Покоритесь воле Ночи Кук Глен

– Хотите, чтобы мои парни вас поколотили для наглядности?

– Можно так не усердствовать.

– Жаль, – рассмеялся Амбершель. – Хоть мы и не отдубасили эту ворону, я чувствую ваше неодобрение. Но вы же знаете: что бы мы ни делали, церковь задобрить нам не удастся. Так что, пока можно, помашу мечом.

Старик не ответил. Он знал, что следует возразить. Если множить зло, оно от этого добром не станет. Но Амбершель говорил правду: ничто, кроме разве что вмешательства самого чалдарянского господа, не помешает церкви учинить грандиознейшее в истории злодейство. Чем больше ходило разговоров о коннекском священном походе, тем больше слеталось стервятников.

Брату Свечке пришлось выдавливать из себя эти слова, но он все же сказал:

– Возможно, вы и правы, Бернардин. Может, нам следует сделать так, чтобы они не забывали: разорение Коннека ни к чему хорошему не приводит.

– Пойдемте, совершенный, а то прохожие уже гадают – пленник вы наш или приятель.

– Так, значит, это правда, – сказал Амбершель. – Вы действительно сбежали с побрякушками герцога Тормонда.

Рот у брата Свечки был занят – впервые за долгое время ему представилась возможность сытно поесть, но совершенный все же отвлекся на минутку и ответил:

– И вовсе я не сбежал. Меня Тормонд вынудил – не оставил выбора.

– Все это так глупо, что я, пожалуй, поверю. Лично не знаю старого Недотепу, но, наверное, именно так бы он и поступил, если б когда-нибудь на что-нибудь все же решился. Жаль, не прочитать теперь его письма.

– Жаль. Я все отдам вам – вы и думайте, как доставить это добро графу Реймону.

Амбершель рассмеялся своим, как он это называл, злодейским смехом:

– Нет уж, дедуля. Граф сейчас возле Вискесмента – придумывает, как бы насолить главнокомандующему, когда Безмятежный спустит того с цепи.

Совершенный покачал головой. Тут спорить бесполезно. Сотни раз доказывал он, что необходимо решить все мирным путем, но каждый раз мир был отвергнут.

– Думаете, они знают, что побрякушки у вас? – спросил Амбершель. – Те, в Каурене?

– Конечно знают. Зачем иначе им меня выслеживать?

– Ну, вы умеете вызвать расположение. Да и ваши проповеди.

Брат Свечка открыл было рот, чтобы возразить, но передумал.

Бернардин Амбершель, известный громила и злодей, вдруг сделался проницательным и вдумчивым.

– К Реймону отправлены гонцы, – ухмыльнулся громила и злодей. – Сразу трое – хоть один уж точно доберется. Тут иногда творятся странные вещи. Особенно по ночам.

В своих странствиях брат Свечка почти не сталкивался с такого рода затруднениями, хотя слышал страшные рассказы деревенских. Прежний главнокомандующий избавил Коннек от могущественных Орудий, но мелких не тронул. А их все больше являлось с севера, из-за этого оживилась и исконная коннекская нечисть. Все без исключения Орудия, похоже, с радостью готовы были выместить зло на первом попавшемся смертном.

Такого не должно происходить. Обычно простых предосторожностей, которые предпринимал любой мало-мальски здравомыслящий человек, хватало, чтобы избежать рыскающих вокруг созданий тьмы. Этим предосторожностям люди выучились еще две тысячи лет назад.

– Давайте тогда я передам кому-нибудь все символы власти, – предложил брат Свечка. – Это бремя не для меня.

– О нет, брат. Держитесь. Я дурной человек, не стоит меня искушать. – Вид у Бернардина сделался тоскливый.

– Понимаю. Каждый знает предел своих сил.

В обмен на сокровища, что волею судеб окаались у брата Свечки, Бернардин мог с легкостью получить и титул графа, которым владел Реймон, и прощение всех своих грехов, да вдобавок и в лоно церкви бы вернулся.

– Я вас отправлю к Реймону.

– Нет-нет. Я почти так же стар, как скалы Коннека. И странствую уже целую вечность. Дряхлому псу нужно свернуться клубком у очага и вздремнуть. Несколько месяцев кряду.

– Как пожелаете.

– А где Сочия?

– В походе. Почти все время разъезжает с Реймоном, но, когда ей кажется, что он слишком мягок, она действует самостоятельно.

– Жутковато звучит.

– Все гораздо хуже, чем вы можете себе представить. Гораздо хуже.

– Объясните.

– Ей начали слышаться голоса – советуют, как защитить Коннек, как расправиться с врагами. Реймон пытался сдерживать жену, но безуспешно. Сочия начала вербовать собственных сторонников. После каждой резни, учиненной среди захватчиков, к ней стекаются все новые юнцы. Она ведь еще и красавица к тому же.

– Значит, Реймон не может ее сдержать.

Свечка не удивился. Перед свадьбой он некоторое время заботился о Сочии Рольт. Упрямое и свирепое дитя. Ее приверженность к мейсальской вере выражалась лишь в том, что Сочия исповедовала равенство мужчин и женщин.

– Не может и никогда не мог. Непокорностью она его как раз и заворожила.

Брат Свечка согласился.

Граф Реймон видел в жене отражение себя самого… Жуть какая!

– Думаете, они начнут соревноваться друг с другом? Пытаясь выяснить, кто из них кровожаднее?

– Совершенный, так уже отчасти и происходит, – отозвался, мрачнея, Амбершель. – На прошлой неделе пришла новость: Сочия взяла приступом замок возле брода Суралерт. Пленила среди прочих дальнего родственника Анны Менандской и одного виконта, любимого в Салпено, а еще епископа, нескольких священников и дюжину членов Конгрегации. Рыцарей и дворян Сочия обезглавила – всех без исключения, церковников сожгла. Сама костер запалила. А вот простых солдат разоружила и отпустила под честное слово.

Брат Свечка закрыл глаза и покачал головой:

– Сочия, Сочия. Бернардин, я знал, что ее затронуло зло, но не знал, что все зашло так далеко.

– Брат Свечка, она пообещала их не трогать в обмен на сдачу замка, а затем нарушила слово. Заявила, что господь не гневается, когда нарушаешь слово, данное приспешникам ворога.

Церковники постоянно так делали.

– А члены Конгрегации казнили так называемых еретиков, когда сами захватили тот замок?

– Казнили. Двоих учеников-мейсалян. Всего двоих. Те не знали, что делать, когда угодили в плен. Гарнизон сдал замок без борьбы.

Бернардин рассказал брату Свечке, что Сочия умудрилась взять Суралерт, имея в распоряжении всего-навсего тридцать шесть человек, и только троих из них ранили. А обороняло замок восемьдесят четыре воина, и запасов им хватило бы месяца на два осады. Графиня казнила двадцать два пленника, а двадцать третий, епископ Моркант Фарфог, решил переметнуться к врагам…

– Фарфог? Тот самый Моркант Фарфог? Который вместе с Хейденом Бэком напал на Карон-анде-Лет? А после смерти Бэка возглавил наемников? Тот самый Моркант Фарфог – обладатель мерзких титулов, дарованных ему мерзкими владыками Арнгенда и патриархами?

– Хм… Да. Интересный поворот, правда? Он предал своих сторонников и стал обличать подлости Конгрегации. Ему ничего другого не оставалось, разве что сгореть заживо.

– Да, святой мученик Моркант. Я его хорошо знал, поделом ему. Вот только есть одно «но», Бернардин. Моркант Фарфог был архиепископом, и его убили в Кастрересоне, еще когда город занял старый главнокомандующий.

– Ой, наверное, я что-то перепутал. Или Сочия. Понял! Наверное, то был другой известный арнгендский пройдоха-епископ, Остин Ринпоче.

– Горбун? Но он ведь тоже когда-то тогда и погиб?

– Нет, это он, я уверен. Просто ошибся в первый раз. Для меня все арнгендские подонки-церковники на одно лицо. Точно, Ринпоче, известный глупец. Любимый глупец Анны Менандской. Она постоянно что-то ему поручала, а он постоянно все делал не так. Я слыхал, Анна подначивает Безмятежного, чтобы назначил новые места в коллегии: как-то же ей надо расплачиваться со своими прихвостнями.

– Назначать новые места в коллегии патриарх не может – это имеют право делать только принципаты. А они на такое не пойдут. У фиральдийцев и так слишком маленький перевес, а если Безмятежный перейдет дорогу империи, вообще никакого не будет.

– Тогда будем надеяться, что новый наш пастырь чем-нибудь оскорбит императрицу.

– Будем надеяться.

Брата Свечку пробрал озноб. Он не изучал церковную историю, но знал, что некоторые патриархи пытались повлиять на мнение большинства в коллегии, устраняя недостаточно лояльных принципатов в надежде заменить их своими сторонниками.

Бернардин Амбершель хотел, чтобы все считали совершенного пленником, а потому брат Свечка действительно оказался хоть и в не слишком строгом, но заключении. Он мог свободно разгуливать по графскому замку в Антье, но выходить на улицу ему запрещалось.

Трижды Бернардин брал пленников, признавшихся впоследствии, что их отправили вернуть символы власти, которые унес из Каурена старик. Охотились за совершенным уже всерьез.

Однажды утром вернулась Сочия Рольт и застала брата Свечку за завтраком. С тех пор как его подобрал Бернардин, прошло уже девять дней. Графиня успела умыться с дороги, но было понятно, что надолго она в замке не задержится. Сочия приложила палец к губам и дотронулась до уха, а потом махнула рукой, указывая на многочисленные тени.

Брат Свечка плохо чувствовал близость созданий Ночи, но в замке часто ощущал сквозняки, а по спине бегали мурашки – обычно все это списывали на притаившиеся Орудия. Так ли важно, если они подслушают? Те, кого интересует судьба брата Свечки, уже и так обо всем знают.

Сочия достала откуда-то большой мешок из оленьей кожи, сунула туда руку, поморщилась и разбросала по комнате какие-то бусины. Они со стуком, словно камешки, отскакивали от стен. Девушка облизала пальцы, на которых темнели капельки крови.

Загадочные черные горошины подкатились к брату Свечке, и вдруг каждая развернулась в некое подобие многоножки. Сначала многоножки будто бы осваивались в комнате, оглядывали монаха и Сочию, а потом стремительно набросились на тени.

– Это не мокрицы, – сказал Свечка.

Мокрицы так шустро не бегают.

– Не мокрицы. Я точно не знаю, что они такое. Купила у одной ведьмы-язычницы с холмов. Не говорите Реймону. Действуют лучше любого заклинания. – Графиня что-то подсчитала на пальцах, потом уронила мешок на пол, и создания заползли обратно. – Теперь можем поговорить. Они сожрали всех, кто за вами шпионил.

Брат Свечка ровным счетом ничего не понял.

– Когда-нибудь ты мне все объяснишь. Хотя не уверен, что я так уж хочу знать.

– Вернуться в наш мир хотят не только древние боги – твари поменьше тоже оживились. Главнокомандующему не было до них дела, он истреблял только могучие Орудия. Это правда? Герцог Тормонд усыновил Реймона? И послал ему все знаки власти, необходимые, чтобы стать герцогом?

– Правда. А еще приложил к ним законные бумаги, так что оспорившие его волю непременно навлекут на себя вечное проклятие.

– Многие опечалятся.

– Дитя, уже опечалились, и еще как. Спроси Бернардина: он отыскал кучу шпионов, которым велели изловить меня и не дать передать побрякушки Реймону. Теперь, когда стало известно, где я, ждите гостей.

– Мы с Бернардином с удовольствием поохотимся на них.

Старик содрогнулся. Сочию Свечка любил почти как родную дочь, но чем больше он слышал о теперешних ее приключениях, тем больше беспокоился.

Девушка обладала темной и жестокой душой. Врагам ее мужа было чего страшиться.

Зима в Коннеке выдалась суровой. Даже старики признавали, что таких холодов раньше не бывало. Вода в Дешаре местами замерзла. В Вискесменте горожанам регулярно приходилось сбивать лед со своих драгоценных мостов.

Морозы остановили все военные действия. Даже самые закаленные воины графа Реймона Гарита вернулись домой, когда у них начали отмерзать пальцы на руках и нога.

Хуже всех пришлось арнгендцам, донимавшим жителей Каурена, хотя на востоке зима свирепствовала не так сильно. Еще осенью захватчики опустошили окрестные поля и деревни, лишив зимнего прокорма не только своих врагов, но и самих себя. Еду, топливо и сено для лошадей приходилось завозить издалека. Укрыться от стужи было почти негде – разве что в нескольких замках, и так набитых битком. А греться за пределами крепких стен стало смертельно опасно. Сытые и тепло одетые навайцы и кауренцы, завидев предательский дым костра, сразу нападали. Они пытались отбить замки, если видели, что смогут обойтись малой кровью.

Несмотря на все это, король Регард не отводил войска и сам остался в Коннеке, что послужило поводом для шуток и у его врагов, и у друзей.

С приходом весны ожидалось вторжение новой армии. Арнгендцы верили, что, как только потеплеет, им улыбнется удача. Тогда-то Каурен заплатит сторицей.

Наконец-то в Антье вернулся и граф Реймон, в надежде укрыться в тепле от суровых морозов. Они с Сочией бесстыдно выражали друг другу свои чувства на глазах у всех.

На маленькую пирушку вместе с дюжиной других гостей позвали и брата Свечку. Что именно празднуется, никто ему не сказал. Старик решил, что, видимо, Сочия понесла. Он не совсем понял, почему его позвали, – остальные-то гости были сплошь приближенными графа Реймона.

Совершенному подумалось, что радоваться особенно нечему.

Разве в такой мир можно впускать ребенка?

После одного его замечания Сочия ткнула монаха в бок и объявила:

– Совершенный, вы – совершенный пессимист. Мир с грохотом катится в тартарары, вам бы следовало джигу плясать. С каждым мрачным днем мы все отчетливее понимаем, что мейсаляне правы: мир – игрушка ворога. Каждую ночь вашим словам является новое подтверждение.

– Вполне возможно, дитя мое. Но страдания ближних не доставляют мне радости.

Бернардин Амбершель расхохотался, словно это была самая потешная шутка за последние несколько лет.

– Времена настали как перед концом света, – сказал граф Реймон. – И ученейший из совершенных явился к нам, чтобы засвидетельствовать это и наставить нас.

Издевается? Трудно сказать.

– Все это мне совсем не нравится, – не удержался брат Свечка.

– Просто вы старый ворчливый барсук и всегда ждете только самого худшего, – парировала Сочия.

– И самое худшее скоро посыплется нам на головы, словно птичий помет.

– На этот раз ваши безрадостные опасения, видимо, вполне обоснованны, – согласился Реймон.

– Только на этот раз?

– Точно.

Собравшиеся, казалось, развеселились, хотя совершенный видел, что секрет известен лишь Бернардину, Сочии и графу.

– Может, вам стоит пересказывать мне по-настоящему дурные новости.

– Вы гораздо лучше выглядите, чем когда я выручил вас из лап епископа. – Грузный Амбершель чуть поерзал в кресле.

– Это вряд ли.

– Брат Свечка, у нас есть план, – сообщил граф Реймон, запустив пальцы в редеющую шевелюру. – Я хочу, чтобы вас схватили люди, которые так хотят вернуть вас в Каурен.

Старик лишился дара речи. Что?

– Опасность не так велика, как вы думаете. Они знают, как дорожит вами герцог. А еще вы под моей защитой. Это гораздо более весомый аргумент. Они понимают, что невежливое обращение с вами грозит им жестокой расправой.

Брат Свечка нахмурился. Что-то здесь затевается. Гнева Реймона Гарита боятся вовсе не так сильно, как он надеется. Каждый день его враги безо всякого страха разжигают этот гнев.

– Что же я такого натворил, чтобы заслужить подобные мытарства? В мои-то годы? Даже жертвы господнего недоверия, описанные в дэвских и чалдарянских преданиях, не подвергались таким испытаниям.

– Знаю. Ужасно, что приходится взваливать этот груз на старика, но ни один посланец, ни один святой отец не сможет как надо передать то, что передать необходимо. Никто другой не сумеет так искусно затеряться в толпе. Добравшись до Каурена, вы исчезнете. А потом передадите все, о чем я вас попрошу.

Брат Свечка действительно чувствовал себя гораздо лучше, чем когда его подобрал Бернардин. Он набрал несколько фунтов, больше не волочил ноги и даже иногда являлся на местные вечерние собрания и разрешал споры.

То, что происходило в Антье с мейсальской верой, напоминало ситуацию в Шивенале: ищущие свет все больше требовали подчинения и все меньше признавали обсуждения и дебаты. Как и сам повелитель Антье, учение сделалось воинствующим. Хотя, в отличие от бротской церкви, мейсаляне все еще не желали истреблять инакомыслящих.

По плану Реймона брат Свечка должен был бросить вызов одному фиральдийскому совершенному, известному своей нетерпимостью и большим самомнением. Бернардин Амбершель считал, что этот человек, брат Эрмелио, получив отпор, тайком расскажет о брате Свечке тем, кто так жаждет вернуть его в Каурен.

– Не все может получиться, – признал Реймон, – но брат Эрмелио – глупец. Мы и раньше им пользовались.

– Самый верный способ вывести его из себя – поставить под сомнение его звание совершенного, – добавил Бернардин. – Судя по всему, он себе его сам присвоил.

– Думаю, Эрмелио работает на Конгрегацию, – сказал Реймон. – Но он полезен, а потому я никак не могу заставить себя перерезать ему глотку.

Бернардин придумал, как свести брата Свечку и брата Эрмелио. После одного только вечернего собрания, хотя брат Свечка и старался держать язык за зубами, совершенного охватило отчаяние от «мудрых» высказываний мейсалян из Антье: их было много, все воинственны, да еще и тупы, как черенки от метел. Фиральдийские ищущие свет вообще вызывали у него все большее отчаяние.

Монах признавал, что их меньше, чем коннекских единоверцев, да и обстоятельства вынуждают их быть более замкнутыми – здесь им грозят более суровые преследования.

Шагая обратно в замок под охраной невидимых Бернардиновых телохранителей, брат Свечка вдруг подумал: а ведь брат Эрмелио, вполне возможно, просто-напросто мошенник. Он больше напоминал балаганного шута, чем поборника веры. А ведь и граф Реймон тоже мухлюет.

Эта внезапная догадка так потрясла его, что он почувствовал себя глупее всех здешних мейсалян, вместе взятых.

Разыскать удалось только Сочию. Она еще не ложилась.

– Что случилось? – спросила графиня.

– Брат Эрмелио на самом деле никакой не брат Эрмелио. И служит он не Конгрегации, а главнокомандующему. Вероятно, новому. Мы же его видели, когда сидели в плену в Кастрересоне. Он изменил внешность, но не голос. Я только возле самого замка вспомнил, где его слышал. Как там его звали – Богна или Болонья. А вот он меня наверняка узнал сразу же.

– Вы уверены?

– Вполне.

– Раз ему удалось так хорошо устроиться среди мейсалян, значит у нас не осталось секретов.

– Думаю, так и есть. Готов поспорить, он использовал Реймона и Бернардина – они думали, что манипулируют жалким святошей, но это была лишь маска.

– Нужно что-то делать. Неизвестно, сколько бед он уже натворил. А этот пройдоха понял, что вы его узнали?

– На самой встрече я его не узнал. Дискутировал с ним о реинкарнации, о колесе жизни. Сначала он напыжился, а потом разозлился.

– Нужно разбудить Реймона. Похоже, дело важное.

– Наверное. Дитя, хочу кое о чем тебя спросить: так ли необходимо мое путешествие?

Свечка был уверен, что Сочия не пошлет его на верную гибель.

– Судьба Коннека от него не зависит, – ответила девушка. – Это расчетливый политический ход, чтобы воодушевить герцога и его сторонников.

Ответ Сочии вряд ли бы понравился Реймону.

Брат Эрмелио, как оказалось, обладал поразительным чутьем на опасность. Отыскать его люди графа Реймона не смогли, а от пожилой пары, у которой он ночевал, ничего дельного добиться не удалось. Эрмелио просто испарился.

Бернардин Амбершель поверить не мог, что поддельный совершенный сумел сбежать из Антье, и продолжал поиски.

А брата Свечку дирецийские шпионы все-таки выследили, когда однажды вечером он проявил неосторожность, возвращаясь с собрания мейсалян.

В Антье он добирался несколько месяцев, а обратный путь занял всего каких-о две недели. Брата Свечку надежно охраняли, да и идти пешком было не обязательно – можно было ехать в повозке. Вот только в повозке, трясясь по ухабистым дорогам, он чуть не отдал богу душу, а потому большую часть дороги прошагал на своих двоих. Каждый раз, когда его сопровождающие хотели срезать, Свечка жаловался, как ворчливая старуха.

Когда небольшой отряд подъезжал к Каурену, в воздухе уже чувствовалось приближение весны. Но брат Свечка этого не заметил: его трясло после стычки с исхудавшими и оборванными арнгендскими солдатами.

Военные стоянки и осадные машины, на которые Регард потратил несметное количество денег, либо пришли в негодность, либо попали в руки коннектенцев. Кое-что из арнгендского арсенала теперь приспособили для защиты Каурена. За стенами города жителей, чинивших и восстанавливающих все, что разорили захватчики, защищали дозорные отряды. Среди прочих трудились и немногочисленные арнгендцы – те, которые предпочли сдаться и не страдать от лютого мороза.

Вести о приезде Свечки опередили сам отряд. И произошло это не случайно.

Они въехали в Каурен через Кастрересонские ворота, которые охраняли ополченцы. Стражи почти ни о чем не спросили приезжих – слишком уж беспокоило их то, что творилось в самом городе.

Уже через несколько мгновений совершенный и его спутники оказались в самой гуще разгорающегося мятежа.

Похоже, те кауренцы, что поддерживали герцога Тормонда, независимость Коннека, ныне почивших вискесментских патриархов или же просто ненавидели бротскую церковь, объединили усилия и теперь все вместе гонялись за своими же соотечественниками, которых подозревали в сговоре с королем Регардом, Конгрегацией или Безмятежным. Старые забавы на новый лад. В воцарившейся неразберихе о здравом смысле все позабыли.

И в самый разгар этой самой неразберихи брата Свечку оттеснили от эскорта.