Список заветных желаний Спилман Лори
Санквита опускает солнцезащитный козырек и откидывается на спинку сиденья.
– Не знаю, зачем вы потащили меня к врачу, – бурчит она. – У вас что, нет дел поважнее?
– Для меня это самое важное дело. – Санквита недоуменно округляет глаза, но я продолжаю: – Видишь ли, ты мне небезразлична. Я понимаю, что ты мне не доверяешь. Но как бы то ни было, ты мне небезразлична, и я хочу тебе помочь.
– Да не нужна мне никакая помощь! Как только ребенок появится на свет, мне станет лучше!
– Конечно, – киваю я, всей душой желая разделить ее уверенность.
Но мне это не удается. В беспощадном солнечном свете особенно заметно, что кожа у Санквиты воскового оттенка. Несмотря на значительный срок беременности, она совершенно не набирает вес.
– Ты уже решила, как назовешь ребенка? – спрашиваю я, надеясь разрядить повисшую в машине напряженную атмосферу.
– Угу, – откликается она и яростно чешет ногу. – Назову сына в честь своего младшего брата.
– Уверена, твой брат – отличный парень.
– Да. Он был ужасно умным.
– Был? – тихо переспрашиваю я.
– Он умер.
– Ох, детка, прости. Мне очень жаль.
Понимаю, что от дальнейших расспросов лучше воздержаться. Как только разговор переходит на личные темы, Санквита моментально замыкается. Пару минут мы молчим. Потом, к моему великому удивлению, Санквита начинает рассказывать:
– Я тогда училась в шестом классе. Деонт и Остин оставались дома одни, все остальные были в школе. Они проголодались, и Деонт захотел достать из шкафа коробку кукурузных хлопьев.
Волосы у меня на шее встают дыбом. Догадываюсь, что произойдет дальше, и не хочу об этом слышать, но попросить Санквиту замолчать невозможно.
– Он вскарабкался на стул рядом с плитой, – продолжает она, отведя взгляд к окну. – Не заметил, что плита включена. Его пижама загорелась. Остин пытался сбить огонь, но у него ничего не получилось. – Санквита, по-прежнему глядя в окно, качает головой. – Когда это случилось, мне хотелось задушить маму. Следствие доказало, что ее вины тут не было. Но я представляю, как они оба кричали, а она даже не проснулась! Когда я вернулась из школы, спустила в унитаз всю эту гадость, которой она себя накачивала. После смерти Деонта нас хотели передать в приемные семьи, но мы отказались. Сама не знаю почему.
Внутри у меня все сжимается в тугой узел. Мать спала мертвецким сном, пока ее ребенок горел заживо. Алкоголь? Наркотики? Я не решаюсь спросить у Санквиты, просто касаюсь ее плеча:
– Я тебе очень сочувствую, лапочка. Деонт оживет в твоем ребеночке. Так оно и будет.
– Угу, – кивает она. – Только не Деонт. Я назову своего сына Остин. После этого случая Остина словно подменили. Мама постоянно твердила, что он виноват в смерти брата. Он все время молчал, ни с кем не хотел общаться. Когда ему исполнилось четырнадцать, он бросил школу. А через два года застрелился из дядиного пистолета.
Помимо медсестер и регистраторши, восседающей за стеклянной панелью, в офисе доктора Чань никого нет. Мы с Санквитой сидим на кожаном диване, листая иллюстрированные журналы.
– Санквита Белл! – приглашает медсестра, открыв дверь кабинета.
Санквита медленно поднимается:
– Пойдете со мной?
Я отрываю глаза от журнала:
– Могу остаться здесь. – (Девочка, прикусив губу, молчит и не двигается с места.) – Если хочешь, пойдем вместе. Решай сама.
– Пойдем.
Ушам своим не верю. Она хочет, чтобы я была рядом. Я откладываю в сторону журнал, встаю и опускаю руку ей на плечо. Сопровождаемые медсестрой, мы входим в кабинет.
Санквита сидит на смотровом столе, на ней зеленая больничная рубашка, голые худые ноги покрыты простыней. Без косметики, с волосами, стянутыми резинкой в куцый хвостик, она выглядит совсем ребенком. Раздается деликатный стук в дверь, и в кабинет входит доктор Чань. Она представляется Санквите, поворачивается ко мне и бросает на меня вопросительный взгляд.
– Я Бретт Болингер, учительница Санквиты. И ее друг. Мама Санквиты живет в Детройте.
Доктор Чань кивает, вполне удовлетворенная этим невнятным ответом. После длительного осмотра, анализа крови и бесконечных расспросов доктор Чань снимает резиновые перчатки и просит Санквиту одеться.
– Проходите в кабинет на другом конце коридора, я сейчас приду туда.
Мы сидим напротив доктора. Не теряя времени даром, она переходит к делу:
– Санквита, ситуация очень серьезная. И твоя беременность усугубляет положение. Ты сама понимаешь, нагрузка на почки во время беременности увеличивается. Если почки не справляются с нагрузкой, в крови возрастает уровень калия. Полагаю, именно это происходит в твоем случае. Избыток калия может спровоцировать перебои в работе сердца. – Доктор перебирает бумаги на столе то ли нетерпеливо, то ли пытаясь скрыть смущение. – Когда результаты анализов будут готовы, картина станет более отчетливой. Но мы не должны терять время. Предлагаю тебе немедленно прервать беременность.
– Что? Нет! – Санквита поворачивается ко мне и смотрит с таким упреком, словно я вероломно предала ее доверие. – Нет!
Я кладу руку ей на плечо и поворачиваюсь к доктору:
– Доктор Чань, она уже на четвертом месяце.
– Аборты на таком сроке допускаются, если беременность несет угрозу для жизни матери. В вашем случае это именно так.
Санквита вскакивает, явно намереваясь бежать отсюда прочь. Я с трудом удерживаю ее за руку.
– А если она сохранит беременность? Какова вероятность того, что все завершится благополучно.
Доктор смотрит мне прямо в глаза:
– Шанс матери – где-то пятьдесят на пятьдесят. У ребенка – где-то процентов тридцать.
Она не говорит – шанс выжить. Это ясно без слов.
Санквита сидит на пассажирском месте, устремив взгляд в пространство. Лицо ее непроницаемо, как гранит.
– Никогда больше не пойду к этой чертовой врачихе, – цедит она. – Никогда! Она хочет, чтобы я убила ребенка. Вот еще придумала.
– Солнышко, она вовсе этого не хочет. Она думает, так будет лучше для тебя. Речь идет о твоей жизни. Ты должна это понять.
– Это вы ничего понять не можете! – Во взгляде Санквиты вспыхивает ярость. – У вас нет детей. Вы не имеете права давать мне советы!
От этого неожиданного удара сердце мое разлетается на куски. К щекам приливает кровь. Я с трудом перевожу дыхание.
– Ты совершенно права. Прости.
Она отворачивается к окну. Мы погружаемся в молчание. Где-то в районе Кэрролл-авеню Санквита подает голос.
– А вы хотели иметь детей? – спрашивает она так тихо, что я с трудом разбираю слова.
Она говорит так, словно у меня уже не может остаться никаких надежд на материнство. Конечно, в ее возрасте тридцать с лишним лет – это глубокая старость.
– Да, хотела… то есть хочу!
Санквита поворачивается ко мне:
– Из вас вышла бы хорошая мама.
Трудно представить себе более жестокий комплимент. Едва сдерживая слезы, я сжимаю руку Санквиты. Она не пытается вырваться.
– Солнышко, ты непременно станешь мамой. Потом, когда вылечишь свои почки. Но сейчас… мне не хотелось бы тебя потерять.
– Мисс Бретт, да поймите наконец! Жизнь моя ничего не стоит, если у меня не будет детей. Я лучше умру, чем убью ребенка.
Судя по всему, такая любовь, когда человек готов умереть за другого, существует не только в сериалах. Передо мной – живой пример подобной любви. Пока еще живой…
В десять часов утра я высаживаю Санквиту у дверей Джошуа-Хауса. Я планировала провести с ней все утро, вместе позавтракать, возможно, купить кое-что для малыша. Но настроение у нас обеих такое мрачное, что я даже не предлагаю пройтись по магазинам.
Когда я выезжаю на дорогу, мой взгляд падает на листки бумаги на заднем сиденье. Это перечень сдающихся внаем квартир, который я распечатала прошлой ночью. Я торможу у тротуара и внимательно просматриваю список. Вчера я положила глаз на уютный кирпичный дом в Пилсене. Может, сейчас стоит съездить посмотреть, что он собой представляет. По крайней мере, я с чистым сердцем смогу сказать Брэду и Джоаду, что подыскиваю жилье.
Быстро просматриваю распечатанные страницы. Шесть квартир в Маленькой Италии, четыре – в Юниверсити-Виллидж. Кирпичного дома в Пилсене нет. Я прекрасно помню, что распечатывала этот адрес. Куда же он подевался? Страницы, лежащие у меня на коленях, как забытые дети, тщетно умоляют о внимании. Черт побери! Придется ехать по тем адресам, что имеются.
Я пытаюсь утешить себя мыслью, что теперь буду жить близко к своим ученикам. Однако эта мысль отнюдь не вселяет в меня бодрости. Кварталы на Южной стороне производят на редкость гнетущее впечатление… К тому же здесь небезопасно. Когда я оказываюсь в Маленькой Италии, настроение у меня немного улучшается. Здесь встречаются неплохие магазины, несколько шикарных ресторанов. Некоторые дома кажутся вполне симпатичными. Пожалуй, здесь можно жить. Скрестив пальцы, я отправляюсь по адресу из моего списка. Вот он, нужный мне дом – сооружение из цементных блоков, одно из окон на фасаде заколочено досками и похоже на выбитый глаз. Жесть! Эта трущоба не имеет ничего общего с фотографией в Интернете. Следующий дом расположен на Лумис-стрит, двор его превращен в свалку, где валяются кучи ржавого железа и прочей дряни. Я буквально задыхаюсь от злости. Неужели мама хотела, чтобы я поселилась здесь? Боль, обида и ярость, охватившие меня, так сильны, что невозможно понять, какое из этих чувств преобладает.
Тридцать первое декабря, пять часов вечера. Я сижу на подоконнике в гостиной маминого дома с пачкой «М&М’s» в руках. Наблюдаю, как на небе заходящее солнце встречается с серпом месяца, который становится все ярче. Город готовится встречать Новый год. Отыскав телефон, я звоню Кэрри и сообщаю ей последние новости. Рассказываю о нашем с Санквитой визите к доктору, о том, что Джоад выразил недовольство моим затянувшимся пребыванием в мамином доме. Руди лежит у моих ног и, кажется, внимательно слушает.
– Да, вчера вечером позвонил Джонни. Как и в прошлый раз, разговор шел исключительно о Зои. Ее простуда не проходит, и он очень обеспокоен. Мне хотелось ему сказать: «Я все поняла. Ты напрасно тревожишься. Я не собираюсь нагрянуть к тебе, как снег на голову».
– Ты слишком быстро решила, что отец не хочет тебя видеть, – возражает Кэрри. – Как только его Зои поправится, он проявит к тебе больше интереса. Вот увидишь, так и будет. Я-то знаю, что чувствуешь, когда у тебя болен ребенок. Весь мир перестает для тебя существовать.
Мне хочется сказать, что ерундовую простуду вряд ли стоит превращать в мировую трагедию. Но я сдерживаюсь. Санквита права. У меня нет детей. Тревоги любящих родителей за пределами моего понимания.
– Да, как поживают твои дети?
– Отлично! В четверг вечером Тейла танцевала на школьном концерте. Я пришлю тебе видео. Она на полголовы выше других девочек и все время выбивалась из ритма. В точности как я в свое время. – (Мы смеемся.) – Что будешь делать сегодня вечером? – спрашивает Кэрри.
– Понятия не имею. Джей и Шелли отправляются на какую-то шикарную вечеринку. Я предложила посидеть с детьми, но Шелли вызвала няню. Думаю скрасить вечер с помощью старых фильмов с Мег Райан. – Я бросаю взгляд на кофейный столик, где валяется несколько дисков. – Начну с «Неспящих в Сиэтле», потом, может, посмотрю «Вам письмо». Не хочешь ко мне присоединиться? – предлагаю я в шутку.
– Будь у тебя «Когда Гарри встретил Салли», я бы сразу примчалась! – отзывается Кэрри.
– Этот фильм я уже посмотрела. Он стоял в очереди первым.
Очередной взрыв смеха.
– Господи, Бретель, знала бы ты, как мне тебя не хватает. Сегодня у нас вечеринка, придут коллеги Стеллы. Честно тебе скажу, я предпочла бы весь вечер смотреть старые добрые фильмы. Иногда я тебе завидую.
– Зря! – решительно обрываю я и возвращаюсь на подоконник. – Завидовать мне нечего. – В горле у меня начинает пощипывать. – Одиночество – скверная штука, Кэр. Когда я встречаю на улицах молодые пары, мамочек с колясками, то чувствую себя старухой. Что, если я так и не найду человека, который мне нужен? Что, если у меня не будет детей? Не хочется превращаться в старую леди, которая свихнулась, прожив свой век в одиночестве. В злобную старуху, которую боятся соседские дети. – Я достаю из кармана платок и вытираю нос. – Господи боже, видно, моя судьба – в одиночестве умереть в этом красном кирпичном особняке!
– Не получится, – возражает Кэрри. – Ты забыла, что тебе запрещено здесь жить? Так что придется умирать в одиночестве в какой-нибудь обшарпанной наемной квартире.
– О, еще более радужная перспектива!
Кэрри смеется:
– Выше нос, Бретель. Все твои мечты сбудутся. Тебе тридцать четыре года, а не девяносто четыре. Ты непременно встретишь человека, с которым захочешь быть рядом. – Она делает паузу. – Честно говоря, мне кажется, ты его уже встретила.
– Правда? И кто это, если не секрет?
– Адвокат твоей мамы.
Сердце мое делает стремительный кульбит.
– Брэд? Что за ерунду ты придумала!
– Даже и не пытайся мне лгать. Я же вижу, ты к нему неравнодушна.
Я вздыхаю и отправляю в рот очередную горсть «М&М’s».
– Ну, может, самую малость. – Я рассказываю о нашей последней встрече и робкой попытке Брэда меня соблазнить. – Он только что расстался со своей Дженной. Чувствовал себя одиноким, к тому же немного выпил. Уступи я ему в такой момент, это разрушило бы нашу дружбу.
– Его отношения с этой Дженной висят на волоске уже несколько месяцев. Ты сама говорила, что у них постоянно заходит разговор о разрыве, – напоминает Кэрри. – Слушай, мне вот что пришло в голову. Ты не задавалась вопросом, почему твоя мама обратилась к услугам Брэда, а не того старого хрыча, который был ее адвокатом много лет подряд?
– Откуда же мне знать, что было у нее на уме.
– По-моему, понять несложно. Она хотела вас свести. Тебя и Брэда.
– Ты хочешь сказать, она считала, что из нас выйдет хорошая пара?
– Восхищаюсь твоей догадливостью!
Уныние мое внезапно рассеивается, как тучи, прорезанные яркими солнечными лучами. Странно, что я сама до этого не додумалась. Мама, отказавшись от услуг мистера Голдблэтта, выбрала своим душеприказчиком Брэда Мидара, поскольку надеялась, что он мне понравится. Устроила так, что у меня и человека, который внушал ей доверие и уважение, появился повод часто встречаться. Благодаря ей мы смогли лучше узнать друг друга. Нет, дневник в красной обложке – это не самый главный подарок, который она сделала мне напоследок!
Я буравлю телефон взглядом и в сорок седьмой раз мысленно повторяю слова, которые намерена произнести. Руки мои трясутся, и все же в глубине души я ощущаю уверенность. Я не одна. Мама поддерживает меня, я это чувствую. Я сжимаю золотой кулон, крохотный парашют, который должен обеспечить мне мягкую посадку, вдыхаю полной грудью и набираю номер. Брэд поднимает трубку после третьего гудка.
– Это я.
– Привет. Что-нибудь случилось?
В голосе его звучит удивление. Представляю, как он, потягиваясь, ищет глазами часы. Так и тянет сострить на тему двух неудачников, оставшихся под Новый год в одиночестве. Но сейчас не время для шуток.
– Ты бы не хотел провести этот вечер в моем обществе? – судорожно сглотнув, спрашиваю я.
Мое приглашение невозможно истолковать двояко. Брэд не отвечает томительно долго, и сердце мое успевает провалиться в пятки. Я уже собираюсь разразиться деланым смехом и сказать ему, что пошутила. Но тут из трубки доносится его голос, мягкий и теплый, как глоток шерри морозным вечером:
– Буду счастлив с тобой повидаться.
Снежинки кружатся в воздухе, словно где-то в небесах просеивают муку. Я сворачиваю на Окли и еду по пустынной улице, залитой светом фонарей. Удивительно, но мне удается найти место для парковки поблизости от дома Брэда. Хорошая примета, говорю я себе. Выхожу из машины и трусцой бегу к его дверям. Теперь все пойдет как надо. Вместе мы достигнем всех целей из моего списка, включая это чертову лошадь. Даже разочарование с беременностью уже не кажется мне катастрофой. Отцом моего ребенка будет Брэд, а не Эндрю. И уж конечно, он намного лучше подходит для этой роли. Новый год сулит мне головокружительные перемены и сияющие перспективы.
Вот и крыльцо дома на две квартиры, где живет Брэд. Я останавливаюсь, пронзенная внезапной мыслью. А что, если наши с Кэрри домыслы не имеют ничего общего с реальностью? Кровь пульсирует у меня в висках. Вдруг я совершаю ошибку? Но не успеваю я окончательно пасть духом, как дверь отворяется. На пороге стоит Брэд, на нем джинсы и клетчатая рубашка навыпуск. Наши глаза встречаются. Он кажется мне таким милым, что хочется сразу броситься к нему в объятия. Но лучше не делать этого на крыльце.
Брэд закрывает дверь. Голова у меня идет кругом. Я сбрасываю пальто и прижимаюсь к стене. Он подходит вплотную, и я замыкаю кольцо своих рук на его шее. Он гладит ладонями мое лицо, покрывает торопливыми поцелуями шею. Губы его припадают к моим губам, и наши языки переплетаются.
У его поцелуя вкус бурбона, который мне хочется выпить до последней капли. Я запускаю руки в его волосы, густые и мягкие. Как часто я мечтала об этом мгновении. Его руки ласкают мое тело, опускаясь все ниже, проникают под свитер и касаются кожи. По спине у меня бегают мурашки.
Брэд стягивает с меня свитер, отбрасывает прочь и принимается ласкать мои груди.
– Господи боже, – шепчет он мне на ухо, – ты такая красивая…
Бушующий во мне огонь разгорается все жарче. Я нащупываю пряжку его ремня и расстегиваю ее. Вытаскиваю ремень и начинаю расстегивать джинсы.
И тут в соседней комнате звонит телефон.
Мускулы Брэда напрягаются, пальцы, ласкающие мои соски, замирают.
Телефон не умолкает.
Интуиция подсказывает мне, кто это. Это Дженна. Я знаю, интуиция Брэда говорит ему то же самое.
– Не обращай внимания, – шепчет он, возвращаясь к моим соскам.
Но пальцы его становятся неловкими, они словно утратили уверенность и интерес.
Я опускаю голову ему на грудь. Телефон замолкает, но через минуту начинает звонить вновь. Руки Брэда бессильно падают.
Меня охватывает досада. Господи, какая я все-таки идиотка! Что я себе вообразила?
– Иди ответь на звонок, – говорю я, скрестив руки на обнаженной груди.
Но проклятый телефон уже заткнулся. Тишину нарушает лишь потрескивание дров в камине и тяжелое дыхание Брэда. Он стоит передо мной, в спущенных джинсах и мятой рубашке, и смущенно потирает шею. Протягивает ко мне руку и тут же опускает. Взгляд его красноречивее всяких слов. Он переживает, что меня обидел. Он полон нежности ко мне. Но сердце его принадлежит другой.
Я пытаюсь растянуть губы в улыбке, но уголки их сами собой опускаются.
– Позвони ей, – говорю я, поднимаю с пола свитер и натягиваю его.
Сбегая по ступенькам, я слышу голос Брэда. Он зовет меня, просит вернуться. Но я несусь по улице, не оглядываясь. Мне кажется, если я хоть на мгновение замедлю свой бег, земля уйдет у меня из-под ног.
Глава 20
К счастью, каникулы наконец завершились и я возобновляю занятия с учениками. Жизнь моя стала настолько унылой, что я предпочитаю работать, а не отдыхать. Кто бы мог поверить, что такое возможно? Я вешаю на плечо кожаный портфель на ремне, беру дорожную сумку с вещами:
– Пока, Руди, малыш. Надеюсь, ты хорошо проведешь время у тети Шелли.
В шесть часов утра я уже выезжаю на улицу. Несмотря на предрассветный час, движение довольно оживленное. Мысленно я составляю список дел, которые предстоит сделать сегодня. Конечно, не слишком удобно, что после первого рабочего дня мне предстоит ночное дежурство в Джошуа-Хаусе. Хотя, честно говоря, мне лучше провести ночь в приюте, чем дома, оплакивая свою несостоявшуюся беременность, несостоявшуюся новую любовь и несостоявшуюся встречу с отцом.
В предрассветной мгле возникают контуры здания, в котором находится мой офис. Я поднимаю голову и вижу герань, стоящую на подоконнике. Она отцвела, листья у нее ломкие и желтоватые. Но пройдет две недели, она отдохнет, наберется сил и воспрянет вновь. Надо брать пример с герани, говорю я себе. Вхожу в офис и включаю компьютер. Еще нет семи, и у меня есть два благословенных часа на то, чтобы заняться организационными делами. Завтра начинаются школьные экзамены за первый семестр. До конца недели Санквите предстоит сдать пять экзаменов.
Красный огонек на телефоне мигает, значит на голосовой почте есть сообщения. Я открываю блокнот и прослушиваю их. Первые два сообщения – от родителей новых учеников. Третье – от доктора Тейлора, получено 23 декабря. Услышав его голос, я опускаюсь на стул и покусываю ластик на карандаше.
«Здравствуйте, Бретт, это Гаррет. На тот случай, если вы вдруг решите во время каникул заехать в офис и прослушать голосовую почту, сообщаю вам свой мобильный номер. 312-555-4928. Звоните в любое время. Буду рад с вами поговорить. Я понимаю, что первое Рождество без мамы может показаться вам не слишком веселым. – Гаррет умолкает на мгновение. – В любом случае, хочу, чтобы вы знали, как со мной связаться. Если вы слушаете это сообщение уже после праздников, я очень рад, что вы пережили их благополучно. Желаю счастья в наступившем году».
Я пожираю телефон взглядом. Карандаш падает у меня из рук. Доктор Тейлор беспокоится обо мне. Для него я не просто учительница его пациента. Прослушиваю сообщение во второй раз, наслаждаясь звуками его бархатного голоса, и ловлю себя на том, что улыбаюсь – в первый раз за много дней. Набираю его номер, надеясь, что он тоже ранняя пташка. Мои надежды оправдываются.
– С Новым годом, Гаррет! Это Бретт. Я только что прослушала ваше сообщение.
– Привет! Ну, я думал… хотя и не был уверен…
Откровенное смущение, звучащее в его голосе, заставляет меня улыбнуться.
– Спасибо. Я оценила вашу заботу. Как прошли праздники?
Он рассказывает, что провел Рождество с сестрами и их семьями.
– Мы собрались в доме моей племянницы в Пенсильвании.
– В доме вашей племянницы?
Я несколько ошарашена, но тут же спохватываюсь. В отличие от малышки Эммы, его племянница – взрослая женщина, возможно моих лет.
– Здорово! – говорю я.
– Мелисса – дочь самой старшей из моих сестер. Трудно представить, но двое ее детей – уже школьники. – Несколько мгновений он молчит, потом спрашивает: – А как провели праздники вы?
– Вам повезло, что я прослушала ваше сообщение только сегодня. Если бы ваш номер появился у меня раньше, я обрушила бы на вас лавину собственных проблем.
– Неужели все было так плохо?
– Хуже не бывает.
– Мой первый пациент придет не раньше девяти. Хотите поговорить о том, что произошло?
Кое о чем я предпочитаю умолчать. Например, о надеждах на беременность, рухнувших в рождественское утро, и о неудавшейся попытке соблазнить Брэда. Зато рассказываю о тоске по маме, о тщетных поисках новой квартиры, о тревожных прогнозах доктора, у которого мы были с Санквитой. Когда у тебя есть такой превосходный слушатель, говорить легко и просто. К тому же он психиатр. Но вот что удивительно: разговаривая со специалистом по душевным болезням, я чувствую себя совершенно нормальной. А ведь бывает немало ситуаций, в которых я кажусь себе чокнутой, балансирующей на грани вменяемости. Несколько раз Гаррет даже заставляет меня смеяться… Но вот разговор доходит до моего новообретенного отца.
– Представьте себе, он позвонил на Рождество. Выяснилось, что у него есть другая дочь, эту свою дочь он знает с пеленок и обожает. В отличие от меня, он вовсе не горит желанием встретиться.
Тут же начинаю жалеть о сказанном. Я не должна ревновать к своей сестре, которая к тому же нездорова. Мне следует проявить больше чуткости и понимания.
– Вы с ним определили, когда встретитесь?
– Нет, – отвечаю я, почесывая переносицу. – Зои сейчас простужена. Она не может путешествовать, а он не хочет подвергать ее контакту с микробами, носительницей которых являюсь я.
– И вы решили, что не нужны ему. – Голос Гаррета мягок и полон сочувствия.
– Да, – отвечаю я едва слышно. – Я воображала, что он прилетит в Чикаго первым же рейсом. Но он, как видно, боится, что Зои расстроится, узнав о моем существовании. Может, он прав, а я жуткая эгоистка. Но я слишком долго ждала этой встречи. Я хочу его увидеть. И Зои я хочу увидеть тоже. Как бы то ни было, она моя сестра.
– Вы непременно увидитесь с ними обоими.
– Знаете, у меня такое дурацкое чувство… словно я подарок, который вручили моему отцу и который оказался ему совершенно не нужным. Я всего лишь напоминание о том, что навсегда осталось в прошлом, а он живет настоящим. Откровенно говоря, я ужасно ревную к этой Зои, – зажмурив глаза, признаюсь я. – Понимаю, что это неправильно, но ничего не могу с собой поделать.
– Когда речь идет о наших чувствах, понятия «правильно» и «неправильно» утрачивают всякий смысл, – говорит Гаррет. – Эмоции неподвластны правилам.
Ощущение такое, словно он кладет прохладную руку на мой разгоряченный лоб.
– Разумеется, вам обидно, что отец оберегает вашу сестру, а не вас.
– Очень обидно! – с готовностью откликаюсь я, но тут взгляд мой падает на часы. – Господи боже! Уже восемь тридцать! Я отняла пропасть вашего времени!
– Бретт, поймите, чувства, которые вы испытываете, совершенно естественны. Как всякий нормальный человек, вы нуждаетесь в том, чтобы вас оберегали и защищали. И вы рассчитывали, что ваш отец удовлетворит эту потребность. Возможно, именно так и произойдет. Но существуют и другие пути решения проблемы.
– Вы имеете в виду успокоительные препараты?
– Вот уж нет! – смеется Гаррет. – В лекарствах вы совершенно не нуждаетесь. Все, что вам нужно, – это любовь. А кто будет источником этой любви, не так важно. Стремление любить и быть любимым – это основная человеческая потребность. Вы это сознаете, и это уже хорошо. Поверьте мне как специалисту. Я-то вижу, сколько вокруг несчастных людей, которые пытаются заглушить эту потребность. А знаете почему? Поиск любви делает человека уязвимым. Только душевно здоровые люди могут позволить себе быть уязвимыми.
– Честно скажу, сейчас я вовсе не чувствую себя воплощением душевного здоровья. Но вы доктор, вам виднее. – Я бросаю взгляд в свой ежедневник. На девять пятнадцать назначено занятие с Аминой. – Страшно жаль, но мне пора идти. Да и вам, как я понимаю, тоже. Спасибо за сеанс психотерапии. По совести говоря, вы должны прислать мне внушительный счет.
– Я над этим подумаю, – смеется он. – Возможно, в качестве платы вам придется как-нибудь со мной пообедать.
Предложение застает меня врасплох. Неужели доктор Тейлор намерен за мной приударить? Я никогда прежде не встречалась с мужчиной значительно старше себя. Но надо признать, отношения с мужчинами моей возрастной категории у меня складываются из рук вон плохо. В конце концов, Кэтрин Зета-Джонс вышла замуж за Майкла Дугласа, а чем я лучше ее? Я отчаянно пытаюсь подыскать какой-нибудь подходящий ответ, легкий, остроумный и обнадеживающий. Надо дать ему понять, что дверь в мое сердце открыта или хотя бы не заперта.
Увы, я ломаю себе голову слишком долго.
– Нам обоим пора приступать к работе, – произносит Гаррет более деловым тоном, чем обычно. – Пожалуйста, позвоните мне после занятий с Питером.
– Да-да. Разумеется, позвоню.
Мне хочется вернуться к теме совместного обеда, но он поспешно прощается, и в трубке раздаются гудки.
Связь прервана. Буквально и фигурально.
Весь день туман покрывал город каплями влаги, похожими на брызги святой воды. К вечеру температура падает, дороги покрываются льдом, и движение превращается в сущий ад. Как и обычно, занятие с Питером я оставляю напоследок. Знаю, что он способен выбить меня из колеи, даже если день складывался удачно.
Сегодняшний урок ничем не отличается от остальных. Питер, по обыкновению, избегает встречаться со мной взглядом. Даже если он считает нужным ответить, то цедит слова сквозь сжатые зубы. И все же я испытываю жалость к этому смышленому мальчишке, который целыми днями торчит в тесной прокуренной квартирке. Закончив урок, я вытаскиваю из портфеля несколько книг:
– Питер, я тут недавно заглянула в книжный магазин. Подумала, может, тебе захочется прочесть эти книги. Все-таки это пища для ума.
Я пристально смотрю на него, надеясь увидеть на его лице проблеск оживления или любопытства. Но Питер с непроницаемым выражением таращится на стол.
– Я знаю, ты интересуешься историей. – Я вынимаю из стопки книгу. – Эта книга о детях, живущих в Пыльном котле. – Указываю на другую. – А эта рассказывает об экспедиции Льюиса и Кларка.
Неожиданно Питер выхватывает книги из моих рук.
– Правильно, – улыбаюсь я. – Бери их. Они твои.
Питер прижимает книги к груди.
Сердце мое поет. Впервые наш урок заканчивается моей маленькой победой.
Когда я выхожу на улицу, в воздухе все еще висит морось. Влажные ступеньки стали скользкими, и я спускаюсь медленно, держась за перила. Внезапно дверь за моей спиной открывается.
Я резко поворачиваюсь. На крыльце стоит Питер. Он по-прежнему прижимает книги к груди, взгляд его устремлен на меня. Неужели он хочет сказать спасибо, проносится у меня в голове. Я замираю на мгновение, но Питер не произносит ни слова. Возможно, ему мешает смущение. Машу рукой на прощание:
– Надеюсь, ты будешь читать с удовольствием.
Иду к машине, но громкий шлепок заставляет меня обернуться вновь. Питер смотрит на меня, на лице его застыла злорадная ухмылка. Новенькие книги валяются в луже у крыльца.
Я открываю дверь в офис, бросаю промокшую сумку на пол и хватаюсь за телефонную трубку. Гаррет отвечает после четвертого гудка.
– Гаррет, это Бретт. У вас есть несколько свободных минут?
Дрожащим голосом рассказываю о дикой выходке Питера.
Гаррет тяжело вздыхает:
– Да, ситуация неприятная. Завтра я займусь Питером вплотную. Его поведение становится все более неадекватным. Думаю, его дальнейшее пребывание дома не имеет смысла. Настало время перевести его… в другое место.
– В другое место? – растерянно переспрашиваю я.
– Домашнее заточение лишь усугубляет его проблемы. Насколько я знаю, Медицинский центр Кук-каунти занимается реабилитацией подростков, страдающих психическими отклонениями. У них там есть целая программа, называется «Новый путь». На каждого подростка приходится по два врача, так что на недостаток внимания пациенты пожаловаться не могут. Правда, Питер слишком молод и не подходит им по возрасту. Но, надеюсь, они сделают исключение.
Значит, мои занятия с этим маленьким отморозком прекратятся. Я испытываю облегчение и разочарование одновременно. Отделаться от такой занозы, как этот несносный мальчишка, конечно, приятно. Но при этом я сознаю, что отказалась выполнять возложенную на меня миссию. Нет, пожалуй, это слишком высокопарно. Точнее будет сказать, чувство у меня такое, словно я ушла из театра, не досмотрев спектакль. А кто знает, вдруг у этой унылой пьесы окажется оптимистичный, жизнеутверждающий финал?
– Может, он просто решил, что это дурацкие, скучные книги? – предполагаю я. – А может, был оскорблен тем, что я осмелилась сделать ему подарок? Хотел показать, что не нуждается в благотворительности.
– В любом случае, вам не в чем себя упрекать. Питер не похож на других ваших учеников. Боюсь, все ваши усилия подобрать к нему ключ не принесут результата. Он хочет причинить вам боль. Пока речь идет только об эмоциональной боли. Но не исключено, он может пойти дальше.
Я вспоминаю ухмылку Питера, холодную, жестокую, и по моей спине пробегает дрожь.
– Я вас испугал, Бретт?
– Ничуть.
Я смотрю из окна на мокрую темную улицу. Я намеревалась остаться здесь до девяти часов, а потом ехать в Джошуа-Хаус. Но почему-то мой уютный офис кажется мне холодным и неприветливым.
– Помните, утром вы обещали как-нибудь пригласить меня пообедать?
– Да, – откликается Гаррет, как мне кажется, не слишком решительно.
Я набираю в грудь побольше воздуха и зажмуриваю глаза, словно перед прыжком в холодную воду:
– А не хотите прямо сейчас выпить со мной чашечку кофе? Или пропустить глоток чего-нибудь покрепче?
Затаив дыхание, я ожидаю ответа. Наконец в трубке раздается его голос, в котором звучит улыбка:
– С удовольствием. В вашем обществе я готов пить что угодно.
Как я и предполагала, на дорогах коллапс. Отправляться в модные заведения, где мы бывали с Эндрю, у меня нет ни малейшего желания. Останавливаю свой выбор на «Петтеринос», ресторане и баре в стиле сороковых годов неподалеку от Чикаго-Луп. По-моему, Гаррету должно там понравиться. Но вот уже пять сорок, а я по-прежнему торчу в пробке на Южной стороне, в нескольких милях от своей цели. К шести мне никак не добраться. Кляну себя за то, что утром стерла сообщение Гаррета, не записав номер его мобильного.
Звонит мой мобильник. Первая мысль: это Гаррет, хочет сообщить, что тоже застрял в пробке. Но это невозможно, у него ведь нет моего номера.
Читать бесплатно другие книги:
