Первая работа Кузнецова Юлия
– Правда? – мама высунулась из ванной.
Улыбалась она так, будто я видела не Ирэну, а Деда Мороза.
– Интересная женщина, правда? – продолжила мама, снова исчезая.
Я не ответила. Так и стояла, расстегнув куртку, и думала.
– Я еще Катюшку с Гусей звала, но у Кати настроения нет. У них сокращения штата на работе, переживает, – сообщила мама. – Все твердит, что мечтает в лотерею выиграть. И не шутит!
Она наконец выключила воду и вышла из ванной с тазом, полным перекрученных футболок. С таза капала вода, и мама ступала осторожно, стараясь не поскользнуться.
– Чудн все-таки, – проговорила мама, – рожаешь ребенка… Покупаешь ему кроватку, коляску. В какой-то момент думаешь, что тебе всю жизнь придется менять ему памперсы и кормить протертыми кашами. А он – бац! – и вырастает. И ты можешь поговорить с ним о сокращении штата… Маш! Что с тобой?
– Ты правда думаешь, что Ирэна интересная? – выдавила я.
– Не без заморочек, конечно, – пожала плечами мама. – Ты мне не поможешь? Расставь в нашей комнате сушилку.
Вот это повесь. А в машине остались только ваши с папой джинсы, их и на батарее можно высу…
Сушилка, которую я пыталась вытащить из-под вешалки в прихожей, раскрылась и больно ударила меня по ноге.
– Мам! – не выдержала я. – Твоя Ирэна испортила мне урок!
– Как это? – удивилась мама.
– Пришла сегодня и давай втихаря подслушивать, как Дана поет. А она этого не любит!
– Кто – Ирэна?
– Данка!
– Не понимаю, – покачала головой мама. – Ирэна была на занятии и услышала, как поет ее дочка? Что в этом плохого?
Я потрясенно посмотрела на маму. Что тут непонятного?
– Я обещала Дане, что никто не придет на занятие, – старясь говорить спокойно, сказала я. – Дана мне поверила! А теперь она думает, что я в сговоре с ее мамашей.
Больше не будет мне доверять! Как я теперь стану ее учить?
– Расставь, пожалуйста, сушилку, – опять попросила мама.
– Ты меня не слушаешь?! – воскликнула я.
– Мне просто тяжело…
– Ну конечно, – буркнула я и поволокла железную раскоряку в спальню родителей. – Тебе просто не хочется слушать неприятные вещи про твою Ирэночку.
Я нарочно тащила сушилку по паркету, не поднимая ее, хотя мама всегда переживает, что я поцарапаю пол.
– Честно говоря, я вообще не понимаю, из-за чего весь сыр-бор, – призналась мама, когда мы добрались до комнаты.
Я так и села на родительскую кровать.
– Куртку сними, – попросила мама. – Мне не нужны на одеяле микробы с улицы.
Я вскочила и рывком дернула молнию.
– Правда не понимаешь? Правда?! – завопила я.
– Конечно. Она платит тебе деньги за занятия с до – черью, – спокойно продолжила мама. – Она имеет право посмотреть, как вы занимаетесь.
Мама вынула из таза мою футболку и встряхнула ее.
Я отвернулась от брызг.
– Даже если она мне калечит занятие? – прошептала я.
– Ты драматизируешь. Ничего страшного, забудет твоя Дана обо всем.
– Ты Дану видела хоть раз?! – снова закричала я. – Ты представляешь, как с ней тяжело? Нет, ты не видела и не представляешь! Зато уже выносишь суждение! Да тебе все равно, лишь бы не обидели твою драгоценную Ирэночку!
Для тебя самое главное – клиенты. Не важно, как они с тобой обращаются, что тебе говорят и как поступают. Они могут ноги об тебя вытирать…
Мама замерла с футболкой в руках.
– А ты на них молиться будешь, – закончила я.
– Это неправда! – воскликнула мама.
– Правда! Ты во всем потакаешь своей Ирэне, лишь бы она заплатила деньги! Это не работа, а рабство!
– Да что ты вообще знаешь о настоящей работе? – вспыхнула мама.
– Отли-и-чно, – протянула я. – Унижать, так по полной? Конечно… Тебе на меня плевать!
– Так, всё! – крикнула мама. – Я не собираюсь продолжать разговор в таком тоне!
Она нервно похлопала себя по карману фартука, вытащила телефон и показала его мне.
– Вот! Я иду заказывать пиццу! У меня было отличное настроение, и я не позволю мне его портить! А ты развешивай белье! И думай о том, почему ты все время говоришь какие-то глупости!
Мама ушла, а я села на пол, раз маме не нужны на кровати уличные микробы. На душе у меня было черным-черно, как в подвале у нас на даче. Как-то весной открыли его, а оттуда – ужасный запах сгнившей картошки и крысиное попискивание. Так и у меня внутри сейчас было. Я ненавидела Ирэну. Я боялась увидеть Дану. Но больше всего я сердилась на маму, которая, вместо того чтобы поддержать собственную дочь, горой стоит за свою мерзкую клиентку.
Я перевела взгляд на тумбочку возле маминой кровати.
Белую, с ободранными уголками и позолоченными ручками. Я вспомнила, как в детстве, когда ссорилась с родителями, мчалась к ним в спальню, рывком открывала тот ящик тумбочки, где хранились документы, и начинала их перерывать. Искала справку, или что там дают в детдоме, о том, что я им неродная.
Я протянула руку к тумбочке, дотронулась до ручки верхнего ящика, с которой позолота почти стерлась. Вытянула ящик, заглянула внутрь. Ну и кавардак…
Какие-то папки, из них торчат конверты, из конвертов – старые открытки с поздравлениями, тут же пустые очечники и бархатные коробочки, резинки, ручки, зарядные устройства, старый поломанный мобильник и сертификат на подарок в магазине косметики, судя по всему, просроченный. А меня еще ругают за беспорядок в столе! Где вообще мои документы? Паспорт там… полис. Вот возьму их и уйду жить одна. Посмотрим тогда, как они Ирэну будут защищать… Если без дочери останутся.
– Маша! – позвала мама.
– Ага, сейчас, – отозвалась я сквозь зубы.
– Маш, помоги мне! Телефон упал в машину!
Я захлопнула ящик и со вздохом поднялась.
– Маш, еле держу!!! – закричала мама.
Последний раз она так вопила в бане на даче, когда нашла там ужа, которого Гуся приволок с речки и спрятал под скамейкой.
Пришлось бежать. Оказалось, мама уронила телефон в стиральную машину, и он застрял между барабаном и стенкой. Мама вцепилась в барабан, не давая ему крутануться и уронить телефон вглубь машины.
– Достань его! – взмолилась мама.
Я сунула руку к телефону, но мои пальцы туда не пролезли. Телефон чуть съехал вниз, мама взвизгнула:
– Осторожнее!
– Я стараюсь!
– Осторожнее старайся!
– Лишь бы он не зазвоил, – проговорила я. – Тогда точно съедет.
– Как же мы его достанем? – с ужасом спросила мама. – Придется стиралку разбирать. Но как? Папа не сможет, кого-то придется вызвать. А как вызвать, если телефон туда упадет?
– У нас есть городской, – успокоила я ее, – и мой.
– У меня там вся клиентская база! – чуть не заплакала мама. – Надо обязательно его достать!
Тут телефон завибрировал, и мы обе завизжали. Я даже вцепилась маме в руку и зажмурилась.
– Эсэмэска, – выдохнула мама. – Прогноз погоды пришел. Как же я испугалась… Эсэмэска эта – как по сердцу ножом.
– Нож, точно! – воскликнула я. – Мамуль, все окей!
Я нас спасу.
Я выскочила в кухню.
– Ничего не получится, Маш! – крикнула мама. – Барабан железный, и нож тоже железный, скользкий. Им невозможно телефон прижать! Выскользнет точно!
– У тебя есть идеи получше? – спросила я, снова появляясь в ванной с хлебным ножом – длинным и широким, с лезвием-пилкой.
– Крошки стряхни, – попросила мама. – Попадут в машину, белье закиснет.
– Тебя правда это сейчас интересует? – удивилась я. – Убери руку, пожалуйста…
– Но Маш!
– Мамуль, убери руку. Мне нужно к нему подобраться.
– Ой, не могу на это смотреть! – выпалила мама, отдергивая руки и закрывая ими лицо. – Мне должна клиентка позвонить, которая собиралась завтра свадебное платье мерить. Если он грохнется и будет лежать-звонить, я с ума сойду!
– Достану, не волнуйся, – бубнила я, прижав телефон ножом не к барабану, а к пластиковой стенке и осторожно придвигая его к себе.
– Нет, я не выдержу, не выдержу…
– Все будет хорошо, – обещала я, а сама двигала, миллиметр за миллиметром, несчастный телефон.
Вот наконец краешек высунулся так, что я смогла вцепиться в него пальцами и вытащить наружу.
– Ура! – закричала мама, выхватив телефон.
Она прижала меня к себе и расцеловала в обе щеки.
– Машка, ты гений! Молодчина! Тебе двойная порция пиццы положена!
– Осторожно, нож, – проворчала я, отстраняясь.
Обида вновь накатила на меня. Мама улыбалась.
– Не дуйся, – попросила она. – Опять, что ли, документы об удочерении искала? Чего зря в тумбочке рыться, лучше бы порядок навела.
Ее насмешки распалили меня окончательно.
– У тебя теперь полная клиентская база в руках, – сухо заметила я. – Звони кому хочешь. Любой из них тебе важнее, чем я.
– Ты же сказала, все будет хорошо, – погрустнела мама.
– Речь шла о телефоне, ноже и стиральной машине, – отчеканила я, выбираясь из ванной.
– Так с чем тебе пиццу? – сказала мама мне вслед.
– Ни с чем! – буркнула я. – Ешьте сами, празднуйте!
Приятного аппетита!
Глава 30
Разные носки
До самого вечера я просидела в комнате. Мама занималась домашними делами и заглянула ко мне всего раз:
– Ужинать будешь?
– Потом, – не отрываясь от ноутбука, буркнула я.
– Капуста на плите.
– Пиццу решила не заказывать? – не удержалась я.
– Да! – с вызовом ответила мама. – Но не из-за тебя, ваше королевское высочество, а из-за папы. Он в автосервисе застрял, когда придет, не знаю.
Мама подождала, не спрошу ли я, что папа делает в автосервисе, но я молчала. Пусть знают, что когда спорят по утрам, в каком сервисе резину менять, в дорогом или дешевом, то у меня в комнате все прекрасно слышно. Но мама, видимо, таких глубоких выводов не сделала, поэтому молча постояла и ушла с мрачным видом.
Когда папа наконец пришел и, поужинав, направился в спальню, я осторожно выглянула из комнаты. Страшно хотелось есть, к тому же я здорово замерзла. Но гордость была сильнее. Мне не хотелось сталкиваться на кухне даже с папой, потому что он спросит, почему у меня сердитый вид. Я на цыпочках прокралась мимо родительской двери. Прислушалась.
– Бр-р! – возмущался папа. – Это не постель! Это иглу!
Мама смеялась. Папина сторона кровати была у окна, из которого сильно дуло, хотя мама старательно закрывала щели детским байковым одеялом, в котором меня привезли из роддома.
– Это ледяная избушка! – не унимался папа. – Ледяной гроб! Я спящий красавец!
– Мне тоже холодно, – отсмеявшись, сказала мама. – Ты полежи, сейчас твое тепло кровати передастся, и согреешься.
– Кровати передастся, – поддразнил ее папа, – а у меня заберется! Криокамера какая-то! Разбудите через двести лет!
– Машке тоже холодно, – посерьезнела мама, – только она в жизни в этом не признается. Упрямая стала, ужас.
– О, я сегодня с таким упрямым столкнулся! – отозвался папа. – Представляешь, заказал мужик машину, а сам не вышел. Мы ему звоним, не подходит. Ждали-ждали…
А к нему Сашка подъехал.
– Это у которого четверо детей?
– Жена пятого ждет, представь себе! Ну не буду же я многодетного отца подставлять… Подобрал ему быстро заказ. Там поблизости. Знаешь, где это, кстати? В Митино, напротив магазина стройтоваров.
– Там Люся снимает, – вспомнила мама.
– Короче, этот… Хмырь… Звонит через час и орет.
Что прождал машину, что ему никто не звонил. Я говорю: «Звонил». А он: «Не звонил». И так полчаса. Весь обеденный перерыв с ним ругался. Голодный был как собака.
– Кстати, капуста вкусная?
– Очень. Хрустит. Мама так тушила. Спасибо.
– А что этот… Пожаловался? – осторожно спросила мама.
– Нет, – вздохнул папа, – я же с ним культурно ругался. Подобрал другого водителя, заехали за ним.
Послышался стук: мама положила книгу на тумбочку.
Полоска света исчезла – родители погасили ночник.
Мне вдруг стало невыносимо горько. Вот и над папой издеваются клиенты. Получается, мы полностью зависим от их желаний. Будто какие-то дрессированные собаки.
Захотела Ирэна испортить своим присутствием мне занятие – пожалуйста. Решила она Данино доверие ко мне подорвать – да на здоровье! Я должна была улыбнуться и сказать: «Любой каприз за ваши деньги!» И полаять еще радостно.
Мне расхотелось есть. Я вернулась в комнату и легла спать прямо в джинсах. Но моя постель тоже была «криокамерой», и вскоре я закоченела так, что зубы стучали.
Через какое-то время дверь тихонько отворилась, вошла мама.
– Не спишь? Какой у тебя холод, – прошептала она. – Давай обогреватель принесу.
– Не надо, – собрав остатки гордости, вяло отказалась я. – Все нормально.
Мама вздохнула. Присела на край кровати, что-то положила мне на живот. Я протянула руку, пощупала. Колючее, большое. Носки шерстяные – или папины, или ее собственные. Я молча натянула их. Ногам сразу стало тепло.
На батарее их мама держала, что ли…
– Пойду за обогревателем, – поднялась мама.
– Мам, – сдалась я, – а на ужин капуста?
– Да, с сосисками. Ты разве не ела? Ты же топала в коридоре.
– Не-а… Принесешь? Пожалуйста.
Вскоре у окна был водружен обогреватель. Он помигивал красным глазом, обещая поскорее нагреть комнату, а я, скрестив ноги по-турецки, зачерпывала ложкой тушеную капусту, в которую мама заботливо покрошила сосиску так мелко, словно мне предстояло ее клевать. Мама включила прикроватную лампу, и ее свет озарил мои носки: темно-коричневый и розовый с темно-зеленой полоской.
– Ты разные принесла, – фыркнула я. – Один папин, другой твой.
Мама стояла у окна, трогая ребристую спину обогревателя и глядя в окно. Она не ответила, думая о чем-то своем. Потом развернулась ко мне и сказала:
– Бабушка не хотела, чтобы я становилась продавцом.
От неожиданности я уронила на кровать кусочек сосиски и втянула голову в плечи, ожидая, что мне влетит сейчас за «жир на простыне», но мама ничего не заметила. Она глядела как бы сквозь меня.
– Она мечтала, чтобы я стала ученым. Открыла новый закон, прославилась бы. Или ходила бы в лабораторию в белом халате и что-то изучала потихоньку. А она отвечала бы на вопросы знакомых: «Знаете, моя старшая – научный сотрудник в институте».
– Но тебе пришлось уйти с третьего курса из-за меня, – вспомнила я. – Нужно было деньги зарабатывать, да?
Мама кивнула.
– Бабушка сильно ругалась?
– Еще бы, – улыбнулась мама.
– Я никогда не слышала.
– Она тактичный человек. Зато ей сейчас легче принять Катину работу. Хотя как раз Катька свою работу не любит.
А я свою – люблю. И ни капельки не жалею, что все вышло, как вышло.
– Это ты к чему? – поинтересовалась я. – К тому, что бабушка рада будет, если я стану учительницей?
– Она будет рада, но я не об этом. А о том, что в жизни так постоянно происходит: один одного хочет, другой другого. В детстве кажется, что твое мнение, твоя точка зрения – это гранит. А понимаешь, что это…
– Пластилин, – усмехнулась я. – Восковой, да?
Плавится, даже если ты еще не лепишь, а всего лишь в руки его взял.
– Нет, – покачала мама. – Такой советский… Крепкий…
Из нашего с папой детства. Который приходилось на батарею класть. Но его можно было согреть в теплых руках.
Ирэна не знала, что «портит тебе занятие». Она хочет общаться с дочкой. Только не знает как.
Я молчала.
– Согрелась? – спросила мама, забирая у меня пустую миску и выключая свет.
– Да… Спасибо за капусту. Вкусная… Хрустит.
Мне пришлось долго «греть в теплых руках» свои мысли об Ирэне. Почти всю ночь. Я пыталась поставить себя на ее место. Пыталась перестать ее ненавидеть. Старалась пожалеть…
К у тру воображаемый кусок пластилина (я представляла себе брусок темно-синего цвета с белыми прожилками, то, что мы в детстве, смешивая два разных оттенка, называли «мрамором») не стал мягким, однако согрелся. Ирэна все же была Даниной мамой. И как бы Дана ни ворчала, ни стеснялась, ни сердилась на Ирэну, в глубине души ей наверняка было приятно…
К концу школьного дня я уверила себя, что готова к любому выпаду со стороны Ирэны. Пусть сидит на каждом занятии и задает какие угодно вопросы. Я перестала ее бояться, хотя приязни по-прежнему не испытывала.
К встрече с самой Даной я тоже подготовилась. Написала на бумажке клятву, что я не приглашала ее маму в комнату. И подписалась: «А если это неправда, пусть меня съедят в лесу медведи». В уголке листа я нарисовала медведя с вытаращенными глазами. Дана посмеется и, может, простит меня.
Я чувствовала себя космонавтом перед полетом в космос – баллончик с кислородом за спиной заправлен, шлем опущен.
Вот только не пригодилась моя космонавтская экипировка. Едва я вышла из школы, мне позвонила Роза Васильевна и сухо сказала, что Дана заболела. Температура, кашель.
Вирус. Надолго. Она позвонит мне, когда можно будет продолжить занятия.
Но до самого Нового года звонков не было…
Глава 31
Подарок
Я все время проводила в интернете. Читала на разных сайтах отзывы ребят, ездивших в Испанию на учебу и делившихся впечатлениями.
Больше всего отрицательных комментариев собрал колледж, который называли «гигантом» и «империей»: у него были филиалы почти в каждом испанском городе, особенно на побережье. А о той школе, куда нас хотела отправить Беатрис, я встречала только положительные отзывы.
Эти новости подогрели мое рвение работать. Я без конца поглядывала на телефон: не пропустила ли я звонок Розы Васильевны? Получалось, что Дана совсем не занимается, а значит, может все позабыть. Да и конвертик с деньгами, спрятанный на бельевой полке, перестал пухнуть. Это отдаляло меня от колледжа…
Наконец Роза Васильевна позвонила мне.
– Марьниколавна-а, – протянула она. – Вы нам свой адресок скинете? Мне на этот номер. М-м-м?
– Э-э, скину, – озадаченно ответила я, постеснявшись спросить, зачем ей мой адрес.
– Ладушки, мы у вас тогда скоро будем, – пообещала Роза Васильевна и повесила трубку.
Я растерянно посмотрела на телефон. Кто – «мы»?
Когда – «скоро»?..
Через час у подъезда остановился джип с тонированными стеклами. Зазвонил мой телефон.
– Марьниколавна-а! Соблаговолите на минутку вниз спуститься? М-м-м?
Ничего не понимая, я набросила куртку и на всякий случай оглядела перед выходом квартиру: все ли в порядке?
Вдруг эксцентричная Роза Васильевна решит подняться к нам домой… Может, мы теперь у нас заниматься будем?!
Дверь джипа распахнулась, и сначала неторопливо выбралась Роза Васильевна в светло-голубой куртке, отороченной пышным мехом, а за ней выскочила Дана – в белой шубке и смешной шапке с заячьими ушами.
– Машка! – воскликнула Дана.
Мне показалось, она хочет меня обнять, но Дана остановилась поодаль и, быстро махнув рукой, сделала веселую гримаску.
– Какая она тебе Машка! – возмутилась Роза Васильевна, но Дана отмахнулась и шагнула ко мне.
– Мы едем с мамой! – воскликнула она. – Едем в Альпы кататься на горных лыжах! Я вообще-то на море хотела.
Но мама сказала, что все наши едут на лыжах. У меня будет своей инструктор, и еще мы там по ресторанам ходить будем и все-все мне купим, даже самое дорогое!
– А занятия? – растерянно проговорила я, переводя взгляд на Розу Васильевну.
– Какие вам занятия на Новый год, Марьниколавна, – добродушно усмехнулась Роза Васильевна, ныряя в машину за каким-то пакетом. – Отдыхайте, сил набирайтесь.
Вам Даночка еще после праздников покажет!
– Что я покажу? – возмутилась Дана.
– Кино покажешь, – со смехом ответила Роза Васильевна.
– Не шути со мной, я этого не люблю! – рассердилась Дана и схватила няню за рукав.
– Тихо, тихо, порвешь. Пусти. Значит, как тебя хватать – никому нельзя, а ты – хватай кого хочешь? – поддразнила Дану Роза Васильевна, но тут же добавила: – Ладно, ладно, Абдул, чего губы надул. На вот, подари Марьниколавне, чего мама велела.
Роза Васильевна подала Дане пакет, на котором мелкими буквами было выведено название дорогущего магазина косметики, и девочка торжественно передала его мне.
– Спасибо, – растерялась я.
Сердце сжалось. Не из-за пакета, конечно. Я здорово соскучилась по Дане. Надо же, по Гусе я особо не скучала, а к вредине Данке привязалась. Мне хотелось расспросить ее, как там мышки, играет ли она с ними, вспоминает ли мышиный язык, но Дана заторопилась, принялась заталкивать Розу Васильевну в машину, приговаривая:
– Пойдем, пойдем, в кино опоздаем.