Хроника Убийцы Короля. День второй. Страхи мудреца. Том 1 Ротфусс Патрик
Деви поразмыслила.
– Возможно, – призналась она. – Покаяние должно включать в себя некоторую толику страданий.
Я кивнул. Мне не приходилось стараться, чтобы выглядеть жалким. Я неуклюже порылся в кошельке заледеневшими пальцами и достал бронзовую монетку, которую несколько дней тому назад выиграл у Сима, играя в воздуха по маленькой.
Деви взяла ее.
– Покаянная монетка, – равнодушно констатировала она. – Это, я так понимаю, чисто символическая плата?
Я пожал плечами. На пол плюхнулось еще несколько комьев снега.
– Ну, вроде того, – сказал я. – Я думал было сходить к меняле и вернуть весь свой долг покаянными монетами…
– И за чем же дело стало? – осведомилась она.
– Ну, я сообразил, что это только еще сильнее тебя разозлит, – сказал я. – И к тому же мне не хотелось платить меняле.
Я с трудом сдерживался, чтобы не смотреть с вожделением в сторону очага.
– Я долго пытался придумать подходящий способ извиниться перед тобой…
– И не придумал ничего лучше, чем явиться сюда в самую скверную погоду в году?
– Я решил, что нам надо поговорить, – сказал я. – А погода просто удачно подвернулась.
Деви насупилась и отвернулась к очагу.
– Ну ладно, проходи.
Она подошла к комоду, стоявшему у кровати, и достала толстый синий хлопчатобумажный халат. Сунула его мне и указала на закрытую дверь:
– Ступай переоденься, сними с себя все мокрое. И отожми одежду над тазиком, а то она до завтра не высохнет.
Я послушался, принес мокрые тряпки и развесил их на крючках перед огнем. Стоять так близко к огню было чудесно. В свете пламени стало видно, что кожа у меня под ногтями немного посинела.
Как мне ни хотелось погреться подольше, я все же присоединился к Деви, сидевшей за столом. Я обратил внимание, что столешница заново ошкурена и покрыта лаком, но угольно-черный круг на том месте, где стоял сиротка, все равно остался.
Я чувствовал себя довольно беззащитным, сидя тут в одном халате, но с этим ничего поделать было нельзя.
– После нашей предыдущей… встречи, – я старался не смотреть на обугленное пятно на столе, – ты уведомила меня, что мне следует вернуть долг к концу четверти. Не согласишься ли ты пересмотреть свои условия?
– Вряд ли, – решительно ответила Деви. – Но можешь быть уверен, что, если ты не сумеешь расплатиться деньгами, я по-прежнему готова принять в уплату определенную информацию.
И улыбнулась хищной, алчной улыбкой.
Я кивнул. Она по-прежнему хотела попасть в архивы.
– Я надеялся, что ты, возможно, передумаешь теперь, когда тебе известно, что произошло на самом деле, – сказал я. – Кто-то наводил на меня порчу. Мне необходимо было знать, что с моей кровью все в порядке.
Я вопросительно посмотрел на нее. Деви пожала плечами, не снимая локтей со стола, всем своим видом демонстрируя полнейшее безразличие.
– Кроме того, – сказал я, поймав ее взгляд, – возможно, мое нерациональное поведение отчасти было связано с отдаленными последствиями отравления алхимическим ядом, которому я подвергся в начале четверти.
Лицо Деви окаменело.
– Что?!
Ага, значит, она ничего не знала. Я испытал некоторое облегчение.
– Амброз ухитрился подсунуть мне коринковый боб, примерно за час до того, как я должен был идти на экзамен, – сказал я. – А рецепт ему продала ты.
– Ну и наглая же ты тварь!
На эльфячьей мордочке Деви отразилось безмерное негодование, но вышло неубедительно. Она была выбита из колеи и оттого переигрывала.
– Наглость тут ни при чем, – спокойно ответил я. – Просто временами я ощущаю во рту вкус коринки и мускатного ореха и испытываю иррациональное желание придушить человека, который всего-навсего толкнул меня на улице.
Ее фальшивое негодование улеглось.
– Ты ничего не докажешь, – сказала она.
– А мне и не нужно ничего доказывать, – ответил я. – Я не собираюсь устраивать тебе неприятности с магистрами или с железным законом.
Я посмотрел на нее.
– Я просто полагал, будто тебя может заинтересовать тот факт, что меня отравили.
Деви сидела прямо и неподвижно. Она пыталась сохранять невозмутимый вид, но видно было, что она чувствует себя виноватой.
– Очень хреново было? – спросила она.
– Очень, – негромко ответил я.
Деви отвернулась и скрестила руки на груди.
– Я не знала, что это для Амброза, – сказала она. – Пришел какой-то богатенький чмырь. Дал на удивление хорошую цену…
Она снова взглянула на меня. Теперь, когда ледяной гнев оставил ее, она выглядела на удивление маленькой.
– С Амброзом я дел не веду, – сказала она. – И я не знала, что это для тебя. Клянусь.
– Но ты же знала, что для кого-то он предназначен, – возразил я.
Воцарилась тишина, нарушаемая лишь треском пламени.
– Короче, на мой взгляд, дело обстоит так, – сказал я. – В последнее время оба мы наделали глупостей, поступков, о которых мы оба сожалеем.
Я плотнее завернулся в халат.
– И хотя наши поступки, несомненно, один другого не отменяют, мне представляется, что они некоторым образом уравновешиваются.
Я протянул ладони как чаши весов.
Деви слабо, смущенно улыбнулась.
– Ну, может, я и поторопилась, потребовав полной выплаты долга…
Я улыбнулся в ответ и расслабился.
– Так как насчет того, чтобы вернуться к первоначальным условиям договора?
– По-моему, это только справедливо!
Деви протянула руку через стол, и я ее пожал. Царившее в комнате напряжение развеялось окончательно, и я почувствовал, как ком тревоги, давно стоявший у меня в груди, наконец рассосался.
– У тебя рука ледяная, – заметила Деви. – Пошли к огню.
Мы пересели и несколько минут молчали.
– Боги подземные, – шумно выдохнула Деви, – как же я была на тебя зла!
Она покачала головой.
– По-моему, я никогда в жизни так ни на кого не злилась!
Я кивнул.
– По правде говоря, я никогда не верил, что ты опустишься до наведения порчи, – сказал я. – Я был абсолютно уверен, что это не ты. Но все твердили, как ты опасна. Рассказывали ужасы всякие. И когда ты отказалась показать мне мою кровь…
Я не договорил и пожал плечами.
– А что, ты до сих пор ощущаешь последствия отравления коринковым бобом? – спросила она.
– Так, временами, по мелочи, – сказал я. – И такое ощущение, что меня стало легче вывести из себя. Но, возможно, это просто от стресса. Симмон говорит, что, возможно, у меня в организме до сих пор блуждают освобожденные начала. Что бы это ни значило.
Деви помрачнела.
– Ну, у меня тут далеко не идеальное оборудование, – сказала она, указывая на запертую дверь. – Я ужасно извиняюсь. Но тот парень предложил мне полное собрание «Ваутиум тегносте», – она махнула рукой в сторону книжных полок. – Конечно, в других обстоятельствах я бы ни за что за это не взялась, но ведь полного, неурезанного издания нигде же не найдешь…
Я удивленно уставился на нее.
– Так ты что, сама его изготовила?
– Ну, это же лучше, чем сообщать рецепт кому попало! – возразила Деви.
В глубине души я понимал, что следует рассердиться, но большая часть меня попросту радовалась, что мне тепло и сухо и смерть мне больше не грозит. Так что я только пожал плечами и небрежно заметил:
– Симмон говорит, что алхимик ты так себе.
Деви потупилась, глядя на свои руки.
– Ну да, гордиться тут нечем, – призналась она. Потом вскинула голову и ухмыльнулась: – Зато в «Тегносте» такие роскошные иллюстрации!
Я расхохотался.
– Ладно, покажи, что ли?
Прошло несколько часов, одежда моя просохла, вместо снега с дождем пошел славный мягкий снежок. Правда, Каменный мост, наверно, превратился в сплошной каток, но, если не считать этого, возвращение домой должно было быть куда приятнее, чем путь сюда.
Выйдя из умывальной, я увидел, что Деви снова сидит за столом. Я подошел и протянул ей халат.
– Не задену ли я твою честь, поинтересовавшись, откуда у такой миниатюрной юной дамы такой просторный и длинный халат?
Деви неизящно фыркнула и закатила глаза.
Я сел и натянул башмаки. Башмаки сделались теплыми оттого, что сохли у огня, это было очень приятно. Потом я достал кошелек, выложил на стол три тяжелых серебряных таланта и подвинул их к ней. Деви уставилась на них с любопытством.
– Я не так давно сумел раздобыть немного денег, – сказал я. – Не столько, чтобы уплатить весь долг сразу. Но проценты за эту четверть я могу уплатить заранее.
Я указал на монеты.
– Знак доброй воли!
Деви улыбнулась и подвинула монеты обратно.
– До конца четверти еще целых два оборота, – сказала она. – Давай уж придерживаться первоначальных условий, как договаривались. Мне неудобно брать с тебя деньги заранее.
Несмотря на то что я готов был отдать деньги Деви в знак искреннего примирения, я был очень рад, что пока что мои три таланта остались при мне. Все-таки иметь деньги и не иметь их – это большая разница. Когда кошелек у тебя пуст, чувствуешь себя каким-то беспомощным.
Это все равно что семенное зерно. Если в конце долгой зимы у тебя все же осталось зерно, ты можешь использовать его для посева. Ты хозяин своей жизни. Ты можешь засевать поля и строить планы на будущее. А если по весне зерна не осталось и сеять тебе нечего, ты беспомощен. Никакие труды, никакие благие намерения не помогут вырастить урожай, если тебе нечего сеять.
И я купил себе одежду: три рубашки, новые штаны и толстые шерстяные носки. Купил шляпу, перчатки и шарф, чтобы защититься от зимнего холода. Купил для Аури пакетик морской соли, мешочек сушеного гороха, две банки консервированных персиков и теплые тапочки. Купил комплект струн для лютни, чернил и полдюжины листов бумаги.
А еще я купил прочную латунную задвижку и приделал ее к оконной раме в своей крошечной мансарде. Самому мне ее открыть труда не составляло, зато она должна была помочь сберечь мое скромное имущество от любых воров, даже самых благонамеренных.
Глава 43
Ничего не сказав и не предупредив
Я стоял у окна Анкерова трактира, смотрел на падающий снег и рассеянно крутил в пальцах колечко Денны. В университет пришла зима, Денны не было видно уже больше месяца. До занятий у Элодина оставалось три часа, и я никак не мог решить, стоит ли призрачный шанс отыскать Денну долгой прогулки по морозу до Имре.
В это время в трактир вошел сильдиец, сбил с башмаков пушистый снег и с любопытством огляделся по сторонам. Было раннее утро, в общем зале, кроме меня, никого не было.
Он подошел ко мне. Снежинки таяли у него в бороде, превращаясь в блестящие капельки воды.
– Извини за беспокойство. Я тут ищу одного парня, – сказал он, удивив меня полным отсутствием какого бы то ни было сильдийского акцента. Он сунул руку под длинное пальто и вытащил толстый конверт с кроваво-алой печатью.
– Ка-во-у-ту, – прочел он по слогам, потом развернул конверт ко мне, и я прочел:
«Квоуту, в трактир «У Анкера»
Университет (в двух милях к западу от Имре)
Пустоши Беленэ
Центральное Содружество».
Это был почерк Денны.
– Не «Кавоут», а «Квоут», – рассеянно поправил я.
Он пожал плечами.
– Ты и есть он самый?
– Ну да, – ответил я.
Он удовлетворенно кивнул.
– Так вот, я его получил в Тарбеане, около оборота тому назад. Выкупил у одного парня за твердый пенни. Он говорит, что выкупил его у моряка в Джанпуе за винтийский серебряный бит. Он не помнил названия города, где получил его моряк, но это было где-то вдали от моря.
Сильдиец посмотрел мне в глаза.
– Я тебе это затем рассказываю, чтобы ты не думал, будто я пытаюсь тебя надуть. Я за него заплатил целый пенни, а потом пришел сюда из самого Имре, хотя мне это было не по пути.
Он окинул взглядом зал трактира.
– Хотя я так понимаю, что парень, владеющий таким хорошим трактиром, не станет скупиться и заплатит мне, сколько положено.
Я расхохотался.
– Это не мой трактир, – объяснил я. – Я просто живу здесь.
– А-а! – сказал он, явно разочарованный. – А то ты тут стоял прямо как хозяин. Ну все равно, сам понимаешь, я рассчитывал на этом заработать.
– Понимаю, – сказал я. – И как по-твоему, сколько я тебе должен?
Он смерил меня взглядом, оценил мою одежду.
– Ну, меня устроит, если я получу назад свой твердый пенни и еще малый пенни сверху.
Я достал кошелек, порылся в нем. По счастью, несколько дней назад я играл в карты и у меня были при себе атуранские деньги.
– Да, это справедливая цена, – сказал я, отдавая деньги.
Он совсем было собрался уйти, но на пороге обернулся.
– Чисто из интереса, – сказал он, – а если бы я запросил за него два твердых пенни, ты бы заплатил?
– Ну, может, и заплатил бы, – признался я.
– Кист! – выругался он, вышел за порог, и дверь за ним захлопнулась.
Конверт был из плотной бумаги, помятой и запачканной после долгих блужданий. На печати был изображен вздыбленный олень над бочонком и арфой. Садясь, я раздавил печать в пальцах.
В письме говорилось:
«Квоут,
извини, что уехала из Имре, ничего не сказав и не предупредив. Я тебе отправила письмо в вечер перед отъездом, но ты, наверно, так его и не получил.
Я уехала за границу в поисках тучных пастбищ и новых Возможностей. Я очень люблю Имре, и наши Краткие, хотя и Редкие встречи приносили мне немало радости, но жизнь там дорогая, а шансов у меня в последнее время становилось все меньше.
Илл – приятная страна, сплошные пологие холмы. Климат здешний мне очень нравится, тут теплее и воздух пахнет морем. Кажется, я сумею пережить эту зиму и ни разу не слечь в постель с легочным приступом. Впервые за много лет.
Я провела некоторое время в Малых королевствах, присутствовала при стычке двух конных отрядов. Вот было треску, вот Конского Ржанья, ты ничего подобного в жизни не слыхал! Еще я некоторое время провела на корабле, научилась вязать разные морские узлы и плеваться как следует. И узнала много новых бранных слов.
Если ты вдруг вежливо спросишь, когда же мы встретимся снова, я, возможно, продемонстрирую то, чему научилась.
Еще я впервые встретила Наемника из Адемов (тут их зовут «кровавые рубахи»). Это женщина, она ненамного выше меня ростом, и у нее удивительные серые глаза. Она хорошенькая, но странная и молчаливая и дергается все время. Никогда не видела, как она сражается, и, кажется, не хочу этого видеть. Хотя интересно, конечно.
Я по-прежнему без ума от арфы. Сейчас живу у одного искуссного господина (имени его я называть не стану), продолжаю обучение.
Я тут хлебнула немного вина, пока это все писала. Я это говорю в оправдание, чтобы ты понял, почему я написала «искусного» с двумя «с». То есть с тремя… Кист! Ну, ты понял, да?
Ты извини, что раньше не написала, но я так много странствовала, и до сих пор у меня просто не было Возможности написать Письмо. Вот наконец написала, но, боюсь, мне потребуется еще некоторое время, чтобы отыскать путешественника, которому я могла бы его доверить на обратном пути к тебе.
Я часто и тепло думаю о тебе.
Искренне твоя,
Д.
Постскр. Надеюсь, футляр для лютни служит тебе верой и правдой!»
Занятия у Элодина в тот день начались странно.
Для начала, Элодин пришел вовремя. Это застало нас врасплох: мы, шестеро оставшихся студентов, уже привыкли первые минут двадцать-тридцать сидеть в аудитории, болтать, резаться в карты и ворчать по поводу того, как мало нам дают эти занятия. Мы даже не заметили магистра имен, пока он не миновал половину лестницы, ведущей вниз, к кафедре, и не хлопнул в ладоши, чтобы привлечь наше внимание.
Вторая странность состояла в том, что Элодин был облачен в официальную магистерскую мантию. Я и прежде видел его в этом наряде, когда того требовали обстоятельства, но он всегда носил его нехотя. Даже во время экзаменов мантия на нем обычно была мятая и несвежая.
Сегодня же она сидела на нем так, словно Элодин относился к ней всерьез. Она была свежевыстирана и отутюжена. И волосы у него не были растрепанные, как всегда. Они выглядели так, словно Элодин только что постригся и причесался.
Он вышел вперед, поднялся на возвышение, встал за кафедру. Это более, чем что бы то ни было, заставило всех выпрямиться и насторожить уши. Элодин никогда не пользовался кафедрой.
– Давным-давно, – сказал он без какого-либо вступления, – университет был местом, куда люди приходили, чтобы узнавать тайны. Юноши и девушки съезжались сюда, чтобы узнать, как устроен мир.
Элодин окинул нас взглядом.
– Там, в древнем университете, не было искусства более желанного, нежели именование. Все прочее считалось дешевкой. Именователи шествовали по здешним улицам, точно мелкие боги. Они творили ужасные и удивительные вещи, и все прочие завидовали им. Студенты могли добиться нового ранга, лишь продемонстрировав свое искусство именователя. Алхимик, не владеющий именами, считался жалким созданием, не более уважаемым, нежели повар. Симпатию изобрели в этих стенах, однако же симпатист, не владеющий именами, с тем же успехом мог бы быть кучером. Артефактор, за чьей работой не стояли имена, был немногим лучше простого сапожника или кузнеца. Все они приходили, чтобы узнать имена вещей, – говорил Элодин. Взгляд его темных глаз был пронзителен, голос сделался звучным и берущим за душу. – Однако именованию нельзя учить зубрежкой и долбежкой. Учить человека именованию – это все равно что учить влюбляться. Безнадежное дело. Это просто невозможно.
Тут магистр имен слегка улыбнулся и впервые стал похож на самого себя.
– И все-таки студенты пытались учиться. А наставники пытались учить. Иногда у них даже что-то получалось.
Элодин указал пальцем на Фелу и махнул ей, чтобы она подошла.
– Фела! Подите сюда.
Фела встала. Ей явно было не по себе. Она поднялась на возвышение и стала рядом с Элодином.
– Вы все выбрали имя, которому надеетесь научиться, – сказал Элодин, окинув нас взглядом. – И все вы старались учиться, более или менее прилежно, более или менее успешно.
Я с трудом удержался от того, чтобы стыдливо отвернуться: я-то знал, что старался куда меньше, чем мог бы.
– Все вы потерпели неудачу, а вот у Фелы получилось, – сказал Элодин. – Она обрела имя камня… – он обернулся и искоса взглянул на нее, – сколько раз?
– Восемь, – ответила она, потупившись и нервно ломая руки.
Все мы ахнули с неподдельным благоговением. В то время, как все мы сидели и ворчали, она об этом ни разу не упомянула.
Элодин кивнул, как бы одобряя нашу реакцию.
– В те времена, когда именованию еще обучали, мы, именователи, гордились своими достижениями. Студент, овладевший именем, носил особое кольцо в знак своего умения.
Элодин протянул Феле руку и раскрыл ладонь – на ней лежал речной камушек, гладкий и темный.
– Теперь и Фела будет носить такое кольцо в доказательство своего умения.
Фела ошеломленно уставилась на Элодина. Ее глаза перебегали с него на камушек и обратно, лицо у нее побледнело и вытянулось.
Элодин ободряюще улыбнулся ей.
– Ну же, – мягко сказал он. – Ведь в глубине души вы знаете, что способны на это. И не только на это.
Фела закусила губы и взяла камушек. В ее руках он казался крупнее, чем на ладони у Элодина. Она на миг зажмурилась, перевела дух. Медленно выпустила воздух, подняла камень и открыла глаза так, чтобы он был первым, что она увидит.
Фела уставилась на камень, и в аудитории воцарилась гробовая тишина. Напряжение нарастало, пока не сделалось тугим, как натянутая струна арфы. Воздух буквально вибрировал.
Миновала минута. Две минуты. Три долгих, ужасно долгих минуты.
Элодин шумно вздохнул, разрядив напряжение.
– Нет-нет-нет! – воскликнул он, щелкнув пальцами перед носом у Фелы, чтобы привлечь ее внимание. И закрыл ей глаза ладонью. – Вы на него смотрите. А вы не смотрите! Вы на него посмотрите!
И отвел руку.
Фела подняла камень, открыла глаза. И в тот же миг Элодин отвесил ей звонкую затрещину.
Девушка с негодованием уставилась на него. Но Элодин только указал на камень, который она по-прежнему держала в руке.
– Смотрите! – возбужденно воскликнул он.
Фела перевела взгляд на камушек и улыбнулась, точно увидев старого друга. Она накрыла его ладонью, поднесла к губам. Губы ее шевельнулись.
Внезапно раздался резкий шипящий щелчок, как будто капля воды упала на сковородку с раскаленным маслом. За этим щелчком последовали десятки других – резких и коротких, как будто старик хрустит пальцами или град стучит по шиферной крыше.
Фела раскрыла ладонь. На пол просыпалось немного песка и мелких камушков. Она двумя пальцами порылась в каменной крошке и извлекла из нее кольцо из абсолютно черного камня. Оно было круглое, как чаша, и гладкое, как полированное стекло.
Элодин торжествующе расхохотался и восторженно обнял Фелу. Фела самозабвенно обняла его в ответ. Они сделали вместе несколько шагов по возвышению: то ли потеряли равновесие, то ли закружились в танце.
По-прежнему улыбаясь, Элодин протянул руку. Фела отдала ему кольцо, он тщательно оглядел его и кивнул.
– Фела, – серьезно произнес он, – сим я возвожу вас в ранг ре-лара!
Он протянул кольцо.
– Давайте руку!
Фела довольно робко подала ему руку. Но Элодин покачал головой.
– Левую! – твердо сказал он. – Правая рука означает нечто совсем иное. До этого вам всем еще очень далеко!
Фела протянула другую руку, и Элодин ловко надел каменное кольцо ей на палец. Остальные соученики разразились аплодисментами и сбежались поближе, чтобы посмотреть, что же она сделала.
Фела ослепительно улыбнулась и показала нам всем свою руку. Кольцо не было гладким, как подумалось мне поначалу. Оно было покрыто тысячью мелких плоских граней. Грани слагались в замысловатый вьющийся узор, подобного которому я никогда прежде не видел.
Глава 44
Ловушка
Невзирая на неприятности с Амброзом, мою одержимость архивами и бесконечные бесплодные прогулки в Имре в поисках Денны, я все же сумел завершить свой проект в фактной.
Я предпочел бы потратить еще один оборот, чтобы получше испытать его и подольше повозиться с ним. Но время вышло. Надвигалась экзаменационная лотерея, вскоре после этого надо будет платить за обучение. А прежде чем выставить мой проект на продажу, надо было, чтобы Килвин одобрил мой замысел.
Так что я не без трепета постучался в дверь его кабинета.
Магистр артефактов склонился над своим рабочим столом, аккуратно откручивая винты с бронзового кожуха компрессора.
– Да, ре-лар Квоут? – сказал он, не поднимая глаз.
– У меня все готово, магистр Килвин, – коротко сообщил я.
Он взглянул на меня, поморгал.
– В самом деле?
– Да. Я надеялся договориться, когда можно будет показать его вам.
Читать бесплатно другие книги:
