Хроника Убийцы Короля. День второй. Страхи мудреца. Том 1 Ротфусс Патрик

Килвин сложил винты на тарелочку и отряхнул руки.

– Ради такого дела – прямо сейчас.

Я кивнул и повел его через шумную мастерскую, мимо хранения, в отдельное помещение, которое Килвин предоставил мне. Я достал ключ и отпер тяжелую деревянную дверь.

Для отдельной мастерской эта была довольно просторная: тут были свой горн, наковальня, вытяжка, бак с водой и прочие необходимые атрибуты ремесла артефактора. Стол я сдвинул в сторону, так что половина комнаты осталась пустой, если не считать нескольких тюков соломы, сложенных у стены.

С потолка, напротив тюков, свисало грубое пугало. Я нарядил его в свою обгоревшую рубаху и штаны из мешковины. В глубине души я жалел, что не потратил время на несколько лишних испытаний, вместо того чтобы шить эти штаны и набивать чучело. Но все-таки я прежде всего актер, а потом уже все остальное. И, как таковой, я не мог упустить случая лишний раз устроить представление.

Пока Килвин с любопытством озирался, я закрыл за нами дверь. И, решив, что пусть моя работа говорит сама за себя, достал арбалет и вручил его магистру.

Огромный магистр помрачнел.

– Ре-лар Квоут, – неодобрительно пробасил он, – только не говорите, что вы потратили столько труда на то, чтобы улучшить это дьявольское изобретение!

– Положитесь на меня, магистр Килвин, – ответил я, вручая ему арбалет.

Он пристально поглядел на меня, взял арбалет и принялся осматривать его с тщательностью человека, которому целыми днями приходится работать с опасным оборудованием. Он потрогал тугую тетиву, оглядел выгнутый металлический лучок.

Спустя несколько долгих минут Килвин кивнул, уперся ногой в стремя и без особых усилий взвел арбалет. Я от нечего делать задумался о том, насколько же он силен. У меня лично ныли плечи и руки были в волдырях после возни с этой неуклюжей штуковиной в течение последних нескольких дней.

Я дал ему увесистый болт. Килвин осмотрел и его тоже. Я видел, что его все сильнее охватывает недоумение. Я знал отчего. В арбалете не было заметно никаких изменений или использования сигалдри. И в болте тоже.

Килвин вложил болт в арбалет и вопросительно приподнял бровь.

Я сделал широкий жест в направлении чучела, пытаясь выглядеть уверенней, чем чувствовал себя на самом деле. Руки у меня вспотели, в животе порхали голуби. Во время испытаний все было отлично. Испытания – это важно. Испытания – это все равно что репетиции. Но по-настоящему важно только то, что произойдет на глазах у зрителей. Истина, известная любому актеру.

Килвин пожал плечами и вскинул арбалет. Рядом с его могучим плечом арбалет выглядел совсем небольшим, и Килвин помедлил, тщательно целясь. Я с удивлением увидел, как он спокойно набрал воздуху в грудь и на медленном, ровном выдохе спустил курок.

Арбалет дернулся, звякнула тетива, болт размазался в воздухе.

Раздался резкий металлический лязг, и болт остановился в воздухе, точно наткнувшись на невидимую стену. И брякнулся на каменный пол посреди комнаты, в пятнадцати футах от чучела.

Я расхохотался и торжествующе вскинул руки, не в силах сдержаться.

Килвин поднял брови и посмотрел на меня. Я расплылся в безумной ухмылке.

Магистр поднял с пола болт, еще раз осмотрел его. Снова взвел арбалет, прицелился и спустил курок.

«Бздям!» Болт во второй раз оказался на полу и отлетел немного в сторону.

На этот раз Килвин обнаружил источник лязга. Под потолком в дальнем углу мастерской висел металлический предмет размером с большой фонарь. Он раскачивался взад-вперед и слегка кружился, как будто его только что ударили вскользь.

Я снял его с крюка и принес магистру Килвину, который ждал у рабочего стола.

– Что это за предмет, ре-лар Квоут? – с любопытством спросил он.

Предмет опустился на стол с тяжелым лязгом.

– С научной точки зрения это автоматически срабатывающее устройство для предотвращения нанесения кинетического урона, – ответил я, сияя гордой улыбкой. – Короче говоря, он останавливает стрелы.

Килвин наклонился, чтобы посмотреть на него поближе, но смотреть там было не на что: просто гладкие пластины из черного железа. Мое творение выглядело точь-в-точь как большой восьмиугольный фонарь, целиком сделанный из металла.

– А сами вы его как называете?

Вот как раз на это мне времени не хватило. Мне в голову приходили десятки названий, но все они казались неподходящими. «Ловушка для стрел» – банально. «Друг путника» – прозаично. «Разбойничья погибель» – чересчур театрально. Если бы я попытался назвать его так, я бы потом не смог смотреть в глаза Килвину.

– С названием у меня пока проблемы, – признался я. – Пока что я его называю просто «стрелохват».

– Хм! – крякнул Килвин. – Но, строго говоря, он же не захватывает стрелы.

– Да знаю я, знаю! – в отчаянии воскликнул я. – Но как еще его называть, не «бздямкалкой» же?

Килвин взглянул на меня искоса, его глаза слегка улыбались.

– А ведь, казалось бы, у ученика Элодина не должно быть проблем с именованием, ре-лар Квоут!

– Знаете, магистр Килвин, Делевари поступил проще простого, – сказал я. – Он придумал новый вид оси и дал ему свое имя. Могу назвать эту штуку просто «квоутом».

Килвин хохотнул.

– И то верно!

Он снова обернулся к стрелохвату и принялся с любопытством его разглядывать.

– Как же он работает?

Я ухмыльнулся и достал большой свиток бумаги, исписанный схемами, сложными рунами, металлургическими символами и тщательно выведенными формулами кинетической конверсии.

– Он состоит из двух основных частей, – начал я. – Во-первых, это сигалдри, которая автоматически создает симпатическую связь с любым тонким, быстро движущимся куском металла на расстоянии до двадцати футов. Не могу не отметить, что у меня ушло целых два дня на то, чтобы ее разработать.

Я потыкал пальцем в соответствующие руны на листе бумаги.

– Поначалу я думал, будто одного этого должно хватить. Я надеялся, что, если связать приближающийся наконечник стрелы с неподвижным куском железа, это поглотит инерцию стрелы и сделает ее безопасной.

Килвин покачал головой:

– Это уже пробовали.

– Ну да, мне следовало догадаться об этом еще до того, как я попробовал, – сказал я. – Это поглощает в лучшем случае третью часть инерции, а тому, в кого попадет стрела, даже ослабевшая на треть, все равно не поздоровится.

Я указал на другую схему.

– На самом деле мне нужно было что-то, что толкнет стрелу в обратном направлении. Причем очень сильно и очень быстро. В конце концов я использовал стальную пружину из медвежьего капкана. Модифицированную, разумеется.

Я взял со стола запасной наконечник стрелы и сделал вид, будто он движется в сторону стрелохвата.

– Вначале стрела подлетает вплотную, и это устанавливает связывание. Потом инерция летящей стрелы приводит в действие ловушку, как если бы кто-то наступил на капкан.

Я резко щелкнул пальцами.

– И запасенная энергия пружины толкает стрелу в обратном направлении, останавливая ее или даже отбрасывая назад!

Килвин слушал и кивал.

– Но если его надо заново взводить после каждого использования, каким образом он сумел остановить второй болт?

Я указал на центральную схему.

– Если бы он мог перехватывать всего одну стрелу, толку от него было бы мало. То же самое, если бы он мог перехватывать только стрелы, летящие с одной стороны. В нем восемь пружин, расположенных по кругу. Чтобы он мог останавливать стрелы, летящие сразу с нескольких сторон.

Я виновато пожал плечами.

– Ну, теоретически. Я пока не сумел проверить, как это работает.

Килвин оглянулся на чучело.

– Однако оба моих выстрела были сделаны с одного направления, – сказал он. – Как же был остановлен второй, если пружина уже спущена?

Я поднял стрелохват за кольцо, вделанное сверху, и показал, что он может свободно вращаться.

– Он подвешен на оси, – сказал я. – От удара первой стрелы он слегка развернулся, что вывело на позицию новую пружину. Но даже если бы этого и не произошло, энергия подлетающей стрелы обычно слегка разворачивает ее к ближайшей взведенной пружине, подобно тому, как флюгер разворачивается к ветру.

На последнее я, вообще-то, не рассчитывал. Это была счастливая случайность, однако я не видел смысла говорить об этом Килвину.

Я коснулся красных точек, проступивших на двух из восьми железных граней стрелохвата.

– Вот, они показывают, какие пружины сработали.

Килвин взял у меня стрелохват и принялся вертеть его в руках.

– А как взвести их снова?

Я достал из-под стола металлический инструмент, обычную железяку с приделанным к ней длинным рычагом, и показал Килвину восьмиугольное отверстие в дне стрелохвата. Я надел стрелохват на инструмент и давил ногой на рычаг, пока не услышал резкий щелчок. Потом развернул стрелохват и повторил это еще раз.

Килвин взял стрелохват и снова принялся вертеть его своими могучими руками.

– Тяжелый! – заметил он.

– Он должен быть прочным, – объяснил я. – Арбалетный болт пробивает двухдюймовую дубовую доску. Отдача пружины должна быть как минимум втрое мощнее, чтобы останавливать стрелу.

Килвин небрежно потряс стрелохват, держа его возле уха. Внутри ничего не брякало.

– А что, если наконечники стрел будут не металлические? – спросил он. – Говорят, разбойники из ви-семби делают стрелы из кремня или обсидиана.

Я опустил глаза и вздохнул.

– Ну… – медленно ответил я, – если наконечники не из железа или чего-то подобного, то стрелохват не сработает, когда они подлетят на расстояние двадцати футов…

Килвин неопределенно хмыкнул и со стуком поставил стрелохват обратно на стол.

– Но зато, – радостно закончил я, – любой остроконечный кусок камня или стекла, оказавшийся в пределах пятнадцати футов, приведет в действие другие связи!

Я потыкал пальцем в свои чертежи. Я очень гордился тем, что мне тоже хватило предусмотрительности включить в устройство куски обсидиана, исписанные рунами, предназначенными для стекла удвоенной прочности, чтобы оно не рассыпалось на осколки от удара.

Килвин посмотрел на чертежи, гордо ухмыльнулся и гулко хохотнул.

– Молодец! Молодец! Ну а если у стрелы будет костяной наконечник?

– А руны для кости не доверяют скромным ре-ларам вроде меня! – отпарировал я.

– А если бы доверяли? – спросил Килвин.

– Все равно я бы не стал их использовать, – ответил я. – Иначе какой-нибудь ребенок, катающий обруч, мог бы привести стрелохват в действие прикосновением своего нежного черепа.

Килвин одобрительно кивнул.

– Я-то думал о скачущей лошади, – сказал он. – Но это демонстрирует ваше благоразумие. Вы проявляете предусмотрительность, необходимую артефактору.

Я обернулся к чертежам и указал на них.

– Несмотря на это, магистр Килвин, быстро движущийся цилиндрический кусок дерева на расстоянии десяти футов активирует стрелохват.

Я вздохнул.

– Связь так себе, однако этого будет достаточно, чтобы остановить стрелу или как минимум отвести ее в сторону.

Килвин наклонился и принялся более пристально изучать чертежи. Его глаза добрых две минуты блуждали по плотно исписанному листу.

– Все из железа? – спросил он.

– Скорее из стали, магистр Килвин. Я опасался, что железо со временем сделается слишком хрупким.

– И каждое из этих восемнадцати связываний написано на каждой из пружин? – уточнил он.

Я кивнул.

– Ненужное умножение усилий, – заметил Килвин, скорее в порядке беседы, чем осуждающе. – Кое-кто мог бы сказать, что в эту вещь вложено больше труда, чем нужно.

– Мне, в общем-то, плевать, что подумают другие, магистр Килвин, – ответил я. – Меня интересует, что думаете вы.

Он хмыкнул, потом поднял голову от чертежей и посмотрел на меня.

– У меня к вам четыре вопроса.

Я кивнул в ожидании.

– Прежде всего, зачем это нужно? – спросил он.

– Нельзя, чтобы люди гибли от засад на дороге, – твердо ответил я.

Килвин ждал продолжения, но мне больше нечего было сказать по этому поводу. Через некоторое время он пожал плечами и указал на другой конец мастерской.

– Во-вторых, где вы взяли этот… – он слегка нахмурился, – теветем… самострел?

У меня засосало под ложечкой. Я питал тщетную надежду, что Килвин, будучи сильдийцем, не знает, что подобные штуки у нас, в Содружестве, запрещены. А потом, я надеялся, что он просто предпочтет не спрашивать.

– Ну… добыл, магистр Килвин, – уклончиво ответил я. – Он был мне нужен для испытаний стрелохвата.

– Но почему было не взять обычный охотничий лук? – сурово осведомился Килвин. – И избежать таким образом владения запрещенным оружием?

– Охотничий лук слишком слабый, магистр Килвин. Мне необходимо было убедиться, что мое устройство способно перехватывать любые стрелы, а у арбалета выстрел куда более мощный, чем у любого другого оружия.

– Модеганский длинный лук ничем не уступает самострелу, – заметил Килвин.

– Из него надо еще уметь стрелять, – возразил я. – К тому же модеганский лук мне не по карману.

Килвин тяжело вздохнул.

– В прошлый раз, когда вы изготовили свою воровскую лампу, вы хорошо сделали плохую вещь. Это мне не нравится.

Он посмотрел на чертеж.

– На этот раз вы плохо сделали хорошую вещь. Это лучше, но тоже не очень-то хорошо. Лучше все-таки хорошо делать хорошие вещи. Согласны?

Я кивнул.

Он положил массивную лапу на мой арбалет.

– Вас кто-нибудь видел с этой вещью?

Я покачал головой.

– Тогда мы скажем, что она моя и что вы получили ее по моему совету. Она присоединится к прочему оборудованию, что находится в хранении.

Он сурово взглянул на меня.

– И в будущем, если вам понадобится нечто подобное, обращайтесь ко мне.

Это был весьма ощутимый удар: я-то рассчитывал продать арбалет обратно Слиту. Однако могло быть и хуже. Мне не хватало только неприятностей с железным законом.

– В-третьих, в ваших чертежах нигде не говорится ни о золотой проволоке, ни о серебре, – сказал он. – Более того, не могу представить, для чего они могли бы понадобиться в подобном устройстве. Объясните, для чего вы брали в хранении эти материалы.

Я внезапно остро ощутил прохладный металлический грам у себя на предплечье. Золото было необходимо для изготовления грама, но этого, конечно, говорить было нельзя.

– У меня деньги кончились, магистр Килвин. А мне нужны были материалы, которые нельзя взять в хранении.

– Например, ваш самострел.

Я кивнул.

– А потом еще солома, медвежьи капканы…

– Так один проступок влечет за собой другой, – неодобрительно сказал Килвин. – Хранилище – не лоток ростовщика и не может использоваться в качестве такового. Я отменяю ваш допуск к пользованию драгоценными металлами.

Я повесил голову, надеясь, что выгляжу достаточно пристыженным.

– Кроме того, в наказание вы отработаете двадцать часов в хранении. Если кто-нибудь спросит, вы расскажете, что вы натворили. И объясните, что в наказание вас заставили вернуть стоимость металлов плюс двадцать процентов сверху. Раз уж вы используете хранилище как ростовщика, с вас возьмут проценты, как то делают ростовщики.

Я скривился.

– Хорошо, магистр Килвин.

– Ну, и последнее, – сказал Килвин, развернувшись и положив массивную руку на стрелохват. – Как вы считаете, ре-лар Квоут, сколько может стоить такая вещь?

Сердце у меня подпрыгнуло.

– Значит ли это, что вы разрешаете выставить ее на продажу, магистр Килвин?

Огромный артефактор, похожий на медведя, воззрился на меня с удивлением.

– Разумеется, разрешаю, ре-лар Квоут. Это замечательная вещь. Она поможет сделать этот мир лучше. Каждый раз, как человек видит подобную вещь, он понимает, что артефакция помогает защищать людей от беды. Благодаря этой вещи люди станут думать лучше обо всех артефакторах.

Он посмотрел на стрелохват, задумчиво нахмурился.

– Но если мы собираемся ее продать, она должна иметь цену. Так что вы скажете?

Я размышлял над этим вопросом в течение шести оборотов. По правде говоря, я рассчитывал, что стрелохват принесет мне достаточно денег, чтобы оплатить обучение и вернуть Деви проценты за долг. Достаточно, чтобы протянуть в университете еще одну четверть.

– Честно говоря, не знаю, магистр Килвин, – сказал я. – Вот сколько бы вы заплатили, чтобы в ваши легкие не вонзилась трехфутовая ясеневая палка?

Он хмыкнул.

– Ну, своими легкими я дорожу, – сказал он. – Но давайте начнем с другого конца. Материалы обошлись в…

Он взглянул на чертежи.

– Примерно в девять йот, верно?

Сверхъестественная точность. Я кивнул.

– Сколько часов у вас ушло на то, чтобы его изготовить?

– Часов сто, – сказал я. – Может, сто двадцать. Но большая часть этого времени была потрачена на испытания и эксперименты. Второй такой я бы мог изготовить, наверно, часов за пятьдесят-шестьдесят. А если изготовить формы для штамповки, то можно и быстрее.

Килвин кивнул.

– Я предлагаю двадцать пять талантов. Как по-вашему, это разумно?

От такой суммы у меня захватило дух. Даже после того, как я расплачусь с хранилищем за материалы и мастерская возьмет свои сорок процентов комиссии, это все равно будет вшестеро больше, чем я мог бы заработать изготовлением трюмных ламп! Безумная сумма денег.

Я уже готов был согласиться, но тут мне в голову пришла одна мысль. И я нехотя покачал головой:

– Честно говоря, магистр Килвин, я предпочел бы продавать их подешевле.

Килвин поднял бровь.

– Люди согласятся платить столько, – заверил он меня. – Я видел, как они отдавали куда большие суммы за куда менее полезные вещи.

Я пожал плечами.

– Двадцать пять талантов – это бешеные деньги, – сказал я. – Получится, что безопасность и душевный покой будут доступны только толстосумам. По-моему, восьми талантов вполне достаточно.

Килвин долго смотрел на меня, потом кивнул:

– Как скажете. Восемь талантов.

Он провел рукой по крышке стрелохвата, словно поглаживая его.

– Однако, поскольку это первая и пока что единственная такая вещь, я заплачу вам за нее двадцать пять. Она отправится в мою личную коллекцию.

Он вопросительно склонил голову.

– Лхинсатва?

– Лхин! – с благодарностью ответил я, чувствуя, как с моих плеч свалился тяжкий груз тревоги.

Килвин улыбнулся и кивнул в сторону стола:

– Кроме того, я бы хотел не спеша изучить ваши чертежи. Не могли бы вы сделать мне копию?

– За двадцать пять талантов, – сказал я, с улыбкой подвинув к нему чертежи, – можете забирать оригинал!

Килвин написал мне расписку и ушел, прижимая к себе стрелохват, точно ребенок с новой игрушкой.

Я рванул в хранилище, сжимая свой клочок бумаги. Нужно было уплатить долг за материалы, включая золотую проволоку и серебряные слитки. Но даже после того, как мастерская возьмет свои комиссионные, у меня останется почти одиннадцать талантов!

Остаток дня я ходил, насвистывая и ухмыляясь, как придурок. Да уж, верно говорят: чем тяжелей кошелек, тем легче на сердце!