заболел чахоткой и умер. Вдова и дочь остались без средств.
– Мы сняли комнату в каком-то старом доме – темную, сырую. Мама день и ночь шила для богатых леди, и все же нам не удавалось свести концы с концами. Однажды мама сказала, что встретила человека, у которого есть своя ферма.
Они поженились, и он перевез нас к себе. То, что этот человек называл домом, оказалось жалкой хибарой, где летом стояла невыносимая жара, а зимой донимал холод. Мне отвели место на чердаке, куда можно было вскарабкаться только по шаткой лестнице. В этом грязном запущенном доме маме приходилось работать с утра до ночи, чтобы привести его в порядок и приготовить еду. Только сейчас я понимаю, какое отчаяние заставило ее решиться на этот брак! Впрочем, новый муж посулил ей золотые горы, и она по доверчивости легко попалась на эту удочку. Мама надеялась, что на ферме хотя бы еды будет вдоволь, а ее единственная дочь вырастет на свежем воздухе, а не в душной городской каморке.
– Ты говорила, что у этого человека был сын.
– Да, намного старше меня. Когда мама вышла замуж, Клэнси был уже взрослым. Он и его отец день и ночь ругались друг с другом да и с соседями, которых ненавидели. Впрочем, соседи платили им тем же и свою ненависть перенесли на нас. Стоило нам отправиться в город за покупками, как вслед летели оскорбления. Маму это очень угнетало, и вскоре она вообще перестала выходить из дому. Я же боялась ездить в город без нее, с отчимом и сводным братом.
Росс нежно обнял жену.
– Та жизнь осталась в прошлом, Лидия. Я рад, что мы обо всем рассказали друг другу. Ты – единственный человек на свете, который знает обо мне правду. Еще знал Джон Сакс, но он умер.
Лидия подумала, что, к несчастью, секрет Росса известен не только ей, но и Клэнси. Да и полицейские все еще ищут Санни Кларка. Но она сделает все, чтобы они никогда не нашли его!
– А разве Виктории ты ничего не говорил?
– Нет.
Она удовлетворенно вздохнула. Хотя Росс до сих пор любит Викторию, но доверился-то он ей, Лидии!
– Росс!
– Что?
– То, что ты недавно делал со мной…
Он насторожился:
– Ну?
– Да нет, ничего. Пустяки.
– И все же?
– Просто я подумала… – Лидия оперлась на локоть и заглянула мужу в глаза. – Нельзя ли то же самое проделать с тобой?..
Глава 20
В 1872 году Джефферсон переживал пору расцвета. Уступая лишь Галвестону, самому крупному городу Техаса, он был средоточием торговли и важнейшим транспортным узлом. Многочисленные суда швартовались у его причалов, исторгая из своих недр пассажиров, которые затем отправлялись на запад уже в фургонах, и разнообразные грузы. Потом на борт грузили огромные тюки хлопка, чтобы доставить их на рынки Нового Орлеана.
Улицы были запружены людьми. Для большинства из них Джефферсон служил перевалочным пунктом, здесь покупали, продавали и обменивали все на свете. Деньги и товары постоянно переходили из рук в руки. Среди городских обитателей выделялись по меньшей мере три категории: негры, только что ставшие свободными, но по привычке державшиеся в тени; аристократы, потерявшие все в результате войны, но предпочитавшие делать вид, будто недавний конфликт ничуть не нарушил их жизнь и не изменил положения в обществе; и так называемые «саквояжники», которых презрительно сторонились или принимали с распростертыми объятиями в зависимости от того, много ли у них денег и щедро ли они эти деньги расточали. Респектабельные отцы семейств с опаской поглядывали на прожженных авантюристов, наводнивших город, и старались держаться подальше от порта, где собирался всякий сброд. Словом, в Джефферсоне удобно было назначить встречу… или затеряться навсегда.
Привстав в седле, Вэнс Джентри окинул взглядом море палаток, которые раскинулись на много миль вокруг города, и разочарованно вздохнул.
– И как, черт возьми, вы собираетесь их здесь отыскать? – обратился он к Говарду Мэйджорсу, сопровождая свой риторический вопрос выразительным жестом.
– Найдем, не беспокойтесь, – хладнокровно заверил его детектив.
– Тогда начнем! – воскликнул старик, пришпоривая лошадь.
– Постойте, – осадил его Мэйджорс. – Расспросы надо вести осторожно. Начав соваться в каждый фургон, мы только спугнем того, кто нам нужен. Вы правы – при таком многолюдье затеряться проще простого.
В ответ на эти рассудительные слова послышалось цветистое ругательство. Джентри кипел от гнева. После того как мадам Ларю направила их по следу Росса, они с Мэйджорсом почти неделю провели на железной дороге, меняя один душный, прокуренный вагон на другой, проклиная бесконечные остановки и задержки в пути, питаясь кое-как и ночуя где попало – если пару часов сна на жесткой гостиничной кровати можно было вообще назвать ночевкой. Наконец в Шривпорте они ступили на борт гребного парохода, переполненного людьми и грузами и двигавшегося, по мнению Джентри, удручающе медленно. И теперь, когда до цели было рукой подать, Мэйджорс снова завел старую песню об осторожности!
При мысли о том, что в любом из этих многочисленных фургонов может оказаться его дочь, Джентри утратил последние крупицы здравого смысла. Ему не терпелось поскорее вызволить Викторию из рук Коулмена, пока тот не двинулся дальше. Неизвестно почему, но чадолюбивый папаша вдруг вообразил, что его хрупкая дочь задавлена непосильной работой и страдает от унижения. Даже услышав от мадам Ларю, что она видела жену мистера Коулмена в добром здравии, старик испытал облегчение, но не успокоился.
– Ладно, – угрюмо бросил он. – Сегодня ограничимся расспросами. Но завтра, хотите вы того или нет, я сам займусь поисками. – Натянув поводья, Джентри направил коня в центр города, где им с Мэйджорсом посчастливилось снять комнату.
Детектив тронулся следом. Он был сыт по горло угрозами Джентри. Если бы не желание поймать Санни Кларка и уйти на покой в зените славы, детектив давно бросил бы это дело и предложил несговорчивому клиенту нанять себе другого помощника. И тот, несомненно, нанял бы каких-нибудь головорезов! А на то, что Санни Кларка нужно взять живым, этому тупице наплевать…
Мэйджорс пришпорил коня, стараясь не выпустить Джентри из виду. Неизвестно, что он выкинет. На всякий случай надо держать ухо востро.
Две крупных, как горошины, слезы скатились с ресниц на щеки Присциллы.
– Ты просто негодяй, Бубба Лэнгстон! После того, что между нами было, я рассчитывала, что ты женишься на мне.
– Да неужели? – с легкой издевкой спросил Бубба, пожевывая травинку.
За последнее время он очень переменился и, по мнению Присциллы, продолжал меняться на глазах. Это был уже не тот юнец, которым она вертела как хотела, а молодой, уверенный в себе мужчина. Восторженный взгляд сменился спокойным и оценивающим, и это свидетельствовало о том, что Бубба уже ничего не принимает на веру. Вот и сейчас он любовался закатом, не обращая внимания на Присциллу. Это крайне раздосадовало ее, потому что она надела свое лучшее платье, купленное по случаю прибытия в Джефферсон. Вообще последние свидания не отличались особым романтизмом – Бубба быстро удовлетворял свою похоть, и они расходились. Тех милых любовных словечек, которые он нашептывал Присцилле в первый раз, как не бывало.
– Я потому и отдалась тебе, что думала – мы поженимся. – Девочка бросила озабоченный взгляд на фургон, от души надеясь, что ее не слышит мать. – Иначе я бы никогда…
– А насчет Скаута что ты думала? – вдруг спросил Бубба, впервые повернувшись к ней лицом.
– Насчет Скаута? – опешила Присцилла.
– Ну да. Ты и за него собиралась замуж? Или тебе просто хотелось развлечься с кем угодно?
Присцилла вся кипела. По какому праву он так разговаривает с ней? Однако пришлось спасать положение.
– Это неправда, Бубба! – жалобно промолвила она. – Я люблю только тебя. А тот, кто рассказывает обо мне гадости, просто завидует нам.
Бубба лениво потянулся. За прошедшие три месяца он вырос и уже не казался долговязым и неуклюжим.
– Насколько я понимаю, за время путешествия ты успела перелюбить всех неженатых мужчин и парней.
Присциллу охватило отчаяние. Только что она распрощалась со Скаутом, и тот пошел на это так легко, что брошенная любовница до сих пор кипела негодованием.
Оставалась последняя надежда – Бубба. Присцилле вовсе не улыбалось провести всю жизнь на захолустной ферме под опекой властной матери и отца, привыкшего во всем подчиняться жене. Ничего, кроме невыносимой скуки, такое будущее не сулило. Решив прибегнуть к испытанному средству, девочка робко положила себе на грудь руку Буббы и закатила глаза.
– Послушай, как бьется мое сердце! Оно полно любви к тебе.
Юноша с удовольствием принялся ласкать то, что ему предлагалось, причем делал это очень умело. Уже через секунду Присцилле не пришлось притворяться – под пальцами Буббы ее соски напряглись, а с губ сорвался стон желания. Каково же было ее удивление, когда она услышала:
– Ты красивая девушка, Присцилла, и твои прелести сведут с ума любого мужчину. Но лично я предпочел бы жену, которая не расточает свои ласки направо и налево.
– Мерзавец! – Присцилла отпрянула. Еще ни разу Бубба не видел ее в такой ярости. Хорошенькое личико исказилось и теперь напоминало уродливую маску. Он понял, что нравственные принципы совершенно чужды этой девице и она пойдет к своей цели даже по трупам. С благодарностью вспомнив наставления Росса, Бубба мысленно похвалил себя за то, что последовал им.
– Да без меня ты и мужчиной бы не стал! Это я тебя всему научила!
Бубба добродушно ухмыльнулся:
– Ну что ж, мне досталась прекрасная учительница.
И он пошел прочь с таким видом, будто сбросил с плеч тяжелый груз. Присцилла недолго оставалась в одиночестве – из фургона, как фурия, вылетела Леона и залепила дочери звонкую пощечину. Присцилла даже глазом не моргнула. На ее губах заиграла зловещая улыбка. Пройдя мимо отца, безмолвно взиравшего на эту сцену, она взобралась в фургон и, присев на корточки, начала складывать вещи в плетеную сумку.
– Позвольте узнать, что вы делаете, мисс? – осведомилась Леона.
– Ухожу от вас. Поеду в Джефферсон и там найду работу.
– Ты никуда не пойдешь! – У Леоны раздувались ноздри.
– А ты попробуй мне помешать. Я не желаю до конца своих дней прозябать на жалком клочке земли, постепенно превращаться в сушеную воблу вроде тебя и иметь под боком такого никчемного мужа, как мой папаша. Я проживу жизнь иначе.
– Да ты умрешь с голоду!
– Как бы не так! Я сегодня же найду работу.
– Какую?
Присцилла поднялась и взяла сумку.
– Буду делать то, что мне нравится, только теперь не бесплатно, а за деньги.
– Ты намерена стать шлюхой? – ахнула Леона.
Дочь самодовольно улыбнулась:
– Причем самой дорогой. Понимаешь, мама, когда тебя не любят, любви все равно хочется. Я годами мечтала о любви, которой ты меня обделила. Каждый раз, раскрывая объятия мужчине, я буду думать о тех безвозвратно утраченных мгновениях, когда меня могла бы обнимать ты. Но ты этого не сделала. Теперь мучайся.
Легко спрыгнув на землю, Присцилла подхватила сумку и направилась к Джефферсону. Она ни разу не оглянулась.
Гнев Леоны, разумеется, обрушился на мужа, благо тот, как всегда, оказался под рукой.
– Ну и что ты собираешься делать, тряпка?
Мистер Уоткинс поднял глаза на жену, и та с удивлением увидела, что в них нет обычного покорного выражения.
– Я не буду возвращать Присциллу. Что бы ни ожидало ее впереди, это все же лучше, чем остаться с тобой. Жаль, что много лет назад я сам этого не понял.
– Мы будем писать друг другу. – Лидия едва сдерживала слезы.
– Я-то не умею ни читать, ни писать. Разве что кто-нибудь из детей… – Голос Ма дрогнул от волнения, что случалось с ней крайне редко. – Я буду скучать по тебе. Ты стала мне как дочь.
– Если бы не вы, меня бы вообще здесь не было.
Женщины обнялись. Девочки Лэнгстонов плакали, вцепившись в юбку Лидии. Сэмюэль, как и положено мужчине, крепился, но чувствовалось, что и ему жаль расставаться с новой знакомой.
С другими спутниками Лидия уже попрощалась – из Джефферсона каждой семье предстояло добираться до места назначения самостоятельно. Лэнгстоны уезжали завтра рано утром. Как только в фургон погрузят необходимые припасы, он тронется в путь.
– Мы обязательно вас навестим. Может, через год или два, когда построим дом. Представляете, Мозес решил ехать с нами! Я так рада… Он сам вызвался, еще до того, как Росс предложил ему, – тараторила Лидия, опасаясь расплакаться.
– Ты ведь его любишь, правда, деточка? – спросила Ма.
– Люблю. Он… – Лидия запнулась, не решаясь сказать, что теперь убедилась: Россу она не безразлична, хотя, возможно, он и не любит ее так, как первую жену. – Благодаря ему я снова почувствовала себя чистой, честной, поняла, что меня можно уважать, несмотря на мое прошлое.
– Он тоже любит тебя, – заверила ее миссис Лэнгстон.
Лидия покачала головой:
– Он все еще любит Викторию.
Ма махнула рукой:
– Может, Росс сам так и думает, но спит-то с тобой. В один прекрасный день он поймет, кому принадлежит его сердце. И судя по тому, что в последнее время с его лица не сходит улыбка, этот день не за горами. С первой женой Росс был другим. Его постоянно что-то угнетало, кажется, он считал себя обязанным сделать ее счастливой и боялся обмануть ожидания Виктории. Вы отлично заживете вместе, поверь мне!
– Надеюсь.
– По-моему, в последнюю неделю ты стала сторониться меня. – Ма проницательно посмотрела на собеседницу.
Лидия потупилась. Действительно, узнав, кто убил Люка, она начала избегать миссис Лэнгстон, считая себя отчасти виноватой в смерти ее сына.
– Да нет, что вы! Просто меня угнетала мысль, что вскоре нам предстоит расстаться. Я люблю вас, Ма. И всю вашу семью…
– Мы тоже тебя любим, Лидия. – Ма прижала ее к своей необъятной груди.
Читать бесплатно другие книги:
