Список заветных желаний Спилман Лори
Брэд говорит с такой уверенностью, что мне начинает казаться: все так и выйдет. Я протягиваю ему стакан с вином:
– Мама никогда не говорила, почему она в завещании запретила продавать дом целый год после ее смерти?
– Никогда. Но я думаю, она догадывалась, что тебе понадобится жилье.
– Я тоже так думаю.
– Наверное, она надеялась, что, пожив здесь, ты уже не захочешь расставаться с этим домом. – Брэд вертит в пальцах стакан. – Но она хотела, чтобы ты вышла из зоны комфорта. Поэтому и внесла в завещание оговорку относительно сроков пребывания в доме.
– Подожди… что за оговорка такая?
– А ты не помнишь? Согласно завещанию, никто из детей Элизабет не имеет права жить в этом доме более тридцати дней подряд.
– У меня это совершенно вылетело из головы, – признаюсь я. – Значит, я не могу здесь остаться? И должна подыскать себе другое жилье?
– Угу. Об этом говорится в завещании. У тебя ведь есть копия, верно?
– Я только что купила собаку! – причитаю я, сжав голову руками. – Ты понимаешь, насколько это усложнит поиски? Во многих домах запрещено держать животных. А мебель? Свою я отдала в Джошуа-Хаус, а денег на покупку новой у меня нет.
– Не надо истерик! – Брэд ставит стакан на стол и сжимает мои запястья. – Уверен, все устроится. На прошлой неделе ты провела ночь в Джошуа-Хаусе, так что формально отсчет времени только начался. Можешь не спеша подыскивать себе что-нибудь подходящее.
Я выдергиваю запястья из его рук:
– Так, повтори еще раз. Значит, если я провела ночь в другом месте, отсчет прервался, и формально я прожила в этом доме всего шесть дней?
– Именно так.
– Насколько я поняла, если каждый месяц проводить ночь-другую не здесь, а, скажем, в Джошуа-Хаусе, я так никогда и не превышу этот чертов лимит?
– Ну, я думаю, что…
– Выход найден! – расплываюсь я в победной улыбке. – Я могу жить здесь до бесконечности.
Прежде чем Брэд успевает возразить, я поднимаю бокал, наполненный водой:
– Ура!
– Ура! – вяло откликается он, чокаясь со мной. – Ты решила воздержаться от вина?
– Да, пока мне лучше не пить.
Рука Брэда замирает, так и не донеся стакан до губ.
– Слушай, насколько я помню, сегодня ты сказала, что постоянно чувствуешь себя усталой?
– Верно.
– И не позволяешь себе выпить даже глоток вина?
– Ты чертовски наблюдателен.
– Вот это номер! Ты беременна!
– Это всего лишь предположение! – отвечаю я со смехом. – Я купила тест на беременность, но пока что не решаюсь его сделать. На следующей неделе, наверное, наберусь смелости.
– Ты боишься положительного результата?
– Нет! Отрицательного! Это будет крушением всех моих надежд! – Я поднимаю глаза на Брэда. – Конечно, я мечтала, что все будет иначе. Растить ребенка в одиночку не просто. И конечно, если я действительно беременна, я поставлю Эндрю в известность. Пусть сам решает, как ему поступать. Но если ребенок ему не нужен, я прекрасно обойдусь и без его помощи. Выращу ребенка сама и…
– Кто бы в этом сомневался! – перебивает Брэд. – Успокойся, Б. Б. Ты говоришь так, словно все уже ясно. Погоди, не впрягай телегу впереди лошади.
– Ты просто свихнулся на этих дурацких лошадях!
Брэд гладит меня по руке:
– Я хорошо тебя знаю, Бретт. Ты слишком возбуждена. Прошу тебя, не строй никаких планов, пока не убедишься, что действительно беременна.
– Увы, это невозможно, – вздыхаю я. – Я не просто возбуждена. Впервые с тех пор, как маме поставили страшный диагноз, я чувствую себя счастливой.
Со стаканами в руках идем в гостиную, где, растянувшись на ковре у камина, лежит Руди. Брэд вытаскивает из кармана конверт под номером шесть:
– Ну что, послушаем, что твоя мама написала по поводу Руди?
– Конечно! – Я сворачиваюсь в глубоком кресле, поджав под себя ноги, Брэд опускается на диван.
– Черт, очки забыл! – восклицает он.
Я встаю и приношу ему мамины очки, лежащие на секретере:
– Может, эти подойдут?
Он с сомнением косится на яркую лиловую оправу, но все же водружает очки на нос. Вид у него в этих стильных женских очках такой прикольный, что я покатываюсь со смеху.
– Видел бы ты себя сейчас! – выдыхаю я между приступами хохота. – Вот умора!
Брэд усаживает меня на диван и шутливо грозит кулаком.
– А это тебе тоже кажется забавным? – рычит он и скрежещет зубами. – Насмешек над своей персоной я не потерплю.
– Ох, прекрати! – стенаю я и снова захожусь смехом.
Мы затеваем возню, а когда успокаиваемся, Брэд садится на диван рядом со мной. Левая его рука касается моей шеи. Порядочная женщина в такой ситуации немедленно отодвинулась бы. В конце концов, Брэд только что расстался со своей подругой и еще питает к ней нежные чувства. Но я остаюсь там, где сидела.
– Не шали! – говорит он, пытаясь развернуть письмо одной рукой.
– Хорошо, бабушка, буду сидеть тихо, – отвечаю я и прижимаюсь к нему. – Читай!
Брэд ухмыляется, но все же начинает читать:
– «Дорогая моя девочка, поздравляю с тем, что у тебя появился четвероногий друг! Я так за тебя счастлива! В детстве ты обожала животных. Увы, став взрослой, ты забыла об этой любви. Причины мне неизвестны, хотя я о них догадываюсь».
– Эндрю был повернут на чистоте и порядке. Мама об этом знала.
– «Помнишь бездомного колли, с которым мы подружились, когда жили в Роджерс-Парке? Ты назвала его Лерой и умоляла нас взять его домой. Ты себе не представляешь, дорогая, как я хотела выполнить твое желание. Между мной и Чарльзом разразилась настоящая битва, из которой он вышел победителем. Он был слишком брезглив и утверждал, что не сможет жить в доме, где пахнет псиной».
Я выхватываю письмо из рук Брэда и перечитываю последнюю фразу.
– Похоже, я и в самом деле выбрала мужчину, похожего на Чарльза. Думала, если меня не любил отец, может, полюбит его двойник.
Брэд гладит меня по плечу:
– Но теперь ты наконец поняла, не стоит доказывать Чарльзу Болингеру – и любому другому мужчине, – что ты достойна любви.
– Да, теперь, когда тайна открылась, я чувствую себя увереннее. Жаль, что мама так долго скрывала от меня правду.
Брэд кивает и продолжает чтение:
– «Заботься хорошенько о своей милой дворняжке. Ты ведь выбрала дворняжку, правда? Если ты пустишь собаку спать на втором этаже, позволь дать тебе один совет. Убери с кровати покрывало, постоянно отдавать его в чистку слишком накладно. Уверена, любовь моя, что твой питомец подарит тебе много счастливых мгновений. Мама».
Я забираю у Брэда письмо и быстро его перечитываю.
– Она знала, что я буду жить в ее доме. Но как она об этом догадалась?
– Не знаю, – пожимает плечами Брэд. – Наверное, пришла к этому выводу путем логических рассуждений.
– Каких именно?
– Эндрю не хочет держать дома собаку, значит, если у тебя появилась собака, ты больше не живешь с Эндрю. А если ты больше не живешь с Эндрю, где тебе еще жить, как не в этом доме?
– Значит, мама хотела, чтобы я поселилась здесь. Но зачем тогда эта оговорка насчет тридцати дней? Это какая-то ошибка! – Голос мой звучит уверенно, но в глубине души я понимаю, что обманываю сама себя.
Мы с Брэдом уютно устроились на диване, ноги наши лежат на журнальном столике. На экране телевизора мелькают финальные титры «Белого Рождества». Брэд допивает оставшееся в бокале вино и смотрит на часы:
– Господи боже, мне пора! – Он вскакивает на ноги и потягивается. – Я обещал маме, что приеду к ним завтра утром. До Рождества осталось всего два дня, и она хочет, чтобы я помог ей нарядить елку.
Похоже, Брэд и его родители собираются праздновать Рождество, старательно не замечая, что в семье что-то не так. В точности как я.
– Перед отъездом ты должен получить свой рождественский подарок.
– Ну зачем ты на меня тратилась! – машет руками Брэд. – Хотя, конечно, получить подарок – это здорово. Жду с нетерпением!
Я нахожу под елкой нарядный пакет и протягиваю ему. У Брэда глаза лезут на лоб, когда он извлекает из коробки деревянный кораблик.
– Какой красивый!
– Это подарок со значением, – улыбаюсь я. – Ведь ты сидишь у руля моей спасательной шлюпки.
– Скажешь тоже! – Брэд целует меня в лоб. – Но даже если это так, помни, что капитан – ты сама. А я просто член команды. – Он встает с дивана. – Подожди, у меня тоже есть для тебя кое-что. – Брэд выходит в коридор и возвращается с маленькой серебристой коробочкой в руках. – Это тебе.
В коробочке, на красной бархатной подушке, посверкивает золотой кулон в виде крошечного парашюта.
– Он при любых обстоятельствах обеспечит тебе мягкую посадку, – улыбается Брэд.
Я с умилением разглядываю кулон:
– Какое чудо! Спасибо, Брэд. Я так благодарна за то, что ты был рядом эти три месяца. Серьезно, если бы не ты, у меня бы окончательно опустились руки.
Он гладит меня по волосам, взгляд его печален.
– Не сомневаюсь, ты и без меня справилась бы. Но если мне удалось хоть чем-то тебе помочь, я очень этому рад.
Неожиданно он наклоняется и целует меня в губы. Этот медленный, многозначительный поцелуй не похож на его обычные дружеские чмоки. У меня перехватывает дыхание. Брэд слишком много выпил, мы оба чувствуем себя одинокими и покинутыми. Это опасно, очень опасно! Мы выходим в холл, я снимаю с вешалки куртку Брэда.
– Счастливого Рождества! – говорю я, стараясь не выдать своего волнения. – Обещай, если получишь новости о моем отце, сообщишь мне в ту же минуту!
– Обещаю.
Вместо того чтобы взять куртку, Брэд смотрит на меня долгим пристальным взглядом. Ласково касается моей щеки костяшками пальцев. Глаза его светятся такой нежностью, что я, подчиняясь внезапному импульсу, целую его в щеку.
– Желаю тебе счастья.
– А я тебе, – шепчет он, придвигаясь ко мне еще ближе.
В животе у меня начинают порхать бабочки, но я стараюсь не обращать на это внимания. Я ведь прекрасно знаю, что он любит свою Дженну. Он гладит меня по волосам и смотрит мне в лицо так внимательно, словно видит в первый раз.
– Иди ко мне, – шепчет он охрипшим голосом.
Сердце мое колотится, как пойманная птица. Не надо разрушать нашу дружбу, говорю я себе. Он тоскует по Дженне. И хочет заглушить свою тоску.
Отбросив все доводы разума, я прижимаюсь к нему.
Он сжимает меня в объятиях и глубоко вдыхает, словно втягивает меня внутрь своего существа. Я ощущаю тепло его тела, его силу, его твердость. Закрыв глаза, я прижимаюсь лицом к его груди. От него исходит легкий хвойный запах, и я слышу, как бьется его сердце. Прижимаюсь к нему теснее, ощущая, как внутри меня поднимается горячая волна желания. Его пальцы плутают в моих волосах, его губы касаются моих ушей, моей шеи. Я открываю глаза и смотрю на него. Его глаза затуманены страстью, его губы тянутся навстречу моим. Теплые, вкусные, соблазнительные губы.
Призвав на помощь всю свою волю, я слегка отталкиваю его.
– Брэд, не надо, – шепчу я, в глубине души надеясь, что он меня не услышит.
Я хочу быть с ним, но понимаю, что сейчас – неподходящий момент для этого. Они с Дженной расстались совсем недавно. Прежде чем вступать в новые отношения, он должен до конца изжить прежние.
Брэд наконец выпутывает пальцы из моих волос, отступает на шаг и трет лицо руками. Отважившись взглянуть на него, я вижу, что лицо его покрыто красными пятнами – то ли от страсти, то ли от смущения.
– Не сейчас, – говорю я еле слышно. – Не сейчас.
В глазах его плещется разочарование, на лице играет жалкая улыбка. Он прижимает мою руку к губам и целует меня в лоб.
– Почему, почему ты такая чертовски разумная? – спрашивает он.
Голос его дрожит, и это кажется мне невероятно трогательным.
Сердце мое сжимается от боли, но я улыбаюсь:
– Спокойной ночи, Брэд.
Стоя на крыльце, я наблюдаю, как его одинокий силуэт исчезает за углом. Да, решение, которое я приняла, далось мне с трудом. Но я не сомневаюсь: оно было верным. Брэд еще не готов для новых отношений.
Я вхожу в дом и запираю дверь. Когда я оставалась одна в квартире Эндрю, мной неизменно овладевали грусть и уныние. Но здесь, в мамином доме, в душе моей светится огонек надежды. Может, Брэд и не готов к новой любви, но я вполне готова. Буря эмоций, которую я пережила только что, служит тому лучшим подтверждением. Взгляд мой падает на Руди, который сладко спит на коврике у камина. Теперь у меня есть собака. А следующее Рождество я встречу вместе со своим ребенком. Я смотрю на свой плоский живот и представляю, как через пару месяцев буду выбирать одежду для беременных. Сердце мое наполняется такой радостью, что кажется, вот-вот лопнет.
Рождественским утром я просыпаюсь оттого, что Руди тычется мне в лицо своим влажным носом. Я почесываю его за ухом:
– Счастливого Рождества, Руди, малыш.
Мысленно припоминаю, что еще предстоит сделать для приготовления семейного обеда. Список впечатляющий.
– Руди, у нас куча дел! Не будем терять времени! – говорю я и морщусь, ощутив, как низ живота сжимает боль.
Мгновение спустя боль отступает, я встаю на ноги и накидываю халат. Бросаю взгляд на смятую постель и вижу это…
Ярко-красное пятно.
Глава 17
Какое-то время рассудок мой отказывается верить в реальность увиденного. Я тупо смотрю на пятно. Ребра мои сжимаются, не давая воздуху проникать в грудь. Я падаю на колени и закрываю лицо ладонями. Руди удивленно лает, потом принимается лизать мне руки. Но я никак не реагирую. Внутри у меня зияющая пустота.
Минут десять я, парализованная горем, пребываю в полной прострации. Потом медленно встаю на ноги и стаскиваю с кровати простыню. Слезы ручьями текут у меня по лицу, с губ срывается подобие заунывного воя. Я засовываю проклятую простыню в корзину для грязного белья и раздвигаю шторы на окнах. Рождественское утро прекрасно, как на картинах Нормана Роквелла. Но мне плевать на эту красоту. На душе у меня так же холодно и пусто, как и в моей матке.
Рождественский день я проживаю, словно одурманенная наркозом. Эмма и Тревор в восторге от моей новой собачки, мои братья и их жены в восторге от проделок этой троицы. Я смотрю на все невидящим взглядом, не разделяя всеобщей радости и даже не ощущая вкуса еды. Кэтрин, по обыкновению, кладет себе на тарелку микроскопическую порцию каждого блюда, зато все остальные набивают себе желудки с впечатляющим рвением. Я тоже жую и глотаю, не замечая, что именно ем.
Потеря призрачного ребенка оживляет в душе боль от потери мамы. Я с новой силой переживаю свою утрату. Вот уже в третий раз за день я запираюсь в ванной. Брызгаю себе в лицо холодной водой и приказываю успокоиться.
Я так хочу ребенка. Я была уверена, что забеременела. Судьба в очередной раз сыграла со мной злую шутку. Ах мама, мама… Почему ее здесь нет? Она обожала праздники. Почему она не смогла провести с нами еще одно Рождество? Она это заслужила.
В прошлое Рождество мы беззаботно веселились, не ведая, какой удар готовит нам судьба в наступающем году. Если бы я только знала, что это последнее мамино Рождество! Я непременно придумала бы что-нибудь особенное, какой-нибудь подарок, который бы тронул ее до глубины души. Вместо этого я подарила ей гриль для панини из магазина «Уильямс Сонома». Увидев мой подарок, мама просияла, словно мечтала об этом гриле всю жизнь. Она обняла меня и прошептала: «Ты знаешь, чем меня порадовать, милая моя девочка».
Невыплаканные слезы, которые я весь день пытаюсь сдержать, внезапно вырываются наружу. Содрогаясь от рыданий, я опускаюсь на пол в ванной. Сегодня мне особенно нужна мамина любовь. Мне так мучительно хочется рассказать ей о внуке, которого я мечтала ей подарить. Она сумела бы меня утешить. Сумела бы заразить своей верой в то, что мы снова увидим солнце.
– Бретт! – Джоад стучит в дверь ванной. – Эй, Бретт, ты где?
– Здесь, – отвечаю я, сдержав всхлипывания.
– Тебе звонят.
Я поднимаюсь с холодного кафельного пола и сморкаюсь. Кому это я понадобилась в праздники? С Кэрри мы говорили двадцать минут назад. Наверное, это Брэд. Хочет узнать, как у меня настроение, и в очередной раз извиниться за свое «непристойное» поведение. Я открываю дверь ванной и бегу по коридору. Тревор встречает меня на лестнице и протягивает телефон.
– Алло, – говорю я, успев погладить племянника по головке, прежде чем он вприпрыжку пускается вниз по лестнице.
– Бретт? – доносится из трубки незнакомый мужской голос.
– Да.
Повисает молчание, такое долгое, что я уже начинаю думать, что нас разъединили.
– Алло, алло! – повторяю я.
Голос, вновь раздавшийся в трубке, дрожит от волнения.
– Бретт, это Джон Мэнсон.
Глава 18
Я понимаюсь по лестнице в мамину спальню, закрываю за собой дверь и опускаюсь на пол, прижавшись к двери спиной.
– Здравствуйте, Джон, – произношу я, обретя наконец дар речи. – Счастливого Рождества!
Он смеется. Смех у него глубокий и приятный.
– И тебе тоже счастливого Рождества.
– Представляю, как вы были удивлены! – говорю я. – Сама я узнала о вас всего два месяца назад, когда прочла мамин дневник.
– «Удивлен» не то слово. Ошарашен, потрясен и обрадован. Жаль, что Элизабет не сообщила мне… о тебе. Но я понимаю, почему она так поступила.
А я нет, вертится у меня на языке. Если он понимает, какие причины вынудили маму молчать, пусть объяснит мне. Но это слишком серьезный разговор, который лучше отложить до следующего раза. Надеюсь, в следующий раз мы устроимся рядышком на диване и отец обнимет меня за плечи. А может, сядем за стол, соединив руки, и будем смотреть друг другу в глаза.
– Где вы… где ты живешь?
– В Сиэтле. У меня небольшой музыкальный магазин, называется «Мэнсон мьюзик». Пару раз в месяц даю концерты, играю на гитаре.
При мысли, что теперь моим отцом будет замечательный музыкант, я невольно расплываюсь в улыбке:
– Расскажи о себе. Я хочу знать как можно больше.
– Непременно расскажу. Но сейчас я немного занят и…
– Прости! – спохватываюсь я. – Сегодня Рождество. Не буду отнимать у тебя время. Но я бы очень хотела с тобой увидеться. Ты, случайно, не собираешься в Чикаго? Кстати, я в отпуске до Нового года.
– Был бы счастлив с тобой повидаться, но сейчас мне никак не вырваться. Видишь ли, у меня есть дочь, ей двенадцать лет. Ее мама уехала в Аспен, и мы остались вдвоем.
– Так у меня есть сестра? – Странно, что во всех моих фантазиях на тему «папа и дочка» другие дети Джонни никогда не участвовали. – Но это же здорово! Как ее зовут?
– Зои. Сегодня она сильно кашляет, боюсь, подхватила простуду. Во всяком случае, сейчас мы не можем отправиться в путешествие.
– Как жаль! – Меня осеняет мысль, которую я немедленно озвучиваю. – А может, тогда я приеду в Сиэтл? Если Зои сейчас не может путешествовать, я…
– Ценю твое предложение, но, думаю, с этим стоит немного подождать. Зои лучше ни с кем не встречаться, пока она больна. Другие люди могут стать для нее источником новой инфекции…
Внезапно я понимаю, что происходит. Отец подыскивает повод, чтобы от меня отделаться. Он не хочет со мной встречаться. Не хочет, чтобы его дочь, впечатлительный подросток, узнала неприглядную тайну, вынырнувшую из прошлого. Почему я не предполагала подобного поворота событий?
– Хорошо, у нас еще будет случай пообщаться. Сейчас тебе лучше вернуться к Зои.
– Думаю, да. Но поверь, Бретт, я был счастлив поговорить с тобой. И я очень хочу с тобой встретиться… как-нибудь потом. Ты меня понимаешь?
– Конечно. Передай Зои привет. Надеюсь, она вскоре поправится.
Я кладу телефон на пол. Вот я и нашла своего отца. И сводную сестру в придачу. Почему же я чувствую себя еще более одинокой, чем раньше?
Когда я вхожу в гостиную, все взгляды одновременно устремляются на меня.
– Звонил мой отец, – сообщаю я, стараясь придать голосу жизнерадостные интонации. – Джон Мэнсон.
Шелли, прикорнувшая на диване, мгновенно просыпается:
– Ну… и как он?
– Замечательно. По-моему, он очень приятный человек. По крайней мере, голос у него приятный.
– А где он живет? – спрашивает Джоад.
– В Сиэтле. – Я опускаюсь на ковер у камина и обхватываю колени руками. – Он по-прежнему занимается музыкой. По-моему, это круто.
– Вы с ним решили, когда встретитесь? – подает голос Шелли.
Руди кладет мне на колени свою симпатичную морду, и я чешу ему под подбородком.
– Пока нет. Но, конечно, мы с ним встретимся в самом скором времени.
– Пригласи его в Чикаго, – предлагает Джей. – Нам всем будет интересно с ним познакомиться.
– Приглашу. Думаю, он приедет, как только его дочь поправится. Сейчас она немного простужена. Можете себе представить? У меня есть сестра! Ей двенадцать лет.
Джоад отставляет в сторону стакан с «Кровавой Мэри» и вскидывает бровь:
– Я так понимаю, у него есть настоящая семья?
– А что ты имеешь в виду под настоящей семьей? – пожимаю я плечами.
– Я просто хотел сказать…
– Джоад просто хотел сказать, что у него есть жена, с которой он живет, и ребенок, о существовании которого он знает, – вставляет Кэтрин.
Джей опускается на пол рядом со мной и кладет руку мне на плечо:
– Ты тоже его настоящая семья. Но ты, сестренка, должна понять, что у вас могут возникнуть трудности. Людям, которые тридцать четыре года друг друга знать не знали, нелегко стать родными. Этот Джонни никогда не катал тебя в коляске, не укачивал на руках, не утешал, когда тебе снились страшные сны…
Не переживал, когда я подхватывала насморк или кашель, мысленно продолжаю я.
– В моем офисе работает женщина, которая когда-то давно передала своего сына на усыновление, – подхватывает Джоад. – Девятнадцать лет спустя он ее нашел, и это породило кучу проблем. У нее нормальная семья, двое детей, и вдруг в их жизнь врывается совершенно чужой человек. В общем, радости от обретения великовозрастного сынка ей было мало. – Джоад трясет головой, словно отгоняя кошмарное видение. Взгляд его падает на меня. – Я вовсе не хотел сказать, что у вас с отцом сложится такая же ситуация.
В голове у меня стоит густой туман уныния. Отец, которого я наконец нашла, не пожелал со мной встретиться. У него есть другая дочь, настоящая дочь, которую он обожает. Я лишь ненужное осложнение, способное породить кучу проблем. Может быть, мама предвидела нечто подобное? Может, именно по этой причине она так и не рассказала мне о нем?
В девять часов вечера я, едва живая от усталости, стою в дверях дома, провожая гостей. Джей и Шелли уже ушли, а Джоад медлит, в замешательстве вертя в руках ключи от машины. Наконец он протягивает ключи Кэтрин:
– Иди, дорогая, включай зажигание. Я сейчас тебя догоню. – Когда Кэтрин выходит, он поворачивается ко мне. – Я только хотел узнать, как долго ты намерена жить в мамином доме? – Он произносит это таким тоном, что сердце мое начинает колотиться как бешеное.
– Я… пока не знаю… Другого жилья у меня сейчас нет, и…
Джоад потирает подбородок:
– В мамином завещании говорится, что никто не может оставаться в этом доме более тридцати дней. А ты живешь здесь со Дня благодарения, верно?
Я смотрю на него, ушам своим не веря. В данный момент все хорошие гены, которые он унаследовал от мамы, оказались бессильны. Передо мной стоит истинный сын Чарльза Болингера.
– В завещании говорится о тридцати днях подряд, – поправляю я чуть дрогнувшим голосом. – А каждый понедельник я провожу в Джошуа-Хаусе.
Губы Джоада остаются плотно сжатыми, но в глазах плещется насмешка. Насмешка над моей глупой уверткой.
– Значит, ты решила каждую неделю отводить часы назад?
Именно так. Но взгляд Джоада яснее слов дает понять, что он с таким решением не согласен.
– Что я, по-твоему, должна делать? Наследства я не получила. Живу на зарплату учительницы. Всю свою мебель отдала.
Джоад вскидывает руки:
– Хорошо-хорошо. Забудь об этом. Мне просто казалось, именно ты намерена неукоснительно соблюдать волю мамы. Можешь оставаться здесь, сколько хочешь. Я ничего не имею против. – Он касается моей щеки губами. – Спасибо за прекрасный обед. Люблю тебя.
Джоад поворачивается и выходит на крыльцо, я закрываю массивную дверь палисандрового дерева, иду в гостиную, но внезапно поворачиваюсь, снимаю туфли и запускаю ими в дверь:
– Джоад, пошел к черту!
Руди вскакивает с коврика и бежит ко мне. Я сажусь на пол и запускаю пальцы в его густую мягкую шерсть.
– А тут еще ты навязался на мою голову, – бормочу я. – Из-за тебя нам придется искать квартиру, где ничего не имеют против дворняжек. Где мы такую найдем, скажи на милость?
Я буквально валюсь с ног. У меня осталось одно желание – растянуться на кровати под маминым роскошным одеялом и погрузиться в сон, хотя бы на время убежав от унылой реальности. Вместо этого до трех часов ночи я лежу, не смыкая глаз. Мысли вертятся вокруг моей несостоявшейся беременности, несостоявшейся встречи с отцом, неприятного разговора с братом. От внезапной любви, которой я прониклась к своей неведомой сестре, не осталось и следа. Душа моя полна ревности и жалости к себе.
Я поворачиваюсь на бок, вновь и вновь прокручивая в памяти все, что сказал мне Джоад, потом отбрасываю одеяло и спускаюсь вниз. На кухонном столе отыскиваю ноутбук.
Через десять минут становится ясно, что найти квартиру мне вряд ли удастся. Этому препятствуют две причины: мои скромные средства и мой мохнатый друг. Убедившись, что за более или менее приличную квартиру придется выложить свою месячную зарплату, я тяжело вздыхаю и возобновляю поиски. Без второй спальни вполне можно обойтись. Но и квартиру с одной спальней мне не потянуть. Есть только один реальный выход: перебраться в южную часть города. Престижные северо-восточные районы, где я провела всю свою жизнь, мне теперь не по карману. Но кто сказал, что жить можно только к северу от Чикаго-Луп?
Я открываю другую страницу. Мои предположения подтверждаются. Арендная плата на юге значительно ниже… но, увы, она все же слишком высока для учительницы, работающей первый год. Трогать свои пенсионные накопления я не могу, снимать квартиру на пару с какой-нибудь незнакомой женщиной не согласна. Все, что мне остается, – это поселиться к югу от Эйзенхауэр-экспрессвей. Вот уж не думала, что когда-нибудь мне придется жить в этом районе.
Господи, до чего я докатилась! Как я буду жить в этом кошмарном месте, криминальном и грязном?! Мама, мама, и зачем ты все это придумала!
Глава 19
Восходящее солнце висит над горизонтом, когда я, красноглазая, растрепанная, заезжаю в Джошуа-Хаус, чтобы отвезти Санквиту к доктору Чань. День сегодня морозный. В такие дни особенно запоминаются звуки – хруст снега под ногами, потрескивание льда на озере Мичиган, гудение радиатора в машине. Санквита, в велюровом спортивном костюме и короткой куртке с искусственным мехом на капюшоне, на пассажирском сиденье потирает замерзшие руки.
– «Ю-эс ньюс энд уорлд рипорт» утверждает, что медицинский центр Чикагского университета использует самые передовые методы лечения почечных заболеваний, – сообщаю я бодрым голосом. – Ему нет равных во всей стране.
Читать бесплатно другие книги:
