Тысяча поцелуев, которые невозможно забыть Коул Тилли

— А твой папа? Почему ты…

— Хватит! — грубо оборвал я, не желая говорить еще и об отце. Он увез меня от Поппи, и я знал, что не прощу его никогда. Эта тема была под запретом. Даже для Поппи. Впрочем, моя злобная вспышка нисколько ее не обидела и не задела. На ее лице я видел лишь сочувствие.

И это было выше моих сил.

Взяв Поппи за руку и не говоря ни слова, я потянул ее к школе. На нас не просто смотрели, а таращились, и Поппи крепко сжала мою руку.

— Пусть смотрят, — сказал я, когда мы прошли школьные ворота.

— Хорошо, — ответила она.

В коридоре, у шкафчиков, собралась наша компания — Дикон, Джадсон, Джори, Эвери и Руби. Ни с кем из них я не разговаривал с той самой вечеринки в доме Джадсона.

Никто из них не знал, что мы с Поппи снова вместе.

Первой нас заметила Джори, и глаза ее округлились. Должно быть, она что-то сказала, потому как через пару секунд все повернулись в нашу сторону. На их лицах застыло замешательство.

— Пойдем, — сказал я Поппи, — нам лучше поговорить с ними.

Я уже направился к шкафчикам, когда Поппи потянула меня назад.

— Они не знают о… — прошептала она так, что только я один мог ее услышать. — Знают только наши семьи и учителя. И ты.

Я медленно кивнул.

— И Джори, — добавила Поппи. — Джори тоже знает.

Вот так новость.

— Мне было нужно кому-то рассказать, — объяснила Поппи, должно быть, заметив что-то в моем лице. — После тебя она была моим самым близким другом. Помогала с домашними заданиями… и вообще.

— Но ты рассказала ей, а не мне, — возразил я, борясь с желанием немедленно выйти на свежий воздух.

Поппи крепко держала меня за руку:

— Она не любила меня так, как ты. И я не люблю ее так, как люблю тебя.

Всю мою злость словно рукой сняло… И я не люблю ее, как люблю тебя…

Я обнял ее рукой за плечи:

— Когда-нибудь они все равно узнают.

— Но не сейчас, — твердо возразила Поппи.

— Не сейчас, — согласился я, видя ее решимость.

— Руне? Иди-ка сюда! С тебя объяснение! — прогремел голос Дикона.

— Ты готова? — спросил я у Поппи.

Она кивнула. Я провел ее к нашей компании. Поппи держала руку у меня на поясе.

— Значит, вы снова вместе? — спросил Дикон.

Я кивнул, неприязненно отметив, как исказилось от ревности лицо Эвери. Она заметила это и тут же натянула свою обычную маску циника. Мне было все равно. Эвери никогда ничего для меня не значила.

— Значит, Поппи и Руне снова вместе? — уточнила Руби.

— Да, — ответила Поппи, с улыбкой посмотрев на меня снизу вверх. Я обнял ее крепче и поцеловал в лоб.

— Что ж, похоже, мир снова пришел в равновесие, — объявила Джори и, протянув руку, ободряюще сжала плечо Поппи. — Когда вы расстались, у меня было такое чувство, что это… как-то неправильно. Как будто вселенная… того… перекосилась.

— Спасибо, Джо, — ответила Поппи. Они молча переглянулись, и я заметил в глазах Джори слезы.

— Что ж, — тут же воскликнула она, — мне пора на урок. Пока! Увидимся позже!

Джори убежала, и Поппи направилась к своему шкафчику. Я не обращал внимания на преследовавшие нас взгляды. Поппи достала учебники и захлопнула шкафчик. Я подошел ближе, прижав ее спиной к закрытой дверце.

— Видишь? Все прошло неплохо.

— Неплохо, — эхом отозвалась Поппи. Я увидел, как она смотрит на мои губы, и, наклонившись, поцеловал ее. Поппи тихонько застонала. Когда я отстранился, ее глаза светились, а на щеках горел румянец.

— Поцелуй триста шестидесятый. Возле моего школьного шкафчика. Чтобы показать всему миру, что мы снова вместе… и мое сердце едва не разорвалось.

Я отступил, чтобы она отдышалась, и направился к своему классу математики.

— Руне? — Я обернулся и вскинул подбородок. — Чтобы заполнить банку, мне потребуется еще много таких моментов.

Целовать ее при каждой возможности? От этой мысли меня окатило жаром. Прочитав что-то на моем лице, Поппи и сама зарделась, а когда я отвернулся, снова меня окликнула:

— И еще…

Я усмехнулся:

— Ja?

— Какое твое любимое место здесь, в Джорджии?

Я не совсем понял выражение ее лица, но в ее милой головке явно творилось что-то из ряда вон. Поппи что-то обдумывала. Я это чувствовал.

— Вишневая роща весной. — Одно только воспоминание об этом месте сняло все напряжение.

— А в другое время года? — спросила Поппи.

Я пожал плечами:

— Возможно… пляж. А что?

— Да так, — пропела Поппи и зашагала в противоположном направлении.

— Увидимся за обедом, — крикнул я.

— Мне нужно попрактиковаться в музыкальной, — прокричала она в ответ.

Я остановился:

— Тогда я приду посмотреть.

Лицо Поппи осветила радостная улыбка:

— Тогда приходи посмотреть.

Мы стояли в противоположных концах коридора и просто смотрели друг на друга.

— На веки вечные, — произнесла Поппи одними губами.

— Вместе навсегда, — одними губами произнес я.

Неделя пролетела незаметно.

Раньше я просто не обращал внимания на время — проходит ли оно быстро или медленно. Но не теперь. Теперь мне хотелось, чтобы минута тянулась целый час, а час длился целый день. Но, несмотря на все мои безмолвные молитвы тому, кто там, наверху, время неслось слишком быстро. И вообще все летело слишком быстро.

Спустя несколько дней всеобщий ажиотаж в школе, вызванный нашим с Поппи воссоединением, окончательно угас. Большинство этого не принимало, но я не обращал внимания. Я знал, о чем толкуют в нашем маленьком городке. Главным образом о том, как и почему мы с Поппи снова сошлись.

На это мне тоже было плевать.

Звонок в дверь застал меня на кровати. Скатившись с нее, я поднялся и по пути прихватил со спинки стула куртку. Сегодня Поппи вела меня на свидание.

Она вела меня на свидание.

Утром, когда я встал с ее постели, Поппи попросила меня быть готовым к десяти. Что, почему — объяснений не последовало, но я сделал, как было велено.

Поппи знала, что так и будет.

Выйдя из комнаты и пройдя по коридору, я услышал ее голос:

— Привет, малыш, как поживаешь?

— Хорошо, — застенчиво ответил Элтон.

Повернув за угол, я остановился. Поппи сидела на корточках перед Элтоном, чтобы быть с ним на равных. Длинные волосы закрывали его лицо. Я видел, как братишка нервно откинул их назад… в точности, как это делал я. И в памяти тут же всплыли слова Поппи, сказанные на прошлой неделе…

Он подражает тебе, хочет быть похожим на тебя. Копирует твои привычки и манеры. Хочет, чтобы ты его заметил. Он тебя обожает.

Я смотрел, как мой маленький брат застенчиво перекатывается с пятки на носок, и, едва сдержавшись, криво усмехнулся от умиления. Он был таким же тихим и застенчивым, как и я. Никогда не заговаривал первым.

— Что собираешься сегодня делать? — спросила его Поппи.

— Ничего, — угрюмо ответил Элтон.

Улыбка Поппи тут же угасла.

— Вы с Руне сегодня снова идете гулять? — спросил Элтон.

— Да, малыш, — тихо ответила Поппи.

— Теперь он с тобой разговаривает? — поинтересовался мой брат. И я услышал. Услышал в его тихом голосе ту грусть, о которой говорила Поппи.

— Да, разговаривает, — сказала Поппи и провела пальцем по его щеке, как иногда проводила по моей. Элтон смущенно опустил голову, но я успел заметить тень улыбки в уголке губ.

Поппи подняла глаза и увидела, что я наблюдаю за ними. Она медленно выпрямилась, а я шагнул к ней, взял за руку и притянул к себе.

— Ты готов? — спросила Поппи.

Одарив ее подозрительным взглядом, я кивнул:

— Ты ведь не скажешь мне, куда мы направляемся, верно?

Поппи лукаво поджала губы и помотала головой. Взяв меня за руку, она направилась к двери.

— До свидания, Элтон!

— До свидания, Поппимин, — тихо ответил тот. Услышав, как с губ моего брата слетело это ласковое прозвище, я застыл на месте. Поппи накрыла рот ладошкой. Я видел, как она прямо-таки тает от умиления.

Поппи пристально посмотрела на меня. Она хотела, чтобы я сказал что-нибудь брату, и я нехотя повернулся к нему.

— Пока, Руне, — сказал Элтон.

Поппи стиснула мою руку — ну же, давай.

— Пока, Элт, — неуклюже ответил я. Элтон вскинул голову и широко улыбнулся. Все потому, что я просто попрощался.

Сердце болезненно сжалось. Я повел Поппи вниз по ступеням крыльца и затем к машине ее мамы. Когда мы остановились, Поппи не отпустила мою руку, а дождалась, пока я посмотрю на нее. После чего склонила голову набок и заявила:

— Руне Кристиансен, я чертовски тобой горжусь.

Чувствуя себя неуютно от такой похвалы, я отвел взгляд. Поппи тяжко вздохнула и наконец-то отпустила мою руку и села в машину.

— Может, уже скажешь, куда направляемся? — спросил я.

— Нет, — ответила Поппи, выезжая на дорогу. — Хотя ты и сам скоро догадаешься.

Я включил радиостанцию, которую Поппи обычно слушала, и откинулся на спинку сиденья. Салон заполнил мягкий голос Поппи. Она подпевала очередной не известной мне песенке. Вскоре я уже не обращал внимания на дорогу за окном и смотрел лишь на Поппи. Как и при игре на виолончели, на ее щечках проступили ямочки. Она улыбалась, напевая любимые строки, и качала головой в ритме песни.

У меня закололо в груди.

Этому не было конца. Я видел ее беззаботной и счастливой — и меня переполнял ярчайший свет. Но осознание того, что наше время ограничено, что оно имеет предел, истекает, вызывало тьму.

Непроглядную, кромешную тьму.

И злобу. Никогда не покидавшая меня злоба была словно пружиной, готовой разжаться в любую минуту.

Наверное, Поппи заметила мои страдания, потому как ее рука вдруг легла мне на колено. Я посмотрел вниз. Ее рука лежала ладонью вверх, пальцы были готовы переплестись с моими.

Я глубоко выдохнул и пропустил свои пальцы меж пальцами Поппи. Я не мог смотреть на нее. Не мог так поступить с ней.

Я знал, как Поппи себя чувствует. Хотя рак и выпивал из нее жизнь, убивал ее не он, а боль, которую испытывали члены семьи и те, кто любил ее. Ее ярко-зеленые глаза тускнели, когда я замолкал, когда расстраивался. Позволяя злости и гневу поглотить себя, я видел в лице Поппи усталость.

Усталость от того, что она стала причиной такой сильной боли.

Крепко сжав ее руку, я посмотрел в окно. Пробираясь по лабиринту улочек, мы выезжали из города. Я поднес наши переплетенные руки к губам и запечатлел на мягкой коже поцелуй. А потом мы миновали дорожный знак, и тяжесть в моей груди исчезла. Я повернулся к Поппи.

Она уже улыбалась.

— Ты привезла меня на пляж.

— Да, — кивнула Поппи. — Твое второе любимое место.

Я вспомнил вишневые деревья нашей рощи. Представил их в цвету и нас с Поппи, сидящих под нашим любимым деревом. И, как бы это ни было странным для меня, помолился за то, чтобы Поппи смогла протянуть до весны. Она должна увидеть эти деревья в полном цвету.

Ей просто необходимо продержаться.

— Я смогу, — вдруг прошептала Поппи. Я посмотрел ей в глаза, и она сжала мою руку, словно услышав мою немую мольбу. — Я увижу их. Я приняла решение.

Между нами повисло молчание. Я мысленно посчитал время до начала цветения деревьев, и у меня в горле встал ком. Почти четыре месяца.

Всего ничего.

Рука Поппи напряглась, в лице снова проступила боль. Ей было больно, потому что было больно мне.

Проглотив вставший в горле комок, я сказал:

— Значит, сможешь. Если ты решила, ничто тебе не помешает.

Словно по волшебству от боли не осталось и следа, а лицо озарила светлая радость.

Я откинулся на спинку сиденья и повернулся к окну — мир пролетал смазанным пятном. И, уже погрузившись глубоко в свои мысли, услышал:

— Спасибо.

Это прозвучало едва слышно. Крохой шепота. Почувствовав, как рука Поппи расслабилась, я закрыл глаза.

Промолчал. Поппи этого не хотела.

По радио заиграла другая песня, и ее голос снова зазвучал, словно ни в чем не бывало. И на этот раз ничто не помешало ей петь. Остаток поездки я держал Поппи за руку, пока она пела.

Держал и внимательно впитывал каждую ноту.

Первым, что я увидел, когда мы приехали на пляж, был высокий белый маяк на самом краю скалы. Период холодов, кажется, миновал: день выдался теплым, и небо, на котором не было ни облачка, ласкало взор яркой голубизной.

Солнце стояло высоко, бросая лучи на спокойную водную гладь. Поппи припарковала машину и заглушила двигатель.

— Согласна. Это тоже мое второе любимое место.

Я кивнул. На мягком песчаном пляже расположилось несколько семей. Играли дети, в поисках объедков кружили чайки. Некоторые из взрослых читали, лежа на песке. Другие просто отдыхали, с закрытыми глазами впитывая первое тепло.

— Помнишь, как мы приезжали сюда летом? — спросила Поппи мягким, пропитанным радостью голосом.

— Ja, — хрипло ответил я.

Поппи указала под пристань.

— А там был поцелуй номер семьдесят пять. — Она повернулась ко мне и рассмеялась воспоминаниям. — Мы сбежали от наших семей и спрятались под пристанью, где могли поцеловаться. — Поппи коснулась пальцами своих губ. Взгляд ее подернула мечтательная дымка. — Твои губы были солеными от морской воды. Ты помнишь?

— Ja. Нам было по девять. На тебе был желтый купальник.

— Да! — засмеялась Поппи.

Она открыла дверцу и оглянулась на меня:

— Ты готов?

Я вышел из машины. Теплый бриз трепал волосы, швырял их в лицо. Я стянул с запястья резинку и собрал волосы в пучок, после чего подошел к багажнику, чтобы помочь достать Поппи то, что она привезла с собой.

В багажнике лежали корзина для пикника и рюкзак. Я понятия не имел, что в нем может быть. Поппи попыталась взять все сама, и я поспешил на помощь. Она уступила и вдруг замерла на месте.

Не понимая, в чем дело, я нахмурился. Поппи смотрела на меня изучающее.

— Что? — спросил я.

— Руне, — прошептала Поппи и кончиками пальцев коснулась моего лица. Провела по щекам и лбу. И ее губы вдруг расцвели в улыбке.

— Я могу видеть твое лицо.

Поднявшись на носочках, Поппи шутливо потрепала короткий «хвостик», в который я собрал волосы.

— Мне нравится, — заключила она и снова окинула взглядом мое лицо, после чего вздохнула: — Руне Эрик Кристиансен, ты вообще осознаешь, насколько ты красив?

Я опустил голову. Поппи провела ладонями по моей груди и добавила:

— Ты сознаешь, как сильно я люблю тебя?

Я медленно помотал головой. Мне хотелось, чтобы Поппи сама об этом сказала. Она взяла мою руку и положила себе на сердце. Я ощущал под ладонью ровные удары. Они ускорились, стоило мне заглянуть Поппи в глаза.

— Это как музыка, — сказала Поппи. — Когда я смотрю на тебя, когда ты меня касаешься, когда я вижу твое лицо… когда мы целуемся, мое сердце отбивает ритм этой песни. Песни о том, что ты нужен мне, словно воздух. О том, как сильно я тебя люблю. О том, что я нашла вторую половинку своего сердца.

— Поппимин, — мягко начал я, но Поппи положила палец на мои губы.

— Просто послушай, Руне, — сказала она и закрыла глаза.

Я сделал то же самое. И услышал. Услышал его так громко, словно оно стучало прямо возле моего уха. Ровные удары, наш собственный ритм.

— Рядом с тобой мое сердце не знает печали. Оно парит, — прошептала Поппи, словно не желая мешать мерному стуку. — Думаю, сердца отбивают ритм, как в песне. Это как музыка, и нас притягивает определенная мелодия. Я услышала песню твоего сердца, а ты услышал мою.

Я открыл глаза. Поппи стояла передо мной. На ее щеках снова появились ямочки: она улыбалась и раскачивалась в ритм ударам сердца. Когда Поппи открыла глаза, с ее губ сорвался приятный смех. Я подался вперед и соединил наши губы в поцелуе.

Ее руки легли мне на талию, и пальцы сжали футболку. Целуясь, мы пятились к машине, пока Поппи не прислонилась к ней спиной. Я прижался к ней, и меня охватил жар.

В моей груди эхом отдавалось сердцебиение Поппи. Я ласкал ее язык своим, вырывая у Поппи сладкие вздохи. Она прижималась ко мне все теснее, а когда я отстранился, прошептала:

— Поцелуй четыреста тридцать второй. На пляже с моим Руне. И мое сердце едва не разорвалось.

Сделав глубокий вздох, я попытался собраться с мыслями. У Поппи порозовели щеки, и она тоже не могла отдышаться. Некоторое время мы просто стояли и хватали воздух, а потом Поппи оттолкнулась от багажника и поцеловала меня в щеку.

Взяв рюкзак, она закинула его на плечо. Я хотел забрать, но Поппи возразила:

— Я еще не так слаба, малыш. И кое-что мне по силам.

Ее слова имели двойной смысл. Поппи говорила не только о рюкзаке, но и о тьме в моем сердце.

Той тьме, с которой она непрестанно пыталась бороться.

Поппи отошла в сторону, позволив мне взять из багажника остальное, и направилась в отдаленный конец пляжа, ближе к пристани.

Когда мы остановились, я нашел глазами то место, где целовал Поппи много лет назад. В моей груди родилось странное чувство, и я знал, что прежде чем мы вернемся домой, я поцелую Поппи еще раз на том же самом месте. Поцелую уже как семнадцатилетнюю.

Еще один поцелуй для ее банки.

— Остановимся здесь?

— Ja, — ответил я, раскладывая вещи на песке. Среди них обнаружился зонт. Я тут же воткнул его в песок и раскрыл, опасаясь, чтобы Поппи не получила слишком большой дозы солнца. Установив зонт и расстелив на песке одеяло, я кивнул подбородком, предлагая ей забраться в тень. Поппи тут же послушалась и, проходя мимо, поцеловала мою руку.

И мое сердце перестало печалиться. Оно воспарило.

Океан насылал на берег неспешные волны. Поппи села под зонт. Закрыла глаза и глубоко вдохнула.

В этот момент она выглядела как человек, молитвы которого наконец услышаны. Радость на ее лице казалась бесконечной, и вся она излучала кроткое умиротворение.

Я опустился на песок, положил локти на колени и устремил взгляд в море. Смотрел на видневшиеся вдалеке корабли и думал, куда же они плывут.

— Как думаешь, какое у них приключение? — спросила Поппи, прочитав мои мысли.

— Не знаю, — честно признался я.

Поппи закатила глаза и заговорила сама.

— Думаю, они решили оставить прошлое позади. Однажды утром проснулись и поняли, что в жизни много неизведанного. Им — это влюбленная парочка, парень и девушка — захотелось увидеть мир. Они продали все, что у них было, и купили яхту. — Поппи улыбнулась и, упершись локтями в согнутые в коленях ноги, положила подбородок на ладони. — Ей нравится музицировать, а ему — фотографировать.

Я тряхнул головой и искоса посмотрел на Поппи.

Она не обратила на это внимания и продолжила:

— И мир кажется им прекрасным. Они заглянут в его самые отдаленные места. Будут писать музыку, картины и сделают кучу фотографий. И все время будут целоваться. Целоваться и любить друг друга. Они будут счастливы.

Под тенью зонта пролетел нежный бриз, и Поппи прикрыла глаза. А потом повернулась ко мне и спросила:

— Не правда ли, это самое лучшее из приключений?

Я лишь кивнул. Просто не мог говорить.

Поппи посмотрела на мои ноги и, помотав головой, прошла по одеялу, пока не остановилась рядом с ними. Я вопросительно поднял бровь.

— На тебе ботинки, Руне! Такой замечательный солнечный день, а на тебе ботинки. — Поппи расстегнула «молнии» моих ботинок и стянула их один за другим. Потом закатала мои джинсы по щиколотки и кивнула.

— Вот так, — гордо сказала она. — Небольшое усовершенствование.

Не стерпев забавного самодовольства, я притянул ее к себе и опустился на спину, чтобы Поппи оказалась на мне.

— Вот так, — передразнил я ее. — Небольшое усовершенствование.

Поппи рассмеялась и наградила меня торопливым поцелуем.

— А сейчас?

— Значительное усовершенствование, — пошутил я. — Колоссальное. Масштаба астероида.

Поппи засмеялась громче. Я перекатился на бок, чтобы она легла рядом со мной. Ее рука осталась на моей талии, и я провел пальцами по ее шелковистой коже.

Я просто лежал и смотрел в небо. Поппи тоже молчала, а спустя какое-то время вдруг заговорила:

— Вскоре после того, как ты уехал, я начала чувствовать усталость. Такую сильную усталость, что даже не могла порой подняться с постели.

Я застыл. Она наконец решила рассказать. Рассказать, что произошло. Рассказать мне все.

— Мама отвезла меня к врачу, и он сделал несколько анализов. — Поппи тряхнула головой. — Если честно, все думали, что я просто переживаю из-за твоего отъезда. — Я закрыл глаза и глубоко вдохнул. — Я тоже так думала, — обнимая меня, добавила Поппи. — Первые несколько дней мне удавалось делать вид, что ты просто уехал на каникулы. Но спустя пару недель тот вакуум, что образовался у меня внутри, стал причинять слишком сильную боль. Сердце разбилось на кусочки. Кроме того, у меня начали болеть мышцы. Из-за нехватки энергии я много спала.

Поппи помолчала. Затем продолжила:

— В конце концов нам пришлось поехать в Атланту, чтобы я могла сдать там анализы. Пока врачи пытались выяснить, в чем дело, мы жили у тети Диди.

Поппи коснулась рукой моей щеки и заставила посмотреть ей в глаза.

— Я не говорила тебе о своей болезни, Руне, и притворялась, что со мной все в порядке потому, что не хотела делать тебе еще больнее. Я видела, как тебе плохо. Каждый раз, когда мы разговаривали по видеосвязи, я замечала, что из-за необходимости жить в Осло ты злишься все больше и больше. Ты говорил иногда такое… Это было непохоже на тебя.

— Значит, вы поехали к тете Диди, — решил прояснить я, — из-за твоей болезни. Вы поехали не просто в гости, как ты мне тогда сказала?

Поппи кивнула, и я заметил тень вины в ее зеленых глазах.