Гений 30 лет спустя SWFan
— Ты ведь из большого клана, так? Тебя всему этому уже учили, наверное?.. — задал мужчина наводящий вопрос. Согласно плану, довольно смутному, который был у него в голове, она примерно сейчас должна была сказать, что всё и так уже знает. По крайне мере так поступил бы любой нормальный ребёнок. Но Мая слушала его смиренно и внимательно. Настолько смиренно и внимательно, что даже на вопрос ответила она ему с некоторым запозданием:
— А, да, Мастер, учили… Мне рассказать, что я уже знаю?
Фан Линь вспомнил её лекцию по истории и поморщился.
— Оставь; повторение — мать учения. К тому же… Скажем так, я примерно уверен, что знаю побольше того, чему тебя учили… — ведь он знал больше чем любой другой воин на Звёздном Небосводе… почти, отметил про себя Фан Линь. — И… Знаешь, как бы так сказать… Всегда полезно, когда в голове у тебя цельная картина. Лучше вобрать её сразу такой вот, чем дополнять по кусочкам — тогда она будет крепче держаться. Понимаешь меня?
Мая кивнула.
— Вот и хорошо, тогда начинаем с основ. Первая стадия… — Фан Линь было заговорил и вдруг резко замолчал. Он собирался рассказать ребёнку о стадиях культивации, но вдруг понял, что ещё не рассказал ей, что, собственно, такое культивация. И нужно ли было вообще об этом говорить? Как вообще ему будет правильно построить урок? Что преподавать, в каком порядке, как?.. Сразу несколько вопросов прозвучали в голове мужчины, и ответить он не мог ни на один.
И тут Фан Линь понял, что хотя сам и был великим воином — когда-то — и знал немало тайн, которые удивили бы даже Звёздного Владыку, он на самом деле не имел ни малейшего понятия, как ему всё это выразить словами и особенно как этому обучить; мужчина растерялся. Взгляд девочки, такой тихой и внимательной, — она ни слова не сказала о его затянувшемся молчании, но как будто стала даже более пристальной, — вдруг сделался невыносимым. Мужчина нервно сглотнул.
По-хорошему ему следовало сейчас сослаться на усталость, перенести урок и к следующему разу всё хорошенько подготовить, но… Делать это было неловко. Мужчине в его растерянности даже вспомнилась небольшая книжка, «Как Быть Педагогом», последнюю ревизию которой ему прислали незадолго до начала учебного года, и которая с тех пор обитала у него в уборной, сильно за это время истощав… Теперь Фан Линь жалел, что ни разу её так и не открыл чтобы почитать.
— Знаешь, — молчания слишком затянулось, и мужчина решил сказать хоть что-то:
— Культивация это такая штука, которую каждый должен понять сам… ясно?.. То бишь, хороший учитель не может показать тебе дорогу, но может научить тебя ходить. Поэтому и учить я тебя буду… Простому. В смысле я буду учить тебя самому общему, а всё остальное додумаешь сама… Ну и как-нибудь я поделюсь ещё своим пониманием, но это потом, а сейчас я не хочу, чтобы оно сильно влияло на формирование твоего собственного, — с уверенным видом наплёл он какой-то пурги. Мая задумалась, даже опустила голову, погрузившись в свои мысли. Мужчина боялся, что она её сейчас поднимет и посмотрит на него как-нибудь подозрительно, но благо, когда она действительно вернула на него свой взгляд, её глаза были ясными как весенние ручейки.
— Я постараюсь, Мастер, — сказала девочка искренне.
Фан Линь слегка виновато усмехнулся и перевёл тему:
— Ну тогда самое базовое… В общем. Что такое культивация ты сама подумаешь, поэтому я кстати и сделал паузу, когда собирался тебе рассказать, чтобы ты сама додумала мои следующие слово. А сейчас я расскажу тебе про Стадии. Сколько их, знаешь?
— Восемь, — ответила Мая.
Фан Линь хотел было её поправить, что на самом деле их было семь, если только девочка не знает какой-то там восьмой, но в самый последний момент вдруг вспомнил, что была ещё нулевая стадия, которую он в собственных расчётах пропустил…
Пронесло.
Ему надо поспать…
— Да, восемь.
А если быть конкретнее, то были это: Первое Касание, Девять Дао Рун, Звёздное Сердце или же Сердце Дао…
— Можно и так, и так, — сказал Фан Линь.
…Эманация Сердца, Звёздный Владыка…
— Таких всего трое в мире…
— Не считая вас, Мастер? — выпалила вдруг Мая.
— Ну да, — ивнул Фан Линь.
…Магистр Дао, — этот всего один, но мужчина решил его пока не упоминать, оставить на будущее, так сказать, в качестве сюрприза, — Дао Предок и наконец…
— Исток.
— Исток?
— Исток, — повторил Фан Линь с лёгкой улыбкой, а Мая напряжённо кивнула, как будто он посвятил её в некую великую тайну. Но эта тайны вовсе не была великой. Просто мужчина один из немногих во всём мире знал, как на самом деле называется стадия, на которой в своё время был Основатель Звёздного Дао; обычно её называли просто «Его» стадией. Стадией Основателя. Но у неё было и настоящее название — Исток.
Вот и все восемь Стадий, — Фан Линь кивнул сам себе.
— Ну а теперь… — и мужчина уже начал было говорить дальше, как вдруг заметил некоторое волнение на лице девочки. Она опустила голову и неуверенно перебирала пальцы.
— Вопросы? — спросил мужчина. Мая тут же кивнула и неуверенно спросила:
— Мастер… А какие стадии были у древних Бессмертных?
— У Бессмертных? А какая разница, их больше нету.
— Да…. Нету… Нет, но, — Мая смутилась неловко улыбнулась:
— Мне хочется знать… И ещё Мастер, вы так рассказывали про Бессмертных, что я…
— Рассказывал? Ах да. Было дело, — вспомнил Фан Линь свой монолог про Ци.
— У них их тоже восемь, вроде. Вообще я знаю не все. Сперва у них идёт Концентрация Ци, потом Формирование Фундамента, Золотое Ядро, Юаньин…
На слове «Юаньин» глаза девочки засияли, а когда мужчина упомянул следующую стадию, Девять Испытания, либо же Небесную Кару, они и вовсе зажглись ярким пламенем.
— Потом Бессмертный, ну и дальше ещё какие-то виды Бессмертных, я не помню, — признался Фан Линь.
— А тебе зачем знать? — спросил он совершенно спокойно. Мая немного покраснела.
— Ладно, не важно, — отмахнулся мужчина, чтобы дальше её не смущать.
— Собственно, всё это для тебя далеко в будущем, а для меня — ещё дальше в прошлом. Ты ещё даже не на нулевой стадии, так-то говоря. И пока мы ещё не прилетели, это лучше начать исправлять.
Мужчина зевнул и подпёр щёку кулаком:
— Вторая домашняя: для начала тебе нужно коснуться своего Дао…
23. Мелодия
— Собственно, что нужно для этого сделать… — потирая слипающиеся веки заговорил Фан Линь.
Сделать нужно было следующее: для достижения Нулевой стадии культивации, Первого Касания, следовало совершить два шага. Первый был довольно простым и состоял из одной только мантры. Мантрой называлась особая техника, с помощью которой культивировали Духовное Сознание. Когда оно становилось достаточно крепким и упитанным, в душе воина открывалось особое пространство, где и находилось его Звёздное Колесо, или Колесо Дао, или Колесо Звёздного Дао… Всё это валидные названия.
Затем колесо следовало пустить в движение. А для этого требовалось уловить, так сказать, течение Дао. Обрести Озарение. И тут уже стоял вопрос не столько времени и усердия, сколько именно удачи и таланта, потому что первую фазу пройти мог почти каждый, была бы только мантра, — кроме некоторых обладателей звериной родословной, у которых голова была хоть и просторной, но душа настолько мелкой, что даже мантра не помогала, — но вот второй этап, вылавливание Дао, был намного сложнее.
Ведь у каждого человека была предрасположенность к своему Дао. Некоторые, например, обретали его во время игры в вэйци, или рисуя, или занимаясь каллиграфией, или даже просто сидя в павильоне и любуюсь небесными телесами; Дао было подобно вдохновению — кто знает, когда его словишь, но если уж словишь… От него, говорят, зависит вся твоя судьба.
— Но это так, теория, — заметил, зевая, Фан Линь.
Было множество мнений на этот счёт. Самые распространённые из них, полярные разумеется, даже получили названия: Школа Небесного Пути и Школа Истинных Бессмертных. Школы не в том смысле, что это были прямо фракции, но скорее, как определённые идеологии. Первые считали, что Дао — это путь, которому культиватор следует, поворачивая на каждом его изгибе, как смиренный паломник; другие же наоборот утверждали, что Истинный Бессмертный обязан силой завладеть небесным Дао, взять его в свои руки… Между приверженцами разных Школ велись ожесточённые споры.
Сам Фан Линь предпочитал не принимать в них участия. Он не был рьяным приверженцем ни одной идеологии, в основном потому, что ему всегда было всё равно на что там думают другие; его никогда не забавляло переубеждать других людей просто ради самого процесса. Хотя чисто индивидуально он придерживался мнения, что Дао — это всё-таки инструмент. Что культивация — это инструмент, а не сама цель.
— Мастер, можно… задать вам вопрос? — неловко спросила Мая.
— Валяй.
— Вы правда… сразу были на Нулевой Стадии? — глаза девочки загорелись.
— В смысле что я на ней родился?.. Нет, это миф.
— Значит вы нашили своё Дао, когда сражались против злодеев? — её голос приподнялся.
— Нет.
— Дао, — её голос задрожал. — Вас нашло «само»?
— Тоже мимо; ты где всего этого набралась?
— Я… — Мая смущённо опустила голову и отвела глазки:
— Читала про вас… У меня полная коллекция всех ваших биографий, — девочка сжала коленки.
— Полная в смысле все тома? Их так много?
— Нет, — мотнула головой. — Все варианты. От всех издательств… — сказала она одновременно и смущённо, и как-то гордо.
— …Даже так? — мужчина задумался и вдруг улыбнулся. — А хочешь, поделюсь кое-чем, чего не сказано ни в одной моей биографии?
Мая похлопала глазками, огляделась почему-то, хотя их никто не слушал, и сделала маленький кивок. Фан Линь улыбнулся, махнул
девочке, чтобы она наклонила к нему ушко, занёс над ним губы и вдруг рявкнул:
— Все они брехня!
Мая вздрогнула, отстранилась и чуть не свалилась на спину. А мужчина закашлял, — видать слишком резко поднял голос.
— Кхе… Так это из-за этих бредней ты ко мне пристала? Тц; знал бы, поднялся с дивана и засудил жульё… — с раздражением поморщился Фан Линь. Дело, правда, было не совсем таким простым, чтобы просто судиться. По факту его все считали мёртвым, а потому, даже если бы у мужчины было желание сидеть в душном зале суда, среди парящей в лучах солнца пыли, даже попасть туда было бы затруднительно. Он мог бы, конечно, воспользоваться связями в правительстве, чтобы Бюро Цензуры прикрыло все эти лавочки, но мужчина не хотел лишний раз видеть своих старых знакомых. Это всегда было немного неловко — терпеть их полные сожаление взгляды…
Линь Фан предпочитал держаться подальше от своей прежней жизни.
Единственный раз, когда мужчина пошёл против этого принципа, был когда он прознал, что кто-то продаёт так называемую «воду из его ванной», заявляя, что она якобы положительно сказывается на культивации. Тогда уж он не выдержал и потрудился, чтобы эти пройдохи сели за решётку и оплатили штраф. Ему в карман.
— И ведь кто-то покупал эту дрянь, — проговорил Фан Линь под конец своей животрепещущей истории, а Мая низко-низко опустила голову и покосилась в сторонку…
— Но вообще одна твоя теория была близкой, — перевёл тему назад мужчина. — Я не помню своего Дао.
— Не помните? — Мая округлила глаза.
— Не-а; я как-то нашёл копаясь в мусоре книжку, с мантрой, ну и прочитал. Вернее, попросил одного знакомого прочитать для меня, сам я читать тогда не умел. Потом собственно культивировал мантру, долго, как упёртый осёл. Открыл колесо, а Дао само нашлось, я даже не заметил.
На самом деле эпизод это был довольно грустный, хотя с вышины лет достаточно забавный. Фан Линь тогда думал, что нашёл самую всамделишную технику культивации, возможно даже древнюю и драгоценную, потому что разумеется всё самое ценное валяется в мусоре — чему только не учат сказки — и первое время «культивации» он, тогда ещё юноша, был на девятом небе от своих успехов. В какой-то момент, повторяя мантру по девять часов в день, он обнаружил, что действительно стал немного здоровее.
Но потом начался затык. Силы Фан Линя, после первичного всплеска, больше не росли. Позже он понял, что это потому что мантра помогала только с Нулевой стадией, но тогда юноша этого ещё не знал. Он подумал на так называемый «предел» в культивации, о котором тоже слышал из рассказов, и который в них пробивали усердием.
Тогда Фан Линь начал культивировать по двадцать часов в день, по двадцать два часа — он весь исхудал, почти не спал, тратил драгоценные часы, в которые обычно выходил на охоту… Юноша бы совсем себя угробил, если бы однажды не потерял сознание от слабости прямо во время очередной сессии, и не понял, что так дальше нельзя.
На следующий день он выбросил книжку и смиренно пошёл лазить в поисках еды.
Это был самый первый раз, когда у Фан Линя разбились надежды. Он пережил тот случай настолько болезненно, насколько это возможно. Но потом с неба свалилась звезда, и надежда воссияла снова на целых три года…
«Второй раз, видимо, будет последним», — проговорил про себя мужчина. Воспоминания о былом счастье, о крахе, который закончился надеждой и светом, лишь для того, чтобы затем померкнуть снова, навсегда, мужчина невольно поддался меланхолии: он ощутил слабость всего своего тела, сонливость; почувствовал, как мерзнет его геморрой, прижатый к холодному полу… Мужчина вздохнул.
— ….Вот тебе мантра: делай девять вздохов, ровно, но не считая, и обращай внимание на потоки воздуха вдоль глотки. Ничего сложно. Ну всё, культивируя, а я пойду посплю — сказал он и поднялся на ноги. — И ты кстати тоже вздремни.
Мая взглянула на него с растерянным беспокойством, кивнула и приобняла своё плечо. Фан Линь посмотрел на неё, прыснул и вдруг спросил:
— А где тут туалет, кстати?
Девочка растерялась, смутилась и показала пальцем направо.
— Ясно, благодарю, — мужчина пошёл в уборную, и Мая отвернулась. Но вдруг он опять обернулся к ней:
— И ещё; вот тебе дополнительный урок. Если не хочешь страдать от геморроя — всегда подмывайся холодной, а лучше ледяной водой, ясно? Всё, иди культивируй мантру.
Девочка стала пунцовой и быстро закивала.
— …Ну и последний совет, раз уж я так разговорился, — мужчина покосился в угол контейнера, в котором их перевозили. Там всё ещё сидел, но уже не играя, а давая отдых пальцам, старик над старой цитрой.
— Ты вроде не глухая, поэтому сомневаюсь, что ты там концерт слушала; хочешь поиграть? — спросил Фан Линь.
Когда он только проснулся, девочка сидела возле «музыканта» и как будто слушала его игру. Но на самом деле потом, по её взгляду мужчина понял, что Мая засматривалась на саму цитру. Дети всегда так делают, когда стесняются что-нибудь попросить: они просто смотрят на желанную игрушку на витрине, пристально-пристально, и надеются, чтобы родители это заметили.
И действительно, ответ ребёнка был категоричен:
— Нет, нет я не… Я… Мне и так хорошо, я не хочу беспокоить… — стала она отнекиваться.
— Не хочешь беспокоить? серьёзно? Это ты мне говоришь? — Фан Линь прищурился и прыснул:
— Значит великому гению докучать можно, а старому бездарю — нет?
Мая отвернулась в пол.
— Иди, не стесняйся. А если откажет, можешь поплакать, — тогда он точно согласится, — сказал Фан Линь с лёгкой издёвкой. Мая замялась, но всё же кивнула. Она поднялась и побрела на ватных ногах к старику. Мужчина же сделал свои дела в уборной и вернулся к своему гнезду. Залезая в него, Фан Линь поглядывал на старика. Тот говорил с девочкой, и та просила его о чём-то. Потом он уступил своё место, и Мая неуверенно присела за цитру.
Фан Линь залез и прикрыл глаза.
А спустя пару секунд зазвучала, тихо, как капли дождя под водой, музыка; сперва неуверенная, лёгкая мелодия, как будто ветер игрался по струнам — потом сильнее, но тоже нежно, словно нежные длинные пальцы ощупывали одну струну за другой, как врач сперва ощупывает пациента вопросами… Мужчина слушал музыку и плавал на её волнах. Потом он приподнял взгляд и увидел девушку в голубом за цитрой, в павильоне на берегу озера, с лицом, спрятанным вуалью. Девушка улыбнулась, и Фан Линь понял, что спит; он тихо, как только мог, чтобы не нарушить сновидение, вздохнул.
24. Все вы теперь наши Рабы
Стоял жаркий полдень, и тёплый ветерок разносил по лугу дурманящий кровавый аромат.
Густая и липкая кровь лежала на траве, в окружении белых разорванных тел.
Су Мьяо окинула их взглядом. Затем она скинула в траву немного пепла со своей сигареты.
— Что скажите? — спросила женщина.
— Хм… — протянула ей в ответ старуха примерно семидесяти лет, одетая в чёрное. Она была совсем немного ниже Су Мьяо и держала свою старую спину удивительно ровно. Седые волосы старой женщины были собраны в пучок на затылке. Старуха посмотрела на кровавый пейзаж и медленно заговорила:
— Кто бы этого ни сделал, он был охвачен яростью…
— Яростью?
— Да, — кивнула старуха и слегка прищурилась. — Сперва он обезглавил этого мальчишку, — она указала чёрной тростью на отрезанную голову, опущенную лицом в землю. — Одним ударом… Потом взял паузу, после которой вырвал позвоночник этого мальчика, — трость переместилась к телу с огромной красной раной на спине, — и перерезал им того, как хлыстом, — а потом переместилась на последний труп, на полноватого мальчишку, ноги которого были отделены от туловища, разливающего на свежий луг свои внутренности.
— …Убийца был в гневе, — заключила старая женщина, снова опираясь на свою тросточку.
— В гневе… — прикрывая свои накрашенные веки проговорила Су Мьяо. — Почему? — спросила она ясным голосом.
— Глупый вопрос, — старуха покачала головой. — Откуда мне знать.
— Прошу прощению, — улыбнулась женщина. — …Все дети принадлежали к клану Лян. Может это был их враг?
— Возможно, — протянула старая женщина, никак не выражая собственного мнения об этой теории.
— Кто-нибудь ещё пропал? — спросила она вдруг.
— Ещё одна девочка, но… С ней есть некоторые странности.
— Странности?
— Она не ученица школы. Не значится в наших списках.
Старая женщина кивнула.
— И ещё… — Су Мьяо раздражённо улыбнулась. — «Он» тоже пропал.
— Вот как… — прошептала старая женщина.
— Будем преследовать?
— Нет, — она покачала головой. — Нас назначили следить за этим мальчишкой, — если он сам ушёл, пусть. Это его право. Мы наблюдатели, а не надзиратели…
— …Действительно. Правда я сама ощущала себя скорее воспитательницей, — Су Мьяо выдохнула и кивнула.
— И это всё, — старуха провела тростью по кровавому полю, — тоже не наше дело. Напиши о нём рапорт. Отправь как дело важности третьего ранга. И собирайся. Мы возвращаемся.
— Третий ранг? — удивилась Су Мьяо.
— Да, определённо… — кивнула старуха, как будто сама себе.
— Но… Почему? — растерялась женщина.
— Из-за запаха.
— Запаха? — Су Мьяо совершенно сконфузилась, и даже позабыла про свою сигарету, которая капала пеплом на зелень.
— Запаха… Здесь пахнет Дао, Дао смерти… — проговорила старуха и провела ногой по траве. И вдруг травинки, несмотря на свою зелёную пышность, посыпалась, как прах. — Кто бы ни был убийца… Он смог потрясти Дао, а значит был способен на Эманацию.
— Эманацию… — удивлённо протянула Су Мьяо, а затем вскинула голова и посмотрела в небеса, где в голубой дымке проглядывался край огромной серой планеты.
Круглый день вокруг неё, словно мухи, роились корабли. Торговые и военные, пассажирские суда и приватные яхты особенно богатых людей.
И разумеется мусоровозы.
Проснувшись на одном таком, Фан Линь первым делом услышал копошение вокруг; мужчина похлопал слипающимися глазами и кое-как вылез из гнезда, в котором провёл столько-то часов. Оказавшись на ногах, он уныло осмотрелся.
Люди больше не налипали на блеклые обогреватели, но все толпой собрались возле едва заметных в темноте железных врат. Судя по лёгкой вибрации металлического пола, корабль уже преодолел атмосферу и шёл на скорое приземление.
— Мастер…
— Идём, — сразу махнул рукой Фан Линь и повёл за собою Маю. Они встали на самом краю толпы. Не успел мужчина вдоволь насмотреться на спины стоящих спереди, как ещё кое-кто ещё встал в один с ними ряд. Присоединился старик в старом белом халате, который нёс в футляре цитру.
— Ох, вы проснулись, друг мой Линь. С добрым утром.
— Доброе, — кивнул, сдерживая зевок, Фан Линь. А потом заметил про себя, что настолько недоброго утра у него не было уже очень давно.
— Похоже вот и конец нашему совместному путешествию; великое Дао свело нас вместе, оно же нас разъединяет. Впрочем, — старик вздохнул, вздох одновременно печальный и смиренный: — Таков путь странника; вот она, плата за право каждый день видеть новое — обязательно приходится с ним расставаться…
— Согласен, — сказал Фан Линь, лишь бы он поскорее заткнулся.
— Ах, и вы тоже прощайте, юная Мая. Я был рад нашему знакомству, — улыбнулся старик.
— Благодарю, — кивнула девочка. Ей на глаза опустились неряшливые волосы.
— У вас, я скажу, замечательная ученица, дорогой мой друг Линь, — снова переключился старик на Фан Линя, который как раз раздумывал, не отойти ли ему в сторону.
— У неё поразительный талант; учите её усердно, и кто знает… Возможно однажды она сможет достичь моих музыкальных вершин!
Фан Линь отметил про себя, что дабы достичь музыкальных вершин старика, Мае нужно переломать себе все пальцы и набить уши ржавыми гвоздями.
— Н-нет, я совсем не умею играть, — покачала головой девочка.
— Не принижайся, — вставил Фан Линь. — Мне понравилась вчерашняя твоя, как там называется мелодия…. — Туту-туту-ту-та-ту… — проговорил мужчина ритм, вспоминая вчерашнее.
Мая смутилась:
— Я не играла такой мелодии.
— Да? — вскинул бровь мужчина.
— Значит мне приснилось… — покачал он головой и притих.
Вдруг корабль тряхнуло; люди в толпе стали валиться, сыпаться друг на друга и путаться между собой. Фан Линь же, к своему же удивлению, так ловко поставил ногу, что удержался и не упал. Одновременно с этим тряска его немного приободрила и сбросила с него сонную вуаль. А затем стали открываться железные двери, и в лицо мужчины ударил свет. Толпа, всё ещё неловкая, быстрым шагом устремилась на волю. Люди покинули контейнер, в котором провели всё путешествие, и стали сходить по ржавому и ровному железному трапу на землю.
Вскоре начали раздаваться чертыхания — народ стал закупоривать носы. А Фан Линь наоборот, ещё немного оживился, ибо повеяло таким привычным ему поутру запахом свежей свалки.
Вся толпа вышла из корабельного трюма на просторное прямоугольное поле, окруженное со всех сторон невысоким заборчиком, посреди которого стоял корабль, похожий на чёрную муху. За заборчиком возвышались свежие мусорные нагромождения. Люди осмотрелись и застыли в нерешительном ожидании. Можно уже идти? Или их ещё кто-то должен встретить? Ответ приехал довольно скоро. Вдруг прямо напротив корабля, посредине заборчика открылись железные врата, и выехал массивный грузовик. Он тащил за собой широкий прицеп, доверху набитый мусором. Чем ближе он приближался, тем сильнее в нос въедалась тошнотворная вонь.
Вдали машина казалась не очень большой, но постепенно стало понятно, что она была вышиной едва ли не в два человеческих роста, а с горой мусора — в три. Толпа наблюдала за её приближением растерянно и неподвижно; машина ехала прямо на людей и на вид даже не собиралась замедляться. Наконец кто-то опомнился и отскочил в сторону. После него очнулись, испугались и побежали другие. А грузовик после этого как будто ещё ускорился, рванул ещё быстрее, так что люди едва успели отскочить, когда он наконец остановился, немного заезжая колёсами на железный трап.
Сразу же с прицепа спрыгнуло трое рослых мужчин, а потом ещё один, самый высокий, лысый, с очень мощными плечами. Он посмотрел на толпу нелегалов, усмехнулся и рявкнул:
— Чего стоим? Живо за работу, ублюдки. Разгребайте эту помойку.
Он указал большим пальцем себе за спину, на фуру с мусором.
Последовало несколько секунд тишины. Вдруг один человек всё же выбежал из толпы. Это был седовласый старик в белом, Лань. Он поклонился лысому мужчине, сбросил свой белый халат на землю, открывая костлявое и сморщенное тело, и побежал забираться на прицеп.
Все остальные, и даже сами мужчины, приехавшие на грузовике, сильно удивились; но вскоре лысый усмехнулся и кивнул:
— Вот так вот, поняли? Живо все за работу, полчаса вам чтобы всё разгрузить…
— А… — вдруг из толпы нелегалов вышел мужчина в потёртом костюме и с небольшим саквояжем в руках.
— Прошу прощения, но… Все мы, я так понимаю, заплатили некоторые деньги за этот перелёт, — он окинул взглядом остальных прилетевших. — Мы… Мы правда обязаны заниматься этим?
— Хе-хе, — лысый посмотрел на своих людей и засмеялся. Они тоже посмеялись.
— Такое дело, — заговорил он. — Вы заплатили, но это была только половина стоимости перелёта. А вторую вы обязаны отработать у нас, — лысый разве руками.
— Но… — человек с саквояжем растерялся: —…Но когда мы платили, нам ничего не говорили про… — не успел он договорить, как вдруг лысый подошёл к нему и улыбнулся ему в лицо. А потом резко зарядил в живот. Мужчину скрутило, он выронил саквояж и свалился на колени. Лысый же схватил его за голову и ещё раз врезал прямо по лицу коленом. Затем он швырнул саквояж одному из своих человек. Тот его поймал, открыл и сразу начал рыться в содержимом, выкидывая на землю всё, что не было ценным…
Вся остальная толпа отбежала и затрепетала от ужаса.
— Вам похоже кое-что надо напомнить, — сказал лысый, опуская ногу на плечо упавшего человека. — Вы тут все нелегалы — скот, и прав у вас никаких нет. Мы сказали работайте, значит будете работать. А кто работать будет плохо, кто не сможет заработать себе на свободу, те будут платить по-другому, — мужчина улыбнулся, — …своими органами. Он надавил на плечо упавшего человека. Оно затрещало, и тот болезненно заныл. Все люди были неподвижны, они оцепенели от ужаса, как вдруг вырвался единственный голосок:
— Стой! Отпустите его!
Лысый опешил и повернулся. Он увидел черненькую девочку, которая выбежала из толпы и взволнованно смотрела на него и на человека у него под ногами, сжимая губки. Сперва мужчина удивился; потом он присмотрелся к девочке, и в его глазах вспыхнул хищный и жадный блеск…
25. Современное Крепостничество
Мужчина хищно прошёлся глазами по тёмненькой девочке. Она была немного грязной, здесь и тут чернели мазки масла и копоти, но все они только подчёркивали меловую белизну её кожи. Лицо у неё было ещё очень детским, но миловидным, с большими глазками. Этому ребёнку к лицу были слёзы. Её шея была тонкой, но довольно длинной для её лет, а на ключице, открытой совсем немного, выпирали полные белые косточки.
Лысый немедленно вспомнил условия своего контракта: каждый день на свалку прибывало столько-то нелегалов, которые по каким-либо причинам не могли попасть на планету другим, законным способом.
Согласно федеративным законам, любой человек, проживающий в границах Федерации, являлся её гражданином и обладал как минимум паспортом первого уровня.
Вот только для каждой планеты была своя, особая приписка в паспорте. Если человек покидал свою планету приписки, он считался нелегалом и не имел совершенно никаких прав. Если его находили соответствующие органы, его немедленно депортировали, да ещё и выписывали ему огромный штраф, который часто просто невозможно было заплатить. А пока его не находили, все совершенные с ним преступления не считались за таковые.
Много было причин для столь строгой политики: и перенаселение на некоторых планетах, и проблема разницы в уровне дохода, ведь на горстке развитых планет зарплаты были в разы, а то и в сотни раз выше, чем на сотнях других, из-за чего нередко молодые люди с развивающихся миров становились гастарбайтерами, что не только ломало перспективы развития на их родине, но ещё и совершенно уничтожало и без того бедную тамошнюю экономику, и много чего ещё.
Даже чаевые, которые получает официант на Золотой Звезде, могли легко прокормить целую семью на заурядной луне-свалке. Вот и получалось, что кто-то один из семьи работал официантом, в то время как все остальные жили за его счёт и не работали совсем, из-за чего экономика их родного мира загибалась ещё сильнее, а это вызывало ещё больше повальной эмиграции…
Образовывался замкнутый круг.
Отсюда и такие драконовские меры к нелегалам. Но это вызывало свои проблемы, а именно — рабство. Тем или иным способом люди всё же проникали на желанные планеты, но потом они попадали в полную зависимость от тех, кто их туда привозил, и не смели прибегать к помощи закона, страшась депортации или расправы. Их заставляли выполнять самый изнурительный труд, а некоторых…
Некоторых особ женского пола, — да и мужского, если они были в должной мере молодыми и привлекательными, — ожидала особенно печальная судьба.
Когда лысый мужчина увидел чёрненькую девочку, он сразу понял — это джек-пот. За такую находку ему полагается премия. Можно даже договориться с парнями и не отдавать её начальству, но самим продать подороже… Главное было найти клиента, а на такую он уж точно найдётся…
Мужчина покачал головой, прогоняя все лишние фантазии, и снова пригляделся к девочке, но уже так, будто это было самое настоящее сокровище. Мая вздрогнула от его взгляда. Девочка побледнела, но не отступила, а только крепче взялась за свой чёрный браслет, готовая снять его в любую секунду. Она выговорила, уже немного более тихим голосом:
— От… Отпустите всех.
— Отпустить значит? Слушай, деточка, а так не пойдёт, — наигранно улыбаясь покачал головой мужчина.
— За всё надо платить, понимаешь, а? Мы вас сюда привезли, а ведь мы могли попасться, и тогда бы у нас было больше проблем чем… Ух. Совсем плохо было бы. А вы теперь просто убежать хотите?
— Мы… — Мая запнулась. Она хотела сказать, что они уже заплатили, но потом вспомнила, что сама ничего не платила. Девочка растерялась.
— И это вам же будет полезно: немного работёнки ещё никому не вредило. А потом мы вас отпустим. А может, чего уж там, и поработаем, чтобы всем вам раздобыть прописку.
После этих слова в толпе нелегалов зашептались. Лысый мужчина покосился на них и улыбнулся. И как-то незаметно люди расступились вокруг девочки. Она вдруг осталась совершенно одна перед лицом лысого бугая, который сам хоть и не был высоким, всё же был намного её выше и напоминал мышцами быка.
— Ну и знаешь ещё что… Ты такой работёнкой заниматься не будешь. Для тебя, деточка у нас есть особая. Подходящая… Для ребёнка, — тут один из бугаев не сдержал смешок. Вся троица кроме лысого в это время встали вокруг девочки, так что если бы Мая бросилась бежать, её бы наверняка поймали. Остальные люди отступили ещё дальше, как бы показывая, что даже и не думают мешать.
Между Маей и лысым мужчиной оставался от силы шаг.
Фан Линь, тоже притаившийся в толпе, сам в это временя на сонную голову пытался разобраться с обстановкой. Всего врагов было четверо. Трое были обыкновенными, но довольно внушительной массы людьми. Лысый был особенно опасным — у него была родословная, какая-то бычья, кажется, но так с ходу Фан Линь не мог её распознать.
Да и не нужно было.
Сейчас следовало придумать, что же делать. Ибо хотя враги были слабыми, их было немного слишком… Много. Если бы Фан Линь был сыт, если бы он был немного моложе, если бы… Если бы да кабы, он бы справился с ними в два счёта. Но сейчас у него могли быть проблемы, если все они навалятся одновременно. Хорошо ещё, что после того, как он съел пилюлю Сансары, все его раны, полученные в борделе, зажили, а не то он бы вообще не мог не то что сражаться, даже ходить. Но и так его победа была далёко не самым вероятным исходом. Любая ошибка была непозволительна. Любой удар железяки по затылку, и он всё, он в ауте, а потом? Что тогда потом будет с девочкой?
Мужчина хмуро посмотрел на Маю, и вдруг она тоже взглянула на него. Фан Линь удивился, потому что взгляд её больших глаз был как-никогда потерянным. Мужчина привык видеть в глазах ребёнка неестественную уверенность, просто ослиную упрямство, пусть и скрытое за постоянным смущением. Но теперь его не было. Теперь чёрные глазки смотрели на него со слепой верой, и как будто спрашивали: «Что делать»?
Фан Линь замер. Потом он подумал, что если сейчас накинется на бугая неподалёку, и тот заревёт, он таким образом отвлечёт внимание лысого. И если Мая тогда вонзит меч в спину, в сердце, она его убьёт, и тогда уже сам мужчина без труда разберётся с двумя оставшимися.
Мужчина уже обдумывал свой план, как вдруг осёкся и покачал головой. Он вспомнил, как тогда, когда он лежал на земле, весь побитый, девочка тоже выставила свой меч. Но не ударила, и клинок вырвали из её хвата голыми руками.
Она была ещё ребёнком.
Она была не готова.