Рядом с тобой Лав Тея
Наталья на нее даже не взглянула, повернулась к окну, вынула документы из сумки и принялась их рассматривать.
– Положите на место! Слышите? Это не ваше!
– Я все делаю с разрешения твоего отца.
Положила в свою сумку и ушла.
На следующее утро Галя отпросилась в школе и помчалась в Минск с бельем, салом, колбасой, хлебом, солеными огурцами и яблоками. Папа сказал клубничное варенье не привозить, потому что оно в стеклянных банках, но Галка догадалась и выложила варенье в литровую эмалированную кружку. Встретиться им не разрешили, сказали, на это есть определенные дни. Галка просила, плакала, но дядька в форме даже бровью не повел. Она написала записку, а дядька не взял и оскалился, как шелудивый пес. На обратном пути в автобусе было не протолкнуться. Голова кружилась, подташнивало, сумки давили на ноги. Автобус раскачивался, и пиджак пузатого мужика, стоящего рядом, все время бил по лицу. Мужик этот работал на пристани. Галка прикрыла лицо ладонью, но мужик стал раскачиваться в такт автобусу, и теперь уже его дряблый живот упирался ей в лицо при каждом толчке, придавливая ладонь к щеке. Галка попросила его крепче держаться, а он с такой силой навалился на нее, что она закричала и ударила кулаком по животу. Увидев его лицо, красное, ухмыляющееся, самодовольное, с горящими глазами и слюнявым ртом, Галя обеими руками вцепилась ему в мошонку с такой силой, что мужик сдавленно охнул и присел. Не на нее, а на пол – народ услужливо расступился. И тут же раскричался на Галку, что она молодая еще хватать за это.
– Дурак! – кричала она, давясь слезами. – Я все папе расскажу!
– Кранты твоему папе, – донесся скрипучий голос из глубины автобуса.
Через неделю пришел Костик и, пожимая плечами, сообщил, что папу осудили на три года условно и что он завтра должен приехать домой.
«…Здравствуй, Салман. Пишет тебе Галя. Как твои дела? Как учеба? У меня все хорошо. Мы с папой переезжаем в Харьков, так что восьмой класс я закончу в Харькове. Сначала мы будем у маминой сестры, а потом купим квартиру. Папа инвалид войны, ему не нужно стоять в очереди, он сразу может купить. Папа сказал, что в Харькове есть инженерно-строительный институт, в самом центре города…
…Пока не пиши мне, я приеду и сама напишу. До свидания, навсегда твой друг Галя Гармаш».
Ранним утром 23 марта 1976 года тетка села в кабину грузовика, а Галка с папой, чемоданами, узлами, холодильником и телевизором – в кузов. Толик вложил ей в руку веточку замерзшей рябины, и тут шофер поднял задний борт, будто границу закрыл. Толик долго бежал за машиной, махал руками и кричал: «25-15 мэбэвэ, 25-15 мэбэвэ». Возле библиотеки, на подъеме, споткнулся и упал, но тут же поднялся и, прихрамывая, снова побежал за машиной. Гале стало жаль его, одной рукой она схватилась за борт и встала на ноги, а другой помахала Толику. Машину тряхнуло, и Галя упала на чемодан, больно ударившись об его угол, а когда глянула поверх борта, Толик уже сильно отстал. На железнодорожном вокзале Никита вырвался из сумки и убежал. Пока машину разгружали на товарной станции, Галя обратила внимание на номер: 25-15 МБВ.
С первого дня Гале не было места в теткиной квартире. Спала она на раскладушке в большой комнате, ногами к телевизору, головой к журнальному столику. Их телевизор и холодильник тетка отвезла на дачу в поселок Высокий. Смешные тут названия: Кочеток, Высокий, Покотиловка. Раскладушку Галка собирала каждое утро – это было неудобно. Тетка выделила ей для одежды две полки внизу серванта, а для книжек и всего остального – пенал в кухне. Занималась она за кухонным столом, и это тоже не было удобно. Папа спал в одной комнате с Натальей, в мае они поженились. Галя сказала, что надо было год подождать, чтобы мама и Юрка этого не видели. Тетка посмотрела на нее как на умалишенную, а папа ничего не ответил. Гале еще долго снилась Юркина меховая собака, она оставила ее на Юркиной могиле, а немецкую куклу подарила соседской девочке.
Глава 2
2002 год, июль
Мальчик и девочка благополучно спустились вниз по ступенькам и сели на скамейку под тополем, весь июнь приносившим жильцам и дворнику уйму хлопот своим пухом. Некоторое время Галя смотрела на детей, на то, как они болтают ногами, как что-то рассказывают друг другу и заливаются смехом, а потом вынула из сумки томик Цвейга и открыла на семьдесят пятой странице.
Она открывает эту страницу каждый вечер перед сном.
«Друзья навсегда. Forever».
Она улыбается одними губами, осторожно проводит по перечеркнутым словам подушечками пальцев в надежде что-то почувствовать, но ничего, кроме сухой и немного шершавой бумаги, не чувствует. Она всматривается в буквы и видит его глаза, синие-синие. И в этих глазах отражается только она.
– …Мама, давай напишем папе. Вдруг ему нужна наша помощь?
– Я уже писала, ты знаешь.
– Давай еще напишем.
– Пиши, я не буду.
– Почему?
– Потому что не хочу.
Она не спрашивала, писал сын или нет. Она не знала, что творится в его душе, – ей было некогда узнавать или она просто не хотела. Вернее, боялась. Но она знает, что он часто о нем думает. Особенно когда смотрит фильмы о счастливых семьях или рекламу капель в нос, в которой насморк у всех: у дедушки, бабушки, папы, мамы, детей и даже попугая.
Она больше не писала. Ее что-то останавливало. Потом началась война. Галя написала письмо на улицу Светлая, 24, но ей не ответили. Наивная – там же война!
Господи, ну почему сейчас так тяжело? Откуда это чувство вины? Ведь много лет назад она все сделала правильно. Тогда почему кошки на душе скребут и слезы застилают глаза? Не она все разрушила, это он бросил ее беременную, без денег и исчез. А потом не защитил. Она не простит его. Никогда.
Она смотрела на мальчика и девочку, и вдруг ей стало стыдно от своих мыслей. Так стыдно, что кровь бросилась в лицо и сердце застучало, будто ее поймали на чем-то позорном. Вот бы убежать, да не от кого – от себя не убежишь. Галя положила руки и голову на руль и закрыла глаза…
Она ждала этой минуты. Много лет ждала. Где-то в тайниках души давно зрело желание начистоту поговорить с собой, во всем себе признаться, но не хватало мужества. Мужество – странная штука: сказать нелицеприятные вещи кому-то – это пожалуйста, а сказать себе… Хм… С этим загвоздка. А что такого страшного можно сказать ей, Гале Гармаш?! Ничего! Она порядочная женщина, всеми уважаемая, хороший руководитель, грамотный учитель, дети любят ее. Она вовремя погашает кредиты, оплачивает квартиру, машину водит осторожно, в ДТП, тьфу-тьфу-тьфу, не попадала, иногда одалживает близким знакомым деньги, старается, чтобы холодильник всегда был полон. С мужчинами она не встречается – первое свидание с младшим братом знакомой через два года после развода отрезвило ее на всю оставшуюся жизнь.
Все произошло как-то неожиданно – наверное, свидания всегда неожиданны: она была на дне рождения у коллеги по работе, учительницы математики. Засиделись допоздна, и Галю вызвался проводить брат хозяйки. Она отказывалась, мол, тут идти полквартала, но он уперся:
– У вас очень темный двор.
Ну, раз ему не лень, пусть провожает, хотя двор у них действительно темный. Десять минут медленного хода – и они у Галкиного подъезда.
– Спасибо, до свиданья. – Галя улыбается и открывает дверь подъезда.
– Можно вас пригласить на чашечку кофе? – в его тоне чувствуется уверенность.
Его уверенность задела Галку.
– Зачем? – спрашивает она.
Ее вопрос явно застал парня врасплох, и он широко открыл глаза.
– Ну… поближе познакомиться, – промычал он и нахмурился.
– Я выросла в деревне, – сухо отвечает Галя, – к кофе не приучена.
И чувствует, что поведение ее крайне невежливое. Ей становится стыдно. Парень в жутком замешательстве.
– Я люблю чай, – она заставила себя улыбнуться, – поэтому приглашаю вас в субботу вечером на чай.
Его глаза загорелись, он выпятил грудь, кажется, даже подрос немного.
– С радостью! Во сколько?
– В шесть не рано?
– Что вы!
В субботу, в шесть часов пять минут, он позвонил в дверь. Галя открыла, Ромка тоже вышел в коридор с рыжим меховым котом под мышкой, смотрит на парня, улыбается, а в глазках немой вопрос. Может, он решил, что это папа пришел?.. Парень воспитанный, с букетом роз:
– Добрый вечер, это вам.
Снял туфли. Галя предложила ему тапочки, букет отнесла в кухню. Все хорошо.
– Проходите.
Проходят в гостиную, садятся в кресла. Ромка топает за ними, кота тискает, а у самого глазенки искрятся радостью. Он подходит к гостю, протягивает ему кота и говорит:
– Никита.
Гость не шевелится и кота не принимает. И тут Галя видит, как он смотрит на Рому!
– Мой сын сделал вам что-то плохое? – резко спрашивает она.
– Нет. – Уголки его рта брезгливо опускаются вниз.
– Тогда вон из моего дома! – холодным тоном, с расстановкой говорит Галя и встает с кресла.
Пока гость в спешке надевает туфли, Галя сует ему розы. Гость отмахивается.
– О’кей! – говорит Галя, бросает букет на пол и растаптывает.
Это было первое и последнее свидание после развода. Потому что она сумела отгородиться от своих чувств и мыслей всем, чем только можно было: работой, регулярными посещениями спортклуба – там мозги выключаются, заданиями себе самой пойти туда-то и сделать то-то, общением со знакомыми – друзей она так и не завела, и домом. Дом – вот неисчерпаемый пожиратель времени, денег и эмоций! Особенно если задаться целью содержать его в идеальной чистоте и порядке. Это очень эффективное занятие, чтоб не пускаться во всякие рефлексии: вымоешь за вечер три окна – и уже не до свиданий и оценки поступков в прошлом. Еще лучше – довести до блеска кухню, не только стены, шкафчики, вытяжку, но и духовку, чтобы сверкала не только снаружи, но и внутри. Про кастрюли и говорить нечего – жир вокруг ручек можно вычищать часами. Закончила с кухней – приступай к спальне, за спальней детская комната, гостиная. И снова по кругу. Полезно раз в три дня натирать полиролью мебель, двери и плинтусы, они тоже деревянные. Все восхищаются ее домом, а Галя его ненавидит.
Почему?
Это началось незаметно и развивалось до тех пор, пока Галя, однажды вернувшись домой из отпуска, не поняла: это не дом, это декорации созданного ею спектакля, в котором она – единственный актер. И этот актер сильно ошибается, думая, что у спектакля есть зрители, что этот спектакль вообще кому-то нужен. И актеру он тоже не нужен. Все потуги на уют, благополучие, семейственность потерпели неумолимый крах по одной причине: актер глубоко несчастный человек.
Наверное, поэтому она разлюбила театр.
Галя включила двигатель и выехала к Сумскому рынку. Через десять минут она увидела на обочине сына.
– Давно ждешь?
– Я только прибежал, – Рома сел в машину, – думал, ты уже заждалась.
– Я попала в пробку на Новгородской, – соврала Галя.
– Что тебе сказали по телефону? – Он сдвинул брови, его лицо было напряжено.
– Что получили заявление от Яхи – и все.
– И все? – Рома дернул плечами.
– Скоро мы все узнаем.
До милиции ехали молча.
– Моя фамилия Гармаш, мы к Павленко, – сказала Галя дежурному.
Тот посмотрел в бумаги на столе:
– А мужчина с вами?
– Роман Бисаев, мой сын.
– Документы.
Посмотрел паспорта.
– Третий этаж, кабинет триста пятнадцать.
По лестнице поднимались тоже молча, иногда обмениваясь тревожными взглядами. Взойдя на третий этаж, Галя остановилась, будто перед ней был не длинный казенный коридор, а какое-то опасное пространство.
– Мама, ты чего? – спрашивает Рома, а у самого глаза испуганные.
Галя пятится к окну.
– А если твоего отца уже нет? – Она пристально смотрит сыну в глаза, ей так хочется прочесть или в них, или на стене за его спиной, или черт знает на чем: «Не бойся, он жив!»
Ромка кусает губы и хмурится.
– Мам, идем…
Они идут к кабинету номер триста пятнадцать. В нем два стола один напротив другого, боком к двери. За столами двое молодых мужчин.
– Здравствуйте, мы к старшему лейтенанту Павленко. – Галя сжимает в руках сумку.
Тот, что справа, поднимает голову:
– Галина Петровна?
– Да.
– А кто с вами?
– Сын.
Павленко берет густо исписанный тетрадный листик с конвертом, прикрепленным к письму металлической скрепкой. Галя подается вперед, протягивает руку:
– Это заявление?
– Сядьте, – Павленко показывает рукой на диван справа от двери.
Сели.
– Итак, вас разыскивает Бисаева Яхита Хамзатовна. Это ее заявление.
И он начал читать. Странное заявление, написано обычным языком, как письмо близкому человеку.
– …Пожалуйста, помогите нам разыскать Галину Петровну Гармаш и ее сына Романа Салмановича Бисаева. Галя замужем, у нее сейчас другая фамилия, мы не знаем какая…
– Мама фамилию никогда не меняла, – хмыкает Рома.
Павленко не реагирует на замечание и продолжает читать:
– …Мы разыскивали Галю и Рому в 2000 году, посылали письмо в программу «Жди меня». Нам никто не ответил. Пожалуйста, помогите их найти, мы страстно хотим общаться…
«Страстно…» Слезы застилают глаза, в груди растет холодный противный ком.
– …Последнее письмо от Гали мы получили в 1985 году, обратный адрес – город Харьков, улица Пушкинская, дом 69, квартира 26. Мы писали на этот адрес, но нам никто не ответил. У Романа Салмановича сейчас может быть другое отчество, ему сейчас почти двадцать два года, он родился двадцать седьмого июня 1980 года.
Ромка с удивлением смотрит на Галю, его светлые брови взлетают вверх.
– Кто им сказал, что у меня может быть другое отчество? – Он пожимает плечами.
– …Отец Ромы, мой сын Салман Бисаев… – продолжает лейтенант.
Галя подается вперед, задерживает дыхание.
– …тяжело болен. Салман очень хочет увидеть Галю и сына, он страстно ждет их, мы все их ждем. Если вы найдете Галю и Рому, пожалуйста, пусть они позвонят Хасану Исаеву, он у нас сейчас большой человек, без его помощи они не смогут приехать. Номер его телефона… Скажите Гале и Роме, чтобы быстрее приезжали. Наш адрес такой же, как и был: город Аргун, улица Светлая, 24. Скажите Гале, что я прошу у нее прощения. Спасибо. С уважением, Яхита Бисаева. 11 мая 2002 года, подпись. – Он положил бумагу на стол.
Галя прижала пальцы к губам.
– Галина Петровна, мы должны ответить на запрос. Вы согласны начать общение с гражданкой Бисаевой?
– Да, согласна, – Галя кивнула, – я еду… немедленно. Так и напишите.
– Вы уверены? Там идет война.
– А как это заявление к вам попало?
– Нам его передали из городского управления милиции.
– Вы дадите его мне? – Галя протянула руку.
– Нет, это служебный документ.
– Я сделаю ксерокопию и верну вам.
– Нельзя. Я сейчас запишу вам телефон гражданина Исаева.
– Тогда дайте хоть подержать!
Павленко протягивает листок. Он немного примят на углах. Где Яхита все это писала? В комнате, той, что вся в коврах? Или в кухне с белыми стенами, возле больших алюминиевых кастрюль? Или в саду под старой грушей?
– …Расскажи про свой город, – просит Галя.
– Он называется Аргун. – Салман мечтательно улыбается. – От него до Грозного всего шестнадцать километров. Он похож на ваш поселок, но дома не деревянные, а каменные. Там течет речка Аргун, она мелкая, и по ней лес не сплавляют. – Салман улыбается. – Вот интересно: Березино – река Березина, Аргун – река Аргун. В нашем доме три комнаты, кухня и глубокий погреб. Окна большие, и в комнатах светло. Мама повесила на стены ковры и пол застелила коврами. Я люблю сидеть в кухне и смотреть, как мама готовит еду. У нее много алюминиевых кастрюль, они блестят, и по кухне бегают солнечные зайчики. Зайти в дом можно с главного крыльца, напротив ворот, и сбоку, тогда сразу попадаешь в кухню. Двор большой, есть еще маленький домик на две комнаты, в нем живут две старшие сестрички, я их очень люблю, особенно Зарган, она старше меня на два года. Всего у меня четыре сестры, две уже замужем, у них есть дети. Их мама, первая жена отца, умерла, когда меня еще на свете не было. У нас есть сад, виноградник и красивая старенькая груша. Наш сад небольшой, но красивый, есть коровник и сеновал, все как здесь…
Яха сама писала заявление или ей помогал Салман? Он видел этот листок? Держал его в своих руках? Будто слепая, Галя осторожно проводит пальцами по словам, написанным корявым почерком на листе из тетради в косую, и так ей тяжко, что хоть на пол ложись и умирай – иначе как справиться с болью в душе? Боль эта не отпускает ни на минуту, она всегда с ней, как сиамский близнец. То зудит, то колет, то укоряет, то печет. И не дает спать каждую ночь. Да, каждую ночь ей не дает спать чувство вины.
– Давайте я запишу вам телефон Исаева. – Голос Павленко оторвал ее от раздумий.
Галя вздрогнула, будто проснулась, и отдала заявление. Павленко переписал номер телефона на клочок бумаги и протянул ей:
– Будьте осторожны, вы даже представить себе не можете, что там сейчас творится.
– Спасибо.
– Наденьте что-то длинное, с рукавами, и платок на голову обязательно.
– Я в курсе, я уже была там.
– Когда?
– В восьмидесятом году.
– Сравнили! – хмыкнул Павленко и негодующе помотал головой. – Сейчас там особое отношение к русским. – Он посмотрел на Рому. – Вы тоже едете?
– Да, – ответил Рома. – Я думаю, все обойдется, мы граждане Украины, а Украина с Чечней не воюет.
Несколько мгновений лейтенант смотрел на Рому как на недоумка, а потом довольно резко произнес:
– Перефразируя известную поговорку, скажу так: стреляют в голову, а не в паспорт. – Он встал из-за стола и протянул Роме руку. – Будь осторожен и береги мать. Кстати, ты совсем не похож на чеченца, так что и про свою голову думай.
– Спасибо. – Рома пожал руку лейтенанту.
– Ответ на запрос ваши родственники получат недели через три, если у них все нормально с почтой, – добавил Павленко. – Пожалуйста, когда вернетесь, позвоните, мой мобильный у вас есть. Просто хочу знать, что с вами все в порядке. Да, еще: не берите с собой спиртное и не надевайте драгоценности.
– Спасибо, мы обязательно позвоним, – сказал Рома, и они покинули кабинет.
Она идет по коридору, держа сына под руку. Слезы катятся по ее щекам, и она не может их остановить, не может понять, что с ней. Она тысячи раз представляла себе, как все может быть, но в ее представлениях не было места боли – было позерство, предъявление претензий, холод в душе, но уж никак не то, что она сейчас чувствовала.
– О господи! – сдавленно кричит Галя.
Слезы душат, и она рыдает, выплескивая наболевшее с такой силой, что запершило и запекло в горле. И вдруг сквозь эти слезы, копившиеся десятилетиями и пролившиеся в один миг, она увидела и поняла светлую правду: первая любовь все еще живет в ней, такая же пугливая и беззащитная, такая же добрая и сострадательная и такая же яркая. Сейчас она возрождалась и до краев заполняла Галкино сердце, а вместе с ней просыпалась нежность, растапливая сковавший душу лед безнадежности и неверия. Галка всматривалась в свое сердце, зачарованно наблюдая за творящимся волшебством и с каждой секундой осознавая, что это уже не та юношеская любовь, уязвимая, обидчивая и готовая в любую секунду выпустить иголки, как внезапно пойманный ежик, а любовь зрелой женщины, много лет назад спрятанная от чужих и своих глаз, чтобы в тайниках сердца вызреть и слиться с вечностью.
Сын обнимает ее и гладит по плечу.
– Мама…
– Что?
– Дай ключи, я сяду за руль. – Рома протягивает руку.
Галя у машины. Не помнит, как оказалась здесь. Она открывает сумочку, достает ключи, протягивает сыну. Они садятся в машину.
– Нам нужно купить мобильный телефон, – говорит Рома. – Я знаю магазин напротив моего дома.
– Да, конечно.
Проспект Правды, проспект Ленина, мелькают дома, светофоры. Магазин мобильной связи. Они позвонили Хасану, как только продавец вставил в телефон смарт-карту.
– Хасан, здравствуй, это Галя Гармаш.
– Галя? Привет! Я ждал твоего звонка. Как хорошо, что вас нашли! Как твои дела? – Голос изменился, не такой высокий, но акцент тот же.
– Меня разыскивает Яха.
– Знаю, я передавал заявление друзьям в Ростов, а они – в Харьков.
– Спасибо, Хасан. Мы только что были в милиции, видели это заявление. Мы приедем.
– С Ромой?
– Да.
– Это хорошо. Когда вас ждать?
– Сейчас поедем в аэропорт, узнаем, когда рейс.
– Галя, слушай меня внимательно. В Грозный самолеты не летают, поезда идут в обход. Прилетайте в Махачкалу, я заберу вас оттуда.
– В Махачкалу? Хорошо.
– Я сейчас пришлю тебе еще два номера, на всякий случай, если этот не будет отвечать. Передай привет Роме. Это хорошо, что вы приедете.
– Хасан, а что с Салманом? Чем он болен?
– Не волнуйся, все под контролем.
– Ой, а я уже не знала, что думать!
– Все, жду звонка.
Сердце радостно забилось – все будет хорошо!
Через минуту она получила эсэмэску с двумя номерами. Через полчаса они вошли в здание аэропорта. Разговор с информатором дал надежду на то, что она уже сегодня, пусть глубокой ночью, увидит Салмана. Она отошла от окошка информатора и прижалась спиной к стене. Он болен, там война, но ей так радостно! Она увидит его, услышит его голос! Они обо всем поговорят, все выяснят. Конечно, выяснят – нельзя же столько лет жить в обидах! Подумать только – двадцать два года, как один день! Отношения наладятся, у Ромки будет отец. Интересно, сколько у него детей? Какая жена? Конечно, чеченка. Все будет хорошо. А болезнь они вылечат, на то она и болезнь. Главное – камень с души снять.
Галка засмеялась.
– Ма, ты чего?
– Я? – Она прижала палец к губам и не ответила, а только улыбнулась.
Тому, что теперь в ней происходило, – между ней и Салманом возникла связь, невидимая и шаткая, будто они находятся на концах длинной-длинной пружинки, которую очень давно растянули в надежде, что кто-то из них от нее отцепится, что пружинка сожмется, больно ударит по другому сердцу и разобьет его. А с ним и любовь, ведь она такая хрупкая, такая ранимая, особенно первая…
Галя всматривалась в свое сердце, как тогда, возле банки с розами, всматривалась пристально, с испугом и недоверием, не обращая внимания на сына, что-то ей говорящего, на снующих пассажиров, на шум самолетов. Всматривалась точно так же, как когда-то прислушивалась к зарождению новой жизни внутри себя, и вдруг, как если бы Ромка шевельнулся в ней, она вздрогнула и прижала руку – не к животу, а к сердцу: оно стучало уверенно и счастливо.
– Мама, что с тобой?
Рома встревожен, держит ее за плечо и заглядывает в глаза.
– А… я… – Галя сглатывает.
– Ты в порядке?
– Да, – выдыхает она.
Теперь она, без сомнения, в порядке, теперь она знает, зачем оказалась здесь, в аэропорту, знает, что Салман ее ждет. И он тоже знает, что она приедет.
– Мама, у нас нет времени. – Рома еще больше встревожен. – Надо позвонить дяде Хасану.
– Да, да… – Она берет телефон.
Хасан отвечает после первого гудка.
– Галя, я тебя слушаю.
– Хасан, сегодня есть рейс на Ростов, прибывает в пятнадцать десять по Харькову, а ровно через час из Ростова вылетает самолет в Махачкалу. Если рейс на Ростов не задержится, мы успеем.
– Вылетайте. Из Ростова позвоните мне.
– Да, конечно. Спасибо, Хасан.
– Да о чем ты, Галя! Ждем вас. Вас все ждут.
– Хасан, мы не успеем приготовить подарки, скажи, у вас там можно что-то купить?
– Об этом не думай.
– Но я хотела бы купить что-то Яхе, Абу, Салману…
– Можно.
– Хорошо… Хасан, пожалуйста, скажи Салману… – Она запнулась, потому что не знала, что сказать. Разве можно уложить в несколько слов все, что накопилось?
– Галя, приедешь и все скажешь сама.
– Хорошо.
Они взяли два билета, но кассир предупредила, что самолет на Ростов-на-Дону редко вылетает без задержек на два, а то и на четыре часа.
– Все как прежде, – хмыкнула Галя.
– Вы уже летали этим рейсом?
– Двадцать лет назад.
– Да, ничего не изменилось, и борты те же. Имейте в виду, если рейс задержат, вы не успеете на Махачкалинский самолет, – повторила кассир с сочувствием.
– Тогда не знаю, как быстро добраться до Грозного. Поезда туда не ходят.
– Вы едете в Грозный? – Глаза кассира округлились.
– Да. Нам еще надо домой вернуться, мы приехали без вещей, просто узнать.