Давший клятву Сандерсон Брендон

31

Чего требует буря

Кого нельзя исцелить от глупости, тому, по крайней мере, надо дать надежду.

Из «Давшего клятву», предисловие

На протяжении всей юности Каладин мечтал вступить в армию и покинуть тихий маленький Под. Все знали, что солдаты много путешествуют и могут посмотреть мир.

Так и получилось. Он видел десятки пустынных холмов, заросших сорняками равнин и совершенно одинаковых военных лагерей. А вот настоящие достопримечательности… ну, это совсем другая история.

Город Револар находился, как доказал его пеший поход с паршунами, всего-то в паре недель пути от Пода. Однако Кэл здесь никогда не бывал. Буря свидетельница, он ведь на самом деле никогда не жил в городе, если не считать таковыми военные лагеря.

Каладин точно знал, что большинство городов не окружены армией паршунов, в отличие от этого.

Револар построили в милой лощине с подветренной стороны от гряды холмов — в идеальном месте для маленького города. Только вот он не был «маленьким городом». Револар раскинулся во все стороны, заполнив пространство между холмами, поднявшись по подветренным склонам, — лишь на самых вершинах никто не строил.

Кэл полагал, что город должен выглядеть более упорядоченно. Он представлял себе аккуратные ряды домов, как в достойно организованном военном лагере. Револар больше походил на беспорядочные заросли в каком-нибудь ущелье на Расколотых равнинах. Улицы бежали во все стороны, и между ними тут и там проглядывали рынки.

Каладин присоединился к своему отряду паршунов, пока они шли по широкой дороге, которую выровняли, размазав по ней крем. Они прошли через лагерь, который разбили несчетные тысячи паршунов; и с каждым часом, похоже, прибывали все новые.

Однако только его отряд нес копья с каменными наконечниками и мешки с галетами, да еще и обут был в сандалии из кожи свиней. Они подвязали свои робы поясами, на которых висели ножи, топорики и трут в провощенных мешочках, сделанных из свечей, которые он выменял. Каладин даже начал учить их стрелять из пращи.

Наверное, человек не должен был показывать им все эти вещи. Но осознание спорности своего поведения не мешало ему ощутить гордость, когда он вместе с ними вошел в город.

Улицы наводнили толпы паршунов. Откуда они все пришли? В этом войске было по меньшей мере сорок-пятьдесят тысяч. Кэл знал, что большинство людей игнорировали паршунов… да и сам он поступал так же. Но всегда в глубине души считал, что их не так уж много. Каждый светлоглазый высокого ранга владел горсткой. И большинство караванщиков. И да, они были даже у менее обеспеченных семей в больших и малых городах. И еще имелись докеры, шахтеры, водоносы и носильщики, в которых была нужда на больших стройках…

— Удивительно, — пробормотал Сах, который шел рядом с Каладином, посадив дочь на плечо, чтобы ей было лучше видно. Она крепко держала одну из его деревянных карт, как другой ребенок мог бы держать любимую тряпичную куклу.

— Что удивительно? — спросил Каладин.

— У нас есть собственный город, — прошептал паршун. — Пока я был рабом и едва соображал, я все равно продолжал мечтать. Я пытался представить себе, каково иметь собственный дом, собственную жизнь. И вот оно.

Паршуны, очевидно, вселились в дома, стоявшие вдоль здешних улиц. Рынками тоже управляли они? Это вызывало тревожный вопрос. Где все люди? Отряд Хен углублялся в город, по-прежнему возглавляемый невидимым спреном. Каладин подмечал признаки беды. Сломанные окна. Двери, которые больше не закрывались. Кое-что было связано с Бурей бурь, но он миновал пару дверей, которые явно взломали топорами.

Мародерство. И впереди стояла внутренняя стена. Это было хорошее фортификационное сооружение, расположенное прямо посреди города. Наверное, оно отмечало первоначальную границу города, какой ее видел некий оптимистичный архитектор.

Здесь наконец Каладин обнаружил свидетельства сражения, которые ожидал увидеть во время своего первого путешествия в Алеткар. Ворота во внутренний город лежали сломанные. Сторожку сожгли, и наконечники стрел все еще торчали кое-где из деревянных балок. Это был завоеванный город.

Но куда делись люди? Надо ли ему искать тюремный лагерь или кучи обгорелых костей? Эта мысль вызвала у него тошноту.

— Выходит, в этом все дело? — поинтересовался Каладин, пока они шли по широкой улице внутреннего города. — Сах, ты хочешь этого? Завоевать королевство? Уничтожить человечество?

— Буря, я не знаю, — ответил паршун. — Но я не могу снова сделаться рабом. Я не позволю им взять Вай и посадить в тюрьму. Ты бы стал их защищать после того, что с тобой сделали?

— Это мой народ.

— Это не оправдание. Если один из ваших людей убьет другого, разве вы не посадите его в тюрьму? Каково справедливое наказание за порабощение моей расы?

Сил пролетела мимо, лицо ее выглядывало из мерцающего облачка тумана. Она поймала его взгляд, затем метнулась к подоконнику и устроилась там, приняв форму камешка.

— Я… — начал Каладин. — Я не знаю. Но война на уничтожение не может быть ответом.

— Можешь сражаться на нашей стороне. Это ведь не должно стать битвой людей и паршунов. Все может быть куда благороднее. Угнетенные против угнетателей.

Когда они проходили мимо того места, где ждала Сил, Каладин провел рукой по стене. Сил, как они уже не раз делали, шмыгнула в рукав его куртки. Он ощутил ее — как будто порыв ветра прошелся вдоль рукава, выскочил из-за воротника и взъерошил волосы. Они решили, что среди длинных прядей она достаточно хорошо скрыта от посторонних глаз.

— Каладин, этих желто-белых спренов тут полным-полно, — прошептала она. — Носятся в воздухе, пляшут между домами.

— Есть признаки людей? — шепотом спросил он.

— На востоке. Втиснуты в какие-то казармы и старые жилища паршунов. Другие в больших загонах, их охраняют. Каладин… сегодня будет еще одна Великая буря.

— Когда?

— Ну… скоро. Я еще не научилась угадывать как следует. Сомневаюсь, что ее кто-то ожидает. Все перепуталось, на схемы положиться нельзя, пока люди не составят новые.

Каладин тихонько зашипел сквозь зубы.

Его команда приблизилась к большой группе паршунов. Судя по всему, это было что-то вроде приемного пункта для новичков. В самом деле, компанию Хен в сотню паршунов отправили в конец одной из очередей и велели ждать.

Вдоль очереди шел паршун в полной панцирной броне — как у паршенди — и с доской для письма. Сил спряталась глубже в волосы Каладина, когда этот паршенди подошел к группе Хен.

— Из каких вы городов, рабочих лагерей или армий? — У него был странно музыкальный голос, похожий на голоса паршенди, которые Каладин слышал на Расколотых равнинах. Кое у кого в группе Хен звучали похоже, но не так выраженно.

Писец-паршун записал города, которые ему назвала Хен, а потом заметил их копья.

— А вы не теряли времени зря. Я вас порекомендую для особого обучения. Пленника отправьте в загоны; я тут запишу, как он выглядит, и, когда устроитесь, сможете его приставить к работе.

— Он… Он не пленник. — Хен посмотрела на Каладина. Она как будто выдавливала из себя слова. — Он был рабом людей, как мы. Теперь хочет присоединиться к нам и сражаться.

Писец уставился в пустоту перед собой.

— Йиксли вступилась за тебя, — шепотом объяснил Каладину Сах. — Похоже, ты произвел на нее впечатление.

— Ну… — сказал писец. — Это уже случалось, но вам надо будет получить разрешение от кого-то из Сплавленных, чтобы отметить его как свободного.

— От кого? — переспросила Хен.

Паршун с доской для письма указал налево от себя. Каладину и еще нескольким пришлось выйти из строя, чтобы увидеть высокую паршунью с длинными волосами. Пластинки панциря покрывали еще щеки, скулы и уходили в волосы. Кожу на руках испещряли выпуклости, как будто панцирь был и под ней. Глаза незнакомки светились красным.

У Каладина перехватило дыхание. Мостовики описывали ему этих существ — странных паршенди, с которыми они сражались во время рывка к центру Расколотых равнин. Существа, призвавшие Бурю бурь.

Она уставилась прямо на Каладина. В ее красном взгляде было что-то жестокое.

Каладин услышал гром вдалеке. Вокруг него многие паршуны повернулись на звук и забормотали. Великая буря.

В тот же момент Каладин принял решение. Он оставался с Сахом и прочими столько, сколько осмеливался. Он узнал все, что мог. Буря давала ему шанс.

«Пора уходить».

Высокое, опасное существо с красными глазами — Сплавленная, как они ее назвали, — направилась к группе Хен. Каладин понятия не имел, узнала ли она в нем Сияющего, но у него не было желания ждать, пока она подойдет. Старые инстинкты раба уже определили самый легкий путь к свободе.

Начинался он с пояса Хен.

Каладин втянул буресвет прямо из ее кошеля. Он вспыхнул от силы, потом схватил кошель — самосветы ему понадобятся — и сорвал с пояса.

— Веди своих людей в убежище, — крикнул он изумленной Хен. — Приближается Великая буря. Спасибо за доброту. Что бы тебе ни говорили, знай: я не хочу быть вашим врагом.

Сплавленная завопила. Каладин оглянулся на Саха — паршун посмотрел так, словно его предали, — и взмыл в воздух.

Свобода.

По телу Каладина пробежала дрожь радости. Буря, как же ему этого не хватало. Ветер, простор наверху, даже кувырок в желудке в момент, когда перестала действовать сила тяжести. Сил лентой вертелась вокруг него, творя спираль из светящихся линий. Вокруг головы Каладина вспыхнули спрены славы.

Сил приняла облик человека — лишь ради того, чтобы сердито посмотреть на подпрыгивающие светящиеся шарики.

— Мой! — заявила она и отбросила одного из них в сторону.

Пролетев пять или шесть сотен футов, Каладин в два раза ослабил сплетение, отчего замедлил полет и завис в небе. Красноглазая паршунья внизу жестикулировала и кричала. Вот буря. Он надеялся, что это не означало неприятности для Саха и остальных.

У него был прекрасный вид на город — улицы, заполненные фигурами, которые теперь стремились укрыться в зданиях. Другие группы спешили к городу со всех сторон. Даже проведя с ними несколько недель, он ощущал волнение. Так много паршунов в одном месте? Это ненормально.

Ощущение встревожило его, как никогда раньше.

Он взглянул на буревую стену, чье приближение видел издалека. У него еще оставалось время до ее прибытия.

Ему придется взлететь над бурей, чтобы не угодить во власть ее ветров. Но что потом?

— Уритиру где-то там, на западе, — пробормотал Каладин. — Ты можешь нас туда направить?

— Как, по-твоему, я могу это сделать?

— Ты ведь там уже бывала.

— Как и ты.

— Сил, ты часть стихии и можешь чувствовать бури. Разве у тебя нет чего-то вроде… чувства направления?

— Ты родом из этой реальности, а не я! — фыркнула она, отшвырнув еще одного спрена славы и со скрещенными руками зависнув перед лицом Каладина. — Кроме того, я скорее не стихия, а элемент чистых сил создания, преобразованных коллективным воображением людей в олицетворение одного из их идеалов. — Договорив, она одарила его ухмылкой.

— Откуда ты это взяла?!

— Не знаю. Может, услышала. Или я просто очень умная.

— Что ж, тогда будем добираться до Расколотых равнин, — решил Каладин. — Можем взять курс на один из крупных городов Южного Алеткара, там поменяем самосветы, и, надеюсь, этого хватит, чтобы перелететь в военные лагеря.

Определившись, он привязал кошель с самосветами к поясу, потом взглянул вниз и попытался в последний раз прикинуть численность паршунов и состояние их укреплений. Казалось странным, что не надо переживать из-за бури, но он знал, что просто поднимется выше, когда она прибудет.

С вышины Каладин видел огромные траншеи, высеченные в камне, чтобы отводить воду, избегая наводнений после бури. Хотя большинство паршунов нашли укрытие, некоторые застыли и смотрели на него, изогнув шеи. Их позы выражали ошеломление от предательства, хоть Каладин и не мог сказать, были ли это члены группы Хен или нет.

— Что? — спросила Сил, приземляясь на его плечо.

— Не могу не чувствовать родства с ними.

— Они захватили город. Это Приносящие пустоту!

— Нет, они люди. И у них есть достойный повод злиться. — Порыв ветра вынудил Каладина чуть сместиться. — Мне знакомо это чувство. Оно горит в тебе. Словно червь сжирает все в твоей голове, пока ты не забываешь обо всем, кроме того, как несправедливо с тобой обошлись. Вот что я чувствовал к Элокару. Иногда разумные объяснения становятся бессмысленными перед лицом всепоглощающего желания получить то, чего ты заслуживаешь.

— Каладин, ты передумал по поводу Элокара. Увидел истину.

— Правда? Я действительно ее увидел или просто согласился наконец-то взглянуть на вещи так, как этого хотела ты?

— Убить Элокара было бы неправильно.

— А паршуны на Расколотых равнинах, которых я уничтожил? Разве я поступил правильно, отнимая их жизни?

— Ты защищал Далинара.

— Который пришел с войной в их земли.

— Потому что они убили его брата.

— И это, насколько нам известно, они сделали потому, что увидели, как король Гавилар и его народ обращаются с паршунами. — Каладин повернулся к Сил, которая восседала у него на плече, поджав одну ногу под себя. — Так в чем же разница? Чем отличается Далинар, напавший на паршунов, от паршунов, завоевавших этот город?

— Не знаю, — тихонько проговорила она.

— И почему для меня было хуже позволить убить Элокара за сотворенную им несправедливость, чем собственными руками убивать паршунов на Расколотых равнинах?

— Первое — неправильно. То есть оно просто кажется неправильным. Второе — тоже, наверное.

— Только вот первое едва не уничтожило наши узы, а второе — нет. Узы связаны не с тем, что правильно и неправильно, Сил. Они связаны с тем, что считаешь правильным и неправильным ты.

— Что мы считаем, — поправила она. — И по поводу обетов. Ты поклялся защищать Элокара. Убеди меня, что все время, пока ты планировал его предать, ты не чувствовал — где-то в глубине души — неправильность своего поступка.

— Ладно. И все-таки получается, что дело в восприятии. — Каладин повернулся навстречу ветру и почувствовал, как в животе открывается бездонный провал. — Вот буря, я-то надеялся… Надеялся, что ты мне скажешь, поведаешь абсолютную истину. Мне бы хотелось, чтобы в кои-то веки к моему моральному кодексу не прилагался список исключений.

Она задумчиво кивнула.

— Я думал, ты станешь возражать, — заметил Каладин. — Ты у нас кто — воплощение человеческих представлений о чести? Разве тебе не полагается, по крайней мере, верить, что ты знаешь ответы на все вопросы?

— Возможно, — пробормотала она. — Или, если такие ответы существуют, я должна быть той, кто хочет их разыскать.

Буревая стена теперь была видна целиком: огромный пласт воды и мусора, подталкиваемый надвигающимися ветрами Великой бури. Каладина унесло порывом в сторону от Револара, так что он буресветом направлял себя на восток, пока они с Сил не оказались над холмами, которые представляли собой городской ветролом. Здесь он заметил то, чего не увидел раньше: загоны с огромными толпами людей.

Ветра, дующие с востока, усиливались. Однако паршуны, охранявшие загоны, просто стояли на месте, как будто никто не отдал им приказ двигаться. Первые раскаты грома, свидетельствующие о приближении Великой бури, прозвучали далеко, потому их было нетрудно упустить из вида. Вскоре паршуны все поймут, но может оказаться слишком поздно.

— Ох! — воскликнула Сил. — Каладин, там люди!

Каладин выругался, отменил сплетение, которое удерживало его в воздухе, и камнем рухнул на землю. Когда он приземлился, от него во все стороны разошлось кольцевое облако буресвета.

— Великая буря! — крикнул он дозорным-паршунам. — Идет Великая буря! Отправьте этих людей в безопасное место!

Они ошарашенно уставились на него. Естественная реакция. Каладин призвал клинок, оттолкнул дозорных и запрыгнул на низкую стену загона, предназначенного для свиней.

Он поднял Сил-клинок. Горожане бросились к стене. Раздались возгласы: «Осколочник!»

— Приближается Великая буря! — заорал он, но его голос быстро затерялся в шуме толпы. У него было мало сомнений в том, как Приносящие пустоту расправятся с группой взбунтовавшихся горожан.

Он втянул еще немного буресвета и поднялся в воздух. Это их успокоило, даже вынудило отпрянуть.

— Где вы прятались, — спросил он громким голосом, — во время последних бурь?

Несколько человек вблизи от передних рядов указали на большие бункеры неподалеку. Для скота, паршунов и даже для путешественников, застигнутых бурей. Влезут ли в них все горожане? Возможно, если потеснятся.

— Пошевеливайтесь! — велел Каладин. — Буря скоро нагрянет!

Каладин, — раздался в его мыслях голос Сил. — Сзади.

Он повернулся и увидел, что дозорные-паршуны приближаются к его стене с копьями. Каладин спрыгнул, а горожане наконец-то принялись перелезать через стены, которые были высотой едва ли по грудь и обмазаны гладким затвердевшим кремом.

Каладин шагнул к паршунам и взмахом клинка отделил наконечники их копий от древков. Паршуны, чья подготовка едва ли превосходила подготовку тех, с кем он путешествовал, отступили в смятении.

— Хотите со мной сразиться? — спросил их Кэл. Один покачал головой. — Тогда позаботьтесь о том, чтобы эти люди не затоптали друг друга, пытаясь быстрее попасть в укрытие, — потребовал Каладин, указывая на бункеры. — И не дайте другим дозорным их атаковать. Это не бунт. Вы разве не слышите гром и не чувствуете, как поднимается ветер?

Он снова взмыл на стену и, раздавая приказы, стал махать людям, чтобы пошевеливались. Дозорные-паршуны в конце концов решили, что вместо сражения с осколочником лучше навлечь на себя неприятности, выполняя то, что он говорит. Вскоре у него был целый отряд, который направлял людей — часто менее осторожно, чем ему хотелось бы, — к убежищам на время бури.

Каладин опустился на землю возле одной из дозорных — женщины, чье копье он рассек напополам.

— Как все было во время прошлой бури?

— Мы большей частью предоставили людей самим себе, — призналась она. — Сами пытались укрыться.

Значит, Приносящие пустоту и той Великой бури не ожидали. Каладин поморщился, пытаясь не задумываться о том, сколько людей погибло от удара буревой стены.

— Старайтесь лучше, — посоветовал он ей. — Эти люди теперь под вашей опекой. Вы захватили город, взяли, что пожелали. Если хотите претендовать на какое-нибудь моральное превосходство, относитесь к своим пленным лучше, чем они относились к вам.

— Слушай, — возмутилась паршунья. — Ты кто, вообще, такой? И почему…

В Каладина врезалось что-то большое и отшвырнуло на стену. Раздался хруст. Потом это что-то вцепилось ему в горло, пытаясь задушить. Он пинками отбился от существа, чьи глаза будто оставляли красные следы.

От паршуна с красными глазами исходило черно-фиолетовое свечение — как будто темный буресвет. Каладин выругался и плетением отправил себя в небо.

Существо последовало за ним.

Рядом взмыло еще одно, оставляя за собой слабый фиолетовый след, и летели они столь же легко, как и сам Каладин. Эти двое были не похожи на ту Сплавленную, которую он увидел раньше, — они были стройнее, с более длинными волосами. Сил вскрикнула в его мыслях, и в ее голосе смешались боль и изумление. Каладин мог лишь предположить, что кто-то побежал за этими паршунами после того, как он взлетел.

Несколько спренов ветра шмыгнули мимо Каладина и начали игриво танцевать вокруг него. Небо потемнело, буревая стена с грохотом надвинулась на окрестности. Красноглазые паршенди неслись за ним ввысь.

Оставался лишь один способ избавиться от них. Каладин направил себя в сторону бури.

Против Убийцы в Белом это сработало. Великая буря была опасной, но все-таки оставалась в каком-то смысле союзницей. Паршуны продолжили погоню, хотя сперва не соизмерили высоту и им пришлось направить сплетение к земле, отчего они странным образом запрыгали в воздухе. Это напомнило Каладину о его экспериментах с собственными возможностями.

Каладин собрался и — держа Сил-клинок, в сопровождении четырех-пяти спренов ветра — ринулся сквозь буревую стену. Его поглотила изменчивая тьма, — тьма, которую часто рассекали молнии и нарушали призрачные огни. Ветра извивались и сталкивались, словно соперничающие армии, и происходило это без какого-либо постоянного ритма, потому Каладина беспрестанно швыряло то в одну сторону, то в другую. Понадобилось все мастерство Сплетений, чтобы просто двигаться в правильном направлении.

Он бросил взгляд через плечо и увидел, как два красноглазых паршенди ворвались внутрь бури. Их странное свечение было более тусклым, чем его собственное, и каким-то образом производило впечатление антисвечения. Тьмы, которая прилипла к ним.

Ветер тотчас же сбил их с пути и закружил. Каладин улыбнулся, и тут его самого чуть не раздавило кувыркающимся в воздухе валуном. Спасло лишь везение; валун прошел так близко, что, сдвинувшись еще на пару дюймов, оторвал бы ему руку.

Каладин взмыл сквозь бушующую стихию к ее верхней границе.

— Буреотец! — заорал он. — Спрен бурь! — Ответа не последовало. — Измени свой путь! — прокричал Каладин сквозь кружащийся ветер. — Внизу люди! Буреотец, ты должен меня услышать!

Наступила тишина.

Каладин очутился в том странном месте, где уже видел Буреотца, — месте, которое как будто находилось за пределами реальности. Земля оказалась далеко внизу, тусклая, влажная от дождя, но бесплодная и пустая. Каладин завис в воздухе. Он себя ни с чем не сплетал; просто сам воздух был твердым под ним.

Кто ты такой, чтобы что-то требовать у бури, Сын Чести?

Буреотец был ликом шириной во весь горизонт, над которым он вставал, как рассвет.

Каладин поднял свой меч:

— Буреотец, я знаю, кто ты такой на самом деле. Спрен, как Сил.

Я воспоминание о боге, фрагмент, который остался от него. Душа бури и разум вечности.

— Тогда, конечно, с этой душой, разумом и памятью ты отыщешь в себе милосердие к людям внизу, — настаивал Каладин.

А как быть с сотнями тысяч, которые уже погибли от этих ветров? Я должен был и их пощадить?

— Да.

А волны, что поглощают, и пламя, что пожирает? Ты бы и их остановил?

— Я говорю лишь о тебе, и только сегодня. Прошу тебя.

Загрохотал гром. И Буреотец на самом деле задумался над просьбой Каладина…

Это не в моих силах, сын Танаваста. Если ветер перестает дуть, то это не ветер. Это ничто.

— Но…

Каладин вернулся в сам ураган, как будто время возобновило ход. Он нырял между ветрами, стиснув зубы от досады. Его сопровождали спрены ветра — теперь их было два десятка, они кружились и смеялись, приняв облик лент из света.

Он миновал одного из паршунов со светящимися глазами. Сплавленный? Относилось ли это слово ко всем, чьи глаза светились?

— Сил, Буреотец мог бы и помочь. Разве он не называл себя твоим отцом?

Это сложно, — ответила она в его мыслях. — Но он упрямый. Прости.

— Он черствый, — возразил Каладин.

Он — буря. Какой люди на протяжении тысячелетий ее воображали.

— Он должен был сделать выбор.

Может, да. Может, нет. Это как просить огонь перестать быть таким горячим.

Каладин резко опустился к земле, быстро добрался до холмов вокруг Револара. Он надеялся, что все успели добраться до укрытия, но надежда, конечно же, оказалась ложной. Люди рассеялись по загонам и пространству возле бункеров. В одном из них двери все еще были открыты, и несколько человек — да будут они благословенны! — пытались собрать тех, кто застрял снаружи, и затащить их внутрь.

Многие были слишком далеко — прижимались к земле, цеплялись за стены и выступы скалы. Каладин едва мог разглядеть их, когда вспыхивали молнии, — они были испуганными холмиками, одинокими посреди урагана.

Он ощутил те ветра на своей шкуре. Кэл был беспомощен перед ними, привязанный к боковой стене здания.

Каладин… — раздался в его мыслях голос Сил, когда он ринулся вниз.

Буря пульсировала внутри его. В разгар Великой бури его запас буресвета постоянно обновлялся и хранил Каладина, спасал ему жизнь десяток раз. Та самая сила, которая пыталась убить его, оказалась его спасением.

Он ударился о землю и бросил Сил, затем схватил молодого отца, который держал своего сына. Кэл их поднял, крепко держа, и попытался быстро отнести к зданию. Неподалеку еще одного человека оторвало от земли порывом ветра и унесло во тьму.

Каладин, ты не можешь спасти их всех.

Он закричал, схватив другого человека, крепко сжал его и пошел вместе с ним. Они шли сквозь ветер, спотыкаясь, пока не добрались до скопления людей. Десятка два или больше, в тени стены, окружавшей загон.

Каладин подтащил троих — отца, ребенка, женщину — к группе.

— Вы не можете здесь оставаться! — крикнул он им. — Вам надо идти всем вместе сюда!

С усилием — ветер выл, струи дождя секли, как кинжалы, — он повел группу через каменистую равнину, рука в руке. Они хорошо продвигались, пока рядом не рухнул с хрустом валун, вынудив некоторых от паники упасть ничком. Закружившийся ветер поднял кого-то из группы. Лишь благодаря тому, что остальные не разжали руки, их не сдуло.

Каладин сморгнул слезы, которые смешались с дождем. Он заорал. Рядом вспышка молнии высветила, как человека раздавило оторвавшимся куском стены и уволокло в бурю.

Каладин, — проговорила Сил. — Мне жаль.

— Жалости недостаточно! — заорал он.

Держа одной рукой ребенка, он обратил лицо к буре и ее ужасным ветрам. Почему она уничтожала? Эта буря их сформировала. Неужели она должна их и уничтожить? Поглощенный болью и ощущением предательства, Каладин наполнился буресветом и вскинул руку, словно пытаясь оттолкнуть сам ветер.

Сотня спренов ветра завертелась в виде светящихся линий вокруг его руки, обернула ее, как лентами. Они наполнились светом, ринулись вперед ослепительно-ярким полотнищем, взметнулись по сторонам от Каладина и разделили ветра вокруг него.

Каладин стоял, вскинув руку навстречу буре, и… отклонял ее. Как камень в реке с быстрым течением останавливает воду, так и он открыл в буре просвет, сотворил позади себя затишье.

Буря бушевала вокруг, но он удерживал боевое построение из спренов ветра, которые раскинулись в обе стороны от него, словно крылья, отводя стихию. Он сумел уклониться от ветра, который бил в лицо. Люди сгрудились позади него, промокшие до нитки, сбитые с толку — и окруженные затишьем.

— Бегите! — заорал он. — Идите же!

Они пришли в себя, молодой отец забрал сына из той руки Каладина, что была обращена в подветренную сторону. Кэл отступал вместе с ними, оставаясь ветроломом. Эта группа была лишь одной из многих, пойманных в ловушку ветрами, но Каладину понадобились все силы, чтобы удержать стихию.

Ветра как будто гневались на него за дерзость. Им требовался лишь один валун…

Фигура с горящими красными глазами приземлилась на поле перед ним. Она приближалась, но люди наконец-то достигли бункера. Каладин со вздохом отпустил ветра, и спрены перед ним рассеялись. Измученный, он позволил буре схватить себя и зашвырнуть прочь. Быстрое сплетение позволило подняться и не врезаться в городские здания.

Ух ты! — восхитилась в его мыслях Сил. — Что ты только что сделал? С бурей?

— Этого недостаточно, — прошептал Каладин.

Каладин, ты никогда не сможешь сделать достаточно, чтобы удовлетвориться. Но это все-таки было удивительно.

Он пролетел над Револаром в мгновение ока. Каладин вертелся, сделавшись всего лишь еще одним куском мусора на ветру. Сплавленные бросились в погоню, но отстали, а потом исчезли. Каладин и Сил вырвались из буревой стены и устремились впереди бури. Они проносились над городами, равнинами, горами — и буресвет у них не заканчивался, поскольку позади мчался его неиссякаемый источник.

Они летели так почти час, прежде чем порыв ветра подтолкнул их к югу.

— Ступай туда, — посоветовала Сил, в виде ленты из света.

— Почему?

— Просто послушай воплощение природной мощи, ладно? Сдается мне, отец на свой лад извиняется.

Каладин заворчал, но позволил ветрам унести себя в нужном направлении. Он так летел еще несколько часов, затерявшись в звуках стихии, пока наконец не опустился — отчасти по собственной воле, отчасти из-за настойчивых ветров. Буря прошла, а он остался посреди большого открытого плоскогорья.

Плато перед городом-башней Уритиру.

32

Нежданная гостья

Ибо во мне, хоть в это и трудно поверить, произошла перемена.

Из «Давшего клятву», предисловие

Шаллан устроилась в гостиной Себариаля. Это была комната странной формы, с выступом-балконом на уровне второго этажа — иногда там размещались музыканты — и неглубокой выемкой в полу, где князь намеревался сделать своеобразный пруд с рыбой. Девушка была уверена, что он высказывал такие заявления лишь для того, чтобы позлить Далинара своей экстравагантностью.

Пока что отверстие прикрыли досками, и Себариаль периодически предупреждал гостей, чтобы не наступали на них. Комната была обставлена богато. Шаллан почти не сомневалась, что видела эти гобелены в монастыре в военном лагере Далинара, и подстать им были подобраны роскошная мебель, золотые лампы и керамика.

И куча треснутых досок, прикрывающих яму. Она покачала головой. Потом — свернувшись на софе под грудой одеял — с радостью приняла от Палоны чашку горячего цитрусового чая. Она все еще не оправилась от мучительного озноба, который чувствовала с самой встречи с Ри-Шефир несколько часов назад.

— Я могу что-нибудь еще для тебя сделать? — спросила Палона.

Шаллан покачала головой, и гердазийка устроилась на ближайшем диване с еще одной чашкой чая. Шаллан сделала глоток, радуясь компании. Адолин хотел, чтобы она спала, но последнее, чего бы ей хотелось, — это остаться в одиночестве. Он передал ее под опеку Палоны, а сам остался с Далинаром и Навани, чтобы ответить на их вопросы.

— Итак… — начала Палона. — Как все было?

Ну и что ответить на подобный вопрос? Шаллан прикоснулась к самой Полуночной Матери, шквал бы ее побрал. Это было имя из древних преданий, одна из Несотворенных, владык Приносящих пустоту. Люди воспевали Ри-Шефир в стихах и эпосах, изображая ее темной и красивой. На картинах она выглядела женщиной в черном, с красными глазами и похотливым взглядом.

Что доказывало, как мало они на самом деле помнили о подобных вещах.

— Ничего похожего на легенды, — прошептала Шаллан. — Ри-Шефир — это спрен. Огромный, жуткий спрен, который отчаянно хочет нас понять. Поэтому она убивает, подражая нашему насилию.

За этим крылась еще более глубокая тайна, крупицу которой она уловила, когда переплелась с Ри-Шефир. И это заставило Шаллан задуматься, на самом ли деле спрен пытается понять человечество, или же он занят поисками того, что утратил сам.