Запасной путь Тумановский Ежи
– Не стрелять! – орал полковник Кудыкин. – Своих рикошетом положите!
– Вон он, стреляй! – тут же закричал кто-то с другой стороны.
Костя в растерянности остановился одновременно оглушенный, ослепленный мелькающими вспышками света и шокированный смрадным воздухом. Пистолет он продолжал держать перед собой, но никак не мог сообразить, надо ли стрелять, и если надо, то куда.
– Бей, бей его! – заорал в темноте голос Михи, и грянул выстрел, подсветив на мгновение раскоряченные на бегу фигуры и страшную тварь, несущуюся прямо на Костю.
Ее было видно долю секунды, но и этого было достаточно, чтобы навсегда запомнить бугристую кожу, похожую на кору больного дерева, длинные кривые когти и вытянутую книзу, словно обвисшую под собственной тяжестью, морду, странным образом напоминавшую и человеческое лицо, и свиное рыло. Но ужаснее всего были глаза твари, словно бы заглянувшие прямо в душу. Косте вдруг показалось, что этим взглядом тварь что-то схватила внутри него, что-то очень важное и нужное. Схватила, обернула в липкий кокон и потащила наружу.
– И-и-аа! – завизжал от ужаса Костя и конвульсивно нажал на спусковой крючок.
Тяжелый пистолет грохнул, точно в железный лист саданули молотом, отдача подбросила руку вверх, но промахнуться с такого расстояния даже такому никудышному стрелку, как Костя, не удалось. Подбежавший через пару секунд Кудыкин подсветил сперва перепуганного, но абсолютно целого оператора, и лежащую на полу тушку какого-то уродца, половина головы которого превратилось в маслянистую кашу.
– Еще один! – заорали на другом конце вагона. – Он Серегу наверх потащил!
Кудыкин хлопнул Костю по плечу и метнулся по коридору обратно. Еще не отойдя от шока, Костя все-таки бросился следом.
В темноте, лишь время от времени подсвечиваемой высверками фонариков, Костя торопливо пробирался по каким-то мягким вещам, лежащим на полу, наступил во что-то липкое и наконец оказался в другом конце вагона. Как раз в тот момент, когда сверху по лестнице с криком покатился клубок из человеческих тел, а в открытый люк просунулась хищная вытянутая морда. Судя по размерам головы, тварь была величиной с человека, а обилие кривых зубов в открытой пасти не оставляло сомнений в намерении хищника.
Оказавшись в пучке яркого света фонаря Кудыкина, тварь зарычала, жмуря раскосые глаза. Костя судорожно поднял пистолет, но первым начал стрелять полковник. Стрелял он быстро, и Костя услышал два выстрела Кудыкина прежде, чем успел выстрелить сам. Следом загрохотал автомат, но тварь уже исчезла из проема люка.
Клубок тел, докатившись до низу, распался, и первым из него на ноги поднялся окровавленный ефрейтор Хиженков.
– Они Серегу утащили! – заорал он и снова полез вверх по лестнице, размахивая ножом.
– Стоять! – рявкнул Кудыкин. – Козлов, гранату!
В этот момент у них за спиной лязгнула дверь и Костя с испугом обернулся, ожидая увидеть очередного монстра. По счастью, это оказались солдаты и люди губернатора из вагона охраны, только к этому моменту сумевшие организоваться на подмогу. Несколько секунд царила немая пауза, пока те, кто был на складе, осознавали, что опасности нет, а те, кто пришел на помощь, растерянно смотрели в направленные на них стволы.
Первым опомнился Кудыкин:
– Это свои, блин! Козлов, гранату кинул и сразу наверх. Миха, Вадик, прикрываете. Потом все остальные разом. Да смотрите, в спины друг другу не постреляйте. Давай, Козлов!
Небольшого роста сержант взбежал на несколько ступеней, оперся о плечо замершего на ступеньке Хиженкова и ловко бросил гранату наверх в открытый люк. С оглушительным треском граната взорвалась, в броню снаружи ударил град осколков. Над проемом люка с воем мелькнула темная тень.
– Вперед! – взревел Кудыкин.
Первым на обзорную площадку устремился Хиженков. Миха и Вадик отстали на какую-то секунду.
– Иваныч, прожектора! – заорал Кудыкин в рацию.
Костя и сам не заметил, как оказался на лестнице, и побежал вверх по ступеням, чуть ли не подталкиваемый снизу вооруженными людьми. Снаружи уже вовсю трещали автоматы и визжали на разные голоса неведомые твари. Но, пожалуй, впервые с того момента, как проснулся, Костя не испытывал страха. Выбравшись наружу, он оказался на обзорной площадке, ярко освещенной прожекторами бронепоезда. Со всех сторон, спинами к люку теснились люди, поливающие огнем крыши вагонов. Правда, к грохоту выстрелов Костя уже почти привык и поэтому смело протиснулся между двумя автоматчиками, выставив перед собой пистолет.
К этому моменту почти все уже было закончено: лишь где-то в районе грузовых платформ еще прыгали в темноту скрюченные тени каких-то животных, зато вся крыша была усеяна ужасными на вид, агонизирующими трупами.
– Прекратить огонь! – скомандовал полковник Кудыкин. – Прекратить!
Почти сразу стрельба стихла. Люди поднимали оружие, отсоединяли магазины, производили контрольные спуски.
– Серега! – закричал Хиженков и бросился бежать к слабо шевелящемуся телу у самого края вагона.
Миха осторожно забрал у Кости пистолет.
– Трупы тварей сбросить вниз, – громко скомандовал Кудыкин, – и вернуться на свои места. Люк задраить. Всем дежурным пройти в штабной вагон – надо сделать кое-какие выводы из случившегося.
Вернувшись в штабной вагон, Костя немедленно подвергся новой атаке: Наташка буквально повисла на нем, спрятав лицо у него на плече. Костя растерянно гладил ее по спине и немного сконфуженно смотрел на Марину, Ломакина и губернатора, уже поубиравших оружие и спокойно сидящих за общим столом. Правда, никто, вопреки опасениям, не ухмылялся и не строил многозначительные гримасы. Дыхание смерти, прошедшей от всех присутствующих на расстоянии вытянутой руки, разом все упростило и оконкретило, лишив любые двусмысленности их волнующей остроты.
И даже когда через полчаса в вагоне собрались все дежурные, которым еще предстояло нести вахту до утра, Наташка отказалась уходить и сидела рядом с Костей, вцепившись ему в руку, словно боясь, что он вдруг встанет и снова убежит воевать с монстрами в складской вагон.
– Для тех, кто не понял, что случилось, объясняю, – говорил между тем полковник Кудыкин, словно напрочь забывший о своих ранах. – Ночной шептальщик – один из самых неприятных монстров местного происхождения. Тварь редкая, опасная, но в сталкерской среде довольно известная. Действует на жертву, внушая ей некие галлюцинации, которые должны заставить ее подойти к нему поближе. Он не такой мощный телепат, как зомбовод или кукловод, и сопротивляться ему можно, если критически относиться ко всему неожиданному и непонятному. Поэтому сам по себе он не очень опасен. Но с ним, как рыбы-прилипалы, обычно всегда бродит некоторое количество хищного зверья. Они-то сегодня и доставили больше всего неприятностей. Итак, шептальщик опасен, прежде всего, для тех, кто не привык критически мыслить. А пример того, как поступать с ночным шептальщиком, нам сегодня подал Константин.
Костя смущенно улыбнулся, когда десяток человек с удивлением посмотрели на него.
– Не смотрите, что Константин в Зоне впервые. С одного выстрела завалил вполне серьезного монстра, – полковник улыбался и было непонятно: хвалит или тонко издевается над перепугавшимся оператором?
– Я случайно, – сказал Костя и смущенно умолк, когда все начали смеяться.
– Между прочим, Костя, – сказал Ломакин, – у сталкеров есть поверье, что убив ночного шептальщика, сталкер забирает себе часть его души. И становится не таким уязвимым перед другим ночным шептальщиком или кукловодом, например. Суеверие, конечно, но если случится пить в сталкерском баре – могут за такую историю и напоить вдребезги за бесплатно.
– Итак, – сказал Кудыкин, легко перекрывая все голоса, – шептальщик забрался к нам на крышу и попытался вынудить людей внутри открыть двери. В нашем вагоне дежурный попал под влияние мутанта, но мы успели его остановить.
– Виноват, – сказал Хиженков.
– Вашей вины здесь нет, юноша, – сказал Ломакин. – Это скорее вина руководства экспедиции. Мы не провели инструктаж по зверью. В основном, все про бандитов думали.
– В лабораторном, дежурный вместо того, чтобы нести вахту, занялся изучением интереснейшей сейсмограммы, – ехидно сказал Кудыкин, – поэтому, сколько шептальщик ни тужился, пробить научный интерес нашего ученого ему не удалось.
Все снова засмеялись, поглядывая на молодого парня, моментально покрывшегося красными пятнами от стыда.
– Дежурный вагона охраны заснул на посту, – жестко отсек веселье Кудыкин. – Стыд и позор. Его счастье, что он является лицом гражданским и принадлежит к аппарату губернатора, а то за такие дела военный трибунал – самое то.
– Я с ним разберусь по приезде, – пообещал губернатор. – Тоже мало не покажется.
– Тем не менее, крепкий сон этого человека уберег самый населенный вагон от атаки мутантов. Боюсь, если бы он открыл двери, там была бы настоящая бойня. Именно так случилось на складе. Там дежурному показалось, что принесли пиццу. Я не знаю, каким надо быть кретином, чтобы открывать люк на крышу разносчику пиццы в Зоне. Или, может, человек оказался слишком чувствительным к воздействию шептальщика. Этого мы уже не узнаем – как только люк был открыт, парня немедленно вытащили на крышу и успели наполовину сожрать.
Больше никто не улыбался. Несмотря на тот факт, что это была далеко не первая потеря, смерть члена экспедиции все еще воспринималась очень тяжело.
– Потом сам шептальщик и несколько его «прилипал» спустились в складской вагон и попытались там полакомиться. Но получили достойный отпор.
Костя вдруг понял, что медленно засыпает, несмотря на то, что отчетливо слышит каждое слово Кудыкина. Вздрогнула, просыпаясь, задремавшая было Наташка.
– Костя, ты бы отвел барышню спать, – прервался Кудыкин. – А потом и сам ложись. Я на сегодня с тебя снимаю дежурство. Далеко не каждому удается хотя бы увидеть ночного шептальщика, а не то, чтобы убить из пистолета. Так что, на сегодня для тебя война закончена.
Уже ворочаясь на своей лежанке, перед тем как провалиться в темный сон, Костя вдруг с испугом очень отчетливо вспомнил страшные глаза монстра, которого он успел убить раньше, чем тот что-то потянул из его души. И с ужасом осознал, что какая-то липкая часть неизвестно чего, принадлежащая ночному шептальщику, осталась где-то внутри Кости. И от этого «неизвестно что» будет весьма трудно избавиться.
21
Пленники спустились с холма и остановились недалеко от границы Аномальной Полянки. Васильев вытащил из кармана связку ключей и подошел к двери вагончика, а Егорка, перевесив на пояс гранату, принялся озираться по сторонам, всем своим видом показывая, что готов к отражению любой угрозы. Ерохин с презрением посмотрел на бандита и сплюнул. В абсолютной небоеспособности Егорки он был уже практически уверен. Во времена своего сталкерского бытия, он считал бандитов чем-то похожим на микробов, поразивших организм Зоны. Вроде как для опытного сталкера и опасности большой не представляют, и планомерному лечению поддаются – число рейдов на бандитские лагеря сталкер Связист перестал считать после второго десятка, – но и совсем извести эту заразу не получалось никогда.
Наглядным доказательством тому было появление постоянной базы бандитов чуть ли не под носом у военных. Да еще и со своим собственным тепловозом, а значит – и с сетью восстановленных железнодорожных путей.
– Ну, ты там скоро? – мерзкий голос Егорки вернул Ерохина к промозглой реальности.
– Открывай сам, если такой умный, – огрызнулся Васильев, дергая ключ в ржавом, намертво заклинившем замке. Спустя несколько секунд его попытки все же увенчались успехом – с громким щелчком замок открылся. Бандит обернулся, окинул взглядом всех и жестом приказал отойти. Находясь под прицелом автомата, пленные сделали несколько шагов назад, но Егорка с места так и не сдвинулся. Васильев презрительно посмотрел на него, сбросил с головы капюшон и медленно, очень осторожно, приоткрыл дверцу вагончика. Просунул в образовавшуюся щель руку и, после пары манипуляций, громко выдохнул. Когда дверца открылась полностью, на порожек выкатился черный ребристый предмет, матово блестящий гранями в тусклом свете солнца.
– Растяжка, – машинально сказал Ерохин, силясь понять, для чего бандиты ее поставили? Что может быть в старом, потертом вагончике? Без сомнения, что-то важное, раз гранаты не пожалели. И ведь сделано с умом, толково.
– Угу, – буркнул Васильев и скрылся в вагончике.
Со стороны Аномальной Полянки подул теплый ветерок.
Ерохин довольно зажмурил глаза. На его лице появилась счастливая улыбка. На миг позабылись все проблемы, захотелось вдруг расправить крылья и лететь, растворившись в потоке благодатного воздуха. Но только на миг… Тревожная мысль о неправильности происходящего промелькнула в голове Ерохина за секунду до разрядки аномалии. Инстинкты бывшего сталкера, даже спустя столь долгое время после ухода из Зоны, сработали безупречно – солдат бросился на Версоцкого, повалил его на землю и накрыл своим телом. Рядом плюхнулся наемник. Яркий столб пламени, достигающий в высоту двухэтажного дома, взметнулся к небу в трех-четырех метрах позади пленников, почти полностью высушив их одежду. А полиэтиленовая накидка, которую Версоцкий так и не снял, даже слегка оплавилась, облепив оранжевый костюм эколога. Взревев, будто на прощание, аномалия погасла, оставив после себя пепел выжженной травы и расширяющееся облачко черного дыма.
– Чё ржешь, сучонок?! – заорал наемник, когда Егорка, находившийся на безопасном от аномалии расстоянии, начал смеяться над пленниками.
Громко сопя, Егорка отряхнулся и посмотрел на наемника так, что всем сразу стало понятно – такого унижения бандит не простит никогда.
Между тем Васильев присел на корточки и расстегнул рюкзак, поочередно вытаскивая из него мешочки и прямоугольные, разделенные на отсеки, ящички.
– Контейнеры на пояс. Мешки с болтами тоже, – приказал бандит, бросая оборудование к ногам пленников. – Ерохин, идешь в третий сектор. Наемник – во второй. Профессор, вам, как всегда, тихое место с комфортом в первом секторе.
Ерохин хмыкнул и поднял с земли слегка влажный контейнер. Перебросив ремень через плечо, открыл ящичек – взгляду предстали толстые освинцованные стены с небольшими круглыми выемками для артефактов. Ну, теперь ясно, почему контейнер такой тяжелый. Захлопнув крышку, Ерохин оставил его болтаться на поясе и взял в руки мешочек. Мокрая ткань тряпки, в которую были завернуты болты, неприятно холодила ладонь, и Ерохин убрал мешочек в карман комбинезона.
Окинув взглядом нервно переминающегося с ноги на ногу профессора, солдат пожелал ему удачи и зашагал в сторону первого сектора.
Аномалии будто почувствовали приближение человека – со всех сторон раздался гул, потом тонкий, переходящий в ультразвук, писк, а затем и хлопки. Ерохин расставил пальцы в стороны и выставил руку вперед – только так, на кончиках пальцев, и следовало идти через хорошо видимые аномальные поля. От болтов здесь толку не было. Выдавая ему набросочный комплект, бандиты действовали как обезьяны, копируя привычки сталкеров. И не понимая, что болтик используют, чтобы увидеть невидимое. А когда аномалию видно, болт нужен как восьмая нога семиногой мутсобаке.
Не почувствовав никакого давления на ладонь, солдат медленно сделал шаг вперед. Сталкерские инстинкты обострились до предела: все движения стали предельно точными; сузившиеся зрачки улавливали малейшие движения; слух фиксировал даже самые тихие звуки, исходившие от ловушек, а напряженное, как струна, тело было готово в любую секунду отреагировать на опасность.
Осторожно минуя коварные аномалии, Ерохин преодолел метров семьдесят.
Внезапно все звуки пропали. Не стало слышно ни писка, ни гула, ни хлопков. Осталась лишь первозданная тишина. Сперва Ерохин испугался, что оглох, однако несколько слов, сказанные им для проверки, были слышны так же хорошо, как и раньше, развеяв опасное предположение. А спустя миг вопросы отпали сами собой – солдат понял, что попал в невидимую и, в принципе, безобидную аномалию «глушилка». Но безобидную тогда, когда рядом нет пары десятков ловушек. И если раньше Аномальная Полянка казалась Ерохину всего лишь достопримечательностью Зоны, пройти которую для опытного ходока не составило бы большого труда, то сейчас, лишившись одного из жизненно необходимых чувств, солдат понял: место опаснее, чем это, еще нужно поискать.
Множественные аномалии, так красиво искрящиеся и бьющие хлопьями снега издалека, больно обжигали ладонь, или же сковывали нестерпимым холодом. Комья спрессованной земли летели в лицо, когда очередная ловушка разряжалась.
Тихий писк, прорезавшийся будто сквозь вату, заставил солдата остановиться. Что-то было не так. Внутри появилось какое-то давящее, ранее незнакомое ощущение. Казалось, все естество солдата кричало: «Берегись! Кругом опасность!» Уставшие глаза зафиксировали вспышку пламени чуть правее; разрядившаяся гравитационная аномалия выбросила комок земли, который разбился прямо у ног Ерохина. Но отнюдь не аномалии стали причиной внезапной тревоги.
Между тем писк нарастал, становясь все громче. Спустя пару секунд раздался оглушительный хлопок, и сразу же на барабанные перепонки Ерохина обрушилась какофония звуков. Это было так внезапно, что солдат вскрикнул и схватился за уши, еле сдержавшись, чтобы не упасть на колени. Ушибленное плечо от резкого движения отозвалось тупой болью.
А на фоне всего этого безумия ясно слышались частые одиночные выстрелы.
Борясь с накатившим приступом головной боли, солдат медленно обернулся. Затуманенному взгляду открылась страшная картина: за границей Аномальной Полянки, вокруг вагончика, к которому, держа автоматы на изготовку, прижались Васильев и Егорка, кружили примерно полтора десятка псов. Управлял ими матерый псевдоволк, хорошо видимый в доброй сотне метров от места схватки. То и дело со стороны бандитов слышался звук выстрела, и одна из мутсобак падала замертво. Остальные псы, громко лая, отступали, но не оставляли попыток подобраться поближе к людям.
На то, чтобы определить приоритеты и составить дальнейший план действий, солдату потребовалась пара секунд, после чего он, выставив руку вперед, побрел в обход Аномальной Полянки. Его интересовал только вожак, находящийся у подножья холма и контролирующий действия своей стаи. Васильев и Егорка вожака не видели и поэтому вынуждены были стрелять по беснующимся мутапсам. А попасть в стремительную вертлявую спину, которая и доли секунды не стоит на месте, но двигается при этом хаотично и непредсказуемо, очень трудно.
Спрятавшиеся за аномалиями в первом секторе и почти недосягаемые для мутсобак, Версоцкий и наемник с недоумением смотрели на размытый контур товарища, наверняка думая, видимо, что тот тронулся умом. Но никто из них не сказал ни слова, когда Ерохин прошел мимо.
Спустя несколько минут Ерохин, миновав границу Аномальной Полянки, вышел к подлеску. Ловушек здесь не было вообще, по крайней мере солдат их не видел. Зато чувствовал, что силы на исходе и надолго его не хватит. Однако идти стало все же проще, и Ерохин позволил себе ускориться. Пробежав примерно пятьдесят метров, он свернул вправо, по пути схватив лежащий в куче прелой листвы ржавый железный прут. Увесистый кусок арматурины не мог заменить автомат, но это было лучше, чем ничего.
Прячась за густым кустарником, он быстро обошел псевдоволка так, чтобы оказаться как можно дальше от мутсобак, которых тот контролировал. Сердце бешено колотилось, а перед глазами плясали разноцветные круги. Глубоко вдохнув, Ерохин покрепче сжал прут и осторожно двинулся в сторону мутанта, стараясь ни о чем не думать: ходило поверье, что псевдоволки могут слышать мысли на небольшом расстоянии. А расстояние между человеком и зверем не превышало уже и десятка метров.
Псевдоволк стоял неподвижно, напряженно глядя в ту сторону, где мутсобаки пытались добраться до вкусной добычи. Осторожно пройдя примерно половину оставшегося расстояния до мутанта, солдат услышал дружный собачий лай, длинную автоматную очередь и взрыв гранаты. Сомнений не оставалось – псевдоволк приказал стае атаковать без оглядки на потери. И это означало, что долго бандиты не продержатся. Сколько бы патронов у них там не было запасено.
Мысленно перекрестившись, – плевать теперь на конспирацию! – Ерохин бросился на вожака стаи, но тот успел отскочить в сторону. Замешкайся тварь хоть на мгновение, и солдат непременно размозжил бы ей череп, а так он оказался перед лицом смертельной угрозы лишь с железным прутом в руках.
Быстро развернувшись, Ерохин выставил перед собой прут, блокировав бросок мутанта, целившегося человеку в горло, однако не устоял на ногах и растянулся на земле, больно ударившись спиной обо что-то твердое. В одно мгновение тварь оказалась рядом, всем своим телом навалившись на грудь солдата, и все, что Ерохин успел сделать – схватить зверя за складку кожи на шее и держать, сколько хватало сил, подальше от себя. Из раскрытой пасти псевдоволка свисала тягучая нитка желтой слюны, а вонь была такая, что даже глаза заслезились. Ерохин попытался ударить мутанта прутом, однако хитрая бестия, глухо зарычав, подставила свой лоб и удар, получившийся и так слабым, не принес никаких результатов. Мало того, солдат не смог удержать свое единственное оружие и прут вылетел из руки, плюхнувшись в траву совсем рядом.
Псевдоволк, не оставляя попыток добраться до горла Ерохина, утробно зарычал.
Ерохин сдерживал мутанта левой рукой, а правой шарил по траве, пытаясь нащупать прут. Тварь будто почувствовала, что задумал человек, и усилила натиск. Ее глаза налились кровью, а изо рта пошла пена. Когда сил совсем не осталось и Ерохин был готов сдаться, пальцы нащупали заветную железяку. Подтянув прут к себе, солдат крепко схватил его и что было сил ткнул в слабое место мутанта под передней лапой, и сразу же отпустил складку кожи. Мутант резко дернулся вперед и вниз, железка с противным скрипом вошла в мышцы, и дальше, к позвоночнику, разрывая артерии, разрушая нервные узлы. Псевдоволк конвульсивно дернулся и почти сразу же замер, придавив собой человека.
Ерохин свалил в сторону с себя бесчувственное тело монстра и тяжело поднялся. Мышцы нещадно болели, голова налилась свинцом, а во рту чувствовался солоноватый привкус. С хрустом размяв шею, солдат посмотрел в направлении вагончика: мутанты, еще несколько минут назад бывшие единой стаей, разбегались кто куда. Две особи пересекли периметр Аномальной Полянки и попали в гравитационную ловушку; еще одна сгорела в «пламени», в которое чуть не попали сами пленники. Васильев, все еще нервно сжимая автомат, вошел в вагончик, а Егорка медленно съехал по его стенке и опустился на землю, держась за ногу. Версоцкий и Шуруп осторожно двигались в направлении выхода с АПки. Судя по всему, целые и невредимые.
Ерохин стоял, озираясь по сторонам, и сам себе не верил. Ведь он смог уничтожить псевдоволка практически голыми руками.
«А, собственно говоря, зачем? – ни с того ни с сего подумал солдат. – Какой в этом смысл? Что мне сделал мутант, который просто хотел поесть и накормить стаю? А вот люди… Бандиты, предатели и ученый-размазня. Вот с кем нужно было разобраться, а не с бедным животным! Вдруг он еще жив?»
Превозмогая нахлынувшее головокружение, Ерохин, ковыляя, подошел к мутанту и присел рядом. Положил ладонь на шею, пытаясь нащупать пульс. Безрезультатно – пес умер. Содрогаясь от ужаса, солдат посмотрел в глаза монстра и замер: вместо налитых кровью зрачков он увидел собственное отражение в безжизненных белках.
Солдат медленно поднялся и вдруг, как-то особенно отчетливо, понял, что необходимо делать дальше. За смерть невиновного мутанта следовало платить по счетам. И немедленно! Он потащил железку из тела зверя. Подумал как следует, рассчитал угол и усилие. Примерился.
Уперев штырь в землю, Ерохин навалился на него всем телом, пытаясь пронзить себе грудную клетку. Боль от вошедшего в грудину штыря показалась даже приятной, что-то теплое потекло вниз, устремившись к животу. Сжимая от напряжения зубы, Ерохин, помутневшим взором, смотрел на мертвого псевдопса, а из глаз его текли слезы.
Короткая автоматная очередь прогремела, как гром среди ясного неба. Ерохин, крупно вздрагивая всем телом, завалился на бок, зажав руками рану на груди. Перед глазами все плыло. Собрав остаток сил, Ерохин приподнял голову и увидел Васильева, с автоматом наперевес. Бандит стоял рядом с псевдоволком, голова которого превратилась в кашу. Земля рядом с трупом пса была забрызгана кровью.
«Он его убил! Убил псевдоволка!» – подумал солдат и тут же сморщился, как от зубной боли. Васильев присел на корточки рядом с Ерохиным и, щелкнув пальцами перед его лицом, начал что-то говорить, но солдат никак не мог понять, что именно. Да и не хотелось.
Закрыв глаза, Ерохин потерял сознание, провалившись в дремучую пучину беспамятства. Туда, где больше не было никакого рядового Ерохина, а был лишь сталкер Связист, попытавшийся решить все свои проблемы разом службой в роте охраны бронепоезда. Но обмануть Зону еще никому не удавалось. Она бесцеремонно сдернула камуфляжную оболочку выдуманного человека и вгляделась в лицо старого знакомого. В лучистом свете ее беспощадных глаз рядовой Ерохин растворялся без следа, а вместо него под тяжелым взглядом Самой корчился ничем больше не прикрытый сталкер Связист.
22
Открыв глаза, Костя несколько минут просто смотрел в обшитый панелями потолок, ни о чем не думая и перебирая в памяти события прошедшей ночи. Не верилось, что все случившееся произошло с ним, да еще в течение одного дня. В узкие окна лился яркий дневной свет, и ночная атака странного мутанта казалась просто ярким страшным сном. И даже мысль о погибшем человеке из складского вагона не воспринималась как что-то случившееся по-настоящему.
Хлопнула дверь. Костя повернул голову и обнаружил, что полковник Кудыкин уже не только поднялся, но и успел одеться в чистую форму и даже побриться. Он сидел за своим столом и что-то записывал в большой журнал, а рядом с ним стоял солдат, в котором Костя опознал медика, оказывавшего накануне помощь раненым. Тихого разговора между полковником и солдатом Костя не слышал, но по выражению их лиц ему показалось, что новости для Кудыкина оказались не самыми утешительными.
– Ладно, пора подымать личный состав, – достаточно громко сказал Кудыкин. – Почти обед уже. Оповести дежурных в складском вагоне, у ремонтников и в вагоне охраны.
Медик молча откозырял и вышел из вагона, а из спальных отсеков, один за другим, начали появляться его обитатели. Костя кивнул Михе, помахал рукой Марине и радостно улыбнулся, когда увидел Наташку. Ему показалось, что со вчерашнего дня она стала еще красивее.
После завтрака овсяной кашей, которую в большом зеленом баке-термосе принесли из вагона охраны двое солдат, Кудыкин объявил о необходимости проведения ключевого совещания.
– Сегодня второй день, как мы оказались в Зоне, – сказал Кудыкин и прикрыл глаза.
Было хорошо видно, что ему тяжело дается каждое слово, а необходимость сидеть вызывает настоящие мучения, но полковник держался уверенно и, судя по взвешенным словам, продолжал трезво анализировать обстановку.
– Я принял доклады от наблюдателей и сам побывал снаружи. Ни малейших признаков того, что нас ищут, нет. Не знаю, что именно случилось, могу только предполагать. Но это факт, от которого не спрячешься. А это значит, – продолжал он, передохнув несколько секунд и вновь открывая глаза, – что наши вчерашние планы требуют переработки.
Собравшиеся начали переглядываться, но сказать что-либо пока никто не решался. Роман Андреевич продолжал отсиживаться в своем спальном отсеке, и Костя вдруг подумал, что большой чиновник давно уже никого не интересует. И если бы вдруг ночной кошмар добрался до столичного гостя, никто б наверняка даже особо и не загрустил.
– Что ты предлагаешь? – спросил губернатор. – Или просто констатируешь тот факт, что нас никто уже не найдет и пора обуваться в белые тапки?
– Я предлагаю забыть о том, что вот-вот должна подойти помощь, – сказал Кудыкин. – И в дальнейшем рассчитывать только на себя. Если кто не понял всю проблемность ситуации, объясняю: впереди полотно сильно разрушено. Работы там – дня на три, не меньше. Это значит, что мы застряли. А если бандиты догадаются посадить пару автоматчиков, которые будут обстреливать восстанавливаемый участок, – вообще засядем надолго. Пока конкретных предложений у меня нет. Но готов выслушать мнение каждого.
– У меня есть предложение, – неожиданно сказал Ломакин. – Пора сделать то, что еще может дать хоть какой-то шанс на спасение. А именно: необходимо сформировать отряд, который дойдет до Периметра и вызовет к нам подмогу.
Наступила абсолютная тишина, в которой было слышно лишь хриплое дыхание полковника.
– Это какое-то безумие, – растерянно сказал губернатор. – Мы же в Зоне! Здесь нормальные люди не живут!
– Строго говоря, – возразил Ломакин, – люди в Зоне есть. И прекрасно живут здесь даже месяцами. Именно из-за этих, слишком жадных людей, мы оказались в нынешней ситуации.
– Но то сталкеры – отбросы общества, – сказал губернатор. – Они живут в этом дерьме годами, да и то, по слухам, гибнут довольно часто. Что уж говорить про нас? Да и зачем нужен отряд? Давайте отправим одного-двух добровольцев.
– У одного или двух добровольцев, – сказал Кудыкин, – шансов добраться до границы Зоны практически нет. Любое нападение мутантов станет для них последним. Не хватит огневой мощи. Кроме того, хоть мне и неприятно говорить об этом, не имея сталкерского опыта, они имеют массу шансов оказаться в аномалии. Несколько аномалий – и один-два добровольца закончатся. Крупному отряду с этим проще. Идея Феоктиста Борисовича однозначно требует пристального рассмотрения.
– Я бы даже сказал, – хмурясь добавил Ломакин, – что это вообще единственная реальная идея. Все остальные ходы я продумал еще ночью и вынужден констатировать, что они не дадут нам вообще ни малейшего шанса. Бронепоездом рисковать нельзя. Уж лучше рисковать отдельными людьми.
– То, что вы подразумеваете своими словами, – это просто страшно, – сказала Марина.
– Нет, Марина, это еще совсем не страшно, – слабо улыбнулся Кудыкин. – Вот когда со всех сторон к поезду ночью подойдет вооруженный отряд, вскроет двери и устроит резню – вот это будет страшно. Еще страшнее будет тем, кого возьмут в плен и будут потом с ними, так сказать, развлекаться. Я не первый год в Зоне и видел останки тех, кто попадал к бандитам в плен. Описать это невозможно, но поверьте: когда подонки хотят садистских удовольствий, фантазия у них работает отменно. И не думайте, что вас с Натальей убьют сразу. Даже не надейтесь. Перед тем как прострелить головы, вам дадут возможность помочь расслабиться парням в течение пары-тройки недель, пока они будут восстанавливать силы и чинить пути. Я доходчиво объясняю?
Марина побледнела и опустила голову. Наталья закрыла лицо руками и уткнулась в плечо Косте.
– Еще, может быть, оставят в живых Феоктиста Борисовича с его научной группой. Ученых по старой суеверной традиции обычно не трогают. Типа, это добыча Зоны и кто убивает ученого – тот крадет у Самой. А она не прощает, и все такое прочее. Да и полезны они будут какое-то время. Хотя, в итоге, выжить им все равно вряд ли удастся. Стрелять не станут – просто отправят в аномалию. Вы поймите, нормальный человек в бандиты не идет. Это асоциальные и, как правило, психопатические личности. Из всей нашей экспедиции может только Роману Андреевичу повезет, если его опознают, как большого начальника. Выкуп, все-таки, потенциальный. А остальным – ничего хорошего не светит.
– Может быть, договоримся, чтобы за всех выкуп дать? – нервно сказал губернатор. – Думаю, что правительство и финансовые круги…
– Даже не надейтесь, – оборвал его Кудыкин. – Одного человека легко прятать и контролировать. Если он дорого стоит – с ним будут возиться. А такую толпу никто менять не станет. Слишком опасно это для бандитов. Да и хлопот слишком много.
– Может быть, тогда всем уйти? – спросил губернатор. – И черт с ним, с бронепоездом.
– Всем не получится, – начал было объяснять Кудыкин, но его неожиданно прервал Ломакин:
– Я и мои люди никуда не пойдем! Вы хоть представляете, сколько сил вложено в создание вагона-лаборатории? Вы понимаете, насколько будет отброшена назад наука, если вагон просто уничтожат ради забавы? Я намерен остаться и защищать дело своей жизни до самого конца! А вы можете все уходить!
Несмотря на героическую речь и отчаянную жестикуляцию, выглядел Феоктист Борисович забавно.
– Раненые идти не смогут, – продолжил недосказанную мысль губернатор. – Вон, полковник и то, наверное, не сможет. А у нас есть и более «тяжелые».
– Не смогу, – согласился Кудыкин. – Но это и к лучшему. У меня есть, чем встретить нежданных гостей. И чем их больше разом придет со мной поздороваться, тем будет лучше. Что касается остальных раненых, им придется принять ситуацию, как есть. У меня нет для них иного предложения, кроме как положить под подушку по гранате. Роману Андреевичу предложу перейти в научный отсек для безопасности, а в остальных вагонах мы еще поквитаемся с ублюдками. Это, кстати, вполне вариант. Останутся только ученые и раненые.
– Нет, так не пойдет, – решительно сказал губернатор. – Раненых на верную смерть оставлять – не дело. Поэтому предлагаю.
Он внимательным взглядом обвел всех присутствующих, словно убеждаясь, что его слушают все.
– Отправим все-таки отряд, а не одного добровольца. Здесь полковник прав. Но бо2льшая часть людей останется на бронепоезде и даст бой ублюдкам, если те попытаются сунуться. Пока время есть – подготовимся как следует. Заминируем подходы. Определим сектора для стрельбы – здесь уж полковнику работа с его военной наукой. Превратим наш поезд в неприступную крепость! А десяток человек отберем исключительно на добровольной основе. Потому что непонятно даже, что будет опаснее: сидеть в осажденном бронепоезде или идти через Зону, каждую минуту рискуя жизнью.
– В таком случае, Роман Андреевич идет обязательно, – жестко сказала Марина. – Если все настолько сурово, то пускай это ничтожество в костюме шагает первым, собственной задницей прощупывая дорогу остальным.
В отсеке Романа Андреевича послышалась слабая возня.
Кудыкин схватился рукой за грудь и страшно захаркал, словно собрался немедленно выкашлять остатки легких.
– Друзья, – торопливо сказал Ломакин, – давайте все-таки переместимся на крышу вагона. Там и дышать всем будет проще, и гостя нашего высокого никто своими разговорами нервировать не станет.
Никто не стал возражать, тем более, что воздух в штабном вагоне казался уже даже не спертым, а просто удушающим. Костя тут же поднялся и помог встать Наталье. Следом задвигались и остальные. Губернатор и Ломакин взяли под руки Кудыкина и почти понесли на себе к лестнице.
Поднявшись на смотровую площадку, Костя первым делом отвел в сторону и устроил на удобном стуле со спинкой Наташку, которая все равно в разговоре участия не принимала и лишь смотрела на Костю испуганными глазами. Потом помог поднять по лестнице и усадить в принесенное людьми губернатора кресло полковника Кудыкина. И только после этого вдохнул полной грудью прохладный утренний воздух и осмотрелся по сторонам.
Крыши почти всех вагонов оказались покрыты бурыми лужами и кусками внутренностей мутантов. Трупов почти нигде видно не было – судя по всему, их к утру просто сожрали. Зато кусков разгрызенных костей и больших клочьев шкур повсюду было разбросано просто в изобилии. И все это уже начало попахивать самым неприятным образом. По счастью, Наташка не реагировала на подобные мелочи и Костя со спокойной душой взялся настраивать камеру для съемки.
Вокруг царило почти обычное холодное утро. Если бы не замысловатые фигуры, которыми закручивался туман вдоль насыпи, можно было бы даже представить, что нет никакого бронепоезда и Зоны, а есть обычный осенний утренний лес, в который можно выйти на прогулку, чтобы набрать к обеду грибов. Но стоило Косте посмотреть вперед по ходу движения поезда, как от ощущения мирного утра не осталось и следа.
Если предыдущий разрыв путей походил на последствия бомбежки авиации, то здесь явно поработала корабельная артиллерия нескольких флотов. Во всяком случае с обзорной площадки начало уцелевших путей было едва заметным. И судя по той скорости восстановительных работ, что Костя видел накануне, даже при полном запасе шпал, дел у путейщиков было бы на неделю. Настроение сразу упало.
Когда все расселись небольшим кружком на стулья и лавки, губернатор без вступления сразу же сказал, видимо, отвечая на последнюю реплику Ломакина, произнесенную еще в штабном вагоне:
– Большой отряд – большие проблемы. Малая подвижность. И гарантированно разграбленный поезд. Вам, Феоктист Борисович, гарантий тоже, между прочим, никто не даст, что бандиты будут прямо вот чтить негласное правило «не убивать ученых». Выходить через Зону к ее границам должны только самые подвижные и готовые к лишениям люди. Посмотрите на меня. Куда я пойду? Мне и без всяких аномалий не одолеть такой маршрут. Поэтому я точно остаюсь. И если что, дорого отдам свою жизнь. Вместе с полковником.
– Мы действительно, – сказал, тяжело дыша, Кудыкин, – можем укрепиться в бронепоезде. И продержаться достаточно долго. Но нас возьмут осадой, если подмоги не будет. Поэтому, идею губернатора поддерживаю. Нужен отряд. Достаточно большой, чтобы, неся потери, добраться до границы. Но мобильный. И не слишком ослаб-ляющий нашу оборону. Сталкера бы нам сейчас сюда. Все намного упростилось бы.
– К сожалению, сталкеры в экипаже бронепоезда не предусмотрены, – сказал Ломакин. – Но тем, кто готов будет пойти, теорию мои люди расскажут. Приборами снабдят. А вот дальше придется учиться методом проб и ошибок.
– Где каждая ошибка – чья-то смерть? – холодно осведомилась Марина.
– Вы ждете утешений? – мягко спросил Ломакин. – Мне нечем вас утешить, извините.
– Нет, я жду, что вы прикажете как минимум одному из своих людей идти с нами, – жестко ответила Марина.
– Вы уже себя записали в этот будущий отряд? – удивился Ломакин.
– А что мне делать в осаждаемой крепости? – спросила Марина. – Тренироваться быть ласковой в ожидании победителей? Я пойду однозначно. И Наталья пойдет. Для того чтобы передать координаты поезда, никаких особых навыков не требуется. Поэтому для отряда мы с Натальей ничуть не хуже любого мужика. Так что насчет вашего человека нам с собой?
Костя вдруг понял, что до этого момента даже не пытался себе представить свою дальнейшую судьбу. Но сказанное Мариной не оставляло ему шансов – он обязан был стать одним из тех, кто попытается добраться до границы Зоны.
– Вы поймите, они – теоретики, – терпеливо сказал Ломакин. – Никто из них никогда не имел сталкерской практики. После того как вы научитесь пользоваться приборами, они ничем от вас отличаться не будут. Да и как я могу приказать идти на такой риск почти кабинетным ученым?
– То есть вот так? – горько сказала Марина. – Получайте прибор и делайте, что хотите? И никто нас через Зону не поведет?
Повисла неловкая пауза. Губернатор отвел глаза в сторону. Кудыкин опустил голову.
– Я поведу, – раздалось внезапно с другой стороны площадки.
Все повернули головы. От изумления и неожиданности Костя даже приоткрыл рот. Недалеко от люка, у перил, спиной к собравшимся стоял человек в новеньком камуфляжном костюме. Откуда он здесь взялся, понять было решительно невозможно, и несколько секунд все молчали, пытаясь осознать происходящее.
– Кто вы такой? – наконец громко спросил губернатор. – И откуда здесь взялись?
Человек медленно повернулся, и над площадкой пронесся общий вздох изумления.
– Приехал вот на этой консервной банке вместе с вами, – грубо ответил Роман Андреевич.
Его лицо выглядело потемневшим и даже несколько состарившимся. Под глазами образовались темные мешки, сетка морщин отчетливо бороздила выпуклый лоб, глубокие складки вокруг губ придавали лицу трагическое выражение. Взгляд его был каким-то отрешенным, но в целом чиновник снова выглядел уверенным, словно сумел чудом избавиться от всех своих страхов.
– Роман Андреевич, – с досадой сказал Кудыкин, – не валяйте дурака. Идите в свою конуру и ждите там либо спасателей, либо благородных бандитов. Вас вся эта кутерьма все равно не касается.
– Действительно, – очнулась и Марина, – поздно вы решили проявить свое геройство, господин Замзам! Идите уже, без вас разберемся.
– Разберетесь, – неожиданно спокойно ответил Роман Андреевич. – Правда, подохнете, в основном, по дороге. Практически все. Очень небольшие шансы выжить есть только вот у этого.
Все еще сидящий с отвисшей челюстью Костя со звонким стуком захлопнул рот, обнаружив, что начальственный палец показывает прямо на него.
– Ну и вон тот еще небезнадежен, – ткнул Роман Андреевич пальцем в Миху. – А остальные пойдут на корм собакам или расплещут кишки в первой же «тянучке».
– Да вы-то откуда все это знаете? – вскипела Марина. – Начитались отчетов в своем министерстве?
Вопреки ожиданиям, Роман Андреевич не стал поднимать крик и переходить на оскорбления. Вместо этого он подошел к сидящим и устроился на краешке лавки рядом с Костей.
– Это я последние десять лет сижу в министерстве, – сказал он с тяжелым вздохом. – А до того топтал вот эту самую Зону.
Он вдруг странно усмехнулся, прикрыл глаза рукой и, словно через силу, добавил:
– Вот уж не думал, что однажды снова придется стать сталкером. Вернулся Ромка-Топор, принимай обратно мать-Зона.
Все растерянно молчали. Миха и Вадик смотрели то друг на друга, то на Романа Андреевича, практически одинаковыми круглыми глазами.
– Ну и дела, – после короткой паузы сказал Кудыкин.
– А почему это? – губернатор выглядел так, словно ему по голове только что ударили чем-то тяжелым. – То есть… Я не понял. Роман Андреевич… Вы – сталкер? Как-то непонятно все…
– Роман Андреевич, это так неожиданно, – быстро заговорил Ломакин. – Вы и правда…
– Слышь, Борисыч, – грубо оборвал его Роман Андреевич, – губеру простительно – он не в теме. Но ты-то ведь в Зоне ужас сколько лет болтаешься. Я ведь помню тебя, видел не раз в полевых лагерях. Ты что, не слышал? Я – сталкер. Это значит, что звать меня не Роман Андреевич, а Топор. Приютил да крестил меня Зоной, Звяга. Помнишь Звягу?
– А как же, – медленно сказал Ломакин, внимательно разглядывая новоявленного сталкера Топора. – Только вот тебя я что-то в окружении Звяги не припоминаю.
– А чего бы тебе обращать внимание на почти совсем пацана еще, Ромку-Топора? – усмехнулся чиновник. – Ты ж у Звяги контейнеры покупал, почти никогда не заглядывая внутрь. И по самой высокой цене. Знал, что Звяга не обманет и лишнего не возьмет. А не брал Звяга больше, чем оно того стоило, после одного случая, в котором и ты, яйцеголовый Фека-Лом, был замешан.
После признаний Романа Андреевича, старые связи Ломакина со сталкерами уже не выглядели сенсацией, но и это произвело на Костю сильное впечатление.
– Да, – все еще с недоверием разглядывая Топора, сказал Феоктист Борисович. – Теперь верю, что ты из звягинских. Но прошло много лет. Какой из тебя теперь сталкер? Сталкера по Зоне не только знания ведут. Сможешь ли вернуться не только телом, но и душой?
– Сутки возвращался, – ощерился Топор. – Осталось немного вспомнить кой-чего.
– А что тогда за представление вы устраивали все это время? – с возмущением спросила Марина, словно признавая этим, что тоже верит словам бывшего «уважаемого Романа Андреевича» и что чиновник теперь достоин общения почти на равных.
– А вот это тебя совсем не касается, красавица, – с усмешкой сказал Топор. – Это мое дело. Мое и… ее.
Он встал, глубоко вздохнул и обвел руками окрестности.
Марина выглядела смущенной и, казалось, даже не нашлась, что ответить. Остальные и вовсе молчали, пытаясь привыкнуть к неожиданному исчезновению чиновника Романа Андреевича и появлению сталкера Топора.
– Ситуация у нас получилась неприятная, – без перехода сказал Топор совсем другим голосом, поворачиваясь ко всем присутствующим, – но не такая уж и катастрофичная, как может показаться. Я, конечно, уже давно не тот сталкер, каким был в молодости, но нам ведь не артефакты искать, а просто выбраться отсюда надо.
Взгляд его затуманился, словно он вспомнил что-то очень важное и мгновенно забыл о том, где находится.
– Не должен был я сюда возвращаться, – сказал он вдруг, ни к кому вроде бы и не обращаясь. – Не должен. Ни за что. Знал ведь, что ждет она меня и не даст уже обратно выбраться. Но так оно, видимо, на роду написано. И уж коль самому загибаться, так хоть напоследок доброе дело сделаю.
– Очень уж пессимистично вы настроены для провод-ника, – с непонятным вызовом в голосе сказала Марина. Косте даже показалось, что она все еще не вполне верит признаниям Романа Андреевича. – Может пойдете, водки выпьете? Или что там у вас, у сталкеров, в таких случаях делать полагается?
Топор с какой-то усталой улыбкой посмотрел на Марину.
– У сталкеров в подобных случаях полагается капелька женской нежности. Но поскольку с таким лекарством у нас острый дефицит, пойду выпью водки.
Марина приподняла одну бровь и криво улыбнулась. Но промолчала. Костя просто не верил своим глазам: он еще не помнил случая, чтобы в течение такого короткого времени у репортера Летовой уже второй раз не нашлась колкая фраза в ответ. Правда, и ситуация складывалась пока не самым типичным образом.
– Полковник, – сказал тем временем Топор. – Ничего, если я маленько покомандую от твоего имени? Тебе бы лежать надо и сил набираться, а не тратить последние на всякую ерунду. А нам, чтобы отряд снабдить необходимым, потребуется перетрясти запасы. К тебе за каждой мелочью бегать не хочется.
– Добро, – помолчав несколько секунд, сказал Кудыкин. – Снаряжайтесь по полной программе. Если вы сумеете выбраться – нас быстро вытащат. Если не сумеете – нам все равно каюк. Раньше или позже.
23
– Ты же прекрасно знаешь, что я могу тебе дать, – вкрадчиво проговорил Хозяин. Поднявшись во весь рост, он оказался на голову ниже Александра, стоящего напротив. – Оборудование, которому нет аналогов вне Зоны, деньги, власть над всем этим, – человек обвел рукой помещение, но в этом жесте явно подразумевалось нечто большее, чем обычный бункер.
Александр несмело посмотрел Хозяину в глаза, хотя в прошлом много раз зарекался так делать.
– Нет, – втоптав в землю свою неуверенность, твердо сказал Александр. – Я ухожу и точка. Неужели кроме меня…
– Кроме тебя мне никто не нужен! – со сталью в голосе произнес Хозяин, выделив слово «мне». – Ты единственный гений в своем роде. Настоящий самородок! Бриллиант! Неужели за Периметром, читая лекции тупоголовым баранам в каком-нибудь захудалом университете, ты будешь чувствовать себя лучше? Через неделю ты прибежишь ко мне с извинениями, моля принять обратно, – в горле ученого запершило, и он закашлялся. Сплюнув вязкую слюну прямо на пол бункера, добавил, чуть мягче: – Ты не для того мира, сынок, запомни мои слова.
– Я же просил не называть меня так, – прошипел Александр. – Я не останусь, упрашивайте сколько хотите.
– Хорошо, – протянул Хозяин и, заложив руки за спину, прошелся по комнате. Пальцы его приобрели свой первоначальный вид, став обычными, как у человека. – Думаешь, у меня не припрятан запасной козырь? Я давно просчитал подобный исход, но все же надеялся на твой здравый смысл…
– Вы не посмеете, – сказал Александр, мгновенно побледнев, и медленно потянулся к автомату.
– Еще как посмею, будь уверен…
Связист глубоко вдохнул и открыл глаза. Снова сон, в котором злой Хозяин, странным образом ассоциировавшийся с профессором Ломакиным, уговаривал какого-то хорошего ученого. Но Ломакин ездил в своем вагоне-лаборатории и у него явно было все, что требовалось. А Хозяин из сна казался нуждающимся и ущербным существом.
Связист сел, огляделся: он находился в том же вагоне, что и раньше – рифленый пол, обшитые фанерными листами стены, дыры в ржавом потолке. Никакой Зоны со страшным взглядом – все это оказался лишь страшный сон. Но и… никакого Ерохина. Бывший рядовой снова чувствовал себя самым обычным сталкером, словно и не было этих месяцев службы на бронепоезде.
Сталкер попытался встать, однако тупая боль, пронзившая грудь и плечо, заставила его отказаться от этой идеи. Скрипя зубами, он опустился на пол и прислонился к стенке. Связисту казалось, что накануне его грудная клетка послужила отличной наковальней у сумасшедшего кузнеца, выпустившего за смену не одну сотню мечей, настолько сильно она болела. Осторожно расстегнув ворот пыльного, запачканного чем-то липким комбинезона, Связист осмотрел себя. На многочисленные ссадины и ушибы он не обращал внимания. Гораздо больше пленника заинтересовала перебинтованная грудь.
– Фигасе, – тихо произнес сталкер. – Это кто ж так пошаманил?
Снаружи послышался шум – кто-то громко выяснял отношения, не скупясь на слова. По голосам Связист узнал Васильева и наемника. Скользнув взглядом по вагону, солдат только сейчас заметил, что находится в нем совершенно один. Подобрав под себя ноги, Связист притворился спящим.
С громким скрежетом дверь вагона отъехала в сторону, и внутрь буквально влетел наемник, ударившись о противоположную от входа стенку. И разразился гневной тирадой в адрес Егорки, толкающего в спину ничего не понимающего Зюзю и хмурого Версоцкого.