Вторжение в Империю Вестерфельд Скотт

3

ДЕКОМПРЕССИЯ

Быстро принятые решения похвальны, если только не чреваты необратимыми последствиями.

Аноним, 167

Созвездие глаз сверкнуло, отразив солнечный свет, проникший сквозь двери из искусственно выращенных алмазов. Двери бесшумно и плавно закрылись за сенатором Нарой Оксам. Блеск этих глаз заставил Оксам насторожиться, как если бы ее окружили ночные хищники. На родной планете Оксам, Вастхолде, водились звери-людоеды – медведи, паракойоты и хищные ночные собаки. На глубинном, инстинктивном уровне Нара Оксам понимала, что эти глаза – предупреждение. Существа с сияющими глазами – их было пятнадцать-двадцать – расположились на невидимом ложе, созданном прелестной гравитацией. Покачиваясь, словно разноцветные тучки под легким ветерком, они плыли вдоль широких коридоров внутреннего дворца Императора. Противоэмпатический браслет Нары был включен на полную мощность, как обычно в многолюдной столице, и все же у нее сохранилось достаточно чувствительности для того, чтобы в какой-то мере ощутить нечеловеческие мысли этих существ. Они холодно взирали на сенатора, когда она проходила мимо, неуязвимые, привилегированные, наделенные безмолвной мудростью, накопленной за шестнадцать столетий. Наверняка их род никогда не сомневался в своем превосходстве, даже в те тысячелетия, когда эти звери еще не были указом Императора возвышены до полубожественного статуса.

Они были царственными консортами – эти личные фамилиары его воскрешенного величества. Они назывались felis domesticos immortalis.

Одним словом – кошки.

А еще точнее – бессмертные кошки.

Сенатор Нара Оксам ненавидела кошек.

Миновав невидимое ложе, она остановилась, боясь потревожить потоки воздуха, благодаря которым «перина» с кошками медленно и торжественно проплывала по коридорам. Зверьки, как по команде, повернули головы и воззрились на Нару своими вертикальными зрачками. В их глазах была такая злоба, что Наре пришлось взять себя в руки, чтобы суметь выдержать этот немигающий взгляд. Вот тебе и пресловутая храбрость еретички с противоимперскими убеждениями… Она представляла целую планету, а здесь, в Алмазном Дворце, могущественная женщина-сенатор испугалась домашних зверушек.

Ее утренняя тревога вернулась в то самое мгновение, как только она перешагнула Рубикон, защитный барьер – защитный и в электронном и в правовом смысле, – окружавший форум и обеспечивавший независимость Сената. Аэрокар, ожидавший ее у мерцающего края Рубикона, был так элегантен, так хрупок, словно его изготовили из бумаги и ниток. Но стоило ей оказаться внутри машины – и хрупкость преобразилась в мощь, волокна прелестной гравитации подняли аэрокар ввысь и закружили под ним город – так пальцы жонглера вращают яркие булавы. Машина пролетала между шпилей, над парками и садами, сквозь водяную пыль, вздымаемую каскадами водопадов. Поначалу полет был ленивым и как бы не имеющим четкого направления, но как только впереди завиделся Алмазный Дворец, аэрокар потянуло к нему, как к магниту. Траектория полета уподобилась ножу горшечника, кромсающему мягкую глину, вращающуюся на гончарном круге. Эта безумная растрата энергии, для того чтобы перенести Оксам на столь малое расстояние, была нарочитой демонстрацией могущества Императора: устрашающая роскошь, совершенная в своем изяществе.

И вот теперь Нара успела провести во дворце лишь несколько мгновений – и наткнулась на кошек, парящих на ложе, сотворенном прелестной гравитацией.

Оксам поежилась и, как только кошки исчезли за углом извилистого коридора, облегченно вздохнула и попыталась вспомнить, не было ли среди них хоть одной черной. Но она тут же постаралась отрешиться от суеверий, забыть о кошках и, выпрямившись, зашагала быстрее и решительнее. Ее ожидала встреча с Воскрешенным Императором.

И вновь перед ней распахнулись створки алмазных дверей. Нара гадала, к чему это все. Самым очевидным объяснением было следующее: его величество решил возразить против предложенного ею пакета законопроектов – протеста против проводимой партией лоялистов подготовки к пограничной войне с риксами. Но вызов на аудиенцию последовал слишком быстро – буквально через несколько минут после того, как законодательная программа прошла регистрацию. Сотрудники Нары прекрасно выполнили ее распоряжения и подготовили хитрейшую, лабиринтоподобную систему законов и тарифов, которая никак не напоминала лобовую атаку. Как мог Аппарат настолько быстро догадаться о цели этой программы?

Возможно, произошла утечка информации. Возможно, кто-то из ее сотрудников или один из иерархов партии секуляристов работал как агент под прикрытием, «крот», и успел «настучать» во дворец. Эту мысль Оксам сразу отбросила, как параноидальную. Программу законодательных проектов составляла горстка самых верных и преданных соратников. Скорее всего, Император попросту ждал какой-то, любой реакции. Он понимал, что приготовления лоялистов к войне будут замечены, и потому был наготове. Наготове – с этой демонстрацией устрашающего могущества: с вызовом во дворец, доставкой на машине, работающей на баснословно дорогой прелестной гравитации, с самим этим дворцом, выстроенным из алмазов. Вот о чем предупреждали светящиеся глаза кошек, поняла Нара. Они напоминали: не стоит Его недооценивать.

Оксам осознала, что ее презрение к «серым», к тем живым людям, которые голосовали за верность Императору, которые поклонялись ему и прочим мертвецам как богам, заставило ее забыть о том, что Император – далеко не глупый человек.

В конце концов, это он изобрел бессмертие. А это не так-то просто. Это он за последние шестнадцать столетий внедрил свое единственное изобретение на восьмидесяти планетах, что наделило его практически абсолютной властью.

Двери закрылись, и Нара очутилась в саду – просторном и ярком, куда солнечные лучи проникали через фасетчатые грани алмазного колпака.

Дорожка под ногами у Оксам была вымощена битым камнем. Она изящно петляла по саду и казалась мозаикой, выложенной из осколков расколовшейся древней статуи. «Зрите мои труды, о сильные мира сего», – подумала Нара. Между камнями пробивались короткие стебли красноватой травы, от чего сами камни приобретали оттенок запекшейся крови. В траве по обе стороны от тропинки вились подвижные лианы. Вид у них был довольно пугающий, и, наверное, их высадили для того, чтобы попавшие в сад не бродили, где попало. Дорожка уводила все дальше и дальше, и вскоре Нара миновала миниатюрные яблони, высотой не более метра, потом – волнообразную дюну из белого песка, по которой сновало семейство ярко-синих скорпионов. Невидимые силовые поля переносили по саду стайки колибри. Преодолев всю спираль дорожки и выйдя к ее центру, Нара Оксам оказалась у фонтанов. Разлетавшиеся веерами брызги, водопады, водяные дуги явно не повиновались никаким законам гравитации.

Оксам понимала, что очень скоро увидится с Императором. И вдруг ей встретилась еще одна кошка. Стройная, остроухая, с гладкой шерсткой, она лежала поперек дорожки и грелась на особенно большом плоском камне. Не сказать, чтобы эта кошка принадлежала к какой-то особой породе. В ее шерстке смешались молочный, абрикосовый и черный цвета. Вдоль позвоночника до самого хвоста у кошки был вшит симбиант Лазаря. Она нервно подергивала хвостом, но сама лежала неподвижно. Вертикальные щелочки кошачьих зрачков чуть расширились от любопытства, когда она увидела Нару, но интерес тут же пропал, и кошка лениво, равнодушно моргнула.

Нара сумела выдержать ее взгляд.

На тропинке появился молодой человек, наклонился и привычным движением усадил кошку себе на плечо. Кошка протестующе мяукнула, сползла чуть вниз, но тут же удобно устроилась на согнутой в локте руке молодого человека, одной лапой уцепившись за ткань императорской мантии.

Первая мысль у Оксам была такая: «В жизни он красивее».

– Мой повелитель, – проговорила Оксам, гордясь тем, что автоматически не опустилась на колени. Сенаторство давало особые привилегии.

– Сенатор, – отозвался мужчина, кивнул ей, а затем наклонился и поцеловал макушку кошки. Кошка потянулась и лизнула его в подбородок.

Помимо погибших на войне, большинство воскрешенных были, конечно, очень стары. Традиционная медицина сохраняла богатых и могущественных людей в живых до почти двухсот лет, а смертельные болезни и несчастные случаи происходили крайне редко. Все знакомые Нары Оксам из числа воскрешенных были либо древними солонами, либо умудренными жизнью олигархами – разнообразными историческими реликтами. Порой ей встречались паломники, которым удавалось добраться до столичной планеты, именуемой Родиной, после многовековых странствий по галактике с субсветовой скоростью. Они несли свою смерть благодарно, изящно и спокойно – эти седовласые старцы. Но Император совершил Священное Самоубийство в то время, когда ему было едва за тридцать (именно в этом возрасте экзобиологи-структуралисты находятся в поре расцвета своей научной карьеры). Это была последняя проверка его великого изобретения. Старение не успело коснуться его лица. Он казался таким настоящим, его улыбка была настолько очаровательной (а может, хитрой?), его взгляд – столь зорким. Он явно видел, как волнуется Нара Оксам.

Он выглядел потрясающе… живым.

– Благодарю, что приняли мое приглашение, – сказал Воскрешенный Император, повелитель Восьмидесяти Планет, в знак уважения к той, которую оберегала граница Рубикона.

– К вашим услугам, мой повелитель.

Кошка зевнула и уставилась на Оксам, словно бы говоря: «И к моим».

– Прошу вас, сенатор, присядьте с нами.

Оксам последовала за мертвым Императором.

Они уселись в самом центре спиральной дорожки. Летучие подушки удобно улеглись под спину, локти и шею гостьи. Они не только приняли на себя ее вес, но приобрели такую форму, чтобы ей было легко расправить мышцы и сесть так, чтобы руки, ноги и спина не затекали. Между Оксам и Императором стоял приземистый квадратный мраморный блок. Император опустил на него кошку. Та сразу же легла на спину, подставив владыке молочно-белое брюшко.

– Вы удивлены, сенатор? – неожиданно спросил Император.

Удивил Оксам сам этот вопрос. Она собралась с мыслями, гадая, о чем могло сказать Императору выражение ее лица.

– Я не ожидала, что наша встреча будет наедине, ваше величество.

– А вы поглядите на свои руки, – посоветовал он.

Оксам недоуменно заморгала и последовала совету Императора. К ее смуглой коже прилипло множество серебристых, сверкающих на солнце пылинок, похожих на пятнышки слюды на поверхности темной породы.

– Наша служба безопасности, – пояснил Император. – И еще – несколько придворных. Если у вас выступит пот, мы об этом узнаем.

«Наномашины», – поняла Оксам, мельчайшие устройства, предназначенные для регистрации и записи гальванической реакции кожи, пульса, выделений – а следовательно, для проверки на ложь. Некоторые из этих устройств наверняка могли мгновенно убить ее, если бы она вздумала угрожать Императору физически.

– Постараюсь не вспотеть, мой повелитель.

Он рассмеялся. Прежде Наре Оксам никогда не приходилось слышать, чтобы мертвые смеялись. Рассмеялся и откинулся на подушку. Подушка – дитя прелестной гравитации – мгновенно среагировала на перемену позы.

– Вам известно, почему мы так любим кошек, сенатор?

Нара Оксам незаметно облизнула губы, гадая, могли ли крошечные машинки, усыпавшие ее ладони (а может, они и на лицо налипли? и под одеждой?), выявить ее ненависть к этим животным.

– Кошки стали первыми жертвами экспериментов, мой повелитель, – ответила Нара и уловила в собственном голосе нотки послушания – так ребенок отвечает на уроке катехизиса. Такое послушание ей не понравилось.

Она посмотрела на ленивое создание, вальяжно развалившееся на мраморном столе. Кошка глядела на нее подозрительно, словно читала мысли. Тысячи ей подобных корчились в посмертной агонии во время безуспешных Священных Экспериментов по вживлению симбиантов, призванных оживить умершие нервные клетки. Тысячам была суждена участь инвалидов после неполной реанимации. Десятки тысяч погибли сразу – на них изучались параметры оживления после смерти головного мозга, системного шока и распада тканей. Все успешные опыты были проведены на кошках. По какой-то причине с оживлением обезьян и собак возникали проблемы – они либо теряли разум, либо погибали от спазмов, словно не могли свыкнуться с неожиданным возвращением к жизни после смерти. Другое дело – психически уравновешенные, самовлюбленные кошки, которые (как, вероятно, и люди) считали, что заслуживают этой самой жизни после смерти.

Оксам прищурилась, глядя на маленького зверька. «Миллионы таких, как ты, корчились от боли», – послала она свои мысли кошке.

Кошка снова зевнула и принялась вылизывать лапку.

– Так полагают, сенатор, – отозвался Император. – Так часто полагают. Но наша любовь к хищникам семейства кошачьих выше уважения к их вкладу в священную науку. Видите ли, эти хрупкие существа всегда были полубогами, нашими проводниками на пути в новые царства, безмолвными слугами прогресса. Известно ли вам, что на всех стадиях эволюции человека кошкам было суждено сыграть важнейшую роль?

Оксам широко раскрыла глаза. Наверняка это была какая-то научная шутка, словесный эквивалент гравитационно-модифицированных фонтанов в дворцовом саду. Пока разговор был подобен воде, взбегающей вверх по склону горы, – демонстрация имперской изысканной мощи. Оксам решила, что не позволит Императору одурачить ее, заговорить ей зубы.

– Важнейшую, мой повелитель? – постаравшись, чтобы ее вопрос прозвучал серьезно, осведомилась она.

– Вы знакомы с историей Земли, сенатор?

– Древней Земли? – Эта далекая планета на самом краю галактики частенько упоминалась политиками и порой служила точкой отсчета в спорах. – Конечно, сир. Но вероятно, в моих познаниях есть пробел относительно… кошек.

Его величество кивнул и нахмурился – словно бы сокрушаясь из-за того, как распространено такое невежество.

– Возьмем, к примеру, возникновение цивилизации. Один из многих случаев, когда кошки ставились повитухами прогресса человечества.

Он прокашлялся, будто готовился прочесть лекцию.

– В те времена люди жили немногочисленными скоплениями, группами племен, сбивавшимися воедино в целях самозащиты. Эти племена постоянно кочевали в поисках добычи. Люди жили, нигде не пуская корней, ни к чему не привязываясь. Как вид, они были не особо успешными, а число их не превышало населения жилого дома среднего размера здесь, в столице. А потом люди сделали великое открытие. Они научились тому, как выращивать пищевые растения – вместо того, чтобы заниматься их собирательством.

– Сельскохозяйственная революция, – проговорила сенатор Оксам.

Император радостно кивнул.

– Вот именно. А от этого открытия происходит все остальное. При эффективном земледелии каждое семейство производит больше зерна, чем нужно, чтобы прокормиться. Вот это-то избыточное зерно и стало основой цивилизации. Некоторые люди перестали трудиться ради добывания пропитания и стали кузнецами, мореплавателями, воинами, философами.

– И императорами? – подсказала Оксам.

Его величество добродушно рассмеялся и склонился к мраморному столу.

– Верно. И сенаторами, кстати, – чуть позднее. Стало возможным управление. За благосостоянием людей приглядывали жрецы, которые были также математиками, астрономами и писцами. Итак, от избытка зерна берет начало цивилизация.

Но была одна загвоздка…

«Мания величия?» – подумала Нара. Быть может, жрец, накопив много зерна, начинал думать о себе как о боге и даже притворяться бессмертным? Но она прикусила язык и терпеливо выдержала драматичную паузу в тираде Императора.

– Представьте себе храм в центре протогорода, сенатор. Где-нибудь в Древнем Египте, например. Это обитель богов, а также – академия. Здесь жрецы изучают небо, следят за движением звезд, создают математику. Храм – это также и государственное учреждение, здесь жрецы ведут учет собранным урожаям и подушным податям, придумывают для записей значки, которые впоследствии превратятся в письменность. На основе письменности возникнут литература, компьютерные программы, искусственный интеллект. Но в самом сердце храма есть еще что-то. Это что-то нужно свято хранить, а если храм не выполняет свою главную задачу, то без нее он – ничто.

Глаза у Императора чуть ли не искрились. Все ого мертвенное спокойствие прогнала страсть, с какой он говорил. Он наклонился к Оксам, сжал кулак. Видно было, как ему хотелось, чтобы она поняла его.

– Житница, – сказала она. – Храмы представляли собой житницы, верно?

Он улыбнулся и довольно откинулся на подушки.

– В этом и состоял источник могущества, – сказал он. – Способность развивать искусство и науку, содержать войско, спасать окрестное население при засухе и наводнениях. Избыточное богатство сельскохозяйственной революции. Но большая гора зерна – это очень привлекательная штука.

– Для крыс, – добавила Оксам.

– Для полчищ непрерывно плодящихся крыс – как плодился бы всякий паразит, дай ему только изобилие еды. Это ведь почти закон, его можно назвать Законом Паразитов: накопленная масса привлекает их. Пустыни Египта кишели крысами, и они неумолимо опустошали запасы протогорода, стояли плотиной на пути потока цивилизации.

– Но большая популяция крыс – это тоже соблазнительная мишень, сир, – сказала Нара. – Для подходящего хищника.

– Вы очень догадливая женщина, сенатор Нара Оксам.

Осознав, что верным замечанием порадовала Императора, Оксам продолжила его повествование:

– И вот из пустыни явился малоизвестный зверек. Маленький одинокий охотник, который прежде избегал людей. Эти зверьки поселились в храмах и стали с невероятной страстью охотиться на крыс, что позволяло людям сберечь запасы зерна.

Император радостно кивнул и взял на себя продолжение рассказа:

– И жрецы воздали этому животному по заслугам и стали ему поклоняться, а оно оказалось до странности привычным к жизни в храме, словно его место всегда по праву находилось среди богов.

Оксам улыбнулась. Довольно симпатичная история. Вероятно, в ней даже было зерно правды. А может быть, этот человек таким странным образом компенсировал свое гипертрофированное чувство вины за то, что погубил столько невинных животных шестнадцать столетий назад.

– Вы видели статуи, сенатор?

– Статуи, ваше величество?

Губы Императора едва заметно дрогнули – он произнес беззвучную команду. Разбитое на фасетки небо потемнело. Воздух стал прохладнее, и вокруг Оксам и монарха возникли силуэты. «Ну конечно, – догадалась Оксам, – этот величественный алмазный свод – не просто для красоты, в нем – плотная сеть синестезических проекторов». А сам сад представлял собой громадный воздушный экран.

Сенатор и Император оказались на обширной каменистой равнине. Несколько столбов солнечного света подсвечивали взвесь мелких частиц – то была пыль от гор зерна, возвышавшихся со всех сторон. В полумраке поблескивали статуи, высеченные из какого-то гладкого черного камня. Их поверхность, казалось, была намазана жиром. Статуи изображали зверей, сидевших прямо, как домашние кошки, аккуратно сдвинув передние лапы и подвернув хвост. Их вытянутые морды хранили выражение полнейшей безмятежности, а тела отражали геометрические пропорции примитивной доисторической математики. Конечно же, это были божества – древнейшие тотемы-обереги.

– Таковы были спасители человечества, – сказал Император. – Это видно по их глазам.

Сенатору Оксам глаза статуй показались слепыми и пустыми – безликими черными кругами, внутри которых человеку можно было прочесть лишь свое собственное безумие.

Император поднял указательный палец. Еще один сигнал.

Некоторые из пылинок увеличились, загорелись собственным светом. Задвигались, выстроились в силуэт, очертания которого были чем-то знакомы Оксам. Созвездие ярких огоньков образовало огромное колесо, и это колесо медленно завертелось вокруг сенатора и владыки. Через несколько мгновений Оксам поняла, что это такое. Она видела эту фигуру всю свою жизнь – на воздушных экранах, на ювелирных украшениях, на двухмерных снимках государственного флага в Сенате, на гербе Империи. Но ей никогда не доводилось оказываться внутри этой фигуры – хотя нет, не так: она, наоборот, всегда находилась внутри нее. Это были тридцать четыре звезды, тридцать четыре солнца Восьмидесяти Планет.

– Вот наши новые запасы зерна, сенатор. Материальное благополучие и население почти пятидесяти солнечных систем, техника, с помощью которой мы можем подчинить эти ресурсы нашей воле. Бесконечно долгая жизнь и время, которого хватит для того, чтобы сотворить новую философию, а она ляжет в основу новой астрономии, математики, письменности. Но этому процветанию снова угрожают извне.

Нара Оксам смотрела на Императора в темноте. Неожиданно его воззрения и увлечения перестали казаться столь уж безвредными.

– Риксы, ваше величество?

– Риксы, эти почитатели паразитов, – прошипел Император. – Их безумная религия заставляет их заражать все человечество гигантскими разумами. И снова Закон Паразитов: наши богатства, наши колоссальные резервы энергии и информации привлекают из пустынь орды паразитов – паразитов, жаждущих истребить нашу цивилизацию, пока она еще не достигла обетованных высот.

Несмотря на то, что противоэмпатический браслет притуплял ее чувствительность, Нара все же ощущала владеющую Императором страсть, до нее доходили волны паранойи, гулявшие по его могущественному сознанию. Помимо собственной воли она все-таки оказалась застигнутой врасплох – настолько неожиданно и виртуозно Император вывел разговор к этой теме.

– Сир, – осторожно проговорила Оксам, размышляя о том, смогут ли привилегии, полагавшиеся ей как сенатору, реально защитить ее от маниакальных поступков этого человека. – Я не представляла, что феномен гигантских сетевых разумов настолько разрушителен. Планеты, где поселяются такие разумы, в материальном отношении не страдают. На самом деле некоторые даже сообщают о большей эффективности в плане передачи информации, об улучшении систем контроля за водными ресурсами, о снижении числа аварий воздушного транспорта.

Император покачал головой.

– Но что при этом теряется? Непроизвольные, случайные коллизии данных, питающие сетевой разум, – это ведь сама культура человечества. Этот хаос – не какой-то периферический побочный продукт, он и есть суть человечества. Мы не узнаем, какие эволюционные сдвиги никогда не произойдут, если превратимся в бездумные сосуды для этих компьютерных программ-мутантов, этих гадин, которых риксы осмеливаются называть разумом.

Оксам чуть было не указала на очевидное – на то, что Император, осуждая риксов, приводил те же самые аргументы, с помощью которых секуляристы возражали против его бессмертного правления: живые божества никогда не приносили пользы человечеству. Но Оксам сдержалась. Даже в состоянии апатии она ощущала его убежденность, его странную фиксацию на собственных мыслях. Она понимала, что обращать внимание Императора на слабое место в его доктрине сейчас ни к чему. Риксы и их гигантские разумы были личным кошмаром Императора. Оксам попыталась предпринять менее очевидную атаку.

– Сир, партия секуляристов никогда не ставила под вопрос вашу тактику препятствования распространению гигантских разумов. В коалиционном правительстве мы держали твердую позицию во время Вторжения риксов. Но на дальних границах все было спокойно почти целое столетие, не правда ли?

– Это хранилось в секрете, хотя наверняка до вас доходили какие-то слухи за последние лет десять. Но риксы снова выступили против нас.

Император поднялся и указал в темноту. Вращающееся колесо остановилось и заскользило по воздуху. К Императору приблизились Дальние Пределы его владений. Одна из звездочек легла на подушечку вытянутого пальца монарха.

– Это Легис-XV, сенатор. Несколько часов назад риксы атаковали эту планету, небольшими силами, но весьма решительно. Самоубийственная атака. Их цель состояла в том, чтобы взять в плен мою сестру, Дитя-императрицу, и держать ее в заложницах, покуда они будут распространять по планете гигантский разум.

На несколько мгновений все другие мысли покинули сознание Нары Оксам. «Война», – вот все, о чем она могла думать. Дитя-императрица в руках врагов. Если с ней что-то случится, «серые» поднимут грандиозную политическую бурю, после которой вооруженный конфликт станет неизбежен.

– Так вот, мой повелитель, почему лоялисты сделали такой крен в сторону милитаризации экономики, – наконец выдавила Оксам.

– Да. Мы не можем полагаться на то, что эта атака случайна и единична.

Эмпатический дар позволил Наре Оксам уловить вспышку раздражения Императора.

– С вашей сестрой все в порядке, сир?

– Неподалеку стоит наготове фрегат, готовый приступить к спасательной операции, – ответил Император. – Собственно, капитан уже начал ее. Результаты будут нам известны в течение часа.

Он погладил кошку. Оксам ощутила его уверенность и решимость. Быть может, он уже знал об исходе спасательной операции и просто не говорил ей об этом.

И тут Оксам поняла, что ее партии грозит страшная опасность. Ей нужно было дать отвод своему пакету законопроектов до того, как просочатся новости о диверсии риксов. Как только об этой возмутительной акции станет известно широкой общественности, ее демарш против «серых» покажется изменническим. Император и ей лично, и всей партии своим предупреждением дал фору.

– Благодарю вас, сир, за то, что вы рассказали мне об этом.

Он положил руку ей на плечо. Даже через плотную ткань сенаторской мантии Оксам ощутила холод этой руки, ее мертвенность.

– Сейчас не время нам бороться друг с другом, сенатор. Вы должны понять: мы не имеем ничего против вашей партии. Мертвые и живые нужны друг другу, во дни мира и во время войны. Будущее, к которому мы стремимся, – это не могила.

– Конечно, нет, сир. Я немедленно отведу законопроекты.

Произнеся эти слова, Оксам вдруг поняла, что Император даже не попросил ее об этом. «Вот в этом и состоит истинная власть, – подумала она. – Когда твои желания удовлетворяются, а тебе даже не нужно приказывать».

– Благодарю вас, Нара, – сказал он, и она перестала ощущать в нем остервенелого маньяка. К Императору вновь вернулось былое монаршее спокойствие. – Мы питаем большие надежды в отношении вас, сенатор Оксам. Мы знаем, что ваша партия будет плечом к плечу с нами в этой битве с риксами.

– Да, сир.

А что еще она могла сказать?

– И мы надеемся, что вы поддержите нас во всем, что будет связано с ликвидацией гигантского разума, который наверняка уже пустил корни на Легисе-XV.

Нара гадала, что именно подразумевал Император. Но он не дал ей спросить, а продолжал:

– Нам хотелось бы назначить вас членом военного совета, сенатор.

Оксам в ответ изумленно заморгала. Император сжал ее плечо, отпустил и встал к ней боком. Она поняла, что ее согласие не требуется. Если, того и гляди, начнется новое Вторжение риксов, Сенат наделит военный совет огромной властью. Она будет заседать в палатах с самыми могущественными людьми Восьмидесяти Планет. Нара Оксам сравняется с ними в привилегиях, в доступе к информации, в способности вершить историю. И просто – во власти.

– Благодарю вас, мой повелитель, – вот и все, что она смогла сказать.

Он едва заметно кивнул, не спуская глаз с белого брюшка кошки. Та в сладкой неге выгнула спинку – так высоко, что край идущего вдоль позвоночника симбианта уподобился греческой букве «омега».

Война.

Звездолеты, несущиеся навстречу друг другу в сжатом времени релятивистских скоростей… Члены их экипажей, тающие в памяти родных и друзей… Жизни, обрывающиеся в сражениях продолжительностью в несколько секунд… Энергия, высвобождавшаяся при этих сражениях, которой хватало, чтобы на краткое время вспыхнули новые солнца. Истребление населения недовольных планет, гибель сотен тысяч человек в течение считанных минут, на столетия отравленные континенты. Конец мирных научных исследований, крах систем образования – из-за того, что планетарная экономика переориентировалась на производство вооружений и муштру солдат. Целые поколения мирных людей, становящиеся жертвами воюющих сторон, – раненые, изможденные люди, игрушки в руках войны. А еще… Еще – очень высокая вероятность того, что ее новый возлюбленный погибнет до того, как все будет кончено.

Нара Оксам вдруг жутко разозлилась на себя, на свои амбиции, на жажду власти, на то волнение, которое она испытала, когда ей предложили возглавить военные действия. Все это она еще ощущала внутри себя: эхо радости от получения высокого поста, от покорения новых высот власти.

– Мой повелитель, я не уверена…

– Первое заседание совета – через четыре часа, – прервал ее Император. Может быть, почувствовал ее сомнения и не пожелал их услышать. Рефлекторная учтивость взяла свое, усмирила вихрь противоречивых аргументов.

«Не уверена – молчи», – приказала себе Оксам и наполнила спокойствием всю себя, с головы до ног. Она старалась не спускать глаз с синестезической модели Восьмидесяти Планет, которая медленно вращалась вокруг нее и монарха.

Император продолжал:

– К этому времени у нас уже будут сведения с «Рыси». Мы узнаем, что произошло на Легисе-XV.

Взгляд Оксам буквально приковала к себе красная звездочка на периферии Империи. Зрение затуманилось. Казалось, она вот-вот упадет в обморок. Может быть, она ослышалась?

– «Рысь», сир?

– Так называется фрегат, дежурящий около Легиса-XV. Очень скоро они приступят к развертыванию спасательной операции.

– «Рысь», – эхом повторила Оксам. – Фрегат, мой повелитель?