Давший клятву Сандерсон Брендон

Пока Шаллан рисовала, до нее доносились отголоски спора политиков. Она расположилась на каменной скамье в конце большого зала собраний вблизи вершины башни. Девушка принесла подушечку, чтобы положить на сиденье, и Узор радостно жужжал на маленьком пьедестале.

Она устроилась, подняв ноги и положив на бедра альбом, пальцами ног в чулках уперлась в край передней скамьи. Не самая достойная поза; Сияющая была бы оскорблена. В передней части зала Далинар стоял перед светящейся картой, которую он и Шаллан — каким-то образом объединяя силы — могли создавать. Великий князь пригласил Таравангиана, других князей, их жен и главных письмоводительниц. Элокар пришел с Калами, которая в последнее время стала его помощницей.

Ренарин в униформе Четвертого моста замер перед отцом. Юноша явно испытывал неудобство — то есть выглядел в целом как всегда. Неподалеку развалился Адолин, скрестив руки на груди и время от времени шепча какую-нибудь шутку одному из мостовиков.

Сияющей полагалось быть там, участвовать в этой важной дискуссии о будущем мира. Вместо этого Шаллан рисовала. Тут, наверху, был великолепный свет благодаря широким стеклянным окнам. Она устала чувствовать себя в ловушке в темных коридорах нижних уровней, где за ней как будто все время кто-то следил.

Девушка закончила набросок, потом повернула его к Узору, придерживая альбом защищенной рукой. Он сорвался со своего возвышения, чтобы изучить ее рисунок — щель, в которую забилась искореженная фигура с выпученными человеческими глазами.

— Мм, — прогудел Узор. — Да, правильно.

— Это какой-то спрен, верно?

— Я чувствую, что должен знать, — пробормотал Узор. — Это… это существо из давних времен. Очень-очень давних…

Шаллан вздрогнула:

— Почему оно здесь?

— Не знаю. Оно не одно из нас. Оно… принадлежит ему.

— Древний спрен Вражды. Как мило.

Шаллан перелистнула страницу и начала новый рисунок.

Остальные продолжали обсуждать союз, в котором постоянно всплывали Тайлена и Азир как наиболее важные страны, которые требовалось склонить на свою сторону. Особенно теперь, когда в Ири совершенно ясно дали понять, что они присоединились к врагу.

— Светлость Калами, — обратился Далинар. — Последнее донесение. В нем сообщалось о значительном скоплении сил противника в Марате, не так ли?

— Да, светлорд, — откликнулась письмоводительница, сидевшая за столом. — В Южном Марате. Вы предположили, что низкая заселенность региона подвигла Приносящих пустоту собраться именно там.

— Ириали воспользовались шансом ударить по восточным и юго-восточным землям, чего им всегда хотелось, — рассуждал Далинар. — Они захватят Риру и Бабатарнам. Области вроде Триакса — окрестностей южных регионов Центрального Рошара — по-прежнему молчат.

Светлость Калами кивнула, и Шаллан постучала себя по губам карандашом. У вопроса имелась подоплека. Как могли полностью молчать целые города? Нынче в каждом крупном центре — особенно в портах — имелись сотни действующих даль-перьев. Они были у каждого светлоглазого или торговца, который хотел следить за ценами или поддерживать связь с отдаленными владениями.

Даль-перья в Холинаре заработали, едва вернулись Великие бури, а потом затихли одно за другим. В последних сообщениях говорилось о том, что вокруг города собирается армия. А потом… ничего. Похоже, враги каким-то образом разыскали все даль-перья.

Зато они наконец-то получили весточку от Каладина. Единственный глиф, подразумевавший, что им надо проявить терпение. Он не смог добраться до города и найти женщину, которая смогла бы писать вместо него, и просто хотел сообщить, что с ним все в порядке. Если, конечно, даль-перо не захватил кто-то другой и не подделал глиф, чтобы сбить их с толку.

— Враг нацелился на Клятвенные врата, — размышлял Далинар. — Все их перемещения, не считая концентрации в Марате, указывают на это. Похоже, армия собирается нанести удар по Азиру или даже совершить переход и попытаться напасть на Йа-Кевед.

— Я доверяю оценке Далинара, — прибавил великий князь Аладар. — Если он верит, что такое развитие событий возможно, надо прислушаться.

— Ба! — отозвался великий князь Рутар. Этот скользкий человек прислонился к стене напротив остальных и почти не принимал участия в беседе. — Аладар, кому есть дело до того, что ты говоришь? Удивительно, что ты вообще хоть что-то видишь, учитывая место, в которое ты засунул свою голову в последние дни.

Аладар резко повернулся и вскинул руку в призывном жесте. Далинар его остановил — и Рутар должен был знать, что так случится. Шаллан покачала головой и позволила себе еще сильней углубиться в рисование. На верхней стороне листа появилась пара спренов творчества: один — в виде туфельки, другой — карандаша, копии того, которым она пользовалась.

Она рисовала великого князя Садеаса, не пользуясь каким-то конкретным Образом. У нее ни разу не возникло желания включить его в свою коллекцию. Закончив быстрый набросок, Шаллан перелистнула страницу и начала рисовать светлорда Переля — другого человека, которого они нашли мертвым в коридорах Уритиру. Она пыталась воссоздать его лицо без ран.

Перелистывая страницы, сравнила наброски и решила, что эти двое и впрямь похожи: некрасивые лица с пухлыми щеками, одинаковое телосложение. На следующих двух страницах были ее наброски двоих рогоедов. Они тоже в общих чертах походили друг на друга. А две убитые женщины? С чего вдруг мужчина, который убил свою жену, признался в убийстве, а потом поклялся, что непричастен к гибели второй жертвы? Одной и так хватало, чтобы заслужить смертную казнь.

«Этот спрен подражает насилию, — размышляла она. — Убивает или ранит тем же способом, какой применялся накануне. Он как будто… пробует разные роли?»

Узор тихонько загудел, привлекая ее внимание. Шаллан подняла взгляд и увидела, что кто-то идет в ее сторону: женщина средних лет с черными волосами, остриженными почти до самой кожи, в длинной юбке, блузе на пуговицах и жилете. Тайленская купеческая одежда.

— Светлость, что вы рисуете? — спросила она по-веденски.

Услышать родной язык было так неожиданно, что Шаллан чуть призадумалась, подбирая слова.

— Людей, — ответила она, закрывая альбом. — Мне нравится рисовать фигуры. Вы прибыли с Таравангианом. Вы его связывательница потоков.

— Малата, — представилась женщина. — Но я не «его». Я прибыла с ним ради удобства, поскольку Искра предложила поглядеть на Уритиру, раз уж его нашли. — Она окинула взглядом большой зал. Шаллан не видела никаких признаков ее спрена. — Полагаете, когда-то мы заполняли всю эту комнату?

— Десять орденов, — напомнила Шаллан, — некоторые — с сотнями адептов. Да, я думаю, мы ее заполняли, — вообще-то, я сомневаюсь, что все могли тут поместиться.

— А теперь нас четверо… — ленивым голосом произнесла Малата, созерцая Ренарина, который топтался рядом с отцом в напряженной позе и потел от оценивающих взглядов, которые время от времени на него бросали.

— Пятеро, — уточнила Шаллан. — Где-то там болтается мостовик — и это лишь те, кто собрался здесь. Должны существовать еще Сияющие вроде вас — те, кто пока не нашел способ добраться в Уритиру.

— Если они этого захотят. Не обязательно, что все случится так же, как когда-то. Да и зачем им сюда стремиться? В прошлый раз для Сияющих все закончилось не очень-то хорошо, верно?

— Может быть. Но Опустошение — неподходящее время для экспериментов. Использование накопленного опыта не худший способ его пережить.

— Любопытно, — проворчала Малата, — что нам приходится верить на слово нескольким занудам-алети по поводу всей этой истории с «Опустошением», не так ли, сестра?

Шаллан моргнула от небрежности, с которой было это сказано, да еще и с подмигиванием. Малата улыбнулась и вальяжно проследовала обратно в переднюю часть зала.

— Она меня раздражает, — прошептала Шаллан.

— Мм… — откликнулся Узор. — Будет хуже, когда она начнет уничтожать вещи.

— Уничтожать?

— Она пыленосец, — пояснил Узор. — Ее спрен… они любят ломать все вокруг. Чтобы узнать, как оно устроено.

— Как мило, — пробормотала Шаллан, листая свой альбом. Существо в щели. Мертвецы. Этого должно хватить для Далинара и Адолина, с которыми она собиралась поговорить сегодня, раз уж удалось закончить наброски.

А что потом?

«Я должна поймать это существо. Буду следить за рынком. В конце концов кто-то пострадает. И через несколько дней оно попытается скопировать нападение».

Может, имеет смысл организовать патрулирование неисследованных частей башни? Поискать тварь, а не ждать, пока она нападет?

Темные коридоры. Каждый туннель — словно невозможная линия на рисунке…

В комнате стало тихо. Шаллан вынырнула из своих раздумий и огляделась в поисках причины происходящего. На совещание прибыла Йалай Садеас. Ее сопровождал старый знакомый — Меридас Амарам, высокий крепкий мужчина с бледно-коричневыми глазами и квадратным лицом. А еще убийца, вор и предатель. Его застигли во время попытки украсть осколочный клинок — и это доказывало, что капитан Каладин рассказал о нем правду.

Шаллан стиснула зубы, но вдруг поняла, что охвативший ее гнев… холодный. Нет, она не простит этого человека за убийство Хеларана. Неприятная правда заключалась в том, что она не знала, как и почему ее брат пал от руки Амарама. Она почти слышала шепот Ясны: «Не суди, пока не узнаешь подробности».

Внизу Адолин поднялся и шагнул навстречу Амараму, прямо в центр иллюзорной карты, вынудив ее поверхность заколыхаться волнами буресвета. Он вперил в Амарама убийственный взгляд, невзирая на то что Далинар положил руку на плечо сына, удерживая его на месте.

— Светлость Садеас, — поприветствовал Далинар. — Рад, что вы согласились присоединиться к собранию. Нам не помешает ваша мудрость в составлении плана.

— Далинар, я здесь не ради твоих планов, — отрезала Йалай. — Я здесь, потому что это удобная возможность встретиться со всеми сразу. Я посовещалась со своими советниками, пребывающими в наших владениях, и мы решили, что наследник — мой племянник — еще слишком молод. Нельзя, чтобы в такое время дом Садеас оставался обезглавленным.

— Йалай, — ответил Далинар и шагнул вперед, встав рядом с сыном. — Давай поговорим. Пожалуйста. У меня есть одна идея — она, пусть и нетрадиционная, может…

— Традиция — наш союзник, — перебила Йалай. — Думаю, ты никогда не понимал этого так, как следовало. Великий маршал Амарам — наш самый отличившийся и почитаемый генерал. Его любят солдаты и знают люди по всему миру. Я назначаю его регентом и наследником титула. Он во всех отношениях теперь великий князь Садеас. Я прошу короля это одобрить.

Шаллан затаила дыхание. Король Элокар, до той поры явно плутавший в раздумьях, поднял взгляд:

— Это законно?

— Да, — подтвердила Навани, скрестив руки.

— Далинар, — заговорил Амарам, спустившись на несколько ступенек, в сторону собравшихся в нижней части аудитории. — Надеюсь, наши недавние… трения не помешают нам вместе трудиться во славу Алеткара. Я поговорил со светлостью Йалай и, думаю, убедил ее, что наши разногласия вторичны по сравнению с высшим благом Рошара.

От его голоса Шаллан пробрал озноб. Эта отточенная дикция, безупречное лицо, форма без единой морщины… он был человеком, которым надеялся стать каждый солдат. «Не я одна умею притворяться», — подумала она.

— Высшее благо, — повторил Далинар. — По-твоему, ты можешь говорить о том, что является благом?

— Все, что я сделал, было ради высшего блага, — настаивал Амарам напряженным голосом. — Все без остатка. Прошу тебя. Я знаю, ты собираешься затеять против меня судебную тяжбу. Я предстану перед судом — но давай отложим это, пока Рошар не будет спасен.

Далинар смотрел на Амарама на протяжении долгой и напряженной паузы. Потом наконец перевел взгляд на племянника и коротко кивнул.

— Светлость, трон признает ваш акт о регентстве, — объявил Элокар, обращаясь к Йалай. — Моя мать потребует от вас официальную грамоту, засвидетельствованную и с печатями.

— Уже сделано, — ответила Йалай.

Взгляды Далинара и Амарама скрестились поверх парящей в воздухе карты.

— Великий князь, — наконец проговорил Далинар.

— Великий князь, — ответствовал Амарам, чуть склонив голову.

— Ублюдок, — бросил Адолин.

Далинар заметно поморщился, потом указал на выход:

— Возможно, сын, тебе стоит немного побыть в одиночестве.

— Ага. Ну да. — Адолин высвободился из хватки отца и быстро направился к двери.

Шаллан помедлила лишь мгновение, после чего сунула ноги в туфли, взяла альбом и поспешила следом. Она догнала жениха в коридоре, возле места, где носильщики с паланкинами дожидались женщин.

— Эй, — окликнула она негромко и схватила его за руку.

Он посмотрел на нее, и его лицо смягчилось.

— Хочешь поговорить? — спросила Шаллан. — Такое впечатление, что ты сердишься на него больше, чем до этого.

— Нет, — пробормотал Адолин. — Я просто раздражен. Мы наконец-то избавились от Садеаса, и на его место пришло… вот это? — Он покачал головой. — В юности я смотрел на него с почтением. Когда повзрослел, у меня появились подозрения, но, наверное, в глубине души я все еще хотел, чтобы он оказался таким, как о нем говорили. Кем-то выше мелочности и политики. Истинным солдатом.

Шаллан не была уверена в том, что она думает по поводу идеи об «истинном солдате» как о человеке, которого не заботит политика. Разве причины поступков не важнее?

Воины так не рассуждали. Существовал некий идеал, который она не могла в полной мере постичь, — что-то вроде культа подчинения, заботы лишь о битве и вызовах.

Они подошли к лифту, и Адолин, выловив из кармана самосвет — маленький бриллиант, не помещенный в сферу, — опустил его в щель вдоль перил. Буресвет начал выходить из камня, и балкон сперва задрожал, а потом медленно поехал вниз. Вытаскивая камень, можно просигнализировать лифту остановиться на следующем этаже. Передвигая простой рычаг, можно было задать направление движения.

Они миновали верхний уровень, и Адолин, устроившись у перил, устремил взгляд на центральную шахту с окном вдоль всей стены. Ее называли атриумом, хоть этот атриум и был вытянут на десятки этажей.

— Каладину это не понравится, — проворчал Адолин. — Амарам — великий князь? Мы оба провели недели в тюрьме из-за того, что натворил этот ублюдок.

— Я думаю, Амарам убил моего брата.

Адолин резко повернулся и уставился на нее:

— Что?!

— У Амарама есть осколочный клинок, — объяснила Шаллан. — Я его видела раньше в руках моего старшего брата Хеларана. Он покинул Йа-Кевед много лет назад. Судя по тому, что мне удалось узнать, они с Амарамом сразились, Амарам его убил, а клинок забрал.

— Шаллан… да, клинок. Ты ведь знаешь, как Амарам его добыл, верно?

— На поле боя?

— Украл у Каладина! — Адолин схватился за голову. — Мостовичок настаивал, что спас Амараму жизнь, убив осколочника. А Амарам потом перебил отряд Каладина и забрал осколки себе. Это ведь в общих чертах и есть вся причина, по которой они ненавидят друг друга.

Шаллан почувствовала, как сдавливает горло.

— Ох.

«Спрячь это. Не думай об этом».

— Шаллан, — проговорил Адолин, шагнув к ней. — Почему твой брат пытался убить Амарама? Может, он знал, что великий лорд — продажная шкура? Вот буря! Каладин об этом даже не догадывается. Бедный мостовичок. Все было бы гораздо лучше, позволь он Амараму умереть.

«Отвернись от этого. Не думай об этом».

— Да, — выдавила она. — Ну да.

— Но что твой брат узнал? — снова попытался размышлять Адолин, расхаживая по балкону туда-сюда. — Он что-нибудь рассказал?

— Мы мало разговаривали, — отозвалась Шаллан, чувствуя оцепенение. — Он ушел, когда я была маленькой. Я его толком и не узнала.

Надо сменить тему. Пока она еще могла засунуть это открытие в дальний угол разума. Она не хотела думать про Каладина и Хеларана…

Поездка до нижних этажей вышла долгой и молчаливой. Адолин хотел опять навестить скакуна своего отца, но Шаллан не пожелала стоять без дела и нюхать навоз. Она сошла на втором уровне и отправилась в свои покои.

Секреты. «В этом мире есть вещи и поважнее, — заявил Хеларан отцу. — Важнее тебя и твоих преступлений».

Мрейз что-то об этом знал. Он не делился с ней секретами, как не делятся сладостями с ребенком, хитростью приучая его к повиновению. Однако все, чего он от нее сейчас хотел, — расследовать странные случаи в Уритиру. Это ведь хорошее дело, не так ли? Она бы все равно этим занималась.

Шаллан плутала по коридорам, следуя тропе, вдоль которой работники Себариаля прикрепили к стенам сферные фонари на крючках. Запечатанные и заполненные только самыми дешевыми бриллиантовыми сферами, они не вызывали интереса у грабителей, но и света давали не много.

Ей следовало остаться наверху; в ее отсутствие иллюзорная карта наверняка растаяла. Ее мучила совесть. Нельзя ли как-то научиться закреплять иллюзии? Им ведь нужен буресвет, чтобы существовать…

В любом случае Шаллан хотела уйти с совещания. Тайны, которые скрывал этот город, были слишком увлекательны. Она остановилась посреди коридора, достала свой альбом и пролистала его, вглядываясь в лица убитых.

Рассеянно перевернув страницу, увидела набросок, который не помнила. Серия извилистых, безумных линий, кривых и не соединенных друг с другом.

Она похолодела:

— Когда я это нарисовала?

Узор двинулся вверх по ее платью, остановился под шеей. Загудел — звук был смущенный.

— Я не помню.

Шаллан перевернула страницу. Тут она нарисовала линии, стремящиеся из центра, беспорядочные и хаотичные. Они превращались в лошадиные головы, с которых слезала плоть, их глаза были выпучены, а лошадиные рты — разинуты в крике. Это был какой-то тошнотворный гротеск.

«Ох, Буреотец…»

Пальцы Шаллан дрожали, когда она снова перевернула страницу. Ее она зарисовала дочерна, используя круговые движения, направленные к центральной точке. Глубокая пустота, бесконечный коридор, нечто кошмарное и непознаваемое.

Она захлопнула альбом:

— Что со мной происходит?

Узор смущенно загудел:

— Мы… сбежим?

— Куда?..

— Куда-нибудь. Подальше отсюда. Мм.

— Нет.

Она дрожала от ужаса, но не могла бросить эти секреты. Шаллан должна была их заполучить, удержать, сделать своими. Она резко повернулась и направилась по коридору от своей комнаты к казармам, где Себариаль разместил своих солдат. Таких помещений в башне было множество: целые сети комнат с высеченными в стенах койками. Уритиру все-таки был военным лагерем — здесь когда-то жили десятки тысяч солдат на одних только нижних уровнях.

В общей комнате отдыхали мужчины, сняв куртки, играя в карты или ножики. Ее приход вызвал небольшую суету: они сначала вытаращили глаза, а потом вскочили, не понимая, что надо сделать в первую очередь — застегнуть куртки или отдать честь. Шепот «Сияющая» летел вслед Шаллан, пока она миновала коридор, вдоль которого шли комнаты, где размещались отдельные отряды. Она отсчитала двери, пронумерованные архаичными алетийскими цифрами, высеченными в камне, и толкнула нужную.

Ее отряд играл в карты при свете нескольких сфер. Бедняга Газ восседал на стульчаке в углу и, взвизгнув, задернул шторку, заменявшую дверь в уборную.

«Наверное, я должна была это предусмотреть», — мелькнула у Шаллан мысль. Девушка скрыла румянец, втянув немного буресвета. Скрестила руки и уставилась на своих солдат, которые лениво поднялись и отдали честь. Их осталось всего двенадцать. Кое-кто выбрал для себя другую профессию. Несколько погибли во время битвы при Нараке.

Вообще-то, Шаллан надеялась, что они все разойдутся кто куда и ей не придется думать, как с ними поступить. Теперь она поняла, что Адолин был прав. Эти люди были ресурсом и, принимая во внимание обстоятельства, продемонстрировали примерную верность.

— Я была ужасной нанимательницей, — заявила им Шаллан.

— Светлость, не знаю, о чем вы, — ответил Рэд — она по-прежнему не знала, как этот высокий и бородатый мужчина получил свое прозвище. — Жалованье приходит вовремя, и не слишком многие из нас погибли из-за вас.

— Я п’гиб, — влез Схоб с койки, откуда он и отдал честь не вставая.

— Заткнись, Схоб, — рявкнул Ватах. — Ты не умер.

— Серж’нт, я сегодня п’гибну. Точно грю.

— Ну тогда хоть не шуми, — велел Ватах. — Светлость, я согласен с Рэдом. Вы с нами справедливо обходитесь.

— Да-да, ясно. Тем не менее хватит бездельничать, — продолжила Шаллан. — У меня для вас работа.

Ватах пожал плечами, но кое у кого из солдат вытянулись лица. Может, Адолин был прав и где-то очень глубоко в душе эти мужчины и впрямь жаждали какого-нибудь дела, однако не собирались в этом признаваться?

— Боюсь, это может быть опасно, — добавила Шаллан, а потом улыбнулась. — И скорее всего, вам придется немного напиться.