Такой чудесный день Левин Айра
Она мертва; нормальный здоровый член Семьи, ложится сейчас рядом со своим парнем в 14509, П51. Как можно рисковать и говорить с ней о чем-то хоть на йоту менее здоровом и нормальном, чем она сама? Нужно провести день с родителями и лететь обратно в Сша. В следующее воскресенье он поедет на велосипеде и на сей раз не вернется.
Скол прошелся по залу ожидания. На стене висела схематичная карта Афр со светящимися точками крупных городов и соединяющими их тонкими оранжевыми линиями. На севере отмечен 14510, рядом с ней. Полконтинента от 71330, где сейчас он. Два города соединяла линия.
Посмотрел на мерцающее табло с расписанием на воскресенье, 18 февраля. Рейс в 14510 отправляется 20:20, за сорок минут до его самолета в США33100.
Подошел к стеклу, сквозь которое было видно летное поле. Товарищи гуськом поднимались по трапу на борт, которым он прилетел. У сканера встал работник в оранжевом.
Скол отвернулся. Зал ожидания почти опустел. Два пассажира с его рейса, женщина со спящим младенцем и мужчина с двумя сумками приложили запястья, включая браслет малютки, к сканеру на входе в автопорт – трижды загорелся зеленый огонек. Товарищ в оранжевом стоял на коленях перед фонтаном и отвинчивал какую-то пластину; другой, толкая перед собой полотер, коснулся сканера – «да» – и вышел через открывающуюся в обе стороны дверь.
Скол на секунду задумался, глядя на ковыряющегося в фонтане, потом пересек зал и коснулся сканера на входе в автопорт. Машина в 71334 с тремя товарищами уже ждала. Он приложил браслет («да»), сел в нее, извинился за опоздание. Дверца закрылась, и они тронулись. Скол сидел с сумкой на коленях и размышлял.
Тихо вошел в квартиру родителей, побрился, потом их разбудил. Они были рады, можно сказать, счастливы.
Поговорили, позавтракали втроем, еще поговорили. Запросили звонок Мире в Евр и получили разрешение; поболтали с ней, ее Карлом, десятилетним Бобом и восьмилетней Йин. Потом Скол предложил сходить в Музей достижений Семьи.
После обеда три часа поспал, и все поехали на монорельсе в парк аттракционов. Отец пошел играть в волейбол, а они с матерью сидели на скамейке и смотрели.
– Ты снова болен?
– Нет. Вот еще. Я в порядке.
Она пристально в него вгляделась. Ей исполнилось пятьдесят семь, волосы поседели, смуглую кожу покрыла сеточка морщин.
– Ты о чем-то думаешь, – заметила она. – Весь день.
– Я в норме. Пожалуйста, ты же моя мама, верь мне.
Она озабоченно посмотрела ему в глаза.
– Я в норме, – повторил он.
Мгновение помолчала.
– Хорошо, Скол.
Внезапно нахлынула нежность, благодарность и чувство единства с ней, как в детстве. Он сжал ее плечо и поцеловал в щеку.
– Я люблю тебя, Сюзу.
– Иисус и Уэй, вот так память! – рассмеялась она.
– Потому что я здоров. Помни это, хорошо? Я здоров и счастлив. Хочу, чтобы ты помнила.
– Почему?
– Потому.
Он сказал им, что рейс в восемь.
– Попрощаемся в автопорте. У самолета будет слишком много народу.
Отец все равно хотел ехать, но мама сказала, что устала и они останутся в 334.
В семь тридцать Скол поцеловал их на прощание – сначала отца, потом мать, шепнув ей на ухо «помни», – и встал в очередь в аэропорт 71330. Сканер заморгал зеленым.
Он и не надеялся, что в зале ожидания будет так людно. Кто с сумкой, кто без. Желтые, белые, голубые комбинезоны… Товарищи прохаживались, сидели и ждали в очереди. Среди них сновало несколько сотрудников в оранжевом.
Табло показывало, что посадка на рейс в 14510, отправляющийся в 8:20, будет производиться со второй линии. Там уже стояли пассажиры, и через стекло было видно, как разворачивается самолет и поднимается трап. Дверь самолета открылась, и вышел товарищ, за ним еще один.
Скол протиснулся сквозь толпу к открывающейся в обе стороны двери на противоположном конце зала, сделал вид, что коснулся сканера, и вошел в складское помещение, где, залитые белым светом, рядами стояли ящики и картонные коробки, точно блоки памяти Уни. Снял с плеча сумку и засунул ее между коробкой и стеной.
Как ни в чем не бывало пошел дальше. Дорогу преградила тележка со стальными контейнерами. Кативший ее товарищ в оранжевом улыбнулся и кивнул.
Скол кивнул в ответ и продолжил путь, глядя, как товарищ вышел через большой открытый дверной проем на освещенное прожекторами летное поле.
Двинулся в направлении, откуда шел товарищ и где рабочие водружали стальные контейнеры на конвейер моечной машины и наполняли чистую тару колой и горячим чаем из кранов гигантских баков.
Вновь притворился, что касается сканера, и попал в комнату, где на крючках висели обычные комбинезоны и двое товарищей, мужчина и женщина, стаскивали с себя оранжевую форму.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте.
Открыл шкафчик; внутри оказался полотер и бутылки с зеленой жидкостью.
– А где комбинезоны?
– Там. – Товарищ показал головой.
На полках лежали оранжевые комбинезоны, того же цвета предохранительные накладки на обувь и толстые перчатки.
– Вы сами откуда? – спросил товарищ.
– РОС50937. – Скол взял комбинезон и накладки. – А мы хранили в том шкафу.
– Должны быть в этом, – ответил товарищ, застегивая белый комбинезон.
– Я была в Рос, – сказала женщина. – Два задания, сначала четыре года, потом три.
Он медленно надевал накладки, пока товарищи не бросили оранжевую униформу в мусоропровод и не вышли.
Натянул поверх белого комбинезона тяжелый оранжевый с дополнительными карманами и застегнул под горло.
Проверил другие шкафчики, прихватил гаечный ключ и большой кусок желтого паплона.
Вернулся за сумкой и замотал ее в паплон. Его толкнуло дверью.
– Простите, – извинился товарищ в оранжевом. – Я вас ударил?
– Нет, – ответил он, придерживая обмотанную сумку.
Товарищ ушел.
Скол взял сумку под мышку, вынул из кармана гаечный ключ и зажал его в правой руке, надеясь, что получилось похоже.
Двинулся в том же направлении, что и товарищ, затем повернул и вышел сквозь широкий проем на поле.
Трап самолета у второй линии был пуст. У подножия, рядом со сканером, стояла тележка с контейнерами – вероятно, та самая.
Другой трап опускался под землю, а самолет, который он обслуживал, уже ехал к взлетной полосе. Кажется, в расписании был рейс на 8:10 в Кит.
Скол присел на одно колено, положил вещи на бетон и сделал вид, что поправляет накладку. Пассажиры внутри будут наблюдать за взлетом самолета в Кит, тогда-то он и поднимется на борт. Мимо него прошелестели оранжевые ноги, кто-то направлялся в сторону ангаров. Скол снова снял и надел накладку, глядя, как самолет разворачивается и набирает скорость…
Поднял сумку с ключом и неторопливо пошел. Свет прожекторов его нервировал, но он сказал себе, что никому нет никакого дела, все смотрят на другой самолет. Около трапа притворился, что касается сканера – из-за тележки было якобы неудобно, – и ступил на быстро бегущие вверх ступени. Крепко держа в потной руке ключ и завернутую в паплон сумку, вошел в салон.
Двое из техперсонала загружали автоматы кейками и напитками. Он кивнул. Ему кивнули в ответ. Зашагал по проходу в сторону туалета.
Не закрывая дверь, положил сумку на пол, повернул краны в раковине и постукал по ним. Затем встал на колени, постучал по сливной трубе. Приставил к ней гаечный ключ.
Трап остановился и снова заработал. Скол выглянул: товарищи ушли.
Он закрыл дверь, снял оранжевый комбинезон, туго скатал его и запихнул в сумку вместе с желтым паплоном. Сбоку втиснул вставленные одна в другую накладки для сандалий. Положил сверху ключ, натянул края и застегнул.
С сумкой на плече сполоснул руки и лицо холодной водой. Сердце бешено колотилось, но чувствовал он себя отлично – деятельным и живым. Обозрел в зеркале свою персону с зеленым глазом. Долой Уни!
Раздались голоса входящих пассажиров. Он продолжал вытирать давно сухие руки.
Дверь отворилась, вошел мальчик лет десяти.
– Привет, – сказал ему Скол и выбросил полотенце. – Как жизнь?
– Хорошо.
– Первый раз летишь на самолете?
– Нет. – Мальчик расстегнул комбинезон и сел на один из унитазов. – Я тысячу раз летал.
– Ну, до встречи.
Салон был заполнен примерно на треть, и товарищи все заходили. Скол сел на ближайшее свободное место у прохода, убедился, что сумка надежно застегнута, и пристроил ее под сиденьем.
На другом конце он сделает то же самое. Во время высадки пойдет в туалет и облачится в униформу. Когда на борт поднимутся товарищи с кейками и напитками, будет ковырять ключом раковину и уйдет последним. На складе, за каким-нибудь ящиком или в шкафу, избавится от комбинезона, накладок и ключа; покинет аэропорт, не касаясь сканера, и пешком пойдет в 14509 – восемь километров к востоку от 510, он утром проверил по карте МДС. Если повезет, к двенадцати или половине первого ночи будет на месте.
– Как странно! – произнесла его соседка.
Он обернулся.
Женщина смотрела в хвост самолета.
– Кому-то не хватило места.
По проходу, озираясь по сторонам, медленно шел товарищ. Салон был полон. Пассажиры оглядывались, не зная, как помочь.
– Найдется. – Скол приподнялся в кресле и осмотрелся. – Уни не ошибается.
– Нет, – ответила соседка. – Все занято.
Поднялся гул голосов. Действительно, места не было. Какая-то пассажирка взяла ребенка на колени.
Самолет тронулся, загорелись экраны, началась передача про географию и природные богатства Афр.
Скол хотел сосредоточиться – эти сведения могли в будущем оказаться кстати, – но тщетно. Если его теперь найдут и вылечат, он больше никогда не вернется к жизни. На сей раз Уни проследит, чтобы даже тысяча листьев на тысяче мокрых камней не смогла разбудить его сознание.
Он добрался в 14509 в двадцать минут первого. Спать совершенно не хотелось, организм еще не перестроился с часового пояса Сша и кипел энергией.
Для начала Скол сходил в музей до-У, потом на ближайшую к П51 стоянку велосипедов. Туда он наведался дважды, и по одному разу – в столовую и центр снабжения.
В три часа вошел в комнату Лилии. Поглядел при свете фонаря, как она спит, – на ее щеку, шею, темную руку на подушке, – подошел к столу и включил лампу.
– Анна, – позвал он, стоя в изножье кровати. – Вставай.
Она что-то пролепетала.
– Просыпайся, Анна. Пора.
Она села, закрываясь от света и протестующе бормоча. Убрала руку, узнала его и обескураженно нахмурилась.
– Я хочу, чтобы ты прокатилась со мной на велосипеде. Не вздумай громко говорить и звать на помощь. – Он достал из кармана пистолет и прицелился ей в лицо (надо надеяться, правильной стороной): указательный палец – на спусковом крючке, остальные держат рукоять. – Не послушаешься – убью.
Глава 3
Она уставилась на пистолет, потом на него.
– Генератор слабый, но в стене музея получилась дырка в сантиметр глубиной. А в тебе будет еще больше, так что не дури. Я не хочу тебя пугать. Позже сама все поймешь.
– Какой ужас! Ты снова болен!
– Да, и мне хуже. Поэтому делай, что скажу, а то Семья потеряет двух ценных членов; сначала тебя, потом меня.
– Ли, как ты можешь? Посмотри на себя – с оружием в руке, угрожаешь!
– Вставай и одевайся.
– Пожалуйста, дай мне позвонить…
– Одевайся. Живо!
– Хорошо. Хорошо, я сделаю, как скажешь. – Она сбросила одеяло, поднялась и расстегнула пижаму.
Он отступил, продолжая держать ее на мушке.
Лилия стянула пижаму, бросила ее на пол и повернулась к полке с комбинезонами. Скол смотрел на ее грудь и тело, которое тоже отличалось от нормы: полные ягодицы, округлые бедра. До чего хороша!
Она надела штанины, сунула руки в рукава.
– Ли, умоляю тебя, пойдем вниз в медцентр и…
– Помолчи.
Она застегнула комбинезон и обулась.
– Зачем ехать куда-то на велосипеде посреди ночи?
– Собери сумку.
– Дорожную?
– Да. Возьми аптечку, комбинезоны на смену, кусачки для ногтей. Все, что тебе дорого. Фонарик есть?
– Зачем?
– Сумку собирай.
Она сложила и застегнула сумку, и он повесил ее на плечо.
– За домом два велосипеда. Пойдем вместе. У меня в кармане пистолет. Если кто-нибудь попадется навстречу и ты хотя бы пикнешь, убью обоих. Ясно?
– Да.
– Делай, что скажу. Скажу остановиться и поправить сандалию, останавливайся и поправляй. Мы не будем касаться сканеров. Тебе не впервой.
– Мы не вернемся?
– Нет. Уезжаем далеко.
– Тогда я хочу взять фотографию.
– Бери. Я же сказал: все, что тебе дорого.
Она подошла к столу и порылась в ящике.
Фотография Короля? Нет, он – напоминание о «болезни». Вероятно, родители.
– Она где-то здесь. – Голос прозвучал неуверенно, как-то неестественно.
Скол быстро подошел и оттолкнул ее в сторону. На дне ящика было написано: «Ли РМ пистолет два вело…».
– Я хочу помочь.
Он чуть не ударил ее. Сдержался. И вдруг понял: зря, она подумает, что он не опасен, – и отвесил пощечину так, что обожгло ладонь.
– Ты эти штуки брось! Не видишь, я болен? Еще хоть раз что-нибудь такое выкинешь – и сама умрешь, и десяток других с собой прихватишь!
Она смотрела на него широко открытыми глазами, дрожа и держась за щеку.
Его тоже трясло – он сделал ей больно. Выхватил у нее ручку, зачирикал написанное и бросил сверху бумаги и записную книжку. Задвинул ящик, схватил Лилию за локоть и подтолкнул к двери.
Они шагали рядом по коридору. Он держал руку в кармане, на пистолете.
– Перестань трястись. Будешь слушаться – я тебя не трону.
Встали на эскалатор. Навстречу поднимались два товарища.
– И тебя, и их, – сказал он. – И любого, кто попадется.
Она не ответила.
Он улыбнулся товарищам. Те улыбнулись в ответ. Она кивнула.
– Меня переводят уже второй раз за год, – произнес он.
Спустились еще по нескольким эскалаторам и ступили на последний, ведущий в фойе. Около сканера входной двери стояли три товарища, двое из них с телекомпами.
– Смотри мне!..
Они ехали вниз, отражаясь в затемненном стекле противоположной стены. Товарищи разговаривали. Один поставил телекомп на пол.
Сошли с эскалатора.
– Анна, подожди минутку.
Она остановилась.
– Ресница в глаз попала. Есть салфетка?
Полезла в карман и покачала головой.
Он нащупал салфетку у себя под пистолетом и протянул ей. Стал лицом к товарищам и широко открыл глаза, снова сунув руку в карман. Она поднесла салфетку к глазу, по-прежнему дрожа.
– Да не волнуйся так, это просто ресница, – сказал он.
За ее спиной товарищ поднял телекомп. Вся троица пожимала руки и целовалась. Двое с телекомпами коснулись сканера. Заморгал зеленый огонек. Вышли. Третий, молодой человек за двадцать, направился в их сторону.
Скол отвел руку Лилии.
– Прошло, – поморгал он. – Спасибо, сестра.
– Вам помочь? – осведомился товарищ. – Я 101 по профессии.
– Спасибо. Просто ресница попала.
Лилия шевельнулась, и Скол вперил в нее взгляд. Она сунула салфетку в карман.
Товарищ заметил дорожную сумку.
– Счастливого пути.
– Спасибо, – ответил Скол. – До свидания.
– До свидания, – улыбнулся товарищ.
– До свидания, – произнесла Лилия.
Они подошли к дверям и увидели в них отражение товарища, ступающего на эскалатор.
– Я наклонюсь к сканеру, – пояснил Скол. – Дотронься с краю, не касаясь пластины.
Вышли на улицу.
– Ли, пожалуйста, во имя Семьи, давай поднимемся в медцентр.
– Тихо.
Свернули в проход между зданиями. Здесь было темнее, и Скол достал фонарь.
– Что ты со мной сделаешь?
– Ничего, если снова не попытаешься меня надуть.
– Тогда зачем я тебе?
Он не ответил.
На дорожке за зданиями был установлен сканер. Рука Лилии поднялась.
– Нет! – сказал Скол.
Они прошли, не касаясь; Лилия горестно вздохнула и прошептала:
– Какой ужас!
Велосипеды стояли на своем месте у стены. В корзине одного лежала дорожная сумка в одеяле, тут же были засунуты макси-кейки и банки с колой. На другой корзине лежало развернутое одеяло. Скол положил в него сумку Лилии и плотно замотал.
– Залазь, – сказал он, придерживая велосипед.
Она села и взялась за руль.
– Мы поедем прямо между зданиями в сторону Восточного шоссе. Без моего разрешения не поворачивай, не останавливайся и не ускоряйся.
Скол перекинул ногу через раму и сунул фонарь в угол сетчатой корзины, чтобы освещать путь.
– Хорошо, поехали, – скомандовал он.
Они катили бок о бок по прямой дорожке, совершенно темной за исключением просветов между домами. Высоко над головой мерцала узкая полоска звезд, а где-то впереди – голубоватый свет одинокого уличного фонаря.
– Быстрее, – приказал Скол.
Они прибавили скорость.
– Когда у тебя следующая терапия?
Она молчала. Наконец произнесла:
– Восьмого маркса.
Две недели. Иисус и Уэй, почему не завтра или послезавтра! Хотя могло быть хуже; могло быть через месяц.
– Ты разрешишь? – спросила Лилия.
Пугать ее еще больше не имело смысла.
– Может быть. Посмотрим.
Он намеревался каждый день проезжать небольшое расстояние во время свободного часа, когда велосипедисты не привлекут внимания. Двигаться от леса до леса, через один-два населенных пункта, и так понемногу добраться до 12082 на северном побережье Афр, ближайшего к Майорке города.
Однако в первый же день, к северу от 14509, планы поменялись. Найти укрытие оказалось сложнее, чем он предполагал; уже давно рассвело – по его подсчетам, часов в восемь, – когда они наконец устроились под скалистым выступом, который спереди закрывали заросли молодняка. Скол нарезал веток и завалил ими просветы между деревцами. Вскоре послышался гул вертолета; он все кружил наверху, и Скол держал на прицеле Лилию, которая застыла с недоеденным макси-кейком в руке. В полдень в каких-нибудь двадцати метрах раздался треск сучьев, шелест листвы и чей-то голос. Слов было не разобрать, говорили медленно и монотонно, как в телефон или телекомп с голосовым вводом.
Либо прочли написанное Лилией в ящике стола, либо, что более вероятно, Уни сопоставил их отсутствие и пропажу велосипедов. Поскольку их теперь ищут, Скол решил пуститься в дорогу только через неделю, в воскресенье, сделать бросок в шестьдесят или семьдесят километров на северо-восток, а не прямо на север, найти укрытие и снова переждать.
В течение четырех-пяти недель они окольными путями доберутся до 12082. Каждое воскресенье Лилия будет все больше собой, сговорчивее и менее одержимой идеей ему «помочь».
Пока, однако, она Анна СГ. Он заткнул ей рот лоскутами от одеяла, связал и спал до заката с пистолетом в руке. В полночь снова повторил процедуру, а сам уехал на велосипеде и спустя несколько часов вернулся с едой, двумя одеялами, полотенцами, туалетной бумагой, «наручными часами», которые не тикали, и двумя французскими книгами. Лилия лежала там, где он ее оставил, глядя встревоженно и сострадательно. Пленница прощала больному товарищу его издевательства. Жалела.
При свете дня, однако, посмотрела на него с отвращением. Он погладил щеку и ощутил под ладонью пробивающуюся щетину. Смущенно улыбнулся.
– Почти год без терапии.
Она опустила голову и прикрыла глаза рукой.
– Ты превратился в животное.
– Мы и есть животные. Это Вуд, Уэй, Иисус и Маркс сделали нас мертвыми и прилизанными.
Когда Скол начал бриться, она сначала отвернулась, а потом бросила взгляд через плечо, раз, другой и принялась брезгливо его разглядывать.
– Можно порезаться.
– Было поначалу. – Он натянул кожу и играючи работал лезвием, глядясь в пристроенный на камне блестящий бок фонаря.