Первая работа Кузнецова Юлия

Историчка Ульку обожает: и за экскурсии, которые нам организует Улина мама, и за то, что Уле даже не нужно учить историю по учебнику. Она и так ее знает.

Я отвернулась от Ромки и принялась смотреть на Данин дом. Раньше зеленая башня пугала, а сегодня не терпелось попасть туда. Хорошо, что мама уговорила меня позвонить Ирэне и поблагодарить за подарок. В ответ Ирэна пригласила меня к ним сразу после праздников. Только эта мысль и поддерживала во время каникул: «Педагогическая поэма» оказалась скучной, а тот, кто должен был позвонить, перебежал к Уле Завидовой.

Однако у Даны в комнате меня ждало новое разочарование.

– Я не буду больше играть в мышей, – заявила холодно Дана, усаживаясь за свой туалетный столик, – только в салон красоты. Мне нужно подровнять кончики!

Дана была совсем не похожа на Ирэну внешне: у той были мягкие черты лица, а Данка, когда сердилась, напоминала троллёнка. Но она копировала материнские движения и интонации до мельчайших подробностей.

– А как же мыши? – растерялась я.

– У нас в отеле есть детская комната? – наморщив лоб, спросила Дана. – Отдай ребенка туда. Детьми должны заниматься аниматоры.

«Тебя отдавали аниматорам, что ли?» – чуть не спросила я. На память вдруг пришел фрагмент из «Педагогической поэмы», где Антон Семенович, здорово разозлившись на воспитанников колонии, идет сам чистить снег. «Дорожки нужно было расчистить, а окаменевший гнев требовал движения».

– Ладно, – проворчала я, опускаясь на колени, заглядывая под кровать и вытаскивая коробку с семейством Ратон.

Я разложила мышек на кровати и принялась заворачивать их в тряпочки, приговаривая по-испански: «Вот так. Надень это. На море может быть холодно. А вот мебель мы не возьмем… Только если этот стул. На нем удобно сидеть и загорать».

– Что ты делаешь? – не выдержала Дана.

– Они уезжают, – спокойно ответила я.

– Куда? – удивилась Дана.

– A dоnde vas? – спросила я мышку-маму и прижала ее к уху: – А?

– А dоnde vas? – нетерпеливо повторила Дана, спрыгивая со стула.

– Va, – поправила я. – Если хочешь спросить: «Куда она едет?» – то надо сказать: «A dоnde va?»

– Нет, я хочу у нее самой спросить! – воскликнула Дана, хватая мышку и прижимая ее к груди. – A dоnde vas, mi amor?

Я осторожно забрала у нее мышку и поднесла к самому уху девочки.

– А что такое el mar? – спросила Дана.

– Эх ты! Неужели правда не знаешь?! Это же…

Я взяла театральную паузу.

– Море!

Море пришлось устроить в гостиной. Я взяла из Даниной комнаты кукольное голубое покрывало, расстелила его на диване перед телевизором. Конечно, меня пугало, что Дана вспомнит про «Кольцо любви», но этот страх лишь подстгивал мои мысли, заставлял их крутиться быстрее. И я выдумывала без конца:

– Маленький мышонок побежал к воде первым… Бултых!

Папа закричал: «Cudate!» – мол, осторожно! Но мышонок его не услышал, он заплыл слишком далеко, и его с головой накрыла…

– Волна! – подсказала Дана.

– La ola, – кивнула я и продолжила историю.

Роза Васильевна пылесосила в комнате Ирэны. Я надеялась, что она не заметит нашего перемещения в гостиную. Может, она и не заметила бы, если б Дана не закричала на всю квартиру:

– Cudate, ratoncito, cudate!

Гудение пылесоса прекратилось. Роза Васильевна вышла к нам и встала на пороге, уперев руки в боки.

От смущения я уронила мышонка прямо в море, и Дана спросила разочарованно:

– Он что, все равно утоп?

– Что? – спохватилась я. – Нет, нет, он не утонул, он выплыл. Мама-мышка крикнула им…

Я перешла на испанский. Данка что-то поняла, что-то переспросила, а что-то повторила. Но Роза Васильевна хмыкнула и сказала громко:

– Всё играетесь в игрушки! А заниматься нормально когда начнете?

Я застыла. К счастью, Роза Васильевна не стала дожидаться ответа. Махнула рукой и вернулась к пылесосу.

А меня, как того мышонка, накрыла волна. Волна обиды и разочарования. Неужели она не видит, как много слов повторяет и запоминает Дана?

Захотелось дернуть за голубое покрывало, сшибить на пол мышей и убежать. Но моя ученица была ни в чем не виновата. Пришлось продолжать занятие ради нее.

Когда мы закончили, денег на столике в коридоре я не обнаружила. Спросить сама постеснялась, но Роза Васильевна, выйдя меня проводить, пояснила:

– Вы уж извините, Марьниколавна, у нас печенье Даночкино любимое кончилось, а мама поздно придет, так что мы вашу зарплату потратили. В следующий раз отдадим!

– Ничего страшного, – тихо сказала я.

Мне нравилось каждый раз после занятия засовывать пятьсот рублей в конверт в моем шкафу. Это был ритуал, который шаг за шагом приближал меня к поездке.

«Ничего, – подумала я, – в следующий раз я принесу целую тысячу. Прыгну на две клетки вперед».

Такое бывало. Не заплатили за занятие, отдали за два в следующий раз.

Я успокоилась и заглянула в комнату. Дана продолжила играть в поездку на море и не требовала включить ей «Кольцо любви». Память у Даны, как всегда, была на высоте. За все каникулы она не забыла ни слова.

В следующий раз семейство Ратон снова отправилось на прогулку у моря. Опять непослушный мышонок нырял, и Дана говорила с ним только по-испански… Роза Васильевна готовила обед и не вмешивалась. «Это наше с Даной лучшее занятие в жизни», – подумала я. А потом вышла в прихожую и увидела на столике деньги. Зарплату.

Только за одно занятие.

Глава 34

Если бы люди умели говорить

Ромка пересел! К Завидовой. Вот так номер.

Я собиралась поставить сумку на стул рядом с ним и вдруг сообразила: парта ведь не наша! Ромка читал книжку и крутил катышки на рукаве свитера.

– Ты чего пересел? – спросила я.

Мало ли, историчка велела сдвинуться на парту назад, чтобы освободить для чего-нибудь первые столы. Ромка вздрогнул, захлопнул книжку и дернул за катышек так, что выскочила длинная черная нитка.

– Маш, разреши, – послышался голос подошедшей сзади Ульяны. – Ром, ну как тебе тесты?

Она протиснулась на свое место и взяла книжку, которую читал Ромка. Пухлую, красную, а на ней желтые буквы. «Тесты по истории для подготовки в вуз».

– Маш, – начал Ромка, но Уля перебила его:

– У тебя нитка на рукаве! Осторожно! Распустишь весь свитер. Дай-ка я ее закатаю. Погоди, надо вывернуть рукав.

Я отвернулась от них. Села за свою парту. Уши щипало так, словно по ним провели листком крапивы.

– Маш. – Уля постучала мне в спину. – У тебя тоже нитка на спине. Можно я ее заверну?

– Не надо! – резко ответила я, не поворачиваясь.

– Ты обиделась? – спросила Уля. – Ромка вернется. Мы обсудим тесты по истории и…

Уля была нормальной девчонкой. Но сейчас я ее почти ненавидела.

– Ты о чем, Ульяна? – спросила я, разворачиваясь к ним. – Вернее, о ком? О моем соседе, что ли? Не знала, что его зовут Ромка. Крылов и Крылов.

Я развернулась и прикрыла уши руками. Все вышло глупо, несправедливо, так по-дурацки! Разве я мечтала быть с Ромкой? Разве я хотела с ним встречаться или даже дружить? Нет, конечно! Но он мог бы сказать: «Маша, спасибо за идею. Я решил обратиться за помощью в подготовке к Уле.

Она у нас специалист по истории, сама знаешь. Но твоя мысль была гениальна». Разве я обиделась бы?! Почему люди не умеют выражать свои мысли? Эта игра в молчанку только все портит! Теперь все выглядит так, будто Уля отбила у меня Ромку.

Захотелось сбежать от них. Я достала тетрадку, в которой утром решила вести дневник занятий с Даной. Тем для уроков накапливалось много, и удержать всё в голове было сложно. Пришлось записывать, что и когда мы проходили и что собираемся проходить.

Я вывела завтрашнее число и задумалась. Мышей следовало отправить на экскурсию. Я принялась записывать слова и выражения, которые нам могли пригодиться: «автобус», «билеты», «горы», «посмотрите направо… налево», «ступеньки» и прочее. А потом вдруг нарисовала пушку.

И мои мысли снова скатились к Ромке…

Ромка ждал внизу, в гардеробе. На том самом диване, где нашла меня Ольга Сергеевна. Который с недавних пор перестал быть «моим».

Ромка поднялся и зашагал ко мне. Ноги тонкие, а шаги огромные, как у цапли, шагающей по болоту. «Дело не в истории, – неожиданно подумала я. – Он в нее влюбился! В Ульку! Сейчас расскажет, что дело не в истории… Сейчас».

– Маш, – сказал Ромка запинаясь, – мы все еще друзья?

Я отвернулась. Помолчала и ответила:

– Я часто думаю, зачем нам прошлое. Оно исчезает, и все. Ни следа. А сегодня я поняла, что для дружбы прошлое очень важно. Моменты прошлого должны наслаиваться друг на друга. Как лак или краска на картине. И тогда получается шедевр. Или просто изображения. А у нас нет общего прошлого, Ромка. Нечему наслаиваться. И еще: прошлое можно скатать в ядра для пушки. Не военной, а внутренней пушки. И тогда есть чем выстрелить в настоящее и даже в будущее. А у нас с тобой – нечем.

Все это я сказала Ромке в своей голове. А вслух произнесла:

– Ну типа да.

– Я думал, ты обиделась.

– Ты чего, Крылов? Подколов не понимаешь? Сиди с кем хочешь. Релакс.

До урока с Даной еще оставалось время, но я ушла. Небо заволокло тучами, сыпал то ли мокрый снег, то ли дождь.

После эпизода с Ромкой я чувствовала себя жалкой серой молью, которую все пытаются прихлопнуть. Утром я собиралась поговорить с Розой Васильевной и напомнить ей о деньгах за прошлое занятие. Но теперь казалось, что она рассмеется мне в лицо! Скажет: «Мы платим за уроки, а не за игры в мышек!»

«Пусть мама позвонит Ирэне и объяснит ей», – сдалась я.

Набрала мамин номер. Занято. А потом и вовсе – недоступно.

«Схожу к ней на работу, – решила я, глянув на небо. – Может, еще и покормит». В животе бурчало, а все из-за Ромки. Торчит в школе, сыч, ни пройти к автомату с вафлями, ни проехать.

В торговом центре меня ждал неприятный сюрприз.

Мамин отдел был закрыт, свет погашен. Что случилось?

Может, она отошла пообедать или в Сбербанк напротив оплатить счета?

– Машу-ук! – раздался за спиной низкий голос тети Люси, и я тяжело вздохнула.

Ее только не хватало. Сейчас начнется: «А чего мы тут делаем, такие красивые?» – и прочее. Накрашена тетя Люся была так, будто собиралась выступать в цирке. Бирюзовые веки, нарочитые кудри. Прав был папа: учительницу русского и литературы в Люсе съела эта нахрапистая тетка с грубым голосом…

– И чего мы тут делаем, такие красивые? – спросила тетя Люся, спрыгивая с крутящейся табуретки. – Аньки-то нету.

– А где она? – испугалась я.

– Уехала. К Гусе вашему. Заболел он, с температурой под сорок. Бабуля ей твоя позвонила. Катю в Мытищи послали магазин проверять. А бабуля одна боится с ним сидеть…

Подсорок все-таки. А ты тут чего вообще?

Мне не хотелось говорить с тетей Люсей. Отчего-то она мне была противна. Может, не она сама, а запах ее духов, тяжелый, как дух от старых штор. Меня и так подташнивало от голода, а еще этот ужасный запах.

– Есть хочешь? – жизнерадостно спросила тетя Люся и широким жестом показала на конторку, которая пряталась под витриной с колготками. На ней стояла тарелка с бутербродами. Два с колбасой, два с сыром. И еще какие-то зеленые овощи.

Я сглотнула слюну и заставила себя покачать головой.

– А, ты ж теперь как в том журнале питаешься! – вспомнила тетя Люся. – Йогурт и банан! И чего? Хватает до вечера?

– Вообще-то нет, – призналась я, имея в виду, что мы с мамой не следуем больше советам этого журнала.

Но тетя Люся истолковала мои слова по-своему.

– Не хватает? А чего тогда отказываешься? Садись! Ешь давай. Быстро-быстро, ну. Не отпущу, пока не съешь. Тоже мне, вежливая нашлась. Да я в твои годы мела все подряд! Растущий организм. Давай-давай, лопай! И фасольку не забудь!

Она усадила меня на табуретку и практически сунула в рот бутерброд с колбасой. Сама же устроилась напротив, облокотившись на витрину с колготками.

– Как работа твоя? Анек рассказывает, гордится. Мол, преподает дочка. Нормально платят-то?

– Иногда вообще не платят, – буркнула я зачем-то.

– Как это?! – всплеснула руками тетя Люся. – Да если б мне не платили, я бы тут и секунды не просидела!

Миленький мой, такое нельзя спускать. Такое означает, что ты себя не уважаешь.

– Мама говорила, вы учитель, – начала я, исподлобья глядя на нее, – в прошлом. Учитель литературы. Вот скажите: писатели, они что, за деньги писали? Классики вот наши… Бывало же так, что они творчеством бесплатно занимались.

Я думала, она рассмеется: «Это ж творчество!» Или рассердится, что я ворошу ее прошлое. Но она опустила голову, поправила упаковку с белыми детскими колготками, которые какой-то покупатель небрежно бросил на прилавок, а потом лукаво глянула на меня и спросила:

– Толстого знаешь? Льва Николаевича?

Я фыркнула.

– Так вот. Он однажды даме на вокзале то ли сумку, то ли чемодан к поезду поднес. Она его перепутала с носильщиком. Он ведь просто одевался. В общем, дама ему двугривенный дала. А потом пришла на какое-то собрание и видит: выступает, да еще и по-французски, этот ее мужичок. Оказалось, великий русский писатель. Дама после собрания, едва не падая в обморок, подошла извиняться, а он ей: «Ничего, я честно заработал, а вы честно заплатили».

Я слабо улыбнулась.

– Фасоль ешь, – строго сказала тетя Люся. – Я себе еще куплю внизу, в кулинарии. В общем, миленький мой, за честную работу деньги надо всегда брать. Даже писатели так делали. Кстати, еще вспомнила про Дюма. Он же «Трех мушкетеров» для журнала писал. Ему платили за каждую строчку. Вот он и старался побольше строчек сделать. Но покороче. Поэтому у него слуги мушкетеров так и разговаривали: «Да, сэр», «Нет, сэр».

Тут уж я засмеялась.

– Классные истории, теть Люсь. А вы не обидитесь, если спрошу? Вы обратно не мечтаете вернуться? На учительскую работу?

Тетя Люся ответила, но не сразу. Поправила еще одни колготки, черные, с красными ромбами. Поменяла местами ценники на шерстяных носках, свисавших с веревки, натянутой над витриной, будто их вывесили для просушки.

– Учителю нужно много думать, – наконец сказала она. – Все время держать в голове учеников, задачи, цели. Нужно этим дышать. Вдыхаешь материал и выдыхаешь учеников. А у меня мама заболела. Когда я в Москву приехала. И я ни о чем думать больше не могла. Знаешь, как-то сразу стало ясно: скоро наше с ней время кончится. То время, когда мы вместе. Поэтому я ее в Москву перевезла. К докторам. А сама сюда устроилась. Хорошая работа, голову не грузит, сидишь да сидишь себе.

Я замерла, боясь спросить: как мама-то? А если плохо?!

– И мамусик заходит, – усмехнулась тетя Люся, – когда себя чувствует нормально. Поругать меня. Что, мол, уважаемой учительницей у нас в городе была. А тут… Обслуживающий персонал! Ничего-о… Пусть ругает.

Мне даже нравится. Вот еще деньжат накоплю, повезу ее в Германию на осмотр. У меня знакомая есть, может нас в палату недорогую устроить.

Я поднялась со стула. Мне пора было к Дане. Взяла пластиковую тарелку, спросила нерешительно:

– Куда выбросить?

– Давай сюда! – засмеялась тетя Люся и выхватила тарелку. – Тоже мне барыня! Я их мою, между прочим.

– Простите, – промямлила я. – И спасибо… большое.

– Шуруй, шуруй. И про деньги своей работодательнице скажи. Нечего бояться. Был бы Антон Павлович жив, высмеял бы тебя в каком-нибудь фельетоне.

– Машу-у-ук! – протяжно позвала она меня, сложив руки рупором, когда я уже ступила на эскалатор. – В древности писателям вроде Гомера вином и мя-ясом платили! Бара-а-анины у них попроси! Хорошее мясо, дорого-о-о-е!

Глава 35

Я расту

Трудно сказать, чего я боялась. Меня страшило все сразу.

«Ну конечно, милая моя, – скажет Роза Васильевна, уперев руки в боки. – Не придумывайте, Марьниколавна, ерунды-то! Все мы вам оплатили!» А если и согласится с тем, что оплаты не было, то может заявить: «А за что вам такие деньжищи платить, Марьниколавна! Все играетесь с Даночкой, а ничему не учите!»

В общем, ноги у меня разъезжались, слова застревали в горле, и к тому моменту, как Роза Васильевна распахнула передо мной дверь, я готова была проглотить свой язык, но только не спрашивать об оплате занятия. Меня по-прежнему мучила несправедливость происходящего, ведь я честно заработала свои деньги. Но я заставила себя забыть об этом, потому что совсем не представляла, какие слова мне следовало произнести…

– Здрасьте-здрасьте, – приветливо кивнула Роза Васильевна, вытирая руки о полотенце. – Хорошо, что пришли, Марьниколавна. А то Даночка книжку откопала. Название сама по слогам прочла. «Я, – говорит, – расту». Я ей: «Ну конечно, растешь, рыбонька моя». А она: «Не, так книжка называется. „Я расту“». И пристает: почитай да почитай. А мне некогда… Как там на улице? Солнышко? А то мы с Даночкой не выходили еще…

Я ответила что-то невразумительное, плюхнула на пол рюкзак, опустилась на корточки и расстегнула молнию на боковом кармане, чтобы извлечь пенал. Вдруг из кармана вылетела моль. Вылетела и взвилась под потолок.

– Моль! – закричала истошным голосом Роза Васильевна и замахала полотенцем. – Лови ее! Лови, Маша!

Я подпрыгнула и хлопнула в ладоши, но моль ловко увернулась и полетела к платяному шкафу.

– Там шубы! – закричала Роза Васильевна и, бросившись шкафу, захлопнула чуть приоткрытую створку. – Не пущу! Пошла вон отсюда!

Я была уверена, что она обращается ко мне, но речь шла все же о моли.

– Маша, окружай ее! – скомандовала Роза Васильевна, прикрывая собой шкаф и не спуская с моли глаз.

– Как же я могу ее окружать, я одна, – растерялась я.

– Поганка такая, – проворчала Роза Васильевна, – так и норовит к шубам пробраться! А ну пошла отсюда!

Моль, словно оскорбившись, развернулась и двинулась ко мне.

– Лови ее!!!

Я беспомощно хлопнула пару раз в ладоши, но моль, легко коснувшись моей щеки, направилась в комнату.

– Маша-а-а, – простонала Роза Васильевна. – Да что ж вы творите! Что вы за человек, моль убить не можете!

Бегом в комнату!

Она повернулась ко мне спиной и принялась дергать створки шкафа, проверяя, нет ли между ними зазора. Я замерла на месте.

– Ну чего вы? – сердито спросила Роза Васильевна, глянув на меня через зеркало. – Бегом за молью, говорю!

– Вы спросили, что я за человек, – тихо начала я. – Я вот… Хотела сказать… Что я такой человек, которому не платят за его работу.

Вышло грубо. Я не собиралась так отвечать.

– Какую работу? – опешила Роза Васильевна. – Машенька Николаевна, вы что это такое говорите?

– Я прошу прощения, – с трудом выговорила я, то и дело теряя дыхание. – Вы забыли мне отдать деньги…

За… За…

– Розочка! – воскликнула Дана, появляясь в коридоре.

Ее ладошки были сложены лодочкой, словно она играла в «колечко-колечко, выйди на крылечко».

– Подожди, Даночка…

– Хорошо, а моль убивать или можно выпустить?

– Моль? – ахнула Роза Васильевна. – Как тебе удалось?

– Она тихонечко на диван села, и я ее сняла, – сообщила Дана, заглядывая в щелку между ладонями, но тут же снова сжимая их. – Так что, отпустить?

– Да, – сказала я.

– Нет! – воскликнула Роза Васильевна, бросаясь к Дане. – Раздави ее немедленно!

– Жалко, – испугалась Дана.

– Дави!!!

– А вдруг у нее детки есть…

Роза Васильевна разжала Данины ладони и, стоило беззаботной моли покинуть убежище, тут же поймала ее и пришлепнула о стену. Мы с Даной уставились на мутное серое пятнышко.

– Ну вот, – захныкала Дана и прижалась ко мне.

Я погладила ее по голове.

– Вы что?! – потрясенно спросила Роза Васильевна. – Это ж моль. Вредитель. Она или шубы съест, или гречку.

Всю. Без остатка. Может, у вас дома, Марьниколавна, приня-то моль разводить рыбам на корм, но у нас такого не будет!

И она посмотрела на меня так презрительно, будто я собственноручно вырастила дома несчастную моль и притащила к ним.

– Я из школы, между прочим, – тихо ответила я. – А моль, кстати, может быть полезна. Мама говорит, что в шкафу часто одежда ненужная скапливается. А если моль прогрызет в ней дырку, то уже и выбросить не жалко.

– Что-о? – переспросила Роза Васильевна, а потом как фыркнет: – Правда, что ли? Мама правда так говорит?

– Ну да… Мама говорит, что моль прямо выручает ее.

Помогает от старых тряпок избавиться.

– Ой, не могу! – развеселилась Роза Васильевна. – Мама-то шутница. А ведь и правда… Не у этих, конечно, богачей…

Она весело посмотрела на Дану.

– Мы не богачи, – сердито ответила Дана, – а моль убивать плохо.

– А у меня дома и правда много лишнего лежит, – продолжила Роза Васильевна. – Так что спасибо, Марьниколавна, передайте маме за науку. А что там с деньгами за работу?

– Ну, вы мне забыли отдать, – запинаясь, проговорила я. – Пару занятий назад. Помните? Вам они на хозяйство потребовались!

– А! – Роза Васильевна довольно звучно шлепнула себя рукой по лбу. – А чего молчали?! Я и забыть забыла. Дана Андревна! К вам учительница забесплатно ходит, оказывается. Все отдам, Марьниколавна, прямо сегодня. А вы в следующий раз не молчите. У меня память слабая, а тут столько помнить надо по квартире. И где какая кнопка на плите, и чем пол мыть, а чем не мыть, и во сколько Дану Андревну потчевать.

У меня ж голова не резиновая. Так что простите великодушно.

И, развернувшись, она направилась в кухню, что-то напевая. «И все? – ошарашенно подумала я. – И этого я боялась?!»

– Ну пошли! – нетерпеливо дернула меня за руку Дана. – Нас Ратоны твои ждут! И почитай мне потом книжку! Называется «Я расту».

Но я не могла остановиться, смелость прямо лилась у меня из ушей, хотелось проявлять ее еще и еще, и я крикнула:

– Роза Васильевна!

– Аюшки?! – отозвалась она, перекрикивая шум воды.

– Я еще сказать вам хотела! Мы с Даной часто играем!

Но это такой метод обучения! А не только игра!

– А мне какое дело? – весело ответила Роза Васильевна. – Я и внимания на вас не обращала!

Еще одно потрясение. Я была уверена, что няня Даны следит за каждым моим шагом и осуждает меня, а она, оказывается, «даже не обращала внимания».

– Какой еще метод обучения?! – возмутилась Дана, сильно дернув меня за руку. – Я думала, мы играем!

– Играем-играем! – быстро проговорила я, увлекая ее в комнату. – Пошли скорее, отправим мышей на экскурсию!

Домой я вернулась в таком настроении, что если бы заклинило тяжелую дверь подъезда, то я легко забралась бы на наш пятый этаж по водосточной трубе.

Мамы еще не было. Утром, наспех позавтракав, она бросила в раковину грязные тарелки, и со словами: «Помою, когда вернусь», умчалась к Гусе. У него опять была высокая температура. Правда, про нас с папой мама не забыла и оставила записку: «Суп в холодильнике». Наверное, с этим ворохом забот мама совсем упустила из виду, что суп мы с папой доели еще вчера, он – на завтрак, я – на обед.

Я взяла телефон, чтобы позвонить и сообщить ей об этом, но потом положила трубку на стол. Зачем отвлекать маму, ей и так там трудно. Если я могу спросить у своих работодателей, почему мне не дали зарплату, то уж сварить суп для меня – легче легкого!

Я открыла холодильник и посмотрела на нижнюю полку, где мама хранила овощи. Там лежали: кочан капусты, ободранный с одного бока, три тощие морковки, одна свекла и темно-фиолетовое авокадо. Авокадо маме подарила клиентка, которая ездила в Израиль на шопинг, но потом вернулась в Москву и все купила у моей мамы, потому что в мамином магазине платья оказались и лучше, и дешевле. В подарок маме она привезла ветку фиников и вот… авокадо. Сказала, что это очень полезная штука, но мама все никак не решалась пустить фиолетового товарища в ход.

«Интересно, – подумала я, еще раз окинув взглядом овощную компанию, – какой из них всех можно сварить суп?» По поводу свеклы у меня были смутные воспоминания. Кажется, если ее просто порезать кубиками и бросить вариться вместе с капустой и морковкой, борща не выйдет. Со свеклой надо как-то морочиться, то ли варить два часа, то ли отдельно тушить. «Ладно, возьмем морковку и капусту, а для пользы у нас будет авокадо», – решила я.

Я нашла в ящике для приборов овощечистку и взялась за дело, размышляя, что же такое авокадо – овощ или фрукт.

Почищенное, оно больше всего напоминало мыло, и в суп его класть было страшновато. Вдруг вспенится? Ужасно хотелось есть, поэтому пришлось прикончить сырой одну из тощих морковок. Еще ужасно хотелось позвонить маме и спросить, как варить суп, но взрослый человек должен решать все сам.

Я принялась рубить капусту и, конечно, порезалась. Еле успела смыть кровь под струей ледяной воды, чтобы она не попала на доску для овощей. Было не очень больно. Скорее обидно. Почему я не научилась варить суп раньше?

В конце концов я плюнула, налила на сковородку масло и жахнула туда всю порезанную капусту. Она тут же зашкварчала. Пахло вкусно. Хотя, может, так мне казалось от голода. Оставшиеся морковки я почистила и, порезав кружочками, выложила на капусту в форме олимпийских колец. Правда, оказалось, что капусту нужно переворачивать. Она горела там, внизу! Пришлось срочно рыться в ящиках в поисках лопатки, а потом, обжигаясь горячим паром, перемешивать капусту. «Олимпийская красота» разрушилась, ну и ладно. Главное, что содержимое сковородки было похоже на гущу из супа.

Когда папа пришел на кухню, я так и объявила:

– У нас сегодня на обед суп из сковородки!

– Хорошо, что не каша из топора, – отозвался папа. – А если к твоему супу найдется еще и колбаса, то я готов уничтожить его весь до последней ложки.

Страницы: «« ... 89101112131415 »»

Читать бесплатно другие книги:

Гейдар Джемаль – известный философ, общественный деятель, Председатель Исламского комитета России. О...
Книга британского историка Роджера Кроули посвящена эпохе великих завоеваний и географических открыт...
По традициям королевства даже девушки с магическим даром свое будущее связывают прежде всего с удачн...
Их называют уникумами. Их делят на три подвида: агрессоры, пассивы и хамелеоны. Их находят, где бы о...
В книге Стива Строгаца представлен увлекательный обзор того, как происходит спонтанное упорядочение ...
У Джеймса Генри Круизо погибают родители, и с этого момента его жизнь круто меняется. Он переезжает ...