По следам Гиены Бердникова Татьяна
«Обещал, что верну кольцо после того, как убью Конте», — холодно отозвался Альфа и, вздохнув, неожиданно зашагал вперед по узкому проулку, намереваясь покинуть его, — «Сейчас они, наверное, уже в отеле… Убить в нем будет, конечно, трудно, но если постараться…»
«Не ссмей!» — подселенец дернулся с такой силой, что Арчи на мгновение даже сбился с шага, — «Опассно! Мое кольцо, мальчишшка… убей, убей! Ззабери… надень сссам!»
Теперь уже Арчибальд остановился по собственной воле, так и не покинув переулок. Брови его против воли поползли вверх.
«Надеть кольцо?? Оно же ослабляет тебя?»
«На твоем пальце… ссделает ссильнее!» — тень довольно зашипела, — «Ссила, долгожжданная ссила… он поххитил твою удаччу, а мальчишшка… мою ссилу…»
«Прежде сил тебе хватало и без кольца», — Арчибальд вздохнул и, опять прислонившись к стене, отвел одну руку немного в сторону, — «Итак, в отель идти ты мне не позволяешь. И куда же тогда? Их маршрут на этот раз мне неизвестен, и где искать ответы, я не знаю».
«Покажжу…» — отозвался мокой, — «Воззьми карту… покажжу… ее сссмерть!»
На востоке снова сгущались тучи. В небесах гремел гром, стучали редкие капли начинающегося дождя по туго натянутой парусине, и море за бортом начинало беспокоиться, волноваться, заставляя изрядно потрепанную за эти годы шхуну рыскать, сбиваясь с курса.
Впрочем, правильного курса не знал никто — даже сам рулевой терялся в догадках, изредка косясь на мрачную фигуру своего капитана.
Барракуда сидел на бухте каната, черный, как ночь, сидел, сгорбившись, бессильно опустив плечи и свесив руки, и смотрел в палубу. Близящийся шторм не волновал его, его уже вообще ничто не волновало и ничто не могло потревожить — он потерял самое ценное, что было у него в жизни, он потерял саму свою жизнь и не видел смысла сейчас беспокоиться за то, что от нее осталось.
Боцман, прекрасно понимающий состояние капитана, робко приблизился и, неловко замерев рядом с ним, неуверенно кашлянул.
— Капитан…
Рик поднял голову, окидывая его мутным взглядом. Лицо его было темным от боли.
— Он забрал их, Денби… — голос его прозвучал тихо, почти неслышно, однако, боцман сумел различить его и содрогнулся от ужаса. То, чего так опасались все они, наконец, свершилось… Он подозревал, боялся, что причина состояния капитана кроется именно в этом, но все-таки надеялся на лучший исход.
— Моих сыновей… — Барракуда продолжал говорить, и голос его дрожал, — Забрал моих детей, моих мальчиков, не сказав ни слова… Они просто испарились, а потом… — он прервался, проводя рукой по лицу, пытаясь скрыть горячие грубые слезы, — Потом он явился предо мною — как живой, словно бы сумел обрести плоть! — и сказал… сказал, что они живы, но я никогда больше не увижу их. Что они вырастут, не зная, кто их отец, не зная, кто их мать, что они будут жить много столетий спустя, но не сейчас и не здесь… Я не знаю, что он хотел сказать этим, — он с трудом сглотнул, а затем шумно втянул воздух, заставляя себя дышать против своей воли. Слов у него больше не находилось.
Боцман медленно покачал головой. Слов морского дьявола он тоже не понимал, да и мудрено было их понять — все-таки логика монстра неподвластна простому человеку, а логика монстра обозленного и подавно. Однако, необходимость хоть как-то утешить капитана Денби ощущал, только слабо представлял себе, как сделать это.
— Ну… капитан, ты утешай себя, что они все-таки живы. Он же сказал тебе…
— Как я могу ему верить?! — Барракуда вскинулся, сжимая кулаки и тяжело дыша, — С тех пор, как я нарушил его покой, он преследует меня, а после того, как изгнал, мечтает сломать, изувечить мою жизнь! Меня он не может тронуть из-за этого! — он вскинул правую руку, демонстрируя сияющее на пальце кольцо, — Но они были беззащитны, и он забрал их у меня! Довольно, Денби, хватит, я не могу больше… — он закрыл лицо рукой, и глухо продолжил, — Он сломал меня, он разбил меня, повозил мной по всем рифам и наделал во мне столько дыр, что я того и гляди отправлюсь на дно. Я не хочу, чтобы вы тонули со мной, — он отнял руку от лица; во взгляде его была решительность, — Покидайте корабль, оставьте меня. Скажи команде…
— Мы тебя не оставим, Барракуда, — один из матросов, случайно пришедшийся рядом и услышавший слова капитана, решительно вмешался в разговор, — «Гиена» — славная посудина, клянусь акульими кишками, и мы никогда не покинем ее! Если ты отправишься с ней на дно, то и мы последуем за тобой! — он возвысил голос, привлекая внимание друзей, — Верно?
— Точно! — разом рявкнули матросы, заставляя грот-мачту содрогнуться своим дружным ревом. Боцман, чрезвычайно довольный дружеским духом своей команды, панибратски положил на плечо капитану руку.
— Пусть ты и не поведешь больше нас в бой, Рик, но все же мы еще поборемся, мы дадим бой морскому черту! Но близится буря… — он окинул взглядом палубу, — Эй, салаги! Поправить панталоны и в бой — нас ждет крепкая свистопляска!
Барракуда безразлично улыбнулся. Он уже все решил для себя, он знал, что на сей раз удача уже не поможет ему, да и не хотел этого, говоря начистоту. Он знал, что «Гиена» — его красавица, его любимица «Гиена» доживает последние часы, как и он сам и, сознавая это, отправился медленным шагом по ее палубе, осматривая ее в последний раз и прощаясь навеки.
Шторм, между тем, приближался. Полыхали молнии, гремел гром и густились, мрачнели наверху тучи, застя светлый день и призывая на головы дерзких пиратов глубокую ночь.
Команда хваталась за ванты, команда удерживала паруса, мачты, рулевой пытался выровнять курс, а капитан, не обращая на все это внимания, все шел и шел по палубе.
Рука его любовно скользнула по борту, потеребила снасти… Он дружески похлопал по натянутой парусине и, горько улыбнувшись, отправился на нос.
Там он замер на несколько долгих мгновений, вглядываясь в воду и, внезапно, рассмотрев что-то там, среди пенной глубины, метнулся к мостику, поспешно забираясь на него.
— Пушки к бою!! — накрыл собою палубу его рев, и матросы, недоумевающие, переглядывающиеся, неуверенно направились выполнять его приказ. Воевать против волн и ветра ядрами казалось им безумием, было совершенным абсурдом…
Но не волн опасался капитан Барракуда, не вой ветра страшил его в эту минуту. Взгляд его был устремлен вперед, туда, где, раздвигая мутную воду, поднимаясь не то из недр морских, не то из самого Ада, медленно появлялось, восставая, жуткое чудовище, словно прибывшее в реальность из кошмарного сна.
Оно и вправду было похоже на гиену. Но морда его, гигантская, угрожающая морда с приоткрытой пастью, была усыпана острыми шипами; глаза горели дьявольским пламенем, а над ними виднелись рога. Оно открыло пасть и стали видны жуткие зубы, каждый величиной с грот-мачту, если не больше; оно шевельнулось — и море пошло огромными пенными валами.
Барракуда стоял, замерев, приоткрыв рот и молча смотрел на живое воплощение той жуткой тени, что поглощала некогда его душу, смотрел и не мог поверить, что видит именно ее.
— У него есть тело… — сорвался с его губ почти отчаянный шепот, и капитан, на миг зажмурившись, мотнул головой, — Огонь!
Пушки грянули разом: пираты, поначалу перепугавшиеся, сбившиеся в кучку, не посмели ослушаться своего капитана.
Несколько ядер угодило точно в длинное, извилистое тело чудовища и, наткнувшись на прочную кожу, упало в воду. Монстр остался невредим, лишь разъярился еще больше и, поднимаясь все выше и выше, поднял из воды две большие лапы, украшенные острыми, как нож, когтями.
Один удар лапы — и «Гиена» потеряла часть такелажа, второй — и в пробоину на носу хлынула вода.
— Стреляй, стреляй! — боцман, мечущийся между перепуганными насмерть пиратами, едва ли не рычал от ярости, — Не дайте ему одолеть нас! Бог с нами, наше дело правое — мы идем против самого черта!!
Матросы, подбадриваемые этими выкриками, отчаянно копошились возле пушек; кое-кто выхватил револьвер и теперь пытался расстрелять чудовище из него.
Монстр оставался непоколебим, лишь ревел, рычал все более и более яростно, заглушая собой вой бури.
Капитан Барракуда, бледный, как смерть, уцепился за борт и, выпрямившись на мостике, выхватил из-за пояса пистолет, затем медленно вытягивая вперед руку с ним, целясь точно в глаз морскому черту.
— Я дорого продам свою жизнь! — процедил он сквозь плотно сжатые зубы.
Ответом ему послужил страшный, замораживающий и сжигающий заживо, гремящий громче громовых раскатов, шипящий голос:
— Против меня… ты бессилен!
— Я не знал, что ты умеешь управлять катером, — Доминик, немного склонив голову набок, стоял в рубке позади рулевого, и искренне удивлялся его уверенным действиям. Человек, стоящий у штурвала, оглянулся и послал старому другу быструю, тонкую улыбку, ни на миг не изменяя собственной холодности и собранности.
— Умею немного. Искренне надеюсь не посадить нас на рифы прежде, чем мы доберемся до цели. Впрочем, я совсем не уверен, что там, где «Гиена» пошла ко дну, есть какие-нибудь ориентиры и, уж тем более, сомневаюсь в наличии там суши.
— Поэтому управление катером ты предпочел взять на себя, не доверяя столь ответственное дело рулевому? — Ричард, который вообще-то стоял у борта, услышав слова друга, предпочел приблизиться, усмехаясь, — Что и говорить, Еж, у тебя много талантов!
Карл едва заметно приподнял уголок губ, вновь устремляя взор на водную гладь впереди. Управлять катером он, надо заметить, умел очень неплохо, когда-то в юности даже участвовал в водных регатах, но практики давно не имел и опасался, что кое-что подзабыл. Пока, впрочем, суденышко слушалось своего шкипера беспрекословно, что не могло не ободрять.
Сам Еж в эти секунды выглядел довольно впечатляюще, и казался истым моряком, даже не взирая на то, что им не являлся. Катером он управлял в тонких, но прочных перчатках; сам одет был довольно легко, ибо климат Италии в это время года не предрасполагал к теплому облачению. Поэтому, кстати, и наряд Альфы вызывал определенное недоумение — не взирая на совсем не холодную погоду, он спокойно расхаживал в пальто и, судя по всему, чувствовал себя в нем превосходно. Впрочем, что тоже могло быть правдой, Арчибальду просто было удобно прятать в пальто пистолет.
Карл же в тонкой рубашке-поло, в светлых льняных брюках, серьезный и сосредоточенный, выглядел сейчас настоящим рулевым, и чудилось, будто всю жизнь он только и делал, что ходил по морям.
— Не совсем понимаю, что мы будем делать, добравшись до конца путешествия «Гиены», — Дерек, тоже включаясь в разговор, тяжело вздохнул и, повернувшись спиной к морю, оперся на борт позади себя руками, — Ждать, пока голоса подскажут Нику, куда двигаться дальше? Или будем нырять, пытаясь обнаружить давно затонувший и сгнивший корабль? И, в конце концов, какое ко всему этому имеет отношение Арчибальд?! — он резко выдохнул и попытался взять себя в руки. Мысль о том, что некоторое время назад они опять встретили кошмар из двухлетнего прошлого, все еще угнетала молодого человека.
— Кто сказал, что он имеет к этому отношение? — Доминик, круто повернувшись, удивленно приподнял брови, — Альфа — это просто Альфа, который гоняется за нами, за мной, всю жизнь и от которого я всю жизнь принужден спасаться и отбиваться. Хотя, конечно, на сей раз мое спасение было загадочным…
— Вот об этом я и говорю! — Янг нахмурился, пытаясь объяснить все и сразу, — Он сказал, что сам попросил своего отца рассказать нам о «Гиене», значит, зачем-то ему это было надо… Хотя, с другой стороны, он упоминал, что просто хотел выполнить обещание — встретиться с тобой в Риме, Ник. Потом кольцо… то, что вы рассказали о кольце, могущем изгнать из тела человека этого… дьявола, и то, что мне удалось оттолкнуть Арчи… И он, кстати, шептал что-то о кольце, но я не понимаю!.. Сначала кольцо, потом… «чертов мокой», к чему это все?
— Молле безумец, — Карл, не поворачиваясь, легко пожал одним плечом, — Если его сумасшествие прогрессирует, я не удивлюсь. Хотя он, безусловно, пытается казаться нормальным — я даже заметил кольца на его руке, он притворяется респектабельным человеком. За два года заключения он, похоже, несколько изменился…
— Он изменился сильно, — хмуро буркнул Тедерик и, тяжело вздохнув, тряхнул головой, — И, если бы это можно было списать на безумие, я, признаюсь, был бы даже рад… Но я общался с ним, Карл! Общался некоторое время и, клянусь вам, он производит впечатление абсолютно нормального человека! Не знаю, как такое возможно… Впрочем, когда Доминик сходил с ума, он тоже выглядел нормальным.
Конте-старший, поперхнувшись от неожиданности на ровном месте, негодующе погрозил своему юному другу пальцем.
— Не сравнивай нас! Мое сумасшествие тогда было результатом его стараний, так что… Давайте не отвлекаться от темы. Что у нас есть?
— Дьявол, мокой и кольцо, — его брат легко пожал плечами, — А кроме этого, безумный убийца за спиной, каким-то образом связанный со всем этим. Ну, и последний причал несчастной «Гиены», который находится где-то среди моря, и куда я совсем не уверен, что нам удастся добраться.
— Координаты есть, место мы найдем, — спокойно отозвался Карл, — Другой вопрос, что ждет нас на этом месте… Тедерик, ты уверен, что мокой — это не более, чем обычная акула?
— Я верю интернету, — парень недовольно повел плечом, — Это обычная синяя акула, не больше и не меньше, и я совершенно не понимаю, почему Альфа упомянул ее. Если только… если кольцо смогло ослабить его, значит ли это, что он тоже спелся с морским дьяволом, как Барракуда?..
— Барракуда не спелся! — Доминик, внезапно нахмурившись, послал юноше почти предупреждающий взгляд, — Барракуду обманули, в него вселились против воли! Он жертва, а не соучастник, он… он… — мужчина внезапно выдохнул и обреченно махнул рукой, — Просто несчастный человек.
На несколько секунд на катерке воцарилось молчание. Карл, пытающийся одновременно участвовать в разговоре и следить за курсом, быстро оглянулся на растерянного Ричарда, перевел взгляд на Дерека, и вновь повернулся вперед; Конте-младший и экс-официант переглянулись между собой. Поведение Ника не было понятно никому, и как объяснить его, никто не знал.
— Кхм, Ник… — Ричард, на правах брата, первым решил выразить всеобщее недоумение, — Я, конечно, понимаю, история пирата увлекла тебя… но, признаюсь, даже я не ожидал от тебя столь бурной реакции. Что с тобой?
Мужчина недовольно дернул подбородком и, пытаясь придумать достойный ответ, медленно провел ладонью по лицу.
— Не знаю, — честно признался он, — Я просто вдруг подумал… Все-таки Рик Барракуда был жертвой этой морской твари, тогда как Альфа — однозначный соучастник. Я не сомневаюсь, что если он впустил в свою душу этого морского дьявола, то действует с ним заодно, наверняка использует его в своих целях… Знаете, как он душил меня? Сколько силы было в его руках, я сейчас понимаю, что это вряд ли могла быть сила простого человека!..
— Стоп! — Карл, предпочитающий слушать, а не говорить, резко вскинул одну руку, прерывая оратора, — Довольно, Доминик. Еще мгновение — и ты договоришься до полной мистификации, а между тем, мы все еще пытаемся сделать вид, будто все морские черти и волшебные кольца — часть привычной реальности. Отвлекись, уточни еще раз координаты. Ты уверен, что мы идем правильным курсом?
— Я думал, за курсом следишь ты, но я проверю, — мужчина пожал плечами и, приблизившись к приятелю, принялся скрупулезно сличать их нынешнее положение с положением, отмеченным красной точкой на карте. По всему выходило, что идут они верно и, должно быть, уже скоро достигнут отмеченного места.
— Недалеко же «Гиена» уплыла от Рима… — Дерек, уже давно заметивший это событие, но никак не комментировавший его до сей поры, наконец, не выдержал, — А говорили, будто Барракуда много лет по морю петлял.
— Может быть, они возвращались, в надежде снова найти помощь в Ватикане? — Доминик, погруженный в собственные изыскания, отстраненно мотнул головой, — Может, когда доберемся, поймем… Да, все верно, Карл. Не понимаю, чем было вызвано твое сомнение.
Еж загадочно улыбнулся.
— Должно быть, тем, что точка поставлена посреди морской глади… — негромко и медленно вымолвил он, — А я впереди вижу остров.
Ричард и Дерек, толкаясь, бросились в рубку, надеясь рассмотреть впереди сушу; Доминик, в рубке находящийся, схватил подзорную трубу и попытался протиснуться наружу, дабы с носа рассмотреть ее более подробно. В результате, на катере возник некоторый сумбур, конец, которому, впрочем, был быстро положен все тем же хладнокровным Карлом, спокойно велевшим им не спешить — до суши было еще далеко, рассмотреть ее спокойно могли успеть все.
Конте-младший вместе с юношей, наконец, разминувшись с Ником, поспешили прильнуть к стеклам рубки, напряженно вглядываясь вперед.
Доминик, проявляющий большее благоразумие, уверенно прошел на нос суденышка и, приставив трубу к глазу, внимательно вгляделся в действительно мерещащуюся на горизонте сушу. На несколько секунд на катере воцарилось тяжелое, напряженное, ожидающее молчание.
Наконец, Конте-старший решительно опустил трубу и, ухмыльнувшись, воодушевленно качнул головой.
— Похоже, мы прибыли туда, куда надо, тысячу чертенят мне за пазуху! На горизонте Веселый Роджер, капитан, мы приближаемся к пиратскому островку!
— И похоже, на тебя он действует отнюдь не благотворно, — пасмурно откликнулся Дерек, — Ник, напоминаю — ты не пират, ты респектабельный бизнесмен, изредка слышащий среди воды голоса, это вовсе не повод выражаться… кстати, ты их не слышишь?
Доминик, как-то сразу померкнув, немного повернул голову, направляя ухо ближе к воде и, прикрыв на мгновение глаза, явственно вслушался. Затем, хмурясь, куснул себя за губу.
— Слышу… — наконец несколько неуверенно отозвался он, — Но как-то очень странно, они… Стали как будто слабее, я не могу различить их шепот… — он нахмурился, — Снова что-то о «Гиене», об опасности… о близости, но близости чего — не понимаю. Еще что-то… какое-то имя… — он покачал головой, — Не знаю, не могу понять. Но, как знать, если шхуна пошла ко дну действительно в виду этого острова, и если над островом развивается флаг с черепом и скрещенными костями… быть может, там есть и обитатель, который сумеет нам все объяснить?
— Или хотя бы расскажет недостающую часть легенды о «Гиене», — без особенного энтузиазма отозвался Ричард, — Посоветует, что нам делать и куда отправляться дальше — на дно или домой.
— Предпочел бы домой, — торопливо заметил Тедерик, — Прошу это учесть. Ох, надеюсь, Альфа не настигнет нас прямо в момент разговора…
— Как знать, — Карл мимолетно сжал губы, не отрывая взгляда от моря и небольшой полоски суши впереди. Более прибавлять он ничего не стал, лишь немного приоткрыл дроссель, увеличивая ход…
…До острова добрались еще засветло и, к собственному изумлению, обнаружили очень удобную бухточку, вполне годящуюся для причала. В ней, словно демонстрируя безопасность местных вод и действительное удобство пристани, покачивалась небольшая рыбацкая лодочка устаревшей конструкции — без малейшего намека на мотор, со старыми, потемневшими веслами, лежащими на дне.
— Чего и следовало ожидать, — пробормотал Еж, осторожно заводя катер в бухту, и старательно притуляясь возле берега, — Придется спрыгивать прямо в воду — никаких сходней я здесь не вижу. Про кнехт уж вообще молчу.
— Остается надеяться, что катер не отнесет ветром, пока мы будем осматриваться, — Доминик, на протяжении всего пути не расстававшийся с подзорной трубой, легким движением сложил ее и, демонстрируя какие-то, невесть откуда взявшиеся, капитанские замашки, уверенно убрал себе за пазуху. Затем, не мудрствуя лукаво, подошел к борту и, не успели его друзья сказать и слова, как он уже одним легким и сильным движением перемахнул через него, уверенно приземляясь прямо в воду.
— Здесь неглубоко! — мужчина стоял в воде почти по пояс, но, безусловно, не тонул, что не могло не радовать, — И дно ровное, прыгайте, не бойтесь!
— По-моему, вид острова придал ему безрассудства, — Дерек тяжело вздохнул и, на ходу вспоминая собственное уверение в том, что за другом он последует хоть куда, пойдет за ним до самого конца, неуверенно подошел к борту, осторожно трогая его рукой, словно проверяя на прочность. Затем поморщился и, кое-как перекинув через него сначала одну ногу, затем другую, на секунду замер, давая себе время мысленно перекреститься, после чего не прыгнул, а буквально обрушился в воду, поднимая фонтан брызг и окунаясь с головой.
Когда секунду спустя он, отфыркивающийся и недовольный, мокрый с ног до головы, появился над поверхностью, Доминик, его стараниями тоже мокрый до нитки, не удержался и отвесил приятелю легкий подзатыльник.
— Тебе определенно нужно преподать мастер-класс по прыганью с борта катера в мелкую воду, — буркнул он и, избегая справедливого возмущения со стороны незадачливого прыгуна, обратил вновь взгляд к катерку, — Ну, чего вы там?
Ричард, уже несколько секунд как стоящий, опершись на борт, мельком оглянулся через плечо и легко пожал плечами.
— Карл боится оставлять катер, не хочет, чтобы его унесло ветром. К сожалению, ручника у морского транспорта не предусмотрено…
— А вы шутник, капитан, — Еж, как раз покинувший рубку, едва заметно улыбнулся, окатывая собеседника довольно пронизывающим взглядом, — Бухта не закрытая, если поднимется шторм — наше суденышко унесет, и мы застрянем на острове. Думаю, вы не хотите этого?
Дик тяжело вздохнул, всем своим видом показывая, что скептицизм соратника в данном вопросе неуместен и, не зная толком, как ответить, слегка развел руки в стороны.
— Какие есть варианты? Море спокойно, шторма ничто не предвещает, а я не думаю, что мы здесь задержимся. Мы вполне можем оставить катер — до берега меньше метра, если поднимется шторм, мы успеем перехватить наше судно.
Карл на несколько секунд взял весьма внушительную паузу, очень явно сравнивая и сопоставляя собственные знания и умения со способностями собеседника и, по-видимому, приходя к не слишком утешительному результату. Затем уверенно направился к левому борту суденышка, ближе к носу и, демонстративно приподняв не самый большой, но вполне увесистый якорь, резко швырнул его за борт. После чего повернулся к собеседнику.
— Хорошо, — вынес он, наконец, вердикт, — Под вашу ответственность, капитан Ричард. В случае шторма первым катер ловить отправитесь вы.
— И поверь — поймаю! — уверенно откликнулся Дик и, не дожидаясь более дополнительных команд и приглашений, одним движением перемахнул через борт, ловко приземляясь рядом со старшим братом — полицейская выучка порой пригождалась ему и в повседневной жизни.
Карл, последовавший за мужчиной, такой выучки не имел, однако, в жизни своей прошел не менее суровую школу, посему в воду приземлился так же легко и ловко.
Тедерик, оказавшись единственным из своих друзей, кто не сумел устоять на ногах при прыжке, как-то сразу почувствовав себя неловким мальчишкой, ощутимо сник и, опустив плечи, угрюмо побрел к берегу.
Друзья последовали за ним. Шутить над неловкостью приятеля никому из них в данный момент и в голову не приходило — все были излишне поглощены созерцанием странной постройки, высящейся почти на берегу островка, хотя и прикрытой немного густыми ветвями зеленой растительности. Названия последней никто из путешественников не знал, да, в общем-то, в данный момент и не задумывался над этим вопросом.
— Блокгауз… — неуверенно вымолвил Карл, первым выбираясь на берег (Дерек в пути запутался ногой в водорослях и притормозил, чтобы избавиться от них), — Как странно. Блокгауз, увенчанный пиратским флагом прошлых лет…
— Чувствую себя Джимом Хокинсом на Острове Сокровищ, — парень, наконец выбравшись из воды, вдохнул полной грудью свежий, солоноватый воздух и, демонстративно похлопав себя по карманам, пожал плечами, — Только вот револьвер я, боюсь, не захватил.
— Не думаю, чтобы этот остров скрывал сокровища Флинта… — Доминик, выбравшись следом за приятелем, тоже неплохо осведомленный о великом произведении Роберта Льюиса Стивенсона[11], покачал головой, окидывая блокгауз оценивающим взглядом, — Максимум — сокровища Барракуды, те самые, что он отобрал у морского дьявола.
— Он их у него не отнимал, — отозвался несколько лучше помнящий легенду Ричард и, остановившись рядом с братом, чуть склонил голову набок, — Думаете, он обитаем?
Карл пожал плечами, не сводя с постройки взгляда и пытаясь прикинуть, как защититься в случае встречи с воинственно настроенным пиратским гарнизоном.
— Лодка, флаг… — медленно перечислил он, — Можем попробовать постучаться в дверь, и надеяться, что нас не встретят оружейным залпом.
— Лодка старая, а флаг потертый, — Тедерик, проявляя чудеса смелости, легко всплеснул руками и, очевидно, силясь загладить в душах друзей впечатление от постигшей его неудачи, решительно направился к блокгаузу, — Вряд ли местный пират, если он тут и обитает, пользуется современным оружием. Максимум, у него есть какой-нибудь кинжал или, не знаю, дротики…
— Дерек! — голос Доминика, неожиданно сильный и грозный, рассыпался над островом сотней гулких отголосков. Молодой человек, почти испугавшись, замер, приподняв ногу и неуверенно оглянулся назад, не понимая, чем вызвана такая реакция его спутника. Конте, хмурясь, погрозил ему пальцем.
— Осади. Получить дротик в глаз ничуть не менее неприятно, чем пулю в лоб, уж поверь бывалому солдату. Нужно действовать аккуратно, не нахрапом, нужно подобраться…
Закончить ему не позволил пронзительный визг распахнувшейся двери.
Тедерик, этим звуком напуганный значительно больше, чем даже грозным окликом Доминика, буквально подпрыгнул на месте и, не оглядываясь, метнулся к друзьям, отнюдь не желая и дальше проявлять безрассудную смелость и встречаться с глазу на глаз с обитателем блокгауза.
Оказавшись рядом с ними, он ощутил себя несколько увереннее и, робея, осторожно оглянулся, кое-как решаясь взглянуть на островитянина.
Челюсть его медленно поехала вниз.
Перед ними, выскочив из строения одним ловким прыжком, застыл, занеся над головою острый клинок, наверное, самый необычный, необыкновенный человек из всех виденных ими за время этого путешествия.
Он был уже немолод, но весьма крепок; косматая шевелюра его, развевающаяся на слабом ветерке, была грубо подрезана, вероятно, при помощи того же ножа, что он сжимал в руке, как и борода, свисающая на подбородке клочьями. Одет человек был в обноски — на плечах его болталась некогда, вероятно, красивая, шелковая рубаха, изодранная ветвями, да и просто обветшавшая от времени; ноги были обтянуты оборванными штанами. Ступни его были босыми. На голове, крепко охватывая ее, приминая лохматые волосы, красовалась бандана; в левом ухе поблескивала крупная, похоже, золотая серьга.
Кожа его казалась почти черной от постоянного пребывания на солнце и ветре, загрубела от соли — этот человек выглядел самым настоящим пиратом, таким, какие, должно быть, бесчинствовали на морях во времена Барракуды.
Что он забыл здесь, на неизвестном картам острове, живущий в дикости в век цивилизации, оставалось загадкой.
— Кого дьявол послал?! — прокаркал он хриплым, прокуренным, грубым голосом, поднимая руку с ножом повыше, — Клянусь чертовыми водоворотами, я вам выпущу кишки, всем и каждому! Старый Денби еще крепок, клянусь парусами, вам не сломить его!
— Денби… — Доминик, хмурясь, вгляделся в пирата пристальнее и, пару раз моргнув, мотнул головой, — Денби, откуда… я знаю это имя…
Голос его, довольно тихий, практически неслышный, различимый, наверное, только благодаря абсолютному безмолвию вокруг, вдруг произвел на дикого старика магическое впечатление.
Взгляд светлых, как будто выгоревших, выцветших глаз, взгляд по-прежнему острый и проницательный, медленно скользнул по пришельцам, минуя их одного за другим и, наконец, уперся в Конте-старшего.
Нож выскользнул из внезапно ослабевших пальцев. Старик качнулся вперед, будто пьяный, сделал пару шагов на подгибающихся ногах и, медленно покачав головой, протянул руку, указывая на откровенно опешившего мужчину.
В глазах его заблестели слезы; губы тронула слабая-слабая улыбка.
— К… капитан… — прошелестел он, делая еще один шаткий шаг вперед, и внезапно упал на колени, поднимая глаза и руки к небу, — Вы смилостивились надо мною! О, благословение святым небесам! — он опять опустил взгляд на теряющегося все больше и больше Доминика, простирая руки теперь уже к нему, — Рик, Рик! Неужели ты не узнаешь меня? Годы сделали свое, но ты все еще молод, а я… — он задрожал и, внезапно всхлипнув, закрыл лицо рукой, сгибаясь пополам.
Доминик не выдержал. Резко шагнув вперед, он, отталкивая пытающихся остановить его брата и Карла Ежа, в несколько шагов оказался рядом с несчастным безумцем и, опустившись с ним рядом на одно колено, неуверенно протянул руку, встряхивая его за плечо.
— Сэр… вы простите меня, конечно, но мое имя не Рик. Вы, должно быть, обознались — меня зовут Доминик, Доминик Конте, и прибыли мы сюда…
— Доминик?! — старый пират так и вскинулся и, не успел мужчина отстраниться, как он уже обхватил ладонями его лицо, с жадностью заглядывая ему в глаза. Загорелый лик его, казалось, прояснился, на губах засветилась более уверенная улыбка.
— Да-да… теперь я вижу, вижу… Сынок, как же ты похож на него! Как был бы горд твой отец, увидь он, каков ты стал, как счастлив я!..
— Сэр! — Конте рванулся, высвобождаясь из рук старика и, хмурясь, поднялся на ноги, немного отступая, — Я не понимаю ни слова из того, что вы говорите! Мой отец, конечно, горд мной, но я не могу понять… какое он может иметь к этому отношение? На кого я, по-вашему, похож?!
Собеседник его не слушал. Он медленно поднялся на ноги, упираясь обеими руками в землю и, счастливый, взбудораженный, окинул стоящего перед ним мужчину долгим взглядом. Затем вдруг нахмурился и, обратив внимание на растерянную троицу за его спиной, безошибочно выделил среди них Ричарда, мягко улыбаясь ему.
— Ты — Доминик, — медленно повторил он, мельком глянув на растерянного собеседника, и вновь перевел взор на капитана Конте, — Стало быть, ты, сынок, — малыш Ричард?
«Малыш» Дик окинул себя неуверенным взглядом и, мысленно соотнеся собственное телосложение с данной ему характеристикой, негромко кашлянул, неловко опуская подбородок.
— Ну… вроде как, да, — неуверенно отозвался он, на всякий случай делая шаг вперед, дабы при случае прийти на помощь брату.
Впрочем, пират нападать на него, судя по всему, не собирался.
— Вы оба похожи на отца, сынки, оба… — Денби, сияя с каждым мигом все больше и больше, счастливо вздохнул, опять обращая взгляд к Нику, — Но ты, мой мальчик, ты просто его копия, копия Барракуды! Ах, если бы только мой капитан был жив сейчас, если бы он мог вас увидеть…
Доминик затряс головой. Он ничего не понимал, никак не мог сообразить, на кого полагает его похожим странный старик, одичавший за время жизни на острове почти до состояния зверя, не хотел признавать его непонятных, безумных заявлений и, вместе с тем, с ужасом сознавал их истинность. Каким-то шестым чувством, чисто интуитивно, на самом глубоком уровне своего существа он понимал, что старый пират не лжет, и это пугало его. Пугало особенно сильно по той причине, что осмыслить и принять этого он пока в состоянии не был.
— Я… — медленно промолвил он, быстро оглянувшись на брата, и вновь обращаясь к старику, — По вашим словам, я… копия Барракуды?.. Копия пирата, который плавал по морям пять сотен лет назад??
— Пять сотен? — старик вздохнул и, качая головой, перевел взгляд на море, — Как же быстро бегут года… А ведь мне казалось, будто наша «Гиена» пошла ко дну лишь вчера днем, мне чудилось, будто это произошло совсем недавно! Но вот уже я стар, а вы стоите предо мною — взрослые, сильные мужчины, совсем не те мальчики, которых похитил мокой…
— Стоп! — Карл Еж, наконец, не выдержав муки непонимания, решительно шагнул вперед, подходя к Доминику и немного оттирая его плечом, заслоняя собой. Он, наиболее решительный, наиболее отчаянный из всей их компании, как обычно, предпочитал стоять впереди, защищая друзей и проясняя все запутанные вопросы сам, избавляя их от мороки.
— Пока что из ваших слов, сэр, ни мне, ни моим друзьям непонятно решительно ничего, — неспешно завел он, сверля старого пирата холодным взглядом, — И мы были бы весьма признательны вам за более подробный и пространный рассказ. Как понимаю, о «Гиене» вы что-то знаете?
— Знаю ли я! — старик всплеснул руками, качая головой, — Да ты шутник, мальчишка, коли спрашиваешь меня об этом! Знаю ли я, боцман «Гиены», что-нибудь о ней! Клянусь щупальцами спрута, это самый глупый вопрос, что я слышал на своем веку! Или, может, ты полагаешь, что старый Денби уж умом тронулся, память потерял, что не вспомнит о родной шхуне?
— Я полагаю, что вы могли бы объяснить все более ясно, — Еж добавил в голос побольше льда, и хотел, было, прибавить что-то еще, но тут уже не выдержал Тедерик.
Он неуверенно приблизился и, оставаясь за спиной капитана Ричарда, невольно прикрываясь им, неловко кашлянул, привлекая внимание к своей персоне.
— Сэр… но «Гиена» пошла ко дну пятьсот лет назад… вы же не могли прожить столько… я надеюсь.
Старый Денби, похоже, услышавший наконец более или менее разумные слова, тяжело вздохнул, опуская косматую голову. Прожитые годы как будто разом навалились на него: плечи старика поникли, спина ссутулилась и даже молодецкий задор, казалось, пропал куда-то из его глаз.
— Все верно… — голос его при ответе зазвучал глухо, — «Гиена» отправилась на дно уже пять сотен лет назад. Я видел, как скрылась ее мачта, я видел, как капитан, гордо выпрямившись на мостике, тонул вместе с ней, оставаясь до конца верным своему судну… Я клялся, что отправлюсь на дно вместе с ним, но я струсил… Я взмолился к морскому дьяволу, я упросил его оставить, сохранить мне жизнь хотя бы до того мига, когда я смогу увидеть детей своего капитана. Он ведь сказал ему, сказал, что мальчики живы, что они будут жить спустя много лет, но не узнают, кто был их отцом, и я молил позволить мне увидеть их! В те годы он был силен… Ему хватило сил отправить детей куда-то вперед по временной ленте, хватило сил забросить их так далеко в будущее, что я даже не мог предположить, куда, и хватило сил продлить мое существование. Он внял моим мольбам — он был доволен в тот день, ибо погубил человека, столь ненавистного ему… Теперь я вижу вас, — он поднял голову, и лицо его озарилось тенью слабой улыбки, — Вижу вас, сыновей Рика Барракуды — Доминика и Ричарда, — выросшими, взрослыми и сильными, и я счастлив так, как мог бы быть счастлив и ваш отец. Но по вашей одежде, по недоумению на ваших лицах, я вижу, что вы не понимаете моих слов, не знаете, верить ли старому пирату, затерявшемуся среди времен. Идемте со мною, сынки, не бойтесь, — он поманил их рукой к своему блокгаузу, — Я расскажу вам правдивую историю жизни «Гиены», расскажу вам все, как на духу. И, клянусь гаванским ромом, пусть меня после этого хоть на рее вздернут! Дьяволу меня больше не запугать!
Глава 14
Изнутри блокгауз выглядел вполне обжитым, хотя и не особенно уютным. Он не походил на дом — скорее на какую-нибудь перевалочную базу, где неожиданно пришлось задержаться.
Бойницы, почти все, за исключением двух, выходящих на море, были грубо заколочены, вероятно, в целях удержания тепла внутри в особо неуютную погоду. Напротив входа стояла кое-как сбитая, явно самодельная кровать, застланная сплошными ветвями и листвой — никакого постельного белья у старика не было.
У правой от входа стены располагался самодельный камин — отгороженный несколькими камнями небольшой закуток, где все еще слабо тлел уголь. Там же, рядом с ним, обнаружилось несколько остро заточенных веток, явно служащих хозяину для жарки пищи.
На одну из них, стоящую в стороне, была насажена здоровая рыбина.
Тут же, возле камелька, находилась и жестяная, давно погнутая кружка; виднелся самодельный мешок из шкуры какого-то зверя, очевидно, служащий резервуаром для воды.
Карл Еж, человек от природы довольно брезгливый, окинул долгим взглядом это логово дикаря и, красноречиво кашлянув, демонстративно поправил перчатки. Случайно позволить какому-нибудь из местных предметов коснуться его обнаженной кожи мужчина не хотел.
Денби, заметив этот жест, кривовато ухмыльнулся и, приблизившись к тлеющему камельку, старательно раздул огонь.
— Гляжу, вашему приятелю не по нраву жилище старого боцмана, а, сынки? — он оглянулся и, хитро подмигнув Доминику, тоже, в общем-то, не бывшему в восторге от обители старого боцмана, глубоко вздохнул, — Чем же угостить-то вас, ребята… Я здесь все больше рыбу ем, что в море ловлю, да воду пью — благо на островке пресная имеется. Где-то весной тут распускается какая-то дрянь, я ее, бывало, ощиплю и чай делаю… но сейчас не то время. Так что же мне дать вам, сынки? Денби всегда слыл гостеприимным хозяином, но сейчас… — он сморщился, разводя руки в сторону, — Не то, что рому — доброй понюшки табаку не найти! Эх, ребята, чтобы я только не отдал, лишь бы еще разок глотнуть в своей жизни гаванского рому… — он прищелкнул языком и на несколько секунд прикрыл глаза.
Гости его медленно переглянулись. Намерение хозяина угостить их хоть чем-нибудь из своих скудных запасов, безусловно, очень льстило, но, вместе с тем, немного пугало.
— Да мы… — Доминик осторожно кашлянул, — Мы сыты, сэр… господин боцман.
Старик неспешно обернулся полностью, поворачиваясь к огню спиной и на несколько секунд остановил взгляд на мужчине. Затем неожиданно расхохотался.
— Губами Рика Барракуды ты так обращаешься ко мне, сынок! А отец-то твой меня больше Денби звал, по имени, когда в настроении был… А то все больше «собака», или «старина»…
— Вот мы и добрались до самой интересной темы, — Карл быстро улыбнулся и, опять слегка выступая вперед, чуть развел руки в стороны, — Быть может, вы наконец-то объясните нам свои странные заявления… мистер Денби? Каким образом, по-вашему, Доминик Конте, солидный, респектабельный бизнесмен из двадцать первого века, может быть сыном пирата из шестнадцатого?
— А ты язычок-то придержи, да послушай старика, мальчишка, — не остался в долгу старый пират и, видя, что слушатели его присаживаться как будто не торопятся, сам тяжело опустился на застланную листьями и ветвями кровать, — Вы сюда долго добирались, ребята, думаю, что-то должны были бы да и разузнать… Почему вообще решили отправиться в это путешествие? — он оглядел Ричарда и Доминика еще раз, — Статные, взрослые, красивые мужчины… Вам уж, должно быть, не меньше тридцати лет, а, сынки?
Конте, как раз недавно отметивший тридцатилетний юбилей, неуверенно опустил подбородок. Брат его, бывший несколько младше, предпочел смолчать.
— Стало быть, помнить о «Гиене» вы уж точно не должны, — Денби уверенно кивнул, сцепляя руки на колене в замок, — Ну? Так и какими же судьбами?
Доминик на несколько мгновений замялся, а затем, решаясь одновременно с началом речи, принялся за рассказ.
— Некоторое время назад я начал слышать голоса в ду… — сообразив, что старый пират вряд ли знаком с таким благом цивилизации, как душ, он поспешил исправиться, — В воде. Они взывали ко мне, звали отправиться в путь, хотели, чтобы я прошел по следам «Гиены». Вот мы и отправились…
…Говорил Ник долго, обстоятельно, стараясь не упустить ни единой подробности и, вместе с тем, максимально упростить повесть для человека, не разбирающегося в современных новшествах. Денби внимательно слушал, кивая иногда и глаза его блестели — старик узнавал в словах рассказчика истину, вспоминал собственные приключения и погружался порою в жестокую ностальгию.
— И вот мы здесь, — наконец, поставил в своем рассказе жирную точку Конте и, устало выдохнув, умолк, давая себе возможность передохнуть. Говорить он откровенно устал.
— И вот мы здесь, но вместо ответов получили лишь еще больше вопросов, — добавил Карл, скрещивая руки на груди, — Поэтому теперь, как мне кажется, ваша очередь рассказывать, сэр. И мы с удовольствием выслушаем вас.
— Ну, что ж… — Денби несколько приосанился, согласно опуская подбородок, — Вы поведали мне обо всем честно, ребята, теперь за мной дело не станет. Я расскажу вам, как все случилось и почему «Гиена», в конце концов, не смогла удержаться на воде… Расскажу вам о происках морского дьявола или мокоя, как он себя почему-то назвал.
Ты прав, сынок, — все началось в Гамильтоне. Барракуда — он всегда был отвязным малым, но порою успешно притворялся добропорядочным гражданином, — в те дни был на мели и, от безысходности, должно быть, нанялся работать на верфь. К кораблям его всегда тянуло, в море он рвался душою и сердцем, да и моряком-то был славным, но с судами ему как-то не везло. То одно ко дну пойдет, то на другом мятеж подымут, а Рика по боку, да и ссадят где-нибудь… Ну, да это неинтересно. Он был на мели, мечтал о хорошей жизни, общался с такими же, как и он сам, праздно шатающимися по берегу матросами и работал на верфи. Там он впервые увидел «Гиену»… Он сразу понял, что это именно она, что это его судно, его шхуна, что эта красавица создается для него, и тогда в его голове зародился план. Он дождался, пока шхуна не будет завершена и как следует оснащена, дождался ночи накануне того дня, когда ее должны были спустить на воду… и украл прямо из доков. Уже тогда я был в его команде, — старик горделиво усмехнулся, — Рик был безоговорочно признан капитаном, а вот мне-то довелось еще в матросах побегать, прежде, чем он поставил меня боцманом… Мы вывели шхуну из доков и прямо перед ними, на восходе солнца, Барракуда окрестил ее, нарек «Гиеной». Уж не знаю, почему ему пришло это в голову, но название свое наша умница оправдывала целиком и полностью. Она стала настоящей хищницей, морской разбойницей, ее боялись, а нас, ее команду, моряки, должно быть, в кошмарах видели. Дьявол меня проглоти! Это были славные деньки, клянусь брюхом акулы, очень славные и очень удачливые! Рик Барракуда казался нам самим дьяволом, он сминал торговые суда как соломинки, забирал их добычу и набивал ею брюхо нашей «Гиены». Он говорил, что кормит ее, кормит всегда досыта, он любил ее, ровно родную дочь, а мы, матросня, за спиной капитана посмеивались над ним. Но время шло, и мы заметили, что за любовь Рика «Гиена» платит ему тем же — шхуна слушалась своего хозяина беспрекословно, она казалась не гиеной, а послушной собачонкой, которую он обожал до потери рассудка. И, вместе с тем, Барракуда был заботлив — никогда он не присвоил себе ни одной лишней монеты, все честно делил меж своей командой, всегда старался обеспечить и их быт.
В те годы по волнам бродило множество матросских баек, особливо о сокровищах, несметных богатствах, спрятанных то тут, то там. Кое-что из этих богатств было зарыто нашими предшественниками — другими пиратами, оставлявшими себе запасец на черный день, кое-что найти было невозможно, ибо это, как говорили, прятал сам черт. И вот в один проклятый день, когда наш юнга — Зак, — весело смеясь, рассказывал товарищам очередную байку о богатствах, якобы спрятанных морским чертом, и по глупости прибавил, что их раздобыть, поди, не под силу даже нашему отчаянному капитану, Рик, на беду, случился рядом… Человеком он был гордым, и слова юнги сильно задели его честь, грозя бросить тень на репутацию любимца судьбы, поэтому он, призывая на голову глупца громы и молнии, поклялся всеми чертями Ада морского и всеми богами Рая небесного, что отыщет сокровища морского дьявола, отыщет и присвоит их себе! С этого все и началось… — старый пират тяжело вздохнул, — Мы перестали гоняться за судами, мы пропускали мимо один за другим торговый корабль, мы все шли и шли к неведомой никому цели, метались по волнам, как слепые котята, надеясь однажды ткнуться носом в нужный берег. Команда проклинала капитана, ругала Зака, но исправить уже ничего было нельзя. И вот однажды — то было воскресенье, святое воскресенье, я помню это как сейчас, — Барракуда вдруг объявил, что знает, куда идти. На небе сгущались тучи, близился шторм, а он оттолкнул рулевого и твердой рукой повел корабль навстречу буре. «Что ты делаешь, капитан?!» — вскричал я, видя, что Рик намеревается ниспослать нас прямо в пасть к дьяволу. Я тогда уже был боцманом и мог позволить себе быть с ним запанибрата. «Не мешай, собака!» — зарычал он, отталкивая меня и крепче вцепляясь в штурвал, — «Неужели ты не слышишь?! Он зовет нас…» — старик уныло качнул головой, — Но я ничего не слышал. Потом уже, много позже, Барракуда признался, что в тот миг и в самом деле слышал чей-то шипящий голос, притягивающий, манящий, сулящий неземные богатства, и он внял ему, внял, не видя и не имея иной подсказки.
Вокруг бушевал шторм. «Гиена» неслась под всеми парусами точно в туманную даль впереди, куда-то в тучи, в неизвестность, и команда наша задрожала от ужаса. Мы все были уверены, что капитан ведет нас на смерть, мы все проклинали чертова Зака, подстрекнувшего его к этому, но тут… случилось чудо. Облака, тучи, в которые мы направлялись, вдруг обратились скалами, а между ними появился проход, грот, ширины достаточной, чтобы можно было завести туда шхуну. Рик правил точно туда, да и шторм как будто начал стихать, и мы возликовали… — Денби горько вздохнул, — Если бы мы только знали, что это будет началом конца! Внутри грота, в его глубине, оказалась очень удобная бухточка, где можно было прекрасно пристать к берегу. Вода мягко плескалась о песок, а дальше, еще глубже в эту пещеру, вела узенькая тропка, рассчитанная, похоже, лишь на одного… «Гиена» ткнулась носом в песок, а капитан, велев развернуть ее к его возвращению носом в сторону выхода, легко перемахнул через борт. Я хотел, было, последовать за ним, но он не позволил, сказав, что здесь ждут только его и что он поначалу сам должен убедиться, что привел нас куда надо. Как сейчас я вижу пред собою его сияющее лицо… как он был счастлив в тот миг! Он едва ли не подпрыгивал, удаляясь от нас по тропинке. Мы ждали его, ждали довольно долго, мы развернули корабль, как он и велел и, наконец, дождались… Но не те новости, что мы ждали, принес нам Барракуда, совсем не те. Он вернулся угрюмый, понурый и, бросив, что сокровищ здесь нет и быть не может, поспешно забрался на борт, приказывая покинуть пещеру. Мы подчинились — слово капитана всегда было священно, а в гроте искать, видимо, и впрямь было нечего… С тех пор над «Гиеной» как будто сгустились тучи, — рассказчик примолк, переводя дыхание. Слушатели безмолвно внимали ему, не решаясь перебивать. Наконец, немного отдышавшись, Денби продолжил:
— Позже, много позже, когда Рик совершенно одичал, когда он разбивал торговые суда в щепки и губил ни в чем не повинные жизни, он признался мне, что в той пещере он и вправду нарвался на дьявола. Это было страшное чудовище, похожее на морского змея, но с рогами, с горящими глазами и огромными когтистыми лапами, с чешуей, усеянной острыми шипами, и говорящее шипящим голосом. Он видел лишь тень его, и эта тень, обнаружив пришельца, вдруг вскинулась, зашипела и набросилась на него, поглощая целиком… Так он проник в тело моего капитана, и стал на долгие годы его неразлучным спутником. По его приказу Рик топил корабли, по его приказу губил жизни — все лишь для того, чтобы дать ему крови, еще больше крови, а он жаждал ее, требовал и с каждой новой отнятой жизнью становился сильнее, все больше и больше подчиняя себе Барракуду. Капитан не знал, как отделаться от этой напасти, он готов был голову себе прострелить, лишь бы выбить из нее морскую тварь, вдруг вселившуюся в него… Он шепотом сказал мне, что это не дьявол, что он лишь представляется таким, а сам себя он называет мокоем, хоть это и абсурд. Мокоя мы видели ни единожды на морских волнах, их мощные серовато-синие тела часто пугали тонущих моряков, но ни одна из этих рыб не была похожа на чудовище, поглотившее душу Рика. Как избавиться от него, что делать, он не знал, как не знал и я. До того самого мига, как однажды мокой не обронил что-то о кольце, не сказал капитану, что настоящей гиены ему не отыскать и вовек, что он ошибся, нарекая так корабль… Барракуда ухватился за соломинку. Мы разбили мирное поселение на одном острове, и я спросил, куда мы отправимся дальше. Он сказал: «Туда, где бродит гиена», а у меня что-то вдруг щелкнуло в голове. Ходили слухи, долетали они до меня, что на пальце одного из святош Ватикана пару раз замечали кольцо в виде морды гиены, поражались все — зверюгу-то к святым, ну, никак не причислишь, а святой отец его носил. Вот я и сказал капитану об этом, а он велел нам двигать к Риму. Сам я, признаться, не одобрял этого, да и вообще полагал Рика спятившим — направляться в обитель святых нам, пиратам? Да это же курам на смех, попы там животы бы небось от смеха надорвали! Но Барракуда был неостановим. Мы подошли к Риму не как пиратское судно, а как добропорядочные граждане, и капитан вновь в одиночку сошел на берег. Я-то помнил, чем закончилась его последняя вылазка, я предложил ему пойти с ним… он снова отказался, приказав мне оставаться на судне, и я подчинился. Об остальном я узнал лишь с его слов, и ты прав, сынок, — тот поп, отец Франческо, и в самом деле сумел изгнать чертова мокоя из тела нашего капитана. А после подарил ему кольцо, наказав не снимать его, ибо дьявол, как он сказал, мстителен и, конечно, попытается вновь подобраться к тому, кто сумел избежать его гнета. Капитан запомнил, нацепил кольцо с изображением морды гиены на мизинец и не снимал его до конца жизни. Матросня не обращала внимания на него, не замечала, а вот от меня оно в секрете не было… — он опять глубоко вздохнул, и пару раз кашлянул, прочищая горло: пространный рассказ утомлял старика. Друзья молча ждали продолжения; Дерек, нервничая едва ли не более прочих, зажимал левой рукой правую, украшенную многократно упомянутым перстнем.
— Потянулись счастливые дни. Дьявол пытался строить нам козни, насылал штормы, но силы его без жертв быстро иссякли, и на несколько лет он оставил нас в покое. Вот только Барракуда уже изменился… Он теперь не был тем же отвязным парнем, какого я встретил когда-то на улочках Гамильтона, он стал серьезным, взрослым мужчиной, очень рассудительным и очень печальным. Он часто твердил, что не хочет всю жизнь носиться по морям, мечтал о тихом счастье у огонька и, наконец, нашел его. В одном городке, на самой его окраине, проживала прелестная, чуткая и добрая, заботливая девушка. Мы проплывали мимо, когда Барракуда завидел ее и приказал пристать… Не буду утомлять подробностями, они полюбили друг друга и старина Рик, наконец, зажил так, как мечтал — тихо и спокойно, с любимой женой рядом. Мы продолжали путешествовать на «Гиене», но без капитана было скучно, а нового избрать мы так и не смогли — никто не казался достойным. Мы часто подходили к берегу, где жил Рик. Я, на правах старого друга, бывал в гостях у него и его жены, и я же, по просьбе Барракуды, стал крестным отцом его первенца — крепкого малыша, которого он нарек Домиником, — заметив, как вздрогнул Конте-старший, старый пират улыбнулся, — Он говорил, что коли уж он всю жизнь свою прожил безбожником, так пусть же сын его Бога слышит[12]. Я спорить не стал — имя мне понравилось. Малыша крестили в местной церквушке, капитан зажил далее с женою и сыном, а я отправился в море. Когда я вернулся, детей у Рика было уже двое — спустя несколько лет после первого, жена подарила ему еще одного сына. Его назвали Ричардом, Барракуда говорил, что это мужественное, сильное имя, и что мальчик, пусть он и младше брата, наверняка станет опорой и поддержкой Доминику… — взгляд выцветших глаз упал на младшего из братьев Конте. Дик, словно стремясь подтвердить слова старика, шагнул вперед, кладя руку на плечо брату.
— Мы опять отправились в море, — продолжил Денби, — Но на этот раз отошли недалеко. Меня словно что-то гнело, меня тянуло вернуться обратно, к Рику, я чувствовал, что должен защитить его… Хотя и не мог понять, от чего. Увы, не смотря на все мое рвение, я прибыл излишне поздно… — плечи рассказчика поникли, — Когда я сошел на берег, когда зашел в знакомый дом, я обнаружил старину Рика в полном одиночестве, обнимающего детей, со слезами на обветренном лице. Он рассказал мне, что не далее, как утром этого дня жену его, вышедшую на берег моря, вдруг захлестнула огромная волна и, не успел он опомниться, как берег опустел. Барракуда был отличным пловцом, он бросился за нею в воду, он пытался спасти ее, он звал, кричал до хрипоты… но все было напрасно. Тогда, обнимая детей, плача, он признался мне, что, возвращаясь на берег, среди грохота волн он услышал знакомый шипящий голос, повторяющий лишь одно слово. «Месть». Я понял, что дьявол вернулся, что проклятый мокой вновь решил взяться за Барракуду, и предложил ему снова подняться на корабль, забрав сыновей с собой, говорил, что на «Гиене»-то мы всяко удерем от этого чудовища… Рик был разбит, почти ничего не соображал и, должно быть, именно поэтому согласился. Он взошел на борт шхуны, он вновь занял свое место среди матросов, и команда встретила его радостными криками. Детей капитана матросы полюбили как собственных — они играли с малышами, они заботились о них, они оберегали их, и готовы были своими телами закрывать их от любой опасности. Мы с Риком, посовещавшись, решили не пугать пока суеверных моряков, и не сказали им всей правды, лишь сообщили, что дети могут подвергаться опасности, как и их отец. Матросы поклялись, что защитят их ценой жизни…
И вновь начались наши скитания по волнам. Мокой преследовал нас день ото дня, Барракуда говорил, что он явно стал сильнее, он чувствовал, что дьявол настигает его, но продолжал бороться, не желая вот так вот сдаваться. Это была бесконечная, сумасшедшая гонка, мы неслись наперегонки с самой смертью, а дьявол не желал отставать. Он ненавидел Барракуду, ненавидел его за то, что тот сумел вырваться из его лап, и не желал оставлять его на этом свете. Я часто видел, что капитан готов сдаться, видел это и радовался, что рядом с ним есть его сыновья — пожалуй, только они удерживали его на этом свете. Но понимал это и мокой… Однажды, в один страшный день, я вдруг увидел, что Рик сидит на бухте каната совершенно поникший и, ощущая, как холодеют руки, попытался приободрить его. Он вскинул голову… в глазах его стояли слезы. Он сказал, что дьявол забрал его сыновей, что они исчезли, просто исчезли из своих кроваток, а мокой, явившись ему, сказал, что не убьет их… что он забросит их вперед по временной ленте, так далеко, что никогда, никогда больше капитан не увидит своих детей, сказал, что они будут жить, не зная о своем отце и своей матери. Сказал, что так он проклинает мятежного Барракуду, что обречет его этим на вечные муки… Так он и поступил, ибо ничто не может быть более страшным проклятием для отца, чем потеря родных сыновей. Капитан рассказал мне об этом со слезами на глазах, а потом признался, что дьявол победил его. Что он сломлен и разбит, что он больше не будет противиться, ускользать от его атак, что он пойдет ко дну вместе со своим кораблем… Он попросил, было, меня велеть команде покинуть «Гиену», но один из матросов, случившийся поблизости, возразил. Он сказал, что за капитаном они все пойдут до конца, что все они прыгнут дьяволу в пасть, и команда подхватила это. Поднимался шторм, нависали над мачтами свинцовые тучи… — Денби вновь тяжело вздохнул, — Теперь уж я знаю, что это было предвестником его появления. Ветер крепчал, мачты гнулись, снасти пели — «Гиена» стонала, билась в агонии, но не сдавалась и шла вперед под всеми парусами. Тогда я увидел, как Барракуда ходит по кораблю, нежно гладя его по бортам и снастям, и понял, что он прощается со своей любимицей. Это было горькое зрелище. Едва он успел проститься с ней, как огромная волна захлестнула палубу. Первым смыло беднягу Зака, того самого, с которого все началось. Не знаю уж, выжил ли он… наверное, пошел ко дну, да хоть не видел этого ужаса.
— Судя по рассказам, Зак все-таки выжил, — Дерек, неуверенно подавший голос, испуганно покосился на своих друзей, — И рассказал о странствиях «Гиены» своим детям и внукам…
— Слава святым небесам за то, славный был парнишка, — старый боцман кивнул, возвращаясь к рассказу, — Из моря, из самых его недр, медленно поднялось то самое ужасное чудище, о котором говорил мне Барракуда. Я, да все мы смогли убедиться воочию, что это и в самом деле морской дьявол, пусть он и называл себя иначе. Я не знаю, откуда в тот миг у него взялась плоть — должно быть, он сумел провести какого-то бедолагу и использовал его в своих целях, — но он был ужасен в эти мгновения. От одного удара его лапы упала грот-мачта, от второго — появилась брешь в носовом отсеке… Я понимал, что это конец, я метался между матросами и велел им стрелять из пушек, я думал, мы сумеем одолеть его! Увы, его шкура оказалась слишком толста для наших ядер. Тогда я поднял голову и увидел капитана, замершего на мостике. Он вытянул вперед руку с револьвером и процедил, что жизнь свою продаст дорого… а это жуткое чудище расхохоталось в ответ, угрожая ему бессилием. Но здесь он просчитался! — старик широко улыбнулся, вновь расправляя плечи, — Он был не так-то уж прост, наш капитан, к тому же палец той руки, в которой он сжимал пистолет, был украшен кольцом! Он выстрелил — и попал точно в глаз морской твари, выбил его ей, наполовину ослепив! Увы, мокоя это разозлило еще больше… Из воды показался жуткий хвост с шипами, он бил им, бил лапами, кусал, рвал нашу шхуну на части, и матросы прыгали в воду, силясь спасти свои жизни. А он гонялся за ними, он глотал их, он пожирал их без жалости и сочувствия, забирая себе их жизни. Когда предо мною разверзлась его жуткая пасть, я не выдержал. Сердце мое сжалось, я взмолился к нему, я говорил о его силе, говорил, что Барракуда больше не станет у него на пути — я видел, как за мгновение до этого скрылся под водой обломок мостика, на котором продолжал стоять капитан, гордо поднявший голову, видел, как сверкнули прощальным блеском глаза гиены на его пальце. Я молил его о пощаде, я говорил, что хочу увидеть детей Барракуды еще хоть один раз… и он внял мне. Этот остров был создан его силой, ибо в те дни дьявол был воистину силен, и жизнь моя была продлена его силою. Он не дает мне ни пищи, ни воды, он обрек меня перебиваться здесь кое-как в одиночку, не позволяя умереть до срока. Прежде он появлялся, смеялся надо мною, все больше в облике тени, но теперь уж я давно не видел его. Остров надежно скрыт со всех глаз, я порою вижу вдали огромные, странные корабли, которые придумали люди, но даже не пытаюсь их звать — они не видят ни острова, ни меня. Вас, сынки, привело сюда само провидение! Голоса… голоса, что ты слышал, Доминик, должно быть, были голосами тех матросов, что были погублены безжалостным мокоем, они звали тебя сюда, ко мне, дабы я мог хоть раз увидеть вас воочию. Вас обоих — детей капитана Рика Барракуды, уже таких взрослых и сильных. Скажи мне… скажи, Ричард, оказался ли твой отец прав, давая тебе имя? Ты являешься опорой своему брату?
— Бесспорно, — ответ последовал вовсе не от задумчивого капитана Конте, а от его старшего брата. Дик, встрепенувшись от звука его голоса, немного нахмурился, обращая вновь взгляд на рассказчика.
— Скажите… но если мы, как вы утверждаете — те самые дети, которых похитил этот дьявол, этот мокой… Если именно нам имена дал сам Рик Баррракуда… То что же, выходит, меня он назвал в свою честь? Рик — это сокращение от Ричард…
— Ричард? — Денби удивленно вздернул брови и уверенно покачал головой, — Нет, сынок, что ты, совсем нет. Полным именем капитана Барракуды было Дерек, но он почему-то всегда предпочитал сокращение Рик.
Глава 15
Все взгляды обратились к нему, исключая, пожалуй, разве что самого старика, и молодой человек немного попятился от неожиданности. Странное совпадение его имени с именем Барракуды, конечно, смущало и удивляло, однако, такой реакции он не ждал.
— Может быть… — Доминик неуверенно покосился на брата, — Может быть, ты поэтому можешь видеть ее? Кажется, тот старик из Фрипорта, который оказался отцом Альфы, упоминал, что сам видит «Гиену» потому что он — потомок Зака… Значит, мы видим как сыновья, а ты…
— Что значит «отцом Альфы»? — Денби, на которого эти слова явно произвели впечатление куда как большее, ибо юноша представлен ему не был, и имени его он не знал, непонимающе сдвинул брови, — О чем ты говоришь, сынок?
— Да так, — Ник поморщился, — О своем, не обращайте внимания. У меня просто есть враг, который преследует меня уже несколько лет как… Он себя называет Альфой. Вообще, у него есть нормальное имя, но…
— Но так себя называет он! — старый боцман, ощутимо напрягаясь, даже немного подался вперед, — Я говорил вам — он являлся мне, беседовал со мною, и он признался, что дьяволом сам себя никогда не считал, что он просто мокой, и что имя его Альфа! Неужели… через столько лет… он сумел облечь себя в человеческую форму, дав ей свое имя?..
Путешественники медленно переглянулись. Такого поворота событий они как-то не ожидали, да и подозревать Арчибальда в том, что он не является до конца человеком и никогда не являлся им, полагали весьма глупым.
— Ну… — Ричард неловко кашлянул, — Честно говоря, я не думаю… не совсем уверен, что дело обстоит именно так. В конце концов, своего Альфу мы знаем довольно давно и, будь он не человеком, наверное, поняли бы это… Так что ты хотел сказать, Ник? Что, мы видим призрак «Гиены» из-за того, что Рик Барракуда якобы был нашим отцом, а Дерек — из-за своего имени?
Ответить Доминик не успел. Не успел сказать ничего и старый дикарь, как раз намеревавшийся уточнить, что детьми бравого капитана они являются отнюдь не «якобы», а наверняка, и что сомнений в этом быть никаких не может.
Тедерик, решительный, как никогда, резким движением вскинул правую руку, демонстрируя украшающее его мизинец кольцо.
— Думаю, что вижу я ее скорее из-за этого, — голос его прозвучал негромко, и парень, сам немного пугаясь собственных действий, чуть вытянул руку вперед, демонстрируя перстень боцману. Тот с жадностью схватил его запястье и торопливо поднес ближе к глазам, всматриваясь в оригинальное украшение.
Зеленые глаза серебряной гиены слегка сверкнули, словно отражая его взгляд, и Денби вздрогнул, выпуская руку своего неожиданного гостя.
— Кольцо Барракуды… — в шепоте его почудились благоговейные нотки, — Откуда оно у тебя, мальчик?
— Мне подарил его Карл, — Янг неловко пожал плечами, переводя взгляд на молчаливого Ежа, предоставляя ему право продолжить отвечать на вопрос. Мужчина негромко вздохнул, чуть склоняя подбородок.
— Все верно. Однажды я отдыхал на побережье, и заметил у кромки воды необычное украшение. Я был молод, любопытен, я подобрал его и некоторое время носил… Но потом оно мне наскучило. Я попытался подарить его Доминику, но тому кольцо оказалось мало, и он передал его Дереку. Вот и все. Но не хотите ли вы сказать, что именно этот перстень был на пальце капитана Рика, когда он шел ко дну?
— Или что я ношу кольцо с руки мертвого пирата… — Тедерика передернуло от отвращения; он сделал попытку стащить перстень с пальца.
Остановил его, к вящему изумлению всех присутствующих, глухой раскат грома, раздавшийся снаружи. Забарабанили по крыше тугие, упругие капли сильного дождя, и старик — обитатель и хозяин блокгауза, — нахмурился, медленно поднимаясь на ноги.
— Сегодня не должно было быть бури… — неспешно вымолвил он, уверенной, хотя и неторопливой поступью направляясь к одной из бойниц, выходящих на море, — Сегодня должно было быть ясно. Тучи вновь застят собой небо… — он закусил губу, качая головой; лицо его исказила горечь, смешанная с застарелой болью и страхом, — Он знает, что вы здесь. Он идет сюда!
— Идет? — Ник, человек довольно смелый, а порою еще и отчаянный, взволнованно бросился к окошку, выглядывая сквозь него наружу. Увидеть морского дьявола воочию мужчине было откровенно любопытно, даже не взирая на представляемую тем опасность.
Друзья его и брат поспешили последовать примеру бизнесмена, однако, у бойниц места для них оказалось мало. Карл, не уступающий смелостью своему другу, уверенно распахнул дверь и, не опасаясь хлещущего ливня, вышел на улицу, приставляя руку козырьком к глазам и вглядываясь в дождливую, мутную даль.
Несколько секунд он молчал, сверля ее взглядом, затем медленно опустил руку и покачал головой.
— Такое не каждый день увидишь… — сорвался с его губ непривычно удивленный шепот. Дерек, не в силах сдержать любопытство, уцепился за его плечо, приподнимаясь на мысках и вытянул шею, вглядываясь в даль.