Гарри Поттер и принц-полукровка Роулинг Джоан Кэтлин

То, что Дамблдор так высоко ценил его мнение, заставило Гарри еще сильнее ощутить чувство стыда за проваленное задание по заполучению воспоминания о хоркруксах, поэтому он виновато заерзал на стуле, как раз в тот момент, когда Дамблдор поднял первую из бутылок и взглянул на нее на просвет.

— Надеюсь, ты еще не устал погружаться в чужие воспоминания, потому что эти два — весьма интересны, — сказал он. — Первое принадлежит одной очень старой домашней эльфийке по имени Хоуки. Прежде чем мы увидим, чему стала свидетелем Хоуки, хочу ненадолго отвлечь тебя рассказом о том, как лорд Вольдеморт покинул Хогвартс.

К седьмому году своего обучения он, как ты, возможно, догадываешься, подошел с высшими оценками по всем сданным экзаменам. Все его однокурсники решали тогда куда пойдут работать по окончании школы. Едва ли не каждый ожидал от Тома Реддля чего-то впечатляющего. Еще бы: староста, староста школы, обладатель награды «За особые заслуги перед школой». Я даже знал, что некоторые преподаватели, и профессор Снобгорн в их числе, рассчитывая, что он поступит в Министерство магии, предлагали помочь с должностью, познакомить с нужными людьми. Он отказался от всех предложений. А потом мы узнали, что Вольдеморт работает в «Боргине и Берке».

— В «Боргине и Берке»? — изумленно переспросил Гарри.

— В «Боргине и Берке», — спокойно повторил Дамблдор. — Думаю, когда мы погрузимся в воспоминания Хоуки, ты поймешь, чем его так привлекло это место. Но это было не то место работы, которое Вольдеморт выбрал первым. Вряд ли тогда об этом кто-то знал — я был одним из немногих, кому поведал об этом тогдашний директор — но первым делом Вольдеморт пришел к профессору Диппету и попросил оставить его в Хогвартсе в качестве учителя.

— Он хотел остаться здесь? Зачем? — с еще большим удивлением спросил Гарри.

— Думаю, у него было несколько причин, хотя профессору Диппету он не назвал ни одной из них, — ответил Дамблдор. — Во-первых, и это очень важно, я полагаю, что Вольдеморт был привязан к школе сильнее, чем к кому бы то ни было. Хогвартс был местом, где он был по-настоящему счастлив, первым и единственным местом, где он чувствовал себя, как дома.

При этих словах Гарри почувствовал себя несколько неуютно: он питал к Хогвартсу те же самые чувства.

— Во-вторых, замок — это оплот древней магии. Несомненно, Вольдеморт раскрыл гораздо больше его секретов, чем большинство учеников, однако, возможно, он ощущал, что осталось еще множество нераскрытых тайн и неизведанных кладовых магии.

И, в— третьих, как учитель он мог иметь огромную власть и влияние на молодых волшебников и волшебниц. Возможно, он перенял это у профессора Снобгорна, с которым был в прекрасных отношениях и который продемонстрировал, насколько велико может быть влияние преподавателя. Не на секунду не сомневаюсь, что Вольдеморт не собирался связать остаток своей жизни с Хогвартсом, однако я более чем уверен, что он видел в нем прекрасное место для вербовки -место, где он мог бы начать создание собственной армии.

— Но он же не получил работу, сэр?

— Нет, не получил. Профессор Диппет сказал ему, что восемнадцать — слишком юный возраст, но предложил ему обратиться с этой просьбой через несколько лет, если к тому времени он не передумает преподавать.

— А что вы сами думали по этому поводу, сэр? — нерешительно спросил Гарри.

— Я был крайне встревожен, — ответил Дамблдор. — Я отсоветовал Армандо принять Вольдеморта. Я не дал ему тех объяснений, что дал тебе, потому что профессор Диппет питал нежные чувства к Вольдеморту и не сомневался в его искренности. Но я не хотел, чтобы лорд Вольдеморт вернулся в школу и при этом имел бы определенную власть.

— Какую должность он попросил, сэр? Какой предмет он хотел преподавать?

Почему— то Гарри уже знал ответ на этот вопрос даже до того, как его произнес Дамблдор.

— Защиту от темных сил. В то время ее преподавала профессор Галатея Вилкинс. Она была немолода и работала в Хогвартсе уже около пятидесяти лет.

Так, Вольдеморт отбыл в «Боргин и Берк», а все восхищавшиеся им преподаватели, сокрушались, как такой выдающийся молодой волшебник может так бездарно пропадать, работая в магазине. Однако Вольдеморт не был простым ассистентом. Любезен, хорош собой, умен — вскоре он стал получать такие необычные задания, которые могут давать лишь в таких местах, как «Боргин и Берк», специализирующихся, как ты и сам, Гарри, знаешь, на предметах с необычными и могущественными свойствами. Вольдеморту поручали убеждать людей продать те или иные сокровища, и, как говорили, он прекрасно с этим справлялся.

— Не сомневаюсь, — не удержался Гарри.

— Это точно, — устало улыбнулся Дамблдор. — А теперь нам пора вернуться к эльфийке Хоуки, которая работала на очень пожилую и очень богатую волшебницу по имени Хефциба Смит.

Дамблдор коснулся палочкой бутылки, пробка вылетела, и, вылив кружащиеся воспоминания в думоотвод, он сказал:

— После тебя, Гарри.

Гарри поднялся со стула и вновь склонился над зыбким серебристым содержимым каменной чаши, пока лицо не коснулось его поверхности. Он провалился в темную пустоту и приземлился в гостиной перед необычайно толстой пожилой дамой. Аккуратный рыжий парик и сверкающая розовая мантия, обтекавшая ее со всех сторон, делали ее похожей на растаявший торт, покрытый глазурью. Она смотрелась в маленькое украшенное драгоценными камнями зеркальце и большой пуховкой наносила румяна на и без того ярко-красные щеки. Рядом с ней находилась самая крошечная и старая домашняя эльфийка из тех, что когда-либо доводилось видеть Гарри, и затягивала толстые ноги хозяйки в тугие атласные тапочки.

— Поторопись, Хоуки! — велела Хефциба. — Он сказал, что будет в четыре. Осталась всего пара минут, а он никогда не опаздывает!

Эльфийка распрямилась, и дама спрятала свою пуховку. Макушка эльфийки едва доставала до сиденья стула Хефцибы, а ее тонкая, как бумага кожа свисала со скелета, точь-в-точь как жесткая льняная простыня, в которую она была обернута словно в тогу.

— Как я выгляжу? — спросила Хефциба. Она крутила головой, любуясь своим отражением со всех сторон.

— Очаровательно, мадам, — пропищала Хоуки.

Гарри предположил, что в обязанности Хоки входило в открытую врать, отвечая на этот вопрос, так как, по его мнению, Хефциба Смит выглядела далеко не очаровательно.

Зазвенел дверной колокольчик и обе они, хозяйка и эльфийка, подпрыгнули на месте.

— Скорее, скорее, Хоуки, это он! — воскликнула Хефциба, и эльфийка торопливо выскочила из комнаты, настолько заставленной, что было вообще непонятно, как в ней можно было ходить, не запнувшись о, по меньшей мере, дюжину предметов. Здесь были и шкафы, забитые маленькими лакированными шкатулками, и стеллажи, полные книг с золотым тиснением, и полки с шарами и астрономическими глобусами, и множество цветущих растений в медных горшках. Вообще комната выглядела, как нечто среднее между волшебным антикварным магазином и складом.

Через минуту эльфийка вернулась в комнату, ведя за собой высокого молодого человека, в котором Гарри без особого труда узнал Вольдеморта. Он был одет в обычный черный костюм, волосы чуть длиннее, чем в школе, а щеки все такие же впалые, однако все это его ничуть не портило; выглядел он еще лучше, чем раньше. Он с легкостью прошел через заставленную комнату — и это говорило о том, что он уже не раз бывал здесь — склонился над маленькой пухлой ручкой Хефцибы и коснулся ее губами.

— Я принес вам цветы, — тихо сказал он и с этими словами сотворил из ниоткуда букет роз.

— Ах ты, шалун, это было вовсе ни к чему! — пискнула старая Хефциба, хотя Гарри заметил, что рядом с ней на маленьком столике уже была приготовлена пустая ваза. — Ты просто балуешь свою старушку, Том. Ну, садись, садись… А где Хоуки? А…

Эльфийка суетливо возвращалась в комнату, неся поднос с маленькими пирожными, который она поставила у локтя своей хозяйки.

— Угощайся, Том, — сказала Хефциба. — Я знаю, как ты любишь мои пирожные. Ну, как поживаешь? Что-то ты бледненький. Я уже сотню раз говорила, что они тебя сильно нагружают в этом магазине.

Вольдеморт машинально улыбнулся, а Хефциба расплылась в жеманной улыбке.

— Ну, с чем ты на этот раз ко мне пожаловал? — спросила она, хлопая ресницами.

— Мистер Берк хотел бы сделать более выгодное предложение насчет доспеха работы гоблинов, — сказал Вольдеморт. — Он считает, что пятьсот галеонов — это более чем справедливо.

— Ну-ну, не так быстро, а не то я решу, что ты здесь только ради моих безделушек! — надула губы Хефциба.

— Мне приходится быть здесь ради них, — тихо ответил Вольдеморт. — Я всего лишь бедный ассистент, мадам, который должен делать то, что ему велят. Мистер Берк хочет, чтобы я узнал…

— Ой, да ну его, этого мистера Берка! — Хефциба махнула своей маленькой ручкой. — Я хочу тебе что-то показать! Я это даже мистеру Берку не показывала! Том, ты умеешь хранить тайны? Обещаешь, что не расскажешь об этой вещице мистеру Берку? Он ни за что от меня не отстанет, если узнает, что я тебе ее показала, а я не собираюсь ее продавать ни мистеру Берку, ни кому бы то ни было еще! Но ты, Том, ты оценишь ее за историю, а не за то, сколько галеонов можно за нее выручить.

— Я буду счастлив увидеть все, что покажет мне мисс Хефциба, — тихо сказал Вольдеморт, и Хефциба снова по-девчоночьи хихикнула.

— Я попросила Хоуки вынести это сюда… Хоуки, ты где? Я хочу показать мистеру Реддлю наше самое драгоценное сокровище. Вообще, неси оба, раз уж ты там…

— Вот, мадам, — пропищала эльфийка, и Гарри заметил, как через комнату, словно сами по себе плывут две поставленные друг на друга кожаные шкатулки, хотя он понимал, что их несла крошечная эльфийка, держа над головой и пробираясь между столами, пуфами и скамейками для ног.

— Так, — Хефциба со счастливым видом взяла у эльфийки шкатулки, поставила их себе на колени и приготовилась открыть верхнюю. — Уверена, Том, тебе это понравится. О, если бы только моя семья знала, что я тебе их сейчас показываю… Им просто не терпится прибрать их к рукам!

Она открыла крышку. Гарри немного подался вперед, чтобы лучше разглядеть, и увидел нечто, похожее на маленький золотой кубок с двумя изящными ручками.

— Скажи-ка, Том, что это? Возьми и взгляни повнимательнее! — прошептала Хефциба, Вольдеморт протянул руку, взял кубок длинными пальцами за одну ручку и вытащил из аккуратной шелковой обертки. Гарри показалось, что он увидел красный блеск в его темных глазах. Его алчный взгляд каким-то странным образом отразился на лице Хефцибы, за исключением того, что ее маленькие глазки неотрывно следили за прекрасными чертами лица Вольдеморта.

— Барсук, — пробормотал Вольдеморт, изучая гравировку на кубке. — Значит, он принадлежал…

— Хельге Хаффльпафф, разумеется, ах ты, умничка! — громко скрипя своими корсетами, Хефциба наклонилась вперед и ущипнула Вольдеморта за его впалую щеку. — Я тебе не говорила, что являюсь ее дальней родственницей? Этот кубок передавалась в нашей семье из поколения в поколение. Славный, правда? К тому же я уверена, что он обладает и всеми магическими свойствами, хотя я его особо не проверяла… просто храню его в полной безопасности.

Хефциба сняла кубок с длинного указательного пальца Вольдеморта и аккуратно вернула его в шкатулку. Она так была поглощена этим занятием, что даже не заметила, как по лицу Вольдеморта пробежала тень, как только у него забрали кубок.

— А теперь, — радостно сказала Хефциба, — где Хоуки? Ах да, вот ты где… унеси это, Хоуки.

Эльфийка покорно взяла шкатулку с кубком, а Хефциба сосредоточилась на лежавшей у нее на коленях второй, более плоской шкатулке.

— Думаю, Том, это тебе понравится еще больше, — прошептала она. — Наклонись немного, мой дорогой мальчик, чтобы было лучше видно. Разумеется, Берк знает, что он у меня — он сам мне его продал — и, полагаю, с радостью заполучил бы его назад после моей смерти.

Она сдвинула филигранную застежку и открыла шкатулку. Внутри поверх малинового бархата лежал тяжелый золотой медальон.

Вольдеморт, на этот раз без приглашения, протянул к медальону руку и, не отрывая от него взгляда, поднял тот поближе к свету.

— Знак Слизерина, — тихо сказал он, разглядывая игравшую бликами букву «С» в виде змеи.

— Точно! — Хефциба была явно довольна тем ошеломленным взглядом, с которым Вольдеморт смотрел на ее медальон. — Выложила за него бешеные деньги, но не могла пройти мимо такого сокровища; я просто была обязана заполучить его в свою коллекцию. Берк, кажется, купил его у какой-то нищенки… та, вероятно, украла его и даже сама не знала, сколько он на самом деле стоил.

На этот раз не было никакой ошибки: при этих словах глаза Вольдеморта блеснули огнем, а костяшки пальцев побелели, сжавшись на цепочке медальона.

— Думаю, Берк заплатил ей жалкие гроши, но ничего не поделаешь… Прелесть, правда? И, разумеется, все магические свойства тоже при нем, хотя я просто храню его в полной безопасности.

Она потянулась за медальоном. На мгновение Гарри показалось, что Вольдеморт не отдаст его, но затем медальон скользнул сквозь его пальцы и оказался на своей красной бархатной подушечке.

— Вот, мой дорогой Том, надеюсь, тебе понравилось!

Она посмотрела ему прямо в глаза, и впервые Гарри заметил, как сползла ее дурацкая улыбка.

— Все в порядке, дорогуша?

— О, да, — тихо ответил Вольдеморт. — Да, все нормально…

— Мне показалось… да нет, наверное, просто игра света… — Хефциба выглядела обеспокоенной, и Гарри решил, что она на мгновение тоже увидела огненный блеск в глазах Вольдеморта. — Возьми ее, Хоуки, унеси назад и запри. Обычными заклинаниями…

— Пора, Гарри, — тихо произнес Дамблдор, и как только эльфийка, покачиваясь, понесла шкатулки из комнаты, Дамблдор снова взял Гарри чуть выше локтя, они взмыли вверх сквозь забвение и вернулись в кабинет Дамблдора.

— Хефциба Смит умерла через два дня после этой маленькой сцены, — сказал Дамблдор, усаживаясь в кресло, и жестом предлагая Гарри сделать то же самое. — Министерство признало эльфийку Хоуки виновной в непредумышленном отравлении своей хозяйки какао.

— Чушь! — сердито возразил Гарри.

— Вижу, мы с тобой одного и того же мнения, — сказал Дамблдор. — Несомненно, в этой смерти и теми, что произошли в доме Реддлей очень много сходства. В обоих случаях обвинили кого-то другого, того, кто точно знал причину смерти.

— Хоуки созналась?

— Она вспомнила, как добавляла что-то в какао хозяйки, но на самом деле это оказалось не сахаром, а каким-то малоизвестным смертельным ядом, — ответил Дамблдор. — В итоге, все пришли к выводу, что она сделала это не специально, а в силу своей старости и рассеянности.

— Вольдеморт изменил ей память, точно так же, как он сделал со своим дядей Морфином!

— Да, я тоже так считаю, — подтвердил Дамблдор. — И так же, как и в случае с Морфином, Министерство с готовностью обвинило в этом Хоуки…

— …потому что она была домашним эльфом, — сказал Гарри. Он вдруг почувствовал симпатию к обществу ПОНОС, которое учредила Гермиона.

— Именно, — ответил Дамблдор. — Она была старая, сама призналась, что подмешала что-то к напитку, и никто в Министерстве не захотел возиться дальше с этим делом. Как и в случае с Морфином, когда я отыскал ее и извлек это воспоминание, она была уже одной ногой в могиле. Однако ее воспоминание не доказывает ничего, кроме того, что Вольдеморт знал о существовании кубка и медальона.

К тому моменту, как Хоуки осудили, родственники Хефцибы обнаружили пропажу двух из ее величайших драгоценностей. Чтобы убедиться в этом им потребовалось время: у нее было множество потайных мест, она очень ревностно охраняла свою коллекцию. Но прежде чем они полностью удостоверились в том, что и кубок и медальон пропали, ассистент, работавший в «Боргине и Берке», тот молодой человек, который так часто посещал Хефцибу и в котором она души не чаяла, уволился со своей должности и бесследно исчез. Работодатели понятия не имели о том, где он мог находиться. Его исчезновение было для них такой же неожиданностью, как и для остальных. И после этого очень долго никто ничего не видел и не слышал о Томе Реддле.

Теперь, — сказал Дамблдор, — если не возражаешь, Гарри, я хотел бы еще раз остановиться и обратить твое внимание на некоторые моменты в нашем рассказе. Вольдеморт совершил еще одно убийство. Не знаю, было ли оно первым с момента убийства Реддлей, но полагаю, что да. На этот раз, как ты сам видел, он убил не из-за мести, а ради наживы. Он захотел заполучить два легендарных трофея, которые ему показала несчастная, влюбленная в него до безумия старушка. Точно так же, как он грабил детей в приюте, так же, как украл кольцо своего дяди Морфина, так же и сейчас он скрылся с кубком и медальоном Хефцибы.

— Но, — нахмурился Гарри, — это же глупо… Рисковать всем, бросить работу, и все ради…

— Возможно, для тебя это и глупо, но не для Вольдеморта, — ответил Дамблдор. — Я надеюсь, Гарри, что со временем ты поймешь, какое значение для него имели эти предметы, однако, согласись, не трудно представить, что он считал медальон, по меньшей мере, принадлежащим ему по праву.

— Медальон ладно, — сказал Гарри, — но зачем ему было брать кубок?

— Он принадлежал еще одному основателю Хогвартса, — ответил Дамблдор. — Думаю, Вольдеморта все еще тянуло в школу, и он не мог просто пройти мимо предмета, так пропитанного историей Хогвартса. Полагаю, были и другие причины… надеюсь, со временем я смогу тебе их представить.

А теперь вернемся к самому последнему воспоминанию из тех, что я хотел тебе показать, по крайней мере, пока ты не добудешь воспоминание профессора Снобгорна. Десять лет отделяют это воспоминание от воспоминания Хоуки. Мы можем лишь догадываться о том, чем занимался лорд Вольдеморт в течение этого времени, — Гарри снова поднялся со стула, как только Дамблдор вылил последнее воспоминание в думоотвод.

— Чье это воспоминание? — спросил он.

— Мое, — ответил Дамблдор.

Гарри нырнул вслед за Дамблдором в движущуюся серебристую массу и приземлился в том же самом кабинете, который только что покинул. Фоукс мирно спал на своей жердочке, а за столом сидел Дамблдор. Выглядел он также, что и Дамблдор, стоявший рядом с Гарри, разве что обе руки у него были целы и невредимы, да, пожалуй, на лице было меньше морщин. Единственным различием между этим кабинетом и кабинетом того времени, из которого прибыл Гарри, было то, что сейчас шел снег: за окном в темноте летели голубоватые хлопья и оседали на наружном подоконнике.

Молодой Дамблдор, казалось, кого-то ждал. Действительно, мгновение спустя в дверь постучали, и он сказал: «Войдите».

У Гарри тут же перехватило дыхание. В комнату вошел Вольдеморт. Его лицо еще не было таким, как тогда, когда он появился перед Гарри из огромного каменного котла два года назад: черты лица не были змеиными, глаза еще не были ярко-красными, лицо еще не было похоже на маску, однако он уже не был тем красавцем Томом Реддлем. Лицо его было словно обожжено и смазано, оно было причудливо перекошено, будто вылеплено из воска, белки глаз налиты кровью, но зрачки еще не превратились в те узкие разрезы, какими запомнил их Гарри. На нем был длинный черный плащ, а его лицо было таким же бледным, как и снег, сверкавший на плечах.

Дамблдор за столом не выказал и малейших признаков удивления. По всей видимости, он ожидал этого визита.

— Добрый вечер, Том, — спокойно сказал Дамблдор. — Присаживайся.

— Спасибо, — ответил Вольдеморт и сел на стул, который жестом предложил ему Дамблдор — тот самый, по виду, стул, на котором всегда сидел Гарри. — Слышал, вы стали директором, — сказал он. Его голос был чуть выше и холоднее, чем раньше. — Достойный выбор.

— Я рад, что ты одобряешь, — улыбнулся Дамблдор. — Не желаешь выпить?

— С удовольствием, — согласился Вольдеморт. — Дорога была неблизкая.

Дамблдор поднялся со своего места и подошел к шкафу, в котором он хранил думоотвод, но который сейчас был заполнен бутылками. Передав Вольдеморту бокал вина и наполнив свой, он вернулся к креслу.

— Итак, Том… чему я обязан таким удовольствием?

Вольдеморт ответил лишь после того, как отпил немного вина.

— Меня больше не называют «Том», — сказал он. — Теперь я известен под именем…

— Я знаю, под каким именем ты известен, — вежливо улыбнулся Дамблдор. — Однако боюсь, что для меня ты навсегда останешься Томом Реддлем. Это одно из тех, что раздражает в старых учителях. Боюсь, им никогда не забыть того, что их воспитанники когда-то были маленькими детьми.

Он поднял свой бокал, словно собираясь выпить за Вольдеморта, чье лицо оставалось все таким же невыразительным. Тем не менее, Гарри почувствовал, что атмосфера в комнате как-то неуловимо изменилась: то, что Дамблдор отказался называть Вольдеморта его новым именем, означало, что он не позволит ему диктовать условия их встречи, и насколько мог судить Гарри, Вольдеморт именно так это и воспринял.

— Удивлен, что вы задержались здесь так надолго, — сказал Вольдеморт после короткой паузы. — Никогда не мог понять, почему такой волшебник, как вы не желает оставить школу.

— Ну, — не переставая улыбаться, сказал Дамблдор, — для такого волшебника, как я нет ничего важнее, чем передавать древние знания и помогать юным умам овладевать ими. Если мне не изменяет память, тебя когда-то тоже привлекало преподавание.

— И до сих пор привлекает, — сказал Вольдеморт. — Мне просто не понятно, почему вы, с кем постоянно советуется Министерство, кому дважды, насколько я знаю, предлагали пост министра…

— На самом деле уже трижды, — сказал Дамблдор. — Но работа в Министерстве меня никогда не привлекала. Полагаю, мы и в этом с тобой похожи.

Вольдеморт, не улыбаясь, склонил голову и отпил еще немного вина. Дамблдор не стал нарушать повисшую между ними тишину, любезно предоставив Вольдеморту возможность самому начать разговор.

— Я вернулся, — сказал Вольдеморт через некоторое время, — возможно, позже, чем ожидал профессор Диппет… но я все же вернулся, чтобы вновь повторить свою просьбу, которую он однажды отвергнул, сославшись на мой слишком юный возраст. Я пришел просить вас позволить мне вернуться в замок в качестве преподавателя. Полагаю, вы наверняка знаете, что после того, как я покинул школу, я много чего повидал и много чего сделал. Я мог бы показать и рассказать вашим ученикам такое, что они никогда не узнают ни от одного учителя.

Дамблдор некоторое время внимательно смотрел на Вольдеморта поверх своего бокала, прежде чем что-то сказать.

— Да, безусловно, я знаю, что ты много чего повидал и много чего сделал, после того, как покинул нас, — тихо сказал он. — Слухи о твоих деяниях дошли и до нашей старой школы, Том. Не хотелось бы верить и в половину из них.

Выражение лица Вольдеморта оставалось все таким же невозмутимым.

— Величие вызывает зависть, зависть разжигает злобу, злоба порождает ложь. Вы должны знать об этом, Дамблдор.

— Ты называешь величием то, чем ты занимался? — вежливо спросил Дамблдор.

— Разумеется, — ответил Вольдеморт, и его глаза, казалось, вспыхнули огнем. — Я много экспериментировал. Я раздвинул границы магии возможно даже дальше, чем их когда-либо раздвигали.

— Некоторых областей магии, — тихо поправил его Дамблдор. — Некоторых. В остальных ты до сих пор остаешься… уж извини меня… полным невеждой.

Впервые Вольдеморт улыбнулся. Натянутой злой ухмылкой… она пугала еще сильнее, чем его ярость.

— Старый довод, — спокойно сказал он. — Однако ничего, из того, что я повидал на свете, не подтверждает ваши известные заявления о том, что любовь гораздо сильнее моей области магии, Дамблдор.

— Возможно, ты смотрел не в тех местах, — предположил Дамблдор.

— Как бы то ни было, разве можно найти место лучше, чем Хогвартс для начала моих новых исследований? — спросил Вольдеморт. — Позвольте мне вернуться. Позвольте мне поделиться своими знаниями с вашими учениками. Я и мои способности — к вашим услугам. Можете мною полностью распоряжаться.

Дамблдор приподнял брови.

— А что станет с теми, кем распоряжался ты сам? Что произойдет с теми, кто называет себя — если верить слухам — пожирателями смерти?

Гарри мог поклясться, Вольдеморт не ожидал, что Дамблдор знает это название. Он заметил, как снова вспыхнули красным огнем глаза Вольдеморта и раздулись его щелевидные ноздри.

— Мои друзья, — сказал он после секундной паузы, — справятся и без меня. Я в этом не сомневаюсь.

— Приятно слышать, что ты считаешь их своими друзьями, — сказал Дамблдор. — У меня создалось такое впечатление, что они, скорее, твои слуги.

— Вы ошибаетесь, — ответил Вольдеморт.

— Значит, если я сейчас отправлюсь в «Кабанью голову», то не увижу там Нотта, Розье, Мальцибера и Долохова, ожидающих твоего возвращения? Какие преданные друзья: проделать такой неблизкий путь ночью, в снег, и все это ради того, чтобы просто пожелать тебе удачи.

Без сомнения, подобная осведомленность Дамблдора о тех, с кем прибыл Вольдеморт, понравилась Вольдеморту еще меньше, однако он мгновенно пришел в себя.

— Вы как всегда вездесущи, Дамблдор.

— О, нет, просто в дружеских отношениях с местным барменом, — беспечно ответил Дамблдор. — Знаешь, Том…

Дамблдор поставил пустой бокал и выпрямился в своем кресле, характерным жестом сомкнув кончики пальцев.

— Давай начистоту. Зачем ты пришел сюда в окружении своих приверженцев, и просишь о работе, которая, как мы оба знаем, тебе вовсе не нужна?

Вольдеморт взглянул на него с хладнокровным удивлением.

— Работа, которая мне не нужна? Наоборот, Дамблдор, она мне очень даже нужна.

— О, ты хочешь вернуться в Хогвартс, но больше не хочешь преподавать, как тогда, когда тебе было восемнадцать. Чего ты добиваешься, Том? Почему бы хоть раз не сказать в открытую?

Вольдеморт усмехнулся.

— Раз вы не хотите давать мне работу…

— Разумеется, не хочу, — сказал Дамблдор. — И нисколько не сомневаюсь, что именно этого ответа ты от меня и ждал. Однако ты пришел, попросил, значит, у тебя была какая-то цель.

Вольдеморт поднялся. Сейчас он был меньше всего похож на Тома Реддля, его взгляд переполняла ярость.

— Это ваше последнее слово?

— Да, — Дамблдор тоже встал со своего места.

— Тогда, нам больше нечего сказать друг другу.

— Да, нечего, — ответил Дамблдор, и на его лице отразилась великая печаль. — Ушло то время, когда я мог напугать тебя горящим шкафом и заставить тебя заплатить за свои преступления. Но как бы я хотел этого, Том… как бы я хотел…

С мгновение Гарри готов был закричать, в бессмысленной попытке предупредить Дамблдора: он был уверен, что рука Вольдеморта дернулась к карману с палочкой, но спустя миг Вольдеморт развернулся, дверь за ним закрылась, и он скрылся.

Гарри почувствовал, как Дамблдор снова взял его за руку, и через несколько мгновений они уже стояли почти на том же самом месте, только снег за окном уже не лежал сугробом на подоконнике, а рука Дамблдора вновь была почерневшей и безжизненной.

— Зачем? — тут же спросил Гарри, глядя в глаза Дамблдору. — Зачем он вернулся? Вы так и не выяснили?

— У меня есть кое-какие соображения, — ответил Дамблдор, — но не более того.

— Что за соображения, сэр?

— Об этом, Гарри, я расскажу тебе, когда ты добудешь воспоминание профессора Снобгорна, — сказал Дамблдор. — Когда ты найдешь эту последнюю часть головоломки, надеюсь, все сразу прояснится… для нас обоих.

Гарри не переставал сгорать от любопытства, и даже когда Дамблдор подошел к двери и открыл ее, не сразу сдвинулся с места.

— Он снова хотел заполучить защиту от темных сил? Он не сказал…

— Он определенно хотел заполучить защиту от темных сил, — ответил Дамблдор. — Последствия той небольшой беседы — тому доказательство. Видишь ли, после того, как я отказал лорду Вольдеморту в его просьбе, преподаватели защиты от темных сил не задерживаются у нас больше, чем на год.