Такой чудесный день Левин Айра

В воскресенье утром Лилия отправились с ним за два квартала, в дом, где внизу работал телефон, и, пока он листал изорванный вдрызг справочник, ждала рядом. Морган и Ньюгейт были очень распространенными среди иммигрантов именами, однако мало у кого из пришлых имелся телефон. Нашли только одного такого Моргана Ньюгейта, и проживал он в Нью-Мадриде.

Скол опустил три жетона и назвал номер. Экран был разбит, впрочем, какая разница – телефоны на Свободе давно уже не показывали картинку.

Ответила женщина. На вопрос, дома ли Морган, сказала, что да. Тишина затянулась, и Лилия, изучавшая в нескольких метрах рекламный плакат сани-спрея, подошла ближе.

– Его что, нет? – прошептала она.

– Алло! – произнес мужской голос.

– Морган Ньюгейт? – осведомился Скол.

– Да. С кем я говорю?

– Это Скол. Ли РМ, из Академии генетических наук.

Наступила пауза.

– Господи! Ли! Ты для меня запрашивал альбомы и уголь!

– Да. А еще сказал наставнику, что ты болен и нуждаешься в помощи.

– Верно, сказал, засранец! – рассмеялся Карл. – Вот так новости! Когда приехал?

– С полгода.

– В Нью-Мадриде?

– Польенсе.

– Что делаешь?

– Работаю на руднике.

– Иисус, какой отстой. – Карл помолчал. – Сущий ад, да?

– Да.

Он даже их словами говорит: «ад», «господи». Наверное, еще и молится.

– Жаль, что телефоны разбиты и нельзя на тебя посмотреть.

Скол вдруг устыдился своей враждебности. Рассказал Карлу про Лилию и будущего ребенка; Карл поведал, что в Семье был женат, однако сюда перебрался один. Не позволил Сколу поздравлять себя с творческими успехами.

– То, что я продаю, – ужасно. Миленькие тупарские дети. Но три дня в неделю пишу для души, так что жаловаться не на что. Слушай, Ли… нет, как там тебя? Скол? Слушай, Скол, надо встретиться. У меня есть мотоцикл, как-нибудь вечерком к вам заеду. Или… постой, ты в следующее воскресенье занят? В смысле, ты и твоя жена?

Лилия с нетерпением посмотрела на Скола.

– По-моему, нет. Не уверен.

– Ко мне придут друзья. И вы давайте, ладно? Около шести.

Лилия изо всех сил кивала, и Скол ответил:

– Постараемся.

– Обязательно приезжайте. – Карл продиктовал адрес. – Я рад, что ты сюда добрался. Все лучше, чем там, так ведь?

– Немного лучше.

– В общем, жду вас в воскресенье. Пока, брат.

– Пока. – Скол отключился.

– Мы поедем, да? – спросила Лилия.

– Ты представляешь, сколько стоит билет?

– О Скол…

– Ладно, ладно, поедем. Только я не приму никакой помощи. И ты не будешь о ней просить. Заруби себе на носу.

Всю неделю по вечерам Лилия приводила в порядок их лучшую одежду, отпарывала изношенные рукава от зеленого платья и ставила новую, менее заметную заплату ему на штанину.

Здание, на самой окраине нью-мадридского желез-тауна, находилось во вполне приличном состоянии, не хуже многих домов местных. В подъезде было чисто, почти не чувствовался запах виски, рыбы и освежителей, и лифт исправно работал.

В свежеоштукатуренной стене у двери Карла чернела кнопка: дверной звонок. Скол нажал. Ему, очевидно, было не по себе, и Лилия тронула его руку.

– Кто там? – раздался мужской голос.

– Скол Ньюмарк.

Щелкнул замок, дверь отворили, и Карл – тридцатипятилетний бородатый Карл с прежними сосредоточенными глазами – расплылся в улыбке и потряс руку Скола.

– Ли! Я уж думал, вы не придете!

– Нарвались на компанию дружественных тупарей.

– О Иисус. – Карл впустил их и запер дверь.

Скол представил Лилию.

– Здравствуйте, мистер Ньюгейт.

Карл, пожимая протянутую руку и глядя ей в лицо, произнес:

– Просто Аши. Здравствуй, Лилия.

– Здравствуй.

Карл повернулся к Сколу.

– Избили?

– Нет. Заставили прочесть «Клятву верности» и все такое.

– Ублюдки. Идем, угощу вас виски, и все забудется. – Он взял их под руки и провел через узкий коридор, сплошь увешанный картинами. – Отлично выглядишь, Скол.

– И ты. Аши.

Они улыбнулись.

– Семнадцать лет, брат, – сказал Карл-Аши.

В прокуренной комнате с коричневыми стенами разговаривали десять или двенадцать мужчин и женщин с сигаретами и бокалами в руках. При их появлении они смолкли и выжидательно повернулись.

– Знакомьтесь! Скол и Лилия. Мы со Сколом вместе учились в академии. Два худших генетика Семьи.

Присутствующие заулыбались, а Карл указывал на них по очереди и называл имена. Вито, Санни, Рия, Ларс… В основном иммигранты, бородатые мужчины и длинноволосые женщины с глазами и цветом кожи Семьи. Двое местных: бледная, очень прямая горбоносая женщина около пятидесяти, с золотым крестиком на черном платье, под которым, казалось, ничего не было («Джулия», – представил Карл, и она улыбнулась одними губами), и полная рыжая женщина помоложе в обтягивающем платье, отделанным серебристым бисером. Несколько человек могли быть и пришлыми, и аборигенами: сероглазый безбородый Боб, блондинка и молодой голубоглазый мужчина.

– Виски? Вино? – спросил Карл.

– Вино, пожалуйста.

Столик был уставлен бутылками и тарелками с одним или двумя ломтиками сыра и мяса. Тут же лежали сигареты и спички. Стопку салфеток прижимало сувенирное пресс-папье. Скол взял его в руки: АВС21989. Показал Лилии. Та улыбнулась.

– Ностальгия? – осведомился Карл, наливая вино.

– Да нет, – ответил он и положил пресс-папье на место.

– Что будешь пить?

– Виски.

Подошла, улыбаясь, рыжеволосая в серебристом платье, с бокалом в унизанной кольцами руке.

– Милочка, вы просто прелесть, – сказала она Лилии и добавила, обращаясь к Сколу: – Я считаю, вы все красивые. Может, в Семье нет свободы, но в смысле внешности она далеко впереди. Чего бы я только не дала, чтобы стать худой, смуглой и иметь такие глаза.

Она болтала дальше – про разумное отношение Семьи к сексу, – и Скол обнаружил, что стоит с бокалом и слушает, а Карл и Лилия разговаривают с кем-то еще. У рыжей вдоль век тянулись черные линии, зрительно продляя глаза.

– Вы намного более открытые, в сексуальном смысле. Вы получаете больше удовольствия…

Тут к его собеседнице подошла одна из иммигранток.

– А Хайнца разве не будет, Мардж?

– Он в Пальме, – повернулась к ней рыжая. – Обрушилось крыло отеля.

– Прошу прощения, – произнес Скол и отошел.

Он направился в другой конец комнаты, кивнул сидящим и отпил виски, разглядывая картину на стене, – коричневые и красные мазки на белом фоне. Виски на вкус лучше, чем у Хассана, не такой горький и обжигающий. Картина примитивна. Интересно потаращиться несколько мгновений, но никакой связи с действительностью. В нижнем углу характерная для Карла (нет, Аши!) «А» в кружочке. Любопытно: это одно из плохих полотен на продажу или, поскольку висит в гостиной, работа «для души», о которой он говорил с таким удовлетворением? Неужели Карл больше не пишет прекрасных мужчин и женщин без браслетов, как когда-то в академии?

Скол повернулся к соседям: трое мужчин и женщина, все иммигранты. Говорили о мебели. Послушал несколько минут, прикладываясь к виски, и отошел.

Лилия подсела к горбоносой Джулии. Они курили и разговаривали, точнее, Джулия говорила, а Лилия слушала.

Скол вернулся к столу и налил себе еще. Зажег сигарету.

Ему представился мужчина по имени Ларс, директор школы для детей иммигрантов в Нью-Мадриде. Его привезли на Свободу ребенком, и он прожил на острове сорок два года.

Подошел Аши, ведя за руку Лилию.

– Пойдем, покажу мастерскую, Скол.

Они вышли из гостиной в коридор с картинами.

– Знаешь, с кем ты сейчас разговаривала? – спросил Карл.

– С Джулией.

– С Джулией Констанса, двоюродной сестрой генерала. Терпеть его не может. Одна из учредителей Службы помощи иммигрантам.

Мастерская была просторной и светлой. На одном мольберте стояло незаконченное изображение местной женщины с котенком, на другом – сине-зеленая мазня. Вдоль стен – еще полотна: оранжево-коричневые, сине-лиловые, черно-фиолетовые, оранжево-красные…

Карл объяснил, чего добивается, указывая на особенности композиции, контрастность и тонкие оттенки цвета.

Скол отвернулся и пил виски.

– Эй вы, железяки! – сказал он достаточно громко, чтобы его слышали. – Хватит трепаться про мебель. Послушайте минуту! Знаете, что нам надо? Драться! Это я не ругаюсь. Драться в буквальном смысле. Драться с Уни! Потому что во всем виноват Уни! В том, что тупари такие, как есть, потому что им не хватает пищи, пространства, связи с внешним миром; в том, что чучела такие, потому что их одурманивают ЛПК и накачивают транквилизаторами; в том, что мы такие, потому что Уни согнал нас сюда, чтобы не мешали! Виноват Уни – он заморозил мир, чтобы ничего не менялось. Нужно бороться! Оторвать от стула свою глупую избитую задницу и драться!

Аши улыбнулся и потрепал его по щеке.

– Брат, ты маленько перебрал. Слышишь меня, Скол?

Конечно, он перебрал, конечно, конечно! Но алкоголь не отупил, а освободил. Дал волю всему, что копилось долгие месяцы. Виски – это здорово! Виски – это восхитительно!

Он отвел руку Аши.

– Я в порядке. Я понимаю, что говорю. – Посмотрел по сторонам на оборачивающихся с улыбкой гостей. – Нельзя смиряться, нельзя приспосабливаться к тюрьме! Аши, ты рисовал товарищей без браслетов, таких красивых! А теперь – какие-то цвета, просто мазня!

Его пытались усадить, Аши с одной стороны, взволнованная и смущенная Лилия – с другой.

– И ты тоже, любимая. Смиряешься, приспосабливаешься.

Он сел, потому что так было легче и удобнее, можно развалиться.

– Нужно драться, а не приспосабливаться. Драться, драться, драться! Драться надо, – сказал он сидящему рядом сероглазому безбородому мужчине.

– Господи, до чего же ты прав! – ответил тот. – Полностью с тобой согласен! Бороться с Уни! С чего начнем? Поплывем на лодках, прихватив до кучи армию? Но море, возможно, отслеживают со спутника, и нас будут поджидать врачи с ЛПК. У меня идея получше: возьмем самолет – говорят, на острове есть один, который даже может летать, – и…

– Боб, не дразни, – произнес кто-то. – Он новенький.

– Оно и видно, – отозвался мужчина и встал.

– Есть какой-то способ, есть. Должен быть.

Скол подумал о море и острове. Мысли путались.

На место мужчины села Лилия. Взяла его за руку.

– Нужно бороться, – сказал он ей.

– Знаю, знаю, – грустно поглядела она.

Аши поднес к его губам теплую чашку.

– Это кофе. Выпей.

Кофе был очень горячим и крепким; он сделал глоток и оттолкнул.

– Производство меди. В 91766. Ее же как-то доставляют на берег. Значит, есть суда или баржи. Можно…

– Все это уже было, – перебил Аши.

Скол посмотрел, думая, что он шутит, смеется над ним, как тот сероглазый без бороды.

– Все, что ты говоришь, о чем думаешь – «драться с Уни», – говорено-переговорено. Пытались раз десять. – Он снова поднес к его губам кофе. – Выпей еще.

Скол отстранил чашку, потряс головой.

– Неправда.

– Правда, брат. Давай, выпей…

– Неправда!

– Правда, – подала голос женщина на другом конце комнаты. – Правда.

Джулия. Джулия, кузина генерала.

– Каждые пять-шесть лет группа тебе подобных – иногда всего два-три человека – отправляется взрывать Уникомп. На лодках, субмаринах, на постройку которых уходят годы; на тех самых баржах. Они берут с собой оружие, взрывчатку, противогазы, химические бомбы, приборы. У них есть план, который, конечно же, сработает. И они никогда не возвращаются. Я финансировала две последние экспедиции и теперь содержу семьи их участников, так что я знаю, о чем говорю. Надеюсь, ты достаточно трезв, чтобы понять это и избавить себя от бесполезных мук. Принять и приспособиться – единственное, что можно сделать. Будь благодарен за то, что имеешь: красавица жена, ребенок и немного свободы, которой в будущем, мы надеемся, станет больше. Добавлю, пожалуй, что ни при каких обстоятельствах впредь не стану финансировать подобные предприятия. Я не так богата, как некоторым кажется.

Горбоносая Джулия смотрела на него своими маленькими черными глазами.

– Они никогда не возвращаются, – продолжил Аши. – Может быть, добираются до берега, может, до 001. Может быть, даже проникают в купол. Но не более, потому что они пропадают, все до единого. А Уни исправно работает.

Скол снова взглянул на Джулию.

– Мужчины и женщины, точно такие же, как ты. Сколько я себя помню, – добавила она.

Он посмотрел на Лилию. Она с состраданием сжала ему руку.

Аши протянул чашку. Скол отстранил его руку и покачал головой.

– Не надо кофе.

Он сидел без движения. На лбу внезапно выступила испарина, он наклонился, и его стало рвать.

Скол лежал в постели рядом со спящей Лилией. За занавеской на другой половине храпел Хассан. Во рту было кисло, и он вспомнил, как его тошнило. Иисус и Уэй! Да еще на ковер – первый за полгода!

В памяти всплыли слова той женщины, Джулии, и Карла, то есть Аши.

Скол еще полежал, потом встал и на цыпочках прошел за занавеску мимо спящих Ньюманов. Попил воды и, не желая тащиться в другой конец коридора, тихо помочился в раковину и тщательно смыл.

Лег на спину рядом с Лилией и натянул одеяло. Снова стало нехорошо, голова гудела. Он закрыл глаза, подышал какое-то время медленно и неглубоко, и дурнота прошла.

Не открывая глаз, размышлял.

Через четверть часа затрезвонил будильник Хассана. Лилия повернулась. Он погладил ее по голове.

– Как ты? – спросила она, садясь.

– Вроде ничего.

Зажегся свет, они сощурились. Хассан вставал, кряхтя, зевая и пуская газы.

– Поднимайся, Рия. Гиги, пора вставать!

Скол лежал на спине, касаясь рукой щеки Лилии.

– Прости, моя дорогая. Я сегодня позвоню ему и извинюсь.

Она взяла его руку и дотронулась до нее губами.

– Ты не мог иначе. Он понял.

– Попрошу его помочь с работой.

В ее взгляде мелькнуло удивление.

– Вся дурь из меня выветрилась, начисто. Как виски. Стану работящим и радостным железякой. Смирюсь и приспособлюсь. И когда-нибудь у нас будет квартира больше, чем у Аши.

– Такой мне не надо. А вот если бы две комнаты…

– Обязательно. Через два года. Две комнаты за два года. Обещаю.

Она улыбнулась.

– По-моему, надо переехать в Нью-Мадрид, поближе к богатым друзьям. Этот Ларс руководит школой. Ты знала? Вдруг ты сможешь там преподавать. И ребенок, когда подрастет, будет туда ходить.

– Что я могу преподавать?

– Что-нибудь. Не знаю. – Скол опустил руку ей на грудь. – Например, как отращивать такие красивые грудки.

– Надо одеваться, – улыбнулась она.

– Пропустим завтрак. – Он потянул ее вниз и накрыл своим телом, обнимая и целуя.

– Лилия! – позвала Рия. – Как вчера прошло?

Лилия высвободила рот.

– Потом расскажу!

Идя по туннелю в шахту, он вспомнил Уни и туннель дедушки Яна, по которому спускали блоки памяти.

Замер на месте.

Туннель, по которому спускали настоящие блоки памяти. А наверху муляжи, розовые и оранжевые кубики, к которым попадаешь через купол на лифте, и все думают, что это и есть Уни. Все, включая – а как иначе?! – мужчин и женщин, которые в прошлом отправлялись его взрывать. А Уни, настоящий Уни – на нижних этажах, и добраться к нему можно по туннелю дедушки Яна с той стороны Пика Любви.

Он никуда не делся – может быть, вход закрыт или даже замурован метровым слоем бетона, и все же он существует. Никто, тем более рациональный компьютер, не станет заделывать туннель целиком. И дедушка Ян говорил про место для новых блоков памяти, а значит, туннель еще понадобится.

Туннель в Уни.

За Пиком Любви.

Имея хорошие карты, человек с головой наверняка сможет рассчитать его точное или почти точное местоположение.

– Эй ты там! Пошевеливайся!

Скол торопливо зашагал вперед, все думая, думая…

Туннель.