Рота особого назначения. Подводные диверсанты Сталина Сарычев Анатолий
– Это моя визитка. Вы меня здорово выручили. В любом месте земного шара, где есть американское представительство, попросите соединить по военной связи, и вас соединят со мной. Через семь минут катер отвезет вас на стоянку гидросамолетов, которые летят в Монтевидео. Оттуда вы легко доберетесь до Буэнос-Айреса, куда вы так спешите. Вас прислал мне Бог, и пусть он вам поможет! – торжественно закончил разговор капитан.
– У болта середина резьбы мягкая, – заметил Федоров, колупнув подозрительную резьбу ногтем.
Во все время патетического выступления командира Федоров внимательно рассматривал болт, поднося его близко к глазам.
– Не может быть! Эти болты по сто раз проверяют! – громко закричал капитан, выхватывая болт из рук Федорова.
На крик капитана в каюту ворвались три дюжих матроса и вопросительно уставились на капитана.
– Взять вещи наших гостей и отнести в катер! – приказал капитан, заворачивая болт в белый носовой платок.
Соколов открыл свой рундук и начал выкладывать из него вещи, среди которых Федоров с удивлением обнаружил большой, туго набитый брезентовый мешок, который они собирали на складе.
Говорить Федоров ничего не стал.
– Болт я забрал, а я собрался тебе его подарить на память.
Выхватив из нагрудного кармана черную авторучку, капитан торжественно вручил ее Федорову, бросив взгляд на немецкую спиртовку, которая по-прежнему стояла на столе.
– Это специальная спиртовка, которая позволит вам в любой момент приготовить настоящий кофе или чай на огне! – не остался в долгу Соколов, доставая из-под стола металлический футляр от спиртовки.
Вложив спиртовку в футляр, протянул ее капитану.
– У меня на судне всегда есть горячая вода! – попробовал отказаться капитан.
– Кофе на живом огне в десять раз вкуснее! А если вы сделаете кофе с какао по старинному рецепту индейцев майя, то все дамы будут смотреть на вас влюбленными глазами! – уверенно заявил Соколов, беря нить беседы в свои руки.
– Что за рецепт? – с ходу спросил капитан, убирая футляр со спиртовкой в карман кителя.
– Насыпаете в кофейник кофе, порошок-какао и сахарную пудру. Заливаете смесь холодной водой, ставите на огонь и доводите до кипения. Потом можете по вкусу добавить молоко или сливки, – соловьем разливался Соколов, не обращая внимания на нетерпеливые гримасы Федорова.
«Хотя что я дергаюсь? Капитан – второй после Бога! А на судне – первый человек! Как он решит, так и будет!» – одернул себя Федоров, с интересом смотря на старшего товарища.
– Я начинаю менять свое отношение к тебе, Джек! Хотя при первом впечатлении ты казался алкоголиком. Возьму на себя смелость и приглашу тебя на корабль на тех же условиях, что и Сержа, – испытующе смотря на Соколова, выдал капитан.
– Буду рад служить под вашим командованием! – выдал Соколов, вскидывая голову, как норовистый конь.
– Гуд лайк![101] – круто развернувшись, бросил капитан и вышел из каюты.
Федоров накинул матросскую куртку и, в последний раз оглядевшись, быстро вышел из каюты, в которой они провели всего два дня.
Едва Федоров спустился с левого борта по штормтрапу на палубу катера, как тот сразу отошел от эсминца.
Минут десять спустя катер подошел к гидросамолету и пришвартовался прямо к фюзеляжу. Еще две минуты спустя неразговорчивые матросы перекидали вещи прямо в открытую дверь фюзеляжа, куда кинули короткий деревянный трап, и довольно невежливо подтолкнули Федорова к нему, показывая, что надо торопиться.
Стоящий метрах в пятидесяти гидросамолет завел мотор и начал его прогревать, оглушая окрестности визгливым звуком работающего авиационного двигателя.
Федоров не стал сопротивляться, а быстро перебежал по трапу и первым нырнув в душное нутро гидросамолета.
Глава двадцать шестая. Первый день в Уругвае
Едва гидросамолет взлетел, Федоров расстелил на полу двухметровый кусок брезента, положил на него меховую куртку и, улегшись на нее, мгновенно уснул.
Проснулся Федоров от того, что его настойчиво трясли за плечо.
Голос Соколова восхищенно заявил:
– Ну и здоров ты, лейтенант, спать! Двадцать шесть часов не вставая! Проспал три посадки с дозаправками! Вставай быстрее! Через час прибываем в залив Ла-Плата. Ребята за триста долларов решили сделать минутную посадку в заливе, подальше от порта.
– Но нам же надо в Монтевидео! – попробовал возразить Федоров.
– Одному Богу известно, куда нам надо! Я только знаю, что нам надо в Южную Америку. Немцы отправляют большой корабль с вольфрамовой рудой в Германию, и он ни в коем случае не должен не только дойти до фашистов, но и выйти в открытое море! – махнул рукой Соколов, сильно скривившись.
– Что еще произошло за то время, пока я спал? – спросил Федоров, понимая, что еще не все неприятности Соколов на него вывалил.
– Всю группу водолазов, кроме Краснова, которая шла на подводной лодке, сняли и отправили обратно в Союз на сухогрузе!
– А почему Краснова не сняли? – успел спросить Федоров, в темпе складывая импровизированную постель.
– Не знаю. Разговор с резидентом был короткий. Краснов с лодки сойдет в Америке и оттуда будет добираться до Уругвая самостоятельно, – пояснил Соколов, подтаскивая вещи к правому борту.
– У нас же полный контейнер водолазного оборудования в Буэнос-Айрес недели через три придет, – напомнил Федоров, выглядывая в иллюминатор.
– Ты, в принципе, полностью готов к самостоятельной работе в автономном режиме. Каждую среду в Монтевидео около памятника последнего чарруа[102] в семнадцать часов тебя будет ждать мужик с красной книжкой в правом кармане. По четным средам мужик будет в белом костюме, по нечетным в сером. Спросишь мужика о Такуабе[103] в любой форме. Мужик ответит, что Такуабе умер. Добавишь, что жалко шамана. Мужик тебя поправит, что Такуабе не шаман, а простой чарруа, – пояснил Соколов.
Вышел пилот и тукнул указательным пальцем вниз, показывая, что самолет пошел на снижение.
– Где конкретно стоит памятник? – решил уточнить Федоров, усаживаясь на скамейку и пристегиваясь брезентовыми ремнями.
– На Прадо! – бросил Соколов, занятый своими мыслями.
Рядом с Соколовым лежал брезентовый мешок, который тот со злостью пнул правой ногой.
«Что там в мешке лежит? Я сам этот мешок не паковал!» – вспомнил Федоров, на всякий случай спросив:
– Где именно мужик будет ждать?
– Около левой сидящей фигуры! – бросил Соколов, застегивая на поясе ремень.
Гидросамолет сбросил обороты и резко пошел вниз, чтобы через минуту плавно приводниться.
Пока самолет скользил вперед, из пилотской кабины вышел пилот и, открыв дверь, начал подтаскивать к ней брезентовый тюк, который лежал около Соколова.
Федоров вскочил со своего места и начал помогать.
Гидросамолет к тому времени остановился и закачался на волнах.
Федоров выглянул в открытую дверь и обнаружил, что гидросамолет стоит на траверзе трех маленьких домиков, до которых никак не меньше двух кабельтовых.
«Не могли до берега довезти! Как мы теперь до суши доберемся?» – задал себе вопрос Федоров, которому до смерти не хотелось лезть в воду.
Пилот тем временем суетился возле большого брезентового мешка.
Сдернув брезентовый чехол с мешка, пилот вытащил оттуда толстенный ком резины и выбросил за борт.
Резина сама собой начала разворачиваться и превращаться в резиновую лодку.
– Спускайся вниз! Долго ждать мы не будем, – поторопил пилот Федорова, вывешивая за борт маленький алюминиевый трап.
– Почему лодка сама надувается? – спросил Федоров, стоя на второй ступеньке.
– Лодка наполняется из воздушного баллона, – пояснил пилот, подавая два коротеньких весла.
Пару минут спустя, когда все вещи и Соколов были перегружены в резиновую лодку, Федоров попросил:
– Кинь пустой мешок от лодки!
– Зачем он тебе? – удивился пилот, но просьбу выполнил.
Моторы гидросамолета взревели, и, развернувшись против ветра, летательная машина начала разгоняться, запрыгала по волнам, чтобы через кабельтов тяжело оторваться от водной поверхности и взлететь в воздух.
– Шевели веслами, лейтенант! – приказал Соколов, усаживаясь с правого борта.
– Слушаюсь! – по-русски согласился Федоров, беря в руки весло.
– А это идея! – воскликнул Соколов, энергично начиная грести коротким веслом.
Федорову ничего не оставалось делать, как последовать примеру кап-два.
Десять минут спустя резиновая лодка причалила к совершенно пустому песчаному берегу.
– Быстро осмотрелся вокруг! – приказал Соколов, первым выскакивая на берег.
Федоров выскочил следом и с ходу рванул вправо.
Три деревянных одноэтажных домика с большими верандами были абсолютно пустыми, на дверях первого строения не было замка.
Зайдя внутрь, Федоров обнаружил плетеную мебель, два радиоприемника, забытую на столе пачку «Кемела» и ключи от мотоцикла.
«Такое ощущение, что в домиках никого нет. Но люди здесь живут», – сделал вывод Федоров, отмечая во второй комнате разбросанные детские вещи и игрушки.
А вот мощный мотоцикл, увиденный в окне, обрадовал Федорова больше всего. Руки так и потянулись к сверкающему двухколесному чуду.
Но Федоров не стал обследовать мотоцикл, положив ключи в карман и забрав моток странного белого троса в палец толщиной.
Второй домик был тоже пустой, и на заднем дворе стоял точно такой же мотоцикл, но уже под железным навесом.
Ключи от второго мотоцикла, висевшие на вешалке, быстро перекочевали в карман Федорова, как и приличный шмат бекона и батон белого хлеба, обнаруженные в холодильнике и сложенные в полупрозрачный пакет.
А вот под навесом третьего домика обнаружилось каноэ с двумя двухлопастными веслами.
В последнем домике, судя по отсутствию игрушек, детей не было. Но зато обнаружился довольно приличный гардероб, который Федоров с ходу ополовинил, сам переодевшись в странные синие брюки, клетчатую байковую рубашку и зеленую куртку из блестящей материи. На всякий случай Федоров взял еще три комплекта одежды, справедливо рассудив, что по количеству взятой одежды полиция будет судить о численном составе воров.
Добежав с сумкой до Соколова, Федоров застал своего босса, с задумчивым видом обозревающего кучу вещей, которая ростом была чуть ниже полутора метров.
– Людей на обследуемом объекте не обнаружено. Есть два мотоцикла, на которых мы можем уехать хоть на край света, – доложил Федоров, выдавая кап-два синие штаны с заклепками, байковую рубашку.
– Штаны ковбойские и называются джинсы, а рубашка – ковбойкой, – пояснил Соколов, в минуту переодевшись.
Федоров в это время складывал только что снятую военную одежду в сумку.
– Бегом к мотоциклам! – приказал Соколов, с места взяв неплохую скорость.
Через три минуты Федоров и Соколов стояли на берегу и привязывали привезенные вещи к багажникам.
Сейчас мотоциклы походили на среднеазиатских ишаков, которых узбеки вели на рынок.
– В таком виде мы можем доехать только до первого полицейского, – хмыкнул Федоров, оглядываясь на мотоцикл Соколова, стоящего сзади.
– Мы далеко в таком виде и не поедем. До ближайших скал, где можно притопить наш груз на приличной глубине. Не думаю, что в полиции служат водолазы и смогут найти наш груз на глубине. Ты на какую глубину сможешь нырнуть без ИДА? – спросил Соколов, легким толчком кик-стартера заводя мощный мотор.
– Метров на шесть-восемь нырну, – ответил Федоров, по примеру Соколова заводя мотоцикл.
– Тогда вперед и с песней! – скомандовал Соколов, трогаясь с места.
Проехав по берегу два километра, оказались на галечном пляже, куда выходила черная дорога, покрытая гудроном.
Соколов не стал на нее заезжать, а поехал вперед, увеличив скорость на двадцать километров.
Еще через десять километров показались невысокие скалы, все поросшие высокими лиственницами.
Еще минута, и мотоциклы въехали в небольшую бухту, где легкие волны разбивались об отвесные скалы, которые уходили в воду.
– Я так нырну и посмотрю, что на дне? – спросил Федоров, ставя мотоцикл, который ему все больше нравился, на подножку.
– Любишь ты голым купаться, – кивнул Соколов, внимательно глядя по сторонам.
– Меньше возни потом с мокрой одеждой, – пояснил Федоров, за минуту снимая с себя одежду и кладя на седло мотоцикла.
Осторожно войдя в воду, Федоров занырнул и сразу увидел серую рыбу, весьма похожую на большую сельдь, которая стремительно бросилась от него.
«Таких больших сельдей не бывает!» – сам себя успокоил Федоров, уходя глубже под воду.
На глубине пяти метров обнаружились заросли водорослей, куда удобно было сложить вещи.
«Вот только чем заякорить наши тряпки?» – сам себя спросил Федоров, выныривая на поверхность.
Соколов в это время распаковал чемоданы и что-то перекладывал в одну сумку.
– Топим один мотоцикл, к которому привязываем все вещи, – сказал Соколов, жестом приказывая Федорову принять участие в работе.
Пять минут спустя объединенными усилиями мотоцикл был сброшен в воду.
Снова нырнув, Федоров увидел, что транспортное средство сейчас больше похоже на ком вещей, уложенных одна на другую. Мотоцикла под сумками, чемоданами, мешками и сумками практически видно не было.
А вот промелькнувшая белая акула совсем не понравилась Федорову.
«Акула маленькая. Всего два с половиной метра», – попытался успокоить себя Федоров, отталкиваясь от дна и выскакивая на поверхность.
Выскочив на скалы, Федоров встряхнулся, как собака, и начал вытираться вафельным полотенцем, на котором стоял синий штамп: «ТОФ[104]. Второй отряд торпедных катеров».
Говорить Федоров ничего не стал, а, насухо вытершись, завернул в мокрое полотенце камень, завязал его и, размахнувшись, далеко забросил в море.
– Зачем ты это сделал? – поинтересовался Соколов, кидая взгляд вправо-влево.
– На полотенце был русский морской штамп! – быстро одеваясь, сказал Федоров.
– Попробуем добраться до русского городка Сан-Хавьер и там затеряться! – пояснил Соколов, усаживаясь за руль мотоцикла.
– Такого не может быть! – уверенно ответил Федоров, пристраиваясь на пассажирском сиденье.
– Очень даже может! Сан-Хавьер был образован в тысяча девятьсот тринадцатом году русскими эмигрантами и до сих пор является самым крупным русским поселением в Южной Америке, – пояснил Соколов, трогаясь с места.
Глава двадцать седьмая. Дорога до русского города на уругвайской земле. Знакомство с русской учительницей
Доехав до какого-то кафе, Соколов проскочил метров пятьсот и, загнав мотоцикл в кусты, махнул рукой Федорову, приглашая пешком идти обратно.
Зайдя в грязное кафе, в котором сидело человек пять клиентов в каких-то странных одеялах, в которых была проделана дырка для головы, Соколов уверенно подошел к прилавку и бойко заговорил по-испански.
Судя по улыбке мужика за прилавком, он прекрасно понимал Соколова и благосклонно кивал.
Буквально через минуту к столику подошла толстая черноокая женщина в грязном фартуке, но с большим алюминиевым подносом, уставленным разнокалиберными тарелками и чашками и двумя бутылками с прозрачной жидкостью.
Только успели беглецы в кафе съесть по толстому куску говядины и выпить по чашечке кофе, как снаружи показался большой автобус с ярко-красной вывеской «Сан-Хавьер».
– Поторопись, Серж, – напомнил Соколов, бросая на стол пяток монет.
– Откуда местные деньги? – спросил Федоров, выскакивая вслед за Соколовым.
– Надо смотреть не только в шкафах, но и в карманах одежды, – напомнил Соколов, вставая за пожилой женщиной в белом платочке и длинной черной юбке.
В правой руке женщина держала большую плетеную корзинку, видимо, довольно тяжелую.
– Давайте, мамаша, я вам помогу, – неожиданно по-русски обратился Федоров к женщине, которая сильно напомнила ему женщину из религиозной семьи, жившей на окраине их города. Платок у нее был плотно повязан на голове и шее.
Она улыбнулась и протянула корзину Федорову.
Пропустив женщину вперед, Федоров пошел за ней, чувствуя, что в корзине не меньше двадцати килограммов веса.
– Вы тут гвозди носите? – в обтянутую каким-то темным сукном спину спросил Федоров.
– Книги, молодой человек! Книга – источник знаний! – наставительно заявила женщина, проходя в самый конец здоровенного автобуса.
Все остальные места справа и слева от прохода были заняты аборигенами, свободно говорящими по-испански.
А вот в конце автобуса, доверху заваленного чемоданами, сумками, узлами и мешками, обнаружилось три свободных места, куда и сели Соколов, Федоров и женщина.
– Позвольте представиться, мадам, – Сергей, – установив корзинку справа от женщины, выдал Федоров.
– Мне больше нравится обращение «сударыня», – ответила женщина, расправляя черную юбку на коленях.
– Мы в этой стране чужаки и еще ничего не знаем, – покаянно заявил Федоров, чуть наклонив голову в духе старорежимных офицеров.
Поймав удивленный взгляд Соколова, Федоров подмигнул ему правым глазом.
– Хотите, я расскажу вам о городке, куда мы едем?
– Очень хотим! – хором ответили беглецы.
Мотор автобуса мощно рыкнул, и транспорт плавно двинулся вперед, унося беглецов от места высадки.
– Меня зовут Мария Ивановна, и я преподаю историю и родной язык в русской школе, – начала рассказ женщина, чуть наклоняясь вперед и повернув голову в сторону неожиданных попутчиков.
– Не может этого быть! Вот так сразу попасть на соотечественницу! – немного льстиво заявил Соколов.
– Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам! – неожиданно процитировала женщина, переходя на английский язык.
– Вам нравится Шекспир в переводе Маршака или Пастернака? – неожиданно спросил по-английски Соколов.
– Мне больше импонирует Маршак, – развела руками женщина, с интересом посмотрев на Соколова.
– А мне Пастернак как-то ближе, – не согласился Соколов, обнаружив неожиданные литературные знания.
– Вы, молодой человек, «Гамлета» читали? – спросила по-русски Мария Ивановна.
– К стыду своему должен признаться, не сподобился! – развел руками Федоров.
– Приедем на место, я дам вам почитать эту замечательную книгу на русском языке, – пообещала женщина, снова поворачиваясь к Соколову.
– Вы обещали рассказать о русском городе в Уругвае, – напомнил Соколов, наклоняясь в сторону женщины. Федоров в это время посмотрел в окно.
Автобус мчался среди ровной степи, держа курс на юго-восток, как по солнцу определил направление движения Федоров.
– Отношения между Уругваем и Россией начались в тысяча восемьсот пятьдесят седьмом году, когда царь Александр Первый признал независимость Уругвая. А в тысяча девятьсот тринадцатом году русские переселенцы организовали первое в Уругвае целое поселение. Сначала приехало триста семей, которые поселились в департаменте Рио-Негро, на границе с Аргентиной. В основном все переселенцы входили в «Новоизраильскую общину», которая не подчинялась официально установленному в России православию. Духовный лидер общины Василий Лубков в начале двадцатого века начал искать земли, в которых члены общины не подвергались бы преследованию по религиозным соображениям. Василий был очень умным человеком и давно начал искать место, куда могла бы переехать община. Рассматривались разные варианты переселения, начиная с Дальнего Востока, на границе с Китаем, но потом появились сведения о том, что Уругвай настойчиво приглашает к себе переселенцев. Сначала были посланы разведчики, которым очень понравилась страна и ее люди! И тогда в мае тысяча девятьсот тринадцатого года на землю Уругвая ступили первые русские переселенцы! – темпераментно рассказывала Мария Ивановна.
– Вам надо написать книгу о вашем городе! – воскликнул Федоров, попутно отмечая стоящего на обочине полицейского, который проверял документы у мотоциклиста.
На правой обочине дороги стояли еще два мотоцикла, которые дожидались своей очереди для проверки.
«БМВ» двадцать пятого года! Старая модель мотоцикла! А вот марки других мотоциклов я с ходу определить не могу. Но страна маленькая, и прогнать всех мотоциклистов через полицейское сито довольно просто», – оценил Федоров двухколесное средство передвижения, остановленное полицейским. А вот полицейские Федорову совсем не понравились. Он мысленно похвалил своего босса, у которого все так ловко получалось! В голову Федорова в который раз закралась мысль, что это не просто удача, а результат хорошо продуманной и просчитанной операции, которая учитывает все! И даже отправку в Союз группы новоиспеченных водолазов, среди которых вполне могли оказаться шпионы! Ведь не случайно же отправили на родину только новых членов команды, а старые уже достигли Уругвая.
– Жизнь на новом месте для членов «Нового Израиля» оказалась не такой райской, как рассказывали первые переселенцы, которые были в восторге от новой земли.
– Почему? Ведь первым переселенцам все понравилось? – темпераментно спросил Федоров, которому очень понравился рассказ Марии Ивановны и хотелось послушать продолжение.
– Сначала всех русских переселенцев поселили в специальные отели для иммигрантов, откуда после прохождения карантина переселенцев отправляли на постоянное место жительства. Но это только назывались отелями! На самом деле это были просто ночлежки для иммигрантов! В ночлежках была полная антисанитария, полчища мышей и крыс! Вы знаете, как это страшно, когда по тебе ночью бегают крысы и пищат! – громко заявила Мария Ивановна, в глазах которой появились слезы.
«А когда на улицах лежат трупы и ходят дистрофики, вы не видели? А крыс нет – потому что их съели! Такое, мадам, вам не приходило в самом страшном сне?» – мысленно спросил Федоров, все равно сочувствуя рассказчице.
Вытерев рукавом слезы, Мария Ивановна мотнула головой и продолжила рассказ:
– Переселенцы начали болеть, и в первую очередь – дети. Как жалко было этих маленьких человечков, которые лежали на грязных матрасах и протягивали к тебе худые ручки! И ты ничего не могла сделать! Госпитали были только в Монтевидео, а до них надо ехать и ехать! Это сейчас сел на автобус и через семь часов ты в столице, а тогда ничего этого не было! Больных детей отправляли в госпитали столицы, а родители тем временем пытались выжить в условиях отеля. Многие переселенцы бросали отели и перебирались в другие районы Уругвая или Аргентины, благо для этого надо было недалеко ехать. Положение сложилось очень тяжелое, и некоторые переселенцы даже вернулись обратно в Россию. Из-за создавшейся неразберихи многие дети навсегда потеряли родителей. И это случилось буквально в первый месяц после приезда переселенцев в Уругвай!
Мария Ивановна, вытерла слезы концом головного платка и, внезапно улыбнувшись, продолжила рассказ:
– Тогда переселенцы напрямую обратились к властям Уругвая с требованиями предоставить им обещанные земли. И самое интересное, что на просьбу переселенцев откликнулся парламентарий национальной партии Альберто Экспальтер! Он пообещал отдать им свои земли на берегу реки Уругвай, на границе с Аргентиной! И Альберто сдержал свое обещание! Двадцать седьмого июля тысяча девятьсот тринадцатого года русские переселенцы прибыли в Рио-Негро и образовали поселение Сан-Хавьер. Казалось, все прекрасно начинается. Но не тут-то было! – темпераментно продолжала Мария Ивановна и неожиданно судорожно сглотнула.
Соколов моментально сориентировался!
Наклонившись, он вытащил из кармана сумки стеклянную бутылку и знакомые металлические стаканчики. Ловко сковырнув пробку об металлическую оплетку окна, налил шипящую жидкость в стаканчик и подал женщине, которая вопросительно посмотрела на Федорова.
Вытащив еще два стаканчика, Соколов разлил воду и первым выпил.
Женщина осторожно выпила воду и скривилась.
Нагнувшись, в свою очередь вытащила из корзинки термос, открутила крышку и налила беглецам горячий напиток.
Себе женщина налила в крышку термоса и, заткнув его пробкой, поставила в корзинку, при этом сдвинув ткань, которой была прикрыта корзинка.
По крайней мере половина корзинки была забита старыми книгами.
– Это мате! Теперь я верю, что вы недавно приехали в Уругвай. Только иностранцы пьют содовую вместо мате, – торжественно объявила женщина, снова отпивая глоток горячего терпкого напитка.
– Сударыня! Не соблаговолите ли вы продолжить ваш занимательный рассказ? – церемонно обратился Соколов к женщине, глазами показав на окно.
На обочине стояли двое полицейских, которые внимательно осматривали мотоциклиста и проверяли документы у него и девушки с черными длинными распущенными волосами.
Тем временем Мария Ивановна, глубоко вздохнув, продолжила рассказ о мучениях русских переселенцев:
– Земли, которые передал переселенцем Альберто, были абсолютно безжизненны, и жить жителям общины было практически негде. Переселенцы рыли землянки, выкладывали на дно теплые вещи и старались пережить холодную зиму, которая была в тринадцатом году. С началом весны начались полевые работы и строительство домов, в одном из которых я живу! – гордо заявила Мария Ивановна.
– Хотелось бы посмотреть на ваш дом, – негромко заявил Федоров.
– Я приглашаю неделю пожить у меня! – сразу предложила женщина, внимательно посмотрев на Соколова.
Благодарно кивнув, Соколов попросил:
– Вы так интересно рассказываете! Не соблаговолите ли продолжить?
«Какие нежности при нашей бедности! Какими высокими словами вы пуляете, товарищ капитан второго ранга! Явно в вашем роду были дворяне!» – мысленно обратился Федоров к своему боссу, естественно, вслух не сказав ни слова.
– На второй год люди надеялись на хороший урожай, но все съела саранча! И посадки, и фруктовые деревья! Если бы не наш наставник[105], то неизвестно, что было бы с общиной! – всплеснула руками женщина. – Мы привезли с собой подсолнечник и научили местных добывать мед! В тысяча девятьсот четырнадцатом году в Сан-Хавьере была открыта школа, где детей учили русскому и испанскому языкам. У нас живет замечательный врач Василий Венустов, который бесплатно лечит всех людей! Я обязательно его познакомлю с вами. Мы недавно создали Славянский молодежный центр[106], где учат не только русскому и испанскому языкам, но и русской истории.
Выехав на перекресток, автобус остановился, и из него стали выгружаться пассажиры, с хохотом и криками вытаскивая вещи и не обращая никакого внимания на троицу русских пассажиров, которые увлеченно говорили на русском языке в конце автобуса.
– Здесь дорога разделяется на две: одна идет на Фрай-Бентос[107], а другая, куда мы и едем, – на Сан-Хавьер, – пояснила женщина, поворачивая голову вправо и влево.
– Какие города рядом с Сан-Хавьером? – спросил Федоров, смотря, как Соколов, выскочив из автобуса, рванул к одиноко стоявшей ободранной телефонной будке.
– Соседние большие города Фрай-Бентос и Пайсанду[108], – быстро ответила Мария Ивановна, снова вытягивая голову в правую сторону.
– Вы сядьте посвободнее! Откиньтесь на спинку сиденья и расслабьтесь, – предложил Федоров, смотря, как в автобус входят всего три пассажира, а Соколов все стоит в телефонной будке и говорит.
Автобус дал два длинных сигнала, показывая, что пассажиру пора заходить внутрь.
Наконец Соколов повесил трубку и бегом бросился к автобусу.
Заскочив внутрь автобуса, Соколов остановился около водителя и что-то быстро сказал.
Водитель оглушительно захохотал и тронул автобус с места.
Две остановки, и через полтора часа автобус въехал в поселок, застроенный деревянными домами в чисто русском стиле.
– Как будто мы попали в какую-то русскую глубинку! – восхитился Федоров, выходя из автобуса.
– Мне тоже Сан-Хавьер напоминает русский поселок на Аляске, – пришел на помощь Соколов, удостоившись укоризненного взгляда Федорова.
Деревянный дом учительницы стоял на отшибе и состоял из двух комнат, в одну из которых и были поселены беглецы.
– Сейчас я протоплю печь и вас покормлю, – пообещала Мария Ивановна, скрываясь за большой русской печью с лежанкой.
– У нас есть бекон и шоколад, – предложил Федоров, присаживаясь на узкую кровать, аккуратно застеленную пуховым одеялом, с горкой подушек.
Около окна стоял письменный стол, на котором лежали две стопки тетрадей.
Буквально через пять минут, едва Федоров и Соколов переоделись, в печи загудело пламя и вкусно запахло домашней едой.
Соколов зябко передернул плечами, что не скрылось от незаметно вошедшей Марии Ивановны.
– Вашему старшему товарищу лучше сегодня лечь спать на печи. Он прямо весь горит! – уверенным тоном заявила женщина, прикладывая ладонь ко лбу Соколова.
– Что-то меня морозит, – согласился Соколов, зябко передергивая плечами.
– Тогда попьем чая и ложитесь спать на печи, – окончательно решила женщина, выходя из комнаты.
Глава двадцать восьмая. Первый день в русском городе Уругвая. Болезнь Соколова. Строительство бани
На следующее утро Соколов не только не смог подняться, а даже открыть глаза.