Шустрый. Рождение воина Трефилов Алексей
– Чем можешь доказать?
– Что ты пристал, как репей? Ничем! Тебе моего состояния мало? Я от нескольких царапин чуть не умер! В крепости сейчас таких когтистых много, и они не только царапаться умеют. Хочешь, чтобы вас живьем съели?
– Я подумаю.
– Бежать надо! И держаться подальше от этого берега! Пока ты тут думки думаешь, возможно, к нам уже кто-то подбирается!
– Ладно, поплыли. Но если что не так… – Он положил руку на оголовье тесака.
– Все так! Поверь мне, нас ждут веселые времена.
При помощи Фонта забрался на баркас. Он приказал речникам возвращаться к дороге, ведущей в Заречье. Еле-еле убедил его не приставать и на мелководье не заходить. Простояли на якоре часа три, но никто не появился. Фонт начал терять терпение.
– Ну и где твои ходячие?
– Мне почем знать? Поплыли к вам в гости, предупреди ребят, что якобы вы на берегу у притока меня подобрали, я буду говорить то же самое – лишние вопросы нам ни к чему. Вы как вообще с Заречьем общались?
– Птичья почта. Прилетит пташка – мы груз здесь забираем и свой передаем, так же, со штрафниками. Один или два раза в три десятины.
– До следующего раза далеко?
– Не знаю.
– Давай уже, поплыли. Провериться у лекаря мне не помешает. К нему в первую очередь, потом все остальное. И не вздумай спорить, от меня мертвого толку не будет. Умру – вас все равно в Заречье на следующий день погонят. А так, глядишь, пронесет.
Бухтящий Фонт перебрался на нос, я откинулся на борт баркаса. Зерно сомнения угодило в подготовленную почву: на границе все немного параноики. Говорил с ним буквально наугад, но попал в точку. Судя по всему, ему еще два дня в патруль ходить. Значит, доставка отряда разведки будет на нем, но в крепость не пошлют. Будет на берегу ждать. В тылу, как известно, больше шансов уцелеть. Чего у него не отнять – так это смекалки. Сразу догадался, к чему клоню. Наведу ужаса на командиров, и никакого смысла посылать десяток на смерть уже не будет.
Не доплывая до военного городка, Фонт приказал править к берегу, где они и разгрузились. Методика у них была отработана, было видно по слаженности действий. Продуманно: указывают покупателю место, и он сам забирает товар. Так меньше риска. Поселение было небольшим, укреплений, как в Заречье, не имелось, река неплохо защищала сама по себе. Земляные валы, частокол и то не везде – вокруг казарм и только, – остальное население жило привольно, дома расположились, как Небесный отец на душу положил. Причалов, мостков и плавсредств было великое множество. Сразу видно, что люди щедротами реки живут.
Фонт на сопровождающих скупиться не стал, отправил со мной пятерых моряков. До конца он мне не поверил – боялся, что сбегу. Правильно делал, но вслух я говорить этого не стал по понятным причинам. Поддерживаемый бойцами с обеих сторон, был доставлен к врачу. Время шло к вечеру, поэтому красноносый мужик занимался любимым делом лекарей, попросту говоря – выпивал, может быть, и с самого утра. Мое прибытие его не обрадовало, но за дело взялся без лишних разговоров. Осмотрел руку, к этому времени изрядно уменьшившуюся в размерах и больше не напоминавшую бревно. На мои слова об обстоятельствах получения ранения только хмыкнул. Щедро намазал руку пахучей мазью с неприятным запахом, наложил повязку и указал мне на дверь. Тут я не выдержал:
– Ты что, скотиной только занимаешься? Хвосты бемсам крутишь или перья перкам щиплешь?
– Команды болтать не было, раненый ты наш! Тебе и так самое лучшее лекарство дали. Два дня – и будешь как новенький! Могу руку ампутировать – хочешь? Или ногу? А может быть, сразу голову? Почему я больных баб люблю – они не ноют! Лежат себе тихонько и помирают. Ни забот, ни хлопот.
Быть бы лекарю битым, но тут пришел караул, я был арестован за дезертирство, что меня не удивило. Привык уже по любому поводу в тюрьме сидеть. Чиновники везде одинаковые – и военные, и гражданские. Первая мысль: держать и не пускать. Вторая: что я с этого иметь буду? И думают они отнюдь не о деньгах, точнее, о них самых, но не сразу. Сначала убеждаются, что им лично ничто не грозит. Полаявшись для приличия с солдатами, сдал оружие и приземлился в камеру-одиночку. В «общую» не засунули. Наверное, побоялись, что заразный. Вот всегда меня поражал прихотливый изгиб мысли властей предержащих. Куда ни заберись, хоть в самую глухую дыру, где-нибудь поблизости будет тюрьма. На худой конец глубокая яма с решеткой. Читал как-то статью одного ученого – так он с полной серьезностью утверждал, что города возникают не в удобных для жизни и торговли местах, а вокруг тюрем.
Выглядит это так. Пришел, значит, куда-либо властитель, калибр не так важен, к тому же он мог на месте сам зародиться. Сначала строит себе жилье, потом тюрьму. Охране где-то жить нужно? Вокруг строятся дома. А кормить их? Пригоняют крестьян, и появляются поля. К узникам подтягивается родня. Помрут бедолаги без поддержки, иначе никак. Заключенным в большинстве случаев тоже после освобождения идти некуда, и они селятся рядом. Сотня лет – и шумит славный город. Особо ученый муж напирал на тот факт, что так происходит не всегда и не везде, но исключения подтверждают правило.
Умные люди с ним обычно соглашаются с некоторыми оговорками. Почему? Очень просто! Государства у людей создаются обычно вокруг столицы, которая всех остальных под себя подмяла. А как это сделать без тюрем? Казнить мало, нужна тюрьма! Живой пример перед глазами, что будет за непокорность. Выходит, сам процесс образования державы содержит в своем начале клонирование тюрем на подвластной территории. Тюрьма – это основа государственности! Тюрьма – это модель идеальной страны в миниатюре! В ней все одинаково одеты и имеют нашивку с номером на груди. Зона, карцер, блок, камера, барак, «вольное» поселение. Эти слова знает каждый человек с детства! Причем узнает их раньше, чем научится читать и писать, многие в них и выросли. И каким словом ты ее ни назови, к примеру, «интернат» или «работный дом», копни – и увидишь тюрьму.
Пристроившись в уголке на куче гнилой соломы, стал ждать вызова на допрос. О социальной значимости последнего в деле общения между людьми решил подумать в следующий раз.
Глава 15
Лежу, никого не трогаю, мечтаю о хорошо прожаренном куске мяса. За дверью началась какая-то нездоровая суета, в щели под дверью замелькал свет от факелов и ламп. Охрана столпилась под моей дверью и стала совещаться:
– Что предлагаешь? Нельзя их оставлять, подвал немного затопило, но к утру там только рыбы жить смогут. Оторвать бы руки каменщикам, которые тюрьму строили!
– Они-то в чем виноваты? Сказали копать подвал – вот и вырыли, кирпичом вдобавок выложили. Столько лет простояло, и ничего. Место выбрано неудачно, здесь рядом жила водяная проходит. Поэтому у нас вода в колодце и не переводится.
– Все равно! Куда узников девать будем?
– Расселим.
– Бородатого тоже? Ему строго-настрого контакты иметь с другими заключенными запрещено!
– К дезертиру посадим. Ты хоть одного видел, которого бы утром не повесили? Ничего он другим рассказать не успеет. К тому же я думаю, что Бородатый давно с ума сошел: пятый год в одиночке. Он когда с тобой последний раз говорил? Вот то-то! Тащи его сюда, пока еще в сапогах пройти можно.
Тюремщик загремел засовами на моей двери. Замкам в этом узилище до конца не доверяли. Я бы им объяснил, что они не правы, но аргументов не нашел. Был бы нож с тонким лезвием и сильный магнит, а так – только воздух сотрясать. В камеру втолкнули низкорослого мужичка неопределенного возраста. Причину появления его прозвища увидел сразу: роскошная, хоть и грязная, борода до пояса. Волосы он тоже давно не подрезал, вид у него получился своеобразный. Я молчком похлопал ладонью по сену рядом с собой. Бородатый мигом оказался рядом и стал меня ощупывать за плечи.
– Ты живой? Настоящий?
От такого вопроса я несколько растерялся. Поэтому в лоб ему двинул не сразу, да и бил не сильно. Жалко убогого! Бородатый не обиделся и затараторил:
– Ой, как хорошо! Настоящий человек! Я устал быть один, ты даже не представляешь как! Приходят гомункулы, каждый день появляются и издеваются надо мной. А я не дурак, я умный! Ты точно не мертвый? Дразниться станешь?
– Не буду. Сиди спокойно.
– Ай-ай-ай! Ты еще и разговаривать умеешь! Ой-ой-ой! – Бородатый «подорвался» и стал крутиться посредине камеры.
– А ну садись! – Я схватил его за руку и толкнул на сено. – Нехорошо мне, а тут еще ты мельтешишь перед глазами.
– Ты заболел? Что случилось?
– Ходячие мертвецы поцарапали. Миула выпил, теперь выздоравливаю.
– Не поможет! – категорически заявил мне Бородатый. – Временное облегчение, а потом помрешь! Кинту надо съесть. Лучше заранее, года этак за два до укуса или ранения. Полный иммунитет получается, время нужно. Глупцы думают, что они сразу молодеют, но так быстро лечение не работает. Морщины и седина пропали – это не показатель. Не сумеешь несколько лет протянуть – все бесполезно. Среди людей столько легенд о ней гуляет, а правду знаю только я!
– А если за несколько дней до того, как поцарапают, ее употребить?
– Может быть, выживешь, я не уверен. Как повезет.
– Откуда ты столько знаешь? Как звать?
– Не помню. Все меня Бородатым или Бородой кличут.
– За что ты здесь? Тебе память отшибло?
– Выбили, так точнее! – Он задрал рубище, и я увидел, что у него на теле живого места нет, один сплошной шрам. – Думали, что вру, но после такого лгать не станешь. Все им рассказал. Лучше бы убили, чем я здесь заживо сгнию.
– Что рассказал-то?
– Ты тоже хочешь знать Великую тайну?! – Мужичок посмотрел на меня с подозрением.
– Не надо мне никаких секретов! От своих бы избавиться!
– А давай я с тобой поделюсь?
– Отвали!
– Пожалуйста!
– Нет!
Мне было очень скучно, и поэтому я препирался с сумасшедшим еще несколько минут. «Великой» тайны я знать совершенно не хотел. Ну… Почти! Попроси его – и он будет молчать как рыба. Пошлешь куда подальше – глядишь, Бородатый расколется. Надеюсь, что он не откроет мне абсолютной истины, типа: «Две ноздри, десять пальцев – что еще нужно для того, чтобы научиться правильно размышлять? Квыряй – и будет тебе счастье!» Я такое сам по десять раз на дню выдавать могу. Неожиданно мужик спросил:
– А солнце еще светит? Какое оно?
– Круглое, – растерянно ответил я. – Яркое и желтое.
– Точно! – Он блаженно вздохнул. – Я его таким и помню. Греет?
– Ага.
– Здорово! Повидать бы его еще разок – и помирать можно. Наверное, завтра и увижу.
– С чего ты взял?
– Про меня забыли, но сейчас гомункулы докладывать пошли. Потом – смерть. Я знаю, сам с любовниками своей жены так поступал. Помучаю всласть, затем в каземат – и забуду. Другого кавалера отловлю, только потом про предыдущего узника вспомню.
– И много их было?
– Да. Она у меня красивая была! Не их надо было солнца лишать, а ее, но я не мог.
– Почему? Так сильно любил?
– С чего бы? Если только сначала, пока ее лучше не узнал. Она родственницей императора была, дальней, но все же. По головке меня не погладили бы. Жена случайно с перка упала, и так три раза… или пять, я уже не помню – было весело! Смешно так визжала, не хотела на него садиться и веревкой за шею обвязываться.
– Ты из-за этого здесь?
– Нет. Я – посол! Личный посланник императора к дикарям! Высочайше облеченный… Обидно, все умерли: воины, разведчики, даже тот хитролицый мудрец, который все наперед знал. Теперь думаю, что это зря было, незачем им было так стараться и меня из леса вытаскивать. Какая от меня была польза отряду? Только и умел, что щеки надувать. А они тащили, мой последний друг на опушке от яда умер. До этого путешествия в дружбу не верил. От испуга случайно в нужную сторону побежал – и вот я здесь. Лучше бы с ними остался. Вместе с друзьями, при солнечном свете умирать не страшно.
– Зачем нужен посол к туземцам? С кем там можно договариваться? Они же поголовно людоеды!
– На опушке так и есть, но дальше! Там государство Интаксоль. Размерами куда больше, чем империя, очень-очень больше! Слышал, что железный замок в море упал?
– Да.
– Не совсем так получается. Рухнул он не в воду, а на побережье. Места там дикие и скалистые, аккурат на границе территорий туземцев и Интаксоля. Я его видел!
– И как там?
– Плохо. После Интаксоля мы к нему тайно пошли. Он совсем целый, лежит на боку, скалы в порошок, а ему хоть бы что! Подойти нельзя, он негасимым огнем швыряется. Пятерых потеряли, но ничего не добились.
– Чего морем не поплыли?
– По той же причине, по какой и другие там не ходят, – чудовище Кудесника. До белых скал можно дойти свободно, корабли, которые идут дальше, не возвращаются. Кто там засел, никто не знает, может быть, и монстра никакого нет. Какая разница, если результат всегда один и тот же?
– Император захотел стать новым Кудесником?
– Он и не знает ничего. Мы просто посольство, с его точки зрения. Официальные шпионы империи, так всегда было. Пришли, надарили подарков, связи наладили – и назад. Интаксоль слишком далеко, чтобы представлять угрозу для нас. Дипломатия – она такая!
– Кто отдал приказ?
– Безликий человек в темной комнате. Легче стало? Кто же мне такое расскажет? Тайная служба, по повадкам видно. Они же меня и повязали, когда я к Заречью выбрался. Могли бы и не пытать, и так молчать не стал бы. Все им выдал, даже тайник, где карту и отчет спрятал. Сумка тяжелая была, бегать с ней неудобно. На опушке валун с южной стороны приметный есть, выглядит как будто лежащий бемс. Очень сильно похож. Под кривым деревом зарыл.
– Мне зачем это знать? Его давно выкопали.
– Вряд ли. Агенты работали неофициально, трудились для своего покровителя. К тому же туда ехать – себя не уважать. Конструктор добычу не выпускает.
– Ты и про него знаешь?
– Так сам семечко и привез лет двенадцать назад. Я его папа и мама, почему он дал мне уйти, как думаешь?
– Ничего я не думаю, одно интересно: с какого перепугу ты еще жив?
– Люди не механизмы, подозреваю, что исполнителей убили раньше, чем они меня грохнули. Накладка вышла. Но это ничего не меняет, куратор все равно здесь, и он про меня знает. Утром ему напомнят, и я последний раз под лучами погреюсь. Об одном Небесного отца молю – лишь бы не ночью! Только не в темноте! Я не хочу! Солнца, дайте мне солнца!
Бородатый забился в истерике. Я навалился на него, зажал ему рот и нос рукой. От долгого заключения он совсем ослаб и сопротивления почти не оказывал.
– Потерпи, – сказал я ему. – Скоро оно всегда будет с тобой, ты снова увидишь свою жену и друзей. Они прощают тебя, и я тоже прощаю. Засыпай!
Подождал, пока он затихнет, осторожно положил его на солому и закрыл ему веки. Человеком Бородатый был явно нехорошим, но свои грехи точно искупил. Пять лет в темноте? У меня-то хоть масляный светильник есть! Подгадил он мне со своей тайной знатно. Я все понял, как только он про куратора из тайной службы сказал. Кого эта свинья первым делом к праотцам отправит? Действовать нужно немедленно! Прошло всего полчаса, успеть доложить тюремщики физически не смогли бы! Поднялся и заколотил в дверь ногами.
– Эй! Есть там кто? Узник умер!
Орал минут десять, прежде чем появился охранник.
– Чего кричишь?
– Вы зачем ко мне больного приволокли? Полежал, простонал и умер! Совсем сдурели?! От него уже воняет!
– Рот заткни, если не хочешь до утра постель с мертвецом делить! Сиди тихо, сейчас заберем.
Минут через сорок появилась целая делегация. Меня оттеснили в угол. Тюремщик, в котором по голосу я узнал одного из собеседников, обсуждавших затопленный подвал, сказал:
– Отмучился, бедолага. – Он внимательно, при свете факела осмотрел тело. – Следов насильственной смерти нет.
Тюремщик поднялся с колен, отряхнул руки и обратился ко мне:
– Эй, ты! Как он умер?
– Я тебе что, лекарь? Сидел, мычал что-то, потом раз и упал на бок, подергался немного. Смотрю – не дышит.
– Что он тебе рассказывал?
– Ничего! Говорю же, мычал что-то бессвязное. К нему не подходил – вдруг покусает? Он же сумасшедшим был! У него это на лице написано! Я на вас жаловаться буду! А если бы он ночью мне горло перегрыз?
– Пасть закрой, дезертир! Утром трибунал тебе веревку пропишет, лучшее лекарство от всех болезней, можешь плакаться там, сколько захочешь. – Он многозначительно покачал дубинкой.
– Да я ничего! Молчу-молчу! – Я забился в угол, присел и прикрыл голову руками.
Охранник скомандовал:
– Взяли, ребята!
Загремели засовы. Я перевел дух. Вроде бы получилось – скорее всего, они лишней работы делать не станут. О затоплении доложат, а о том, что Бородатый у меня в камере умер, промолчат. Я тоже всегда так делал. Имею в виду общую человеческую неосознанную черту. Каждый знает, что инициатива наказуема. Поэтому лучше молчать и лишнего не говорить, даже без особой причины, на всякий случай. В своем большинстве люди так себя и ведут. То ли инстинкт подсказывает, то ли еще что. За «нечаянно» бьют отчаянно. Тюремщики об этом прекрасно знают, к тому же у них рыло в пуху. Меня надо было в «общую» камеру перевести, в эту посадить Бородатого. Лень-матушка еще никого до добра не доводила. Кто же захочет добровольно признаться, что инструкции нарушил? Начальству про подвал они только утром рассказывать станут – не тот случай, чтобы командиров ночью будить.
Как мне отнестись к истории посла? Если он им был, а не просто очередной двинутый узник? С умом явно не дружил. Кто после такого испытания разумом немного не повредится? Или даже совсем не сбрендит? Немногие, и им потребуется как минимум долгая реабилитация. Что, впрочем, не избавит до конца жизни от кошмаров. Бред не возникает на пустом месте, какие-то предпосылки к нему наверняка существовали. Про мозгожора он тоже знал, я ему ничего не говорил. Спасибо мужику за рассказ про кинту – значит, не помру! Не факт, но весомая надежда существует. От этих мыслей избавляться надо! О чем я вообще думаю? Трибунал – вот о чем голову ломать нужно! Сил набраться – усталость еще никому ясности мысли не добавляла. Пора подремать.
Утром я был бесцеремонно поднят пинками и препровожден в соседнее здание. Несмотря на то что позвенеть кандалами мне не удалось, вязали веревками, ситуация мне что-то сильно напоминала. Вместо троицы сидел один мужик в смешной шапочке. Ржать над ней мне почему-то не захотелось, взгляд у него был рыбьим, пустым и безжалостным. Кроме него в комнате на стульях сидела парочка офицеров – скромно у окошка пристроились.
– Дезертир из Заречья? Казнить путем повешенья за шею, до тех пор, пока душа не выйдет из тела!
– Ваша справедливость! – подскочил офицер. – Зачем сразу вешать-то?! Надо сначала пытать! Если мне будет позволено, предлагаю четвертование!
– И потрошение! – поднялся второй офицер. – Солдаты должны видеть, что ждет предателей долга перед его императорским величеством!
– Позвольте, – возразил первый офицер. – После потрошения четвертование становится бессмысленным, он ничего не почувствует! И кричать не сможет! Где в таком случае воспитательный эффект, оказываемый на военнослужащих?
– Не позволю! Можно будет все сделать одновременно! Палач меня заверил, что делал такое не раз! Пари? На твоего перка с черными перьями в хвосте?
– Еще чего! Сам что в залог поставишь? Давай Маурику! Не на время, а навсегда!
– Кого? Маурику?!
Офицеры стали орать друг на друга, брызгая слюной. В акульих глазах судьи появился намек на оживление. Происходящее ему явно нравилось. Думаю, что если бы не должность, он с удовольствием присоединился бы к обсуждению статей перка и неведомой Маурики, а точнее – к способу моей казни.
Я откашлялся и сказал:
– Господа! Ваш спор бессмыслен по одной очень важной причине – я офицер, мне просто отрубят голову. В измене не замешан, так что не спорьте.
Все трое уставились на меня с изумлением. Ну… примерно как если бы придорожный столб заговорил. Судья вопросил сам себя:
– Оно говорит?!
Потом целенаправленно поинтересовался у конвоя:
– Опять?! Я сколько раз пояснял, что не терплю возражений в моем трибунале! Почему настой не дали? Снова все сами выпили?! Я знаю, кого буду судить следующим! Кто старший? Отвечать!
– Не положен ему настой. После того случая с командиром полка строжайше запрещено.
– Ясно. – Судья заметно поскучнел. – Так ты офицер? Звание? Должность?
– Командир роты, лейтенант Текс Скинт! К вашим услугам!
– Да? А кто такой Шустрый?
– Я! Это мое прозвище.
– Расскажи мне, лейтенант, про обстоятельства твоего дезертирства. Почему из крепости сбежал? Струсил?
– Нет. Привезен насильно! Пребывал в беспамятстве! Был ранен!
– И кем же?
– Привезен или ранен?
– И то, и то! Не нервируй меня, лейтенант! Вы, армейцы, умом не отличаетесь, но должны быть какие-то пределы!
– Прошу прощения, ваша справедливость! Я немного растерян, не ожидал такого приема. Спешу сообщить безрадостное известие – Заречье пало!
– Да ну! Самая сильная крепость пограничья взяла и пала? Вот так просто?! Я склоняюсь к мыслям о четвертовании!
– Это правда. Давно ли она выходила на связь? Когда прилетала последняя птица? Получали ответ на запросы? Десятник, который привез меня сюда, должен был передать новости командованию. Да тут изменой попахивает! Офицера сажают в тюрьму, вместо того чтобы предпринять меры! Возможно, верные сыны отечества еще продолжают сражаться! Думается мне, нас вместе четвертовать будут! Сначала вы меня, а потом вас за предательство империи! Добро пожаловать на плаху! Ваши отговорки про судебные ошибки в этом случае не сработают. Повторяю: Заречья больше нет!
Взгляд судьи не просто стал рыбьим, он заледенел:
– Что скажете, господа командиры? Каков доклад десятника?
– Нес какую-то ахинею, я его в «холодную» посадил, вином от него несло так, что глаза слезились, – доложил один из офицеров. – Одно понял – он какого-то Шустрого привез. Пограничникам из крепости, на нашем берегу показываться запрещено – значит, дезертир! Да будь он хоть три раза офицер – дезертир, однозначно! Солдат отправил с целью ареста, нашли его там, где и говорил десятник: у лекаря. Сам не ходил – делать мне нечего по ночам бродить.
– Бумаги? – потребовал у меня судья.
– В тюрьме. Так будете слушать или нет? Какая разница, кто проштрафился? Надо что-то делать!
– Действительно шустрый! Попридержи перка, шею свернешь! Я здесь решаю – это понятно?
Я кивнул.
– Рассказывай!
– Дня три-четыре назад, точнее сказать не могу, без сознания был, я находился в арсенале. Жил там с разрешения куратора и начальника складов. Произошло что-то ужасное, начался мор, люди умирали и перерождались в ходячих мертвецов. Немногих, на кого напасть не подействовала, съели заживо. Мне повезло – отбился и спрятался на пороховом складе. Взорвал фугас и проскочил к подземному ходу. При этом один из нападавших оцарапал мне руку и занес инфекцию. Я серьезно заболел, но сумел выбраться к реке. Там, при смерти, меня и нашел патруль. Остальное вы знаете.
– Что-то не похож ты на человека, умирающего от тяжелой болезни.
– Влили огромную дозу миула, на целый золотой, и лекарь постарался. При чем здесь это? Выживших нужно спасать! Пограничники своих товарищей не бросают!
– Смотри-ка, патриот империи нашелся! Ты давно гражданин?
– Меньше трех десятин.
– Оно и видно. Не тебе решать! В камеру его! Увести!
По дороге в тюрьму мне полегчало. Сразу не казнили – это хорошо. Посидим, нам не привыкать. Скорее всего, в течение десятины все решится. Пока птичек пошлют, потом разведку, а там и вопрос сам по себе будет исчерпан. Десятник у нас какой молодец! Накушался в хлам, теперь точно в крепость не поплывет, отсидится в «холодной». Нет, вы посмотрите, каков хитрец! Продуманный мужчина – уважаю!
– Вот что, ребята, – обратился я к охране, – вещички, деньги и прочее верните. Кормить не забывайте. Сами все слышали, когда подтверждение моим словам придет – оно будет, даже не сомневайтесь. Я вам один факт напомню – когда из узилища выйду, с вас десять шкур спущу. Чином не вышли так со мной обращаться. И оплеухи, и дубинки вам могут дорого обойтись. Будете сами как заключенные жить. Наружу выйти станете бояться, по одной простой причине: я вас каждый день караулить буду. Как обычно нижних чинов наказывают – розги или батоги? Что скажете?
– Шагай. Вернем твое добро, но не все: кое-что уже потратили. И учти, до свободы можно не дожить, всякое случается.
– Так я про что и говорю! Мир, дружба, вино?
– Договорились.
Я довольно осклабился, даже связанные руки перестали меня беспокоить. Вот так-то! Я же говорил, что всех убью – один останусь! Получите и распишитесь!
Глава 16
Жизнь у меня наладилась, насколько это вообще возможно в тюремных условиях. На следующий день половину узников спешно казнили: места освобождали. Получил перевод в шестиместную камеру – по крайней мере, в ней столько топчанов было. Кормили хорошо, добро, нажитое мной непосильным трудом, вернули, – если бы не прохлада и не мерзкие кусачие жучки, считай, курорт. Так провалялся три дня, отоспался на год вперед, рука пришла в норму. Охрана от лекаря ту самую мазь принесла, и я четыре раза в день ее наносил, следовал рецепту. Она, конечно, как мертвому припарки, но рисковать не хотел. Что без руки делать буду?
Потом меня вежливо пригласили к шефу полка, и мой отдых накрылся медным тазом. Главный речник, грузный мужчина лет сорока, сразу перешел к делу.
– Возглавишь отряд разведки, пойдете в Заречье.
– Со всем уважением – зачем? Я и так расскажу в подробностях, что там происходит. Потеряешь людей!
– Уже! Посланный десяток не вернулся, ответа на послания мы тоже не получили.
– Повторюсь: зачем? Разведка малыми силами бесполезна, нужна войсковая операция. Пять тысяч живых мертвецов – не шутки. Съедят любого, кто зайдет на их территорию. Там минимум три полка нужно!
– Тебя что, комендант спорить не отучил? Собирайся, и точка!
– Не пойду! Мне и в тюрьме неплохо! Я речникам не подчиняюсь, у меня свое командование есть. Быть главным блюдом отказываюсь. Можешь пищу тварям поставлять, сколько твоей душе угодно, но только без меня! Как до тебя не доходит, что там ничего нет, кроме смерти? Смысл был сразу пойти и выживших пограничников вытащить, но если они вовремя не вырвались, то теперь мертвы. Патрули надо вдоль берега поставить в большом количестве. Возможно, кто-то и выйдет из леса. Других путей нет, или я их не вижу.
– Держи! – Шеф протянул свиток. – Приказ о присвоении тебе звания капитана. Поздравляю!
Я посмотрел на свиток с подозрением: чем-то он мне ядовитую тварь напоминал, поэтому брать его в руки не стал. Ассоциации у меня возникли отвратительные. Шеф ехидно улыбнулся:
– Утверждаешь, что мне не подчиняешься? Тут ты прав! Я тебе не начальник… был! Нельзя просто так чужими офицерами распоряжаться.
– Но какая-то светлая голова подсказала, как это можно исправить?
– Да. Интендант свинью на юридических казусах съел. Перевод разрешен в случае повышения. Наш наимудрейший император одно время испытывал сильную нужду с пополнением сил пограничников. Нахлебников в столице много развелось. Лет десять назад, как мне рассказал интендант, у него весь хозяйственный взвод из одних полковников состоял. Вопросы?
– Пока нет, но я не я буду, если при первой возможности в лавку мудрых советов не загляну. На каждый закон найдется другой, не менее хитрый.
– Не возражаю, но сначала ты в крепость сплаваешь.
– Да что там делать! – взвыл я. – Нет там ничего! Одни трупы, которые очень злые и живых не любят!
– Вот одного из них мне и доставишь! Ты что думаешь – тебе на слово кто-то поверит? Не себя имею в виду, всякого повидал! И в отличие от некоторых, я глубоко верующий и, что такое кара Небесного отца, хорошо представляю! Но пока я им в клетке мертвяка не покажу, никто и не почешется! А потом придут дикари, и мы Заречье потеряем навсегда! Такого позора Империя с момента основания не испытывала! Никогда, слышишь! Никогда мы не теряли территории! Никогда! И если будет нужно, я не только тебя с компостом смешаю! Весь свой полк в землю положу, но не допущу позора! Поэтому ты сейчас оторвешь свой тощий зад и отправишься исполнять приказ!
– Есть! – Я подскочил со стула: спорить с этим упертым человеком мне как-то расхотелось.
– На смерть я тебя и своих людей отправлять не хочу. По крайней мере, у вас должен быть шанс вернуться. Сутки на подготовку, любое оружие и снаряжение. Отбор нужного количества разведчиков разрешаю проводить в любом подразделении. Вот приказ. Добудь мне ходячего мертвеца, и я лично позабочусь о твоей судьбе! Пошел!
Я схватил бумаги и вылетел из кабинета. Вот черт! Армейская тупость в действии! Ручками не пощупаем – не поверим! Они думают, что я бессмертный?! И кому шеф собрался образец демонстрировать? Чего тут непонятного – почтовые птахи не прилетели, разведка не вернулась, на берегу из крепости никто не появился. Мутное дело шеф затеял, нечистое и грязное. Кого бы спросить? Первый, кто приходит на ум, – это Фонт. С него и начнем!
Отловил первого попавшегося речника и неназойливо поинтересовался – где у них «холодная». Место было известным, мне на пальцах объяснили, как искать и кого спросить. Гауптвахта оказалась вросшим в землю сараем. Сунул караульному приказ под нос и распорядился отвести меня к Фонту.
– Привет, десятник. Загораешь?
– Вижу, ты выздоровел. За расчетом пришел? Подождать придется, деньги скоро будут.
– И за этим тоже. Но вообще-то меня шеф с отрядом в Заречье отправляет. Мертвяк ему в клетке нужен позарез. Не знаешь зачем?
– Нет.
– А если подумать? Настроение у меня с утра плохое. Из-за тебя я в тюрьму попал, мы так не договаривались.
– Своя рубашка ближе к телу. Если бы не я, ты бы сейчас рыб кормил.
– Ага! Так тебе благодарен, что слеза на глаза наворачивается. За шкуру свою ты боялся, а не меня спасал. Я, конечно, без сознания был, но кое-что слышал. Будешь говорить?
– Нет. Сам думай, я в дела шефа не лезу – себе дороже.
– Это ты зря. Самый опасный человек для тебя сейчас я.
– Бить будете, господин офицер?
– Зачем? Видишь бумагу? – Я помахал в воздухе свитком. – Могу любого с собой в разведку взять. Пошли, твое заключение окончено.
– Подожди. Чего ты хочешь?
– Ты слышал.
– Я мало знаю, могу догадками поделиться, но взамен ты меня здесь оставишь. Устраивает?
– Послушаю. Постарайся меня убедить, иначе…
– Так вот, шефа на границу где-то с год назад прислали. Раньше он в столице обретался, в немалых чинах хаживал. С собой таких же, как он, притащил, нормальных офицеров выжили и стали купоны стричь. Доля в каждой сделке. Между прочим, я тоже ему плачу. Теперь тут никто ничего не боится, заплатил – и спи спокойно. Единственный из тех, кто не только о своем кармане думает, – это, как ни странно, судья трибунала. Народ его Рыбьим Глазом кличет.
– Видел его. Продолжай.
– Они сюда за деньгами приехали, но одного не учли. Скучно здесь после столицы. Как у них монета в мошне забренчала, начались дуэли и пари. В общем, понесло их, шеф этому не препятствует. Меньше народу – доля больше. Местные не такие жадные или такие же, как я, меня всегда под трибунал подвести можно. Легкие деньги, девицы, вино, и главное – никакого надзора. Кто куратор от тайной службы, я не знаю, но он точно есть и скорее всего тоже в доле. Солдатиков по доносам периодически хватают. Борьбу с контрабандой показывают. Ну… и мелочь всякую из купцов и контрабандистов. Остальных не трогают – в основном тех, кто богатством не обижен и делиться не забывает. Ты спрашиваешь – зачем ему ходячий? Я не уверен, но выбор небольшой: либо пари, либо продать в столицу. Не доверяй здесь никому, такая игрушка дорого стоит. Врагов ему скармливать или на арену выпускать – самое то! Сходишь за одним – не удивляйся, если и за вторым придется. Заречье рано или поздно вернут, тогда такого добра будет навалом. Кто первый, тот и сливки с молока снимет. Понимаешь?
– Примерно.
– Ты не сомневайся. Скорее всего, так дела и обстоят – на словах они все честные, но как до дела доходит, истинная суть наружу вылезает. Разврат у них в почете, о своих удовольствиях думают и больше ни о чем. Хочешь мои слова проверить?
– Неплохо было бы.
– Перед отправкой забеги к Тросту на улицу Жестянщиков, он букмекер, поинтересуйся – почем ставки на тебя? Можешь и сам поставить, если примет. Еще что спросить хочешь?
– Кто такая Маурика?
– О-о-о… брат! Там такая красота, что Небесный отец форму сломал, в которой ее отливали! Другой нет и не будет! Дикарка она, что-то вроде переходящего знамени у офицеров. Шеф попытался было ею единолично завладеть, так что тут началось! В него два раза стреляли! Увидишь ее – закачаешься! Идет, как перетекает.
Читать бесплатно другие книги:
