Жена психиатра. Когда любовь становится диагнозом Померанц Диана
Он не ответил и вышел из комнаты.
Во время следующей встречи с доктором Путман я все ей рассказала, и та дала мне брошюру об этике и поведении врачей, выпущенную Американской психиатрической ассоциацией. Я надеялась на то, что смогу спокойно обсудить содержание брошюры с Чарльзом. И оставила ее на своем рабочем столе перед тем, как отправиться в больницу на процедуры, предшествующие пересадке стволовых клеток.
Пока я была под капельницей, Чарльз увидел брошюру и позвонил мне. Он был вне себя от ярости.
— Да как ты смеешь, сука! Зачем ты лезешь в мои дела? Я сам прекрасно знаю, что делаю!
Он орал еще несколько минут, а потом бросил трубку, не дав мне и слова сказать. Я сидела на кровати и плакала. Когда в палату вошла медсестра, меня вырвало.
Домой я вернулась на следующий день. Чарльз к этому моменту успокоился и даже признал, что я права и ему стоит прекратить общение с Мариссой. Но муж так и не прекратил. Время от времени я заглядывала в его почту и видела, что переписка продолжается. Они активно обсуждали похищения людей инопланетянами, астрологические прогнозы, гадание и… меня. Марисса писала, что я негативно влияю на Чарльза, что я — проклятие в его жизни, а сам он — одаренный и гениальный человек с сердцем, переполненным сострадания. Интуиция экстрасенса Мариссы подсказывала ей, что если я начну пересадку стволовых клеток, то Чарльз должен полностью от меня отойти и не оказывать мне никакой помощи.
Как я могла быть такой глупой? Надеялась, что наши отношения улучшатся после того, как я закончу курс лечения, а он тем временем вовсю крутил роман с Мариссой и смеялся надо мной.
На следующей встрече с доктором Путман я спросила:
— Могу ли я оставаться в отношениях, в которых меня не любят, ради детей и при этом сохранить физическое и эмоциональное здоровье?
— А ты как сама считаешь?
— Я даже не знаю. А может быть, знаю, но боюсь себе в этом признаться. Чарльз даже не встречался с врачами, которые будут делать пересадку. Вероятно было бы предположить, что он, будучи доктором, захотел бы с ними встретиться, задать какие-то вопросы, но нет, муж с ними не встречался! — обиженно ответила я на повышенных тонах.
В понедельник я приехала в больницу для забора стволовых клеток. Мне предстояла достаточно простая процедура: меня подключат к аппарату, вроде того, при помощи которого делают диализ. Я буду спокойно лежать, через четыре часа забор стволовых клеток закончится, и я смогу вернуться домой. Если соберут достаточно, мне не надо будет возвращаться на повторную процедуру на следующий день.
Всего в тот раз кроме меня забор стволовых клеток делали еще двум пациентам: больным лейкемией мужчине и женщине. Они оба приехали вместе со своей супругой или супругом.
— А с вами кто-нибудь есть? — спросила медсестра, обратившая внимание на мое обручальное кольцо.
— Нет, сегодня никого, — ответила я, словно в остальное время было по-другому. Я сказала это с улыбкой, но на самом деле ощущала себя одинокой и брошенной. Да, я вполне могла пережить процедуру без посторонней помощи, но, черт подери, мне все-таки очень хотелось, чтобы со мной был муж и я не была одна, в отличие от двух других пациентов.
Через два часа мне сообщили, что собрали огромное количество стволовых клеток и я могу возвращаться домой. Такое удачное окончание процедуры я восприняла как доброе предзнаменование. И почувствовала, что пересадка пройдет успешно.
В первые двое суток госпитализации мне делали химиотерапию, накачивая таким мощным раствором, который мог бы «вырубить» мою иммунную систему, убить все красные кровяные тельца и лишить жизни. На третий день самым обычным шприцом в мое тело ввели стволовые клетки, забор которых провели ранее. Их надо было вводить медленно, чтобы у меня не возникло шокового состояния и я не умерла.
На второй день химиотерапии у меня пропал аппетит. К началу третьего дня количество красных кровяных телец резко упало. Меня рвало, я чувствовала себя ужасно, так что о еде не могло быть и речи. Меня начали кормить внутривенно. Горло распухло, и я глотала с большим трудом. Друзья привозили мне в больницу мороженое и пудинги. Они надеялись, что я смогу это есть, но я не могла.
Потом доктора нашли правильное сочетание болеутоляющих и противорвотных лекарств, после чего у меня начался бред. Я не понимала, который час, день на улице или ночь. В таком состоянии я оторвала от груди центральный венозный катетер. Помню, как меня быстро везли на каталке по коридору с бледно-зелеными стенами и сквозь двойные двери вкатили в операционную для того, чтобы опять вставить катетер. Мне казалось, что я схожу с ума. Я как будто оказалась заперта в собственной голове, откуда мне уже никогда не выбраться.
В какой-то момент пребывания в больнице я дрожащей рукой написала в своем дневнике:
«Я просыпаюсь и вижу перед собой красивый стол из красного дерева. А может быть, это и не стол… На нем огромные свечи и над ним хрустальная люстра… Может быть, это гроб… О, должно быть, это мой гроб!»
В этом состоянии я пробыла две недели, но затем, несмотря на тошноту и запор, наступило облегчение, потому что количество красных кровяных телец вернулось в норму.
В пятнадцатую ночь пребывания в больнице я увидела во сне своего дедушку.
На восемнадцатый день мне сказали, что скоро выписывают. По сравнению со множеством других пациентов, прошедших тот же курс лечения, я очень быстро пришла в себя и стала поправляться. Меня отпустили домой в субботу, и повез меня, уже не в первый раз, папа, а не Чарльз.
После пересадки стволовых клеток я решила подождать и не выходить на работу. Мне надо было пройти еще четыре курса химиотерапии и тридцать сеансов лучевой терапии. Я планировала возобновить работу в сентябре, когда дети пойдут в новые школы. Так как я закрыла свою практику и попрощалась с пациентами, мне предстояло начинать все практически с нуля.
Сразу после выписки Чарльз поставил меня перед фактом: мы переезжаем, больше тянуть нельзя. Согласиться на переезд в моем состоянии мог только безумец. В течение нескольких часов я паковала вещи, потом спала, после чего снова паковала. При этом лечилась от ужасных болей в животе. Я несколько недель не могла сходить в туалет по-большому! Как бы я себя ни вела и что бы ни делала, Чарльз неизменно меня критиковал. Если я говорила ему, что не спала днем, он отвечал, что я не забочусь о своем здоровье. Если я чувствовала себя усталой и днем спала, муж считал, что я валяю дурака и не помогаю с переездом, взваливая все заботы на него. В то же время я начала подозревать, что Чарльз распустил часть пациентов, чтобы в это время встречаться с Мариссой. Потом он и вовсе объявил, что хочет ходить в бассейн, и отсутствовал по два-три часа почти каждый вечер. Дома Чарльз не выпускал из рук мобильный телефон и часто выходил на веранду, чтобы ответить на звонок.
Я уже не обманывала себя насчет его верности или нашего счастливого будущего. Я смотрелась в зеркало и видела изможденную женщину весом менее пятидесяти килограммов. Ослабевшую после года изнурительного лечения, хирургических вмешательств и отравления ядом, которым убивали раковые клетки. Внешне я напоминала узника концлагеря.
У меня не было ни сил, ни денег, чтобы уйти от Чарльза и жить с детьми отдельно. Я просто не знала, как выбраться из ситуации, в которой оказалась.
Глава 18
Однажды в супермаркете я столкнулась с Анной, которая несколько лет назад была няней Элли. Мы решили попить кофе в ближайшем кафе, и, едва она спросила о моих делах, я не выдержала и рассказала об интрижке Чарльза с Мариссой.
— А что тебя так сильно удивляет? — спросила Анна. — Он и раньше тебе изменял.
— У тебя есть основания, чтобы это утверждать? — задала я вопрос, хотя не была уверена в своем желании услышать ответ.
— Чарльз в течение многих лет изменял тебе со своей пациенткой Фэйт.
— Ты уверена в этом?
— Бог ты мой, зачем мне выдумывать? Когда тебя не было, они часами болтали на веранде. Я не раз слышала, как Фэйт спрашивает Чарльза, когда, в конце концов, он тебя бросит. Помню, я пришла домой и рассказала все Джону, а он такой: «Занимайся ребенком, остальное тебя не касается». Я с этим согласилась, а теперь думаю, надо было сразу тебе рассказать.
Я начала вспоминать все, что связано с Фэйт. Чарльз начал работать с ней, когда у нас дома появилась Элли. Это было счастливое время, мы наконец стали родителями. Фэйт регулярно присылала Чарльзу написанные от руки письма. Однажды я случайно глазами выхватила пару строк открытого письма и поняла, что послание носит интимный характер. Пользуясь тем, что мужа не было дома, я села и прочитала текст полностью. Фэйт писала:
«Мне нравится сосать твой член. Я мечтаю об этом каждый день и с нетерпением жду, когда вновь буду сосать его, а потом ты кончишь мне в рот и станешь частью меня».
В тот момент мне даже в голову не пришло заподозрить Чарльза в измене. Когда вечером он вернулся домой, я спокойно призналась:
— Послушай, я случайно прочла несколько строк из письма Фэйт, которое ты оставил на столе. Тебе не кажется, что она слишком далеко зашла в своих сексуальных фантазиях?
— У нее серьезный психопатический перенос, согласна? — ответил он, доставая что-то из холодильника. — Мне предстоит еще много работы с Фэйт.
Однажды, перед тем как она должна была прийти к Чарльзу на консультацию, он сказал мне:
— Ди, Фэйт очень ревнива и расстраивается, когда видит тебя. Не могла бы ты с Элли сходить в гости к нашим соседям? Понимаю, что это неудобно, и обещаю скорректировать расписание.
— Боже мой, какой слепой я была все это время, — сказала я Анне.
Часть 3
Август 1999 — сентябрь 2000
Глава 19
В июле мы переехали с Сент-Джонс-Лейн в съемный дом. Даже после того, как мы распаковали и разложили вещи, он казался чужим и совершенно неуютным. Дети грустили, и, видимо, чтобы подбодрить их, Чарльз предложил поехать в кемпинг на Кейп-Код[21]. Неподалеку от тех мест проходила конференция, которую муж планировал посетить. Несмотря на то что я была измотана физически, идея провести время всей семьей казалась мне отличной.
Утром перед самым отъездом мы сцепились. Я застукала Чарльза на веранде, отправляющего СМС, при этом на его лице была самодовольная ухмылка.
— Боишься, что Марисса заскучает без тебя на выходных? — подколола я.
— Да, надо было взять ее, а не вас, — не остался без ответа Чарльз, и меня задело, что на чашу весов напротив любовницы он положил не только меня, но и детей.
В течение некоторого времени мы ехали на машине, не проронив ни слова. Именно тогда я поняла, что что-то уже безвозвратно потеряно. Когда по радио заиграла песня What Kind of Fool[22] в исполнении Барбры Стрейзанд, я подумала о том, что сложно точнее описать ситуацию, в которой я оказалась.
Спустя несколько утомительных часов в дороге мы прибыли в кемпинг. Там нас встретил холодный моросящий дождь, но местность показалась мне приятной. Мы поставили палатку, от которой дети пришли в восторг. Ночь провели прекрасно, а наутро проснулись от вони. Оказалось, нашу палатку пометил скунс. Вспоминая то время, мне кажется, эта вонь стала своеобразным предвестником всего, что мне пришлось пережить.
Каждое утро Чарльз уезжал на свою конференцию, а мы с детьми завтракали, гуляли и катались на велосипедах. Потом шли купаться. Чарльз был немногословным и легко выходил из себя.
— Папа, мы сегодня пойдем на рыбалку. Ты нам подготовишь удочки, которые мама купила? — однажды утром Сэм спросил Чарльза, который лежал в спальнике.
— На рыбалку? Ты хочешь на рыбалку? — пробурчал муж из спальника и снова заснул.
— Элли, я соберу удочки. Покатайтесь с Сэмми на великах. Затем мы позавтракаем и пойдем удить рыбу, — сказала я, правильно подозревая, что по поводу рыбалки у Чарльза будут серьезные возражения. Тогда я еще и не догадывалась, насколько серьезные.
Дети умылись, оделись и уехали кататься на велосипедах. Я достала две удочки, которые купила в магазине BJ’s за 10 долларов штука и начала прикреплять леску, крючки и грузила.
Неожиданно из-за моей спины раздался педантично строгий голос Чарльза.
— Знаешь, Диана, ты всегда делаешь то, что тебе вздумается, и обо мне совершенно не думаешь. По крайней мере, могла бы меня спросить, хочу ли я идти на рыбалку. Ты же знаешь, что я ненавижу рыбачить. Это просто пустая трата денег. У нас нет лишних средств, а ты купила две удочки.
Я тогда подумала: «Он вытащил меня жить на природе через несколько дней после окончания курса годового лечения от рака и говорит, что я о нем совсем не думаю! Как же я влипла с тем, что согласилась на эту поездку!»
Правда, вслух Чарльзу этого не сказала.
Пару раз я просыпалась среди ночи и понимала, что его в палатке нет. Он сидел в машине со включенным мотором и говорил по мобильному телефону. Позже оказалось, что муж наговорил на 250 долларов. И этот человек жаловался на то, что я потратила двадцатку на удочки для детей!
За несколько суток до возвращения двигатель нашего автомобиля начал работать с каким-то неприятным и сильным стуком. В предпоследний день пребывания в кемпинге Чарльз, как обычно, уехал на машине на свою конференцию, а вернулся на взятом в аренду авто. Наш внедорожник умер. Поломка была серьезной, и до нашего отъезда ее не успевали устранить. Мы решили, что в следующие выходные Чарльз прилетит в Кейп-Код и вернется домой на машине.
— Я могла бы слетать с тобой, если билет не слишком дорогой, — предложила я, думая о том, что было бы неплохо провести некоторое время в компании мужа без детей.
— Ну об этом не может быть и речи! — воскликнул Чарльз. Он не изменил своего мнения, даже когда папа предложил посидеть в мое отсутствие с детьми и оплатить авиабилет.
После Дня труда дети снова пошли в школу, а я по прошествии долгого времени вышла на работу. Моя машина была в ремонте, и Чарльз любезно согласился меня подвезти. Несмотря на его немногословность, я щебетала как птичка, радуясь возвращению к нормальной жизни. Пожалуй, в тот момент я даже допускала, что мы с мужем преодолеем черную полосу в личных отношениях и сможем сохранить брак.
Когда мы заехали на парковку, я заметила женщину возле офиса. Средних лет и телосложения, с темными крашеными волосами ниже плеч. Было заметно, что она давно не освежала цвет, так как некоторые пряди то ли смылись, то ли выгорели до красноватого оттенка. В то время я обращала внимание на волосы людей, так как мои собственные представляли собой мягкую и короткую щетинку.
Дама сидела на скамейке, а в руках держала конверт. Увидев машину Чарльза, она подскочила, чтобы ринуться навстречу, но, видимо, заметила меня и замешкалась. Сцена заняла несколько секунд, но я успела разглядеть и смятение, и взволнованность. Женщине просто надо было пойти к своей машине, но было уже поздно: слишком долго она плясала на одном месте. Поэтому она просто развернулась и, обогнув здание офиса, скрылась за углом.
Я посмотрела на Чарльза. Он, конечно, лицезрел сцену от начала до конца.
Когда мы вышли из машины, я спросила:
— Пообедаем сегодня вместе?
— Нет, у меня встреча в центре с часу до трех.
Ну естественно, кто бы сомневался. Ровно в час тридцать я зашла в пустой кабинет Чарльза. Осмотрела стол, потом ящики. Подошла к книжным полкам и заметила легкий налет пыли везде, кроме левого участка на уровне глаз. Словно книгу, стоящую слева, недавно доставали, а потом ставили на место. Я открыла ее и нашла то, что искала. Конверт с письмом, похожий на тот, что держала утренняя гостья.
Письмо было написано местами выразительным и красивым языком, а местами на ужасно скверном и корявом английском. Судя по всему, автор пыталась создать высокоинтеллектуальный шедевр, которого, по ее мнению, были достойны умственные способности адресата послания. Вот что она писала:
«Мой дорогой Чарльз,
Зависший где-то в воздухе, не высказанный губами, которые, признаюсь, все больше и больше жаждут произнести эти слова, находится импульс или, возможно, ощущение того, что планируемый с тобой уик-энд в Кейп-Коде не в моих, а также и не в твоих интересах. Я просто постеснялась высказать эти опасения тебе при личной встрече…
Когда наши отношения сошли с намеченного для них пути, я потеряла своего безопасного свидетеля…
Я и другие внутри меня страдают душой и телом, потому что не в силах смотреть и выносить нашу общую боль…
Мне кажется, что ты не работаешь активно над своими отношениями с Ди, потому что боишься, что в результате ваших совместных усилий вы можете слиться в страстном союзе, что поставит меня в психологически опасную ситуацию…
Если наша карма — соединиться душой и телом в этой или другой вселенной, пусть будет так…
С пожеланиями любви,
Виктория»
Что ж, Виктория. До тебя были Фэйт, Марисса и, возможно, кто-то еще. Все вы с трудом дружите с головой, что неудивительно, потому что Чарльз, похоже, совсем отрекся от профессиональной этики.
Решительным шагом я зашла в секретарский закуток, включила ксерокс и сделала десять копий.
Глава 20
— Ди, не знаю, помнишь ли ты, но через пару недель у нас юбилей. Я уже договорился с Камиллой, она сможет приглядеть за детьми. Давай уедем куда-нибудь вдвоем, как думаешь? Выбери место, и я забронирую номер.
Я смотрела на Чарльза в полном недоумении, не в силах придумать ответ. Он вышел из комнаты, но через пару минут вернулся, держа в руках сложенный пополам листок бумаги.
— Я сегодня кое-что написал и хочу тебе показать. От всей души и всего сердца.
«До встречи с тобой я не умел искренне говорить со своей женщиной и не знал, что можно так смеяться вместе, как смеялись мы с тобой.
Ты помогла мне найти выход из культа собственного «Я» без того, чтобы подталкивать меня или понукать.
До тебя мое желание иметь детей было чисто гипотетическим.
Ты перенесла столько боли для того, чтобы у нас появились дети.
Ты посвятила свою жизнь нашим детям и каждый день даришь им свою безраздельную любовь.
Ты создала дом, в котором живут уют и любовь.
Ты помогла мне стать настоящим профессионалом своего дела.
Твоя борьба за жизнь и здоровье поражает и вдохновляет.
За это, а также за многое другое я тебе бесконечно благодарен.
Навеки твой,
Чарльз»
Он написал много слов, но все они казались пустыми и неискренними. И не шли от чистого сердца. После всего, что муж наговорил и сделал (а также не сделал), я совершенно не понимала, к чему это письмо и это предложение отметить юбилей романтической поездкой.
Может, встреча с его новой пассией у офиса показала Чарльзу, что он зашел слишком далеко? Или она сама это поняла? Может, тогда, за ланчем, они решили расстаться и теперь Чарльз пытается восстановить наши отношения, которые топтал последние пару лет?
После ужина я действительно занялась поиском идеального места для юбилея, гадая, к чему это может привести нас. В результате остались два варианта, и я решила посоветоваться с Чарльзом. Я нашла его в гостиной в верхней одежде, муж собирался вывести на прогулку нашего лабрадора Кнайдла. Я сказала:
— О, подожди минутку, я только наброшу куртку и выйду с тобой. Обсудим варианты.
Он помолчал и потом ответил, что хотел бы пройтись один, улыбнулся, положил в карман мобильный телефон, взял поводок и вышел.
— Проклятье! — закричала я, как только за ним закрылась дверь. — Какой же ты садист! Я от всего этого с ума сойду!
На следующее утро Чарльз сел на кровати со мной рядом. Я только проснулась.
— Ди, — сказал он, — мы говорили о том, чтобы немного подождать с операцией по реконструкции груди, потому что ты не работаешь и не имеешь дохода. Я вот что подумал: давай ты сделаешь операцию сейчас. Даже если это выльется в новые долги, мне кажется, так будет правильно.
И снова я решила, что муж определенно хочет восстановить наши отношения, а вчерашняя прогулка в одиночестве, видимо, была нужна, чтобы окончательно попрощаться с Викторией.
Я забронировала номер на четыре ночи в гостинице на винодельческой ферме Martha’s Vineyard. Прошло много лет с тех пор, как мы были там в последний раз.
Пару дней я витала в облаках, представляя, как здорово будет провести время с Чарльзом. Сейчас мне даже страшно вспоминать, как легко я была готова простить мужу все. Однако голос интуиции шептал мне: «Проверь его почту. Проверь сообщения на телефоне. Это слишком хорошо и странно, чтобы быть правдой».
Последние два письма в почте мужа расставили все по местам. Виктория писала:
«Чарльз. Ты знаешь, как трудно мне было существовать это время на правах любовницы и знать, что я разрушаю семью. Я должна быть уверена, что ты хотя бы попытался наладить свои отношения с Ди… Я должна быть в этом уверена, чтобы потом безраздельно тебе отдаться.
Вик»
Боже, какое благородство. Просто мечта, а не соперница.
В папке с отправленными письмами я прочла ответ:
«Я люблю тебя, Вик. Ты знаешь, что я готов на все ради того, чтобы быть с тобой. Я стараюсь исправить отношения с Ди, но делаю это из-за любви к тебе.
Крепись».
Глава 21
Приближался день нашей годовщины, а я так и не отменила бронь в гостинице. Я боялась завести разговор с Чарльзом о Виктории, потому что сама не понимала, к чему это приведет и как я к этому отнесусь.
Однако мой любимый муж сделал всю работу за меня. Однажды он просто выпрыгнул из-за угла, когда я поднималась в спальню, затащил меня в ванную, закрыл дверь и буквально зашипел:
— Какого черта ты залезала в мою почту? Какого черта ты там вынюхивала? Неужели ты не можешь не совать свой нос куда не надо?
Я настолько опешила, настолько растерялась, что даже была готова извиниться перед Чарльзом, однако взяла себя в руки.
— Может быть, нам лучше поговорить о Виктории?
— Какая же ты идиотка! — Чарльз со злости ударил по полке, и несколько баночек с кремами и масками с шумом упали в раковину. — А я еще хотел потратить на поездку с тобой последние деньги! Ты ничего не ценишь, тебе ничего не нужно. Я изо всех сил старался спасти наш брак, но ты, как всегда, все портишь. Отмени бронь!
Он вышел, а я опустилась на пол, чувствуя дрожь в руках и ногах. Как так получается? Муж мне изменяет, довел нас до банкротства, не помогал мне во время лечения, мало уделяет внимания детям. Но всегда поворачивает все так, как будто это я виновата. Залезла в личные вещи. Потратила слишком много. Испортила годовщину…
Мои мысли прервал звук шагов. Сын стоял в двух метрах от меня:
— Ты плачешь, мам? — Сэм внимательно смотрел на меня огромными карими глазами. Его волосы были кудрявыми, а линия рта абсолютно такой же, как у его отца.
— Нет, Сэмми, я просто задумалась.
— Ты иногда плачешь, когда папа на тебя кричит.
— У нас всех был сложный период, родной. Сначала я заболела, потом мы переехали из нашего любимого дома, и теперь вы с Элли ходите в разные школы. Всем было непросто, в том числе и папе. Я очень расстраиваюсь, когда он на меня кричит, но сейчас я в порядке. Когда я думаю о вас с Элли, то чувствую себя самым счастливым человеком на свете.
Сын подошел и обнял меня.
— Знаешь, когда папа умрет, я не буду устраивать ему похороны. Я просто вырою яму и брошу в нее его труп. Даже забрасывать землей не стану.
— Хм. Видимо, ты сильно на папу разозлился.
Я могла бы сказать Сэму, что, несмотря на свое поведение, папа его очень любит, но не стала. У меня было много личных причин злиться на Чарльза, но боль моих детей — вот чего я не смогла бы простить ему никогда. Особенно переживала Элли, которая, казалось, чувствовала себя совсем потерянной. Переход в новую школу прошел у нее гораздо более болезненно, чем у Сэма. Дочь стала молчаливой, не хотела общаться с подругами из своей старой школы, а новых не заводила.
Я помню нашу жизнь до рождения Сэма. Когда Элли было два года, каждое утро она помогала папе варить кофе. Малышка спускалась на кухню, доставала из шкафа банку с кофейными зернами и приносила ее к столу. Чарльз поднимал Элли, ставил ее на скамейку и давал мерную ложечку, которой та зачерпывала из банки зерна и пересыпала в кофемолку. Потом дочка ее включала и держала палец на кнопке до тех пор, пока зерна не смалывались.
Ей очень нравилось помогать папе варить кофе.
Наш дом был наполнен счастьем, но Чарльзу, очевидно, этого было мало. Уже тогда у него был роман на стороне, и муж обсуждал с любовницей свой возможный уход.
Утром я нашла на подушке записку, в которой Чарльз просил развод.
Глава 22
— Чарльз, в следующую субботу я должна пойти к врачу в Вашингтоне и потом собираюсь сходить с подругой на ланч, поэтому мне хотелось бы, чтобы ты весь день был с детьми, — сказала я как-то утром до того, как он ушел на работу.
Его ответ меня удивил.
— Конечно, без проблем. Я с удовольствием готов проводить больше времени с детьми.
После этого я подтвердила все планы и договоренности на субботу.
Посетив врача, я встретилась со своей старой подругой Донной. Около четырех часов дня я выехала на трассу I-95. Из-за пробки машины ползли как черепахи. При свободной дороге я была бы дома в течение часа. Было непонятно, когда я доеду, поэтому я позвонила на наш домашний номер, и Элли ответила после первого гудка.
— Ты где, мама? Когда будешь дома? — завизжала она в трубку. На заднем плане раздавались вопли Сэмми.
— Успокойся. Что у вас там происходит? Где папа? — произнесла я спокойным тоном, оглядываясь на стоящие рядом автомобили.
— Он уже давно уехал в офис и сказал, чтобы мы ему звонили, если возникнут проблемы. Сэмми меня не слушается, а папин телефон постоянно занят. Я ему уже час без перерыва набираю. Мама, когда ты вернешься?
— Я уже еду, но застряла в пробке и доберусь, скорее всего, не раньше, чем через час. Я позвоню папе. Передай трубку брату.
— Мама, я не виноват, — тараторил Сэмми. — Элли сломала пульт от телевизора, ну я ее стукнул, а она…
— Сэмми, кто бы ни был виноват, немедленно прекратите спор, — перебила его я. — Иди в свою комнату, собирай Lego, почитай книжку. Пора успокоиться. Не спорь с Элли. Ты меня понял?
— Да. Хорошо, мам. Я тебя люблю.
— И я тебя люблю, дорогой.
Я набирала Чарльза все время, пока стояла в пробке, но номер был занят. С каждой попыткой градус моего гнева повышался, и я опасалась, что просто убью своего мужа, когда увижу. Наконец, движение на дороге стало активнее, и я решила не отвлекаться на телефон и сосредоточиться на том, чтобы побыстрее вернуться домой.
Через сорок пять минут я подъехала к дому. Машины Чарльза до сих пор не было.
— Привет, мам. Наконец-то ты вернулась, — Элли опустила книгу, которую читала, и со второго этажа, услышав, что я уже дома, сбежал Сэмми.
— А папа так и не вернулся?
— Он перезвонил, и мы сказали, что у нас все под контролем. Тогда папа сообщил, что останется в офисе, но будет использовать рабочий телефон, так что мобильный будет доступен, — Элли как-то зло усмехнулась, и я поняла, что, возможно, она уже догадалась о похождениях Чарльза.
— Вот что, давайте-ка одевайтесь и съездим куда-нибудь поужинать, — предложила я, понимая, что мне нужно время остыть, а в текущем состоянии я совсем не хочу видеть мужа.
— Ура! Как насчет суши? — спросила Элли.
— Пицца, пицца, пицца! — кричал Сэмми, взбегая по лестнице на второй этаж.
— Решим по пути. Давайте побыстрее, я умираю с голода!
Когда через пятнадцать минут мы выезжали за пределы территории нашего коттеджного поселка, я увидела приближающуюся машину Чарльза, но не стала останавливаться.
— Ой, кажется, вон там наш папа! — крикнул Сэмми.
— Сомневаюсь, — заметила Элли и переглянулась со мной. Похоже, я приобрела преданную союзницу в ее лице.
Мы сошлись на том, что поедим в новом японском ресторане с вращающимся суши-баром. В тот вечер у них была акция на десерты, и мы почти задаром полакомились превосходным мороженым.
Через пару часов в отличном настроении мы вернулись домой. Чарльз встретил нас вымученной улыбкой и с обычным для него желанием все контролировать и всем управлять. Муж обнял детей и сказал, чтобы они готовились ложиться спать. Я не была уверена в том, что дети знают все многообразие его плохих настроений, но по тону голоса поняла, что ничего хорошего ждать не стоит.
— Ты почитаешь мне перед сном книжку? — спросил Сэмми.
— Конечно, почитаю. А потом подойду к тебе, Элли, и мы поговорим, — с самодовольным и хитрым выражением лица произнес Чарльз. Сэм взбежал вверх по лестнице.
Элли украдкой взглянула на меня и закатила глаза.
— Хорошо, папа.
Когда она поднялась в свою комнату, Чарльз повернулся ко мне:
— А что, дождаться меня и поужинать вместе ты не могла? Ты вообще хоть иногда учитываешь чьи-либо интересы, кроме собственных?
Тон его голоса был подчеркнуто спокойным и уравновешенным. Он явно планировал довести меня до истерики.
— Как тебе не стыдно, Чарльз. Это ты нарушил слово, оставил детей одних дома, а потом еще два часа не отвечал на их звонки! С ними могло случиться что угодно, пока ты ворковал со своей новой шлюхой.
— Не смей так ее называть! Никогда не смей оскорблять Викторию, ты ногтя ее не стоишь! — Чарльз побежал в нашу спальню, хлопнул дверью, а потом я услышала глухой удар в дверь и вопль: «Вот так бы я тебя в лицо ударил, гребаная сука! Ты за это еще заплатишь!»
Я зашла к детям и, к большому облегчению, обнаружила, что Сэмми спит, а Элли в наушниках слушает музыку (хотя, возможно, она все слышала). Ночь я провела в гостиной на кресле.
На следующий день Чарльз переехал в подвал, а я начала искать адвоката.
Глава 23
Я не очень хорошо представляла себе, какие качества должны быть у адвоката, но, как только познакомилась с Кальвином, сразу поняла, что мы сработаемся. Он более двух часов слушал мою историю, не взял денег за первую консультацию и отказался от аванса. А еще сказал, что считает поведение Чарльза просто возмутительным.
— Диана, должен сказать, что, если он потеряет лицензию, это не будет ни в ваших интересах, ни в интересах ваших детей, так что действовать нам надо очень осторожно, — заявил адвокат и перечислил список документов, которые я должна буду ему подвезти в ближайшие дни. Я ушла от Кальвина с чувством, что у меня есть человек, который будет меня поддерживать и бороться за мои права.
Я начала планировать свою жизнь дальше. В декабре сделаю операцию по реконструкции груди. В январе восстановлюсь, а в феврале начну работать.
Моя подруга трудилась в социальной службе и отвечала за частично субсидируемую государством, хорошо организованную врачебную практику, где велась групповая психотерапия. Пэм сказала, что работавший с группой психолог увольняется, и предложила мне вакансию. Я решила принять предложение. Таким образом, я смогу найти частных клиентов, а государство оплатит расходы по рекламе для продвижения услуг и аренду помещения. Мне предложили вполне честный процент от доходов. Чарльз поддержал мое решение.
Я неоднократно укоряла себя за то, что делюсь с ним информацией, о которой было бы лучше не распространяться.
Однако муж за все эти годы стал как бы частью меня, и я настолько привыкла обсуждать с ним все свои планы, что продолжала так поступать, несмотря на то что это было не в моих собственных интересах.
Настроение было по-прежнему ужасным. В то время я часто попадала в мелкие ДТП. По крайней мере, четыре раза билась бампером и много раз оказывалась в опасных ситуациях на дорогах. После каждого из этих случаев я чувствовала себя дезориентированной и сбитой с толку. Более того, я то и дело спотыкалась и падала. А еще я жутко боялась, что из-за стресса вернется рак.
Чарльз, по всей видимости, поставил себе цель регулярно доводить меня до истерики. Однажды он позвонил из офиса и, судя по тону, едва сдерживал гнев.
— Я только что проверил баланс на моем счете и обнаружил овердрафт в 500 долларов. Деньги были сняты через банкомат. Я не знаю, успела ли ты их потратить, но надеюсь, что ты исправишь ситуацию, которую создала.
— Чарльз, я понятия не имею, о чем ты говоришь. Я точно так не делала, и, если хочешь, после работы заеду в банк, чтобы выяснить, не ошибка ли это.
В банке приятная менеджер средних лет выслушала меня и обещала со всем разобраться. Я оставила ей номер мобильного и попросила связаться со мной напрямую. И женщина действительно перезвонила мне на следующее утро.
— Доктор Померанц, это миссис Дэли из Bank of America. Я уточнила по поводу интересующей вас транзакции, и мне очень жаль, но должна вам сообщить, что вывод средств был сделан не через банкомат, а через сотрудников банка в прошлую пятницу в 12.47. Я сообщаю вам точное время, так как оно зафиксировано на видеозаписи. Ваш муж доктор Мандел пришел в отделение и снял все деньги со счета, в результате чего и возник овердрафт. Простите, что вынуждена говорить вам такие вещи, но это чистая правда. Мне никогда раньше не приходилось извещать клиентов о подобных инцидентах.
Я положила трубку и немедленно перезвонила своему адвокату.
— Подъезжайте ко мне в офис, — ответил он, когда я все ему рассказала. — Я сам позвоню вашему мужу, чтобы услышать его объяснения.
Когда я приехала в адвокатскую контору, Кальвин ждал меня у стойки администратора, а потом проводил в переговорную.
— Ваш муж сказал, что был в банке на прошлой неделе и, очевидно, об этом позабыл. Мол, он просто ошибся. Мне пришлось оборвать Чарльза, когда он начал разглагольствовать о том, как вы постоянно извращаете его слова и как бы ему хотелось, чтобы я узнал о вас всю правду.
— Диана, есть одна проблема, — продолжал мой адвокат. — То есть для меня нет никакой проблемы, но для вас может быть. Когда я разговаривал с вашим мужем, он упомянул имя своей «подруги» Виктории Морган. Вы до этого упоминали имя Виктория, но только после разговора с Чарльзом я понял, что несколько лет назад представлял эту женщину во время процесса, который она вела против другого человека. Дело еще не закрыто, но я не считаю, что у меня возникнет конфликт интересов, если я буду вас защищать. Я не знаю, сможете ли вы мне доверять, зная, что у меня есть деловые отношения с Викторией. Ваш муж был связан с разными женщинами, и то, что я с одной из них работаю, может усложнить вам жизнь. Я хочу, чтобы вы об этом подумали. Если вы продолжите со мной работать, я приложу все силы для того, чтобы вы выиграли. Если вы решите со мной не работать, я помогу вам найти подходящего адвоката. А еще прошу вас перестать делиться какой-либо информацией с Чарльзом. Помните, что он вам не друг. Супруг вами манипулирует.
Своим сообщением о том, что эта сука проникла во все уголки моей жизни, Кальвин меня просто ошарашил. Я была готова ее задушить.
— Я думаю, что смогу это пережить, но все-таки возьму тайм-аут для того, чтобы подумать, — ответила я и поехала забирать детей. За рулем я отправила Кальвину сообщение, в котором написала, что остаюсь с ним. У меня было столько проблем, что на поиск нового адвоката не оставалось никаких сил: ни физических, ни душевных.
Глава 24
Спустя месяц я нашла личный дневник Чарльза и начала читать с конца, с последних страниц двадцати. Мой супруг писал, что бывший муж Виктории, с которым та жила раздельно, хорошо ее обеспечивал и Чарльз был не прочь воспользоваться этими деньгами:
«Не хотелось бы упускать такую возможность. Если я снова сойдусь с Ди, все, Виктория будет давать мне только в долг».
Я читала дневник всякий раз, когда появлялась возможность, и боялась, что Чарльз перепрячет его. Хотя подруги, с которыми я поделилась этой историей, считали, что он специально оставляет свои записи на видном месте, для меня. Я решила до суда сделать копии страниц, чтобы иметь доказательства его гнусных намерений и лжи.
Карьера Чарльза не только застопорилась, но и катилась вниз. Он часто отменял записи и заставлял людей ждать в коридоре, пока сам болтал по телефону (с Викторией, скорее всего). Был груб, невнимателен, отвлекался. С каждым кварталом у него становилось все меньше пациентов.
Раньше мы часто звали друзей в гости или ходили к ним сами, но эта традиция сошла на нет. Все чаще знакомые говорили мне: «Мы приходили в ваш дом на ужин и уже к концу вечера начинали чувствовать себя сильно неловко от того, как Чарльз вел себя с тобой». Или: «Мы не могли понять, как такая сильная и умная женщина, как ты, позволяла так с собой обращаться».
Читать бесплатно другие книги:
