«Русская верность, честь и отвага» Джона Элфинстона: Повествование о службе Екатерине II и об Архипелагской экспедиции Российского флота Кош Алекс

Я не могу предписывать Вашему превосходительству, где Вы должны крейсировать; и, не будучи на месте, не могу приказывать, какую позицию Вы должны занимать, чтобы пресечь все поставки в Константинополь. Я полагаюсь на Ваше умение, рассудив, что Вы займете самую лучшую позицию согласно обстоятельствам.

Я посылаю Вам дрова и вино и надеюсь снабдить Вас хлебом, хотя я не получил достаточного количества из Италии, но, чтобы я не ошибся, дайте мне знать, как много Вам нужно*

[На поле приписан комментарий Элфинстона:] *Совершенно ясно, что он и не думал, чтобы я покинул столь выгодное положение*.

на шесть месяцев и на сколько хватит имеющегося. В настоящее время фрегаты мне нужны, но когда нужда в них минет, я тотчас же пришлю их к Вам*.

[На поле приписан комментарий Элфинстона:] *Граф Орлов имел три недавно приобретенных отличных фрегата, помимо 60 греческих и албанских больших фелук, которые можно было вооружить и сделать пригодными к службе, особенно с учетом этих морей*.

В том, что касается «Не Тронь Меня» и фрегата [«Надежда»], то, когда Вы их обследуете, сообщите мне, какие им нужны починки, чтобы я соответственно мог договориться, где их будут ремонтировать.

Вам не следует получать солонину из Италии – она стоит дорого, и Вы постарайтесь раздобыть какое-то ее количество там, где Вы сочтете пристойным.

Если Вам случится поймать рагузинские корабли, то, составив опись всей поклажи, пришлите их ко мне с рапортом и ожидайте моей резолюции. Дозволяйте судам нейтральных держав проходить без задержки, кроме тех, что поставляют вооружение и провиант. Согласно двум письмам, присланным от имени моего брата, я надеюсь, что Ваше превосходительство исполнит все так, как позволит Вам время. Что касается остального, то я рад слышать, что Ваш сын полностью поправился и что Вы сами в порядке. Мой брат благодарит Вас за то, что Вы вспомнили его, и со мною вместе заверяет Вас в нашем полнейшем почтении. Остаюсь всегда преданным слугой Вашего превосходительства

Алексей Орлов

«Трех Иерархов». 2/13 августа 1770 г.

PS. Вино, которое привезло посланное к Вам судно, сговорились покупать по 5 пара за bag629, но если это покажется для Вас дорого, можете выслать его мне назад, и я его возьму на свой корабль. Я также отослал назад людей, которые требовали от меня деньги, утверждая, что Ваша эскадра взяла от них вино и не заплатила им. Выясните это своевременно и удовлетворите их.

Сэр, я получил верные сведения, что существует свободное сообщение между материком и Тенедосом, греческие суда входят в пролив Дарданеллы и перевозят необходимые припасы для турок. Помимо этого греки часто отправляют греков же из Дарданелл на их судах за сведениями о наших морских и наземных операциях.

В качестве доказательства:* позавчера я получил сообщение, что греческое судно было отправлено турками из Дарданелл на этот остров [Лемнос] узнать, захватили его или нет, что неприятель может высадить тысячи турок на Лемнос, переправив их на тех греческих судах, которые удерживаются в Дарданеллах. Как только я получил это сообщение, я немедленно отправил сухопутный и морской отряды схватить судно и греков, которые на нем прибыли, но их не нашли, так как, пробыв на острове примерно пару часов, они вернулись к туркам в Дрданеллы со сведениями о [наших] укреплениях. В то же время туркам хорошо известно от их шпионов, что вся Ваша эскадра спокойно стоит при Имбросе.

[На поле приписан комментарий Элфинстона:] *Ничто, кроме величайшего невежества и праздности, не могло им помешать, чтобы их фрегаты и малые суденышки крейсировали вокруг острова, чтобы предотвратить появление любых шпионов или сикурса на подходе к острову; и кажется поразительным, что командор Грейг и сам не крейсировал, и не посоветовал послать других, которых у них было предостаточно*.

Ваше превосходительство может легко понять, насколько важны для нас меры предосторожности, чтобы пресечь коммуникации неприятеля в Дарданеллах и вне пролива, особенно чтобы неприятельский сикурс не смог проникнуть на этот остров. Соответственно, я рекомендую Вашему превосходительству использовать все возможности, чтобы противодействовать намерениям неприятеля, дабы никакого подкрепления сюда не прошло. Приложите к этому самое большое Ваше старание и немедленно сделайте невыполнимыми все попытки врага, пролив и пресекая коммуникации. Прикажите всем греческим судам проходить досмотр и особенно проверяйте их документы630; в то же время ни одному не разрешайте проходить через Дарданеллы. Вашего превосходительства покорный слуга

граф Алексей Орлов

Лемнос. 3/14 августа [1770 г.].

Тон этого письма мне не понравился. Подумать только: человек, ничего не смыслящий в своей профессии, да и почти во всем остальном, сам постыдно пренебрегал всякими мерами предосторожности и не знал местности, а критиковал то, что я «спокойно стоял на якоре» там, где, как я знал, было лучшее место, чтобы пресечь поставки  Дарданеллы, а именно это и оставалось, согласно моей Инструкции, единственной моей целью после всего, что произошло.

Я послал следующее письмо:

Сэр,

Я имел честь получить Ваше письмо от 2 и 3 настоящего месяца. [Фрегат] «Африка» вернулся из крейсерства после того, как они увидели при Энезе большое число греческих и турецких судов, два из которых были нагружены железом для Константинополя. Капитан рапортует, что он не смог приблизиться к ним по причине мелководья и что около 5000 турок разбили там лагерь. Он должен был, по крайней мере, встать перед этим местом, в особенности потому, что еще не истекло предписанное ему время [крейсирования], и должен был каким-то образом дать мне об этом знать.

Я слышал, что Ваше сиятельство послали [корабли?] на остров Тассо, куда я отправил «Надежду», но теперь прикажу им следовать оттуда вместе со «Св. Павлом» и греческим судном (которое привезет приказы капитана) для захвата или уничтожения тех судов, которые «Африка» оставил при Энезе, так как я чувствую, что Лемнос может скорее ожидать внезапной атаки оттуда, а не из Дарданелл*.

[На поле приписан комментарий Элфинстона:] *Турки, которые позднее пристали к Лемносу, прибыли из и были только кучкой ополченцев*.

Я не думаю, что турки могут получать большие поставки с Тенедоса, так как на нем сейчас в 10 раз больше людей, чем остров может прокормить. И если какое-нибудь малое судно выйдет из Дарданелл ночью при сильном ветре, чего предотвратить, то при сильном течении оно будет вне моей видимости даже до того, как меня смогут об этом известить.

Я не считаю Тенедос местом лучше, чем то, что я занимаю, чтобы препятствовать поставкам провианта в Дарданеллы. С западным ветром и при посредственной погоде мы можем держаться под парусами [т. е. выходить], чтобы мешать судам проходить в пролив, поскольку здесь мы значительно ближе к Дарданеллам и находимся в виду у обоих замков. Никто не может судить о положении островов Тенедос и Имброс только на основании карт, даже лучших, из виденных мною.

Что касается жалоб на «Не Тронь Меня» и «Надежду», то эти жалобы связаны со старостью этих кораблей, и остается лишь, насколько возможно, облегчать их крейсерство до тех пор, когда их можно будет заменить другими.

Мы бы хотели получить шестимесячный запас – 5600 пудов сухарей. Сейчас у меня продовольствия на 5 недель из расчета 1 фунт в день на человека631. Я был бы рад узнать, когда Ваше сиятельство пошлет в Ливорно или Маон, чтобы я мог написать в Лондон и вовремя получить говядину и свинину из Ирландии. Как я понял Ваше сиятельство, я могу получить провиант из Италии, но мне кажется, что наши переводчики сообщили, что Вы имели в виду свежее мясо, а я – солонину. В моей эскадре есть запас муки, которую я привез из Англии, чтобы выпекать хлеб. Как я слышал, это можно сделать на Лемносе*.

[На поле приписан комментарий Элфинстона:] *Я вез очень большое количество муки, зная, что более всего мы будем нуждаться в хлебе, а из этой муки можно изготовить месячный запас сухарей для всей эскадры, будучи на Тассо. Говорят, что на северной стороне этого острова [т. е. Имброса] есть немного пшеницы и ячменя. Хотя местные жители, которые очень преданы туркам, это отрицают и говорят, что если бы и имели такой запас, то не могли бы перевезти его через горы. Поэтому я приказал «Св. Павлу» на обратном пути остановиться на северной стороне Имброса, попробовать отыскать провиант и погрузить его на борт*.

Туркам не стоило посылать шпионов, чтобы разузнать, как моя эскадра «спокойно стоит на якорях», потому что они могут видеть нас, все наши передвижения со своего расположения – из батарей и из лагерей, и, соответственно, предпринимать свои действия.

Я надеюсь, что Ваше сиятельство справедливо рассудит, что я здесь нахожусь ради того, чтобы более эффективно опечалить неприятеля; что я нахожусь порой только с  кораблем, и это значительно менее приятно, нежели ходить под парусами, если бы у нас было для этого место и не мешали бы течения.

Я отправил «Африку» на соединение с «Саратовом» между мысом Баба и Тенедосом, чтобы дрейфовать в видимости друг от друга и следить за сигналами.

Когда установится сильный западный ветер, я также должен пойти туда, так как совсем небезопасно и неблагоразумно стоять в открытом море у подветренного берега, в особенности неприятельского.

Я весьма обязан Вашему сиятельству за Ваше любезное беспокойство относительно здоровья моего сына632, который сейчас может ходить без опоры на костыли; оказалось, что у него был перелом кости.

Я пошлю оставшиеся снаряды с греческим судном, которое уйдет с рассветом.

Прошу передать мое почтение графу Федору с пожеланиями здоровья и быстрейшего овладения фортом. Имею честь оставаться с чувством глубокого уважения и почтения преданным слугой Вашего сиятельства

Д. Э.

PS. Если Ваше сиятельство не имеет никакой дальнейшей надобности использовать «Св. Павел», не будете ли Вы добры позволить ему следовать согласно полученным им ранее приказам, так как «Св. Павел» имеет небольшую осадку, у него на борту всего шесть обычных и столько же вертлюжных пушек и он был предназначен, чтобы следовать вместе с «Надеждой».

Так как [на Лемносе] сохранялась нужда в пушечных ядрах, я дал капитану «Св. Павла» [мистеру Престону] следующий приказ:

Контр-адмирал Джон Элфинстон, главнокомандующий эскадрой кораблей Ее императорского величества. Несмотря на Ваш предыдущий приказ, настоящим велено Вам следовать к Лемносу, не теряя ни минуты, с ядрами и снарядами, которые Вы получили; и после прибытия туда Вы должны незамедлительно поступить в распоряжение Его сиятельства графа Орлова и исполнять все приказы, которые от него получите. Но если его сиятельство не будет иметь для Вас дальнейших распоряжений, Вы должны следовать для соединения с «Надеждой» у Энеза и встать под команду капитана Поливанова, которому предъявите настоящий приказ.

Дан на борту корабля Ее императорского величества «Святослав» в заливе Св. Павла 19 августа 1770633 г.

Д. Э.

Мистеру Престону, командиру «Св. Павла».

Вторник [10/]21 [августа]. Увидел небольшое судно между мысом Янисари и восточной оконечностью Тенедоса. Вооружил и послал за ним греческую лодку, но она не смогла догнать его до того, как то судно оказалась под прикрытием форта на азиатском берегу.

Среда [11/]22 [августа]. До восхода видел сильный огонь на Имбросе. Мичман, который был на берегу при палатках для больных, прибыл на борт и сообщил мне, что несколько турок высадились на северной стороне острова и убили двоих греков. Вскоре после этого мы услышали, что около 30 турок причалили на трех фелуках, чтобы забрать зерно. Поэтому я приказал 80 морским солдатам пересечь остров, что заставило турок бежать, и у наших людей было достаточно времени, только чтобы сжечь самое большое из их судов, примерно 80-тонное, забрать которое у них времени не хватило.

После их возвращения я приказал снять укрытия для больных и всем вернуться на борт из опасения, что неприятель может неожиданно появиться ночью, так как туркам очень просто высадить десант на любом из соседних островов, особенно потому, что они не боятся пожертвовать жизнью нескольких сот человек.

Четверг [12/]23 [августа]. В 8 утра мы видели, что на внешней стороне от замка на азиатском берегу появился большой военный корабль, его якорь был спущен. Он поднял все паруса, и так как был легкий бриз с запада, попробовал продвинуться и встать выше замка. Я приказал «Не Тронь Меня» поднять паруса, занять позицию при входе в Геллеспонт и следить за действиями неприятеля.

Пятница [13/]24 [августа]. Мы приняли груженную дровами лодку из Лемноса, отправленную графом Орловым. «Не Тронь Меня» вернулся, и его капитан рапортовал, что турецкий корабль оказался одним из тех, что мы пробовали уничтожить. Он предположил, что корабль сорвался с якорей и неприятель отверповал его из нашего поля зрения.

Получено следующее письмо от графа Алексея Орлова:

На борту «Трех Иерархов». Лемнос. 8/19 августа 1770 г.

Сэр,

Я имел удовольствие получить письмо Вашего превосходительства от 5/16 [августа] касательно предпринятых мер, чтобы предотвратить высадку неприятельского подкрепления на Лемнос, и я не сомневаюсь, что это полностью сорвет намерения неприятеля. Осажденные в крепости сопротивляются упорно, несколько дней назад штурмовали крепость, но вынуждены были отступить. Я получил снаряды, более снарядов теперь мне не требуется, оставшиеся сохраните у себя. Согласно моему письму, я прошу Вас впредь сообщать мне о вашем положении по возможности скоро и часто. Я остаюсь с почтением, сэр, Ваш преданный слуга

Граф Алексей Орлов.

Следующие 24 часа страшный дождь, тяжелые облака с громом и молнией, с большими волнами с юго-запада.

Суббота [14/]25 [августа]. В основном густая облачность, иногда гром и молния. Послал следующее письмо графу Алексею Орлову:

«Святослав», при острове Имброс, 25 августа 1770 г.

Сэр,

С греческим судном, что привезло дрова, я имел честь получить письмо Вашего сиятельства от 8/19 [августа] и опечален услышать, что форт на Лемносе все еще держится, и в особенности я сожалею, получив сведения, что изза непогоды и позднего времени года дела с Вашими кораблями обстоят не лучшим образом. Несколько дней назад вооруженная шхуна «Liberty» приходила сюда, и так как капитан сказал, что ему не было приказов Вашего сиятельства, я послал его к Энезу: это судно имеет небольшую осадку и оно поможет уничтожить те суда, которые видели с «Африки».

Большой корабль появился неожиданно из Дарданелл, но через несколько минут после того, как он увидел нас, он попробовал вернуться, подошел ближе к берегу и встал на якорь выше замка на азиатском берегу. Я отправил «Не Тронь Меня», единственный корабль, который остался со мной, чтобы разведать и не дать ему выйти в море. На следующий день корабль вновь поднял паруса, но не видно было, чтобы он продвигался вперед. После того как «Не Тронь Меня» приблизился достаточно, чтобы разведать мощь этого неприятельского корабля, капитан Бешенцев рапортовал, что это новый пушечный корабль, рассчитанный на 70 пушек634.

Судно, которое Ваше сиятельство прислали с винами, прибыло, но они не принимают голландские дукаты более чем по 220 копеек за дукат, а так как у меня нет других денег, это выйдет с большим убытком. Поэтому я должен молить о милости, чтобы Ваше сиятельство приказали им заплатить в другой валюте, для этого я выдал им сертификат с указанием того, что они привезли, и суммы в пиастрах.

Передаю мое высочайшее почтение графу Федору. С пожеланиями здоровья и успеха Вашему сиятельству имею честь оставаться с величайшим почтением Вашего сиятельства верный и преданный слуга

Д. Э.

Ничего существенного не произошло до понедельника [16/]27 [августа], когда мы услышали пальбу между Тенедосом и материком и увидели, что «Саратов» и «Африка» пропадают из вида. Поэтому я отправился вместе с «Не Тронь Меня», намереваясь сначала встать внутри входа в Геллеспонт и после этого отправиться к Тенедосу, приказав «Не Тронь Меня» в мое отсутствие держаться под парусами между тем местом, где мы лежали на якоре, и входом в Геллеспонт.

Вторник [17/]28 [августа]. Держась вместе с «Не Тронь Меня» вблизи берега, мы стояли при замках и маневрировали между обоими замками. Как только неприятель заметил наши маневры, несколько малых судов и две полугалеры, стоявшие под замком на европейской стороне, направились через пролив позади песчаного перешейка, который шел от внутренней части противоположного замка. Неприятель палил в нас из обоих замков, но поскольку у меня не было иных намерений, кроме наблюдения, мы стояли вне досягаемости снарядов европейского замка и на таком расстоянии, что и из другого [замка] нас не могли достичь их ядра, однако мы имели неплохую возможность увидеть дистанцию между двумя замками, которые слишком далеки друг от друга, чтобы любому кораблю при хорошем ветре невозможно было их миновать.

Затем мы повернули на фордевинд и подошли на расстояние, чтобы обойти Тенедос, оставив «Не Тронь Меня» на его позиции. В 4 часа пополудни увидели «Саратов» стоящим на якоре около мыса Баба и «Африку» под парусом и, обогнув южную точку Тенедоса, дали «Саратову» сигнал сниматься и соединиться с нами. В 6 часов пополудни легли на якорь на глубине 20 саженей между Тенедосом и материком в виду замка, что заставило турок встать под ружье и спуститься на берег напротив кораблей, стреляя по нам из ружей.

Капитан «Африки» поднялся на борт и рапортовал, что его отправил командор Барш захватить три каика, или saiques, потому что эти суда встали на якорь близко к берегу. Когда спустили шлюпки, чтобы их отрезать [от берега], неприятель это увидел и послал группу всадников с несколькими вертлюжными орудиями, которые они установили на берегу, сняв с судов.

Они стреляли в наших людей и убили мистера Бойда635, лоцмана с «Саратова», лейтенанта и 5 членов этой команды, а капитана морских солдат [ниже он назван: Мирович] и еще семерых ранили – что оказалось большей потерей, чем любая другая (кроме взрыва «Св. Евстафия») из случившихся в других сражениях. И все полностью – как я потом разузнал из расспросов – изза халатности или глупости капитана «Африки», который со своим фрегатом мог бы ближе подойти так, чтобы их прикрыть. Он мог бы встать на 5 саженях глубины в половинной дальности пушечного выстрела до берега, а вместо этого он встал на 8 саженях глубины на расстоянии двух пушечных выстрелов от берега; он также мог бы взять эти каики в любое другое время, так как турки покинули их.

Три судна были нагружены очень хорошими растительным маслом и горохом, в этих продуктах мы начинали испытывать нужду,а теперь смогли пополнить запасы на три месяца для всей моей эскадры.

Я послал два [захваченных каика] на Лемнос*, а третий отправил служить шлюпкой для связи [при «Африке»].

[На поле приписано:] *Три эти фелуки [!] с их грузом могли покрыть расходы Русского флота на 2 тысячи фунтов стерлингов, и их правительство должно было заплатить и поделить как призовые деньги*.

В 10 часов утра мы снялись вместе с «Саратовом» и «Африкой» и встали на курс к северо-западу.

Среда [18/]29 [августа]. Погода умеренная и ясная. В половине второго пополудни встали на якорь, течение сносило нас к западу, гора Тенедоса лежала EN.

В 5 часов снялись опять, ветер поменялся на юго-западный. Встали при Имбросе. В половине восьмого ветер стих, и это принудило нас бросить якорь. Холмы Тенедоса были на востоке, и остров Самандрахи приоткрывался с западной оконечности Имброса на NW. «Не Тронь Меня» и «Африка» около нас, «Саратов» к югу от нас, влекомые течением, продолжали стоять на якорях до конца дня. Штиль и очень жарко.

Четверг [19/]30 [августа]. Все еще стоим на якоре; в 6 часов вечера маленькая греческая лодка пришла из Энеза с тремя греками, которые сообщили нам, что наша главная армия победила турок636. Когда он [вероятно, грек-рассказчик из лодки] был при Адрианополе, он видел пашу и 500 турок, которые бежали с поля сражения; и [грек сообщил,] что наша армия находится не более чем в трехдневном переходе от них. Увидел парус на юго-востоке, дал сигнал «Африке» начать преследование.

Пятница [20/]31 [августа]. В полночь дал сигнал к отходу. «Не Тронь Меня» снялся вместе с нами. Стояли по направлению к Имбросу. В 8 утра дал сигнал «Саратову» сниматься, и в полдень вышли из-под влияния течения, идущего из Дарданелл. Фрегат «Слава» (Glory), отправленный графом Орловым для крейсерства, присоединился к «Саратову» и встал около него*. [На поле приписано о фрегате «Слава»:] *Греческий фрегат, нанятый графом Орловым637, единственный отправленный в крейсирование на 5 дней, 3 [?] из которых стоял на якоре, а потом вернулся на Лемнос, получив подкрепление хлебом от нас*.

Суббота [21 августа/]1 сентября. Безветренно. В 8 утра дали сигнал встать на якорь и бросили якоря на глубине 48 саженей [у] западной оконечности Имброса к NbWW. Наш каик, который послали на Имброс за балластом после того, как с него сняли масло и горох, вернулся, и с него нам сообщили, что турки опять пристали на остров и убили двоих греков, которых заподозрили в дружбе с нами.

Воскресенье [22 августа/]2 [сентября]. Легкий ветер попеременно со штилем. «Не Тронь Меня» и «Африку» течением снесло к подветренной стороне так, что мы их перестали видеть.

Понедельник [23 августа/]3 [сентября]. Ветер переменился на северо-западный. В 3 часа пополудни снялись и встали при Тенедосе вместе с «Саратовом». В 6 вечера бросили якорь в двух милях от города и крепости Тенедоса, что заставило неприятеля выйти с оружием. Их оказалось числом около 3000 человек с 20 парами флагов638.

Место, где мы бросили якорь, оказалось безопасным рейдом одиннадцати саженей глубины, с хорошим песком и вязким грунтом. Я хотел в этом убедиться, чтобы иметь возможность держать мою позицию всю зиму. Когда установятся западные ветры, мыс Баба будет на SbWW, юго-западная точка Митилини – на SWSbSS, южная точка Тенедоса окажется на WbNN, замок Тенедоса – на NW в двух милях, восточная точка – на NbE1/4E, замок на европейской стороне Геллеспонта – к NEbN так, чтобы мы были открыты только с юго-запада до NbNN. Мы были удовлетворены тем, что рейд хорош, и ночью промерили глубину до острова и до материка.

В 6 утра снялись вместе с «Саратовом» и прошли близко от берега. Неприятель следовал за нами, и некоторые из ружейных пуль достигали нашего корабля на расстоянии, которое, казалось, было невозможным. Одна пуля пролетела мимо меня на расстоянии двух ярдов, когда я стоял на кормовой галерее, и упала за корму. После этого был отдан приказ палить с верхней палубы из пушки, заряженной только картечью, но выстрелы не достигали цели, покрывая только две трети расстояния до берега.

В 9 утра обогнули южную точку Тенедоса. Увидел «Не Тронь Меня» на наветренной стороне при Имбросе, но я нигде не мог рассмотреть «Африку». Мне показалось невозможным крейсировать между Имбросом, Тенедосом и входом в Геллеспонт, не рискуя быть снесенными к подветренной стороне Лемноса, поскольку, как только ветер становился слабым или встречным, мы вынуждены были бросать якорь в открытом море на 40, 50 и 60 саженях глубины.

Увидели странный парус на западе.

Вторник [24 августа/]4 [сентября]. В час пополудни лавировали на северо-восток вместе с фрегатом «Слава», который просил подкрепления хлебом. В 3 часа пополудни «Саратов» получил приказ начать погоню, так поступил и фрегат «Слава» после того, как я снабдил его 14-дневным запасом хлеба, 26 фунтами говядины и двумя фунтами свинины, так как у них не было никакой солонины и был израсходован весь живой скот, привезенный ими с собой с Лемноса. Они были единственным крейсирующим судном, которое граф послал*. [Приписано: всего-то] *с трехдневным запасом провизии*.

В 4 часа пополудни бросили якорь на глубине 20 саженей, холм Тенедоса лежал к ES. В 9 вечера «Саратов», «Слава» и захваченная французская полакра из Марселя, направлявшаяся в Константинополь, встали на якорь около нас. Полакра была загружена преимущественно кусковым сахаром и сахарной пудрой, бутылями с сиропами, мылом и разными французскими безделушками. Так как я знал, что товары этого сорта будут приятны для осаждавших, а капитан сказал, что ему все равно, где это продать, я отправил его вместе с фрегатом «Слава», чье крейсерство заканчивалось, поскольку фрегату был дан приказ крейсировать пять дней. Я воспользовался этой возможностью, чтобы написать следующее письмо графу Алексею Орлову:

«Святослав» при Тенедосе [23 августа]/3 сентября 1770 г.

Сэр,

Имею честь сообщить Вашему сиятельству, что «Саратов» и «Слава» погнались и привели ко мне французскую полакру из Марселя, направлявшуюся в Константинополь. Ее груз состоит из съестного и всяких предметов роскоши, которые до некоторой степени могли бы порадовать неприятеля. Я отправил ее к Вашему сиятельству в особенности потому, что не имею никаких известий с Лемноса. В самом деле, если бы на этой полакре не было ничего, что может подпасть под статью о провизиях, я бы должен был задерживать ее до тех пор, пока не услышу что-нибудь с Лемноса. Хотя в последнем письме Вашего сиятельства Вы желали, чтобы все нейтральные суда (кроме рагузинских) могли проходить, если на них нет контрабанды или провизии.

10 числа текущего месяца «Африка» с помощью собственных шлюпок и шлюпок с «Саратова» захватили между Тенедосом и континентом три каика, два из которых были нагружены растительным маслом и один горохом, но выполнение этого предприятия им обошлось очень дорого: с «Африки» были убиты первый лейтенант Марков639 и 2 моряка, 6 человек ранены; с «Саратова» погиб английский лоцман мистер Бойд (которому на самом деле не нужно было спускаться с корабля) и 2 моряка, а капитан морских солдат Мирович и четверо его людей были ранены какими-то турецкими всадниками.

Одно из судов теперь течением утянуло и оно пропало из вида, надеюсь, что его люди сообразят отправиться к Лемносу.

19 августа «Африке» было приказано погнаться за судном вблизи Митилини, и с того времени от него ни слуха, ни духа. Я предполагаю, что, если течением его не снесло, он находится на Лемносе.

Течения тянут с такой силой и так подхватывают большие корабли, что для того, чтобы нас не снесло мимо Лемноса, мы должны вставать на якорь, где можем, и без малого 10 дней мы пытались добраться до нашей прошлой позиции при Имбросе.

Один день ушел на разведку рейда Тенедоса, которыйя нахожу весьма безопасным.

После того как мы покинули Имброс, я узнал, что там высадились турки и убили несколько греков (а турки это могут сделать в любое время с континента, поскольку находятся так близко), и если сведения верны, мне представляется рискованным наливаться в будущем там водой, если даже время года это позволит.

[Фрегат] «Надежда» еще не вернулся из Энеза, поэтому у меня нет ни фрегата, ни малого судна, и если я бы попробовал погнаться с большим кораблем, то Лемнос был бы оставлен без прикрытия. У турок имеется несколько галер и шебеки, находящиеся под их [дарданелльскими] замками, мы их видели, когда наблюдали пролив между замками. Когда они нас увидели, эти суда тотчас же прошли под парусами с европейского берега на азиатскую сторону.

Я прошу передать мое почтение графу Федору Орлову с пожеланиями Вашему сиятельству здоровья и успехов. Имею честь оставаться с величайшим почтением преданный слуга Вашего сиятельства

Д. Э.

Среда [25 августа/]5 [сентября 1770 г.]. Слабый ветер попеременно с безветрием. В 5 часов утра снялись с якоря, пытаясь подойти к Имбросу; в 7 часов были вынуждены встать на якорь на глубине 55 саженей, потеряли грунт и нас стало сносить до субботы 8 сентября, пока мы не встали на якорь в заливе Св. Екатерины. Поскольку вода у нас испортилась, послал отряд морских пехотинцев на наших шлюпках на берег, чтобы запастись свежей водой, но со строгим приказом ни на шаг не отходить от берега.

Воскресенье [29 августа/]9 [сентября]. В 6 часов утра дали сигнал «Не Тронь Меня» гнаться за судном, вышедшим из Дарданелл. В 9 утра [фрегат] «Африка» соединился с нами, прибыв с Лемноса, в то же время «Не Тронь Меня» с захваченным французским кораблем с балластом встали на якорь подле нас640. На их шлюпке подошел [французский] капитан и сказал, что они доставляли зерно в Константинополь и были задержаны турками два месяца назад; что он был нанят, чтобы привезти секретаря французского посольства, у которого есть для графа Орлова депеши величайшей важности, и что он должен вернуться с секретарем обратно; он сказал, что у него на борту размещаются несколько греков и армян, а также женщина, чей супруг находится в форте на Лемносе.

Я просил капитана передать мои приветствия секретарю, однако сказал, что я не могу и подумать отправить его к месту, находящемуся в осаде, но что я тотчас же отправлю [фрегат] «Африка» с депешами и что он вскорости вернется с ответом. Если он предпочтет освежиться на берегу Имброса, я предприму все, чтобы сделать его пребывание насколько возможно приятным для него.

Ответ, который я получил, гласил, что он удивлен тому, что я попробовал его остановить, и настаивал немедленно продолжить путь, так как помимо депеш он имеет что сообщить изустно графу Орлову, чего он не уполномочен сообщать никому иному. Не зная, действительно ли его дело величайшей важности, а я думал, что это может касаться перемирия; но в то же самое время мне были знакомы и французские уловки. Я передал ему, что не задержу его дольше, чем пока поднимет паруса фрегат, который, как он видел, только что встал на якорь. Тем временем этому фрегату должны были быть даны приказы сопроводить его безопасно к графу Орлову и не дать ни ему, ни кому-либо еще с его корабля высадиться на Лемносе до того, как граф Орлов с этим [т. е. посланием] ознакомится. Для этого я написал следующее письмо графу:

«Святослав», в заливе Св. Екатерины, 9 августа [ошибка; нужно: сентября] 1770 г.

Сэр,

Имею честь известить Ваше сиятельство, что этим утром [фрегат] «Африка» присоединился ко мне и привез мне Ваше послание [с просьбой] разобраться по поводу плохого поведения англичан на борту «Св. Павла», чем я весьма озабочен, так что, как только это судно присоединится к нам, я произведу строжайшее расследование этого дела641.

Французское судно из Дарданелл только что было приведено ко мне (это сделал «Не Тронь Меня»), у него на борту находится секретарь французского министра в Константинополе. Он говорит, что у него особое дело до Вашего сиятельства помимо его депеш, которые я предложил переслать; поэтому я счел верным отправить «Африку», опасаясь, чтобы там не случилось какого-то обмана, так как он очень настойчив в желании продолжать путь и ему не нравится, что я задерживаю его, что вначале я твердо и собирался сделать до того времени, пока не услышу [приказаний] от Вашего сиятельства. Но здесь нет опасности, так как у него будет сопровождение. Имею честь оставаться преданным и покорным слугой Вашего сиятельства

Д. Э.

К полудню это письмо было переведено, и на «Африке» подняли паруса.

Понедельник [30 августа/]10 [сентября]. В час дня «Африка» с французским судном отправились к Лемносу. Я дал приказ «Не Тронь Меня» с утра начать наливаться водой и, как только на корабле нальют 100 бочек, следовать за мной к восточной оконечности Имброса. В 8 утра мы снялись с якоря вместе с «Саратовом» и проследовали к нашему прошлому посту в заливе Св. Павла.

Вторник [31 августа/]11 [сентября]. В час пополудни ветер поменялся на западный. Легли круто на ветер к югу. Дали для «Не Тронь Меня» сигнал подойти к нам; маневрировали, обстенив грот-марсель. Ветер стал дуть с северо-запада, спустили брам-реи и взяли третьи рифы у марселей. В 8 часов вечера продолжали совершать короткие переходы между Тенедосом и Имбросом в надежде, что течение из Дарданелл поможет нам держаться к наветренной стороне. В 2 часа пополуночи дали ночной сигнал лавировать. В 4 утра оказалось, что нас сильно снесло к подветренной стороне, так что если бы еще два часа продлилась темнота, то пришлось бы встать на якорь* при подветренном береге или, если бы мы смогли пройти на ветре мимо замка на европейском берегу, мы бы поднялись к самим Дарданеллам.

[На поле:] *Что хорошо доказывает опасность положения, в котором мы оказались, при западных ветрах, которые стали устанавливаться на зиму.

И это было доказательством того, что сила течений, выходящих из Дарданелл, зависит от ветров*. [Приписано на поле:] *Те много дней, что были упущены после сожжения Османского флота, позволили бы нам не только захватить два 70-пушечных корабля, но и оказаться у Сераля – ветер был попутным в течение пяти дней, подтверждая то, что говорили лоцманы, что при умеренном ветре течения имеют скорость не более одной мили в час и, когда несколько дней дует западный ветер или ветер становится сильным642, течение вовсе не ощущается*.

В 11 утра отдали рифы у марселей, и в полдень мы были на расстоянии двух миль от замка на европейской стороне. Оттуда и с противоположного замка дали несколько сигнальных выстрелов, на которые ответили батареи, возведенные ими под руководством французского инженера мсье Тотта643 со времени нашего первого там появления.

Мы оказались в весьма затруднительном положении, чего я всегда опасался, когда ветер переменился на западный. Маневрируя к ветру при входе в Геллеспонт, я нашел совсем мало или даже вовсе не нашел никаких преимуществ от установившегося течения.

Среда [1/12 сентября]. Продолжали лавировать против ветра на всех возможных парусах, чтобы попробовать добраться как можно дальше и встать на якорь под маленькими островами, которые лежат между мысом Янисари и восточной оконечностью Тенедоса и называются Трояс644, где, я полагал, мы окажемся, если будет дуть сильный ветер с WNW. В 6 часов вечера ветер поменял направление на восточное, что привело нас выше Имброса. «Саратов» и «Не Тронь Меня» были с нами вместе.

Четверг [2/]13 [сентября]. В основном штиль, отдали стоп-анкер645 на глубине 45 саженей; оказалось, что течение установилось по направлению к Дарданеллам* 2 мили в час. В 10 утра мы снялись с якоря при легком юго-восточном ветре.

[На поле приписано:] *Большинство людей считает, что течение никогда не идет по направлению в Дарданеллы, но мой лоцман, который родился у знаменитой реки Скамандр646 и плавал в этих морях 60 лет, уверил меня, что течения зависят от силы ветров. Я расспросил, какой величины река Скамандр? – предполагая, что она впадает напротив Тенедоса. Он сказал, что она очень незначительна, что и ребенок может перейти ее вброд, а в сухой сезон через нее вообще можно перешагнуть*.

Пятница [3/]14 [сентября]. В час пополудни штиль, мы стали на якорь, бросив наш верп на глубине 50 саженей, никакого течения не ощущается. «Св. Павел» и «Надежда» последними пришли с Тассо.

Суббота [4/]15 [сентября]. Бросили наш лучший становой якорь, так как был сильный ветер с NEbE. Восточная точка Имброса лежит на ENE. Капитан «Надежды» сообщил мне, что они постарались уничтожить суда при Энезе, но все кроме трех поднялись по реке и стали недосягаемы; что он отправил «Св. Павла», и тот уничтожил оставшиеся три судна, которые неприятель поднял на берег, или по крайней мере сделал их непригодными для дальнейшего использования, выпалив по ним из орудий много раз. [Капитан «Надежды также сообщил,] что на побережье и по берегам реки размещены войска, как конные, так и пешие. Гавань оказалась мелководная, так что он со своим фрегатом не смог подойти ближе чем на 2 мили и предполагал, что в реке могут находиться до 50 судов. Капитан французской полакры, который был с нами, поднялся к нему на борт и сказал ему, что там было более 5 тысяч войска. [Капитан «Надежды сообщил и] то, что «Св. Павел» был так близко к берегу, что мушкетные пули неприятеля достигали его и ранили в руку его лоцмана мистера Кейси, который был на борту «Св. Павла».

Мистер Престон, командир «Св. Павла», привез мне следующее письмо от графа Орлова. Он получил его 25 дней назад, тогда как даже маленькая лодка могла бы доставить письмо за 25 часов!

На борту «Трех Иерархов» при Лемносе, 10/21 августа 1770 г.

Сэр,

Я получил со «Св. Павлом» Ваше письмо через милорда Эффингема, а также бомбы и снаряды. Я одобряю приготовления Вашего превосходительства, сделанные для разрушения судов при Энезе, и надеюсь, что это, безусловно, произойдет. Если «Не Тронь Меня» и «Надежда» не могут оставаться на плаву зимой, мы их здесь заменим, и я  уже назначил вместо них другие корабли. Помимо этого, я хочу добавить в Вашу эскадру несколько фрегатов, если крайняя необходимость заставит меня далеко удалиться отсюда. Если я смогу оставить Вам сухарей, я это непременно сделаю, и я советую Вашему превосходительству со своей стороны попробовать достать какую-то часть. В том, что касается провизии, Вы можете требовать ее со архипелагских островов, находящихся в нашей власти, и в случае отказа даже силой заставить их поставить некоторое количество*. [На поле приписано:] *Ни один из них не имел достаточно провизии для нужд своих обитателей, и в нашей власти были только Лемнос и Имброс*.

Помимо этого у Вас есть много муки – прикажите на Вашем острове испечь хлеб из нее и высушить сухари так, чтобы Вам не иметь необходимости посылать муку сюда и готовить сухари на этом острове [т. е. Лемносе]. Ни одного судна не отправляется пока в Ливорно или в Маон, однако я советую Вам подготовить письма.

Турки упорствуют и не будут сдаваться, заставлять их и брать приступом; их укрепления, несомненно, будут взяты. Одного только я боюсь, при нехватке людей, потеряв три сотни, я потеряю большую часть наших сил; и ради сохранения людей я решил осаждать город и оголодить его.

Мой брат шлет Вам свое почтение и желает Вам всяческих успехов, в чем я ему не уступаю и остаюсь покорным слугой Вашего превосходительства

граф Алексей Орлов.

PS. Я узнал, что на острове Самандрахи находится достаточное количество крупного рогатого скота, принадлежащего туркам, так что Ваше превосходительство можете потребовать от них столько, сколько пожелаете.

До того как я получил это письмо, я определенно решил отправиться на Лемнос с моей эскадрой, но ожидал возвращения «Надежды» и «Св. Павла», так как услышал перед тем, что форт находился на дальнем противоположном конце острова и не был связан с гаванью. Тут же я прочитал и письмо от графа Эффингема, сообщавшего мне, что он предлагал штурмовать форт примерно с 40 англичанами и 60 греками при поддержке 200 русских, но что граф [Орлов] не согласился и сказал, что форт не стоит жизни и одного русского. Я, таким образом, заключил, что нет никакой определенности, когда форт может сдаться, особенно потому, что неприятель воспользовался дождем, тогда как до этого дождя русские полагали, что осажденные сдадутся изза нехватки воды; в то же время у осажденных был родник, который снабжал их водой, но русские обнаружили его только позднее и затем не давали им брать воду только днем, ночью же осажденные пополняли свои водяные запасы.

Что же касается целесообразности того, чтобы я выпекал хлеб и сушил сухари на Имбросе, я знал, что весьма рискованно отправлять людей, занятых выпечкой хлеба и рубкой дров, за три мили от охраняемого лагеря; их мог в любой момент отрезать от нас неприятель, если я буду вынужден при перемене ветра или другой превратности оставить остров. И при западном ветре я никак не смог бы их забрать, и они не смогли бы покинуть остров, даже если у них были бы шлюпки. К этому острову можно пристать, только когда ветер дует с берега. Поэтому как граф говорил о сохранении людей, так и я склонялся к аналогичному заключению, которое заставило меня самого предпочесть отправиться [на Лемнос] обсудить с ним, как очистить и починить большие корабли, чтобы малые продолжали крейсерство и чтобы вооружить столько лучших греческих судов, сколько покажется правильным, так как неприятель имел теперь только такой вид судов.

Четырех хороших фрегатов графа и двух моих было бы вполне достаточно, чтобы держать пост и часто эти фрегаты отпускать, но, не желая оставить Лемнос без охраны, я оставил на своем посту три корабля: «Саратов», «Не Тронь Меня» и «Надежду»; в пределах видимости был и подходивший туда [фрегат] «Африка». Я приказал большую часть муки перегрузить на борт «Надежды» с приказом по истечении пяти дней после моего отъезда (надеясь быть обратно при необходимости за меньшее время) следовать к Тассо, построить печи и перепечь имевшуюся муку в сухари, нарубить дров для использования другими судами, оставить все свои сухари, за исключением недельного запаса хлеба, на других кораблях. Я был совершенно уверен, что, если бы я послал любой из двух моих линейных кораблей, ни один из них бы не вернулся, а я бы при необходимости смог.

Я оставил следующий приказ с командором Баршем и приготовился к отходу, собравшись взять с собой «Св. Павел», чтобы предложить отправить его в Ливорно или Маон со всеми англичанами, бывшими на флоте. Их всего было 40 человек647, они стали весьма неприязненны к русским, поскольку те со времени победы [при Чесме], если не было опасности, не терпели никакого контроля и не слушали советов лоцманов.

Таким образом, чтобы предотвратить дальнейшие жалобы, я намеревался уволить англичан. Во многих случаях русские плохо к ним относились. Англичане не могли удерживаться от резких выражений по поводу невежественности и малодушия русских и небезосновательно понимали, что если бы не горстка англичан, русские и не нашли бы пути в Средиземное море, и не смогли бы атаковать османов.

Мне следовало бы разузнать, что было за дело с их плохим поведением на Тассо, как сообщил граф, но он опередил меня и приказал капитанам начать разбирательство, и они были , чтобы возместить ущерб, нанесенный некоторым грекам, чем греки были удовлетворены648. После расспросов, которые я провел, я нашел, что зачиниками были русские со «Св. Павла», а именно мичман, которого взяли на борт как владеющего языками. [На поле зачеркнуто:] *Я также приготовил следующее письмо графу Панину, так как граф Орлов посоветовал мне подготовить письма, и я был рад использовать любую возможность познакомить двор в Санкт-Петербурге с моими действиями.*

В понедельник [6/]17 [сентября] в 4 часа пополудни [я] дал сигнал лейтенантам «Саратова» и «Надежды» принять следующие приказы и перевести эскадру на 2/3 ежедневного хлебного рациона:

От контр-адмирала Элфинстона, главнокомандующего эскадрой военных кораблей Ее императорского величества649

Сентября 4[/15 сентября]. Командующему корабля «Саратова». Сим велено вам взять под вашею командою корабли Ее императорского величества «Не Тронь Меня» и «Надежда» и остаться при сеи станции либо на якоре, где вы ныне находитесь, или крейсеровая между Имбросом, Тенедосом и устьем Геллеспонта; во время вашего пребывания, буде усмотрите силу, превосходящую своей и выходящую из Дарданел, то итить вам под всеми возможными парусами в Лемнос днем или ночью, а как скоро подумаите, что пушки вашие слышны будут в Лемносе, то палить вам явственно из трех пушек чрез каждой пол часа, пока вам не отвечают с Лемноса тем же числом пушек. Послать вам в Лемнос все неутралные суда, идучи в Константинополь или выходящые оттуда, кроме таких, которые снабдены пашпортами от графа Алексея Орлова, от адмирала Спиридова или от меня самаго. Остаться вам с «Не Тронь Меня» при сей станции впредь до приказу. Но по прошествии пяти дней, считая с того дня, как оставляю флот, послать вам «Надежду» в Тенедос для исполнения таких приказании, которые командир онаго фрегата от меня получает, тогда уже муку и протчия на оном нагружено будет. Буде погодою или каким ни есть другим непредвиденным случаем принуждены будете оставить свою станцию, то вам остерегаться заблаговремянно наперед, чтоб не сношены были к подветру острова Лемноса.

Дано на борту корабля Ее императорского величества «Святослав» при острове Имброс 4/15 сентября 1770 г.

Командору Баршу, капитану корабля Ее величества «Саратов».

Приказ капитану «Надежды»650

Командующему фрегата «Надежда»

Сим велено Вам быть под командою господина командора Барша с порученным Вам Ее императорского величества караблем и исполнять всегда все такия приказания для пользы службы Ее императорского величества, которыя Вы когда получите.

Как скоро что получаете приказание от господина командора Барша, чтоб итить к острову Тассо, и по принятии муки и прочия, которые на порученном Вам карабле велено отдать, то по прибытии в Тассо сим велено Вам употребить всевозможную поспешность в печении сухарей из муки, смешивая оную к лутчему по Вашему разсуждению, а буде возможно построить вам несколко печей, дабы всякой карабль, буде туда же привезет свой хлеб, печи может. Во время вашего тамо пребывания вам конопатить ваш корабль, и оной в таком добром состоянии привести, в каком время и обстоятельство дозволят. Собрать вам столко, сколько можно, на варение пищи служителям дрова для всего флота, також де и лесу на стенги и на весла, а что печете сухарей, то принять оной на корабле, никогда [не] оставляя на берегу много онаго вдруг, да и муки не более, как доволное число, чтоб пекарям остановка не учинить. Ежели на свой корабль мяхкой хлеб печи можете, то делаете, потому что тем сохраните имеющей на карабле вашем сухарей, смотреть же вам, чтоб пресною водою вы всегда удовольствованы были, а достать столько же дрова на варение пищи, сколь укласть можно, быть же в готовности по кратком известии выступить на море, и не дозволить более служителей или офицеров на берегу быть, как только, что нужно на исполнение порученных им должностей, буде возможно достать же вам 120 пудов густой смолы и столько ж житкой смолы, что войдет в имеющихся у вас бочках на то.

Дано на корабле Ее императорского величества «Святослав» при Имбросе 4/15 сентября 1770 г.

Капитану фрегата «Надежда» Поливанову.

Большую часть дня ветер был очень крепкий, а потом стал умеренным. Я собирался идти к северной стороне Лемноса, так мне посоветовал лейтенант Кривцов (который принял на себя ответственность за корабль, направляющийся на Лемнос), чтобы поскорее добраться до графа. Я рассудил, что лучше отплыть поздно ночью, чтобы иметь впереди целый день, и мы подняли паруса после 9 часов вечера. Так как, когда мы поднимали якорь, нас хорошо стало сносить к наветренной стороне других кораблей, мы повернулись и пошли к NE, встали на уровне замка на европейской стороне Геллеспонта. В 11 вечера мы вытянулись вперед от кораблей, которых оставили на якорях, и до того, как я покинул палубу, я оставил приказы держаться на одной линии с кораблями до рассвета, когда меня должны были оповестить. Затем я удостоверился, что корабль имел достаточно парусов, чтобы держаться с наветренной стороны, что признал и вахтенный офицер капитан-лейтенант Козл[ян]инов и отметил, что мы окажемся впереди других, если будем так лавировать. Я ему сказал, что нам не стоит уходить вперед или быть между ними, но следует лавировать отдельно от них, иначе ночью можно с ними столкнуться.

Я покинул палубу в половине двенадцатого ночи, а в 5 часов утра меня разбудил шум сильнее, чем бывает обычно [зачеркнуто:] *при лавировании против ветра*, и я дернул свой колокольчик. Английский лоцман Гордон спустился ко мне. Я поинтересовался, что произошло, на что он сказал мне, что они поворачивают через фордевинд [кормой против ветра] и что, когда корабль поворачивал, мы были на глубине 18 саженей, но что теперь глубина 22 сажени и она растет651. Корабль лежал носом к ESE в сторону Имброса652, но далеко ушел в подветренную сторону вследствие этого поворота через фордевинд. В 2 часа ночи он [лоцман Гордон] просил капитан-лейтенанта Кривцова лавировать против ветра, на что тот сказал, что не имел специального приказа ни лавировать, ни поворачивать через фордевинд, а так как он – главный на корабле, то и будет поступать как захочет.

В 6 утра капитан [Роксбург] спустился и сказал мне, что светает и он хочет узнать, должен ли направиться к Лемносу. Я спросил, находится ли под парусами «Св. Павел», но он ответил, что они не видят его. Я поэтому приказал не начинать движения, пока они не увидят «Св. Павел», и дать ему сигнал. Вскорости он спустился опять и сказал, что «Св. Павел» встает под паруса, что им видна юго-восточная оконечность Лемноса на расстоянии около пяти лиг, но что нас слишком снесло под ветер, а ветер переменил теперь направление на NbE, и поэтому, чтобы добраться до северо-восточной оконечности Лемноса и обогнуть ее, нам придется не раз менять паруса. На это [капитан-]лейтенант Кривцов сообщил, что не видит большой разницы, с какой стороны острова мы пойдем, но мы сбережем время, если пойдем на юг653.

Я приказал ему поворачивать и попросил послать за моим слугой, поскольку собирался вставать, но не мог сыскать своих домашних туфель. Капитан, найдя их далеко от моей койки, пододвинул их ко мне, я тут же поднялся, и пока я застегивал пуговицы на камзоле, я почувствовал необычное движение. Я думал, что мне почудилось это изза того, что я резко поднялся, или после того, что некоторое время мы стояли на якоре, но до того, как у меня появилось время это обдумать, я очень хорошо осознал, что корабль ударился о грунт, но на палубе все было спокойно, так что я едва мог поверить своим чувствам. Однако я вбежал в рубку (cabin), чтобы пройти на кормовую галерею, и встретил своего капитана [Роксбурга], который шел сообщить мне, что мы находимся на семи саженях глубины. «Черт возьми, сэр! – закричал я. – Этот корабль сел на мель!»

Я взлетел на кормовую галерею и совершенно ясно увидел дно. Когда я вышел на палубу, корабль был на ветре654 и офицеры были заняты тем, что бросали лот, уверяя меня, что последний раз, когда они замеряли глубину, она была 22 сажени. Короче говоря, они слишком далеко бросили лот. Когда я приказал повернуть руль, стало совершенно очевидно, что корма села на мель, а когда бросили ручной лот, глубина была меньше, чем осадка корабля. Корабль ударился кормой о банку в последний раз, когда они поворачивали через фордевинд, когда они воображали, что все еще идут вперед на скорости в две с половиной мили.

Мы попробовали повернуть его при помощи передних парусов, но бесполезно. Паруса были свернуты и якорь с двумя кабельтовыми тросами поднят на наветренную сторону, и мы повернули корабль носом к ветру и в сторону открытого моря, но, к несчастью для нас, ветер усилился и тросы лопнули, корабль начал биться кормой и его руль поднялся; чтобы его спасти, пришлось перевязать его снастями и снять с корабля655.

Затем мы дали сигнал бедствия. «Святой Павел» стоял на якоре с наветренной стороны на пяти саженях глубины, «Саратов» снялся и бросил якорь в двух лигах с наветренной от нас стороны. «Не Тронь Меня» подошел на расстояние около двух миль на 7 саженях глубины. За его большим и широким носом виднелся фрегат «Надежда». Если бы фрегат «Надежда» подошел на глубину 5 саженей и стал прямо перед нами, он мог бы быть достаточно близко, чтобы завести к нам на борт один из своих канатов, и если бы нам дали оба его кабельтова, мы бы через несколько часов, конечно же, снялись, облегчив корабль. Но у меня не было английских офицеров, чтобы им давать команды. Нам ничего не оставалось, как только достать наши кормовой якорь (стоп-анкер), а также верп, чтобы подстраховать стоп-анкер (не имея ни одной достаточно большой шлюпки, чтобы нести становой якорь); мы бросили другой якорь на перлине, чтобы держать баркас при помощи стоп-анкера и троса.

В это время остальные корабли отправили свои шлюпки к нам на помощь, мы облегчили корабль, насколько возможно, и я отправил шлюпку с отчетом о нашем положении на Лемнос за помощью, прося прислать к нам греческие суда и еще облегчить нас, так как корабль оставался в основном в том же положении, в каком сел на мель. Ветер крепчал, и после того, как мы достали и подготовили наш стоп-анкер, ветер дул с такой силой, что мы не могли спустить шлюпку, чтобы погрузить в нее якорь.

Хотя корабль часто ударялся о грунт, он не давал или почти не давал течи. Я предпочел больше не пытаться сдвинуть корабль, облегчая его, пока соответствующий якорь не будет положен, чтобы стянуть его, так как иначе он только будет глубже входить в отмель.

Ночь приближалась, люди пошли передохнуть, насколько это было возможно, но примерно в 11 ночи поднялась такая высокая волна, что баркас опрокинулся вместе с двумя якорями и мы потеряли двоих матросов656, утонувших несмотря на то, что вокруг корабля находилось так много лодок.

В 1 час ночи корабль начало так бить об дно, что мы едва могли удерживаться на ногах, так что, если бы не темнота и не такое количество лодок вокруг нас, я бы приказал рубить мачты. Люди постоянно лили во всех помпах, но вода стала прибавляться, и в 4 утра в трюме было уже 6 футов657.

Ветер и волнение ничуть не уменьшались. Я отправил свой бот с казенными деньгами и моими бумагами с графом Разумовским, моими двумя сыновьями и моим переводчиком Ньюманом, и как только бот отошел, все было приготовлено, чтобы начать рубить грот-мачту, что оказалось делом непростым, так как корабль оставался лежать почти вертикально, как бы создав себе ложе на глубине всего-то в 14 футов.

Когда мачта была срублена, вернулся бот после того, как его тщетно пытались поднять на «Надежду». С большими трудностями удавалось удерживать шлюпки, чтобы их не сносило обломками мачты, так как ветер был слишком крепок, чтобы люди могли удерживать шлюпки только веслами, к тому же было и течение – три мили в час. Почти весь день мы избавлялись от наших мачт и пытались защитить шлюпки до наступления ночи, чтобы люди, оставив по два человека в каждой шлюпке, могли передохнуть. Они больше 48 часов находились в мокрой одежде, но переносили страшную усталость с величайшим рвением. Я был бы рад, если бы мог сказать то же самое и об офицерах, которые с ними прибыли: капитан-лейтенант с «Надежды», которого я помиловал в Портсмуте, и часа не пробыл на борту, как напился смертельно пьян, и остальные своими страхами усиливали страх команды.

Вскоре после того, как грот-мачта была срублена, грот-рей последовал за ней, воткнулся в грунт и лег на планширь658. Из-за подвижек корабля тяжелая рея произвела такое трение, что начался пожар, это встревожило нас, пока через несколько минут огонь не был потушен659.

На следующий день – третий день, как мы стояли на мели, – была предпринята еще одна попытка отправить шлюпку с деньгами, с моими сыновьями и графом Разумовским на «Надежду»660. Ньюман же так был испуган в прошлый раз, что выпрыгнул из шлюпки, только сев в нее. Я дал им строгие указания вернуться до темноты, если им не удастся попасть на фрегат вовремя. Они отчалили в полдень и поначалу шли вперед весьма живо, на веслах удаляясь от корабля; до темноты мы наблюдали за ними, когда их поднимала волна, и я видел, как они приближаются к кораблю, но не видно было, поднялись ли они на борт. У нас были все основания считать, что они не поднялись на борт, и это меня очень тревожило. Я приказал зажечь огни там, где их лучше было видно, чтобы они могли найти наш корабль, но когда было 10 часов вечера и не было похоже, что они возвращаются, я чувствовал себя отцом больше, нежели я могу описать, и надеюсь, что я никогда такого больше не почувствую. Казалось, это была самая длинная ночь в моей жизни. При свете дня мы увидели шлюпку у кормы «Надежды», что несказанно обрадовало меня, так как я только чаял, что они спасутся, если смогут добраться до Лемноса.

Все утро дул крепкий ветер. Люди были заняты тем, что опустошали внутренности корабля и поднимали некоторые водяные бочонки и хлеб на средний и верхний пушечные деки, так как трюмы были почти полны водой*. [Приписано на полях:] *Я испытал еще раз беспокойство по поводу моих сыновей, так как «Надежда» сворачивала свои канаты, ставила стеньги и реи, но ее быстро сносило к мели в нашу сторону. Я хорошо знал, что этот фрегат прогнил и скоро рассыплется на куски и что я могу увидеть погибель своих детей, не имея возможности помочь им. Однако они очень живо встали под паруса к тому моменту, как оказались на нашем траверзе, и через полчаса я с удовольствием увидел их далеко от банки, направляющимися к Лемносу*.

Пазы в верхней части корабля увеличивались и казалось, что корабль может расколоться, это угрожало жизням людей, и поэтому я приказал все орудия на верхнем и среднем деках сбросить за борт и стянуть корабль тросами. После полудня «Св. Павел» оказался на нашей линии, и перлинь-тросом с него перетягивали от нас полные людей шлюпки. К следующему утру людей смогли перевезти на него столько, сколько он мог принять, около 250 человек. И когда волнение немного успокоилось, шлюпки перевозили сколько могли людей на «Не Тронь Меня» и возвращались с 4 или 6 [гребцами] так, что мы теперь смогли переправить больше половины офицеров и членов команды.

У нас на борту было очень мало спиртного, едва достаточно, чтобы поддержать людей в их жесточайшей усталости, однако некоторых нашли пьяными, и они начали бунтовать. До моих ушей дошел рассказ, что раньше никогда с русскими кораблями не случалось кораблекрушений, но бывали случаи, когда матросы убивали или дурно обходились со своими офицерами. За себя я нимало не опасался, так как знал, что простые матросы обожали меня, однако я приказал командирам морских солдат держать вооруженную охрану по 10 человек на квартердеке, поставить часовых при офицерских и моей каютах и объявить всем приказ, что часовые будут стрелять в первого же бунтовщика661. Это предотвратило в дальнейшем мои тревоги подобного свойства. Оказалось, что они раздобыли спиртное из моей кладовой, дверь которой была разбита то ли под тяжестью воды, то ли усилиями людей; один матрос, который хорошо плавал, спускался в главный люк и плыл до орлоп-дека. Он брал с собой доску, нырял за бутылками и ставил их на нее, подталкивая этот плотик перед собой для своих товарищей. Так продолжалось, пока это не открылось, и все, что было обнаружено, принесли в мою каюту. Там оказались последняя мадера и вина, что у меня были. Это принесло своевременное облегчение мне и офицерам, так как каждый выживал как мог; бедным людям доставались только паек хлеба и вино. Люди забрали и около 12 дюжин кур из моих клеток.

Так как шел уже четвертый день, я почел, что настало время мне переходить на борт «Не Тронь Меня», так как к нам на помощь с Лемноса подошли несколько шебек.

[На поле приписано:] *Хотя адмирал Спиридов и командор Грейг узнали о нашем бедствии в тот же день, как мы сели на мель, они между тем не прислали ни одного судна к нам на помощь до четвертого дня*.

Я дал приказ моему капитану, чтобы после спасения людей оставить только тех, кто был нужен, чтобы вытащить все запасы, особенно канаты, так как прибывающие суда могли встать прямо у борта, когда ветер окажется умеренным.

Примерно в 3 часа пополудни [по шканечному журналу: «в три часа пополудни 10[/21] сентября 1770 г.»] я покинул остов судна на своем боте, взяв только один свой сундук и своего переводчика, но после того, как я сел в шлюпку, я обнаружил, что двое из моих людей так пьяны, что не могут грести. С трудом мы смогли высадить их, так как они думали, что будет большим позором позволить кому-то другому занять место гребцов при их адмирале; эти бедняги испытали все, что могли в их положении. Остальные были не лучше. У нас заняло два с половиной часа, чтобы подняться на борт, и мы набрали порядком воды, которую нам приходилось постоянно вычерпывать.

Как только я вступил на борт «Не Тронь Меня», на корабле был поднят мой флаг, и до ночи «Св. Павел» пошел на Лемнос, а к 10 вечера, используя все наши шлюпки [и баркасы], мы приняли еще 70 человек на борт и большое количество офицерского багажа, мои два сундука и постель, что не были отправлены на «Св. Павле».

Воскресенье [12/]23 [сентября]. Использовали этот день, принимая людей с места крушения. Одна из шебек, присланных с Лемноса, встала рядом с остовом «Святослава», и они начали перегружать запасы.

Понедельник [13/]24 [сентября]. К нам с Лемноса присоединился [фрегат] «Африка» и привез мне письмо от графа Орлова и депеши из Петербурга. Они содержали следующее:

При Лемносе, с корабля «Ростислав»

31 августа/11 сентября 1770 г.

[Фрегат] «Африка» пришел 30 настоящего месяца в целости вместе с французским судном. Мой брат Алексей не имеет времени написать Вашему превосходительству и просил меня сделать это, что я и делаю с великим удовлетворением. Несколько дней назад сюда прибыл курьер князь Волконский, который привез сообщение, что в Петербурге все хорошо, через него мы также получили сведения, что генерал Штофельн разбил отряд из 1200 турок662.

Сюда прибыл секретарь французского посла и привез незначительное письмо от посла; он говорит, что турецкая армия, которой лично командует визирь, полностью разбита графом Румянцевым, что в Константинополе великое смятение; что весьма ощутима потребность в продовольствии; что турки из Дарданелл по берегам пролива делают теперь батареи длиной в шесть миль. «Африка» привезет Вашему превосходительству пакет, полученный из Санкт-Петербурга.

Рагузинское судно также было отправлено с турками, дозвольте ему без задержки пройти в Дарданелльский пролив. Адмирал Спиридов с двумя кораблями находится на Тассо, контр-адмирал Грейг с тремя кораблями изза плохой погоды стоит на Лемносе в Порто-Мудро. Все мы – слава Богу! – здесь здоровы, только крепость не сдается и упрямо защищается, но думается, что скоро они вынуждены будут сдаться. Остаюсь Вашего превосходительства преданный слуга

граф Федор Орлов.

[На поле лл. 219–221 приписано:] *Поскольку граф Орлов посоветовал мне подготовить письма, я был рад использовать первую же возможность ознакомить двор в Санкт-Петербурге с моими действиями, поэтому я подготовил следующее письмо [графу Панину]:

«Не Тронь Меня» при северо-западной оконечности Имброса. 12/23 сентября 1770 г.663

Ваше сиятельство,

Имею честь уведомить Ваше сиятельство, что, оставляя остров Сио [Хиос] июля 5[/16] дня июля с эскадрой Ее императорского величества под моей командой, мы увидели два турецких от 64– до 70-пушечных военных корабля на якоре у мыса Янисари при входе в Геллеспонт – Был поздний вечер, когда мы их увидели, так что стали на якоре между Тенедосом и материком; рано утром на следующий день мы пошли под парусами и старались пройти между Тенедосом и континентом, но после многих бесплодных попыток мы были принуждены идти вокруг острова с «Саратовом» и «Не Тронь Меня», чтобы попробовать приблизиться к неприятелю, и оставили «Надежду» и «Африку» за движениями их смотреть до тех пор, пока мы их не увидим сами, что случилось еще до ночи. Мы обнаружили, что неприятель воспользовался временем, чтобы при помощи галер из Дарданелл подтянуться под крепости при входе в Геллеспонт.

Как от силы течений, так и от противных ветров только через два дня мы смогли добраться до ветреннаго берега на европейской стороне, где неприятель расположил лагерь и несколько батарей, которые, чтобы пройти как можно дальше к наветренной стороне, мы должны были идти на расстоянии мушкетного выстрела от берега, и мы получили их пальбу, которая вскоре прекратилась изза огня с наших пушек верхней палубы. Поскольку каждый корабль шел мимо крепости на европейской стороне, то с оной в нас палили, но большинство ядер задевало воду и падали в нескольких ярдах от нас, они были чрезвычайной величины. При том течение было от сей крепости, и мы шли к противостоящей крепости, с которой палили при нашем приближении; неприятель также разместил там 7 галер, которые стояли носом в нашу сторону между замком и теми кораблями; батареи поделали напротив их кораблей, и как мы приближались, неприятель со своих кораблей и батарей начал палить и изобильно разбрасывал снаряды на слишком большом расстоянии.

Но течение с такой силой тянуло наши корабли, и при малом ветре нас сносило на одну линию с ними, как только мы подходили на расстояние случайного попадания с их кораблей. С «Не Тронь Меня» и «Саратова» также палили из бортовых орудий, но каждый из них был слишком далеко, чтобы причинить вред. По сие время течение снесло нас ниже под ветр кораблей и близлежащего рифа камней у мыса Янисари, так что принуждены были все паруса поставить, чтоб оной опасности избежать664. В 16 число мы предприняли еще одну попытку – но изза силы течений и безветрия, а также того, что неприятель подошел к наветренной стороне – мы не имели никакого успеха, только убили и ранили несколько человек неприятеля. В их попытках досаждать нам ружейной стрельбой и с батарей я понял, что нельзя без попутного ветра пробовать действовать в этом проливе, а неприятель уже ныне под крепостью подтянулся. Я перестал и разместился с эскадрой на лучшей из возможных позиций, чтобы пресечь подвоз провизии в Константинополь, с того ж до нынешнего времени город действительно в блокаде, и слышал я, что малым нашим нападением Константинополь приведен был в великое беспокойство.

Я нашел хорошую воду, достаточно, чтобы снабдить эскадру на острове Имброс, и раздобыл немного свежего провианта для больных. Все на кораблях выздоровели, особенно когда я смог достать виноградное вино665.

Ныне же, Ваше сиятельство, имею несчастье Вам объявить о потере «Святослава» в 5 число сего месяца на мелях строва Лемнос, к которому острову шел я, чтоб с графом Алексеем Орловым советоваться о будущих предприятиях на благо службы Ее императорскому величеству и чтобы получить хлеб для нужд моей эскадры, а также поддержать корабли фрегатами и малыми вооруженными судами.

Описание этой потери корабля, сколько оно мне сведомо стало, а также действия при этом несчастном случае имею честь при сем приложить666. Но по счастию, 5 дней трудов и забот позволили спасти всех, кроме одного. Невозможно описать, что я мучительно пережил, в особенности потому, что дети мои находились со мной в том же несчастье. Я надеюсь, что как скоро о сем деле публично справиться можно, то виновных будут наказывать, ибо никто никогда толь стыдным и небрежным образом корабля не терял прямо у всех на глазах. Подумайте, Ваше сиятельство, какое мне было удивление, когда, не имея ни малейшего опасения, когда одевался, я оказался первым на корабле, кто почувствовал, что оный ударился на мели.

Я по возможности стану стараться спасти сколько можно припасов.

Имею честь оставаться с величайшим почтением и уважением Вашего сиятельства верный и преданный слуга

Д. Э.

Его сиятельству графу Панину, Grand Governeur etc.*

До получения следующих посланий я слышал, что французский двор выразил петербургскому двору несколько протестов с угрозами по поводу графа Алексея Орлова и адмирала Спиридова, которые останавливают их корабли с турками на борту и конфискуют их, так что французский флаг не является для турок защитой; и что Порта ознакомила французский двор с оскорблениями, которым их корабли подверглись667. Я также слышал, что санкт-петербургский двор обещал, что возместит все захваченное и что русские на флоте опасаются, что французская эскадра может быть послана, чтобы сопровождать свои суда, и это вызывало при дворе испуг668. Это подтверждают следующие письмо и рескрипт.

Санкт-Петербург. 20/31 мая [зачеркнуто слово «июня»] 1770 г.

Сэр,

Я получил все, сэр, Ваши письма, написанные до Вашего отправления из Англии; нам было приятно услышать, что Вы преуспели, найдя способ поставить на службу «Северный Орел» и использовать его для пользы Вашей эскадры, но наше удовлетворение длилось недолго, до того момента, когда вскорости мы получили известия, что в бурю он повредился и был вынужден вернуться в Англию. Единогласно этот фрегат был признан к службе негодным, и мы сожалеем, что все Ваши заботы и огорчения не принесли результатов, но Ваши лучшие намерения на благо службы тем не менее заслуживают не меньших похвал.

Причиной этого письма, сэр, является Рескрипт, который я имею честь отправить при настоящем письме, и Вы также получите его перевод. В нем Вы найдете самые положительные приказания и намерения Ее императорского величества относительно мер предосторожности, которые Вам следует предпринимать в отношении навигации неутральных держав. Я должен Вам сообщить, чтобы вы были более уверены в причинах этого Рескрипта, что мы знаем по достоверным свидетельствам, что все державы Дома Бурбонов только и ждут повода, чтобы вывести свой наблюдательный флот, который после этого, по всей видимости, станет чинить Вам беспокойство и прямо противодействовать всем Вашим морским операциям, поэтому Вы скрупулезно должны избегать всяких случаев, дающих им поводы, которых они столь сильно ищут, чтобы сделать подобную попытку, и остерегаться всяческих козней, которые они чинят, чтобы дать тому повод.

Торговля и навигация в тех морях, где Вы находитесь, только посещение или арест судов – вопросы очень деликатные, когда мы знаем, что они готовы использовать любой предлог, чтобы помешать Вам.

Цели войны, которые при любых других обстоятельствах служили бы безусловными и достаточными извинениями, могут в этом случае учитываться с величайшей сдержанностью и только тогда, когда поступать так абсолютно необходимо. И, таким образом, Вы должны руководствоваться этим с осмотрительностью, которую требует от Вас Рескрипт Ее императорского величества и которую Вы должны тщательно соблюдать в равной мере ко всем неутральным державам, чтобы никакого рода различий между ними не было в Вашем поведении, хотя эти различия столь заметны в их расположении и их отчетах о нас.

Совершенно необходимо и требуется на время не делать различий между теми, кто желает нам добра, и теми, кто не желает, и только следовать к нашему прямому намерению, которое состоит в том, чтобы действовать против турок. Какой бы жалобы ни поступило на Ваши действия в отношении какого-либо неутрального судна, хотя бы и мало заслуженной, это только отвлечет Вас от Вашей цели и будет слишком поздно доказывать законность военных причин, когда державы уже помешают Вашим операциям.

Вы видите, таким образом, абсолютную необходимость не пользоваться ссылками на военные причины, кроме случаев крайней необходимости для обеспечения эффективной безопасности, например при перевозке вооружений к местам, которые в это время находятся в блокаде.

Я сообщаю Вам, сэр, что, следуя точнейшим образом этим правилам, Вы не будете задерживать неутральных судов, и это позволит избежать всех претензий, которые эти завистливые державы хотят возбудить и которые, в конечном счете, защитят Вас от всех упреков и споров и от всех неприятностей с их стороны, что в настоящее время является самой необходимой частью Ваших обязанностей. Именно этим тщанием и осторожностью Вы обеспечите себе спокойствие и гарантируете себе в то же время способ действия с большей силой и успехом против объявленного неприятеля Ее императорского величества, против которого, единственно, Вы призваны, а Она рассудит и признает Ваше истинное знание Ее интересов и Ваше рвение во имя истинного блага Ее службы.

Здесь, сэр, находится объяснение, которое как министр и как Ваш друг я думаю, что обязан дать Вам, наконец, чтобы Вы смогли знать в точности Ваше положение и, соответственно, были бы в состоянии тщательно организовывать Ваши предприятия, которых мы будем ожидать с уверенностью в Вашей доброй воле и по необходимости наблюдая за ними.

В заключение я хочу искренне пожелать успеха Вашему плаванию и экспедиции, с особым удовлетворением, сэр

Ваш покорнейший и преданнейший слуга

Граф Н. Панин

Страницы: «« « ... 56789101112 » »»