Такой чудесный день Левин Айра
– Ты как?
Не ответила.
Посветил фонариком на ладонь. Из овала ярких ранок сочилась кровь.
– Иисус и Уэй.
Промыл руку водой с мылом и вытер. Пошарил вокруг.
– Ты брала аптечку?
Тишина.
Нашел ее сумку и здоровой рукой нащупал то, что искал. Сел на камень с аптечкой на коленях и пристроил фонарь на соседнем валуне.
– Животное, – процедила она.
– Я не кусаюсь. И не пытаюсь убить. Иисус и Уэй, ты же думала, что пистолет исправен!
Он распылил на ладонь заживляющий раствор, один слой, другой.
– Сochon[16].
– Уймись. Хватит.
Сорвал упаковку с бинта и услышал, что она встает. Зашуршала сбрасываемая одежда. Лилия подошла, взяла фонарь, вытащила из своей сумки мыло, полотенце и комбинезон и направилась в сторону камней, которые он навалил между скалистыми уступами в глубине укрытия, чтобы можно было перелезать на ту сторону к ручью.
Скол залепил в темноте рану, нашел на земле второй фонарь. Поставил велосипеды вместе, приготовил, как обычно, две постели, положил рядом ее сумку. Поднял обрывки комбинезона и убрал к себе пистолет.
Луна выплыла из-за скал и светила сквозь черную неподвижную листву.
Лилии все не было, и он испугался, как бы она не ушла пешком.
В конце концов вернулась. Убрала мыло и полотенце в сумку, выключила фонарь и залезла под одеяло.
– Ты была подо мной, и я завелся. Я всегда тебя хотел, а эти последние недели просто с ума сходил. Ты же знаешь, я тебя люблю.
– Дальше я пойду одна.
– Доберемся до Майорки – делай как знаешь; а до тех пор мы вместе, Лилия. И точка.
Она промолчала.
Скол проснулся от странных звуков – всхлипов и горестных стонов. Сел, посветил фонарем: она зажимала рот рукой, по вискам из-под сомкнутых век катились слезы.
Быстро подошел, присел, погладил по голове.
– О Лилия, не надо. Не плачь. Пожалуйста!
Наверное, он сделал ей больно. Может быть, внутри.
Она рыдала.
– Лилия, прости! Прости, любимая! Иисус и Уэй, лучше бы пистолет работал!
Она помотала головой, зажимая себе рот.
– Я думал, ты из-за меня. Тогда что? Не хочешь идти вместе? Хорошо.
Снова помотала головой.
Скол растерялся. Сидел рядом, гладил по голове, спрашивал, просил перестать, потом постелил себе рядом, повернул ее, прижал к груди. Она плакала. Когда он проснулся, Лилия смотрела на него, лежа на боку и подпирая голову рукой.
– Идти поодиночке нет смысла, – произнесла она. – Останемся вместе.
Скол хотел вспомнить, о чем они говорили перед тем, как он заснул. Кажется, ни о чем, она плакала.
– Хорошо, – ответил растерянно.
– Мне так стыдно за пистолет. Как я могла! Я была уверена, что ты соврал Королю.
– А мне стыдно за то, что я сделал.
– Успокойся, это совершенно естественно. Я тебя не виню. Как рука?
Он выпростал ее из-под одеяла и сжал. Было очень больно.
– Ничего.
Лилия взяла его руку и осмотрела бинт.
– Заживителем брызгал?
– Да.
Она глядела на него большими карими ясными после сна глазами.
– Ты правда поехал к острову и вернулся?
Он кивнул.
– Тres fou[17], – улыбнулась она.
– Вовсе нет.
– Да.
Снова посмотрела на руку, поднесла к губам и стала один за другим целовать кончики его пальцев.
Глава 4
В путь тронулись только в девять утра и, чтобы компенсировать свою лень, долго ехали быстро. День стоял странный, душный. На белый солнечный диск в зеленовато-сером мареве можно было глядеть не щурясь. Сбой управления климатом. Лилия вспомнила, что однажды, когда ей было двенадцать или тринадцать, такое приключилось в Кит.
– Ты там родилась?
– Нет, в Мекс.
– Да ну?! Я тоже!
Теней не было, и казалось, будто встречные велосипеды летят над землей, словно автомобили. Товарищи с опаской поглядывали на небо и при встрече хмуро кивали.
Когда они с Лилией сидели на траве, по очереди отпивая колу, Скол сказал:
– С этого момента лучше не торопиться. Не исключено, что на дорожке сканеры, надо быть аккуратнее.
– Сканеры из-за нас?
– Не обязательно. Просто потому, что это ближайший к острову город. Ты бы на месте Уни не подстраховалась?
Он боялся не столько сканеров, сколько какой-нибудь поджидающей их команды врачей.
– А вдруг нас ищут по фотографиям? – спросила Лилия. – Наставники, доктора…
– Вряд ли, столько времени прошло… Придется рискнуть. У меня пистолет и нож. – Он пощупал карман.
– Ты сможешь? – спросила она после секундной паузы.
– Да. Наверно.
– Хоть бы не пришлось.
– Ага.
– Не забудь солнечные очки.
– Сегодня? – Он посмотрел на небо.
– Из-за глаза.
– А, конечно. – Скол вытащил очки, надел и улыбнулся. – А вот тебе как быть, даже и не знаю. Разве что выдохнуть.
– В смысле? – спросила она и вдруг залилась краской. – Их под одеждой не видно.
– Первое, на что я обратил внимание, когда тебя встретил. Первое!
– Я не верю. Ты врешь! Правда ведь, врешь?
Он расхохотался и щелкнул ее по подбородку.
Ехали медленно. Сканеров на дорожке не видели. Команда врачей не остановила.
Все велосипеды в округе были новыми, однако никто не делал замечаний по поводу их старой модели.
К вечеру прибыли в 12082. Двинулись на запад, вдыхая запах моря и внимательно оглядывая дорожку.
Бросили велосипеды в леске и пешком вернулись в столовую, из которой можно было спуститься на пляж. Далеко внизу, сливаясь на горизонте с зеленовато-серой дымкой, простиралась синяя морская гладь.
Позади раздался детский голос:
– Товарищи не коснулись.
Лилия крепче сжала руку Скола.
– Не останавливайся, – сказал он. Они спускались по бетонным ступеням в неровном крутом склоне.
– Эй вы! – позвал мужчина. – Вы двое!
Скол сдавил руку Лилии, они обернулись. Товарищ стоял за сканером в начале лестницы, держа за руку голенькую девочку лет пяти-шести, которая почесывала голову красным совком.
– Вы коснулись сканера?
Они переглянулись.
– Конечно, – ответил Скол.
– Да, конечно, – повторила Лилия.
– Зеленый огонек не мигал, – возразила девочка.
– Мигал, сестренка, – серьезно промолвил Скол. – Иначе мы бы не пошли дальше, так ведь?
Он посмотрел на товарища и выдавил улыбку. Тот наклонился к девочке и что-то спросил.
– Нет, – ответила она.
– Пошли, – сказал Скол, и они повернулись, продолжая спуск.
– Маленькая злобная дрянь, – прошептала Лилия.
– Просто иди.
У подножия лестницы они остановились, чтобы снять сандалии. Наклоняясь, Скол бросил взгляд наверх: мужчина с девочкой исчезли, по ступенькам спускались другие товарищи.
Под странным туманным небом пляж был наполовину пуст. Товарищи сидели и лежали на одеялах, многие в комбинезонах; молчали или негромко переговаривались. Музыка из динамиков – «Воскресенье – день веселья» – казалась слишком громкой и неуместной. Стайка детей прыгала со скакалкой у воды: «В такой чудесный день мне повторять не лень: Вуд, Уэй, Иисус и я – все вместе мы Семья…»
Держась за руки, Скол и Лилия шли босиком на запад. И без того неширокая полоска пляжа становилась уже и безлюднее. Вдали, между прибоем и скалами, торчал сканер.
– Первый раз вижу сканер на пляже, – заметил Скол.
– И я.
Переглянулись.
– Туда и пойдем, – решил он. – Но позже.
Она кивнула. Подошли ближе.
– У меня сумасшедшее желание коснуться, – признался он. – В драку тебя, Уни! Я здесь!
– Не смей!
– Не бойся, не буду.
Развернулись и зашагали обратно к центру пляжа. Скинули комбинезоны, зашли в воду и как следует отплыли. Спиной к морю изучали береговую линию за сканером. Далекие серые скалы терялись в зеленоватом мареве. Из-за скал показалась птица, описала круг и полетела обратно. Исчезла в узкой расщелине.
– Наверняка там есть где спрятаться, – заметил Скол.
Раздался свисток спасателя; им махали.
Поплыли к берегу.
«Без пяти пять, товарищи, – донеслось из динамиков. – Мусор и полотенца – в корзины, пожалуйста. Вытряхивая одеяло, не мешайте соседям».
Оделись, поднялись по лестнице и направились в рощицу, где бросили велосипеды. Скол почистил компас, фонари и нож, а Лилия упаковала остальные пожитки в один узел.
Стемнело. Выждали еще с час и вернулись в столовую. Набрали в картонную коробку макси-кейков, напитков и спустились на пляж. Прошли сканер. Ночь стояла безлунная и беззвездная, все еще висел туман. Темноту нарушали лишь фосфоресцирующие искры, то и дело вспыхивавшие в набегающих на берег волнах. Скол нес коробку под мышкой и каждые несколько секунд светил фонариком. Лилия тащила узел с одеялами.
– В такую ночь неизлечимые не станут высаживаться на берег для торговли, – заметила она.
– Никого другого тоже не будет. Никаких одержимых сексом подростков. Это хорошо.
Впрочем, на самом деле, плохо. Что, если туман не рассеется много дней и преградит им путь на пороге свободы? Вдруг его создал Уни, нарочно, из-за них? Скол усмехнулся своим мыслям. Лилия права, он точно tres fou[18].
Они остановились, только когда, по их подсчетам, прошагали полпути между 082 и следующим городом. Бросили на песок вещи и осмотрели скалы. Не прошло и нескольких минут, как наткнулись на подходящую пещеру: низкую нору с обертками от макси-кейков и, как ни странно, обрывками доунификационной карты – зеленым «Египтом» и розовой «Эфиоп». Втащили узелок и коробку, расстелили одеяла и поели.
– Ты можешь? – удивилась Лилия, когда они легли. – После того, что было утром и прошлой ночью?
– Без терапии возможно все.
– Фантастика!
Позже он сказал:
– Даже если это конец и нас через пять минут поймают и «вылечат», все равно оно того стоило. Мы были живыми, собой, хотя бы несколько часов.
– Я хочу всю жизнь, а не несколько часов.
– Так и будет. Обещаю. – Он поцеловал ее в губы, погладил в темноте по щеке. – Останешься со мной на Майорке?
– Конечно. А почему нет?
– Ты не хотела. Помнишь? Ты даже до сюда идти со мной не желала.
– Иисус и Уэй, это было вчера! Конечно, останусь. Ты мой спаситель и теперь никуда от меня не денешься.
Они лежали, обнимаясь и целуясь.
– Скол!
Он был один. Сел, стукнулся головой, пошарил в поисках ножа, который накануне воткнул в песок.
– Скол, смотри!
Нащупав нож, он встал на колени и оперся на руку. Лилия – темный силуэт – сидела на корточках перед ослепительно-голубым выходом из пещеры. Он поднял нож, готовый защищаться.
– Нет-нет, – засмеялась она. – Иди посмотри! Ты не поверишь!
Щурясь на сияющее небо и море, Скол подполз ближе.
– Вон там, – радостно указала она на пляж.
Метрах в пятидесяти лежала, зарывшись носом в песок у воды, маленькая двухвинтовая лодка. Старая, с белым корпусом и красным буртиком. На буртике и частично выбитом ветровом стекле виднелись белые крапины.
– Давай подойдем ближе! – Опираясь на его плечо, Лилия начала было вставать, но Скол бросил нож, схватил ее за руку и потянул назад.
– Погоди.
– Что такое?
Он потер место ушиба и хмуро посмотрел на лодку, такую красно-белую, ничейную, появившуюся так кстати в ярком свете погожего, без намека на туман дня.
– Здесь какой-то обман, ловушка. Слишком все гладко. Мы ложимся спать, а наутро подана лодка. Правильно сказала, я не верю.
– Не «подана». Она здесь уже несколько недель. Смотри, сколько птичьего помета и как глубоко нос в песке.
– Откуда она взялась? Прибрежных островов тут нет.
– Может, неизлечимых, которые на ней пришли, поймали. Или товарищи с Майорки специально оставили ее для таких, как мы. Ты же говорил о спасательной операции.
– И за все время никто ее не увидел и не сообщил куда надо?
– Уни никого на эту часть пляжа не пускает.
– Подождем. Просто подождем и посмотрим.
– Хорошо, – ответила она неохотно.
– Слишком все гладко.
– А почему непременно должно быть трудно?
Не спуская глаз с лодки, они позавтракали и свернули одеяла. По очереди ползали в глубь пещеры в туалет, роя ямы в песке.
Волны, которые сначала лизали корму под буртиком, отступили с отливом. На ветровое стекло и поручни, покружив, сели птицы: четыре чайки и две какие-то коричневые.
– С каждой минутой все невыносимее в этой грязи, – пожаловалась Лилия. – Вдруг про лодку сообщили и сегодня ее заберут?
– Говори шепотом! Иисус и Уэй, почему я не захватил подзорную трубу!
Он безуспешно попытался соорудить ее из линз компаса, фонаря и свернутого в трубку картона от коробки.
– Сколько еще ждать?
– Пока не стемнеет.
Тишину пустынного пляжа нарушал только плеск волн, хлопанье крыльев да крики птиц.
Скол прокрался к лодке один, медленно и осторожно. Она оказалась старее, чем они думали: под облупившейся белой краской виднелись следы ремонта, буртик – в щербинах и трещинах. Скол обошел кругом, не притрагиваясь, высматривая при свете фонаря какой-нибудь – какой, он не знал – признак подвоха. Ничего не обнаружил – просто старая загаженная птицами лодка, непонятно по какой причине брошенная, со снятыми центральными сиденьями и на треть выбитым ветровым стеклом. Погасил фонарь, взглянул на скалы и… коснулся поручня, опасаясь, что вот-вот поднимется тревога. Скалы в слабом лунном свете остались темными и безлюдными.
Перелез внутрь и посветил на пульт управления. На вид достаточно просто: рычаги включения гребных и воздушного винтов, рукоять скорости, откалиброванная до ста узлов в час, ручка рулевого управления, еще несколько датчиков и переключатель контролируемого и независимого режимов, который стоял на отметке «независимый». Нашел на палубе между передними сиденьями отсек для аккумулятора и открыл крышку – заряжен до апреля 171-го, т. е. в запасе еще год.
Посветил на обшивку винтов. Один был завален прутьями. Скол смахнул их, вытащил все до одного, направил луч фонаря – винт новый, блестящий. Второй оказался старым: одной лопасти не хватает, другие побиты.
Сел за приборы и нашел зажигание. Миниатюрные часы показывали «5.11 пятн. 27 авг. 169». Включил один гребной винт, другой. Раздался скрип, затем тихое урчание. Выключил, посмотрел на датчики.
На скалистом побережье все было по-старому. Товарищи не выскочили из засады. Пустынная водная гладь сужалась серебристой дорожкой к почти полной луне. Никаких летящих к нему лодок.
Посидел еще несколько минут и вернулся к пещере.
Лилия встретила его у входа.
– Ну что, хорошая?
– Нет. Ее не бросили неизлечимые – внутри никакой записки, вообще ничего. Часы стали в прошлом году, а один винт – новый. Я не включал воздушный, из-за песка, но даже если он исправен, буртик в двух местах треснут, и не исключено, что она просто покачается и никуда не поплывет. Или доставит нас прямиком в 082, к маленькому прибрежному медцентру, хотя вроде бы и снята с телеконтроля.
Лилия молчала.
– Но попробовать можно, – продолжал Скол. – Если ее не бросили неизлечимые, то они не высадятся на берег, пока она тут. Может, нам просто невероятно повезло.
Он отдал ей фонарь, вытащил из пещеры коробку и узел, сунул их под мышки.
– А чем будем там торговать? – спросила Лилия, шагая рядом.
– Лодкой. Она в сто раз ценнее, чем фотоаппараты и аптечки. – Бросил взгляд на скалы. – Ну, докторишки! Вылезайте!
– Ш-ш-ш, перестань!
– Сандалии забыли.
– Они в коробке.
Скол положил вещи в лодку; они вместе соскребли с разбитого ветрового стекла птичий помет и смели ракушки. Подняли ее за нос и развернули к морю, потом взялись за корму и повторили манипуляцию. Делали так, пока она не оказалась в воде, покачиваясь вверх-вниз и неуклюже поворачиваясь. Скол придержал борт, чтобы Лилия залезла, потом толкнул лодку и забрался внутрь сам.
Включил зажигание и под тревожным взглядом сидящей рядом Лилии перевел рычаги гребных и воздушного винтов. Лодку сильно тряхнуло, их бросило из стороны в сторону. Под днищем залязгало. Скол схватился за рукоять рулевого управления и повернул рычаг скорости. Поднимая брызги, лодка набрала прыть; тряска и лязганье стали тише. Он прибавил скорость до двадцати, двадцати пяти. Лязг прекратился, тряска перешла в ровную вибрацию. Лодка скользила по волнам.
– Воздушный неисправен, – сказал он.
– Все равно мы движемся.
– Надолго ли? Она не рассчитана на такой ход, и буртик уже треснут.
Еще прибавил скорость, и лодка полетела, с шумом разрезая верхушки волн. Повернул рукоять рулевого управления – послушалась. Взял курс на север, достал компас, сравнил с индикаторами.
– Идем не в 082. По крайней мере, пока, – сказал он.
Она оглянулась, посмотрела вверх.
– Погони нет.
Скол прибавил скорость, и нос чуть задрался, но удары о волны стали сильнее. Вернул рычаг назад – теперь тот стоял на пятидесяти шести.
– На самом деле вряд ли больше сорока. Когда доберемся – если доберемся, – уже рассветет. Может, оно и неплохо. Во всяком случае, не ошибусь с островом. Неизвестно, насколько эта посудина отклоняется от курса.
Рядом с Майоркой было два острова: ЕВР91766, в сорока километрах к северо-востоку, где располагался комплекс по производству меди, и ЕВР91603, в восьмидесяти пяти километрах на юго-запад, с предприятием по переработке морских водорослей и климатологическим центром.
Лилия прижалась к нему, спасаясь от ветра и брызг из разбитого стекла. Скол держал руль, следил за компасом, морем в лунном сиянии и звездами над горизонтом.
Звезды растаяли, небо светлело, а Майорки все не было. Только море, безмятежное и бескрайнее.
– Если скорость сорок, – проговорила Лилия, – нужно семь часов. Прошло уже больше?
– Может, не сорок.
А может, он сделал слишком сильную поправку на восточное течение. Может, они проскочили Майорку и идут прямиком в Евр. Или Майорки не существует – ее убрали с доунификационных карт, потому что доунификационные товарищи «разбомбили» ее, стерев с лица земли, а зачем напоминать Семье про безумие и варварство?
Он по-прежнему держал курс на север, самую малость отклоняясь к западу, и немного снизил скорость.
Небо серело, а остров все не показывался. Они молча вглядывались в горизонт, избегая встречаться глазами.
На северо-востоке мерцала над водой последняя звезда. Нет, мерцала на воде. Нет…
– Смотри!
Лилия взглянула, куда он показывал, схватила его за руку.
Огонек описывал дугу из стороны в сторону, потом вверх-вниз, словно манил. Примерно в километре.
– Иисус и Уэй, – тихо сказал Скол и повернул руль.