«Русская верность, честь и отвага» Джона Элфинстона: Повествование о службе Екатерине II и об Архипелагской экспедиции Российского флота Кош Алекс
Для меня было очевидно, что такого рода провизия должна храниться в бочонках, иначе я бы, конечно, раньше поднял об этом вопрос. Корабли также получили мои приказы взять большую пропорцию муки, чем это было приказано в начале, так как русские сухари занимают очень много места и людям полагается их давать на половину фунта больше, чем британским морякам, поэтому я буду вынужден выдавать часть муки с частью сухарей [в русском переводе: крупу]288. Можно положить муку и крупу в бочки прямо на судне, на это не потребуется много времени, поскольку не будет никакой нужды опять выгружать муку и крупы на берег, если нам пришлют эти бочки.
Я также прошу все ко мне отправляемое посылать из Санкт-Петербурга скорейшим образом на малых шлюпках, ибо большие изза недостаточной глубины не могут перейти бара, и это случается слишком часто.
Имею честь быть со всем возможным почтением Вашего сиятельства преданный слуга
Д. Э.
Его сиятельству графу Панину [9/20 сентября 1769 г.289]
Вдобавок к прочим делам тех военных, которых должны были погрузить на мои суда, отправили в Ораниенбаум, о чем я получил известие от вице-президента Военной коллегии графа Захара Чернышева290. Их оставили на меня, чтобы я обеспечивал им ежедневное содержание, – до этого они 24 часа без какой-либо провизии пробыли в Ораниенбауме, пока их командир [секунд-]майор барон фон дер Пален291 не явился ко мне, чтобы сообщить о ситуации и узнать, когда я прибуду для проведения им смотра.
Из дальнейших расспросов я узнал, что они переведены под мою опеку для их снабжения провиантом и для будущих денежных выплат. Эти силы состояли из 500 пеших и 100 кирасиров, все кирасиры были волонтерами, служившими в последнюю войну против прусского короля, и едва ли не все они имели медали в петлицах и отметины пуль на их кирасах292. Всего, включая офицеров, их было 648 человек.
Санкт-Петербург 5/16 сентября 1769 г.
Сэр, я получил оба письма, написанные Вами 3го и 4го настоящего месяца. В последнем письме я с большим удовольствием прочитал о том, что Вы, наконец, нашли судно. Я желаю и уполномочиваю Вас заключить и подписать от имени императрицы этот контракт на условиях, которые Вы мне сообщили, и я перед Вами несу ответственность за апробацию Ее императорским величеством.
Что касается Инструкций, сэр, о которых Вы упоминаете в первом письме, как только я буду иметь честь видеть Вас, мы договоримся относительно их содержания и условий, которые Вы потребуете, и сделаем первый набросок [этих инструкций].
Имею честь оставаться с чувствами полнейшего удовлетворения, сэр, Ваш верный и преданный слуга
Граф Панин
Его превоходительству контр-адмиралу Элфинстону.
Несмотря на трудности и отсрочки, с которыми я продолжал сталкиваться, капитаны и офицеры, понимая, что они все-таки должны вскорости отправляться, пришли ко мне с жалобами на то, что все очень задолжали, и хотели, чтобы я походатайствовал за них перед графом Паниным или императрицей, так как у них не было денег, чтобы экипироваться самим или чтобы оставить деньги семьям. Я пообещал это сделать и был очень рад получить возможность их убедить в том, что я достоин их уважения и доверия.
Я уже получил по 500 рублей293 для капитанов двух фрегатов Поливанова294 и Клеопина295 в счет некоторых потерь, как они это мне представили, понесенных ими изза необходимости перенести свое имущество во время пожара, за неделю до того произошедшего в Кронштадте.
Положение моряков было действительно плачевным, так как им давали только хлеб, крупу и соль. Обычный паек на берегу не учитывал того, что матросы и низшие чины делали десятикратно больше работы теперь по сравнению с обычным временем, а многие еще имели и семьи. Поэтому когда я получил командование, я доложил об их положении и просил выдавать им паек по меркам морского похода, что тут же было удовлетворено. Однако вместо свежего мяса они стали получать старые соленые припасы. Для них и это стало большим приобретением, так как тем они могли сэкономить часть мучного пайка, чтобы оставить своим семьям. При этом изза необходимости вымачивать соленое мясо некоторые заболели цингой, и каждый день по 8–10 человек с каждого корабля нужно было отправлять в госпиталь. Я сделал выговор относительно недопустимости выдачи соленой провизии людям, которые вскоре ничего иного и получать не будут, после чего свежее мясо было им обещано, но так как такого не было ранее заведено, потребовались две недели, чтобы люди наконец получили свежее мясо296. Это значительно увеличило почтение ко мне матросов и нижних чинов (under-officers)297.
Осень быстро начинала заявлять о себе, и, все еще встречая отсрочки и неприятности, я вынужден был написать графу Панину:
Monseigneur,
К моему крайнему огорчению и нежеланию все время жаловаться на службы и здешних мастеров, а также на недостаток ряда материалов (которые, как мне говорят, должны быть отправлены из Санкт-Петербурга), я принужден со всей серьезностью заявить, что почти все, что было для меня сделано, потребовалось возвращать на берег и переделывать. Был ли на то умысел или все происходило по незнанию или нерадению, но в равной степени это задерживает службу. Прошло уже больше недели, как капитан над портом заверил меня, что все паруса будут закончены, но не закончены ни паруса, ни станки для пушек. Медные единороги и оставшиеся артиллерийские припасы все еще не доставлены. Все шлюпки еще остаются в Санкт-Петербурге без мачт, парусов или весел, изготовленных для них, хотя все это было давно обещано. Также остается большая нужда в стекле для каютных окон (cabin windows), а те стекла, что стоят, ни за что не выдержат пушечной пальбы, так как сделаны из тонкого зеленого стекла298.
Капитан над портом постоянно донимает меня рапортами и протестами, для ответа на которые потребовалась бы дюжина секретарей; я никогда не выпускаю из рук пера, тогда как мое присутствие необходимо в каждой части порта, где идет работа.
Также от генерал[!]-майора Мюллера я получил список, в котором значится больше артиллерии и припасов, нежели в списке, данном Вашим сиятельством. Их, как я опасаюсь, невозможно принять на борт без того, чтобы заново не разобрать уже погруженное на корабли, а лафеты полевой артиллерии занимают очень много места.
Господин Мюллер также сообщает мне, что еще [нужно принять] 40 инженеров299 и офицеров морской артиллерии300 с одиннадцатью слугами, которые вместе с тридцатью восемью прочими из сухопутных сил на 80 человек превышают количество, о котором я вначале был предупрежден301.
Со всем этим корабли будут слишком перегружены, если учитывать их состояние, и Ваше сиятельство знает, что я предпринял ради экономии, чтобы уменьшить число корабельных служб в сравнении с предлагавшимися мною изначально. Я начинаю испытывать тревогу относительно всего, что касается сухопутных сил, обоза или артиллерии, а также того, сможет ли эскадра отправиться в такое позднее [осеннее] время при недостатке компетентных офицеров. Вместе с медлительностью всех офицеров, которые нуждаются в деньгах, чтобы экипироваться к походу, капитаны Бешенцев302 и Игнатьев303 говорят, что они оказались в долгах, а при этом имеют семьи, которые оставляют в свое отсутствие без пропитания.
Таким образом, если через Ваше сиятельство можно что-то для них получить, это нужно сделать поскорее, дабы у них было время потратить средства на необходимое для похода. В этом случае они попросят увольнительную, чтобы отправиться в Санкт-Петербург и распорядиться с деньгами; с моей стороны будет жестоко в этом им отказать, однако на благо службы я должен это сделать.
Для меня будет невозможно вопреки Вашим приказаниям иметь честь предстать перед Вашей светлостью до тех пор, пока я не получу при большем старании некоторые вещи, чтобы не рисковать с отправкой флота в этом году. А я должен, если возможно, исполнить обещание быть готовым к выходу из гавани к годовщине коронации Ее императорского величества, хотя при всех моих величайших усилиях многое заставляет меня в этом сомневаться.
Имею честь оставаться с величайшим почтением и привязанностью преданнейший и покорнейший слуга Вашего сиятельства
Д. Э.
Его сиятельству графу Панину
Кронштадт, 15/26 сентября 1769 г.
Для того чтобы дисциплинировать офицеров и команды, я составил следующий приказ, направленный на то, чтобы они не выходили на рейд, потому что офицерам и рядовым не разрешают ночевать на кораблях, пока не будет дано сигналов о несении службы в гавани, ни в день, когда адмиралы поднимают свои флаги, ни когда капитаны – свои вымпелы. Это является одной из причин задержек, так как все приказы следует отправлять через старшего сержанта на квартиры соответствующих капитанов, которые затем должны отправлять их своим капитан-лейтенантам и от них далее нижестоящим до боцмана, который является исполняющим офицером. Все это причиняет им дополнительное беспокойство, так что приказ, провозглашенный утром командующим офицером, редко принимается к исполнению в течение 24 часов.
Я попробовал показать сигнал «для начатия службы в гавани», но так как это противоречило законам порта, я не мог привести этот приказ в исполнение:
От его превосходительства контр-адмирала Элфинстона, главнокомандующего эскадрой кораблей и судов, участвующих в секретной экспедиции
Понеже болшая часть афицеров и матрозов порученной мне эскадры должности морского человека практиков не разумеет и не знакомы с зарубежными походами, настоящим вам велено после того, как вы встанете на якорь на рейде Кронштадта или на другом рейде, где вы можете оказаться впоследствии, приучитца всякой части должности морскаго человека, во-первых, особливо рифованию и убиранию парусов по марсельному и брамсельному, такоже и киданию лота304, пока всякой человек в должности своей не будет совершенным, приказать же вам мичманам и ундер офицерам вашим, чтобы они были на реях и на марсах с матросами для ободрения и показания, а будучи на море, всякому человеку учится компасу и правлению кораблем, и во всех способных случаях людям вашим велеть вам учитца действовать малыми орудиями и ржьями, зачиная каждой день десятью человекам и продолжая так попеременно, пока череда первых десяти не придет, разделят[ь] же вам число людей ваших на разныя части в состоящих пятидесяти или в шестидесяти человеках с определенными к ним офицерами, тем строго смотреть, чтобы они не токмо приучены по вышеписанному, но чисте, опрятне и з своих мундиров бережливе были, а понеже от исполнения вышеписанного порятку честь флага Ее императорского величества и польза Российскаго императорскаго флота зависит. В том господину командующему мне месячно репортовать, как кто из афицеров и матрозов ваших в предписанной своей должности успевает, дабы возмет не учинять им по их достоинству и недостоинству.
Для лутчаго порятку сухопутнаго воиска, кои принято будет на корабль и для збережения здравия всех служителей, сим вам велено разделять оное воиско яко морские служители по вахтам, так, чтоб денно и ночно и с афицерами своими на верхней палубе была, а всегда во время хорошей погоды в 9-м часу по утру койки все на верхнюю палубу вынести, тогда меж палубы выскресть скрипками и вымыть, а умывание сие велеть вам учинить, хотя б сухопутное воиско и не было когда на корабле, койки в свои места они повесят не ранее пятаго часа на море и не ранее захожденния солнца при портах, курение табаку между палубами запрещать вам строго, також запрещать вам хождение с огнем в нижней палубы или под оным без фонаря; [чтобы вы под своим попечением хранили] у себя ключи от пороховых и припасных магазинов, никому не пустить в припасные магазины без мичмана, а во оных спать отнюдь никому не дозволять.
И когда эскадра Ее императорского величества будет в каком-либо порте и на рейде, шлюпка с лейтенантом и гардемарином для караула должна идти на веслах от одного корабля эскадры к другому, начиная с младшего капитана, и грести вокруг и между кораблями, чтобы предотвратить любую неожиданность, и держать офицеров в готовности исполнять свои обязанности. Если офицера в сторожевой шлюпке не окликнет офицер на судне, мимо которого он проходит, он должен отметить название корабля и вахтенного офицера. Рапорты охраны должны направляться мне каждое утро в 8 часов, что является приказом.
Дано в Кронштадте 15/26 сентября 1769 г.
Д. Э.
Капитанам кораблей и судов, находящихся под моим командованием305.
Представление, которое я сделал его сиятельству графу Панину относительно ситуации с моими капитанами и офицерами, способствовало получению пожалования в тысячу рублей капитанами Бешенцевым и Игнатьевым, которые были женаты. Все офицеры получили свои выплаты. У них появилось теперь ко мне больше доверия, и я с удовлетворением получил их похвалы за то, что я сделал.
За три дня до того времени, когда, как я обещал императрице, я завершу подготовку эскадры, корабли вытянулись из Кроншадского порта и встали на рейд306. Поскольку день рождения его императорского высочества великого князя предшествовал дню коронации, я воспользовался этой возможностью, чтобы на рассвете поднять свой флаг, и мне салютовали все корабли моей эскадры307. Я вовремя явился в Санкт-Петербург, дабы поздравить великого князя.
После обеда я умолял графа Панина о том, чтобы отправиться как можно раньше, и к началу октября был готов к отплытию. Он уверял меня, что так и будет, как только закончатся государственные праздники, которые продлятся три дня.
Каждый вечер [при дворе] давали большой бал, ужин и оперу308. В последний день, день именин309 великого князя, машинерия и другие расходы на одну только ночь стоили императрице 1500 фунтов стерлингов, помимо ежегодных расходов, так как танцоры, певцы и музыканты оплачиваются из частных расходов императрицы от 1500 фунтов стерлингов в год до 200 фунтов стерлингов каждому. Оперный дом310 находится в одном из крыльев нового дворца [Зимнего], он очень большой с четырьмя рядами [ярусами] лож и партером, разделенным посредине проходом для офицеров и их семей: они сидели согласно их чинам. Дамы в партере сидели справа, но в ложах дамы и господа сидят вместе. В оперном доме нет первого и второго ярусов, но на месте нашего первого яруса (бельэтажа) находится комната или большая передняя ложа для императрицы, в которой она редко проводит все время, так как имеет другую ложу на том месте, где наша [в Англии] ложа при сцене (stage box)311, напротив ложи великого князя, в которой были два кресла – одно для Его императорского высочества, другое для графа Панина.
Я был приглашен расположиться позади кресла великого князя, а мои два сына по обеим сторонам от него. Представление было очень большим и продолжалось около трех часов312. Когда мы вернулись с императрицей в ее покои, великий князь, недолго пробыв со своей матерью, вернулся в комнату, где ожидала его свита, и, ничего не говоря, обнял моего младшего сына и выразил ему радость в связи с получением офицерского чина313 – чина мичмана, что соответствует офицеру ранга лейтенанта в пехоте314.
На следующий вечер, когда я был в апартаментах императрицы, куда меня привели великий князь и граф Панин, императрица поднялась от карт и подошла в ту часть комнаты, где я стоял. Заметив мое внимание к одной [даме] из ее свиты, игравшей на инструменте, похожем на дульцимер (dulcimer), она спросила меня, люблю ли я музыку. Я ответил: «Да». – «Очень хорошо, – сказала императрица, – но я надеюсь, что вскоре у Вас будет другая музыка». Вскоре она поговорила с графом Паниным и, вынув из своего кармана бумагу, отдала ее графу, который принес бумагу мне, сказав никогда не выпускать ее из рук. Около 10 часов я поцеловал руку императрицы, а она мне пожелала успеха и благополучного плавания315.
Ниже приводится перевод бумаги, переданной мне графом Паниным. Он показывает, с каким высоким уважением ко мне тогда относились, а равно демонстрирует и щедрость императрицы, так как я и в мыслях не имел получить больше, чем значилось в моем договоре.
Приказ нашему контр-адмиралу Элфинстону
Всемилостивейше жалуем Вам самому на снаряжение к экспедиции 3000 рублей (600 фунтов стерлингов)316 и от настоящей даты в дальнейшем 400 рублей в месяц (80 фунтов стерлингов), также всем морским офицерам от капитана до мичмана, кто находится в Вашем ведении в экспедиции и кто поэтому подчиняется Вашим командам, не в зачет одну треть годового жалованья. Мы повелеваем, чтобы названные деньги на экипировку Вы получили немедленно, а столовые деньги отныне ежемесячно, также платите означенным офицерам вышеозначенные вознаграждения из средств, которые выдаются Вам на экстраординарные расходы.
Подписано: Екатерина.
В Санкт-Петербурге 22 сентября 1769 г. (ст. ст.)
Два дня мы спорили о способе получения денег на расходы во время похода, так как я отказывался распоряжаться государственными деньгами и хотел, чтобы для этого определили казначея. Я согласился только на то, чтобы нести ответственность за деньги, но чтобы один из офицеров моего корабля и мой секретарь получили деньги, имели каждый по ключу и составляли совместные отчеты [о расходах] казначейству. Деньги на служебные нужды будут выдаваться по моему приказу. Капитан Козлянинов317 и мистер Ньюман отправились в казначейство и получили деньги все в новых голландских дукатах, а также 40 000 дукатов для графа Алексея Орлова.
Мои инструкции были прочитаны мне по-французски перед графом Паниным, чтобы знать, правильно ли я понял их. Но я пожелал иметь заверенный перевод на английский, что мне и было пожаловано, но по этой причине меня на три дня дольше продержали в городе. Вот содержание инструкций318:
Божьею милостию мы Екатерина Вторая императрица и самодержица всероссийская и прочая, и прочая, и прочая.
Нашему контр-адмиралу Элфинстону
По причине настоящей у нас с Портою Отоманскою войны, которая с ея стороны толь вероломно начата, разсудили мы за нужно для учинения ей диверсии в чувствительнейшем месте воспользоватся известною склонностию греческих и славянских народов, от части ей подвластных, а от части еще за вольность свою доныне мужественно поборающих; сие же на сухом пути предприятие поручено там на месте от Нас Нашему генералу порутчику графу Алексею Орлову, в подкрепление чего между архипелагскими островами с стороны морской отправлена отсюда особливая эскадра под командою Нашего адмирала Спиридова.
В полной доверенности на приобретенное Вами в военных морских операциях искуство и на ту верность, коею Вы обязались нам при вступлении Вашем в службу Нашу, восхотели Мы поручить Вам особливую в той же стороне экспедицию, как сим нашим рескриптом Вам всемилостивейше и поручаем в главную команду приготовленную в Кронштадте под собственным Вашим смотрением эскадру.
Главной предмет сей вашей экспедиции должен состоять в том, чтоб воспрепятствовать и пресекать весь подвоз хлебнаго пропитания в Царь-град из Египта и других турецких мест, как и всю собственную турецкую и под турецким флагом производимую навигацию и морскую торговлю на тех проходах, где вы находится будете.
Каким образом поступать Вам в лучшем на месте исполнения сего Нашего предмета, в том оставляя Вам с беспредельною поверенностию свободныя руки и полагаясь совершенно на собственное Ваше благоразумие и знание, равномерно не хотим Мы ничего предписывать здесь и к управлению в сей Вашей навигации до неприятельских вод, но почитаем единственно за необходимое снабдить Вас здесь нужными изъяснениями о политическом положении двора Нашего с теми державами, в близости которых вам проходить надобно будет, дабы Вы на основании оных верно и надежно поступки Ваши размерять могли, в рассуждении их гаваней, естьли б в которую по необходимости зайти надлежало, и навигации, как военной, так и комерческой.
Прежде всего иметь Вам главным и непременным правилом служить, чтоб во все время плавания вашего отнюдь не остановлять и не осматривать никаких христианским державам принадлежащих торговых судов, но паче по колику то от вас зависеть может, показывать им всякую помочь и приязнь, а особливо датским, прусским и аглинским, ибо намерение Наше весьма удалено и от самого малейшаго утеснения чьей либо комерции. Уверения о том зделаны уже всем дворам при учинении им чрез Наших министров сообщения о посылке в Средиземное море обеих ваших эскадр, как Вы то из приложеннаго здесь экстракта усмотрите. Вы имеете непременно пещись о точном исполнении их, дабы никому никакого не причинствовать неудовольствия, да и персонально не подать повода к неудобствам, кои бы плавание Ваше затруднять могли, а чтоб сверх того еще привесть Вас в состояние размерять степени атенции или осторожности, кои Вы в разсуждении всех держав наблюдать имеете.
Приступим Мы теперь к обещанному Вам описанию политических наших сопряжений с другими державами.
На походе представится вам первою Дания. Относительно к сей короне можете вы на нея совершенно надежны быть, и если б паче чаяния в такой еще близости заставила крайняя нужда, смело входить в ея гавани, ибо Мы находимся с Его датским величеством в теснейшем союзе, по чему и во владениях его эскадре вашей, конечно, всякая помочь с охотою и поспешностию оказываема будет.
За Данию рядом почти следуют Республика Голандская, Англия и Франция.
С первою мы находимся в добром согласии и дружбе, следовательно же, и надобно вам будет почитать встречающияся ея эскадры дружественными и обходиться с ними по общим морским обрядам, ибо голландцы со своей стороны в рассуждении салютации не прихотливы; гавани же голландския будут, конечно, для вас отверсты, если б необходимость к ним повлекла.
Об Англии справедливо можем мы сказать, что она нам прямо доброжелательна и одна из дружественнейших наших держав, потому что политические наши виды и интересы весьма тесно между собою связаны и одним путем к одинаковой цели идут; кроме того имеем Мы с Великобританскою короною трактат дружбы и комерции, которым взаимная наша навигация в землях и владениях обеих сторон поставлена в совершенной свободе. Довольно, кажется, было бы сих двух оснований к совершенному Нашему удостоверению, что порты Его британского величества будут отверсты эскадре вашей, но и за тем еще по откровенном через посла нашего в Лондоне изъяснении, имели мы новое удовольствие точно и совершенно обнадежиться с стороны его, что обе наши в Средиземное море назначенные эскадры, как под командою адмирала Спиридова, так и Вам собственно вверенная, будут принимаемы во всех пристанях Его величества за самыя дружественныя, и как таковыя снабжены всякою им по востребованию обстоятельств нужною помочью. Не меньше соглашеность между нами скромным образом, чтобы с обеих сторон заблаговремянно приняты были надлежащия меры к упреждению всяких о салютации требований и споров между взаимными эскадрами и кораблями. Вследствие того долг звания Вашего будет в проходе через Канал и чрез Гибралтарский пролив не подавать с своей стороны повода к требованию, обращаясь в сторону или инако как по способности, удаляясь от встречи с аглинскими военными судами, подобно как и они с другой, чаятельно, оной миновать стараться будут. Может быть, не излишно еще и то, чтобы Вы прежде вступления в канал и в Гибралтарской пролив снимали совсем прочь заранее вымпел и флаг адмиральской и проходили тут без оных, дабы тем с большею удобностию избежать требования о спущении оных. Мы надежно ожидаем от благоразумия и осмотрительности Вашей, что Вы в сем случае будете уметь согласоваться пристойным образом взаимному Нашему и Его британского величества желанию.
Положение Наше с Франциею может равномерно присвоено быть Гиспании и королевству Обеих Сицилий. Во Франции имеем Мы поверенного в делах советника посольства Хотинскаго319, в Мадриде чрезвычайнаго посланника барона Стакельберга320, а в Неаполе никого. Со всеми сими Бурбонскими дворами имеем мы только наружное согласие, и можем, конечно, без ошибки полагать, что они Нам и оружию Нашему добра не желают, но, с другой стороны, нельзя же и того ожидать321, чтоб они шествию вашему явно и вооруженною рукою сопротивляться стали, не имея к тому ни только законной причины, ниже казистаго предлога, которой бы предосудительное покушение сколько ни есть покрыть мог.
Сие описание образа мыслей Бурбонских домов долженствует решить Ваше к ним поведение и показать, что Вам с встречающимися их кораблями, хотя дружелюбно, но осторожно однако ж обходиться, а гавани их, кроме самой крайней нужды, обегать надобно, разве когда к спасению другаго пути оставаться не будет.
Португальской двор совсем вне всяких с нами сопряжений, но как при всем том существо естественного положения и интересов его требует от него непременно быть в противных Гишпанскому политических правилах, то и можно не без основания полагать, что в пристанях его свободу и вспомоществование находить будете.
Что здесь о Португалии говорено, может справедливо относиться к владениям короля Сардинскаго, ибо он по настоящей его заботливой позиции между венским и версальским дворами, которых соперничество дому его толь надобно, а прежде и толь полезно было, со многою вероятностию не не [так!] рад будет видеть флаг наш в Средиземном море, яко новаго бурбонскому пакту соперника, тем более, что он по коммерции не имеет нужды менажировать турков.
По миновании португальских берегов и Гибралтарскаго пролива, вошед в Средиземное море, представится вам первою пристанью остров Мальта. Сама институция ордена сего имени, будучи основана на защищении Креста Святого и поборников его противу неверных, может, по-видимому, верным служить залогом, что порт Мальтийской не будет возбранен и эскадре Вашей, яко назначенной противу врага имяни христианскаго, которой тем самым есть и пребудет всегда равномерным врагом Ордена, и что по тому без затруднения найдете вы в оном за деньги всякую нужную помочь, естли паче чаяния необходимость какая привлечет вас туда. На всякой случай, для вящаго Ордену поощрения прилагается здесь с копиею для известия и руководства Вашего собственное Наше писмо к великому магистру онаго.
Когда понудят Вас обстоятельства искать пристанища в мальтийском порту, в таком случае при входе туда имеете Вы доставить ему оное с пристойным от себя приветствием, а естьли не случится Вам такой нужды, не для чего уже будет и посылать сего писма, ибо оно инако было бы бесполезно.
Кроме вышеозаглавленных италианских владений представляются еще там Великое герцогство Тосканское с вольным онаго портом Ливорною, республики: Генуеская, Венецианская и Рагузская, которая состоит под протекциею турков и им дань платит.
Ливорна, будучи вольным для всех портом, не может натурально и для вас затворена быть, поелику военныя эскадры могут участвовать в неограниченной свободе и преимуществах вольнаго порта. Примеров тому множество в последних войнах между Англиею и Франциею. Они могут и Вам служить за правило.
С Республикою Генуэзскою не имели Мы безпосредственнаго сношения, но хотя она в политике своей и привязана к Бурбонским домам, а особливо к Франции, которой недавно подвластной ей остров Корсику совсем уступила, но тем не менее, однако же можно надеяться, что она по образу вольнаго своего правления не откажет эскадре Нашей в нужном пристанище, ибо такой отказ был бы противен самой конституции ея.
В рассуждении Республики Венецианской настоят другие уважения. Она издавна желает ближайшаго с Нами соединения, но по робости, от соседства с турками присходящей, не смеет еще податься на явныя к тому способы. Без сумнения, будут нам венецияне внутренно желать добра по существительнейшему их интересу в ущербе и упадке турецких сил, но извне, чаятельно, будут руководствоваться правилами вышеупомянутой робости, разве успехи наши скоростию и важностию своею заставят их снять маску. Вам надобно будет на сем основании распоряжать поступки ваши в разсуждении республики, сносясь и требуя совета, когда время допустит, от Нашего в Венеции пребывающаго поверенным в делах действительнаго статскаго советника маркиза Маруция322, который между тем не оставит с своей стороны подавать Вам все нужныя сведения.
О республике Рагузинской, которая сама по себе гораздо не важна, примечено выше, что она состоит под протекциею турков и платит им дань323. Правда, отрекается она от сего качества подданной и стороною забегала уже ко двору нашему с просьбою, чтобы ее навигация от неприятельской отличена была; Вы имеете по тому, если бы паче чаяния нужда заставила вас искать прибежища в портах сей Республики, сначала отозватся и обходится с ней дружелюбно, полагая, что она с своей стороны не отречется от допущения караблей Наших и от учинения им за деньги всякой потребной помочи, в противном же случае можете Вы оное себе по необходимости и силою доставить, трактуя тогда рагузския земли и кораблеплавание неприятельскими, по обыкновенным, однако ж, порядком между цивилизованными нациями, токмо чтобы сие сделано было с согласия графа Орлова.
Что касается до африканских в Средиземном море корсаров (privateers), выходящих из Туниса, Алжира и других мест, то хотя считаются они в турецком подданстве, однако ж, тем не меньше, оставляйте их на пути в покое, если только они сами вам пакостей делать не станут, и если опять не случится вам застать их в нападении на какое либо християнское судно, ибо тут, не разбирая нации, которой бы оно ни было, имеете вы их бить и христиан от плена освобождать, дозволяя и в прочем всем христианским судам протекцию Нашу, поколику они ею от Вас на проходе пользоваться могут.
Сверх сего, если вы во время крейсирования в неприятельских водах324 по каким-либо собственным Вашим усмотрениям за нужно найдете отозваться от себя манифестом или инако, как к тем варварским республикам для различения их флага от турецкаго, дабы Нам тем, естьли можно будет, ослабить силы неприятельския, в оном Вы как главнокомандующий эскадрою свободныя руки от Нас получаете.
Вот Вам точное и обстоятельное описание тех политических сопряжений и интересов, в коих Мы находимся относительно ко всем европейским державам. Оно долженствует Вас служить запасным правилом, как, где обходится и чего от кого ожидать.
Независимо от главнаго предмета порученной Вам экспедиции, которой выше сего точно изображен и имеет состоять в воспрепятствовании и пресечении всего в Царьград из Египта и других турецких мест подвоза хлебного пропитания, равно как и всей собственной турецкой и под турецким флагом производимой навигации и морской торговли, и котораго предмета лучшее исполнение предали Мы единственно и с полною доверенностию Вашей к Нам верности и Вашему в мореплавании дознанному искусству, отправляются с вами сухопутные войска и разные военные снаряды в подкрепление сухопутных операций Нашего генерал порутчика графа Орлова.
Прежде всего, надобно Вам будет старатся высадить те войска и снаряды на берег в назначенных к тому от онаго генерал порутчика местах, а именно: в Майне, что в Морее, а особливо в порте, называемом на карте а по тамошнему
Мы надеемся, что к тому времени будут в них уже находиться поверенные его графа Орлова люди для скорейшаго приема и людей, и тягостей; но из благоразумной осторожности, которой Вам никогда из глаз выпускать не должно, не оставите Вы однако ж в приближение ваше к назначенным для выгруски местам остановиться на некотором от них расстоянии, и искать наперед тем или другим образом прямо спознать и увериться, есль ли уж там поверенныя графа Орлова или другие какия от него посланныя службы Нашей офицеры, ибо как в сем случае и не будет Вам никакого более оставатся сумнения к безпечному входу в те места для высажения на берег войск и тягостей325.
Выше уже сказано, что адмирал Спиридов с эскадрою его назначен в подкрепление с морской стороны между Архипелагскими островами сухопутных операций Нашего генерала порутчика (в англ. версии: генерал-лейтенанта) графа Орлова, и хотя таким образом цель и намерение наше в его и вашей экспедициях весьма разны и одни от других нимало не зависимы, но тем не менее, обстоятельства дел, польза службы Нашей, которая обоим вам всегда равный предмет, и времянная иногда деликатность взаимных ваших позиций, требуя непрестанного между вами сношения, могут также в случаях нужды требовать и согласнаго вашего на время к одному концу действования, и взаимной друг другу помочи.
Мы твердо надеемся, что Вы во всем том сами собою ничего упускать не будете.
Равномерно не можем иметь ни малейшаго сомнения, чтоб и адмирал Спиридов не соответствовал Вам, как ему о сем по следующему здесь для известия и руководства Вашего экстракту инструкции его и точное повеление Наше дано.
В осмотре плавающих в неприятельских водах судов326, когда вы уже будете в действительном крейсировании к сему, по мнению Нашему, удобное место будет между Дарданеллами, имеете Вы поступать в разъсуждении всех неитральных нацей по общенародным правам и обыкновениям, а что касается до контрабанды, по точной силе Нашего с Англиею комерческаго трактата327, которой для Вашего сведения в печатном экземпляре при сем прилагается, конфискуя все то, что в оном оружием и военными снарядами имянно оглавлено и везется прямо к неприятелю, также и все ему собственно принадлежащее, но не забирая однако ж самых судов какой бы они христианской нации ни были, хотя турецких подданных, дабы инако не произвесть жалоб посторонних держав, ниже огорчать тех самых христиан, на освобождение и подкрепление которых подъемлим Мы толь великий подвиг, следовательно же, и не разделывать одною рукою то, что другою сооружаемо будет на твердой земле, ибо успех и поспешествование сухопутных операций почитаем мы, да и долженствуют они неотменно пребыть первым и главным предметом всех других предприятий, изключая токмо те, между ими роды и уезды, о коих от графа Орлова вам знать дано будет, потому что случится может, что и християнския под державою турецкою находящияся суда328 должны таковым же образом, как и неверныя, трактованы быть по мере их противных нам действий.
Суда же и товары магометан должны всегда добрыми призами почитаемы и как таковыя в пользу употребляемы быть.
В заключение всего вышеписаннаго объявляем Мы здесь последней, но в то же время и важнейшей пункт соизволений Наших.
Свойство экспедиции Вашей не таково, чтобы на разныя степени и обороты оной можно было предписать точныя положения, и для того, с одной стороны, с доверенностию на искусство и верность Вашу оставляя Вам совершенно свободныя руки действовать в порученной Вам части поисков над неприятелем по лутчему Вашему уразумению и, таким образом, как когда обстоятельства и самоличныя Ваши усмотрения позволять будут, хотим однако ж, с другой, определить здесь к будущему Вашему руководству одно генеральное: но, тем не менее, непременное и всем другим уважениям предшествующее правило.
В самом начале сей инструкции видели уже Вы, что главная всему нашему плану цель состоит в поднятии на турков подвластных им греческих и славянских народов, следовательно же, и долженствуют уступать оной первое место все другия побочныя предприятия, а как экспедиция ваша принадлежит натурально в число сих последних, первым же предметом есть и всегда долженствуют пребыть операции нашего генерал порутчика графа Орлова при подкреплении с моря эскадры адмирала Спиридова, которая единственно к тому назначена, то и можете вы из того далее заключать, что, когда ему с своей стороны в произведении главнаго предмета надобно будет по временам употреблять ласку, увещевания и другие скромныя способы, Вам, напротив, не надобно будет ничего такого предпринимать, чтобы его мерам сколько ни есть опорствовать и препятствовать могло. Мы в сем случае особливо разумеем всякое от Вас иногда где либо на твердой земле с берегу или же на котором либо из Архипелагских островов удобным и возможным усматриваемое скорое и сильное предприятие и покушения по опасению, дабы разным с двух сторон поведением там, где одинакому быть надобно, не умножать самим себе напрасных трудов и забот, и не остановлять сухопутных операций, чего ради и рекомендуем Вам единожды навсегда содержать с графом Орловым частое и точное сношение, дабы Вы его мерам по возможности содействовать могли, а особливо по незнанию видов его и положения дел на сухом пути не предприняли чего оным противнаго и предосудительнаго.
Употребление арматоров или корсаров противу мореплавания неприятеля, относясь к пользе и вреде от онаго происходящих к християнским народам тамошней стороны, потому самому и касается до тех мер и распоряжений, которыя от Нас поручены нашему генералу порутчику графу Орлову, а вследствие того по пункту действительнаго употребления оных и надобно Вам будет поступать и следовать по его советам и требованиям.
Для надежности корреспонденции Вашей с нами, с графом Орловым, с адмиралом Спиридовым и с поверенным в делах в Венеции маркизом Маруцием, которая неотменно требует сохранения непроницаемой тайны, прилагаются здесь цифирные ключи, кои Вы всегда в собственном Вашем хранении содержать имеете, не выпуская их из рук, как только для нужного употребления под собственными Вашими глазами.
Для исправления при Вас корреспонденции, дел и переводов повелели Мы Нашей Коллегии иностранных дел определить к Вам переводчика ея [с] аглинскаго и французскаго языков Джонсона Ньюмана, которому имеете Вы производить жалованья в год по шести сот рублев, да покуда он у вас пробудет, сверх онаго по пятидесяти рублев на месяц из вверенной вам суммы.
На чрезвычайные расходы определяем Мы Вам двести тысяч рублей (40 тысяч фунтов стерлингов), которые имеете Вы принять здесь на месте в червонных от Нашего генерала прокурора князя Вяземскаго, считая каждый червонной по 2 рубли и по 65 копеек329.
Употребление оных на нужные службы Нашей чрезвычайные расходы и содержание самых экипажей Мы вверяем с полною доверенностию Вашему собственному разбору и благоусмотрению, полагая твердо, что Вы, предпочитая всему и везде пользу дел Наших, будете в том руководствоваться Вашею верностию и разумною бережливостию.
Сверх того посылается еще с Вами в червонных же сто тысяч рублев в диспозицию Нашего генерал порутчика графа Орлова, которыя Вы ему по первому требованию отпустить имеете, или в случае, естьли Вы прежде сношения с графом Орловым соидитесь с адмиралом Спиридовым, то тогда все сии деньги для скорейшаго доставления отдать оному адмиралу.
Для известия Вашего прилагается здесь один экземпляр копии того манифеста, которой в турецких областях от графа Орлова в свое время публикован быть имеет330. А в прочем, испрашивая благословения Бога Вседержителя на предприемлемый Вами путь и на будущия Ваши военныя операции к славе флага Нашего, пребываем Мы Вам императорскою Нашею милостию благосклонны. Дан в Санкт Петербурге сентября 25 дня 1769 года.
Подписано: Екатерина
Redim331 граф Панин
Вследствие короткого мемориала, который я некоторое время назад отправил императрице, выражая мое нежелание находиться под командованием вышестоящего офицера в службе или в противность моему договору, и чтобы удовлетворить меня в этой части, мне был дан следующий экстракт из инструкции адмиралу Спиридову вместе с самыми серьезными уверениями графа Панина от имени императрицы, что никто не будет мною командовать.
Экстракт из Инструкций, данных адмиралу Спиридову334:
По выступлении Вашем с эскадрою отправится отсюда другая [эскадра] в трех линейных кораблях и двух фрегатах под командою контр-адмирала Элфинстона. Он будет иметь повеление идти как наискорее к Дарданеллам и занять там в канале выгодную позицию для пресечения всего водяного в Царьград из Египта и других мест подвоза. Хотя таким образом цель экспедиции его будет совсем другая от порученнаго Вам предмета и общих Ваших с графом Орловым операций на твердой земле и в Архипелаге, однако, тем не менее, держась каждый из вас своего особливаго вида и не смешивая их вместе, взаимныя ваши действия могут поблизости быть друг другу не малую помочью и облегчением, чего ради и не оставите вы по востребованию обстоятельств содержать и производить между собою частное и полезное для дел Наших сношение.
Все теперь было закончено в Санкт-Петербурге, и я с моими сыновьями самым нежным образом попрощался с Его императорским высочеством великим князем и графом Паниным, который казался равным образом тронут при расставании. Я поднялся с деньгами на яхту, которая всегда ожидала меня для отъезда в Кронштадт, и немедленно приказал выплатить офицерам подаренную императрицей треть жалованья, чтобы у них была возможность ее потратить или оставить своим семьям. Это дало офицерам свежий пример моего внимания к их потребностям, тогда как адмирал Спиридов отплыл, не распределив денег, к великому страданию семей и кредиторов. Я разрешил определенному числу офицеров с каждог судна получить 48-часовую увольнительную, чтобы отправиться в Санкт-Петербург приобрести то, что им нужно.
10/21 октября335 мы отправились с рейда Кронштадта. Под моей командой были следующие корабли и прочие суда:
«Не Тронь Меня», на котором я имел свой флаг, капитан Хметевский – 66-пушечный – 512 человек команды.
«Саратов» – капитан Бешенцов, 66-пушечный, 512 чел.
«Тверь» – капитан Игнатьев, 66-пушечный, 512 чел.
«Надежда» – капитан Поливанов, 32-пушечный, 220 чел.
«Африка» – капитан Клеопин, 32-пушечный, 220 чел.
«Чичагов» – 14-пушечный, 60 чел.
«Св. Павел», пинк, используемый как транспортное судно, 6-пушечный, 25 чел.336
«The Providence and Nancy», английский транспорт.
Когда мы все, кроме «Твери», подняли паруса, форт острова Кроншлот и сторожевые корабли салютовали моему флагу одиннадцатью выстрелами, и мы ответили равным количеством. Я стоял только под марселем в ожидании «Твери», но обнаружив, что [корабль] «Тверь» не снялся, тоже повернулся против ветра, чтобы остановиться, и послал офицера на «Тверь» с приказом взять над ним команду, если он не поднимет паруса в 20 минут после того, как офицер вступит на борт. Это возымело должный эффект.
Мы шли под малыми парусами всю ночь и на следующий день в полдень прошли остров Гогланд. Ветер усилился, пошел очень густой снег, так что мы едва могли видеть конец бушприта, волны били прямо в правый борт так, что кормовая галерея была полна воды. В 10 часов ночи ветер переменился на северо-западный, и ночь была замечательно ясная. Мы были вынуждены остановиться, так как шведский берег был не более чем на румб от направления ветра (дажe при том, что у нас были взяты рифы марселей). В 12 часов все корабли были близко от нас, однако на следующее утро «Чичагов» и «Африка» с нами разлучились, и хотя ветер продолжал быть попутным, я не мог продвигаться при нем так же хорошо, как если бы эти корабли не исчезли. Не желая их покидать, я продолжал идти под малыми парусами, иногда поворачивая против ветра, в надежде в любой момент увидеть их. Из поведения остальных я понял, что и они бы разлучились, если бы могли.
Адмиралтейств-коллегия сообщила мне, что «Святослав» имел приказ присоединиться при острове Нарген, к которому я подошел близко, но и следа этого корабля не было видно, поэтому я поспешил продолжить мой поход, желая выйти из Финского залива, пока продолжал дуть попутный ветер, но мы едва вышли на 10 лиг из этого опасного залива, как ветер стал встречным, что заставило нас взять марсели, а фрегатам лавировать под нижними парусами.
13/24 [октября] я с трудом заставил один из их [российских] военных кораблей подойти ко мне. Это оказался корабль «Архангел»337, идущий в Ревель. Я приказал капитану поискать пропавшие корабли, а также «Святослав» и сообщить командору Баршу, капитану «Святослава», чтобы следовал за мною к Эльсинору, где он найдет следующие приказы, если я к этому времени уже уйду оттуда. На следующий день встречный ветер усилился и поднял волну выше, чем наши новички (freshwater sailors) когда-либо видели, у многих из них случилась морская болезнь. Офицеры не могли говорить ни о чем ином, кроме того, как сменить курс, и предлагали мне направиться в Ревель, но для этого нужно было вернуться назад в Финский залив, и я мало принимал во внимание их мольбы, однако они весьма скоро заставили меня изменить свое решение.
Незадолго до обеда мой капитан [С. П. Хметевский] поднялся снизу на квартердек с таким выражением лица, будто произошло что-то страшное – пожар был первым, что я мог себе вообразить (а рядом не было переводчика), однако мне сказали, что у корабля открылась течь и что в трюме 4 фута338 воды. Я приказал лейтенанту Макензи339 самому туда отправиться, измерить воду, и до того, как он вернулся, первый капитан-лейтенант Жемчужников (второй веселый толстяк, второй Фальстаф340) пришел, тяжело дыша и бранясь, с футштоком341 и линейкой в руке. После его измерений оказалось, что в трюме было уже 65 дюймов воды; при двух работающих цепных помпах, когда Макензи измерил воду в трюме, то там было только 54 дюйма воды. В это самое время команда корабля вся была в растерянности, из рапорта, который мне сделали, я узнал, что один из подветренных пушечных портов открылся, что трюм полон воды и что на нижней палубе воды по колено342. Времени на выяснение, так ли обстоит дело, не было, если была открыта крышка пушечного порта с подветренной стороны, поэтому я отдал приказ сменить курс или повернуть судно носом против ветра, чтобы вывести пушечный порт из воды, но капитан, или испугавшись, или по незнанию, или по обеим причинам, приказал отпустить фокашкот и держать гротшкот натянутым, соответственно нос корабля подняло ветром, он потерял управление и казалось, будто он залит водой. Я имел все основания так и думать по отчетам, что мне доставляли. В этот момент, хотя я уже был сильно обеспокоен, я услышал крик: «Пожар!» и, повернув голову, увидел языки пламени, вырывающиеся из трубы офицерской кают-компании, этот огонь почти поджег бизань-мачту, которую ставили, чтобы повернуть корабль. Все это усилило замешательство и помешало на время поворачивать корабль, что было сделано, как только пламя удалось погасить. Так как у нас не было времени дать сигнал приводиться к ветру, это теперь было сделано, и вскоре моя тревога улеглась, когда мне сказали, что все порты были задраены.
Я спросил моего капитана, кто ему сказал, что порт был открыт, на что он ответил, что не может сказать точно, кто это был из нижних чинов. Это было тем примечательней, что все время, когда мы думали, что потонем или сгорим, я ни разу не подумал о своих детях [двух сыновьях], до того момента, пока огонь не был потушен. Пока мы поворачивали и шли по ветру, я понял, что грот-мачта была готова завалиться набок изза слабого крепления, и поскольку течь быстро уменьшалась, я приказал повернуть корабль под ветер, чтобы защитить мачту, укрепив такелаж, намереваясь на следующий день еще предпринять попытку продолжить плавание, если ветер уменьшится. Как только корабль был остановлен и вода была помпами откачана, я обнаружил, что течи на нем нет, затем я дал приказ крепить такелаж фок– и грот-мачт, что, я думал, они должны были бы сделать для своей собственной безопасности, но, поднявшись на палубу через два часа и ожидая увидеть их за работой, к моему величайшему удивлению, я нашел вахтенных офицеров спокойно сидящими, так как этот случай, я предполагаю, наполнил их надеждой оказаться в безопасности в Ревеле на следующий день и закончить плавание. Я вызвал капитана, которому я отдавал приказы, но мне сказали, что он в постели, я спросил, почему они не крепят такелаж, на это они ответили, что собирались заняться этим при свете дня. Я послал за моим капитаном и, отчитав его, приказал зажечь огни, и не находя ни в ком подчинения, счел необходимым не ложиться до двух часов ночи, чтобы закончить с этим. Как раз в тот момент, когда ветер переменился на крепкий северный, к их большому разочарованию, я приказал дать сигнал к отправке и продвижению на всех парусах вперед в нашем плавании. При свете дня с нами оставался только «Саратов», и я предположил, что офицеры остальной части моей эскадры ожидали рассвета, чтобы подчиниться сигналу.
На следующий вечер мы увидели остров Готланд.
То ли изза последних неприятностей с кораблем, то ли изза плохо прикрепленной медной обшивки кирпичная кладка [печи] рассыпалась, так что бедные люди, промокшие и голодные, не могли получить горячего.
18 [октября] «Надежда» и транспорт «Providence & Nancy» присоединились к нам при Фальстербу, и 20го мы встали на якорь на рейде Эльсинора. Я послал своего секретаря в Копенгаген с письмами к графу Панину и генерал-майору Философову343, посланнику Ee величества при датском дворе. Письмо Философову было только повторением того, что описано выше с того момента, как я покинул Кронштадт344, но его сиятельству графу Панину я написал следующее:
«Не Тронь Меня». Эльсинор, 19/30 октября 1769 г.
Его сиятельству графу Панину345
Monseigneur,
Я льстил себя надеждой, что я прибуду сюда с небольшой эскадрой кораблей Ее императорского величества под моим командованием, но с сожалением сообщаю, что при мне в настоящее время только «Саратов», «Надежда» и английский транспорт. «Африка» и «Чичагов» разлучились с нами 11го ночью к западу от Гогланда при попутном ветре и хорошей ясной погоде. Было замечено, что «Чичагов» шел так же, как и «Не Тронь Меня», который шел всего лишь со взятыми рифами марселей.
Я, не меняя курса, ожидал их на следующий день до полудня, но не увидел их, не увидел я и никаких следов «Святослава». Я имел переговоры с новым кораблем Ее императорского величества № 1 из Архангельска и приказал его капитану высматривать «Святослав» и потерявшиеся корабли моей эскадры, и сообщить их капитанам, когда и где с нами встретиться. На следующий день вблизи Финского залива мы говорили с другим кораблем Ее императорского величества «Архангел» и дали ему те же приказы. Поскольку ветер был попутный, я думаю, они вскоре нагонят нас. Мы встретили сильный ветер от WSW, и после того, как у «Не Тронь Меня», судя по рапорту капитана, открылась течь, я отправился в 2 часа пополудни с флотом, но к девяти часам той же ночью уменьшилась вода до 30 дюймов. Ветер вскоре после этого переменился на крепкий северный, я направился к острову Готланд, чтобы продолжать плавание, но с этого времени я не видел ни «Тверь», ни «Св. Павел», однако предполагаю, что они не могут сильно отстать, так как шли хорошо и казались в хорошем состоянии.
Я как можно скорее хочу осмотреть «Не Тронь Меня» и заделать швы, чтобы привести его в состояние продолжить плавание, как только остальные суда смогут присоединиться ко мне, но изза того, что я должен взять «Святослав» под мое командование, я не знаю, как мне быть, если я буду вынужден его ожидать, если остальные суда моей эскадры присоединятся ко мне и я буду готов к отбытию. Как Ваше сиятельство мне говорили, если я встречу «Святослав», то должен только позаботиться о нем, но этот корабль не должен стать для меня никакой помехой. В этом случае я отважусь не ожидать его, если буду готов к отходу.
Я прошу дозволения обратить внимание Вашего сиятельства на то, что изза ветров и непогоды, которые были в течение нашего плавания, я не вижу никакой причины отставшим судам входить в порт. Мы при попутном ветре ожидали при Драго лоцманов и разрешения на заход в Копенгаген 36 часов346.
Я не могу не выразить удивления поведением моего капитана и главных офицеров «Не Тронь Меня», которые постоянно жалуются на то, что корабль прогнил и ветхий. Я имею честь передать Вашему сиятельству донесение от капитанов кораблей, которые находятся при мне, если следовать этому донесению, то этого было бы достаточно, чтобы положить конец всей экспедиции. Я также приложил мои собственные замечания против этого донесения347, которые, как я надеюсь, только докажут различие в наших желаниях: моем – двигаться вперед, а их – зимовать здесь.
Что-то действительно может быть отнесено на счет погоды и времени года, с которыми офицеры и матросы никогда не были знакомы* ([на поле приписано:] *они только заняты в крейсировании в разгар лета в течение месяца, и то в основном вынуждены стоять на якоре или приводя новые корабли из Архангельска, но тоже только в эту пору года, если ничего не произойдет, как случилось в этом году, и им только разрешают участвовать в четырех кампаниях*). Они испытывают большую нужду в плотниках для чтобы следить за всеми частями корабля, особенно пушечными портами в плохую погоду, а это и было причиной течи и такого количества воды [в трюме]. Здесь же Ваше сиятельство получит отчет о состоянии кораблей Ее императорского величества, находящихся при мне.
Я прошу сделать мне честь заверить императрицу в том, что я буду выполнять ее приказы с величайшей быстротой и сделаю все, что в моих силах348.
Имею честь быть
Д. Э.
Господин Философов обратился к датскому министру за конопатчиками, и мастер-строитель и конопатчики были присланы в Эльсинор осмотреть корабли моей эскадры; они были англичанами349. Они доложили мне с изумлением, что течь на «Не Тронь Меня» происходила потому, что носовая часть корабля не была законопачена, что многие швы были покрыты смолой совсем без пакли и один новый кусок доски в 2 фута длиной был положен в носовую часть, но никогда не был законопачен.
Пока были наняты конопатчики, я дал указание на все корабли, которые следовали со мной, налиться водой и установить две дополнительные ручные помпы в носовом люке.
26 октября350 к нам присоединился Ее императорского величества транспортный пинк «Св. Павел», но не привез никаких сведений о потерявшихся судах. В тот же день я удостоился чести принимать нашего посланника его превосходительство господина Философова. Он почел своей обязанностью сделать выговор капитанам и офицерам за их малодушие. Никогда в жизни я не видел людей столь покорных, он говорил с ними в таком тоне, который их унижал, а они шутили, будто я не мог обходиться с ними так, как это бы делали их командиры351. Я воспользовался возможностью написать графу Панину, обратившись к посланнику, чтобы он отправил письмо:
Его сиятельству графу Панину352
«Не Тронь Меня». Эльсинор 26 октября 1769 г.
Monseigneur,
С тех пор как я имел честь писать 19го числа настоящего месяца, мы были заняты конопаченьем «Не Тронь Меня», у которого некоторые носовые части вовсе не были законопачены перед тем, как он вышел из Кронштадта, как о том заявил датский мастер в присутствии г. Философова. Господин Философов по прибытии моем удостоил меня посещением и оказал огромную услугу, справедливо укоряя в особенности моего капитана.
Что касается плохого качества конопаченья всех кораблей или отсутствия его, я очень опасался это обнаружить, так как все, что было сделано с «Не Тронь Меня», было сделано плохо или вовсе в некоторых местах корабль не был конопачен, потому что все делалось кое-как и переделывалось, чтобы затянуть с нашим отправлением так, чтобы стало совсем поздно уходить, что почти и удалось.
Теперь капитаны говорят, что, когда они жаловались на дурное состояние или недостаток чего-либо, адмиралы Мордвинов и Назимов имели обыкновение угрожать им понижением по службе, что было слабым извинением, если оно было правдивым, так как они состояли под моим началом и я приказывал давать мне знать, как только они сталкиваются с препятствиями в исполнении их обязанностей.
Хотя я приказал, чтобы суда были снабжены провизией для известного числа людей на 6 месяцев, и определил число людей для каждого судна, однако на «Не Тронь Меня» людей больше, чем на «Саратове», на 50 человек, которые должны были войти в комплект корабля, именно в число 512 человек. Этот излишек притом на флагманском корабле с двойным количеством офицеров заставляет нас очень тесниться353.
Уже 9 дней, как мы стоим у Драго, не имея никаких сведений об остальных кораблях, а ввиду незначительности моих сил нельзя многого ожидать, уйдя без них. Если же они придут после моего ухода, то никогда отсюда не выйдут. Поэтому я рассуждаю, что лучше всего ждать до того, как я получу о них достоверные сведения.
Яс удовлетворением сообщаю Вашему сиятельству, что капитан «Надежды» нашел способы без посторонней помощи остановить свою предполагаемую течь, ему намекнули, что я не захочу, чтобы он рисковал жизнью, и если он изберет это, я позволю ему вернуться по суше и поставлю другого капитана, но он был в неуверенности, с каким приемом столкнется.
Имею честь оставаться и проч.
Д. Э.
Организовав все работы по экипировке и наливанию кораблей водой, я отправился в Копенгаген ожидать прибытия отставших кораблей или достоверных сведений о них354. Я был принят его превосходительством [Философовым], предоставившим мне с величайшей вежливостью и гостеприимством свой дом, лошадей, карету и слуг, чем я и мои сыновья воспользовались со всей душой, и он искал любого случая, чтобы наше время протекало наилучшим образом355. Я был представлен королю356, который принял меня и моих сыновей очень милостиво. Там нет обычая целовать руки. Камергер Его величества подошел ко мне и от имени короля пригласил к обеду, и когда дворцовый прием закончился, король, вдовствующая королева и принц357 удалились в большую комнату, где стоял подковообразный стол, накрытый на 30 кувертов. Знать и прочие, кто был при дворе, последовали за королевской семьей и оставались до тех пор, пока резчик мяса (carver) помогал королю, затем все поклонились и удалились, а те, кто был приглашен или имел право обедать за гофмейстерским столом, последовали в большой зал, где стоял стол, накрытый примерно на 60 кувертов для зарубежных министров, 50 вельмож и прочих. Такое происходит только по четвергам, которые считаются Приемными днями (Public Days)358.
Ее величество была нездорова и не присутствовала на официальном приеме, но она так пожелала увидеть своего «соотечественника»359 (если использовать выражение ее гофмейстера), что я и мои сыновья имели честь быть представленными королеве по ее приказу в 8 часов вечера. Когда она всемилостивейше приняла нас и мы имели честь поцеловать ее руку, она с удовольствием задала мне несколько вопросов о российском дворе; мы удалились через 10 или 15 минут.
В то время, пока был в Копенгагене, я вновь получил отменные знаки королевской благосклонности и имел честь танцевать на балу с фрейлиной третьей парой за королем и королевой. Бал был дан в честь дня рождения вдовствующей королевы360, и после бала я ужинал за одним столом с королевской семьей. Везде я имел военные почести, которые мне оказывали как главнокомандующему, но я не мог не заметить большого различия в великолепии дворов России и Дании, первый значительно превосходил по величию.
«Святослав» наконец прибыл, но лоцманы заявили, что ему нельзя идти дальше, так как не хватало глубины, чтобы провести его за буй. Настали морозы и вокруг было много льда, так что ситуация со «Святославом» действительно вызывала беспокойство, поскольку он находился в месте небезопасном. Вследствие этого через господина Философова я обратился за шлюпками, на которые можно было бы выгрузить с корабля бочки, облегчить корабль и привести его к такой осадке, какой требовали лоцманы. Это было разрешено. Я должен признаться, что они [т. е. датчане] никогда не отказывали в какой-либо помощи или в необходимых припасах, когда я об этом просил. Затем я написал графу Панину:
Копенгаген. 9/20 ноября 1769 г.361
Monseigneur,
Я не имею того удовлетворения, с которым должен был бы донесть Вашему сиятельству о прибытии сюда «Святослава» и «Африки», если бы нашел, что первый в состоянии продолжить со мной поход. Но по нынешнему состоянию «Святослава» и по рапортам капитана я не могу подумать, чтобы подвергнуть жизни 700 человек подданных Ее императорского величества и столь преизрядный корабль опасности потопления; я того ж нахожусь мнения, о котором и представлял, когда я сначала помянутый корабль в Кронштадте видел, что на оном нет ни одного такого офицера, который бы был моряком, да и корма с оного не сбавлена, как я советовал, когда императрица сделала мне честь послать за мной в Царское Село, но корма и верхняя галерея корабля остаются столь же высоки, как и были, они только сняли верхнюю каюту362, что никакой перемены не делает в высоте корабля, и между многими другими жалобами командор [Барш] предъявляет, что адмирал Нагаев заставил его отправиться с сотней пустых бочек, не дав возможности остаться, чтобы их наполнить водой, и отнюдь не хотел принимать от него никаких жалоб363. Что касается до такелажа, которого не хватает; бакштаги, которые держат стеньги, не больше, чем у английского фрегата; пушки на его средней и нижней палубах стоят так высоко, что ежели корабль будет раскачиваться, то из них будет невозможно ударить по врагу. Короче говоря, никогда не было корабля так плохо оснащенного: ни такелаж, ни паруса не подходят для корабля этого класса и величины, и также у меня есть основания предполагать, что на корабле слишком много чугунного балласта, который был положен бездумно. Как скоро помянутый корабль до 23 футов воды привесть можно будет364, то лоцманы обещают провести его в Эльсинор. Тогда я поднимусь на борт и испробую, можно ли будет с ним что-нибудь сделать, чтобы и его не оставлять позади, но и не рисковать моим плаванием с остальной частью эскадры.
[Фрегат] «Африка» потерял два якоря и 2 каната, его капитан рапортует, что новые канаты гнилы. Это обстоятельство меня встревожило в отношении всех кораблей*. [На поле приписано:] *Кабели были в большинстве сделаны по контракту, и таких не было на берегу, но русские кабели такелажа в целом хорошо сделаны*. Я прикажу дать на «Африку» один канат и один якорь с «Надежды». Потерю «Чичагова» не могу я чему-либо другому приписать, как крайнему небрежению, так как они наверняка видели курс, по которому мы шли, а если нет, то они видели Гогланд, или, если бы они непрестанно глубину свинцом измеряли, как и было должно, то и не могли бы сесть на мель у берега, с которого был ветер.
Его превосходительство господин Философов сообщил Вам о полученных им из Швеции известиях, что «Тверь» находится в бедствии у Гогланда. С самого начала нашего похода этот корабль всегда держался от нас на большой дистанции, а также не принимал во внимание мои сигналы, однажды я вынужден был даже дважды выстрелить в его сторону*, но так как он был вне досягаемости и наступала ночь, они не обратили на это внимания. [На поле приписано:] *Капитан не стерпел бы, чтобы стреляли по своему кораблю, пока я сам этого не сделал, и они все всплеснули руками, поразившись и крестясь, что я мог палить по их собственному кораблю*.
Я весьма расстроен изза положения со «Святославом» и позора, который российские военно-морские силы могут иметь в иноземном порту. Если я оставлю «Святослав» здесь, то, как сказал мне командор, когда поднимался вчера на борт, он будет протестовать против того, чтобы отправляться самостоятельно. Если бы время года позволяло ему вернуться, я бы не колебался ни минуты и дал бы ему приказ возвращаться в Ревель, однако я не могу и подумать потерять первую благоприятную возможность отправиться с теми кораблями, что при мне, или отдаться на волю случая и быть остановленным льдами, если «Святослав» потребует много времени для налития водой и оснащения. На нем нужно заполнить 300 бочек водой, и я оставлю на нем толкового лоцмана с таким приказанием, чтобы он следовал за мной к Портсмуту или Плимуту и привел бы к тому порту в Великобритании, о котором услышат, что я в этом британском порту. Но если нет [т. е. если сведений о пребывании Элфинстона в Британии командор Барш не получит], то продолжит следование до Гибралтара для получения альнейших приказов.
Имею честь оставаться с величайшим почтением
Д. Э.
Пока на «Святославе» были заняты разгрузкой, чтобы привести корабль к требуемой осадке, командор [Барш], недовольный выговором о плохом состоянии корабля и его неготовности следовать далее в поход, отправил мне рапорт и длинный список необходимых снастей и припасов, часть которых, в особенности грот, нельзя было не доставить. Я был удивлен, что новый корабль был отправлен в море без хороших парусов, особенно из страны, где делают лучшую парусину. Я предполагаю, что императрицу, как и всех других правителей, обманывали, утверждая, что у них ничего нет в запасе ни в Кронштадте, ни в Ревеле. Времени, чтобы достать хорошие паруса, сшитые на датских верфях, не было. А потому я нашел нижние прямые паруса 90-пушечного корабля и уменьшил их до размеров, пригодных для «Святослава», но после того, как он был облегчен до нужной осадки, ветер не позволял ему пройти к Эльсинору до 23 ноября/4 декабря.
У меня было 300 водяных бочек для того, чтобы погрузить на «Святослав» его припасы и прочее; все нужно было переместить, и в этом мне очень помогли датчане.
Пока я был в Копенгагене, моя эскадра благополучно перенесла крепкий ветер, но я получил сообщение, что «Не Тронь Меня» 14 раз ударился в это время о грунт, что он сорвался с одного якоря и на нем разбили другой. Теперь я думал, что я напрасно боролся с судьбой и что экспедиция закончится [или задержится] по меньшей мере до весны. У меня уже не было иных мыслей, только бы зазимовать в Эльсиноре и поставить «Не Тронь Меня» со временем в док.
В соответствии с этим я просил через его превосходительство господина Философова разрешения поставить «Не Тронь Меня» в док, а остальную часть моей эскадры – ввести внутрь боновых заграждений, где стояли датские военные корабли, чтобы защититься ото льда. На это мне не только было дано разрешение, но были назначены даже казармы для размещения корабельных команд, так как на судах нельзя было организовать для них камбузов, пока они находились внутри бассейна с боновыми заграждениями. Когда все это было улажено, я поспешил в Эльсинор и тем самым спас якорный трос, который был спущен. Я приказал выдать запасной якорь. Русские всегда возят в трюме запасной становой якорь и на один канат больше, чем англичане или, возможно, любая другая нация. Они в этом действительно нуждаются, так как если бывает крепкий ветер или во время приливов и отливов никогда не снимают свои реи и стеньги или не опускают брам-реи. Они готовы потерять все свои якоря и совершенно незнакомы с принципами безопасной швартовки кораблей. Вода не поднимается и не опускается в их морях.
Мой капитан и офицеры, а также мой секретарь пришли ко мне с вытянутыми лицами и, крестясь, молили Бога ради, чтобы я не рисковал жизнями стольких людей, так как было невозможно безопасно продолжать путь, пока днище корабля не будет осмотрено, а это можно было сделать только в доке. Находя, что корабль не стал ничуть слабее, чем он был до галса [до ветра и волнения], я заподозрил, что это был их обычный трюк, но в то же время и мой секретарь объявил, что его [от ударов корабля днищем о грунт] дважды сбрасывало со стула. Я мог прекратить их жалобы и подавить их страхи, только убедив, что, если я доверяю кораблю свою жизнь и жизни двоих моих сыновей, они не имеют причин бояться. Это уменьшило их страх, так как они предполагали, что я пойду на другом корабле, однако они меня не убедили в том, что корабль действительно ударился о грунт365, так как он стоял на глубине большей на 11 футов, чем он имел осадку, у него был глухой кормовой подзор и он имел очень низкую осадку по корме, поэтому я подумал, что море било по его подзору. Когда сильно ударяет волна, то корабль сотрясается и возникает ощущение, как будто судно ударяется о дно, ибо, если бы корабль ударился о дно, его руль бы повредился или разрушился изза большого веса и лет, прошедших в переходах по Балтике366. Я утвердился в своем мнении, когда ветер поменялся и большая волна захлестнула корабль с кормы, как это было, когда он и раньше стоял на якоре. Лица всех на квартердеке казались бледными, и шкипер (master) тотчас бросил за борт диплот [свинец на лотлине]. Я спросил, зачем они бросили лот, ибо никогда не слышал о каком-либо промере глубин, производимом в этой части гавани. Они ответили, что это потому, что корабль ударился о дно. Затем я спросил, был ли этот удар такой же, как они почувствовали при Эльсиноре, они подтвердили, что удар был похож, однако они были убеждены, что теперь они не ударились. Для меня это стало удачным обстоятельством, так как я намеревался на основании сказанного обследовать дно корабля, когда мы доберемся до Англии.
Корабли были набиты людьми. Естественная медлительность и невежество людей, не привыкших к сырости, привели к тому, что на большинстве кораблей, особенно на «Саратове» и «Святославе», стали распространяться болезни. Я рассудил, что причиной болезней было то, что люди пили свою норму водки, не смешивая водку с водой, а мешать воду со столь плохим и жгучим спиртом они не хотели. Их паек состоит из трех глотков (drams) в день, то есть около чарки каждому. Первый раз им дают выпить рано утром, остальное в полдень и вечером. Также у них нет хороших лекарей, а те, что есть, в большинстве своем немцы, не приспособленные к морю, лекарств на судах совсем мало. С самого начала, как мы пришли в Эльсинор, я сделал так, чтобы людей обеспечивали свежим мясом, которое давали в похлебках, и купил много рома, заплатив меньше, чем три с половиной золотых [гульдена].
Ром я распределил на каждый корабль, приказав смешивать его с водой в той же пропорции, как на английском флоте, и чтобы пили его перед обедом и вечером. Они приняли это не без труда, да и то поначалу только больные, здоровые же настаивали на своем глотке утром. Для того чтобы усмирить их и заставить их полюбить английский грог, я приказал, чтобы они получали свой глоток утром в дополнение к грогу, но только те, кто выполнял свои обязанности367.
У меня еще были помехи, которые нужно было устранить, – жалобы всех английских лоцманов. Они заявили, что не возьмутся за управление кораблем, если не будут предприняты меры, чтобы заставить русских офицеров слушаться их приказов и, когда необходимо, ставить и уменьшать паруса, так как они не хотят отвечать за последствия. Чтобы объяснить это – а русские не обращают никакого внимания на дисциплину, когда кораблю и их жизням что-то угрожает, а вахтенный офицер ночью не сделает даже малейшей перемены и добавления парусов, не сообщив капитан-лейтенанту, которому полагалось дожидаться сигналов и обо всем давать отчет капитану, отправляя каждое утро письменный рапорт, – я приказал дать сигнал [съехаться] всем капитанам и объяснил им суть навигации. Им следовало принимать с величайшим вниманием все, чего требуют лоцманы, и немедленно это исполнять; что лоцманы несут ответственность за корабли и на них ложится вся вина в случае беды, но эту ответственность они на себя не возьмут, если их требования не будут исполняться наискорейшим образом.
[Приказ, касающийся исполнения требований лоцманов]368:
От контр-адмирала Джона Элфинстона при мысе Колл [в проливе Зунд]
Понеже безопасность караблей Ее императорскаго величества в морях, им итить назначенных, зависит от немедлителнаго исполнения лоцмановых приказов, на общаи объявлении сперьво вышнему офицеру не взирая, того ради сим велено вам немедленно исполнять всякой лоцмановой приказ, касающися до отправления их должности, как то при убавлении или прибавлении парусов, а особливо при снятии и лежании на якорь; в сем приказе ни вам, ниже офицерам вашим не быть ослушным, ибо при первом пренебрежении или отказе преступающий офицер наказан будет примернейшим образом и в первом порте без мундира выслан на берег будет.
Всем командующим кораблей 1/[12] декабр 1770 г.
Дано на борту корабля Ее императорского величества «Не Тронь Меня»
Д. Э.
По приказу адмирала [перевел] Д. Ньюман
Но вернемся к прибывшему в Эльсинор «Святославу». Это случилось на именины императрицы369, и по этому случаю мои корабли были украшены флагами, и с каждого корабля салютовали по 21 выстрелу. Капитаны и командный состав сухопутных сил обедали со мной.
Все шлюпки были отправлены для того, чтобы пополнить запас воды на «Святославе». Трудности сначала обнаружились потому, что команды на берегу напились пьяны, а офицеры по небрежению думали, что ниже их достоинства выполнять подобные обязанности.
Поэтому я выпустил следующий приказ370:
От Его превосходительства контр-адмирала Элфинстона
Когда корабли Ее императорскаго величества под моею командою в каком-нибудь порте или рейде на якоре будут, естли сигнал делан будет, чтоб на двух якорях стать, то сим велено вам на обеих якорях стать с целым канатом, по обеим сторонам привязать же вам стенинтрепы371 ваши наготове, чтоб в готовности быть в день или ночью опустить реи и марзы; точно примечать, как что делается на том корабле, на котором флагман находится, и по тому поступать, и вам поднять на корабль все боты и прочия мелкия суда всякой ночь прежде, как темно бывает, выключая того судно, которое дозором ходить имеет, велить вам людям вашим проворно и скоро суда поднять на корабль, а не ленивым образом по прежнему им тому талью всю по надлежащему изготавливать; во всех прочих случаях сохранить вам боты и суда ваши от худой погоды, ибо ежели от вашего несмотрения им что вредительно приключится, то на вас взыскано будет платежом; всегда, будучи в чюжих местах для налития водою, послать лейтенанта с людьми на берег, чтоб та должность по надлежащему отправлена была и чтобы мичманы и ундер-офицеры и матрозы не шатались по местам, оставя свою должность, и чтоб они, не дозволено были итить в домах, где крепких вод продается, ибо ежели люди в чюжих местах учинят какие нибудь непорядки, то на того лейтенанта взыщется, под чею командою они тогда находились, а старшему лейтенанту смотреть, чтоб прочия должность по сему свою исполняли.
Подписано на корабле Ее величества «Не Тронь Меня»
26 ноября 1769 г.
Д. Э.
По приказу адмирала перевел Джонсон Ньюман.
Всем капитанам кораблей и прочих судов Ее императорского величества.
«Не Тронь Меня». Эльсинор 25 ноября/5 декабря 1769 г.
Его превосходительству господину Философову.
С того момента, как я имел честь Вам писать, я получил ряд требований от командора Барша, большинство из которых просты в исполнении, кроме одного, касающегося двух кат-блоков372, которых я не могу здесь достать. Их можно получить, если Ваше превосходительство соизволит попросить их в датском адмиралтействе. Они должны быть такого же размера, как на 90-пушечный корабль. Если Ваше превосходительство соизволит послать к капитану [sic!] Элфинстону373, он объяснит, какими они должны быть. Я милостиво прошу Вас переслать его сиятельству графу Панину письмо с ближайшей почтой. Имею честь оставаться и проч.
Д. Э.
Его сиятельству графу Панину
«Не Тронь Меня». Эльсинор, 26 ноября/6 декабря 1769 г.374
Monseigneur,
Имею честь известить Ваше сиятельство, что «Святослав» наконец попал ко мне, это случилось на здешнем рейде вчера вечером. Я наблюдал за его ходом, и мне он вовсе не показался валким, как о том постоянно сообщалось. Несмотря на то что 300 [в изданном варианте: 370] из находящихся на нем водяных бочек были пусты.
Я сделаю все возможное, дабы скорейшим образом налить его водой. С ожидаемой мною помощью датского адмиралтейства я надеюсь подготовить его за несколько дней, чтобы воспользоваться первым благоприятным ветром и не потерять времени, так как английские торговые суда были задержаны здесь противными ветрами на 25 дней.
Во время сильнаго ветра в тот день, когда я имел честь извещать Ваше сиятельство, морская волна поднялась так сильно, что «Не Тронь Меня», согласно рапортам ее капитана, 14 раз ударялся о грунт, пока стоял на якоре, поставить его в док невозможно, разве что оставив здесь зимовать, но покуда корабль не имеет вовсе течи, я надеюсь, что и не случилось сильного повреждения, о котором доносят.
Я надеюсь вскоре на попутный ветер, с которым мы войдем в Ла-Манш. На эскадре, кроме «Саратова» и «Святослава», состояние людей в настоящее время сносное, а на «Святославе» уже похоронили 17 человек. На «Не Тронь Меня» только один человек умер вследствие болезни, и один утонул, желая спасти датскую шлюпку с брантвахтенного судна375.
Имею честь оставаться
Д. Э.
Его превосходительству генерал-майору Философову
«Не Тронь Меня» 1/12 декабря 1769 г.
После отъезда Вашего превосходительства из Эльсинора не прошло и часа, как я спустился на берег, чтобы повыгонять народ из лавок со спиртным, которые оказались так близко от мест забора воды, что стали для людей сильным искушением. Командор Барш отправил мне рапорт о том, что у него имеется не более 174 наполненных [водой] бочек, это меня удивило, так как Вашему превосходительству в субботу он говорил, что у него есть 200 бочек. Пока ветер попутный, я приказал продолжить наливаться водой только этот день и поднять все на борт, имея воды из расчета по две кварты на человека, что на этот сезон будет достаточно, а пустующие бочки все наполнить соленой водой.
Флот снимается с якоря. Я сказал всем своим капитанам, что я, безусловно, отхожу завтра, если Бог даст и ветер не переменится, но должен дождаться, пока прибудет мистер Гордон376, лоцман «Святослава», так как без него обойтись невозможно. Зная обо всех стараниях, которые Ваше превосходительство выказали, и при попутном ветре Вы, наверное, его уже выслали. Я послал капитан-лейтенанта Козлянинова с приказом вернуться на корабли всем шлюпкам, нагруженными или пустыми.
Читать бесплатно другие книги:
