К востоку от Эдема Стейнбек Джон
На сей раз Адам смолчал, но на следующее утро, расчесываясь перед маленьким зеркалом, снова вернулся к вчерашнему разговору.
– В Калифорнии вообще нет зимы, – начал он. – Круглый год весна.
– А вот я люблю зиму, – буркнул Чарльз.
Адам подошел к плите.
– Да не злись ты, – примирительно сказал он брату.
– А ты отвяжись. Сколько тебе яиц?
– Четыре.
Чарльз положил семь яиц на крышку разогревающейся плиты и развел сильный огонь из щепок, которыми аккуратно прикрыл угли. Поставив на плиту сковородку, он приступил к жарке бекона, и его мрачное настроение заметно улучшилось.
– Послушай, Адам, может, ты и сам не замечаешь, но в последнее время только и разговоров что о Калифорнии. Правда хочешь туда поехать?
– Я и сам пытаюсь разобраться, – хмыкнул Адам. – Не знаю. Все равно что ранний подъем по утрам. Вставать не хочется, но и в постели лежать – тоже.
– Вечно ты выдумываешь. Создаешь себе ненужные хлопоты.
– В армии я каждое утро подскакивал под проклятый горн и поклялся перед Господом, что, если выберусь из этого ада, буду каждый день спать до полудня. И вот у себя дома я просыпаюсь за полчаса до побудки. Ответь, Чарльз, какого черта мы здесь горбатимся?
– Лежа в кровати, хозяйство на ферме не ведут, – возразил Чарльз, переворачивая вилкой шипящие ломтики бекона.
– Посуди сам, – серьезно сказал Адам. – Ни у одного из нас нет даже любимой девушки, не говоря уже о жене и детях. Если не изменить свою жизнь, так и будем сидеть в одиночестве. Нам некогда осмотреться и подыскать себе подходящих жен. Вместо этого собираемся прирастить к своей ферме участок Кларка, если сойдемся в цене. А зачем?
– У Кларка отличная земля, – возразил Чарльз, – и если объединить ее с нашей, получится лучшая ферма во всей округе. Эге! Уж не надумал ли ты жениться?
– Нет. Именно об этом-то я и толкую. Пройдет несколько лет, и мы станем владельцами лучшей фермы в здешних краях. Два старых хрыча, вкалывающих до седьмого пота на своей замечательной земле. Потом один из нас умрет, и хозяином фермы станет одинокий старый хрыч, а когда и он помрет…
– Что ты, черт возьми, несешь? – разозлился Чарльз. – Никак не угомонишься? И мне не даешь жить спокойно! А ну давай выкладывай начистоту, что задумал?!
– Что за радость от такой жизни? Да никакой! Пашешь с утра до ночи, а толку? Тем более что можно вообще не работать.
– Ну и в чем дело?! – крикнул в лицо брату Чарльз. – Убирайся ко всем чертям! Силком никто не держит. Давай катись на Южные моря и болтайся там весь день в гамаке, если такая жизнь тебе по душе!
– Не заводись, – примирительным тоном сказал Адам. – Это все равно как ранняя побудка по утрам. Вставать неохота, но и в постели валяться тоже не тянет. И на ферме оставаться не хочу, и уезжать желания нет.
– Тьфу, все жилы вытянул! – еще больше рассердился Чарльз.
– Чарльз, подумай хорошенько. Тебе тут и правда нравится?
– Нравится.
– Действительно собираешься провести на ферме всю жизнь?
– Да.
– Господи, как у тебя все просто! Мне бы так. Как думаешь, что со мной творится?
– С жиру бесишься. Баба тебе нужна. Ступай вечером в трактир, и вся дурь мигом пройдет.
– Может, ты и прав, – согласился Адам. – Только что за удовольствие от шлюхи? Мне их компания никогда не нравилась.
– А какая разница? Все бабы одинаковые, – удивился Чарльз. – Закрой глаза – и один черт!
– Некоторые парни в полку заводили постоянных любовниц из индейских женщин. И у меня какое-то время была такая.
Чарльз с любопытством посмотрел на брата:
– Отец в гробу бы перевернулся, узнай он, что ты путался с индейской бабой. И как тебя угораздило?
– Очень просто. Она стирала и чинила мне одежду, готовила еду.
– Да я не о том. Как там у вас… ну, сам понимаешь, о чем я.
– Замечательно. Нет, правда чудесно. Столько теплоты и нежности. Да, она была такая ласковая и кроткая.
– Повезло, что она не зарезала тебя во сне.
– Нет, что ты. Она была такая тихая и нежная.
– Как-то у тебя глаза странно заблестели. Похоже, эта скво и правда запала тебе в душу.
– Ты прав, – согласился Адам.
– И что с ней случилось?
– Умерла от оспы.
– И ты не завел себе другую любовницу?
– Мы складывали их в кучу, как дрова. – Глаза Адама наполнились болью. – Более двухсот человек. Руки и ноги торчали в разные стороны. А потом набросали наверх хвороста, облили керосином и подожгли.
– Говорят, индейцы не выживают после оспы.
– Эта болезнь их убивает, – подтвердил Адам. – Смотри, у тебя бекон подгорает.
Чарльз быстро повернулся к плите.
– Нет, просто будет поджаристая корочка, – возразил он. – Я люблю с корочкой. – Он выгреб бекон на тарелку и разбил яйца в кипящий жир. Подпрыгнув на раскаленной сковородке, они зашипели, и по краям стал образовываться похожий на коричневое кружево ободок.
– В наших краях жила одна учительница, – начал Чарльз. – Ты таких красавиц не встречал. А ножки какие крошечные! Всю одежду покупала в Нью-Йорке. Волосы золотистые, а уж ножки! Сроду таких не видал! Она пела в церковном хоре, и все вдруг повадились ходить в церковь. Давно это было.
– В то время, когда ты писал, что подумываешь жениться?
– Именно, – усмехнулся Чарльз. – Всем парням в округе тогда загорелось жениться.
– И куда она подевалась?
– Знаешь ведь, как бывает. Женщины потеряли из-за нее покой, объединились между собой и выжили ее. Говорили, она носит шелковое белье. Вся из себя такая надменная и благородная. Куда уж тут! Школьный совет выставил ее вон среди учебного года. А ножки-то! Вот такусенькие! Ты бы видел! Она любила их показывать, вроде как случайно. При каждом удобном случае выставит из-под юбки по самую щиколотку.
– Ты хоть успел с ней познакомиться? – поинтересовался Адам.
– Нет. Только в церковь ходил. С трудом проталкивался. Такой хорошенькой девушке не место в маленьком городке. Только вводит в искушение людей. Одно беспокойство.
– А помнишь дочку Сэмюэлсов? – спросил Адам. – Вот уж была красавица! Что с ней стало?
– Та же история. Смущала людей, а потом уехала из наших мест. Слышал, живет теперь в Филадельфии и работает портнихой. Говорят, за каждое платье берет по десять долларов.
– Может, и нам нужно уехать? – предположил Адам.
– Никак не выкинешь из головы Калифорнию?
– Ага.
И тут Чарльза прорвало.
– Выметайся отсюда! – заорал он. – Видеть тебя не хочу! Выкуплю твою долю, или продам, или еще что придумаю. Вали отсюда, сукин сын! – Он на мгновение замолчал. – Насчет сукиного сына я того, переборщил. Только, черт побери, ты все время выводишь меня из терпения!
– Я уеду, – откликнулся Адам.
3
Через три месяца Чарльз получил по почте красочную открытку с видом гавани Рио-де-Жанейро, на обратной стороне которой Адам неряшливо нацарапал: «Здесь лето, а у вас зима. Почему бы тебе сюда не приехать?»
Через полгода пришла еще одна открытка из Буэнос-Айреса: «Дорогой Чарльз! Ты не представляешь, какой это огромный город. Тут разговаривают по-французски и по-испански. Посылаю тебе книгу».
Но книги Чарльз так и не получил, хотя ждал ее всю следующую зиму и весну. Вместо книги объявился сам Адам, загорелый, в одежде на иностранный манер.
– Как поживаешь? – поинтересовался Чарльз.
– Отлично. Ты получил книгу?
– Нет.
– Интересно, куда она подевалась? В ней такие замечательные картинки.
– Собираешься остаться?
– Пожалуй. Расскажу тебе о странах, где побывал.
– И слушать не желаю, – огрызнулся Чарльз.
– Господи, до чего ж ты злющий.
– Просто я знаю наперед, что будет дальше. Посидишь на ферме с годик, а потом опять начнешь ерзать и мне покоя не дашь. Мы осточертеем друг другу, но будем вести себя вежливо, а это еще невыносимее. Потом не выдержим, сорвемся, и ты снова уйдешь и вернешься, и так будет повторяться до бесконечности.
– Неужели не хочешь, чтобы я остался? – спросил Адам.
– Черт возьми, конечно же, хочу, – возмутился Чарльз. – Стоит тебе уехать, и я скучаю, но точно знаю, что ничего не изменится.
И действительно, история повторилась. Некоторое время братья вспоминали детские годы, потом говорили о времени, проведенном вдали друг от друга, и в конце концов стали все чаще подолгу молчать, часами работали, не обмолвившись ни словом, держась сдержанно-вежливо. И как всегда, дело закончилось привычными вспышками гнева. Время тянулось бесконечно долго, так как ничего значительного не происходило.
Однажды вечером Адам сказал:
– Знаешь, а ведь мне скоро тридцать семь. Считай половина жизни.
– Ну, понеслось, – сердито буркнул Чарльз. – Снова начнешь ныть о бесцельно потраченных годах. Послушай, Адам, может, обойдемся на сей раз без ссор?
– И как же?
– Ну, если все пойдет как обычно, недели три-четыре поругаемся, а потом ты опять уедешь. Только если так не терпится, нельзя ли съехать тихо, без скандалов?
Адам рассмеялся, и напряженная обстановка разрядилась.
– Оказывается, у меня мудрый брат, – сказал он. – Конечно, когда станет невмоготу, я уеду мирно, без ссор. Да, мне определенно нравится твое предложение. А ты все богатеешь, Чарльз, верно?
– Ну, я бы так не сказал, но дела идут неплохо.
– Еще скажи, что не ты купил в городе четыре дома и трактир.
– Вот и скажу.
– Брось, Чарльз, я же знаю, что купил. У тебя же самая лучшая ферма во всей округе, так почему не построить новый дом с ванной, водопроводом и уборной? Ведь теперь мы не бедняки. Говорят, ты чуть ли не самый богатый человек в здешних краях.
– Новый дом нам ни к чему, – с угрюмым видом заявил Чарльз. – Шел бы ты подальше со своими бреднями.
– А как хорошо иметь уборную в доме, а не бегать на улицу.
– Отцепись со своими глупыми фантазиями.
– А что, если я построю собственный домик прямо здесь, возле рощи? – развеселился Адам. – Что скажешь? И не будем тогда действовать друг другу на нервы.
– Не хочу никакого дома на своей земле.
– Но она наполовину моя.
– А я выкуплю твою долю.
– С чего ты взял, что я продам?
– Я спалю твой проклятый домишко. – Чарльз сердито сверкнул глазами.
– Не сомневаюсь, – вздохнул Адам, спускаясь с небес на землю. – Ты на это способен. Что ты так смотришь?
– Я вот долго думал, – медленно начал Чарльз, – и все хотел напомнить. Но ты, похоже, вообще об этом забыл.
– Ты о чем?
– Помнишь, как отправил мне телеграмму и попросил сто долларов?
– Конечно. Ты спас мне жизнь. А что?
– А долг-то ты так и не вернул.
– Как же, вернул.
– Нет.
Адам смотрел на старый стол, за которым некогда сидел Сайрус, постукивая тростью по деревянной ноге. Над столом по-прежнему висела керосиновая лампа, от которой струился дрожащий желтый свет.
– Утром расплачусь, – медленно сказал Адам.
– Да уж, я тебе дал большую отсрочку. Так что времени было предостаточно.
– Ты прав, Чарльз. Мне следовало самому вспомнить. – Он немного помолчал, что-то обдумывая. – Ты ведь не знаешь, для чего мне тогда потребовались деньги.
– Я не приставал с расспросами.
– А я не рассказывал. Наверное, стыдился. Знаешь, Чарльз, я ведь сидел в тюрьме и сбежал оттуда.
– Что ты болтаешь? – Чарльз открыл рот от изумления.
– Все собирался рассказать. Я был бродягой, и меня задержали за бродяжничество, а потом отправили в дорожную команду. На ночь на нас надевали кандалы. Через полгода выпустили, но тут же снова задержали. Вот так и строятся у нас дороги. Когда до окончания второго срока осталось три дня, я сбежал, добрался до Джорджии, ограбил магазин одежды и послал тебе телеграмму.
– Не верю, – изумился Чарльз. – Хотя нет, верю. Ты никогда не врешь. Разумеется, я тебе верю. Только почему ты молчал?
– Наверное, стыдился. Но еще стыднее, что не расплатился с тобой.
– Да брось ты, – смутился Чарльз. – Не знаю, зачем я завел этот разговор.
– Господи, да нет же, утром я расплачусь.
– Будь я проклят, мой брат – закоренелый преступник!
– Чему ты так радуешься?
– Сам не пойму, – удивился Чарльз. – Но я даже вроде как горжусь. Подумать только, мой братец – беглый каторжник! Только объясни, Адам, почему ты не сбежал раньше, а ждал, когда до конца срока останется всего три дня?
– Причин было три, – признался Адам. – Я боялся, что, если отсижу до конца, меня снова загребут. А еще подумал, что за три дня до конца срока никому и в голову не придет, что я замыслил побег.
– Разумно, – одобрил Чарльз. – Но ты упомянул еще одну причину.
– Думаю, она и была самой главной, – признался Адам. – И объяснить ее сложней всего. Я считал, что должен отработать на государство шесть месяцев, как сказано в приговоре. Мошенничество мне не по душе, вот я и обманул государство всего на три дня.
Чарльз расхохотался.
– Совсем свихнулся, сукин сын, – с нежностью сказал он. – Но ты еще упоминал ограбление какой-то лавки.
– Я выслал владельцу деньги и еще добавил десять процентов.
Чарльз подался вперед.
– Расскажи мне о дорожной команде, Адам, – попросил он.
– Непременно, Чарльз. Непременно.
Глава 11
1
Узнав о тюремном прошлом брата, Чарльз проникся к Адаму уважением и тем теплым чувством, которое испытываешь только к человеку, далекому от совершенства и потому не заслуживающему нашей ненависти. Адам использовал это обстоятельство с выгодой для себя и то и дело искушал брата.
– Чарльз, тебе никогда не приходило в голову, что с нашими деньгами можно делать все, чего душа пожелает?
– И чего же она желает?
– Можем отправиться в Европу, прогуляться по Парижу.
– Что там такое?
– Ты о чем?
– Послышалось, кто-то возится на крыльце.
– Наверное, кошка.
– Похоже на то. Скоро придется их отстреливать.
– Чарльз, можно поехать в Египет, посмотреть на сфинкса.
– А еще можно остаться здесь и найти разумное применение деньгам. А кроме того, самое время заняться работой и провести день с пользой. Чертовы кошки! – Чарльз подскочил к двери и распахнул ее настежь: – Брысь! – Он вдруг замолчал, уставившись на ступеньки. Адам подошел к брату.
Какое-то существо в грязных лохмотьях, извиваясь, как червяк, пыталось заползти на крыльцо. Худенькая рука цеплялась за ступеньки, а вторая бессильно повисла, как плеть. Лицо покрыто коркой засохшей крови, губы разбиты, глаза смотрят из-под распухших почерневших век. На лбу открытая рана, и свежая кровь струйкой стекает на волосы.
Адам спустился вниз и, став на колени, склонился над непонятным существом.
– Помоги-ка, – обратился он к брату. – Давай занесем ее в дом. Осторожно, смотри, рука-то сломана.
Братья стали заносить девушку в дом, и она потеряла сознание.
– Клади ее на мою кровать, – скомандовал Адам. – А теперь, пожалуй, сходи за врачом.
– А может, лучше запрячь лошадей, положить ее на телегу и отвезти в город?
– Отвезти в город? Ты совсем одурел?
– Это еще как сказать, кто больше одурел. Пораскинь мозгами.
– Господи, да о чем тут думать?
– Двое мужчин ведут уединенный образ жизни, и вдруг у них в доме появляется вот это.
– Ты серьезно? – опешил Адам.
– Куда уж серьезнее. По-моему, ее лучше увезти. Через пару часов о ней проведают все в округе. Откуда ты знаешь, кто она такая? Как сюда попала, и что с ней случилось? Адам, ты играешь с огнем.
– Если сейчас же не поедешь за доктором, поеду сам, а ты останешься здесь, с ней, – холодно заявил Адам.
– Я-то поеду, а вот ты совершаешь большую ошибку. Предупреждаю, мы с ней еще натерпимся.
– Ладно, твое дело привезти врача, а все страдания я беру на себя.
После отъезда брата Адам пошел на кухню и, налив в таз горячей воды из чайника, направился в спальню. Он смочил в воде носовой платок и принялся смывать с лица девушки запекшуюся кровь и грязь. Она уже пришла в сознание, и из-под распухших век на Адама сверкнули ясные глаза. Его мысли перенеслись в прошлое: та же комната, та же кровать. Над ним склонилась мачеха с мокрым полотенцем в руках, струйки воды стекают по разбитому лицу, отзываясь расползающейся во все стороны болью. Мачеха все говорила и говорила. Адам слышал голос, но слов вспомнить не мог.
– Все будет хорошо, – обратился он к девушке. – Уже поехали за врачом, он будет здесь с минуты на минуту.
Девушка с трудом пошевелила губами.
– Молчи, не надо разговаривать. – Адам бережно вытирал лицо девушки, и все его существо переполняла нежность. – Можешь остаться здесь. Живи сколько хочешь, – бормотал он. – Я буду о тебе заботиться. – Он выжал платок и, промокнув спутанные волосы, убрал их с рассеченного лба.
– Что, больно? – Адам слышал собственный голос, доносившийся издалека, и не узнавал его, будто говорил другой человек. – Бедные глазки. Ну, ничего, я сделаю примочки, и все пройдет. Господи, какая глубокая рана на лбу! Не осталось бы шрама. Можешь сказать, как тебя зовут? Нет, лучше молчи. У нас впереди много времени. Да, времени предостаточно. Слышишь? Колеса скрипят. Вот и доктор приехал. Правда, быстро? – Адам направился к кухонной двери и крикнул: – Сюда, док, сюда! Больная здесь.
2
Девушка была страшно изувечена, и, существуй в то время рентген, врач обнаружил бы еще больше травм, которых, впрочем, и так оказалось предостаточно. Левая рука и три ребра были сломаны, на челюсти и черепе трещины, а с левой стороны выбито несколько зубов. Вся голова покрыта рваными ранами, а лоб рассечен до кости. Вот какая картина предстала перед врачом. Он наложил на руку лубок, туго перебинтовал ребра и зашил раны на голове. Взяв стеклянную трубочку от пипетки, он разогрел ее над спиртовкой и согнул под углом, а затем вставил в отверстие от выбитого зуба, чтобы девушка могла пить и принимать жидкую пищу, не травмируя покалеченную челюсть. Потом вколол больной большую дозу морфия и, оставив на столе бутылочку с пилюлями опиума, вымыл руки и надел сюртук.
В кухне доктор сел за стол и стал пить горячий кофе, который поставил перед ним Чарльз.
– Ну так что же все-таки с ней случилось? – спросил он.
– Откуда нам знать? – грубо оборвал врача Чарльз. – Мы нашли ее на крыльце. Если есть желание, можете взглянуть на следы, что ведут от дороги, когда она ползла к дому.
– Знаете ее?
– Господи, разумеется, нет!
– Вы бываете наверху в трактире. Она, часом, не одна из девиц?
– Я давно там не был и в таком виде все равно бы ее не узнал.
– А вы видели ее прежде? – обратился врач к Адаму.
Адам отрицательно покачал головой.
– Да что вы тут вынюхиваете? – возмутился Чарльз.
– Что ж, если интересно, скажу. По этой девице отнюдь не борона проехала, хотя на первый взгляд очень похоже. Кто-то ее умышленно изувечил, и она изрядно насолила этому человеку. Уж если начистоту, ее хотели убить.
– А почему вы ее не спросите? – поинтересовался Чарльз.
– Она еще долго не сможет разговаривать. Ко всему прочему, у нее еще и трещина в черепе, и одному богу известно, во что это выльется. Я, собственно, вот о чем: следует ли вмешивать в это дело шерифа?
– Нет! – Адам выкрикнул это с такой горячностью, что оба собеседника посмотрели на него с изумлением. – Оставьте девушку в покое. Пусть отлежится.
– А кто будет за ней ухаживать?
– Я, – решительно заявил Адам.
– Погоди, погоди… – начал Чарльз.
– Не суй свой нос куда не следует!
– Но ведь дом не только твой, но и мой.
– Хочешь, чтобы я ушел?
– Да я вообще не о том говорю.
– Ну так знай, если выкинешь ее на улицу, я тоже уйду.
– Успокойся, – сказал примирительно врач. – С чего это ты так близко принимаешь к сердцу?
– Я бы и больную собаку из дома не выгнал.
– Ну и беситься тоже не стоит. А ты ничего не скрываешь? Выходил куда-нибудь прошлой ночью. Не твоих ли это рук дело?
– Он всю ночь провел дома, – заверил Чарльз. – Храпел, как паровоз.
– Почему вы не оставите девушку в покое? Дайте ей выздороветь.
Врач поднялся из-за стола и отряхнул руки.
– Послушай, Адам, твой отец был моим старинным приятелем, и я прекрасно знаю и тебя, и всю вашу семью. Ты ведь не дурак, и я не возьму в толк, почему ты отказываешься признавать очевидные факты? А дело обстоит именно так, и приходится уговаривать тебя, как младенца. На девушку совершено нападение, и не вызывает сомнений, что ее намеревались убить. Если я не доложу шерифу, то нарушу закон. Не скрою, иногда я законы нарушаю, но не в таких серьезных случаях.
– Хорошо, расскажите шерифу, только попросите не беспокоить девушку, пока ей не полегчает.
– Не в моих правилах причинять вред пациентам, – гордо заявил врач. – Так вы по-прежнему хотите оставить ее у себя в доме?
– Да.
– Что ж, дело хозяйское. Завтра к вам загляну. Девушка будет спать. Поите ее через трубочку водой и кормите теплым бульоном, если, конечно, она захочет принимать пищу. – С этими словами врач удалился.
– Адам, ради всех святых, что все это значит? – накинулся Чарльз на брата.
– Отстань.
Читать бесплатно другие книги:
