Первая работа Кузнецова Юлия

Сегодня она открыла нам дверь и сказала:

– Нихао!

– Что? – опешила мама.

– Японский учите? – догадался папа, протягивая бабушке букет солнечно-рыжих тюльпанов.

– Аня, твой муж не знает отличия японского языка от китайского, – мрачно констатировала бабушка.

– Главное, что мой муж принес тебе, ворчунье, цветы и торт.

– Минуточку, – сказал папа. – Торт Машка принесла.

Я бы никогда не купил столько ежиков…

– Серьезно? – огорчилась мама. – Я думала, что ты…

– Нет-нет, – поспешно перебил ее папа. И добавил вполголоса непонятную фразу: – Пока неясно, решают…

Мама повернулась ко мне и спросила:

– Маш, ты теперь совсем без денег? Это же твои последние были!

– Ну а зачем работать, если не тратить, – пожала я плечами и водрузила на бабушкин подзеркальник большую круглую коробку с прозрачной крышкой, сквозь которую виднелась ярко-зеленая поляна и ежики-пирожные.

Бабушка проговорила что-то по-китайски, потом схватила меня за руку и притянула к себе со словами:

– Это моя девочка. Да.

Бабушка не только любит всех учить. Она еще обожает учиться сама. Ее крошечная квартирка ломится от энциклопедий, в сумке у бабушки всегда найдется свернутый в трубочку кроссворд или судоку, а единственная передача, которую она смотрит по «паршивому ящику», – это «Что? Где? Когда?». Иногда бабушка начинает вдруг учить какой-нибудь иностранный язык, «чтобы мозги не ржавели». Последний раз это был древнегреческий. Теперь бабушка занялась китайским. Пособия она скачивает из интернета, который любит гораздо больше «паршивого ящика».

Я предлагала бабушке начать учить вместе со мной испанский, но она презрительно ответила, что это язык для слабаков и маленьких девочек. «Заставить бы их с Беатрис какой-нибудь плюсквамперфект разобрать, – мрачно подумала я, – перестали бы они считать этот язык самым легким в мире».

– А где Гуся? – спросила мама, оглядываясь. – Гуся!

Не хочешь с нами здороваться, поздоровайся с тортом!

– Какой торт, он в планшете своем утонул! – отмахнулась бабушка.

– А Катя? – спросила мама.

Бабушка только посмотрела на нее, а потом перевела взгляд на вешалку. Под ней стояла небольшая серая коробка, заклеенная скотчем. Еще три коробки стояли возле тумбочки с телефоном.

– В комнате, – тихо сказала бабушка, а потом повернулась ко мне и сказала: – Так, Мария, разувайся и марш на кухню! Разговор есть. А вообще, могли бы и раньше приехать! Сколько от вас до нас, двадцать минут по пустой дороге?

Папа сложил руки рупором и воскликнул:

– Катя! Иди на помощь! Объясни вашей маме, что в субботу не бывает пустых дорог!

Но Катя не откликнулась, и я заволновалась.

Кухня была полна аппетитным запахом, слышно было, как в духовке плюется жиром на стены бабушкина фирменная курица, восседающая на бутылке. А бабушка подвела меня к подоконнику, засаженному кактусами, и спросила:

– Как дела? Преподаешь?

– Сейчас нет, каникулы, – промямлила я, а бабушка вдруг схватила меня за руку и сунула в нее деньги.

– Ты что? – испугалась я.

– Возьми, у меня больше нету, но я хочу, чтобы ты взяла. За Катю возьми, а то видишь, она даже выходить к тебе стесняется. Ты нашу Катьку выручила, но ты же не виновата, что она балда такая, попала в переплет, это я виновата, я ее такой дурындой воспитала, – забормотала бабушка. – Так что возьми, возьми обязательно, ты должна деньги за работу получать, а то бросишь работу, как Катька, и…

Бабушка не договорила. Отвернулась к кактусам. Я едва не расплакалась от жалости к ней. Протянула руку, погладила по плечу, а потом взяла ее маленькую сухую ладонь и вложила в нее купюру.

– Когда мы с Гусей жили у тебя на даче, ты нас учила ни у кого деньги без необходимости не брать, – тихо сказала я.

– Это исключение из правила!

– Ты сама говорила, что исключения из правил – для слабаков.

– Речь, наверное, шла о том, можно ли есть конфеты на ночь! Машуля…

Вместо слов я просто обняла свою маленькую худую бабушку, от которой пахло запеченной курицей и ореховой коврижкой, а потом отправилась искать Катю.

Посреди комнаты был накрыт стол с разными закусками и салатами. Папа стоял у окна с телефоном в руках, то и дело поглядывая на его маленький темный экран. На диване, поджав ноги, как в детстве, сидела мама и, когда никто не замечал, хватала со стола кусочки колбасы и оливки. Рядом с ней сидели Катя и Гуся, оба глядели в планшет.

Но Гуся, увидев меня, вскочил, подбежал и, вцепившись мне в ноги, попытался на них повиснуть. Он был очень смешной, весь кудрявый, заросший. На лбу красовалась синяя шишка, на пальце пластырь. Я присела на корточки, любуясь им, а он схватил меня за шею и едва не завалил на пол.

– Осторожнее! – сказала мне мама, схватив со стола кусочек сыра.

– Может, тебе тарелку дать? – спросил у нее папа, оторвавшись от мобильного.

– Гуся, отстань от Маши, – строго сказала ему Катя, а мне буркнула: – Привет.

Я сделала Гусе страшные глаза, подхватила его и, усадив к себе на колени, принялась шепотом расспрашивать, как дела. Он начал кривляться, говорить писклявым голосом, изображая кого-то там в саду. Когда Гуся умолк, я придвинулась к Кате, дотронулась до ее коленки и спросила:

– Всё? Развод и тумбочка между кроватями?

– Ты о чем? – спросила Катя, не отрываясь от планшета.

– Ты со мной никогда в жизни разговаривать не будешь?

Катя молчала. Мама с тревогой посмотрела на меня.

– Понятно, спасибо за ответ, – сделав обиженный вид, заявила я.

– Ты не понимаешь, – произнесла Катя, – мне…

Я не могу теперь… Я же теперь хуже всех вас.

– С ума сошла? – поинтересовался папа. – Ну ошиблась, с кем не бывает.

Вообще-то дома папа говорил про Катю гораздо резче, но тут ему, видно, стало ее жалко.

– Помогите мне, кто-нибудь, с курицей! – закричала бабушка с кухни. – А то она сейчас улетит!

Катя быстро слезла с дивана и убежала.

– Не сердись на нее, – попросила мама.

– Лучше сходи на кухню и принесли тарелки, – посоветовал папа. – А маме – самую большую. Гусевич, тоже иди помоги девушкам. Сдавай свою технику, не то глазки выпадут.

– Как выпадут? – заинтересовался Гуся, спрыгивая с дивана и подтягивая повыше шорты, которые раньше были моими.

– Ну вот так, выскочат от напряжения и покатятся, – пояснил папа, укладывая планшет на самую высокую книжную полку, чтобы Гуся не достал его сам. – Прямо тете Ане в тарелку. А она их перепутает с маслинами и съест.

– Фу! – закричали мы с Гусей хором, а я добавила:

– Ты шутишь, как Ромкин папа.

Когда все уселись за стол, папа поднял бокал за бабушку – за то, что она всех нас собрала. Она же ответила, что поднимает бокал за всех нас. Тут Катя заплакала, но нам пришлось сделать вид, что ничего не происходит, иначе она убежала бы на кухню. Катя не переставала тихонько плакать до самого чая. Слезинки попали на пирожное, к которому она не притронулась. Гуся закричал:

– Ежик вспотел!

Все засмеялись, а мама сказала Кате шепотом:

– Хватит уже, а?

– Вы не понимаете! – воскликнула Катя. – Мне стыдно! Я должна была давать Машке деньги, как фея-крестная. А тут – такой не баланс…

– Дисбаланс, – поправила ее бабушка. – Читала бы больше, не делала бы ошибок.

– Мама!

– Я не понимаю, – медленно сказала я, разламывая своего ежика пополам, но тоже не притрагиваясь к нему. – Я тебе что, неродная?! Почему тебе стыдно брать у меня деньги? Может, меня вам цыгане подкинули и только ты, Катя, про это знаешь и стыдишься у меня деньги брать?

– Это неправильно, – вздохнула Катя. – Но тебе меня не понять. Вот представь, через десять лет попадешь в историю. И тебе Гуся денег будет давать.

– А я возьму, – уверенно сказала я. – Если тебя успокоит, могу расписку дать! «Я, такая-то, обещаю забрать у двоюродного брата Гуси все его деньги, если предложит».

– Эй! – возмущенно воскликнул Гуся с полным ртом. – Я не отдам!

Все засмеялись, даже Катя. Но потом она перестала улыбаться и строго спросила сына:

– А если Маше очень сильно будут деньги нужны?! А?!

– Сейчас? – расстроился Гуся и вытащил из карманчика на футболке пятирублевую монету.

– Нет, лет через десять, – успокоила я его.

– Тогда ладно, – повеселел Гуся, сунул монетку в карман и покосился в мою тарелку: – Ма-а-аш… А ты ежика будешь доедать?

– Где твои манеры? – укоризненно покачала головой бабушка. – Эх вы… Учить вас и учить!

– Новый тост! – воскликнул папа.

Тут у него пикнула эсэмэска, и он уставился в телефон.

– А твои манеры где? – горестно вздохнула бабушка, но папа выставил вперед ладонь, мол, все хорошо, сейчас, и продолжил:

– За преемственность поколений! Маруся, скажи бабуле спасибо! Все твои учительские способности – от нее!

Тут бабушка наконец улыбнулась папе и, потрепав меня по спине, сказала что-то по-китайски.

– Надеюсь, это было «спасибо», – пробормотал папа, – потому что звучит как ругательство.

Когда все отсмеялись, то в повисшей тишине раздался голос Кати:

– Я все деньги обязательно вам всем отдам. Простите меня… И… спасибо.

Бабушка долго не отпускала нас в тот вечер. Хотя папа, теперь уже в два голоса вместе с Катей, убеждал ее, что дороги «совсем не пустые» и добираться нам долго.

Бабушка же все укладывала нам с собой в пакеты куски курицы и коврижки, а потом, щелкнув пальцами, воскликнула:

– Одну секундочку! Я только найду…

И исчезла в комнате. Гуся кружился вместо со мной, схватив меня за руки, до тех пор пока я не приземлилась на низенькую табуретку. Мне пришла в голову шутка: сказать Кате, что она все это нарочно подстроила, чтобы я никуда не уезжала на лето, а сидела бы на даче с бабушкой и Гусей, учила бы его держать ножик и говорить по-испански. Но я не рискнула произносить это вслух.

А папа все-таки спросил:

– Катюха! По щетке-то на прощание подаришь?

Катя отмахнулась, но хмыкнула. Я посмотрела на папу с укоризной, а он снова уставился в свой телефон.

– Пап, ты весь вечер в «Одноклассниках» сидишь? – не сдержалась я.

– Нет, – смутился папа. – Я тут начальнику своему вопрос один задал… Жду ответа!

– Вот, нашла! – торжествующе воскликнула бабушка, протягивая мне сверток. В нем оказались старые резиновые тапочки.

Они были темно-розовыми, с выпуклым узором в форме морских звезд. На левом тапочке одна звездочка была раскрашена темно-синим фломастером – чтобы не путать правый и левый.

– В них же еще Катя в бассейн ходила! – узнала тапочки мама.

– Раньше резину делали – на века, – с гордостью сказала бабушка. – Я бы рассказала вам из чего, да у вас, как всегда, времени нет, хоть и ехать двадцать минут. Бери, Мария!

– Зачем они мне? – ошарашенно спросила я. – На даче даже озера нет…

– Я верю, что когда-нибудь ты все-таки попадешь на море! – заявила бабушка.

– Бабуля, но…

– Ты можешь у меня хоть что-то сегодня взять? – перебила она меня.

– Не считая ста килограммов курицы, – вполголоса добавил папа.

– Вы мне за нее еще спасибо скажете, – погрозила ему пальцем бабушка. – Приедете домой голодные, а курица – с собой.

– Как же голодные, если ехать двадцать минут! – засмеялись каким-то девчоночьим смехом мама и Катя.

– Ладно, беру, – решилась я. – Спасибо, бабуль. Я буду смотреть на них и думать о том, чего хорошего со мной не произошло.

– Я против, – возразила бабушка. – Нужно смотреть на них и думать, к чему хорошему ты будешь стремиться.

Дома меня снова охватила грусть. Да, бабушка велела быть оптимисткой, но у меня не слишком получалось… При взгляде на розовые тапочки я видела мягкий песок цвета охры, слышала шум волн. Я тряхнула головой, сунула сверток с тапочками поглубже на полку, где мы хранили обувь, и воскликнула:

– Слушайте! Дорогие родители! Не раздевайтесь! Давайте поедем в «Шоколадницу»!

– Мы там недавно были, – удивилась мама, стаскивая сапоги и разминая уставшие ноги.

– Нам было грустно из-за Кати, – напомнила я, – а теперь будет весело! Я вас хочу пригласить. И все оплатить. Ирэна мне заплатила бонус!

– Я вообще-то не голодная, – зевнула мама.

– Выпьете кофе, – принялась упрашивать я. – Ну пожа-алуйста! Папа! Неужели ты не хочешь свое любимое пирожное?

– Только что ведь ели, – сказал папа рассеянно. – И потом, у нас есть курица от твоей бабушки. Сейчас мы с ней чай и попьем… Как думаешь, курица любит чай?

Все это папа произносил, не отрывая взгляда от телефона.

– Вы оба ужасные зануды, – констатировала я. – Не умеете веселиться. Эх вы… А я хотела свой бонус на вас потратить: торт не такой уж дорогой был. Только я вам не нужна. Папа вон вообще нас на своего начальника променял.

– Постой, – сказал папа. – Погоди-погоди…

– Да что уж там… Меня ждет курица, – отмахнулась я. – Пойду придумывать ей имя… Курица Аксинья. Или нет, курица Харитонья.

– Мы, может, и зануды… – торжественно начал папа.

Мама подняла голову и прямо впилась в него взглядом.

– Но не одной тебе, Мария, заплатили бонус, – продолжил папа. – Мне это только что начальник подтвердил.

– Ура! – вдруг закричала мама и как подскочит: – Ура! Ура!

Я нахмурилась, не понимая.

– В общем, Катюха твои деньги ребятам со щетками отдала, но завтра я принесу с работы свои, – заключил папа. – Это ведь не страшно, что Беатрис уехала? Деньги можно напрямую секретарю отвезти?

Я надела бабушкины резиновые тапочки и прыгала в них по всей квартире, как будто мне не пятнадцать лет, а пять.

Жалко, что Гуся не видел. Потом я хватала то папу, то маму за руки, прижималась к их щекам, снова прыгала. Я так устала от навалившегося счастья, что легла и заснула прямо в резиновых тапочках. Мне снились гигантские ракушки и волны, набегающие друг на друга.

Первой вещью, которую я увидела утром, были тапочки. Они стояли у кровати.

А первой мыслью было вот что:

«Я все-таки еду в Испанию!»