Первая работа Кузнецова Юлия
– Ничего, я сегодня на работе выспался! У нас парень новый работает, так и рвется сам на все звонки отвечать, – сказал папа, заводя машину, когда я села рядом. – Так что я не домой потом, а к Кате. Вещи, из которых ты выросла, Гусе отвезу. И мама просила кое-что проверить там у них с бабушкой.
– А что? – полюбопытствовала я.
– Помнишь, мама с Гусей сидела? Ну, когда у него какой-то «клеоз» обнаружили. Мама говорит, когда Гуся заснул, то она принялась мыть пол и обнаружила под кроватью несколько странных коробок. Запечатанных.
– Какие-то товары?
– Наверное.
– И что такого? Катька же мерчандайзер.
– Маму еще волнует, что она постоянно вызовы телефонные сбрасывает.
– А при чем тут коробки?
– Понятия не имею, – признался папа, – но твоя мама знает сестру гораздо лучше нас с тобой. Так что попросила заехать – я и заеду. Гляну на коробки, про жизнь расспрошу. Как твои-то дела? А то видимся урывками… Обзавелась колхозом учеников.
– Почти скопила всю сумму на поездку, – похвасталась я.
– Да ты что? – удивился папа, выглянул в окно и воскликнул: – О! Глянь! Как облака-то выстроились… Как коромысло.
Я глянула на облака, но увидела не коромысло, а самую настоящую радугу.
– Добрый знак, – пробормотала я, думая о своем. – Ромке понравится.
– Что? – не расслышал папа. – Тебе нравится Ромка?
– Скажешь тоже, – смущенно фыркнула я.
Быстро накинув куртку на крючок в гардеробе, я помчалась на третий этаж, перепрыгивая через ступеньки.
Влетела в кабинет истории и… Затормозила у доски.
Ромка сидел на нашей с ним парте, спиной вперед, и разговаривал… с Улей!
Она вернулась из своей экспедиции. На Уле был розовый мохеровый свитер и какое-то дурацкое ожерелье на шее, которое она теребила, что-то оживленно рассказывая Ромке. Улькины волосы были сколоты в прическу «мальвинка», которую моя мама называет старушечьей. Но Ромку явно не волновали ни старомодный свитер, ни укладка. Он не сводил с Ули глаз, слушал, кивал…
На меня он так никогда не смотрел.
«Всё, – сразу сообразила я, – плакали наши занятия».
Я замедлила шаг. Хотелось разобраться в себе, прежде чем эти двое сообщат мне, что я вне игры. Обидно ли мне? Да, конечно… Не потому, что я влюбилась в Ромку. Пусть хоть женится на Уле. Они друг другу подходят. Она обожает снимать катышки со свитеров, а у него этих катышков – пруд пруди.
Обидно было потому, что я хотела заниматься с Ромкой.
Придумывать разные способы, чтобы облегчить ему запоминание исторических фактов… Такие штуки, вроде сегодняшней. Но я понимала: Улька – ас в истории. Когда я проверяю Ромкины пересказы, то сверяю их с учебником. А Улька знает наизусть все написанное в учебнике и даже больше. Пусть готовит Ромку. У меня останется Дана. Своими уроками займусь… Гусю навещу, в конце концов!
– Маша! – воскликнула Уля, потом посмотрела на меня и деловито проговорила: – У тебя пятно на рюкзаке. Дай сотру.
– Если бы не ты, дорогая Уля, – мрачно улыбнулась я, – мир погряз бы в грязи, пятнах и нитках на рукаве.
Улька прыснула, и на долю секунды у меня вдруг возникла надежда, что она не станет забирать у меня ученика. Скажет: «Ладно, вы двое, похоже, спелись и без меня обойдетесь!»
– Кстати, Ром, – сказала Уля, – как там с историей?
Когда начнем, в субботу?
Ромка раскрыл рот, но тут прозвенел звонок, и в класс вошла Елизавета Ильинична. В руках она несла ярко-желтую папку, на которой была наклеена картинка с попугай чиком Кешей.
– У внука взяла, – зачем-то сообщила Елизавета Ильинична, обводя нас взглядом, и улыбнулась.
Вид у нее был такой, словно она собирается открыть нам какой-то секрет.
– А другой внук, старший, мне кое-что распечатал, – продолжила она, – из интернета вашего. Я думаю, некоторые из вас в курсе…
Она в упор посмотрела на Ромку.
– …а некоторые – нет.
Она перевела взгляд на меня.
– В интернете выложены задания ЕГЭ прошлых лет.
Елизавета Ильинична шагнула к столу, шлепнула на него папку и снова торжествующе посмотрела на нас.
– Я просмотрела их… Освежила, так сказать, в памяти.
И вот что предлагаю. Мы будем устраивать мозговые штурмы.
Я задаю вам вопрос, вы на него отвечаете. Не просто выбираете из вариантов, а рассказываете все, что знаете на эту тему.
– У-у-у, – загудел класс.
– Один правильный ответ – пятерка в журнал!
Гул стих. «Непонятно, как ожидаемая пятерка поможет вспомнить то, о чем ты забыл», – подумала я.
– Не ждите легких отметок, – подтвердила мои сомнения историчка.
– Маш, – шепотом позвал Ромка, – насчет наших занятий…
– Крылов! Иди. Будешь пионером.
Ромка вздохнул, поднялся и поплелся к доске. Историчка тем временем уселась за свой стол, раскрыла папку с Кешей, принялась перебирать листочки.
– Ты знаешь, кто такие пионеры? – спросила она, не поднимая головы.
Ромка не улыбнулся.
– Вот, держи. – Елизавета Ильинична поправила на носу очки и протянула Ромке листок.
Он взял его, прищурился и вдруг заявил:
– Знаете… я… и так готовлюсь к ЕГЭ по истории. И…
– Читай! – велела историчка.
– Не вижу смысла тестировать ваш новый способ на мне, – закончил Ромка. – Давайте пригласим кого-нибудь… м-м-м… не такого помешанного на истории, как я.
Ромка говорил все это запинаясь, краснея, повторяя одно и то же несколько раз, но историчка пришла в такой восторг, что казалось, еще секунда – и она захлопает в ладоши.
– Браво, Крылов, – одобрила она. – Мне нравится ход твоих мыслей. Кого пригласим?
Ромка посмотрел на меня.
– Нет, – прошептала я. – Нет, ты что… Нет!!!
– Маш, – негромко сказал Ромка.
Я подняла голову, не веря своим ушам. Может, он вызывает другую Машу, ту, что сидит у окна, с золотыми волосами и забавной польской фамилией Кароль? Она неплохо учится, и…
Ромка смотрел на меня. Мне показалось, он улыбается.
Отлично… Он ведь улыбается так редко!
«Может, он решил меня завалить? – похолодела я. – И теперь злорадствует! Но что я ему сделала?!»
И тут до меня дошло. Ромка хотел продемонстрировать мне, какая я глупая. Что я ничего не соображаю в истории.
Поэтому преподавать должна Уля. Ромка решил доказать мне это. Да еще и улыбался, видимо считая происходящее очень смешным. Я вспомнила шуточки его папы. Яблоко от яблони…
Обида сковала меня так, что я не могла шевельнуться.
Но надо было, надо было встать, ведь на меня смотрел весь класс во главе с историчкой.
С трудом передвигая ноги, я добралась до доски и схватила протянутый Ромкой листок. Прочесть задание не вышло.
Строчки плыли перед глазами. Ужасно хотелось порвать листок и швырнуть его в Ромку.
– Сложно? – деловито спросила историчка. – Ром, может, все-таки ты?
«Мастер Дионисий работал над фресками», – прочла я и потрясла головой. Может, у меня уже галлюцинации?!
Я отвернулась к доске, проморгала слезы, быстро вытерла их тыльной стороной руки и снова посмотрела на задание.
– Я пошел, – заявил Ромка и направился к нашей парте.
– Подожди, – начала Елизавета Ильинична, но я набрала воздуха в грудь и закричала:
– Мастер Дионисий родился…
– Потише, Маш, ты чего? – остолбенела историчка, но я еще долго выкрикивала разные факты из жизни художника, а одноклассники, опешив, не сводили с меня глаз. Только Арсен переглянулся с соседом по парте и покрутил у виска пальцем. Но остальные слушали…
Ромка смотрел не на меня, а в окно. Когда все закончилось и я вернулась за парту, историчка изрекла:
– А ты, Молочникова, оказывается, личность! Пять, срочно!
Кто-то хмыкнул, кто-то поморщился, кто-то зевнул.
Ромка по-прежнему смотрел в окно и молчал.
Как я могла плохо подумать о нем… Он не подставить меня хотел, а выручить. Ромкин поступок был похож на комету, которая ворвалась в мой мир. Я и не думала, что обычное доброе дело может иметь такую силу… Оно вымело из моей головы все мелочные амбиции, сделало мои мысли мягкими, как теплый мед.
«Поделюсь своей придумкой с Улей, – вдруг пришло мне в голову. – Если она будет заниматься с Ромкой, то ему это поможет».
– Маш, ты в субботу придешь? – вдруг спросил Ромка, не поворачивая головы.
– Я?! Зачем?
– Заниматься историей.
– А как же Уля?
– Я ей уже сказал, – просто ответил Ромка.
– Но почему? – прошептала я.
– Чтобы знала.
– Нет, почему ты решил заниматься со мной, а не с ней?!
– Молочникова! – воскликнула историчка. – Одна пятерка за весь год не означает, что тебе дозволено болтать на уроке!
Я затихла, пытаясь собраться с мыслями. Все на этом уроке начало казаться мне странным. Как будто я заснула, а меня тем временем перенесли на ковре-самолете в другой город, засунули на урок в чужой школе и мне приходилось заново обживаться. Историчка теперь улыбалась и рассказывала новый материал, глядя мне в глаза. Уля вовсе не рассердилась за то, что Ромка выбрал для занятий меня, а, наоборот, стучала мне в спину весь урок и шепотом расхваливала, какая я молодец, как здорово рассказала про этого несчастного Дионисия.
– Это случайность! – оправдывалась я.
– Ничего не случайность, – парировала Уля. – Когда занимаешься с кем-то другим, сам от этого умнеешь.
Я не стала ее разубеждать. День наполнился таким количеством сюрпризов, что я боялась произнести лишнее слово. Так хотелось узнать, почему Ромка выбрал меня, а не Улю!
Однако уроком истории сюрпризы не окончились. После уроков на улице меня догнала Ольга Сергеевна.
Догнала не в том смысле, что она бежала за мной. Просто окликнула, а потом, поправив прическу, неторопливо приблизилась. Темно-коричневое пальто, красная помада и лаковые туфли, в которых закоченел бы на апрельском ветру любой нормальный человек, делали ее похожей на актрису из английского детективного сериала. «Вот оно, возмездие», – подумала я. Радуга на небе в конце концов побледнела. Так и в жизни – похвалы должны были уравновеситься упреками.
– Маша, – начала Ольга Сергеевна.
Она говорила энергично, выделяя каждое слово. В русском языке произношение расслабленное, а англичане разговаривают именно так, как Ольга Сергеевна.
– Я хочу, – она сделала паузу, – извиниться перед тобой.
– Что? – не поняла я.
– Ты хочешь заставить меня повторить извинения? – удивленно спросила она, изогнув бровь и делаясь от этого похожей на русскую актрису Ренату Литвинову.
– Нет, – промямлила я, – но я не поняла… Вы ни в чем не виноваты.
– Виновата, и еще как! Не спорь. Просто прими извинения.
– Принимаю, – ошарашенно проговорила я.
– Хорошо. Спасибо, – отчеканила Ольга Сергеевна, а потом добавила, уже без этой английской энергичности, а с неожиданной нежностью: – Я на тебя давила. Так нельзя. Елизавета Ильинична рассказала мне сегодня о твоих успехах в истории.
– У меня нет никаких успехов! – воскликнула я испуганно.
Пошлют еще на радостях на историческую олимпиаду!
Вот счастье-то!
– Я знаю, – отмахнулась Ольга Сергеевна. – Дело не в этом. Елизавета Ильинична сказала: «Она личность».
Я поморщилась. Арсен всю перемену дразнил меня «личностью».
– Елизавета Ильинична вкладывает в это слово свое значение, – задумчиво продолжила Ольга Сергеевна, – а я – свое. Мне казалось, ты не умеешь сосредоточиваться. А сегодня я поняла, что умеешь. И ты правда личность.
Со своими задачами.
– Знаете, – сказала я, – не верится, что вы все это говорите. Хочется ущипнуть.
– Меня?!
– Нет-нет, себя. Непривычно, что…
Я потупилась.
– Что учитель извиняется? – помогла мне Ольга Сергеевна и добавила с достоинством: – Все-таки наше поколение было более воспитанным. Не считало учителей монстрами. Ну, всего доброго.
Она неловко повернулась на каблуках и пошла к остановке.
– Ольга Сергеевна! – воскликнула я. – Можно я с вами поеду?
Если честно, мне совсем не хотелось ехать вместе с Ольгой Сергеевной. Я стеснялась ее слов, ее извинений. Но я почувствовала, что ей тоже неудобно после всего, что она мне рассказала.
И мне захотелось вернуть все обратно, расставить все по местам. Она учительница, я ученица. Она рассказывает, я слушаю.
В трамвае пришлось вытерпеть целое повествование о том, как Ольга Сергеевна ездила в Англию, осматривала дом-музей сестер Бронте. Говорила она, конечно, по-английски. Все таращились на нас, включая водителя, на остановках старавшегося разглядеть через окошко, из которого он выдавал билеты, кто это так громко вещает по-иностранному? Ольгу Сергеевну взгляды не смущали. Наоборот, она, кажется, снова увлеклась идеей «развить мои способности» и все вещала, вещала…
Когда она наконец вышла у огромного торгового центра, я очнулась и огляделась. Трамвай увез меня неизвестно куда!
Он мчал мимо ВДНХ, мимо памятника рабочему и колхознице все дальше и дальше от центра. Испугавшись, я обратилась к пожилому дяденьке, который сидел за мной и дремал, опершись лбом на свернутый в рулон коврик:
– Извините! А… этот трамвай… он… куда идет?
– О, по-русски понимает! – почему-то обрадовался дяденька. – Ты глянь-ка!
Не знаю, к кому он обращался, наверное, к коврику, но мой жалобный вид дяденьку растрогал, и он объяснил мне подробно, как добраться домой.
Я выскочила на следующей же остановке, перешла, как в тумане, на другую сторону дороги и снова села на трамвай. Когда же вдали показались рабочий и колхозница, у меня в кармане загудел телефон. Эсэмэска от… Ромки!
«Я решил заниматься с тобой, потому что ты выдумываешь всякие полезные штуки». Я даже подпрыгнула на сиденье. Нет, сегодняшний день точно не может быть настоящим! Он мне приснился!
«А главное, – сообразила я, – я же не рассказала Ромке, какая замечательная идея пришла мне сегодня в голову: смотреть кино на исторические темы. Не вместо подготовки, но в дополнение к ней! Это все равно что смотреть фильмы по романам сестер Бронте, которые показывала нам Ольга Сергеевна. Очень помогает!»
Я набрала Ромкин номер, но тут мое внимание привлекла толпа людей за окном. Они обступили памятник, возвышающийся над музеем космонавтики. В руках у каждого было по синему шарику. По чьей-то команде люди отпустили шарики в небо. Их было много, этих синих шаров, целая тысяча, и среди них – один ярко-розовый, огромный, как планета. Это было так красиво…. Я сжала телефон, не в силах оторвать взгляд от синей стаи, которая несла на своих крыльях гигантскую розовую планету.
– Алло? – сказал Ромка, и я вздрогнула.
Потом поднесла трубку к уху и пролепетала:
– Привет… Тут такое… На ВДНХ… Красиво. И вообще.
– Не понял, – сухо ответил Ромка. – Ты получила мою эсэмэску?
– Да! – неожиданно рявкнула я. – И я поняла, почему ты хочешь со мной заниматься! Вовсе не из-за полезных штук! Тебе приятно заниматься с глупой мной, а не с умной Улей!
И тут Ромка захохотал так, что услышали, наверное, даже шарики в небе. Они поднимались все выше и выше, к той звезде, где рождаются гениальные мысли…
Глава 39
Статья и спор
После завтрака я достала из шкафа конверт с деньгами.
Так странно было держать в руках эту пачку! Даже не верилось, что я все это заработала сама. «А главное, теперь мне открыты любые возможности! – подумала я. – Могу эти деньги потратить на все, что захочу! Могу отправиться в поход на озеро Байкал. Или вообще собаку купить».
Про собаку – это я, конечно, хватила… Но все равно при мысли о свободе, которую мне давала пачка денег, по спине бежал легкий приятный холодок.
А как приятно было принести эти деньги в класс! Я принесла всю пачку: вдруг нужно будет сдать Беатрис не только деньги на билеты, но и оплатить весь курс? Папа проводил меня до дверей школы.
– Когда у вас все закончится? – спросил он.
– Через два часа, но ты меня не встречай, – попросила я.
– А если она не все деньги собирает сегодня, а только на билет? – прищурился папа. – Обратно свой волшебный конверт на метро повезешь?
– Да, на метро! – решительно сказала я.
– Хоть от метро позвони, – попросил папа. – На станции встречу…
Я хотела подойти к Беатрис перед уроком, но она остановила меня жестом и добавила по-испански:
– Сначала тест, Мария!
– Какой тест? – возмущенно спросили все.
– Тест на взросление, – усмехнулась Беатрис. – Проверю, насколько вы выросли за этот год и можно ли со спокойной совестью отпускать вас на лето.
Только сейчас я обратила внимание на то, что Беатрис очень торжественно одета: белая блуза с черным бантом, синяя юбка-карандаш, каблуки… Я запаниковала. Конечно, стоило догадаться: на последнем уроке по испанскому обязательно должен быть тест. Я ведь и сама собиралась устроить Дане экзамен на последнем уроке, даже Ирэну пригласила с Данкиного позволения. А тут – тест за целый год.
– Такое со-о-олнце, – протянул обиженно кто-то на задней парте, – а мы те-есты пишем…
– Повзрослели не все, – констатировала Беатрис, и в классе засмеялись.
Тест оказался не слишком сложным. Я быстро сделала все упражнения и подняла руку:
– Готово!
– Я проверю тесты при вас, – объявила Беатрис.
– У-у-у… – затянул класс.
– Зато вы больше меня не увидите в этом учебном году.
– А вы нас!
Беатрис фыркнула. «Какая она славная, – подумала я, наблюдая за тем, как испанка, вооружившись зеленой ручкой, проверяет тесты. – Такая естественная… Может засмеяться с нами, а может приструнить. Но при этом не давит! У каждой учительницы есть свой бзик. Математичка обожает нас контролировать. Историчка ищет „личность“. Англичанке нравиться выбирать любимчиков и „развивать их способности“. А у Беатрис нет никаких бзиков!»
Мне захотелось стать такой же учительницей, как Беатрис.
Я тоже не буду черкать красной ручкой в тетрадях своих учеников, а заведу зеленый карандаш и стану рисовать грустные и веселые рожицы на полях. «Правда, – мелькнуло у меня в голове, – если я буду работать в обычной государственной школе, как наши англичанка с историчкой, то у меня, наверное, и не такие бзики появятся… Беатрис ведь легче, она преподает на факультативе тем, кто хочет учиться».
– Мария, – негромко позвала меня Беатрис.
Я подскочила с места, схватила рюкзак. Наконец-то я могу передать деньги за билет, спросить, когда привозить оплату за курс… Волшебный момент, о котором я мечтала весь год, настал. Я оплачиваю свое обучение.
Глава 40
Тест на взросление
Беатрис протянула мне листок. Вид у нее был сочувствующий. Зеленая рожица на полях выглядела печальной.
– Как? – изумилась я. – Десять из пятнадцати?
– Ты хотела сдать деньги? – мягко спросила Беатрис, выдвигая ящик стола и вытаскивая прозрачную папку-файл с документами, на котором было наклеено слово Barcelona.
– Но у меня десять из пятнадцати…
– Это не влияет на курс, тебя примут в любом случае.
Только уровень будет чуть ниже, чем ты рассчитывала, – увещевала Беатрис. – Ничего, подтянешь грамматику.
– Но почему, как так вышло?!
Я едва не плакала. Еле сообразила передать Беатрис конверт, но она вернула мне его со словами:
– Только за билет, Мария, пожалуйста. Остальную сумму нужно будет сдать секретарю через пару недель. Еще решается вопрос о групповой скидке, а билеты уже нужно заказать.
Я мрачно кивнула. Потом убрала конверт с оставшимися деньгами в рюкзак. Села за парту, принялась изучать свой тест. Беатрис снизила мне баллы совершенно заслуженно. То, что я считала легким упражнением, оказалось очень непросто. Я выбрала неправильное время глагола, ошиблась в написании нескольких слов… Ужасно. А ведь я преподаю испанский…
– Я перепишу! – решила я. – Беатрис! Когда можно прийти еще раз?
Беатрис назвала меня la chica loca, что в переводе означало «сумасшедшая девчонка». Потом улыбнулась и сказала, что вообще-то она уезжает домой буквально завтра.
Но тест может повторить со мной – по скайпу.
В машине меня ждал не только папа, но и мама. Папа успел за ней съездить домой и вернуться.
– Будем отмечать твой последний учебный день! – сообщила мне мама. – В «Шоколадницу» пойдем!
– Папа говорил, там дорого, – удивилась я.
– Один раз в году – можно! – весело сказал папа. – Ты что будешь, Машка? Как обычно – пирожное «картошку»?
Я кивнула и уставилась в окно.
– Как вообще дела? – спросил папа, глядя на меня в зеркало. – Деньги отдала, все хорошо?
– Ага.
– Что-то ты неразговорчивая, – заметила мама.
– Расте-ет… – протянул папа. – А помнишь, в детстве спрашивала по дороге: «А это что за знак? Он что запрещает? А вон тот? А почему на светофоре стрелка горела?»
– «А вон та машина куда поехала?» – вспомнила мама.
Тема моего взросления так захватила родителей, что, когда нам в кафе принесли пирожные, папа поднял кружку кофе и сказал:
– Предлагаю тост. За большую Машу. За человека, который начал с того, что стал сам ездить в школу на метро.
– Всего-то три остановки, – возразила я.
– Все равно! Потом стал работать. Готовить родителям завтрак по выходным. Научился наводить порядок в шкафу.
– Чего-то у тебя все в мужском роде выходит, – с недоумением сказала мама, но папа отмахнулся, едва не расплескав кофе.
– И теперь, – торжественно продолжил он, – человек едет сам в чужую страну.
– Я надеюсь, не совсем сам-то, – тихо добавила мама.