Хроника Убийцы Короля. День второй. Страхи мудреца. Том 2 Ротфусс Патрик
Я улыбнулся и отхлебнул. Теплое питье разошлось в груди, и я немного расслабился. Даже странно: до этого я и не замечал, насколько был напряжен.
Бабуля немного повозилась, поставила на стол две тарелки и села на соседний стул.
– Так ты их правда убил? – спросила она напрямик. Это было не обвинение. Просто вопрос.
Я кивнул.
– Наверно, лучше бы ты этого никому не говорил, – сказала она. – Шум поднимется. Захотят устроить разбирательство, придется звать выездного судью из Темсфорда…
– Я и не говорил, – ответил я. – Это все Крин.
– А-а, – сказала она.
Разговор временно иссяк. Я допил последний глоток, но, когда хотел поставить чашку на стол, руки у меня так тряслись, что чашка громко стукнула о стол, словно нетерпеливый гость, ломящийся в двери.
Бабуля спокойно прихлебывала свой чай.
– Не хочется мне об этом говорить, – сказал я наконец. – Это было нехорошее дело.
– Многие с тобой не согласятся, – мягко ответила она. – Думаю, ты сделал то, что следовало.
От этих слов у меня вдруг жестоко защипало в глазах, как будто я вот-вот разрыдаюсь.
– Я в этом не так уверен, – сказал я. Мой голос казался каким-то чужим. Руки у меня затряслись еще сильнее.
Бабулю это, похоже, не удивило.
– А ты уже дня два, как не отдыхал толком, верно?
Ее тон ясно давал понять, что это не вопрос.
– Я такого навидалась. Ты трудился не покладая рук. Заботился о девушках. Недосыпал. Наверно, и не ел толком.
Она подвинула мне тарелку.
– Ты кушай пудинг, кушай. Когда поешь, будет лучше.
Я стал есть пудинг. Не доев, я расплакался, давясь, как будто еда застряла у меня в глотке.
Бабуля налила мне еще чаю, плеснула туда немного бренди.
– На-ка, выпей, – повторила она.
Я отхлебнул чаю. Я не собирался ничего говорить, но все равно заговорил помимо своей воли.
– Наверно, со мной что-то не так, – тихо сказал я. – Нормальный человек не может делать такого, что я делаю. Нормальный человек не стал бы убивать людей так, как я.
– Может быть, – согласилась она, прихлебывая чай. – Но что бы ты сделал, если бы я тебе сказала, что нога у Била сделалась зеленоватой под повязками и от нее идет сладковатый запах?
Я испуганно вскинул голову.
– У него гангрена?!
Она покачала головой.
– Нет. Я же говорила, с ним все хорошо. Но все-таки: если вдруг?
– Придется отрезать ногу, – сказал я.
Бабуля серьезно кивнула.
– Верно. И чем быстрей, тем лучше. Сегодня же. Не тянуть, не надеяться на то, что он, может быть, сам собой как-нибудь оклемается. Это ничем не поможет, только убьет его.
Она отхлебнула еще и взглянула на меня поверх чашки, как бы спрашивая, так или нет.
Я кивнул. Я знал, что это правда.
– Ты немного разбираешься в медицине, – сказала она. – Ты знаешь, что настоящее врачевание часто требует делать тяжкий выбор.
Она посмотрела на меня прямо и жестко.
– Мы не такие, как все прочие люди. Иногда приходится прижигать человека каленым железом, чтобы остановить кровь. Иногда приходится погубить младенца, чтобы спасти мать. Это тяжко, и благодарности ждать не приходится. Но именно нам приходится делать выбор.
Она еще раз не спеша отхлебнула чаю.
– В первые несколько раз – труднее всего. Тебя трясет, ты не можешь спать. Но такова цена, которую приходится платить за то, что делаешь то, что должно.
– Там и женщины были… – сказал я прерывающимся голосом.
Глаза Бабули сверкнули.
– А они заслужили это вдвое больше остальных! – сказала она, и такая свирепая ярость вспыхнула вдруг на этом добром лице, что я был застигнут врасплох. По спине у меня мурашки поползли от страха. – Мужчина, который мог так поступить с девушкой, – все равно что бешеный пес. Он даже и не человек, просто зверь, которого нужно пристрелить. Но женщина, которая ему в этом помогает… Она гораздо хуже. Она-то понимает, что делает. Понимает, что это значит.
Бабуля аккуратно поставила чашку на стол. Ее лицо снова сделалось спокойным.
– Если нога загнила, ее надо отрезать!
Она решительно рубанула воздух ладонью, потом взяла свой кусок пудинга и принялась его есть руками.
– А некоторых людей надо убивать. Только и всего.
К тому времени, как я взял себя в руки и вышел на улицу, толпа посреди городка разрослась. Местный кабатчик выкатил на крыльцо бочонок, и в воздухе сладко пахло пивом.
Родители Крин прискакали в городок верхом на чалом. Пит тоже был тут, бегом прибежал. Он предъявил мне свою шею, целую и невредимую, и потребовал свои законные два пенни.
Родители Крин тепло поблагодарили меня. Они, похоже, были добрые люди. Почти все люди добрые, когда у них есть такая возможность. Я ухватил чалого под уздцы и, используя его в качестве передвижной стенки, укрылся за ним, чтобы более или менее незаметно перекинуться парой слов с Крин.
Ее темные глаза слегка покраснели, но она радостно улыбалась.
– Постарайся взять себе Леди-Призрак, – сказал я, кивнув на одну из лошадок. – Она твоя!
Мэрова-то дочка в любом случае приданое получит неплохое, так что я постарался нагрузить на лошадь Крин наиболее ценные вещи и большую часть денег фальшивых актеров в придачу.
Мы встретились взглядом. Ее лицо стало серьезным, и она снова напомнила мне юную Денну.
– Ты уходишь, – сказала она.
Да, пожалуй, мне было пора. Она не пыталась уговорить меня остаться. Вместо этого она неожиданно обняла меня. Поцеловала меня в щеку и шепнула на ухо:
– Спасибо тебе!
Мы разомкнули объятия, понимая, что приличия большего не дозволяют.
– Смотри не продавай себя по дешевке, не вздумай выйти замуж за какого-нибудь дурака! – сказал я, чувствуя, что надо что-нибудь сказать.
– И тебе того же! – ответила она. Ее темные глаза насмешливо блеснули.
Я взял под уздцы Серую и подвел ее к мэру, который стоял в сторонке, по-хозяйски оглядывая толпу. Он кивнул мне.
Я набрался духу.
– А констебль ваш тут?
Он вскинул бровь, потом пожал плечами и указал на толпу.
– Да вон он. Только он был в изрядном подпитии еще до того, как ты привез домой наших девочек. Не знаю, много ли тебе теперь будет от него толку.
– Ну, в общем… – неуверенно начал я. – Я так понимаю, теперь вам полагается посадить меня под замок, пока вы не сообщите выездному в Темсфорде?
Я кивнул на небольшое каменное строение в центре городка.
Мэр искоса взглянул на меня и слегка нахмурился.
– А тебе охота сидеть под замком?
– Не особенно, – признался я.
– Ну, так и ступай себе, куда хочешь, – сказал он.
– Выездной будет недоволен, когда узнает, – сказал я. – Не хотелось бы никого подводить под железный закон за то, что я сделал. За пособничество в побеге убийцы и повесить могут.
Верзила мэр смерил меня взглядом. Его глаза задержались на моем мече, на моих поношенных сапогах. Я чувствовал, что он не упустил того факта, что на мне нет ни одной серьезной раны, хотя я недавно убил полдюжины вооруженных людей.
– И ты, значит, допустишь, чтобы тебя посадили под замок? – спросил он. – Вот прямо так запросто?
Я пожал плечами.
Он снова нахмурился, потом покачал головой, словно не мог меня понять.
– Ишь ты, какой кроткий, ни дать ни взять – ягненочек! – удивленно произнес он. – Нет уж. Не стану я тебя сажать. Ничего ты не сделал, кроме того, что следовало.
– Я тому парнишке руку сломал, – напомнил я.
– Хм! – мрачно проворчал он. – А я и забыл!
Он сунул руку в карман, достал полпенни и вручил мне.
– Премного обязан.
Я расхохотался и сунул монетку в карман.
– Я вот чего думаю, – сказал он. – Пойду-ка я, попробую отыскать констебля. И объясню ему, что тебя надо посадить под замок. Ну а если ты тем временем смоешься под шумок, так мы тут будем ни при чем, верно же?
– Это будет небрежение в соблюдении закона, – сказал я. – Возможно, он получит за это несколько ударов плетью или лишится должности.
– Ну, до этого не дойдет! – сказал мэр. – А если даже и так, он все равно будет рад. Моя Элли ему племянница.
Он окинул взглядом толпу на улице.
– Ну что, хватит тебе пятнадцати минут, чтобы смыться под шумок?
– Если вам все равно, – попросил я, – не могли бы вы сказать, что я исчез таинственным и загадочным образом, как только вы повернулись ко мне спиной?
Он расхохотался.
– Почему бы и нет? Так что, тебе нужно больше пятнадцати минут, для пущей таинственности?
– Десяти за глаза хватит, – сказал я, снимая с чалого свой футляр с лютней и дорожный мешок и вручая поводья мэру. – Окажите мне услугу: позаботьтесь о нем до тех пор, пока Бил не встанет на ноги.
– Ты что же, своего коня отдаешь? – спросил он.
– Бил-то своего лишился, – ответил я, пожав плечами. – А мы, руэ, привычные ходить пешком. Конь-то мне вроде как и ни к чему, – сказал я, несколько покривив душой.
Верзила взял коня под уздцы и смерил меня долгим взглядом, словно не знал, что обо мне думать.
– Что мы можем для тебя сделать? – спросил он наконец.
– Не забывайте, что девочек похитили разбойники, – сказал я и повернулся, чтобы уйти. – А эдема руэ привез их назад.
Глава 136
Интерлюдия. Близость к забвению
Квоут поднял руку, останавливая Хрониста.
– Давайте передохнем, а?
Он окинул взглядом темный трактир.
– А то я сам несколько увлекся рассказом. А мне надо кое-что сделать, пока совсем не стемнело.
Трактирщик скованно поднялся на ноги и потянулся, зажег свечу от очага и принялся обходить трактир, одну за другой зажигая лампы, мало-помалу разгоняя тьму.
– Я и сам был полностью поглощен рассказом, – сказал Хронист, вставая и потягиваясь. – Который час?
– Поздно уже, – сказал Баст. – Я есть хочу.
Хронист выглянул на улицу через темное окно.
– Я-то думал, что к этому времени хотя бы несколько человек явятся поужинать. На обед собралась довольно внушительная толпа.
Квоут кивнул.
– Мои постоянные посетители давно бы пришли, если бы не похороны Шепа.
– А-а… – Хронист отвел взгляд. – Я и забыл. Что же получается: из-за меня вы оба туда не пошли?
Квоут зажег последнюю лампу за стойкой и задул свечу.
– Да нет, – сказал он. – Мы с Бастом не здешние. А местные – народ практичный. Они понимают, что у меня дела, уж какие ни на есть.
– К тому же ты не ладишь с отцом Леоденом, – добавил Баст.
– Да, и я не лажу с местным священником, – согласился Квоут. – А вот тебе следовало бы появиться, Баст. Если ты не придешь, это будет выглядеть странно.
Глаза Баста нервно забегали.
– Реши, я не хочу уходить!
Квоут тепло улыбнулся ему.
– Надо, Баст. Шеп был хороший человек, ступай, выпей на помин души. На самом деле…
Он наклонился, пошарил под стойкой и вытащил бутылку.
– На вот. Бутылка хорошего старого бренда. Ничего лучшего в здешних краях и требовать нельзя! Ступай, распей ее с остальными.
Он со стуком поставил бутылку на стойку.
Баст невольно шагнул вперед. На его лице боролись противоречивые чувства.
– Но, Реши, я…
– Там девушки пляшут, Баст, – сказал Квоут тихо и проникновенно. – Хорошенькие. Кто-то пиликает на скрипке, и они просто радуются жизни. Юбки взлетают в такт музыке. Все хохочут и слегка пьяны. Щечки раскраснелись, так и просят поцелуя…
Он толкнул тяжелую коричневую бутылку, и та скользнула по стойке к его ученику.
– Ты будешь моим послом в городке. Может, я и застрял у себя в трактире, но ты можешь сходить и извиниться за меня.
Баст ухватил бутылку за горлышко.
– Я только чуток выпью, – сказал он голосом, хриплым от решимости. – И спляшу разок. И чмокну Кэти Миллер. Ну, и, может, еще вдову Криль. И все!
Он посмотрел Квоуту в глаза.
– Я только на полчасика!
Квоут тепло улыбнулся.
– У меня тут дела, Баст. Надо ужин готовить, и пусть у нашего приятеля пока рука отдохнет.
Баст ухмыльнулся и взял бутылку.
– Тогда спляшу два раза!
Он рванул к двери, и, когда он ее распахнул, вокруг него заклубился ветер, растрепав ему волосы.
– Пожрать мне оставьте! – крикнул он через плечо.
И хлопнул дверью.
Хронист с любопытством взглянул на трактирщика.
Квоут слегка пожал плечами.
– Он слишком глубоко погрузился в мою повесть. Он ведь ничего не способен чувствовать наполовину. Пусть сбегает, развеется, это даст ему возможность взглянуть на все со стороны. К тому же мне и правда надо приготовить ужин, пусть даже на троих.
Книжник достал из своего кожаного портфеля запачканную тряпицу и с отвращением уставился на нее.
– Ничего, если я попрошу у тебя чистую тряпочку? – спросил он.
Квоут кивнул и достал из-под стойки чистую льняную тряпицу.
– Больше ничего не надо?
Хронист встал и подошел к стойке.
– Если у тебя имеется крепкий алкоголь, то хорошо бы… – сказал он немного смущенно. – Мне неохота просить, но когда меня ограбили…
Квоут только рукой махнул.
– Брось, не дури, – сказал он. – Надо было еще вчера спросить, не нужно ли тебе чего.
Он вышел из-за стойки и направился к лестнице в подвал.
– Я так понимаю, древесный спирт подойдет лучше всего?
Хронист кивнул, и Квоут скрылся в подвале. Книжник взял отглаженную тряпочку и принялся рассеянно мять ее в руках. Потом его взгляд упал на меч, висящий высоко на стене за стойкой. Серебристо-серый металл клинка на черном дереве подставки бросался в глаза.
Квоут поднялся по лестнице и принес прозрачную бутылочку.
– Может, еще чего надо? У меня тут неплохой запас бумаги и чернил имеется.
– Завтра, может, и пригодится, – сказал Хронист. – А то свою бумагу я почти всю извел. Ну, а чернил сегодня вечером еще натолку.
– Не трудись, – небрежно сказал Квоут. – У меня есть несколько бутылок хороших чернил из Аруэха.
– Настоящих чернил из Аруэха? – изумленно переспросил Хронист.
Квоут широко улыбнулся и кивнул.
– Это невероятно любезно с твоей стороны, – сказал Хронист, немного расслабившись. – Должен признаться, мне совсем не улыбалось провести нынче вечером целый час за растиранием чернил.
Он взял прозрачную бутылочку и тряпку и остановился.
– Ты не против, если я задам тебе один вопрос? Ну, как бы не для публикации?
Квоут ухмыльнулся уголком рта.
– Ну, раз не для публикации, то давай.
– Я невольно обратил внимание, что твое описание Цезуры… э-э… – Хронист замялся. – Ну, в общем, не вполне соответствует данному конкретному мечу.
Он бросил взгляд на меч за стойкой.
– Гарда не такая, как ты описывал…
Квоут широко улыбнулся.
– А ты чертовски проницателен, верно?
– Нет, я вовсе не имел в виду, что… – поспешно сказал Хронист, заметно смутившись.
Квоут расхохотался – зычно, весело, от души. Его хохот раскатился по залу, и на миг трактир показался не таким уж пустым.
– Да нет. Ты абсолютно прав!
Он обернулся и посмотрел на меч.
– Это не… как там назвал его мальчик нынче утром?
Его взгляд на миг сделался отстраненным, потом он снова улыбнулся:
– Кайзера, «убийца поэтов».
– Мне просто стало любопытно, – виновато сказал Хронист.
– А мне, значит, положено было обидеться, что ты обратил на это внимание? – Квоут снова расхохотался. – Что за интерес рассказывать историю, если тебя не слушают?
Он нетерпеливо потер руки.
– Так, ладно. Готовим ужин. Что ты предпочтешь? Холодное или горячее? Суп или жаркое? Пудинг мне тоже неплохо удается.
Договорились сделать что-нибудь попроще, чтобы не растапливать заново плиту на кухне. Квоут деловито сновал по трактиру, собирая все необходимое. Мурлыча себе под нос, он добыл из погреба холодную баранину и полголовки твердого, острого сыра.
– Баст будет приятно удивлен, – ухмыльнулся Квоут Хронисту, достав из кладовки банку маринованных оливок. – Он не знает, что у нас это есть, а то давно бы уже слопал.
Он развязал фартук и стащил его через голову.
– А в огороде, кажется, еще висит несколько помидоров.
Через несколько минут Квоут вернулся с узлом, свернутым из фартука. Его обрызгало дождем, волосы были растрепаны. На лице его сияла мальчишеская улыбка, и сейчас он очень мало походил на рассудительного, неспешного трактирщика.
– Погода все никак не решит, стоит ли устраивать бурю, – сказал он, расстелил фартук на стойке и аккуратно достал помидоры. – Но если она все-таки решится, ночью будет фургоны валить!
Он снова что-то рассеянно замурлыкал, нарезая и раскладывая еду на большом деревянном блюде.
Дверь «Путеводного камня» распахнулась, лампы замигали от внезапного порыва ветра. Ввалились двое солдат. Они ежились на ветру, мечи торчали позади них, как хвосты. Короткие бело-голубые военные плащи были испещрены дождевыми каплями.
Солдаты сбросили с плеч свою тяжелую поклажу, и тот, что пониже, навалился плечом на дверь, борясь с ветром.
– Зубы Господни! – сказал тот, что повыше, одергивая одежду. – В такую ночь плохо спать под открытым небом.
Солдат был лыс, с густой черной бородой, плоской, как лопата. Он взглянул на Квоута.
– Эй, малый! – жизнерадостно бросил он. – То-то мы обрадовались, увидев свет в окнах! Сбегай-ка за хозяином, а? Надо перекинуться с ним парой слов.
Квоут взял со стойки свой фартук и нырнул в него.
– Я за него, – сказал он и откашлялся, завязывая тесемки. Потом пригладил ладонями растрепавшиеся волосы.
Бородач уставился на него, потом пожал плечами.
– Ну ладно. Как тут насчет обеда?
Трактирщик указал на пустынный зал.
– Я было решил, что котел на огонь ставить нет смысла, – сказал он. – Вот, чем богаты, тем и рады.
Солдаты подошли к стойке. Белокурый провел руками по своим кудрям, смахивая капли дождя.
– Городишко ваш будто вымер, что твоя стоячая канава, – сказал он. – Ни огонька кругом, кроме как у вас.
– Страда, целый день все в поле работали, – сказал трактирщик. – А сейчас на одном из хуторов поминки. Мы четверо сейчас едва ли не единственные люди во всем городке.
Он потер руки.
– Ну что, господа, не угодно ли вам будет выпить, чтобы согреться?