Интервью с Владимиром Путиным Стоун Оливер

О религии

В. П.: Хотите побывать в нашей церкви?

О. С.: Да. Вы там сидите, если это вообще разрешается? Там есть стулья? Вы сидите?

В. П.: Нет, в православной церкви вся служба проходит стоя.

О. С.: Понятно.

В. П.: Традиция русской православной церкви.

О. С.: Люди не молятся на коленях, они делают это стоя.

В. П.: На колени встают иногда. А вот эту икону я привез, как вы думаете, откуда? Из Соединенных Штатов. Первоиерарх Русской православной церкви заграницей подарил мне ее, когда я был в США.

О. С.: Можно ли сказать, что одной из самых больших проблем коммунизма был атеизм? Было ли ощущение, что он не привлекает людей?

В. П.: Думаю, в какой-то момент это начало происходить. Так вот, это святая Елизавета, она была женой генерал-губернатора Москвы, и, когда он погиб от руки террориста, она основала монастырь и сама туда ушла. После событий 1917 года большевики ее казнили. Русская православная церковь возвела ее в лик святых, и когда я был в Соединенных Штатах мне подарили эту икону, подарил Первоиерарх Русской православной церкви заграницей. Я привез ее домой и поставил ее там. А потом вдруг осознал, что она вернулась к себе домой. Она здесь жила. Это был ее дом.

О. С.: Мне говорили, что вы принимаете возвращение православия в российскую систему. Что вы были сторонником этого.

В. П.: О, это очень просто. Когда я был еще ребенком, мама меня крестила.

О. С.: Открыто?

В. П.: Да, конечно. Тогда старались не предавать это огласке. Но это было сделано свободно. Она просто пошла в церковь.

О. С.: Но возврат веры и превращение ее в центр российской жизни сделали вас очень популярным среди большей части населения?

В. П.: Это не я сделал. Это сделал сам русский народ.

О. С.: Окей, понимаю. Но был настоящий ренессанс.

В. П.: Этот ренессанс был связан с тем, что коммунистическая идеология прекратила свое существование и реально возник идеологический вакуум. И он не мог быть ничем заполнен, кроме как религией.

О. С.: Да, понимаю.

В. П.: Но вы меня спросили о крещении, и я могу вам рассказать интересную историю. Я разговаривал не так давно с Патриархом Московским и всея Руси Кириллом и спросил его о том, как он сам оказался в церкви. И он мне сказал: «У меня отец был священником». Я говорю: «А где?» Он отвечает: «В Ленинграде». Я спрашиваю: «А в какой церкви?» Он назвал мне церковь. Я поинтересовался, в какие годы он там служил. Он назвал эти годы. В эти годы как раз меня крестили именно в этой церкви. Я его спрашиваю: «А как звали вашего отца?» Он мне: «Михаил». Я говорю: «А были еще какие-нибудь Михаилы в этой церкви?» Он мне: «Нет». Я говорю: «Вы знаете, что ваш отец меня крестил? Мне мама рассказывала, что имя священника, который меня крестил, было как раз Михаил».

О. С.: Так это ваша дача, ваше ранчо?

В. П.: Это официальная государственная резиденция.

О. С.: Вы приезжаете сюда на выходные?

В. П.: Нет, я практически здесь живу. Частично в Кремле, частично здесь.

О. С.: Понятно. Отсюда около 25 минут, 20 минут до Москвы?

В. П.: 20 минут.

О. С.: В эти выходные, например, у вас здесь будут гости?

В. П.: Сейчас?

О. С.: В эти выходные, например?

О семье

В. П.: Нет, сейчас у меня мои дети там. Мои дочери. После нашей встречи мы договорились с ними пообедать.

О. С.: Как мило — не слишком рано, я надеюсь. Две замужние дочери приезжают с мужьями, так вы встречаетесь со своими зятьями в выходные?

В. П.: У них своя семейная жизнь, и мы встречаемся.

О. С.: Вы уже дед?

В. П.: Да.

О. С.: Вы любите своих внуков?

В. П.: Ну конечно.

О. С.: Вы хороший дед? Вы играете с ними в саду?

В. П.: Очень-очень редко, к сожалению.

О. С.: Очень редко. Зятья спорят с вами? Их мнение отличается от вашего, они высказывают его?

В. П.: Бывает и отличное. Мы не спорим, мы, скорее, дискутируем.

О. С.: И дочери тоже?

В. П.: Да, и они тоже.

О. С.: Прелестно.

В. П.: Но они не занимаются политикой. Они не занимаются никаким крупным бизнесом. Они занимаются наукой, образованием.

О. С.: Они обе имеют специальность?

В. П.: Да, у них университетское образование. Они работают над диссертациями.

О. С.: Вы очень счастливый человек. Два чудесных ребенка.

В. П.: Я ими горжусь.

О Китае

О. С.: Вы много говорили о многополярном мире и о его важности. О балансе сил. Но вы ни словом не обмолвились о Китае.

В. П.: Китай сам за себя говорит.

О. С.: Но это очень значимая региональная держава, а сейчас и мировая держава.

В. П.: Это, безусловно, мировая держава.

О. С.: Понятно. Естественно, если США — доминирующая мировая держава, то у них должны возникать проблемы не только с Россией, но и с Китаем.

В. П.: Я думаю, что речь всегда идет о лидерстве в глобальном масштабе, а не по каким-то второстепенным региональным вопросам. Конечно, соперничество прежде всего развивается между мировыми державами. Это закон жизни. Вопрос только, по каким правилам идет это соперничество. Очень бы хотелось, чтобы здравый смысл всегда сопровождал любое соревнование.

О. С.: Я знаю, что Россия сближается с Китаем. У вас есть торговые соглашения. Не знаю, есть ли у вас соглашения в военной области.

В. П.: России не нужно каких-то специальных соглашений, чтобы сближаться с Китаем. Россия и Китай — соседи. У нас самая большая протяженность общих границ, наверное, в мире, и само собой разумеется, что мы должны поддерживать добрые, дружеские, соседские отношения. Поэтому здесь нет ничего необычного. Напротив, мне кажется, что это очень хорошо и для народа Китая, и для народа России, и для всего мира на самом деле. Мы не строим никаких военных блоков.

О. С.: Понимаю.

В. П.: Но у нас развиваются достаточно энергично торгово-экономические связи.

О. С.: Китай ясно дает понять, что хочет избежать конфронтации с Соединенными Штатами, как и Россия.

В. П.: Ну и правильно. И мы тоже этого хотим. Мы не хотим никакой конфронтации с Соединенными Штатами. Нам есть чем заниматься.

О. С.: Я понимаю, но Украина втягивает вас в потенциальный прямой конфликт.

В. П.: Проблема в том, что не мы создавали этот конфликт. Не мы же организовывали там или поддерживали госпереворот. И не мы виноваты в том, что часть украинского народа с этим не согласилась.

О. С.: Может ли у США здесь быть стратегия? Долгосрочная стратегия, гласящая: «Мы знаем, что Китай претендует на роль глобальной экономической державы, мы знаем, что Россия… можем ли мы решить эту проблему путем ликвидации России?»

В. П.: Я не знаю. У них надо спросить. Не хотелось бы думать, что это так. Но это неверный путь. А верный путь — строить равноправные отношения, уважать друг друга. России не нужна никакая экспансия. У нас огромная территория, самая большая территория в мире. У нас огромные природные ресурсы. У нас замечательные люди. У нас большая программа строительства своей собственной страны и ее развития. Любые конфликты отвлекают нас от этой стратегической задачи.

О. С.: Полностью согласен, я просто смотрю на альтернативу, которая заключается в том, что Китай наращивает свой ядерный потенциал.

В. П.: Да, конечно, и будет это делать дальше. Это само собой разумеется.

О. С.: При сотрудничестве с Россией или нет?

В. П.: Мы не занимаемся сотрудничеством в ядерной сфере, в военной ядерной сфере. Мы сотрудничаем в развитии атомной энергетики в мирных целях, и только в мирных целях. У нас большое сотрудничество в военной сфере, в сфере военно-технического взаимодействия, но это не касается ядерных вооружений.

О. С.: Вы согласны с тем, что Китай не предоставил бы убежище Сноудену?

В. П.: Я не могу это комментировать. Это нужно спрашивать у наших китайских друзей.

О. С.: Я обратил внимание на то, что они не пустили RT — российский телевизионный канал — в Китай.

В. П.: Я даже не знаю об этом ничего. По-моему, наше телевидение пока не работает на китайском языке. Но я не думаю, что это какая-то проблема в наших двусторонних отношениях. Это только предмет переговоров.

О. С.: Я встречался с руководителем RT Маргаритой Симоньян, и она говорила мне, что Китай не пускает их к себе.

В. П.: Ну переговоры — уверен, что это вопрос прежде всего бизнеса.

О. С.: Как абрикосы из Греции? Я слышал эту историю, когда Алексис Ципрас был здесь, вы не предоставили Греции лицензию на импорт абрикосов.

В. П.: Нет, нет, это не так. Мы не можем делать исключения для стран Евросоюза. Но всем странам Евросоюза мы можем предложить сотрудничество по созданию совместных предприятий. И если эти предприятия остаются на территории России, то частично они могут поставлять и продукцию своих предприятий.

О. С.: Китай говорит о своем желании вновь проложить Шелковый путь через Евразию. Мы знаем, что Россия заключила нефтегазовую сделку с Китаем, очень крупную сделку. Так что мы наблюдаем новый бизнес-ренессанс в Евразии с участием России, Китая и всех стран Евразии.

В. П.: Здесь нет ничего нового.

О. С.: Я знаю.

В. П.: Мы давно шли к этому. Ну а так называемые санкции со стороны Запада немножко подтолкнули этот процесс. Кроме того, что вы назвали, у нас планы развития так называемой Транссибирской железнодорожной магистрали, БАМа, и это очень неплохо вписывается в китайские планы развития, возрождения Шелкового пути. Так что в целом у нас очень гармонично складываются отношения, как бы дополняют друг друга.

О. С.: Да.

В. П.: Посмотрим на лошадок?

(

О. С.: Ух, прекрасно — чудесно сделано.

В. П.: Как вам, нравится?

О. С.: Да, конечно. Прелесть какая, ух ты! Что это за порода?

В. П.: Я думаю, что это… Надо спросить. Это у нас какая лошадка?

О. С.: Похоже на чистокровную. Это так? Резвая, наверное.

В. П.: Да, очень.

О. С.: Вы катаетесь на всех?

В. П.: Редко, к сожалению.

О. С.: Если такая сбросит вас, это крупные лошади.

В. П.: Да, я падал с них, к сожалению. Через голову летел.

О. С.: Конечно, это опасно. Я падал, наверное, раз пять или шесть.

О бен Ладене

О. С.: Читали ли вы недавнюю статью — нашумевшую статью журналиста Сая Херша в Лондоне, он американский журналист, об операции по уничтожению бен Ладена?[77]

В. П.: Нет.

О. С.: Это потрясающая история и, на мой взгляд, вполне логичная.

В. П.: О чем в ней говорится?

О. С.: В ней говорится, что пакистанская разведка ISI сделала эту операцию возможной, открыв воздушное пространство и позволив США войти на территорию страны, чтобы захватить человека или убить его, при условии сохранении всего этого в тайне. Как вы знаете, операцию представили как нечто героическое, но по сути она была простым убийством. Со стороны пакистанских ВВС не было никакого противодействия, хотя они находились в боевой готовности на случай войны с Индией. Он приводит множество других свидетельств того, что реально произошло той ночью.

В. П.: Где нам лучше сесть, смотрите.

О. С.: Вон там будет хорошо. Вернемся к разговору об операции по уничтожению бен Ладена, что вы думаете об этом?

В. П.: Нет, я об этом ничего не знаю.

О. С.: Это возможно?

В. П.: Думаю, что возможно. Почему бы по партнерским каналам разведке Соединенных Штатов и соответствующим специальным службам Пакистана не договориться об этом? Конечно, они могли. Но я не могу это комментировать, потому что ничего об этом не знаю.

О. С.: А то, что он жил там с 2006 года практически как изгнанник, реально ничем не руководил и вообще был гостем Пакистана?

В. П.: Ну да, это возможно.

О. С.: Мы знали об этом, но реально ничего не делали до 2011 года, а потом пришли и легко расправились с ним.

О могуществе

О. С.: Окей, вы говорили, что вы — мировая держава, Россия — глобальная держава. Вы не использовали термин «региональная держава».

В. П.: А есть какие-то определения? Есть, наверное, вопросы, которые без России трудно решить. И в этом смысле это мировая держава. Например, нельзя решить вопросы, связанные с международной ядерной безопасностью. Например, нельзя, я думаю, решить глобально ряд вопросов энергетического характера. И в этом смысле Россия тоже мировая держава. Россия постоянный член Совета Безопасности ООН с таким же, как и у других постоянных членов, правом вето. Это означает, что целый ряд ключевых вопросов международной повестки дня без России решить невозможно. Но мы прекрасно отдаем себе отчет в том, что после развала Советского Союза мы утратили 40 % производственных мощностей[78], а в наследство получили довольно разрушенную и устаревшую систему управления экономикой и технологией. Это, впрочем, дает нам определенные шансы на то, чтобы сделать решительные шаги по обновлению экономики и социальной сферы. Поэтому мы не преувеличиваем наше значение и вообще не стремимся к тому, чтобы завоевать статус сверхдержавы. Нам это не нужно, потому что статус сверхдержавы предполагает известную нагрузку, прежде всего в сфере финансов и экономики. Зачем нам это нужно? Нам это совершенно ни к чему.

О демократии и свободе

О. С.: В предыдущие два дня вы не раз повторяли, что Россия — демократическая страна. Ваши критики в Америке — а их немало — говорят, что Россия не демократическое, а классическое авторитарное государство. Ваш парламент не принимает серьезных решений. У оппозиционных партий ограниченный доступ к телевидению, а ваша партия доминирует в средствах массовой информации. Зарегистрировать оппозиционную партию очень сложно. У вас нет судебной независимости — впрочем, насколько я знаю, это старая проблема России. В России притесняют геев. Все это часто высказывают в ваш адрес. Мне бы хотелось, чтобы вы воспользовались возможностью и ответили на это сейчас.

В. П.: Во-первых, что касается демократического характера российского государства. Смотрите: у нас в течение почти тысячи лет государство складывалось как монархия, затем произошла так называемая революция 1917 года, к власти пришли коммунисты, во главе государства оказался Сталин, и, конечно, очень многое из монархического прошлого перекочевало и в советские времена, хотя идеологическая табличка была совершенно другая. Только в начале 1990-х годов произошли события, которые положили начало новому этапу развития России. Конечно, невозможно представить, что с сегодня на завтра у нас наступят такие же порядки, как в США, во Франции или в Германии. Это, во-первых, невозможно, а во-вторых, не нужно. Общество и государство как любой живой организм должны развиваться постепенно, поэтапно, вот это и есть нормальный процесс развития. Когда мы говорим об однопартийной системе, то хочу напомнить, что в советской конституции была зафиксирована норма, согласно которой коммунистическая партия имела абсолютное лидерство. Фактически было закреплено, что у нас единственная политическая сила — это компартия. Ничего подобного в сегодняшней России нет. У нас многопартийная система[79]. Сегодня в парламенте представлено, давайте посчитаем, раз, два, три, четыре. Четыре партии. Что касается оппозиционных партий, они всегда недовольны. А можно спросить, сколько партий представлено в конгрессе США? Если мне память не изменяет, только две. Но никто же не делает из этого вывода о том, что в США меньше демократии, чем в России. Американская конституция устроена так, что глава государства избирается в два этапа, выборщиками, причем конституция была написана таким образом, что может быть избран кандидат, за которого проголосовало большее число выборщиков. Но за ними может стоять меньшее число избирателей. Дважды в истории США так и было[80]. Значит ли это, что Соединенные Штаты не демократическая страна? Наверное, нет. Но проблема совершенно очевидная. И у нас тоже есть проблемы. Но мы развиваемся.

Вы сказали о доступе к средствам массовой информации. Естественно, правящая партия всегда старается создать для себя какие-то привилегии. А известно ли вам, вашим будущим зрителям, что при выборах главы государства и парламентских выборах правящая сила всегда имеет преимущество в 2–3 %? Почему? Да потому, что во всем мире используют свои властные полномочия для обеспечения себе преимущества. Так во всем мире, так и в России. У нас сотни телевизионных компаний и радиокомпаний. Государство их вообще никак не контролирует. Это невозможно. Но проблема оппозиционных сил не в том, чтобы просто бороться с властью, а в том, чтобы показать гражданам, что программа, которую они предлагают, более выигрышна с точки зрения интересов избирателей. Кстати говоря, в России глава государства избирается прямым тайным голосованием в отличие от США. Теперь по поводу многопартийности и возможности зарегистрировать. Мы совсем недавно серьезным образом либерализовали эти возможности. И регистрация своей политической организации и партии стала настолько доступной, что у избирателя, я думаю, наступает другая проблема — трудно разобраться в многообразии предложений. Я здесь не вижу никаких проблем с точки зрения демократических институтов. Но это все живой организм, страна развивается.

Что касается прав сексуальных меньшинств. У нас в советское время была уголовная статья за гомосексуализм. Ничего подобного в стране сегодня нет. Мы давно уничтожили эту статью, еще в 1990-х годах[81]. А вот в Соединенных Штатах, кстати говоря, в четырех, по-моему, штатах есть уголовный закон, который говорит о том, что люди нетрадиционной сексуальной ориентации, то есть гомосексуалисты, являются уголовными преступниками. В Техасе и еще, по-моему, в трех штатах. Но совсем недавно Верховный суд США принял решение о том, что люди с нетрадиционной ориентацией сексуальной не должны преследоваться по уголовному закону[82]. Но я еще не знаю, чем это закончится. Потому что эта область отнесена, насколько я себе представляю, к регулированию штатов. В связи с чем была поднята такая волна критики в отношении России? В связи с тем, что парламент России, Государственная дума, принял закон, согласно которому была запрещена пропаганда гомосексуализма среди несовершеннолетних[83]. Но у нас нет дискриминации людей ни по религиозному, ни по половому признаку. У нас люди с нетрадиционной ориентацией делают карьеру, получают государственные награды за свои достижения, они вообще никак не дискриминируются. Смысл этого закона только в одном: в защите детей, которые должны вырасти, а потом сами принять решение, какой они ориентации. Мы просто говорим: детей оставьте в покое. Дайте им спокойно вырасти, стать взрослыми людьми, но никакой дискриминации по половому признаку у нас нет. Поэтому мне было удивительно слышать критику из Соединенных Штатов, в законодательстве которых предусмотрена уголовная ответственность за гомосексуализм[84]. Я думаю, что это просто один из инструментов атаки на Россию. Попытка показать, что она не такая, как все, и к ней нужно применять какие-то инструменты воздействия. Возникает вопрос зачем. А ответ простой, я уже говорил об этом: для того, чтобы в других вопросах, не имеющих ничего общего ни с демократией, ни с правами сексуальных меньшинств, ни со средствами массовой информации, в вопросах политического, геополитического характера сделать Россию более уступчивой, более сговорчивой. Но это покушение с негодными средствами. Есть только один способ добиваться взвешенных решений — это равноправный диалог и учет интересов друг друга. Это не пустые слова, это не просто формулировки, за этим стоят интересы государства и миллионов граждан. За этим стоит решение вопросов экономического характера, за этим стоит решение вопросов безопасности, в этом заинтересованы конкретные физические лица — граждане Российской Федерации.

О. С.: Вы сказали, что парламент принял закон, а он когда-нибудь принимал что-то имеющее серьезные последствия для вас, против вашей администрации?

В. П.: Если я против того или иного закона, я просто его не подписываю, и он считается отклоненным. Но что касается этого закона, должен вам сказать, что это не моя инициатива.

О. С.: Можете ли вы назвать вопрос, в котором парламент имел разногласия с вами по существу?

В. П.: Вы знаете, у нас бывают, и нередко, ситуации, когда мы вынуждены проводить очень тщательные переговоры с различными парламентскими фракциями. Это непростые консультации. Сложнее всего, конечно, социально-экономические вопросы. Вот сейчас мы находимся в стадии активной подготовки закона о бюджете следующего года, там много опций и много так называемых развилок.

Об Арктике

О. С.: Окей, время поджимает, поэтому давайте краткие ответы, если можно. Арктика — ходят слухи, что это место следующей гонки между США и Россией.

В. П.: Три важных вопроса, касающихся Арктики. Вы не военный специалист, но это не тайна, что над этим районом Земли, над Северным полюсом, проходят основные трассы баллистических ракет — и американских, и российских. Напомню, что, к сожалению, до сих пор в так называемых полетных заданиях американских ракет и, соответственно, российских ракет заложены цели на наших территориях, что очень печально. Трассы полетов проходят как раз над Северным полюсом. С учетом разворачивания американцами систем противоракетной обороны, в том числе «Иджис» на кораблях, и в северных морях, нам приходится думать, как защитить свою территорию. Поэтому эта часть России, Арктика, имеет большое значение для нас с точки зрения обеспечения обороноспособности и безопасности государства.

О. С.: А нефть и тому подобное здесь ни при чем?

В. П.: Нет. Абсолютно. Второе — это как раз вот связано с полезными ископаемыми. Мы приступили пару лет назад впервые к добыче углеводородов в арктических морях. И здесь может быть много споров, но я считаю, что они все могут и должны быть решены исключительно в рамках международного права, в рамках международного морского права. Мы долго спорили, допустим, с Норвегией по некоторым участкам и договорились по всем спорным вопросам. Это вторая составляющая важности этого региона. Есть третий элемент — транспортный. С учетом потепления период времени, когда эта часть планеты может быть использована для судоходства, увеличивается. Раньше можно было только две-три недели проводить суда в этих регионах по Северному морскому пути. Сейчас период исчисляется месяцами. Это существенно сокращает расходы на транспортировку грузов из Азии в Европу, из Европы в Азию, даже в США. В этом смысле данный регион тоже становится очень значимым и интересным. Есть и другие соображения, но это, пожалуй, три основные составляющие. Поэтому многие страны мира, даже не арктические, проявляют к этому региону большой интерес. У нас есть Арктический совет, у нас есть налаженные инструментарий и механизмы сотрудничества. Я надеюсь, что все это будет задействовано и мы будем добиваться взаимопонимания по всем важнейшим направлениям.

О мусульманах

О. С.: Доля мусульманского населения в Москве — я был потрясен, когда прочитал, что у вас самая большая доля мусульман в Европе — больше, чем в любом другом городе.

В. П.: Это не совсем так. У нас где-то 10–12 % всего населения — это мусульмане. Во Франции, по-моему, уже не меньше[85].

О. С.: Окей, во Франции довольно высокая плотность населения, но вы когда-то говорили, что доля этнических русских уменьшается.

В. П.: Ну вот вы знаете, к счастью, мы переломили эту ситуацию. И у нас третий год подряд естественный прирост населения, в том числе в регионах с традиционным проживанием русского населения[86]. Что касается межэтнических отношений, это всегда и везде очень тонкая субстанция. Но у России есть здесь определенные преимущества, потому что, если, скажем, для Европы, даже отчасти для сегодняшних Соединенных Штатов, люди с другой религией — это все-таки в основном эмигранты, то у нас — нет. Они россияне. Это их родина. И другой родины у них нет. Россия изначально с первых шагов своих складывалась как многоконфессиональное и многонациональное государство. У нас за тысячу лет сложилась определенная культура взаимоотношений. У нас даже христианство называется «восточным», имеет много элементов, напоминающих ислам. У нас очень добрые отношения были, взаимопроникновение и религий, и культур. В местах смешанного проживания христиан и мусульман очень много ситуаций, когда люди вместе отмечают как христианские, так и мусульманские праздники. И поэтому мне кажется, что, опираясь на этот огромный исторический позитив, мы сможем достаточно легко преодолеть все тонкие и чувствительные моменты межэтнических и межрелигиозных отношений, хотя уделять этому, конечно, нужно очень много внимания. И постоянно.

О Киотском протоколе

О. С.: Вы за Киотский протокол и подпишете ли вы его?

В. П.: Да. Мы же подписали Киотский протокол раньше. Соединенные Штаты были против[87]. Трудно было договориться с нашими китайскими друзьями, с Индией тоже непросто. Россия изначально поддержала, подписала его, имея в виду, что у нас территория покрыта лесами, которые, безусловно, являются легкими планеты. Мы не только производим выбросы, но и поглощаем их. Все это должно быть учтено при окончательном решении вопроса. Но мы поддерживаем Киотский протокол.

О. С.: Вы уже решили, будете ли вы присутствовать на следующей встрече в Париже в декабре?

В. П.: Сейчас? Я еще не знаю, но Россия точно будет представлена там на самом высоком уровне.

О. С.: Фернандо, мой продюсер, считает, что вы обязательно должны поехать туда и представлять там Россию на высшем уровне.

Об антиамериканизме

О. С.: В заключение замечу — вы дважды назвали меня здесь антиамериканцем и сказали, что не хотите втягиваться в это. Я хочу подчеркнуть, что люблю свою страну. Я люблю Америку. Я вырос там. Это как мать. Вы можете иметь разногласия с матерью, но все равно любите ее. Бывает, что вы обожаете ее, а бывает — ненавидите. Точно так же и с отчизной. У меня просто разногласия с моей страной.

В. П.: У меня не было такого никогда. Просто вы можете себе позволить это, потому что вы американец и у вас есть право оценивать действия руководства своей страны, как вы это считаете нужным, в том числе и достаточно жестко. А мы должны строить не просто с Америкой, а с руководством Соединенных Штатов как минимум партнерские отношения и поэтому должны вести себя аккуратно и при всех разногласиях придерживаться определенных рамок. Международные отношения по-другому не строятся.

О. С.: Понимаю — предельно ясно. И еще, я не антиамериканец, я не прорусский, я выступаю за мир. Это очень важно для меня, всю свою жизнь мне хотелось мирного сосуществования, а сейчас я боюсь. Я боюсь за мир, поскольку меня беспокоит отношение моей страны к мирному сосуществованию. Похоже, она не понимает, какие ставки в этой игре. Именно это я хочу подчеркнуть в документальном фильме, который делаю здесь.

В. П.: Вы человек мира, вам проще. А я прорусский, мне сложнее.

О. С.: Благодарю вас за наглядную демонстрацию того, что стоит на кону.