Вейн Суржевская Марина
Эрик подбежал и глянул вниз. В сумраке колодца виднелось изломанное тело. Рядом с головой расплывалась темная лужа. Кричали призраки, убивая и умирая, и среди их голосов Эрику послышалось рычание Норвена.
Лекарь отступил, понимая, что его помощь здесь не требуется.
Вернулся к Торену и положил два пальца ему на шею. Пульс – частый, неровный – уловил сразу. Поднял веко – зрачок отреагировал на свет. Нужно было что-то острое. Эрик выцарапал из-под ремня у Торена кинжал с ареровским клеймом. Дернул рукав, открывая жилистое запястье. Ну, помоги, Двуликий! Кольнул повыше наручня, и арер вздрогнул, приходя в себя.
– Все хорошо, – сказал лекарь с теми же интонациями, с какими говорил больному. – Сейчас ты встанешь и пойдешь. Догоняй Фарида. На звуки не обращай внимания.
Торен кивнул. Побрел по коридору, то и дело натыкаясь на стены.
– Держись правее! – крикнул Эрик.
Вроде понял.
Лекарь перебрался к Карелу. Сжал ему виски, фиксируя голову, и попытался поймать блуждающий взгляд.
– Слышишь меня?
Нет.
Кончик ножа впился в кожу. Удар! Эрик отлетел и упал на спину. Во рту сделалось солоно. Закашлялся, поперхнувшись кровью.
Ему помог встать Карел. Пихнул кулаком в бок – вопреки обыкновению, несильно.
Битвы сменяли одна другую. Лекарь проходил сквозь них, и в затылке накапливалась боль, стучала железным молотом. Глаза отказывались верить в то, что видели – спекшийся камень, пустой двор, – и Эрик опускал ресницы.
…Двуликий, что это – кара или напоминание?..
У Торена на запястье было уже шесть отметин, у Карела – пять. Фарид то ли ушел вперед, то ли провалился вслед за Норвеном. Глаз у Эрика заплыл, из губы сочилась сукровица. Нож пришлось переложить в левую руку, правую едва не вывихнул Карел, приняв в бреду спасителя за убийцу.
…Когда же это кончится, Двуликий?..
Фарид лежал у порога. Эрик машинально переступил через его тело – и замер, оглушенный тишиной.
Лился с потолка свет, оседал на гранитных плитах слюдяными каплями. Пахло водой из сердца гор, теплым воском и лечебными мазями. То был лишь след, но Эрик зажмурился до боли в висках. Казалось, вот-вот зашуршит платье, и появится жрица Йкама.
…Мама, простишь ли ты?..
Перевалил тело мастера внутрь и потащил туда, где сгущался запах. Арер дернулся, согнутой рукой ухватил Эрика за шею. Лекарь хотел крикнуть «Пусти!», но вышел лишь хрип. Фарид давил локтем в подвздох, потемнело в глазах – и вдруг зашумел, вспенился ручей. Вспыхнули свечи, высветив мозаику. Целители казались живыми и благословляли на служение во имя Двуликого. Пальцы уверенно сжали скальпель. Огоньки свечей сменились яркими лампами операционной. Вот только дышать под марлевой повязкой было тяжело и пот заливал глаза. Пациент готов? Да. Множественная грыжа. Найти на животе белые линии. Эрик наклонился, вглядываясь, и… очнулся, лежа на полу.
– Ишь, моргает.
Узнал голос Торена.
– Вставай! – А это мастер. Приказал, как собаке: – Ищи!
Не хотел, но потянулся, ловя след. За шорохом маминого платья, за ее запахом.
Пропали каменные стены, и платком легла серо-зеленая степь.
Эрик подставил лицо ветру.
– Мне нужно отдохнуть.
Фарид недовольно дернул щекой, но позволил. Побоялся, видно, как бы лекарь снова не впал в забытье, после которого придется несколько дней выхаживать.
Карел остался охранять. Торен пошел в сторону леса, ружье он снял с плеча.
Эрик лег, опрокинувшись затылком в густую траву. Выметнулся испуганный кузнечик. Закачались над лицом метелки ковыля. Солнце просвечивало сквозь них, мягкое и пушистое.
Зашуршало – это сел Фарид. Уронил руки между колен. Правую обхватывал наручень, простеганный по краю четырежды. Полный комплект, знак мастера. Проволока – палач, шелковый шнурок – наемный убийца, конский волос – вейн, суровая нитка – поводырь. Карел имел две метки – железную и шелковую. Торену не хватало только нитки, и потому он позволял себе иногда спорить с мастером. Вот и сейчас, вернувшись, неторопливо уселся, пристроил ружье и лишь после сказал:
– Степняки стояли. Двое-трое. Лошади паслись. Угли дерном прикрыты, еще теплые.
Фарид остро глянул на Эрика, и лекарь пожал плечами:
– Я не знаю, когда он тут был. Но точно ушел отсюда, с Середины.
Костер разводить не стали, погрызли вяленую конину, запивая водой. Торен рвал мясо острыми зубами, заглатывая крупные куски. У Карела, когда он жевал, двигался на щеке рубец, оттягивая кожу в уголке глаза. Неудачно парня заштопали. Фарид неторопливо ел с ножа. Лишь по тому, как резко дергался его кадык, лекарь понимал – мастеру досталось сильно.
Про Норвена никто не вспоминал.
«Дурак», – подумал о себе Эрик. Ведь мог выйти из разрушенной крепости один.
– Готов? – спросил мастер.
Велико было искушение ответить: «Нет» – но Эрик кивнул. Пусть все закончится побыстрее.
Встали связкой: Фарид держал лекаря за плечо, Торен и Карел цеплялись за пояс мастера. Поймать след, ухватить. Тонкая нитка трещала, рвались волокна. Изгибались упруго пространства, не желая пропускать. Но кровь матери-жрицы была сильнее.
Вздыбилась степь холмами. Ветер бросил в лицо белый пух.
– Назад! – приказали на всеобщем.
Высокий парень держал странную винтовку с коротким рыльцем. Справа стоял еще один; кажется, были и за спиной. Над головой крутилось что-то блестящее, многоглазое. Шевелило вибриссами.
– В чем дело? – недовольно спросил Фарид, а сам пихнул Эрика: ищи, мол. – Разве это закрытый мир? Кто вы такие?
– Комитет смежных пространств. Дальнейший проход через узел запрещен. Вернитесь немедленно. Считаю до нуля и открываю огонь. Пять. Четыре.
И тут бахнула винтовка Торена.
Пуля должна была пробить охраннику грудь – Эрик дернулся подхватить, – но парень лишь отступил на полшага. Металлическая тварь с вибриссами завизжала и махнула огромной лапой, разом накрыв пришлых.
– Ищи! – заорал Фарид.
Гибкие прутья коснулись лица, заставляя отступить. Снова выстрелил Торен. Скрежетнуло лезвие – Карел пытался разрезать преграду. Лапа сжималась, взрыхляя когтями землю. Эрику в спину уперлось плечо мастера.
– Ищи!!
– Я не могу!
Тонко, ввинчивая звук в уши, вопила тварь. Ее перекрыл громовой голос:
– Назад! Покиньте узел!
Выругался Фарид.
Эрику сдавило грудь. Прости, Двуликий! Ты же знаешь…
Дернулась из-под ног земля и снова ударила в пятки. Лекарь повалился лицом вниз, в знакомые пушистые метелки ковыля.
Облепило жаркое марево, так густо замешанное, что табачный дух потерялся в чужих запахах. Воздух подрагивал, поднимаясь над раскаленной землей. В белесом небе светился голубой купол с серебряными звездами, и сахарно белели тонкие башни. Шумела вода в узкой канаве. Пререкались через улицу тетки – смуглые, носатые, в цветастых платьях. У одной оттягивала руку огромная корзина с черешней, над ягодой жужжали пчелы. Орал ишак, привязанный к загородке. Вопили дерущиеся дети, мутузили друг друга кулаками, пятками и коленками. Свесив язык, наблюдал за ними кудлатый пес. Никто не обратил внимания на троих, возникших из ниоткуда.
Узел отделял глинобитный заборчик высотой по колено. Слева он упирался в стену одноэтажного дома с плоской крышей, справа теснился по краю канавы, посредине же выдавался дугой. Обогнув преграду, улица раскатывалась, точно «дорожка» – серая от пыли, с каймой-арыками и пятнами раздавленных абрикосов. «Дорожка» вела к ступеням мечети.
– Передых пять минут, – сказал Васька, усаживаясь на дувал. Вытащил из нагрудного кармана крохотный тубус и щелчком выбил белую горошину.
– Чего это? – заинтересовался Юрка.
– Энергетик, – шепеляво пояснил вейн, перекатывая языком капсулу. – Я ж не грузовой вертолет, однако.
– Дай, а? Ну так, на всякий случай. Я сейчас жрать не буду, честно слово.
– Под суд меня хочешь? Тут же химия! Подобрано под конкретный организм. Совершеннолетний, – подчеркнул Васька.
Загремело – из проулка, влекомая осликом, выкатилась телега на высоких колесах. Низко опущенное дно кузова прогнулось под тяжестью дынь. Следом волочился густой аромат.
– Где мы? – спросил Егор.
– На Середине, вестимо. Сарем. Слышали про такой? Крупный торговый город. Узлов много. Первый и, считай, последний нормальный пункт на маршруте. Так что вот, пацаны, – строго, без обычной улыбки, сказал Васька: – Слушаться меня с полуслова. Махну – носом в землю и не рыпаться. Ясно? Эй, не слышу ответа.
– Так точно, – отрапортовал Натадинель.
Юрка хмыкнул.
– Значит, уходим вдвоем с Егором, – быстро среагировал вейн. – Можешь падать на хвост, хватать ориентиры – дело твое. Но, чур, я не виноват, когда тебе по башке настучат.
– Да ладно! – отмахнулся Юрка.
– Договорились. Егор, пошли.
Васька поднялся и цапнул за обшлаг камуфляжной куртки. Шаг – узел вздрогнул, готовый открыться.
Юрка заорал:
– Стойте! Так точно, все, слушаю и повинуюсь! Блин!
– Отлично, – кивнул Васька.
– Ну можно я хоть ориентиры возьму?
Егор мельком глянул на «командирские». Промолчал.
Юрка втянул ноздрями воздух, стараясь отвлечься от чужих запахов – абрикосов, пыли, дынь, навоза, свежевыпеченного хлеба, горячего камня – и чувствовать только аромат дедовой трубки.
…Белесое небо, проткнутое шпилями. Жаркое солнце – и серебряные звезды на голубом куполе. Арыки, полные воды. Пестрый ковер, вывешенный на ограду. Одной лапкой его придерживает ящерка с точеной головой – фу, не хватает еще на рептилию ориентиры взять!.. Вьется по стене трещина. Цветные черепки вмазаны поверху… все стало четким до рези. Юрка зашипел и сморгнул слезы.
– Вот гадство! – пожаловался он.
– Больно? – удивился Васька.
– Нет, приятно!
Вейн почесал в затылке, сдвинув на лоб бандану.
– Странно. Ну-ка, покажись. Эге, парень, да у тебя перегруз визуала – вон, глазищи красные. Ты ориентиры как берешь? Сначала картинку?
– Ну да.
– А звуки? Запахи?
– Это… немножко, – приврал Юрка.
– Даешь! Один канал плюс два по кусочку – из четырех минимальных. Его-то как таскал? – Васька кинул на Егора.
Юрка разозлился:
– Как мог! Ничего, получалось. Особенно когда по нас стрелять начали.
– Да не ершись ты. Чего сразу в бутылку лезешь? Когда стрелять, это понятно – состояние стресса, организм мобилизуется. А в нормальной жизни?
– В нормальной он под поезд лезет, – вмешался Егор.
Иванцов историю выслушал с интересом, покрутил головой.
– Экстремал! Самоучка, поди? Ну, слушай тогда сюда, салага. Ориентиры берешь всем: аудио, видео, обонятельным, осязательным и так далее, вплоть до спинного мозга. Фиксируешь не картинку, а свое присутствие, внутрь его принимаешь. Коннектишь? Э-э-э… в смысле, понимаешь?
Юрка пожал плечами.
– Ладно, потом еще попробуешь. Напоминаю: пока не разрешу, от меня ни на шаг. Может, сматываться придется.
Васька одернул куртку и проверил застежку на нагрудном кармане, в котором прятался тубус с капсулами.
– Поехали!
Кружилась голова, пришлось опереться о балюстраду. Под балкончиком бурлила река. Русло не могло вместить поток, разбухший из-за ночного дождя, и вода с ревом билась о камни. Густым облаком висела морось.
– Осторожнее.
Руки Оуна легли на перила. Чуть качнись – прижмешься спиной к сильному крепкому телу. Жрица не шелохнулась.
Белесое небо, едва тронутое понизу розовым, казалось слишком ярким для уставших глаз. Щурясь на острый пик Тайгрины – самой высокой горы на востоке, – Йорина спросила:
– Что он делает?
Едва заметное колыхание воздуха – Оун повел плечом.
– Спит. Что еще после вчерашнего?
– Ты уверен?
– Конечно. Иначе бы доложили.
Йорина повернулась в кольце его рук, запрокинула голову.
– У нас все получится. Я знаю.
Тронула ладонью подбородок главы Воинского Совета. Уколола щетина. Губы у Оуна – шершавые, обветренные. Слишком горячие для ее ледяных пальцев.
– Не надо, – мягко попросила Йорина.
Ткнулась лбом в твердую грудь и закрыла глаза. Осталась четверть часа до того, как Ури войдет к вору по имени Дан и тряхнет его за плечо. Все готово. Вымерено, рассчитано, проверено. И еще можно успеть отменить.
– У нас все получится, – повторила она настойчиво.
Оун сцепил у нее за спиной руки.
– Если с тобой что-нибудь случится, Йкам останется без наследницы. Навсегда.
Пахло багульником. За крепкой броней из мышц часто, суматошно колотилось сердце. Совсем как у жрицы, когда она касалась дара Двуликого. Йорина посмотрела Оуну в лицо – знакомое до последней черточки и такое чужое.
– Если ничего не выйдет, вынянчи я хоть пятерых дочерей – род все равно прервется.
До горизонта – пески, скомканные ветром. На распорках обвисли остатки сетей. В двух шагах от узла – лодка, перевернутая вверх килем, давно рассохлась и побелела. Лежало, вырвав корни, дерево. Ствол походил цветом на старую кость. Кто-то повесил на острый сук котелок, и по закопченному дну стучали песчинки.
– Вроде чисто, – сказал вейн.
Юрка повернулся и увидел небольшой домишко. Его тоже заносило песком. Кирпичную кладку завалинки, еще проступавшую местами, изъело ветром. Стены были испещрены мелкими язвочками. Отвалилась кусками побелка, открыв дранку. В оконной раме торчал осколок мутного стекла, похожий на зуб.
Странно пахло.
– Что за узел такой? – насторожился Юрка.
Васька ходил вдоль сухого дерева, приглядывался внимательно.
– Разнесенный и на выход пульсирующий. Период – раз в полчаса. Скоро заработает.
Копнул возле корней. Ничего не нашел, переполз дальше. Песок так и летел из-под рук.
– Помочь? – спросил Егор, озадаченно наблюдая за вейном.
– Да ну, глупостью занимаюсь. Здесь тайников можно наделать – за год не найдешь.
Васька поднялся и хлопнул по кобуре.
– Вот что, пошли-ка внутрь. Быстро!
Дверь подперло барханом, и пришлось забираться через окно. Скрипнули рассохшиеся доски, когда Юрка перелез через подоконник.
– Осторожнее, пол проваливается, – предупредил вейн.
В комнате сохранились пара длинных лавок, большой некрашеный стол и лопнувший бочонок, зачем-то вытащенный на середину. Везде – на полу, лавках, столе – лежал песок. Жилые запахи давно выветрились, и только из дальнего угла еле заметно тянуло дедовым табаком.
– Наружу поглядывайте, как бы кто не появился.
Васька нырнул в бочонок, пошарил под лавками и простучал возле порога. Задрав голову, поразглядывал потолок и наконец угомонился.
– Чего искал-то? – спросил Юрка.
– Захоронку. Канал тут одно время был, по которому наркоту таскали. Одни груз оставят, другие заберут. Удобно. А мы ни черта сделать не можем. Мир вне конвенции, про вейнов не слыхивали. Везут не к нам, не от нас и не через нас. Местные сюда еще долго не доберутся. Так что по закону…
Васька присел на корточки, покопался в щели между досками и вытащил тускло блеснувшую гильзу.
– Мы здесь с ребятами четыре месяца назад оборону держали. Подгадали под Ядвигин отпуск. В общем-то, дело простое: оружие протащить, пристрелять, восемь из десяти автоматов выкинуть – Середина! У них вход, у нас выход, ну и… Вроде отвадили. Думаете, я зря про ваш узел помалкивал? Маршрут светить не хотел. Узнают, полечу из Разведки птичкой. Мы-то наврали, что в случайную перестрелку вляпались.
Гильза скатилась с ладони и исчезла в щели.
– А Стасик Козлевский тогда чуть не погиб. До сих пор в госпитале, недавно из искусственной комы вывели.
Юрка повернулся к окну и пробормотал, глядя, как ветер заглаживает их следы:
– И эти люди запрещают мне ковыряться в носу.
– Чего? – удивился Васька.
– Логика, говорю, у вас интересная: на войну нельзя, а в Разведку можно.
– Ну, тебя до совершеннолетия все равно никуда не пустят, кроме официальной практики по проверенным местам.
– Спасибо, что предупредил. – Юрка передернул лопатками, сбрасывая прокатившиеся вдоль позвоночника колючие шарики.
Заработал узел.
В одиночку Дан заплутал бы тут в два счета. В узких штреках было темно: лампы висели редко, горели тускло в густом и спертом воздухе. Поворот. Лестница, вбитая вертикально. В нескольких метрах над головой распахнутый люк. Холодили ладонь скобы. Следом лез Ури, дышал беззвучно, ни одна пряжка не звякнула, ножны за стены не зацепились. Интересно, волновался хоть немного?
Выбрались в извилистый коридор. Светлый пористый камень сочился влагой – за ним глухо шумел водопад. Обошли его по дуге, и открылся зал. Сводчатый потолок в известковых наростах оставили необработанным, зато пол отполировали так, что ступить страшно. Люстра висела старинная, кованая. Свечи горели только по нижнему ярусу. На стенах – странные темные гроздья. Дан пригляделся, и его передернуло. Это были летучие мыши.
На выходе из зала встретили охранников. Мордатый здоровяк посторонился, пропуская.
Опять коридор. Но тут оказалось светлее – по левой стороне были пробиты окна, забранные решетками. За ними тонул в тумане рассвет, прохладный после ночного дождя. Справа – ряд дверей. Створки дубового дерева, с оковкой. В простенках развешаны топоры, булавы и старинные мечи.
– Скелета не хватает. Вы обязательно посадите, – посоветовал Дан.
Ури, конечно, не ответил. Он и тогда не сказал ни слова, вейн только спросил: «Эй, а ты чего на вторую смену? По мне соскучился?» – и враз оказался на полу. Голова гудит, половину морды перекосило. Хотел крикнуть: «Сдурел?!» – но дошло: дежурить-то должен был Арун.
Зашумело, словно под окном билась о камни речка. Точно, запахло водой. Стекла покрылись моросью. Дан потянул носом и вдруг учуял – горьковат воздух. Это же полынь! Иша пресветлая! Сбился с шага, но Ури толкнул в спину. Вейн успел тронуть стену – подушечки пальцев щекотнуло вибрацией. Узел?! Или камень дрожал под напором воды?
Еще охранник – распахнул перед ними дверь.
Дан с интересом оглядел комнату. А неплохо устроился глава Воинского Совета! Стен не видно, сплошь оружием завешаны и стеллажами с книгами заставлены. Стол хорош – красного дерева, на мощных когтистых лапах, вырезанных так искусно, что даже шерстинки топорщились. Кресло с высокой спинкой, по краю рельефный рисунок, вроде как львиная грива. Под арочным окном витрина приткнулась, здоровенная, размером в половину стола. Стекло прикрывало искусно сделанный макет горного хребта с россыпью городов и деревень.
– В чем дело? – Оун недовольно поднял голову от мелко исписанного листа.
– Ух ты! – восхитился Дан. – Ты и читать умеешь? А я думал, только драться.
Самый большой йорский воин его проигнорировал. Уставился на охранника.
– Я его ударил, – признался Ури.
– Так.
Оун выложил на стол кулачищи, и, хотя рядом не было Йорины, Дан все-таки не удержался:
– Чего, завидно? Тоже хочешь? А нельзя!
Глава Воинского Совета двинул бровью:
– Уведите пока.
Дан заартачился, но его – оскорбительно, за шкирку! – вытащили в коридор. Проволокли несколько метров и втлкнули в крохотную комнатушку. Лязгнул засов.
– Идиоты! – крикнул Дан. – Сами же потом пожалеете!
Пнул дверь и сердито оглядел свое узилище. Пусто, даже на табуретку поскупились. Уселся на подоконник. В спину дуло, и Дан, помянув Шэта, развернулся боком. Горы – куда ни глянь! Резали зазубренной кромкой небо, рвали его острыми пиками. Вейн тронул сквозь редкие прутья стекло – и сам себе не поверил: оно отозвалось еле заметными колебаниями. Святой Христофор, покровитель путников! Зажмурившись, толкнул створку. Та легко подалась, и в комнату потек густой воздух. Он пах рассветом, горной рекой и полынью.
– Шэт… – выдохнул Дан. – Ну и шуточки у тебя!
Голова с трудом протиснулась между прутьями. Внизу колыхался серебристый туман, похожий на стаю медуз. В просветах между мутными тельцами виднелась каменная кладка. Должно быть, крыша галереи двумя или тремя этажами ниже. Но ведь узлом пахло! Дан перегнулся сильнее, скользнул взглядом вдоль стены и увидел под окном скалистый выступ. Шириной не больше пары ладоней, он уходил вправо и терялся в тумане. Вейн сглотнул подкатившую к горлу желчь – представилось явственно, как его тело с противным, влажно-хрустким звуком шлепается на крышу, переворачивается и срывается в ущелье, дна которого отсюда и не разглядишь.
– Фу ты!
Подышал с открытым ртом. Горький запах полыни оседал на языке и губах. «Да я все равно отсюда не вылезу», – подумал, успокаивая себя. Для очистки совести подергал прутья. Предпоследний неожиданно качнулся, посыпалась каменная крошка.
Дан снял с низки амулетов кованое перо – длиной в полпальца, оно было заточено по краям и заострялось книзу. Незаменимая вещь, когда под рукой нет ножа. Заскрежетало железо, вгрызаясь в пористый камень.
– Шэт!
Защипало сбитые костяшки. Слизнул кровь, но даже ее вкус не заглушил полынную горечь.
Готово! Прут оглушительно зазвенел, упав на пол. Вейн вздрогнул и оглянулся на дверь. Вроде не услышали.
«Я только посмотрю».
Пролезть удалось лишь боком. Помучился изрядно, пока смог развернуться спиной к обрыву. Ну, проверит, далеко ли скала, и обратно. Цепляясь за прутья, спустил ноги. Сапог зашарил по воздуху. Пустота, в которой гуляет ветер, и ничего больше. Пресветлая Иша! Вейн перевел дух и съехал ниже. Мокрый туман тек по позвоночнику, холодя до мурашек. Дан уже напряг мускулы, готовясь подтянуться обратно, но тут под левым носком почувствовал опору. Застыл, распластавшись по стене. Чтобы встать на полную ступню, пришлось бы отпустить решетку. Напряженная икра медленно наливалась болью. Узел дразнил запахом и сводил с ума мелкой дрожью у основания черепа. Дан осторожно глянул через плечо. Если сорвется… Если скатится с крыши галереи…
Но как же хотелось совершить невозможное – удрать у Оуна из-под носа!
«Я успею», – подумал Дан. Узел мощный. Пары секунд достаточно, чтобы схватить ориентиры. «А если нет подходящих?» – спросил трезвый голос, тот самый, что уговаривал когда-то не брать заказ желторотика. «Я смогу».
Разжал пальцы – и даже не попытался удержаться на уступе. Воздух взорвался перед лицом полынным соком.
Качнулось под ногами и хлюпнуло. Плот медленно успокаивался, ровнее ложась на воду. Звякнула цепь, удерживая его на месте.
На краю деревянного настила замер парень. Стоял, напружинив ноги, и кожаные штаны обтягивали напрягшиеся мускулы. Под плетенным из ремней жилетом виднелся мощный пресс. Гладко выбритая голова блестела на солнце, и только над левым ухом трепыхалась на ветру ядовито-зеленая прядь. На груди, как и у Дана, болталась связка амулетов. Но первое, что увидел Юрка, – круто изогнутый лук с готовой сорваться стрелой.
Прошуршал камуфляж. Щелкнула, натянувшись, арбалетная тетива.
– Спокойно! – сказал Васька на всеобщем. – Егор, отбой. Мы мирные путники.
Бритый продолжал целиться, и Натадинель не послушался.
– Егор! – строже повторил Иванцов.
Арбалет нехотя опустился.
– Отойдите от узла, – велел парень.
Васька попятился, заставляя их сделать то же самое. Плот качнулся, забренчала цепь. Гулко плескалось под деревянным настилом.
Площадка вздыбилась – бритый в два прыжка метнулся к узлу. Юрка упал на четвереньки, чтобы не скатиться в воду. Густо пахнуло табаком с ромом, прошило от макушки до пяток дрожью – и лучник исчез.
– Встреча на высшем уровне. Тьфу ты! – плюнул за борт Юрка.
Вставать он не стал. Табачный дух смешивался с запахом соленой воды и ржавого железа – цепь, уходящая на глубину, порыжела и разлохматилась водорослями. По Васькиной технологии работать оказалось намного легче.
– Ой, блин! Заморочил голову наркоторговцами! Я же там ориентиры не взял! – вспомнил Юрка предыдущий узел.
– И замечательно. Еще не хватало, чтоб ты туда совался, – откликнулся вейн. Кинул в рот еще одну капсулу и скомандовал: – Привал двадцать минут.
Егор сел, нахохлившись и уткнувшись подбородком в колени. Запястье пристроил так, чтобы видеть циферблат «командирских». Повисли, выпав из-под футболки, бирка и амулет. «Я бы уже на стенку лез», – подумал Юрка. А этот даже ругаться не стал. Что за человек!
Вода манила прохладой, и Юрка, расшнуровав кроссовки, спустил в нее ноги. Защипало расцарапанные комариные укусы. Щекотнула ступню водоросль.
– Васька, ты где так загорел?
Вейн валялся на досках, раздевшись до пояса. Руки и грудь у него были бронзовые – точно под контур майки, остальное тело едва начало темнеть.
– Да так, вляпался, – лениво ответил Иванцов. – Думал, ориентиры подойдут, а не цеплялись. Попер, как салага, наугад. Вывалился, обратно никак – узел пульсирующий, зараза. Так я в нем две недели жил. Отлить в сторону боялся, куда уж… Жуткие гады водились! – Васька приподнял руку, демонстрируя шрам. Бугристый, он тянулся от запястья к локтю, расходясь в конце натрое. – Во, на зуб попробовали.