Очень простое открытие. Как превращать возможности в проблемы Гуриев Владимир
малколм гладуэлл тогда еще не написал свою книжку про 10 тысяч часов, но я нутром чувствовал, что постоянными повторениями можно освоить любой спорт, особенно если в нем не надо прыгать и бегать.
минимально рекомендуемый размер помещения для такого стола — 25 квадратных метров, и это, как я понимаю сейчас, без учета дивана, тумбочки, пианино, письменного стола и двух стульев.
вес стола зависит от многих факторов, но если брать нормальный, с каменной плитой, то это 200–300 кг.
о том, что нам со столом, возможно, придется съехать со съемной квартиры, я почему-то не думал вообще. это событие казалось далеким и маловероятным.
соседи снизу тоже почему-то казались далекими и маловероятными. и хозяйка, которую, как я понимаю сейчас, внезапный бильярдный стол на драгоценном паркете мог бы несколько удивить.
не помню, что меня остановило. мне кажется, жадность. это сейчас простенький стол можно купить долларов за 500, а тогда столы были, в основном, привозные, ну и я не хотел тренироваться на какой-то фигне. в общем, мой стол стоил 5 тысяч долларов.
кажется, ровно столько у меня и было. все мои сбережения тогда лежали на верхней крышке пианино, чтобы было удобно снимать с депозита нужную сумму.
и все равно я две недели сомневался.
и теперь, когда жизнь меня сталкивает с людьми, которые совершают идиотские поступки, я эти поступки оцениваю в столах. обычно это дробь. честно говоря, я не помню, чтобы кто-то сильно превысил оценку в «полстола».
ну, не считая меня.
я совершил довольно много импульсивных и дурацких поступков. некоторые я оцениваю в два-три стола, не меньше. есть, наверное, пара пятерок.
но тут как со спортом. постоянными повторениями можно освоить все, что угодно, а я еще и от природы нормально так одарен.
сегодня все утро думал побриться налысо, повесить в левое ухо серьгу, на все свободные пальцы надеть дешевые цыганские перстни, а на левом локте сделать татуировку practice makes perfect.
мой кризис среднего возраста похож на эдриена броуди, которому снится, что он вин дизель.
но потом я почему-то вспомнил про стол.
сейчас бы играл как бог, конечно.
маша шумихина в комментарии сказала очень важную штуку, на самом деле.
когда в юности слышишь конструкцию «в n лет жизнь только начинается», то обычно воспринимаешь ее как успокаивающую мантру. дескать, не переживай, рухлядь, время еще осталось.
и очень часто это, конечно, мантра и есть.
но жизнь действительно начинается не сразу. только с возрастом и опытом ты отваживаешься не общаться с людьми, которые тебе не интересны, не смотреть фильмы, которые тебе не понравятся, бросать скучные книжки, ну и вообще — вести себя так, как считаешь нужным, и говорить то, что считаешь нужным, не особенно переживая, что о тебе подумают.
в двадцать лет мне не пришло бы в голову оценивать мужскую внешность, потому что мы, гетеросексуальные мужчины, этого не делаем. в двадцать лет я обязан был посмотреть arizona dream и обязан был его полюбить, потому что все его полюбили (полюбить не удалось, поэтому я его просто уважал). нельзя было сказать, что einsturzende neubauten — это плохая и скучная группа — проще было сразу выйти на главную площадь с плакатом «у меня нет ни ума, ни сердца» на груди.
стремление принадлежности к группе в юности настолько сильное, а себя ты понимаешь настолько плохо, что ты легко принимаешь ценности близкой тебе группы за свои и пытаешься жить ими. плачешь, колешься, но пытаешься.
ну и, конечно, от идеи, что окружающий мир постоянно тебя оценивает, тоже трудно избавиться. переход от геоцентрической системы мира к гелиоцентрической случается не сразу и с рыданиями.
но с возрастом ценность этих ценностей и ценность принадлежности к чему-то понемногу уходит плюс встроенный булшит-детектор начинает работать чуть лучше. и ты начинаешь позволять себе все больше и больше. и потихонечку, как колумб, открываешь себя.
как и в случае с колумбом, есть, конечно, шанс искать азию, а открыть америку или воронеж, тут уж кому как повезло.
но даже в воронеже по-своему здорово.
перестаешь бояться одиночества и даже находишь в нем удовольствие. и строчки хайяма «уже лучше будь один, чем с кем попало» перестают казаться описанием маленького подвига. наоборот — ты понимаешь, что это путь наименьшего сопротивления.
начинаешь говорить людям, которые тебе нравятся, что они тебе нравятся, — потому что ценность фидбека для тебя сильно снижена, ты его не сильно ждешь и не боишься его услышать. а время, на самом деле, уходит, и ты понимаешь, что если не прямо сейчас сказать людям, которых ты любишь, о любви, то этого прямо сейчас больше никогда не будет, и каждое твое молчание — это упущенный шанс.
перестаешь давать еще один шанс условному майклу бэю или столь же условному фон триеру.
ну, хорошо, с книжками даже мне предстоит поработать, но я их уже бросаю, просто все еще испытываю чувство вины.
последний рухнувший оплот, который я за собой заметил, был довольно забавный. я заметил, что у коллеги на ногах разные носки.
— коллега, — сказал я. — извините, что врываюсь в вашу интимную область, но у вас, кажется, носки разного цвета.
— да, — сказал коллега. — именно так и есть.
— но, — сказал я.
и вдруг понял, что одинаковые носки — это история про «надень шапку немедленно, стыдно ведь, что люди подумают». а люди не особенно обо мне думают. а если думают, то быстро обо мне забывают. и разные носки — это просто еще одна степень внутренней свободы, которой у меня нет.
самое смешное про шапку, что в детстве и юности я поворачивал за угол и срывал ее с головы, потому что мне казалось, что свобода в этом. но на самом деле свобода в том, чтобы надевать шапку, когда тебе холодно, а когда не холодно — не надевать.
так за несколько десятилетий хождения по кругу я наконец снова пришел в ту точку, в которой бабушка была бы счастлива и спокойна.
короче, человек — это как пирог в духовке. и жизнь пирога начинается, только когда его вытаскивают из печи.
и вот этот пирог сидит в шапке и в разных носках. вокруг него валяются недочитанные книжки. людей вокруг нет — одним он слишком часто говорил о любви, а другим — что ему плевать на их мнение.
а иногда он их путал.
пирог хотел быть свободен и счастлив, но выбрать можно что-то одно.
хорошо, что в соседней комнате есть какие-то люди. с ними все будет по-другому, думает пирог. если что, про einsturzende neubauten навру, бог с ним.
— тебе с яблоками? — говорит мужчина.
— да, — говорит женщина.
какие у них приятные голоса, думает пирог. сразу видно, интеллигентные люди, наверняка бросили много книг.
думаю, мы подружимся.
я вчера перед приходом клинера прибрался, вынес мусор, помыл посуду — и все это в восемь утра. в воскресенье.
а сегодня понял, откуда это у меня.
виноваты во всем гостеприимные люди.
приходишь ты в гости к такому человеку, а он тебе:
— я, — говорит, — гостей не ждал, в холодильнике шаром покати, так что не обессудьте, перекусим тем, что бог послал.
а ему бог в этот день послал бёф бургиньон, жареных лисичек с луком под сметаной, на всякий случай треску, а еще спаржи и хамона по мелочи и десерт.
и чай у него не в пакетиках. семь сортов.
а тебе в хороший день бог посылает пакет кефира и упаковку яиц.
может быть, думаешь ты, надо было указать индекс.
или к другому человеку приходишь, а он говорит:
— извините, у меня не убрано, даже стыдно людей приглашать.
а комната аж звенит от чистоты, самый пыльный предмет в ней я.
в общем, спасибо вам, друзья, за мои расшатанные социальные нормы и недостижимые стандарты.
и самое обидное, что все эти неврозы в никуда, мне от них только унижение и боль.
— давно меня не было, — говорит клинер после уборки, — очень грязно. нужно чаще вызывать.
никто, никто не оценит ваши усилия и жертвы, если вы о них не расскажете.
если расскажете, впрочем, тоже.
в глубоко подзамочном обсуждении возник интересный вопрос:
а существует ли вообще гуманитарный склад ума, не является ли это красивым обозначением пустоты.
ну, как возник, я сам себя и спросил.
но на самом деле интереснее про другое, интереснее про вытесняющие скиллы и личные качества. я ничего про это специально не читал, но вот что я заметил.
ну, то есть существует некий идеальный образ сферического кандидата в вакууме, но он очень далек от реальности, таких людей нет и быть не может.
у хороших организаторов плохая фантазия и, увы, наоборот.
у людей, которые здорово умеют обращаться с другими людьми, часто не очень хорошо с логикой.
ну, это понятно почему. если у вас очень хорошо с логикой, вам с другими людьми часто бывает трудно.
если у вас хорошо и с людьми, и с логикой, я не хочу спрашивать, что у вас с этикой.
ярко выраженная инициативность, плавно переходящая в лидерство, и умение работать в команде редко ходят рядом.
если человек в сознательном возрасте говорит, что он легко обучается, он просто врет или тряпка без собственного мнения.
если человек умеет отстоять собственное мнение, обучается он хреново.
самое плохое, если он все-таки иногда непредсказуемо обучается. вы полгода мучались и наконец решили сдаться этому тупому ослу, а он внезапно переобучился и понял все, что вы ему говорили.
чем лучше человек говорит, тем меньше он сделает.
чем лучше у человека развито абстрактное мышление, тем меньше он сделает.
чем больше у человека ярких идей, тем меньше он сделает.
в любом случае человек сделает меньше, чем вы ожидали.
решительность — это всегда синдром слабоумия. если повезло, то легкого, но обычно не везет.
если у человека хорошее чувство юмора значит, он плохо относится к людям. чувство юмора не прыщ, само не вскочит.
если у человека хорошее чувство юмора и вы не поймали его на том, что он плохо относится к людям, не исключено, что вы слишком решительны.
ну, или он, сука, макиавелли.
неконфликтность — или тряпка, или смотри предыдущий абзац.
аккуратные люди очень скучные. чем лучше человек заправил кровать утром, тем он зануднее.
исключение — безумно аккуратные люди. они снова интересные. если во время разговора собеседник посчитал все карандаши в стакане, он норм.
спросите у него, сколько на вашей лестнице ступенек и правда ли, что первая выше остальных (да, правда, и это всех раздражает).
хороший математик не может писать хорошие стихи, а хороший поэт совсем не про математику. если у вас есть контрпример, вы не разбираетесь ни в математике, ни в поэзии.
хороший математик и хороший поэт одинаково беспомощны перед протекшим краном.
стрессоустойчивых людей не существует, есть люди, которым наплевать на вас и ваши проблемы.
проверить это очень легко. если встретите стрессоустойчивого человека, попробуйте воткнуть ему нож в ладонь.
эй, я пошутил, я же предупреждал про чувство юмора выше.
зато я искренний и решительный.
ох, черт.
привет,
я хочу рассказать об открытии, которое я сделал.
это очень простое открытие, очень.
вселенная говорила мне одно и то же множество раз, но я упорно ее не слышал, потому что — ну об этом чуть позже, давайте пока сойдемся на том, что я упорно ее не слышал, потому что я очень сообразительный парень, что, к сожалению, правда.
это открытие касается того, как человек общается с миром. с другими людьми. с самим собой.
я понимаю, что звучу сейчас как оживший труп алена карра, но поймите и меня — слепой старичок внезапно обнаружил, что очки все это время были у него на лбу, отсталый ребенок из анекдота увидел море.
и оно прекрасно.
слепому старичку требуется время, чтобы справиться с охватившим его восторгом, ему нужно отдышаться.
тут вот какая штука. мне кажется, мы биологически запрограммированы на один тип поведения, но потом по разным причинам, о которых мне сейчас лень писать, приходим к другим поведенческим стратегиям.
в общем виде открытие формулируется так.
люди не любят смешанные сигналы.
очень просто, правда?
на практике это означает вот что. есть какое-то количество людей, которым небезразлично ваше мнение о них. не жизненно важно, а небезразлично. у каждого из нас таких людей наберутся сотни, особенно если считать воображаемых друзей.
можете взять даже шире: всех людей, про которых у вас в принципе есть или может сложиться мнение. это тоже подойдет. так даже лучше.
если вы хотите сильно упростить свою эмоциональную жизнь, нужно придерживаться трех простых правил в общении с этими людьми.
говорить охуенным людям, что они охуенные.
говорить тем, кто делает говно, что они делают говно (когда и если это так).
не путать первых со вторыми.
с первым правилом все просто. каждый раз, когда вам захочется сказать охуенному человеку что-нибудь хорошее, так и сделайте. не нужно стесняться. не нужно придумывать красивые формулировки — чем проще вы это скажете, тем лучше. не нужно думать, как он отреагирует и как вы выглядите. это совершенно неважно. вы это делаете не для себя и не для него. вы просто описываете реальность вслух.
эту поляну сильно испортил дейл карнеги, который пропагандировал очень правильные вещи, совершенно неправильно объясняя их необходимость. по сути, все его книжки продвигаются и воспринимаются как подробные инструкции по имитации коммуникативного оргазма, причем тот факт, что у некоторых людей этот оргазм еще и бывает, вообще говоря, не выпячивается.
а он бывает и легко достижим, если открыто и прямо говорить охуенным людям, какие они охуенные. причем не нужно заворачивать это и без того вкусное сообщение в дополнительные фантики из цитат и смыслов. скажите так, как есть. охуенный человек поймет и простит вашу незамысловатость.
вот еще что.
велик соблазн — по крайней мере, на первых порах — снизить эмоциональный накал сообщения, назвать человека не пиздец каким умным, а, допустим, довольно умным или соорудить такую смысловую конструкцию, которую можно трактовать и так и эдак.
дескать, я тебя, может, и похвалил, а может, и хуй.
эту ошибку совершают миллиарды.
я сам поступал именно так.
это все не работает или работает очень плохо. потому что люди не любят смешанные сигналы, и заебанному до седьмых кровей современному человеку нужно давать концентрат, иначе он ничего не почувствует.
это все равно что вы пришли в ресторан за стейком, а вам на тарелку со словами «а че, тоже мясо» вывалили тушенку производства липецкого мясокомбината.
так нельзя. если хотите похвалить человека, идите до конца. мы в ответе за тех, кого похвалили.
и ничего не бойтесь. не бойтесь показаться неумным — вы и так, скорее всего, увы. не бойтесь открыться — рассказывая людям, что вы действительно думаете о них, вы, конечно, формально подставляетесь, но если подумать, то никак внезапно возникшим преимуществом ваш собеседник воспользоваться не может, да и не стал бы, если он охуенный.
не бойтесь быть отвергнутым, потому что охуенность — это не про взаимность. когда ваш друг охуенный, а вы — нет, это нормально, не всем же быть охуенными. вы охуенный для кого-то другого, просто этот другой молчит.
принять эту позицию сразу, наверное, мешает разбухшее в городе человеческое эго. именно оно пытается выглядеть лучше, чем есть. оно пытается казаться умнее, чем есть. оно выстраивает вокруг себя изгородь из слов, чтобы не дай бог никто не добрался до него и не увидел, какое оно дрожащее и жалкое.
ваше эго — это не вы. вы — охуенный, и смелый, и хорошо переносите холод. скажите себе об этом. вы — больше чем эго, которого, как учат нас индусы, вообще нет. но нам удобнее исходить из того, что оно все-таки есть, но пользы от него в этом контексте как от пылинки на глазу.
итак, первое правило очень простое и звучит так.
говорите охуенным людям, что они охуенные, — в те моменты, когда их охуенность зашкаливает или у вас хорошее настроение.
в этом месте пытливый читатель, наверное, спросит, зачем это все.
у меня, если честно, нет ответа. по большому счету, низачем. но вот представь, что ты идешь с бесконечной краюхой хлеба в руке, а навстречу тебе человек с голодными глазами. тут нет вопроса зачем. тут есть вопрос почему. потому что у тебя дохуя хлеба, а человек, может быть, голоден.
потому что это охуенно — говорить охуенным людям, что они охуенные, вот зачем.
потому что им почти никто об этом не говорит.
потому что многие охуенные люди даже не знают о том, какие они охуенные.
весь мир кормит детей в сомали, а про умирающих от эмоционального голода охуенных людей все забыли.
исполнение первого правила не принесет вам никакой пользы, но принесет радость.
вот зачем.
во втором правиле я не уверен. точнее, лично мне кажется, что в идеале оно должно быть симметричным — и говну нужно говорить, что оно говно.
но тут вот какая штука. во-первых, я одно время так и поступал, и никакой особенной радости мне это не принесло. во-вторых, если бы говно просто обижалось и уходило, это было бы полбеды, но зачастую оно остается и пытается тебя переубедить.
в общем, жизнь течет слишком быстро, чтобы спорить с людьми, которые мне не нравятся. поэтому у второго правила очень мягкая формулировка. мы просто время от времени говорим людям, над которыми эго взяло верх, что они причиняют нам неудобство.
не нужно ругать и лечить. не нужно переубеждать. не нужно объяснять. если человек стоит на твоем пути, не имеет смысла объяснять ему, что он стоит неправильно — проще попросить, чтобы он отошел.
это очень важный момент. если первое правило позволяет нам дарить радость другим людям, то второе — убирает помеху, оно вообще не про людей. теоретически под второе правило могут попасть даже люди из первого правила (обычно все-таки нет, но иногда бывает).
третье правило говорит, что не нужно путать людей из первого правила с людьми из второго.
мы только что выяснили, что там нет четкой границы, а второе правило вообще не про людей, а про поступки, но тут, конечно, штука в том, что есть люди охуенные, котороые иногда делают говно, а есть их противоположности.
так вот, противоположностям не нужно говорить, что они охуенные. потому что это не так. и хотя у вас в руках бесконечная краюха хлеба, если раздавать хлеб направо и налево, смысл угощения теряется.
охуенные люди должны знать, что вы не говорите это всем.
не надо воровать у них радость только потому, что вы не хотите никого обидеть.
не нужно врать. промолчать всегда бывает достаточно.
вот, собственно, и все мое открытие. не бином ньютона, согласен.
теперь пару слов о том, как это все работает, и я пойду гулять.
работает это очень интересно. многие не верят. многие ищут подвох. многие начинают гадать, что вам от них нужно. самые отважные спрашивают прямо.
(поэтому лучше начинать с тех, от кого вам ничего не нужно, — потом, когда набьете руку, можно будет переходить к более сложным случаям.)
детектор сарказма верещит в девяти случаях из десяти. вам никто не верит.
но если вы не сдадитесь и продолжите рассказывать людям правду, произойдет удивительное.
сначала они начнут говорить, что вы охуенный, — на это можно не обращать внимания, в большинстве случаев это выглядит как простое алаверды (и даже если оно таковым не является, отличить его от алаверды невозможно).
а потом происходит удивительное.
они начинают говорить это друг другу.
сначала осторожно и в шутку, а потом все больше искренне, почти всерьез.
это как большой взрыв.
это все равно как летом в чистую ночь выехать на машине из города и ехать до тех пор, пока его огни не погаснут, а потом остановиться, выйти на дорогу, закинуть голову вверх — и увидеть, что на небе тысячи, миллионы звезд, о существовании которых ты забыл.
вот зачем.
и теперь, когда я это знаю, мне кажется, что я всегда это знал, но только забыл. похвали человека, если есть за что. дай ему понять, как ты к нему относишься. включи ему свет, ему темно.
не жди взаимности и благодарности, ты здесь не для этого.
просто немного подожди и закинь голову вверх.
вот зачем.
IV
книга мертвых поэтов
как должны проходить честные уроки литературы в школе.
во-первых, дети, забейте на «онегина» и «героя нашего времени». это невероятные книги, но чтобы оценить их по-настоящему, нужно кое-что пережить. перечитайте их в тридцать, и на каждой странице вы будете спрашивать себя, откуда, откуда, откуда он это знал про меня.
особенно мальчики.
к сожалению, эти книжки есть в школьной программе. это чудовищная ошибка.
давайте притворимся, что мы их прочитали и поняли.
как эдмон дантес притворился, что он граф монте-кристо.
помните, мы его в прошлой четверти обсуждали? вместо некрасова.
так что давайте договоримся, что вы их как бы прочитали и поняли, а я как бы в это поверил.
но что нужно знать про пушкина уже сейчас. мы его, конечно, любим не только за это, но посмотрите, как писали до пушкина и как писали после него. этот чувак просто изобрел русский язык, которым мы пользуемся.
а представьте, каким был бы русский язык, если бы пушкина не было. вот, например, как бы мы разговаривали сейчас на языке державина или ломоносова? круто было бы?
или на языке велимира хлебникова, например.
совсем другая жизнь была бы.
коля, скажи нам что-нибудь на языке хлебникова.
спасибо, коля, помычал, и хватит.
и посмотрите на лермонтова — он написал одну из главных книг в русской литературе, когда ему не было еще 25, а умер вообще в 26.
вы в это, конечно, не поверите, но 25 — это вообще ничто.
даже пьюдипаю 27!
а грибоедов — написал всего одну толковую книжку, а мы цитатами из нее разговариваем до сих пор.
по нынешним меркам он вообще не писатель. одна книжка, ха.
и все они были совершенно безумны и искали смерти.
и, к сожалению, нашли.
то есть это поразительный факт — и пушкин, и лермонтов, и грибоедов, и гоголь, и толстой, и достоевский в первую очередь были безумными, смелыми, невероятно интересными и яркими людьми.
но книги, которые они нам оставили, еще ярче.
настолько ярче, что мы часто забываем о том, какими крутыми, яркими и странными были их авторы.
гоголь не очень был смелым, конечно, но он брал безумст-
вом.
так, что там дальше. горький. горького можно не читать вообще. хрен с ним, забейте на горького. нельзя сказать, что он плохой писатель, конечно. но если не идет — вы ничего не потеряете.
чехов — это удивительный автор, которого нужно читать дважды. сейчас вам его рассказы, скорее всего, покажутся очень смешными, но с возрастом вы поймете, что они еще и очень грустные. такое мало кому удается. в один рассказ чехов впихивает сразу несколько.
не говоря уже о пьесах, где сплошные перестрелки.
но возникает вопрос, зачем вообще все это читать.
зачем вообще нужна литература.
почему не читать инструкции и учебники. почему их недостаточно.