Жена психиатра. Когда любовь становится диагнозом Померанц Диана
Я встала из-за стола, обняла Элли и предложила начать готовить завтрак.
Когда мы спустились вниз, Сэмми уже сидел в гостиной и смотрел передачи, которые обычно показывают утром в субботу по ТВ.
— Ты спросила ее про торговый центр? — громким шепотом поинтересовался Сэм, подойдя к сестре.
— А что там сегодня будет? — спросила я, вглядываясь в лица детей.
— Да ничего особенного, — быстро ответил Сэм. — Просто мы хотели сходить в магазин игрушек, который там недавно открылся.
— Ну да, и я тоже хотела его посмотреть, — Элли закатила глаза и потом мне улыбнулась.
— Хорошо, давайте съездим, но ненадолго, у меня сегодня много дел, — согласилась я. Не успела я договорить, как они уже бежали вверх по лестнице, чтобы одеться на выход.
Мы поели и сели в автомобиль. Стоял конец апреля, светило солнце, цвели розовые и фиолетовые азалии. Легкий весенний ветерок лечил чувства отчаяния и хандру, которые я ощущала. Мы приехали в ТЦ достаточно рано, поэтому народу было еще немного. Смех Элли и Сэма эхом отдавался под сводами высоких потолков. Дети быстро нашли нужный магазин и тут же начали все там рассматривать. Сначала мы зашли вместе, но потом я сказала, что буду ждать их на скамейке у входа.
Через двадцать минут сын и дочь вернулись.
— Мам, Сэмми хочет зайти в видеомагазин. Я могу его отвести. Ты можешь здесь посидеть и расслабиться, хорошо? — произнесла Элли неожиданно взрослым тоном, на который я тут же обратила внимание.
— Да, мам, Элли меня отведет. Ты сиди здесь и отдыхай, — Сэм уже тянул сестру за рукав.
— Слушайте, у меня такое чувство, что вы хотите от меня избавиться. Вы что-то скрываете?
— Нет, мам, просто мы уже не малыши и иногда хотим погулять без родителей.
— Ладно, — со вздохом ответила я, — жду вас здесь. И помните — только в видеомагазин и никуда больше. Если через двадцать минут не вернетесь, я сама за вами приду.
— Отлично, договорились, — хором ответили дети, развернулись и побежали.
Мне не очень хотелось оставлять их без присмотра, хотя я помнила, что, когда была ребенком, много чего делала без взрослых. Тогда были, конечно, другие времена, но… Эти двадцать минут дались мне тяжело. Наконец я увидела своих детей с пакетом из магазина ювелирных изделий Kay Jewelers.
— А я уже собиралась идти за вами, — призналась я. — Что это у вас в пакете?
— Сюрприз! — воскликнул Сэмми.
Элли закатила глаза.
— Нам надо было кое-что купить.
Торговый центр был украшен ко Дню матери, и я быстро смекнула, что содержимое пакета может иметь ко мне какое-то отношение. По пути к машине дети радостно перешептывались и хихикали. Мы сели в автомобиль, и Элли сказала:
— Мам, у нас для тебя сюрприз.
— Ко Дню матери, — добавил Сэмми. — Если хочешь, то можешь открыть подарок до праздника.
— Да уж, от этого будет сложно удержаться, — рассмеялась я.
— Ну, тогда открывай, — произнес Сэм.
— Вы меня, конечно, заинтриговали, но вы уверены, что не хотите дождаться Дня матери?
— Нет, — твердо ответил Сэмми, и Элли рассмеялась.
Я с трудом убедила их, что распаковать презент лучше всего будет, когда мы вернемся домой. Всю дорогу я думала о том, какие у меня прекрасные и заботливые дети.
Чарльза дома не было. Ребята усадили меня на диван.
— Вот, мама, это тебе от нас двоих. Мы очень сильно тебя любим, — Сэм посмотрел на сестру, и они улыбнулись. Я старалась держаться, но все же прослезилась.
— Мам, на самом деле это подарок от Сэмми, я просто ему помогла, — произнесла Элли.
Внутри бумажного пакета лежала белая коробка, перевязанная пурпурной лентой.
— Какая красота! Даже жалко открывать, — заметила я. Лица детей светились от гордости.
— Открывай, мама. Подарок-то внутри, — быстро произнес Сэм.
Смакуя каждую секунду, я медленно развернула упаковку. Внутри коробки на хрустящей пурпурной бумаге лежал белый плюшевый мишка. Вокруг его шеи была повязана пурпурная ленточка, а к лапкам пристегнута небольшая коробочка серебристо-пурпурного цвета.
— Ой, как мило! Я так рада, что у меня такие дети! Мне ваш подарок очень нравится. Спасибо огромное, — с этими словами я обняла их и прижала к себе.
— Подожди, ты даже еще подарок не открыла! — воскликнула Элли. — Он в коробочке, мам! — сказала она с ударением на слово «мам».
— Вот как? А я и не знала. Я думала, что эта коробочка — просто для украшения.
Открыв ее, я обнаружила лежащее на черном бархате золотое кольцо. Оно было украшено двумя рядам мелких бриллиантов, а на внутренней стороне была гравировка: «Маме». Я обняла детей и расплакалась.
— Какая красота! Откуда вы взяли деньги? Это же дорогое кольцо! — я надела его на палец. — И размер мой… Как это возможно?
— Мам, мы взяли на время одно из твоих колец, чтобы подобрать размер, — Элли открыла карман своего рюкзака и достала мое обручальное кольцо, которое я перестала носить после того, как Чарльз дал мне то памятное письмо.
— Мама, это была моя идея, — объяснил Сэмми. — Я собрал все деньги, которые мне дарили на дни рождения, и те, которые сэкономил. Тебе нравится подарок? Продавщица в магазине скинула нам цену, или сделала нам скидку. Верно, Элли? — с этими словами сын сел мне на колени.
— Когда мы пришли в магазин, работница спросила, сопровождает ли нас кто-нибудь из взрослых. Я сказала, что мы хотим купить кольцо как на фотографии на рекламе у входа…
— Продавец поинтересовалась, дал ли нам деньги папа, — перебил сестру Сэмми. — Но я сказал, что это мои деньги и папа не знает, что мы покупаем кольцо, — произнес он с гордостью.
— Женщина спросила, сколько у нас денег, — продолжила рассказ Элли, — и я ответила, что 87 долларов. Тогда она сказала минутку подождать. Она отошла и переговорила с мужчиной, потом вернулась и сообщила, что кольцо, которое мы хотим, стоит немного дороже, но, несмотря на это, она продаст его нам за 87 долларов! Это так мило!
— А потом продавец сказала, что красиво упакует кольцо, и положила его в коробочку, которую вставила в лапы мишки. Просто супер! — добавил Сэм.
— А ты подумала, что мишка и есть подарок! Вот умора! — Сын повернул свою кудрявую голову к сестре, и они сделали хай-файв.
Может быть, Чарльз и считал меня плохой матерью, но разве этот подарок не означал, что он не прав?
Мы пока еще с мужем потихоньку начали обсуждать, кто что заберет из вещей. Мы редко спорили и чаще всего договаривались мирно, но вот одна вещь стала настоящим яблоком раздора. Я говорю о рисунке Элли.
Дочка всегда хорошо рисовала, особенно для своего возраста. Однажды, когда Элли было семь лет, я помогала ей разбирать портфель и на дне обнаружила смятые листки.
— Чарльз, ты только посмотри, — крикнула я из кухни. Дело происходило в доме на Сент-Джонс-Лейн. Потом я повернулась к Элли, которая зашла, чтобы перекусить: — Дорогая, это же здорово!
— Да? А мне казалось, что я все рисунки выбросила, странно, что они все еще в рюкзаке, — ответила она ртом, набитым печеньем. Подошел Чарльз и посмотрел на творение дочери через мое плечо.
— Ого! Это ты сама нарисовала, Элли? Потрясающе! Ты в курсе, что твой рисунок похож на картину известного художника? — от удивления муж широко открыл глаза. На двух листах было изображено по глазу собаки, а на третьем морда животного. — Я сейчас покажу тебе репродукцию.
Он пошел в свой офис, а мы с Элли — за ним следом.
— Мам, да чего такого вы увидели в этой картинке? Просто морда собаки! Ничего особенного, — Дочь засунула в рот очередное печенье.
— Ты подожди и посмотри то, что папа тебе хочет показать. Я думаю, что ты удивишься.
Чарльз стоял у полки и листал художественный альбом.
— Нашел. Элли, посмотри на эту репродукцию картины Пауля Клее[27]. На что похоже?
— Очень похоже на мой рисунок, только это кошачья морда. У меня была точно такая же задумка. Неплохо.
— Когда в следующий раз будем в Нью-Йорке, сходим в Музей современного искусства, и ты увидишь оригинал этой работы, — сказал Чарльз, удивленно качая головой.
— Твой рисунок надо вставить в рамку и повесить, — решила я.
— Может, в музее захотят выставить и мою работу, — произнесла Элли. — Надо будет взять ее с собой в Нью-Йорк. Правда, листки сильно помялись.
— Мне кажется, что в багетной мастерской могут их разгладить, — заверила я дочь. Мы с Чарльзом с гордостью рассматривали рисунок.
Так он оказался в рамке на стене. После того как мы переехали в съемный дом, у меня не было сил заниматься украшением интерьера, но работу Элли мы повесили на видное место. Потом дочь сказала, что хочет взять картину и повесить над камином в нашем новом жилище.
Однажды вечером в начале мая Чарльз заявил, что желает просмотреть семейные фотографии, чтобы выбрать, какие он возьмет себе. Мы сели разбирать первую коробку со снимками, и тут муж поднял голову и сказал, что заберет с собой портрет собаки, нарисованный Элли.
У меня в животе тут же начались спазмы, но я твердо заявила, что Элли собирается взять эту работу в наш дом и даже знает, где ее повесит.
— Ну ты даешь! Ты манипулируешь дочкой. Я хочу эту картину, — отрезал Чарльз.
— Рисунок принадлежит Элли. Она имеет право им распоряжаться по своему усмотрению.
— Выйди из комнаты! Не могу тебя видеть. Я за себя не отвечаю, если ты сейчас же не уйдешь с моих глаз. Убирайся!
Я стала подниматься по лестнице из подвала.
— Это картина Элли, — повернувшись к нему произнесла я. — К тебе она не имеет никакого отношения.
— Но к тебе она имеет отношение! Все к тебе теперь имеет отношение! Ты думаешь только о себе!
В голосе Чарльза звучала ненависть, агрессия и злость, и я уже не могла сдержаться.
— А что ты со мной сделаешь? — спросила я. — Задушишь или утопишь, как Мистера Баттонса?
Слова сорвались с губ, и я сама сперва не поверила, что это сказала. Неужели все началось с кота? Я быстро поднялась по лестнице до того, как муж успел мне ответить.
Глава 35
Приближался день переезда. Мы обсуждали с адвокатом алименты, и он сказал:
— Диана, будьте, пожалуйста, реалистом. Ваш муж нестабилен. И, буду честным, он плохой человек. Что бы Чарльз ни говорил сейчас, он сделает все возможное, чтобы не дать вам ни копейки.
И Кальвин оказался совершенно прав.
На День матери дети сделали мне прекрасные поздравительные открытки и принесли завтрак в постель. Совершенно неожиданно Чарльз тоже кое-что подарил — миниатюрный искусственный водопад из камней. Очень красивый. Этот поступок меня насторожил. Я была уверена, что он что-то задумал. По опыту последних месяцев я знала: муж делает что-то хорошее, только когда у него есть эгоистичная причина или мотив.
В тот же вечер я получила письмо от Кати — студентки, которая год проработала у нас няней, когда Сэмми было два, а Элли пять лет. Самой Кате было на тот момент восемнадцать, и у нас с ней сложились прекрасные отношения.
«Диана, мне очень грустно. Чарльз прислал мне письмо, в котором пишет, что вы расстаетесь. Мне очень жалко вас и в особенности Сэмми и Элли. Письмо твоего мужа сильно меня разозлило, и я хотела ему об этом написать, но передумала и решила написать тебе. Вот что было в сообщении Чарльза: «Катя, ты была моим детям настоящей матерью, ты делала для них все». Как он может такое говорить? Это же неправда. Я помогала тебе, потому что ты работала. Я была всего лишь няней, я просто старалась хорошо выполнять свою работу. Да и дети мне нравились. Но мать — ты. Ты посвящала им каждую минуту. Я видела твою искреннюю любовь. Ты даже ко мне относилась немножечко по-матерински. Как может Чарльз так тебя обесценивать?»
Потом я залезла в дневник мужа, там он, видимо, для закрепления повторил те же мысли:
«Диана совершенно никчемная мать… Не может приучить детей к дисциплине. Наверное, не случайно она так долго вообще не могла родить».
Сначала я подумала: «Может, бросить водопад Чарльзу в лицо?», а потом просто выбросила в мусорное ведро.
Шли дни. В новом доме делали ремонт. Я ждала переезда с воодушевлением. Каждый раз, когда мы с детьми приезжали туда, мы еще лучше узнавали соседей. В коттеджном поселке было в общей сложности четырнадцать домов. В восьми из них проживали одинокие женщины с детьми. Я чувствовала, что подружусь с соседками и в их компании не буду ощущать себя разведенной неудачницей.
Однажды во вторник вечером Чарльз вошел на кухню и поставил меня перед фактом:
— Мои родители приедут на выходные.
— На эти выходные? Но мы же должны собирать вещи перед переездом. Это не самое подходящее время.
— Отец с матерью хотят увидеть детей, пока мы еще живем вместе.
Я вспомнила, как Чарльз злился, когда во время моей болезни папа часто меня навещал. Его также раздражала и отвлекала моя племянница Лиза, которая приезжала из Денвера, чтобы морально поддержать меня между операциями. Супруг считал, что члены моей семьи грубо вторгаются в его жизнь, нарушают его границы.
Но я прикусила язык и ничего не сказала. Мы еще не договорились о том, у кого и сколько дети будут жить, и мне не хотелось накалять атмосферу перед важным обсуждением.
Родители мужа приехали, и, как это всегда было ранее, Чарльз в их присутствии был очень напряженным. Они же меня по большей части игнорировали и общались только с Элли и Сэмми.
Днем в воскресенье у меня произошел очень любопытный разговор с моим свекром Альбертом. Я что-то делала на кухне, Чарльз со своей матерью увезли детей в бассейн. Альберт уснул в кресле в гостиной. Проснувшись, он зашел на кухню и присел на стул.
— Хотите чего-нибудь выпить или съесть? — любезно поинтересовалась я.
— Нет, Ди, спасибо, — ответил Альберт и замолчал. Его молчание было тяжелым, как наковальня.
— Все это совсем не просто, — сказала я. — Не знаю, что вам говорил Чарльз, но я надеюсь, что мы будем продолжать поддерживать отношения.
Я не испытывала к его родителям большой любви, поэтому в моих словах было больше вежливости, чем искренности. Тем не менее, я понимала, что дети должны общаться со своими бабушками и дедушками.
— Это вряд ли. Ты сделала несколько очень страшных вещей, — Альберт плотно сжал челюсти, и я заметила, что веко его левого глаза слегка задергалось.
«Что?!» — подумала я, но вслух сказала:
— Не знаю, какие страшные вещи вы имеете в виду. Наверное, оба супруга должны нести ответственность, если их брак не сложился. Может быть, Чарльз ждал, что я всегда буду такой, какой была до свадьбы. Но у нас появились дети, а потом у меня — рак. Я не могла поддерживать Чарльза, как раньше, поддержка нужна была мне самой.
— Ты настроила его против матери, — оборвал меня Альберт, — и испортила их отношения.
Я с трудом верила своим ушам. С самого начала нашего знакомства Чарльз повторял, что ни капли не уважает свою мать. Так при чем здесь я?!
— Почему вы так решили, Альберт? У вашего сына изначально были с Марси непростые отношения, — попыталась защититься я.
— Во время похорон твоей матери Чарльз встал и сказал, что она была ему как мать. Но это неправда: у него же есть своя мать! Живая! — Свекор всегда был очень пассивным, но сейчас в его голосе появились агрессивные нотки.
Я с трудом заставила себя успокоиться.
— Знаете, Альберт, я понимаю, что слова Чарльза могли ранить вас. Но ведь сказал это он, а не я.
Если бы только свекор знал, что Чарльз говорил про них с матерью. Как он рассуждал о наследстве в случае, если бы родители погибли в автокатастрофе.
— Ты всегда плохо к нам относилась, когда мы приезжали в гости, — продолжал Альберт.
— Да только я одна вас и обслуживала, когда вы нас навещали! Чарльз вас полностью игнорировал. Разве вы этого сами не замечали? Почему вы сейчас обвиняете меня во всех грехах?
— Ты очень себе на уме, — заметил отец мужа.
Я не могла переубедить Альберта. Кроме этого, я чувствовала, что мне трудно дышать. Так что я встала из-за стола и вылила остатки чая в раковину. Видя, как темная жидкость исчезает в сливе стальной раковины, я представила себе, что это моя собственная желчь, поднимающаяся к горлу.
— Я вижу, что этот разговор ни к чему не приведет. Я лучше пойду помогать папе упаковывать вещи перед переездом.
Я поставила чашку в посудомойку и вышла из кухни. Закрывая дверь, я слышала, что Альберт еще что-то говорит. Я села в автомобиль, завела мотор и расплакалась.
Я тронулась с места. При выезде из поселка я поехала налево по знакомой мне дороге. Мысли путались, в голове был полный бардак. Потом повернула направо и поехала на север. Над дорогой смыкались кроны высоких деревьев, и я ощущала себя в безопасности, словно деревья меня защищают. Я ехала без цели, просто для того чтобы собраться с чувствами.
По пути мне встречались места, связанные с драгоценными воспоминаниями. Я проехала супермаркет, в котором мы отоваривались, когда я впервые приехала к Чарльзу в гости. Магазинчик My Favorite Things, в котором продавались домики для кукол и где мы с Элли провели много часов. Ресторан Wagon Wheel, где готовили лучший в мире завтрак и где я однажды застряла в снегу, а Чарльз приехал, чтобы меня откапывать.
Я проезжала по местам, где проходила наша с мужем жизнь, и пыталась понять, что же произошло. Была ли между нами любовь? Может быть, и не было. Слезы текли по лицу, и мне казалось, что тело стало деревянным и бесчувственным.
По извилистой дорожке я подъехала к небольшому дому, в котором мы жили, когда у нас появились дети. Я доехала до спуска, который они называли «Холмик Уииии!». Даже уже переехав, зимой Элли и Сэмми часто просили привезти их сюда, чтобы спуститься с Холмика, визжа: «Уиии!»
Я смотрела на наш старый дом и думала, как же счастливы мы были тогда. Вдыхала воздух, наполненный ароматами весны, и чувствовала, как становлюсь невесомой.
Медленно вернулась к машине, съехала с пригорка, вырулила на шоссе и направилась в сторону квартиры отца. Когда я вошла, он стоял с телефонной трубкой в руке, которую тут же положил, как только увидел меня.
— Я только что звонил тебе домой. Уже начал волноваться. Где ты пропадала? — спросил папа.
Я рассказала ему про неприятный разговор с Альбертом.
— Не переживай из-за них, Ди. Они странные и всегда такими были. Я бы больше удивился, если бы родители Чарльза высказали тебе благодарность. Видимо, яблоко от яблони недалеко падает, — казалось, что отец выглядит более усталым, чем расстроенным. Он обнял меня и добавил: — Все образуется, Ди, ты сама это прекрасно знаешь.
Правда, тон папиного голоса был гораздо менее уверенным и убедительным, чем слова, которые он произносил.
— Грузчики приедут в девять утра в понедельник. Давай уложим все, что осталось. А потом можем где-нибудь пообедать. После хорошей еды всегда себя лучше чувствуешь.
Мы упаковали пять коробок и поставили их в багажник моего автомобиля. Все остальные вещи в папиной квартире были уже собраны. Отец решил пожить у Лидии, пока не закончится ремонт в подвале нашего нового дома. Он не хотел останавливаться у нас, потому что не имел никакого желания видеть Чарльза.
Когда я вернулась, дома было тихо. Марси и Альберт уехали в отель, дети спали, а Чарльз был в своем подвале. Я вошла в спальню и в ту ночь закрыла за собой дверь на замок, чего обычно никогда не делала. Если я понадоблюсь детям, они могут постучать. Мне не хотелось, чтобы Чарльз меня тревожил.
Глава 36
Грузчики должны были приехать в среду утром. Чарльз обещал дать мне 2500 долларов на переезд. Мы пока еще не обсуждали сумму алиментов, он также не подписал соглашение об опеке. Я знала, что мне предстоит не одно сражение. Муж намеревался платить мне как можно меньше.
Балтимор — город не очень большой, и, для того чтобы узнать позицию Чарльза, мне даже не надо было заглядывать в его дневник. Знакомые часто передавали мне слова моего пока еще супруга: «Я много лет ее содержал. Теперь ее очередь!» Если верить этому, то получалось, что я многие годы играла в теннис и листала глянцевый журнал на веранде, а не разрывалась между медицинской практикой, которой уделяла часть своего времени, ведением хозяйства и заботой о детях. Кроме этого, не стоит забывать, что я потратила кучу времени и сил на лечение бесплодия и борьбу с раком. Однако, по мнению Чарльза, я не имела никакого права отдохнуть и прийти в себя. Если бы я подняла этот вопрос, он назвал бы меня эгоисткой и заявил, что я изображаю из себя жертву. Так или иначе, мне надо было оставаться спокойной и не отходить от продуманного заранее сценария.
В половину пятого приехал Чарльз. Я как раз готовила ужин, нарезала свеклу.
— Хорошо, что ты вернулся раньше, — сказала я. — Дети вместе с папой в моем доме. Через час он привезет их сюда на ужин. Нам надо поговорить по поводу соглашения об опеке.
— А что там говорить? Я уже четко сказал, что мне надо. Я хочу, чтобы у тебя и у меня дети проводили равное количество времени. Все пятьдесят на пятьдесят, — с этими словами муж принялся просматривать лежащую на столе почту.
— Чарльз, я лишь прошу, чтобы на период школьных занятий Элли и Сэм остались у меня. Все каникулы — твои. Я просто стремлюсь ограничить количество переездов в учебное время.
— Как здорово ты все распланировала. Ты забираешь себе сына с дочерью на весь учебный год. А мне предлагаешь просто оплачивать твою прекрасную жизнь с детьми. Но они и мои тоже, Ди! Так что даже не пытайся препятствовать мне видеться с ними! Ты меня еще не знаешь! Не знаешь, на что я способен.
Темные глаза Чарльза сощурились, и его взгляд, казалось, буравил меня насквозь.
— Я бы предпочла, чтобы мы решили вопрос мирно. Я хочу, чтобы ты подписал соглашение до нашего переезда, вот и все. Я не понимаю, почему ты делаешь из этого такую проблему. Ты имеешь одинаковое со мной право принимать решения, касающиеся детей. Я считаю, что Элли и Сэмми пойдет во вред, если их будут перевозить из одного дома в другой в течение учебной недели. Я хочу этого избежать, и больше ничего.
Он вдруг заявил, что хочет проводить время с детьми, когда ранее ему до них особо не было дела. Но этого я тогда не сказала. Я была почти уверена, что цель Чарльза — не дети, а побольнее меня ударить.
— Знаешь, как мы решим этот вопрос, Ди? Наверняка не так, как ты ожидала… Я просто не подпишу соглашение, и точка. А еще я не дам грузчикам ни копейки, поняла? Найди каких-нибудь идиотов, которые перевезут твои вещи за спасибо. И в качестве алиментов буду платить тебе десять долларов на ребенка в месяц, — Чарльз испепелял меня взглядом, а кончик его рта слегка подергивался.
— Как тебе не стыдно! — воскликнула я, захлопнула дверь спальни и закрыла ее на ключ. Я скрежетала зубами от злости. Я снова проиграла, а он снова выиграл.
Я стала ломать голову над тем, как мне оплатить переезд. Просить у отца денег я не могла, он и так вложил огромные средства в новый дом, покрыл расходы на ремонт и свой собственный переезд, купил мне микроавтобус и в течение вот уже нескольких месяцев регулярно давал мне деньги на продукты и прочие траты на детей.
Я медленно вдохнула, ощущая, как поднимается грудная клетка. Потом выдохнула и расслабила мышцы тела.
Значит, мы переезжаем через два дня. Я найду 2500 долларов. Я уже многое пережила. Эта сумма казалась сущей ерундой по сравнению с тем, с чем мне пришлось иметь дело раньше.
Я позвонила Пег, и та согласилась одолжить мне деньги. Я не стала говорить папе, что Чарльз отказался оплачивать переезд.
Долг я смогла отдать только через несколько месяцев. Все это время мне по почте периодически приходили чеки без подписи. Это были подарки от друзей. Я не хотела, чтобы мне дарили деньги, но близкие люди помогали мне, чем могли.
Опыт тех недель и месяцев в некотором смысле напомнил мне период лечения от рака. Тогда я полностью потеряла стыд за свое тело и понимала, что совсем перестала испытывать чувство унижения. Я спокойно раздевалась перед всеми теми, перед кем это надо было делать. Тело — это всего лишь оболочка, и я как бы абстрагировалась от него, перестав смущаться. Сейчас случилась новая напасть: у меня не было денег. Мне было необходимо кормить детей, следовательно, я была готова занимать у кого угодно.
Я позвонила своему адвокату и сообщила об условиях, в которые поставил меня Чарльз.
— Закон позволяет ему выплачивать мне 20 долларов в неделю на содержание детей? — спросила я.
— Нет, не позволяет. Это гораздо меньше того, что вы обязаны получить от мужа, учитывая количество детей и ваш доход. Но до судебного решения Чарльз может делать все, что ему заблагорассудится. Вы уже знаете, что ваш супруг хочет снять с себя всю ответственность, но в конце концов ему придется отдать вам деньги.
— Но они нужны мне сейчас. С частной практикой пока ничего не получается. У меня просто нет на нее сил. Как только мы переедем, я начну искать работу.
— Диана, я направлю письмо адвокату Чарльза, но не уверен, что от этого что-либо изменится, потому что ваш муж игнорирует то, что говорит ему адвокат. Я попытаюсь добиться, чтобы слушание по вашему делу назначили побыстрее. Занимайтесь переездом и обживайтесь. Потом попробуйте напроситься погостить к друзьям, которые не так сильно ограничены в денежных средствах. Это поможет вам развеяться и сэкономить на расходах.
Глава 37
Сразу после переезда Чарльз принялся забрасывать меня письмами. Чаще всего они состояли из претензий, обвинений, оскорблений и проклятий. Я никогда не отвечала ему в ответ и сохраняла все сообщения, чтобы при необходимости показать их суду.
Например, вот самое безобидное из них:
«По поводу хлеба… Я не собираюсь говорить тебе, что и как ты должна делать у себя дома, но с горечью констатирую, что не могу заставить Элли и Сэма есть ничего, кроме белого хлеба и бейглов. Я понимаю, что именно такие мучные изделия дети едят, когда находятся у тебя большую часть недели. И потом у меня они просят то же самое, когда мы завтракаем или ужинаем дома или когда я готовлю им школьный ланч. Я надеюсь, что мы сможем скоординировать наши усилия для того, чтобы дети начинали привыкать к хлебу более богатой текстуры с минералами, витаминами и клетчаткой, необходимыми для здоровья…»
А были и более эмоциональные:
«Ди,
Зная, что ты очень скоро получишь от вселенной ответ на мысли обо мне, какими ты себя тешишь и какие насаждаешь в умах окружающих, и понимая ценность отведенного нам на земле времени, я воздерживался от комментариев по вопросам, в которых наши мнения расходятся. Тем не менее, произошло то, о чем я не могу молчать.
Когда я приехал забирать детей, твой отец, не сказав мне ни слова, просто вышел из кухни. Для меня очевидно, что яд твоих мыслей отравил его ум. Я всегда с большой теплотой относился к своему тестю и считаю, что неуважительное отношение, которое он сейчас ко мне проявляет, крайне унизительно и незаслуженно.
Ты никогда не понимала и сейчас не понимаешь, с кем имеешь дело. Уверяю, что тебя ждут великие открытия и уроки, которые тебе преподнесет жизнь. Если ты не хочешь в будущем получать подобные письма, сделай так, чтобы твой отец понял, что мне не нравится, как он обходится со мной, в особенности перед моими собственными детьми. Перестань строить зловредные и опасные иллюзии.
Чарльз»
После этого письма я решила поговорить с отцом. Дождавшись, когда дети после ужина убегут гулять, я спросила папу, не хочет ли он немного чая со льдом на веранде.
— Ди, я так рад, что Элли и Сэмми здесь хорошо, — произнес отец, когда мы уселись в плетеные кресла. — В этом районе все общаются. Выходишь на улицу и видишь множество детей. Прекрасное место. Мне кажется, внуки здесь счастливы.
Папа улыбнулся. Его радовало все, что имело отношение к счастью внуков.
— Папа, я тут получила от Чарльза письмо. Моему бывшему супругу не нравится, что ты его игнорируешь, когда он приезжает забирать детей. Он воспринимает это как оскорбление.
— Он воспринимает это как оскорбление? Что за чушь! Пусть привыкает к моему отношению, Чарльз его заслужил. Я уже говорил ему, что думаю по поводу его поведения. Я не собираюсь делать вид, что он чудесный парень. Если чем-то недоволен, может сказать мне сам.
— Я все понимаю, но видишь ли, Чарльз не хочет по-дурацки выглядеть в глазах детей.
— Он не хочет по-дурацки выглядеть в глазах детей?! — папа встал и принялся ходить из стороны в сторону. Его лицо покраснело. Было видно, что отец едва сдерживает гнев. — На протяжении двух прошлых лет дети видели, как их родной папа совершенно неуважительно и с презрением относился к их умирающей матери. С любым незнакомым человеком обходятся лучше, чем он обходился с тобой. И теперь Чарльза волнует, как он выглядит в глазах детей, когда я его игнорирую? Это уже проблемы твоего бывшего мужа. Пошел бы он на три буквы, образно говоря!
Дыхание отца стало учащенным. Я испугалась, как бы с ним не случился сердечный приступ. Никогда не видела, чтобы мой спокойный и уравновешенный папа был в такой ярости.
— Пап, присядь и успокойся. Прости, что я завела этот разговор. Поверь мне, я полностью с тобой согласна. После всего, что ты сделал для меня и детей, я не имею права указывать тебе, как себя вести.
На моих глазах появились слезы.
— Ди, тебе не надо читать его письма, они на тебя плохо влияют. Это настоящий яд.
Я закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов.
— Я знаю. Я пытаюсь перестать, честное слово. Все будет хорошо, папа.
Мы немного помолчали, чтобы успокоиться, и потом я решила поделиться с отцом своими планами.
— Я решила завтра утром поехать с детьми на пляж. Собираюсь выехать около шести. Хочешь поехать с нами? У океана будет хорошо.
— Нет, спасибо. Послушай, но дорога-то дальняя. Почему бы тебе там не заночевать? — спросил папа.
— Мне не хотелось бы тратить деньги на гостиницу. Мне кажется, что одного дня на побережье детям будет вполне достаточно. Я возьму велосипеды и еду. А за то, чтобы искупаться в океане, денег не берут.
— Я дам тебе сколько надо, чтобы вы могли там заночевать, — сказал отец.
— Не надо. В середине недели дорога будет свободной. Одного дня нам хватит, чтобы развеяться. Искупаемся и вернемся.
И, хотя дети были в восторге от идеи поехать на пляж, следующим утром я с огромным трудом растолкала их. Все необходимое я погрузила в микроавтобус еще вечером, и мы выехали в половине седьмого. Папа дал Сэму и Элли по 50 долларов на экстренные расходы, о чем я узнала уже в дороге.
До того как выехать из дома, я проверила свой почтовый ящик, в котором, как я могла бы и предположить, оказалось очередное письмо от Чарльза. Я не сразу открыла его, не желая, чтобы он испортил мне на целый день настроение, но потом все же не удержалась и прочитала.
«Ди,
Я только что говорил по телефону с Элли, и она сообщила мне, что завтра утром вы собираетесь поехать на пляж. Неужели это лучший способ использования времени и денег? Учитывая финансовые трудности, которые мы переживаем, день на пляже кажется мне необоснованной тратой ресурсов. Хотя, впрочем, ты же никогда об этом и раньше не думала, верно?
Чарльз»
Впервые я не стала сохранять письмо и нажала кнопку DELETE, а про себя подумала: «Не твое собачье дело, Чарльз».
До пляжа мы добрались без проблем. Позавтракали на ходу в машине, слушая аудиокниги. Всю дорогу дети планировали, что собираются сделать: прыгать в волны, зайти в магазин Joe’s Comic Store, прокатиться на аттракционах и сыграть в мини-гольф.
На побережье мы приехали в половине десятого. День получился насыщенным и очень веселым. Помимо всего, что запланировали дети, мы еще успели покататься на велосипедах, взятых напрокат.
Когда в полвосьмого мы пустились в обратный путь до дома, Сэм и Элли увидели справа от дороги аквапарк.
— Мам, а мы можем остановиться и съехать с той высокой горки в аквапарке? Пожалуйста! — закричали Элли и Сэм.
— А вы разве не устали?
— Нет!
Я развернулась и заехала на парковку аквапарка.
— Скатываемся только один раз, вы меня поняли? До дома дорога дальняя, — предупредила я их.
— Пойдем с нами, мам! — закричал Сэмми.
— Правда, мам, давай вместе, — поддержала его Элли.
Я подумала: а почему бы и нет? И пошла в аквапарк с ними. Мы съехали с горки не один, а целых три раза, после чего вернулись к машине и двинулись домой.
Через пятнадцать минут дороги Сэмми произнес: «Мама!»
— Что, дорогой?
— Спасибо! Это был лучший день в моей жизни!
— Он прав, мам. Спасибо, — добавила дочь.
— Мама, я люблю тебя, — сказал Сэм.
