Гарри Поттер и принц-полукровка Роулинг Джоан Кэтлин

Глава семнадцатая. СМУТНОЕ ВОСПОМИНАНИЕ

Через несколько дней после Нового года ближе к вечеру Гарри, Рон и Джинни выстроились у очага на кухне, чтобы вернуться в Хогвартс. Министерство организовало разовый проход по Дымолетной сети для быстрого и безопасного возвращения учеников в школу. Проститься осталась только миссис Уизли, поскольку мистер Уизли, Фред, Джордж, Билл и Флер были на работе. При расставании миссис Уизли расплакалась. Признаться, в последнее время ее трогали всякие пустяки: она проплакала с тех пор, как в Рождество Перси вылетел из дома в очках, забрызганных тертой дикой морковью (Фред, Джордж и Джинни — каждый клялся, что это не их рук дело).

— Не плачь, мам, — успокаивала Джинни, похлопывая миссис Уизли по спине, пока та всхлипывала у нее на плече. — Все нормально.

— Точно, не волнуйся за нас, — сказал Рон, позволяя матери оставить очень мокрый поцелуй у себя на щеке, — и за Перси тоже. Он просто кретин, не такая уж и потеря, правда?

Всхлипывая еще громче, миссис Уизли обняла Гарри.

— Обещай о себе позаботиться… Не лезь в неприятности…

— Да я и не лезу, миссис Уизли, — ответил Гарри. — Я люблю спокойную жизнь, вы ведь меня знаете.

Миссис Уизли усмехнулась сквозь слезы и отошла:

— Тогда всего хорошего, всем вам…

Гарри ступил в изумрудное пламя и крикнул: «Хогвартс!». Перед ним в последний раз мелькнули кухня и заплаканное лицо миссис Уизли, и пламя поглотило его. Гарри крутился очень быстро и едва улавливал размытые очертания других волшебных комнат, которые проносились мимо, прежде чем он мог их разглядеть. Затем вращение замедлилось, и наконец Гарри остановился в камине профессора Макгонагалл. Та едва взглянула на него, оторвавшись от своей работы, когда он перебрался через каминную решетку.

— Добрый вечер, Поттер. Постарайтесь не слишком запачкать ковер пеплом.

— Конечно, профессор.

Пока Гарри поправлял очки и приглаживал волосы, в камине появился вращающийся Рон. Когда прибыла Джинни, все трое выбрались из кабинета Макгонагалл и отправились в башню Гриффиндора. В окнах коридора, мимо которых они проходили, Гарри увидел, что солнце уже скрывалось за окрестными землями, покрытыми глубокими коврами снега, намного глубже, чем лежавшие в саду в Норе. Вдалеке он заметил Хагрида, кормящего Коньклюва у своей хижины.

— Пустяки, — уверенно сказал Рон, когда они подошли к Полной даме, выглядевшей несколько бледнее обычного и вздрогнувшей от громкого голоса.

— Нет, — ответила она.

— Что значит «Нет»?

— Пароль изменился, — сказала она. — И пожалуйста не кричи.

— Но мы уезжали, откуда нам знать?…

— Гарри! Джинни!

К ним подбежала розовощекая Гермиона в мантии, шляпе и перчатках.

— Я вернулась пару часов назад. Ходила к Хагриду и Конь… то есть Крылогриву, — запыхавшись, проговорила она. — Хорошо провели Рождество?

— Да, — тотчас ответил Рон, — столько всего произошло, Руфус Скрим…

— Гарри, у меня для тебя кое-что есть, — сказала Гермиона, не посмотрев на Рона и не подавая признаков, что она его слышала. — Ой, подожди… пароль. Умеренность.

— Именно, — согласилась Полная дама слабым голосом и открыла проем за портретом.

— Что это с ней? — спросил Гарри.

— Похоже, перепила в Рождество, — ответила Гермиона, закатывая глаза и первой пробираясь в переполненную гостиную. — Она со своей подругой Виолеттой выпила все вино на картине пьяных монахов внизу в коридоре рядом с классом заклинаний. Ладно…

Она порылась в кармане и достала свиток пергамента, подписанный Дамблдором.

— Здорово, — обрадовался Гарри, разворачивая его, и прочитал, что очередной урок с Дамблдором назначен на следующий вечер. — Мне нужно столько рассказать ему… и тебе. Давай сядем…

Но в этот миг раздался громкий пронзительный визг: «Вон-Вон!». Словно из ниоткуда, вылетела Лаванда Браун и кинулась в объятия Рона. Несколько наблюдателей хихикнули, а Гермиона звонко рассмеялась и сказала:

— Прямо канатом переплелись… Идешь, Джинни?

— Нет, спасибо, я обещала встретиться с Дином, — ответила та, хотя и, как заметил Гарри, без особого воодушевления. Оставив Рона и Лаванду скованными в своеобразном матче по вертикальной борьбе, Гарри подвел Гермиону к свободному столику.

— Как провела Рождество?

— О, хорошо, — пожала плечами Гермиона. — Ничего особенного. Как было у Вон-Вона?

— Сейчас расскажу, — сказал Гарри. — Слушай, Гермиона, ты не можешь…

— Нет, не могу, — решительно ответила она. — Так что и не проси.

— Я подумал, может быть, за Рождество…

— Это Полная дама выпила бочку пятисотлетнего вина, Гарри, а не я. Так что же такого важного ты хотел мне рассказать?

Гермиона выглядела слишком свирепо, чтобы спорить, так что Гарри отбросил Рона и пересказал ей все, что подслушал из разговора Малфоя и Снейпа. Когда он закончил, Гермиона некоторое время посидела в задумчивости, а потом спросила:

— А ты не думаешь…

— …что он притворялся, будто хочет помочь, а на самом деле хотел выудить из Малфоя, чем тот занимается?

— Ну да, — ответила Гермиона.

— Отец Рона и Люпин тоже так думают, — недовольно сказал Гарри. — Но ведь это точно доказывает, что Малфой что-то затевает, ты же не станешь этого отрицать.

— Нет, пожалуй, не стану, — медленно произнесла Гермиона.

— И он действует по приказу Вольдеморта, как я и говорил!

— Хм… а кто-то из них вообще упоминал Вольдеморта?

Гарри нахмурился, пытаясь вспомнить.

— Я не уверен… Снейп точно сказал «твой господин», а кто еще это мог быть?

— Не знаю, — сказала Гермиона, прикусив губу. — Может, отец?

Она окинула взглядом комнату, похоже, глубоко задумавшись, и даже не заметила, как Лаванда щекотала Рона.

— Как дела у Люпина?

— Не очень, — ответил Гарри и рассказал ей про задание Люпина у оборотней и про трудности, которые встали у того на пути. — Ты когда-нибудь слышала о Фенрире Грейбеке?

— Разумеется, слышала, — поразилась Гермиона. — И ты тоже слышал, Гарри!

— Когда? На истории магии? Ты прекрасно знаешь, что я никогда не слушал…

— Нет-нет, не на истории магии — Малфой угрожал им Боргину! — воскликнула Гермиона. — В Дрянном переулке, ты что, забыл? Он сказал Боргину, что Грейбек — старый друг семьи и что он будет следить за тем, как у Боргина продвигаются дела.

Гарри разинул рот от изумления.

— Я и забыл! Но это же доказывает, что Малфой — пожиратель смерти, как еще он мог связаться с Грейбеком и командовать им?

— Это очень подозрительно, — выдохнула Гермиона. — Если только…

— Ой, да перестань! — раздраженно воскликнул Гарри. — Ты не можешь объяснить все по-другому!

— Ну… есть вероятность, что это была пустая угроза.

— Тебя точно не убедить, — потряс головой Гарри. — Увидим, кто прав… Попомнишь мои слова, Гермиона, как Министерство. Да, кстати, я поругался и с Руфусом Скримджером тоже…

И конец вечера они провели, дружески ругая министра магии. Гермиона, как и Рон, посчитала, что после всего, что Министерство устроило Гарри в прошлом году, нужно было набраться большой наглости, чтобы просить его теперь о помощи.

Новый семестр начался следующим утром с приятного сюрприза для шестикурсников: ночью к доске в гостиной было приколото большое объявление.

ЗАНЯТИЯ ПО АППАРАЦИИ

Если Вам исполнилось семнадцать лет, или исполнится до 31 августа включительно, то Вы можете посетить двенадцатинедельный курс занятий по аппарации, который будет проводиться инструктором из Министерства магии.

Пожалуйста, запишитесь внизу, если Вы желаете принять участие в занятиях.

Стоимость: 12 галеонов.

Гарри и Рон присоединились к толпе, толкавшейся вокруг объявления и вносившей свои фамилии в конец списка. Только Рон достал перо, чтобы записаться после Гермионы, как к нему сзади подкралась Лаванда, закрыла ему глаза руками и прощебетала: «Угадай кто, Вон-Вон!». Гарри отвернулся и увидел гордо удаляющуюся Гермиону. Он догнал ее, не желая оставаться с Роном и Лавандой, но, к его удивлению, немного не доходя до проема за портретом их настиг Рон с красными ушами и раздраженным выражением лица. Не проронив ни слова, Гермиона ускорила шаг, чтобы идти с Невиллом.

— Так вот… аппарация, — тон Рона дал Гарри понять, что о произошедшем сейчас, лучше не упоминать. — Должно быть забавно, а?

— Не знаю, — отозвался Гарри. — Может, лучше, когда ты сам это делаешь. Мне не очень-то понравилось, когда Дамблдор прокатил меня.

— А я и забыл, что ты это уже делал… Лучше бы мне сдать экзамен с первого раза, — добавил Рон с обеспокоенным видом. — Фред и Джордж ведь сдали.

— Но Чарли же провалился?

— Да, но Чарли крупнее меня, — Рон отставил руки от туловища, словно горилла, — так что Фред и Джордж не распространяются об этом… не при нем во всяком случае…

— А когда мы можем сдать экзамен?

— Как только исполнится семнадцать. Я могу уже в марте.

— Да, но ты не сможешь аппарировать здесь, в замке…

— Так ведь не в этом суть! Все будут знать, что я могу аппарировать, если захочу.

Не один Рон обрадовался возможности научиться аппарировать. Весь день все только и говорили о предстоящих уроках: умение исчезать и появляться по желанию весьма ценилось.

— Будет здорово, если мы сможем просто… — вместо исчезновения Шеймус щелкнул пальцами. — Мой двоюродный брат Фергус аппарирует, просто чтобы позлить меня. Погодите, он еще поплатится… Я устрою ему мирную жизнь…

Весь в мечтах о таком счастье, он хлестнул палочкой немного сильнее, чем нужно, так что вместо фонтана чистой воды — темы сегодняшнего урока заклинаний — из его палочки выстрелил луч, срикошетивший от потолка и ударивший профессора Флитвика прямо по лицу.

— А Гарри уже аппарировал, — поведал Рон слегка пристыженному Шеймусу, после того как профессор Флитвик высушил себя взмахом палочки и задал тому писать: «Я волшебник, а не бабуин, размахивающий палкой». — Дам… э… кто-то взял его с собой. Примыкающая аппарация, знаете ли.

— Ого! — прошептал Шеймус, и вместе с Дином и Невиллом слегка наклонил голову, чтобы услышать, каково это — аппарировать. До конца дня остальные шестикурсники осаждали Гарри просьбами описать ощущения при аппарации. Рассказ о том, как это было неприятно, скорее, повергал всех в благоговение, чем отталкивал, и вечером без десяти восемь Гарри все еще отвечал на подробные расспросы. Чтобы успеть на занятия к Дамблдору, ему пришлось соврать, что нужно вернуть книгу в библиотеку.

В кабинете Дамблдора горели лампы, портреты предыдущих директоров похрапывали в рамах, а на столе вновь стоял думоотвод. Руки Дамблдора лежали по обеим его сторонам, правая такая же почерневшая и обожженной, как и раньше. Похоже, она совсем не заживала, и Гарри задумался уже, наверное, в сотый раз, что могло причинить столь характерное повреждение, но спрашивать не стал. Дамблдор ведь сказал, что он все скоро узнает. Да и в любом случае, Гарри хотелось обсудить кое-что еще. Но перед тем как он начал рассказывать о Снейпе и Малфое, Дамблдор заговорил.

— Я слышал, на Рождество ты встретился с министром магии?

— Да, — ответил Гарри. — Он не слишком мною доволен.

— Да, — вздохнул Дамблдор, — мной он тоже не слишком доволен. Мы должны постараться не сломиться под муками, Гарри, но продолжать борьбу.

Гарри усмехнулся.

— Он хотел, чтобы я сказал сообществу волшебников, будто Министерство прекрасно со всем справляется.

Дамблдор улыбнулся.

— Первоначально это была идея Фаджа, знаешь ли. В последние дни, когда тот цеплялся за свой пост, он все хотел с тобой встретиться, надеясь, что ты окажешь ему поддержку…

— После всего, что Фадж наделал в прошлом году? — со злостью спросил Гарри. — После Амбридж?

— Я объяснял Корнелиусу, что у него нет ни малейшего шанса, но когда он освободил пост, идея эта не умерла. Через несколько часов после назначения Скримджера мы встретились с ним, и он потребовал, чтобы я организовал ему встречу с тобой…

— А, так вот почему вы не поладили! — выпалил Гарри. — Об этом писали в «Ежедневном Пророке».

— «Пророку» изредка приходится сообщать правду, — сказал Дамблдор, — но только изредка. Да, именно поэтому мы и не поладили. Что же, Руфус, похоже, нашел-таки способ загнать тебя в угол.

— Он обвинил меня в том, что я «человек Дамблдора до мозга костей».

— Как грубо с его стороны.

— Я сказал, что так оно и есть.

Дамблдор открыл было рот, чтобы заговорить, и снова закрыл его. За спиной Гарри феникс Фоукс издал тихий, нежный, мелодичный клик. К полному смущению, Гарри внезапно заметил, что яркие голубые глаза Дамблдора влажно заблестели, и он поспешно перевел взгляд на свои коленки. Однако когда Дамблдор заговорил, его голос был достаточно тверд.

— Я очень тронут, Гарри.

— Скримджер хотел знать, где вы находитесь, когда вас нет в Хогвартсе, — произнес Гарри, все еще не сводя глаз с коленей.

— Да, он давно это пронюхивает, — сказал Дамблдор теперь уже весело, и Гарри решил, что можно поднять глаза. — Он даже пытался приставить ко мне слежку. Забавно, честное слово. Он отправил за мной Давлиша. Это было не по-доброму. Меня уже однажды вынудили наслать на него проклятие, и я к величайшему сожалению был вынужден сделать это вновь.

— Так они до сих пор не знают, куда вы пропадаете? — спросил Гарри в надежде узнать еще что-нибудь по этому занимательному вопросу, но Дамблдор только улыбнулся, взглянув на него поверх очков-полумесяцев.

— Нет, не знают, и сейчас пока не то время, чтобы ты узнал. Так, теперь я предлагаю поторапливаться, если только ты не хочешь мне сообщить еще что-нибудь?…

— Вообще-то, хочу, сэр, — сказал Гарри. — По поводу Малфоя и Снейпа.

— Профессора Снейпа, Гарри.

— Да, сэр. Я подслушал их разговор во время вечеринки у Снобгорна… в общем я пошел за ними…

Дамблдор выслушал Гарри с беспристрастным видом. Когда Гарри закончил, он немного помолчал, а потом сказал:

— Спасибо, что рассказал Гарри, но полагаю, тебе лучше выкинуть это из головы. Не думаю, что это очень важно.

— Не очень важно? — неверующе повторил Гарри. — Профессор, вы же поняли?…

— Да, Гарри, поскольку я одарен великолепной сообразительностью, то понял все, что ты мне рассказал, — ответил Дамблдор немного резко. — Думаю, ты мог бы так же принять во внимание и то, что я понял гораздо больше тебя. Я рад, что ты снова доверился мне, но позволь тебя уверить: ничего из сказанного тобой не доставляет мне беспокойства.

Гарри сидел и молча кипел, свирепо уставившись на Дамблдора. В чем дело? Значит ли это, что Дамблдор действительно приказал Снейпу выяснить замысел Малфоя, и уже слышал все, что рассказал ему Гарри, от Снейпа? Или на самом деле он был обеспокоен тем, что услышал, но делал вид, будто это не так?

— Значит, сэр, — сказал Гарри, как он надеялся, вежливым, спокойным тоном, — вы все еще ему верите?…

— Я уже терпеливо отвечал на этот вопрос, — произнес Дамблдор, но уже не так терпеливо. — Мой ответ остался прежним.

— Кто бы сомневался, — раздался язвительный голос. Финеас Найджеллус, по всей видимости, только притворялся спящим. Дамблдор не обратил на него внимания.

— А теперь, Гарри, я настаиваю, чтобы мы поторапливались. Сегодня вечером мне нужно обсудить с тобой более важные дела.

Гарри переполняло чувство непокорности. А что, если он откажется сменить тему, что если настоит на продолжении спора по поводу вины Малфоя? Как будто прочитав мысли Гарри, Дамблдор покачал головой.

— Ах, Гарри, как часто это случается, даже между лучшими друзьями! Каждый из нас полагает, будто его желание говорить намного важнее того, что может привнести другой!

— Я вовсе не думал, будто то, что вы хотите сказать, неважно, сэр, — неохотно ответил Гарри.

— Что же, и ты вполне прав, потому что это не так, — оживленно отозвался Дамблдор. — Сегодня вечером я хочу показать тебе еще два воспоминания. Оба получены с огромным трудом, и второе из них, думаю, самое важное из всех собранных.

Гарри ничего не ответил. Он все еще сердился за прием, оказанный его рассказу, но не знал, к чему могут привести дальнейшие споры.

— Итак, — звучным голосом начал Дамблдор, — мы собрались этим вечером, чтобы продолжить историю Тома Реддля, которого мы оставили на прошлом занятии в преддверии его учебы в Хогвартсе. Ты, конечно же, помнишь, как он обрадовался, узнав, что он волшебник, как отказался, чтобы я сопровождал его в Косой переулок, и как я, в свою очередь, предупредил его, чтобы он прекратил воровать по приезду в школу.

Что же, начался новый учебный год, а вместе с ним прибыл Том Реддль, тихий мальчик в мантиях с чужого плеча, который выстроился вместе с остальными первокурсниками для распределения. Он был направлен в Слизерин, едва шляпа коснулась его головы, — продолжал Дамблдор, взмахнув почерневшей рукой в сторону полки с распределяющей шляпой, древней и неподвижной. — Когда именно Реддль узнал, что знаменитый основатель факультета мог говорить со змеями, я не знаю… наверное, в тот же вечер. Это сведение могло только обрадовать и укрепить его самомнение.

Тем не менее, запугивал он друзей-слизеринцев своими знаниями раздвоенного языка или поражал, но ни слуха об этом не достигло сотрудников школы. Он вообще не проявлял ни признака внешней агрессии или высокомерия. Он казался вежливым, тихим и жадным до знаний. Почти все были о нем более чем лестного мнения.

— А вы им не рассказали, сэр, каким он был при встрече в приюте? — спросил Гарри.

— Нет. Хотя он и не выказал раскаяния, было возможно, что он сожалел о своем поведении и решил начать все с чистого листа. Я предпочел дать ему шанс.

Дамблдор замолчал и вопросительно посмотрел на Гарри, раскрывшего рот, чтобы что-то сказать. Ну вот, опять это стремление Дамблдора верить в людей, несмотря на исчерпывающие доказательства, чего те люди и не заслуживают! Но потом Гарри вспомнил кое о чем…

— Но ведь на самом деле, сэр, вы ему не верили, правда? Он сказал мне… Реддль из того дневника сказал: «Дамблдор, по-моему, никогда не любил меня, как другие учителя».

— Скажем так, я не доверял ему безоговорочно, — ответил Дамблдор. — Как я уже отмечал ранее, я решил присматривать за ним. Так я и поступил. Не стану скрывать, что много почерпнул из своих первых наблюдений. Том был очень осмотрителен со мной: я уверен, он чувствовал, что в волнении от раскрытия своей подлинной сущности рассказал мне слишком много. Впредь он был осторожен, чтобы не раскрыть столько же еще раз. Однако он не мог вернуть то, что соскочило с языка в момент радости, и тем более то, что рассказала мне миссис Коул. Однако ему хватило ума никогда не пытаться очаровать меня, как он очаровал многих моих коллег.

Во время учебы он собрал свой круг преданных друзей. Я называю их так просто потому, что нет другого слова, хотя, как я уже отмечал ранее, Реддль несомненно не чувствовал к ним ни малейшей приязни. В замке вокруг этой группы возник темный романтический ореол. Это было пестрое собрание: слабые, искавшие покровительства, честолюбивые, искавшие отсветов чужой славы, и жестокие, притягивавшиеся к лидеру, который мог бы показать им более изощренные формы жестокости. Другими словами, они были предшественниками пожирателей смерти, и действительно, некоторые из них стали первыми пожирателями по окончании Хогвартса.

Находясь под жестким гнетом Реддля, они ни разу не были уличены в злодеяниях, хотя эти семь лет в Хогвартсе были отмечены рядом отвратительных случаев, явного отношения к которым они все же не имели. Самым серьезным, разумеется, стало открытие тайной комнаты, которое окончилось смертью девочки. Как ты знаешь, в преступлении ложно обвинили Хагрида.

Я не смог найти много воспоминаний о Реддле в Хогвартсе, — сказал Дамблдор, положив свою морщинистые руку на думоотвод. — Мало кто из знавших его тогда согласились говорить о нем: они были слишком напуганы. Все, что знаю, я выяснил после его окончания Хогвартса, после огромной кропотливой работы, после выслеживания тех немногих, кого можно было заставить говорить, после поиска старых записей и опроса свидетелей, как среди волшебников, так и среди магглов.

Те, кого я вынудил говорить, рассказали мне, что Реддль был одержим идей своего происхождения. Конечно, это понятно: он вырос в приюте, и, само собой разумеется, хотел выяснить, как он туда попал. Похоже, он тщетно искал следы Тома Реддля-старшего на щитах в зале почета, в списках старост в старых школьных записях, даже в книгах по истории волшебников. В конце концов, ему пришлось признать, что нога его отца никогда не ступала на землю Хогвартса. Полагаю, именно тогда он навеки отказался от своего имени, приняв сущность Вольдеморта, и начал исследовать судьбу ранее презираемой им семьи матери — женщины, которая, как ты помнишь, по его разумению, не могла быть волшебницей, поддавшись унизительной человеческой слабости под названием смерть.

Все, от чего он мог оттолкнуться, было имя Ярволо, которое, как он знал от управляющих приютом, было именем его деда по материнской линии. Наконец после кропотливых поисков он узнал из старой книги о волшебных семьях о существовании непрерывной линии потомков Слизерина. Летом его шестнадцатилетия он уехал из приюта, куда возвращался ежегодно, и отправился на поиски своих Худо-родственников. А теперь Гарри, если ты привстанешь…

Дамблдор поднялся, и Гарри увидел, что он вновь держал небольшой флакон с кружащимся жемчужным воспоминанием.

— Мне очень повезло раздобыть его, — сказал Дамблдор, выливая светящееся вещество в думоотвод. — Как ты и сам поймешь, когда мы его увидим. Итак?

Гарри шагнул к каменной чаше и послушно опустил голову, коснувшись лицом поверхности воспоминания. Он ощутил знакомое падение в никуда и приземлился на грязный каменный пол почти в кромешной темноте.

Через несколько мгновений, когда Дамблдор опустился рядом, Гарри понял, где они находятся. Дом Худо стал неописуемо грязным, так что Гарри не с чем было и сравнить. Весь потолок был в паутине, на полу толстый слой въевшейся грязи, на столе среди давно немытых горшков валялась заплесневевшая, гниющая пища Свет исходил только от одинокой оплывающей свечи, стоявшей у ног человека, настолько обросшего волосами и бородой, что Гарри не мог разглядеть ни глаз, ни рта. Он сидел затаившись в кресле у камина, и Гарри на мгновение показалось, что тот умер. Но вдруг раздался громкий стук в дверь, человек вздрогнул и проснулся, поднимая палочку в правой руке и небольшой нож в левой.

Дверь со скрипом отворилась. На пороге, сжимая старомодный фонарь, стоял парень, которого Гарри тотчас узнал: высокий, бледный, темноволосый и красивый — Вольдеморт-подросток.

Вольдеморт неспешно окинул лачугу взглядом и заметил человека в кресле. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, затем человек с трудом поднялся на ноги; многочисленные пустые бутылки со звоном покатились по полу от его ног.

— ТЫ! — взревел он. — ТЫ!