Когда море стало серебряным Лин Грейс
Тепло от его горячей ладони поднялось по руке Пиньмэй, и лёд в её груди начал таять. Амы тут нет, подумала Пиньмэй. Есть только я. Она снова глянула в умоляющие глаза Сыфэня и с усилием сглотнула. Когда придёт время, ты сделаешь то, что должна. Слова Амы эхом прозвучали в голове, тугой узел в горле развязался. Медленно кивнув, Пиньмэй наконец глубоко вдохнула и шёпотом начала свой рассказ.
Нюйва, богиня с рыбьим хвостом, залатала небо, однако беды на этом не кончились. Море, переполненное водами Звёздной Реки, кишело чудовищами, волны его бурлили и ходили ходуном.
В те времена жил-был мальчик по имени Ку-Ан. Отец его был рыбаком, и этот хаос стал несчастьем для семьи. Море, которое прежде было таким родным, теперь грозило гибелью. Семья бедствовала. Чтобы помочь родителям, Ку-Ан собирал хворост и продавал другим жителям своей деревни.
И вот однажды, подбирая сухие ветки, Ку-Ан заметил на земле что-то красное и блестящее. Интересно, что это, подумал он и поднял этот предмет. Это оказался красный камешек.
Камешек был маленький, круглый и гладкий и, хоть и не светился, был таким блестящим, что Ку-Ан видел в нём своё отражение.
Я подарю этот красивый камешек маме, решил Ку-Ан. Он положил его в свою сумку с обедом и продолжил собирать хворост.
Однако когда он проголодался и сел обедать, в его суме оказались две лепёшки вместо одной. Ку-Ан почесал в затылке. Он был уверен, что утром клал в сумку одну лепёшку. Уж не в камне ли дело?
Вернувшись вечером домой, он не подарил камень маме, как собирался, а незаметно опустил его в полупустую банку риса.
Наутро, когда родители ещё спали, Ку-Ан заглянул в банку. Она оказалась полна рисом до краёв!
– Вот он каков, мой камешек! – возликовал Ку-Ан и с радостным смехом позвал родителей. Но когда он поведал им всю историю, его отец покачал головой.
– Этот камень нам не принадлежит, – сказал он. – Иди и положи его на то самое место, где взял.
Мальчик, устыдившись, вернулся на склон горы. На том самом месте, где он нашёл камень, теперь сидел старик. И сидел он с таким видом, будто поджидал Ку-Ана.
– Это ваше? – спросил Ку-Ан и с поклоном протянул старику камешек.
– Всего три вещи осталось на земле от богини Нюйвы, – сказал старик, словно не услышав вопроса. – Слезинка, прядь волос и капля крови. То, что ты держишь в руках, – это капля крови.
Ку-Ан ахнул и уронил красный камешек на колени старику. Тот посмотрел ему в глаза.
– Если ты чист сердцем, – произнёс старик, – то этот камень велит Морскому Царю успокоить море.
Морскому Царю? Глаза Ку-Ана округлились. Если Морской Царь успокоит море, то чудовища не будут больше выползать на берег, люди перестанут жить в страхе, а отец опять сможет выходить в море за рыбой. Мир станет таким как прежде.
– Но чтобы найти Морского Царя, – сказал старик, вкладывая камешек обратно в руку Ку-Ана, – тебе нужно доставить этот камень целым и невредимым на вершину той горы, что высится к северу от деревни.
Ку-Ан изумлённо открыл рот. Никто не ходил на Северную Гору. Путь туда преграждали свирепые чудища. Но ради Морского Царя!.. И Ку-Ан направился к горе.
Чтобы добраться до Северной Горы, нужно было пересечь заброшенный Чёрный Мост. Как только Ку-Ан ступил на него, из воды выпрыгнул огромный змей. Его страшные острые зубы были уже совсем близко; казалось, ещё миг – и чудище заглотит Ку-Ана целиком. Но вдруг змей увидел, что у мальчика в руке.
– Крас-с-сный камень! – прошипел он. – Хочешь на Северную Гору?
– Да, – сказал Ку-Ан с высоко поднятой головой, хотя колени его дрожали.
– А знаешь ли ты Негодяя Хайи? – спросило чудовище.
Негодяй Хайи был задирой и забиякой, державшим в страхе всю деревню. Ку-Ану был хорошо знаком и сам Хайи, и его бешеный нрав.
– Знаю, – сказал он.
– Я тебя пропущу, если ты пообещаешь принести мне уши матери Негодяя Хайи, – прошипел гигантский змей. – А иначе уничтожу тебя прямо сейчас.
– Ни за что! – выкрикнул Ку-Ан. – У меня тоже есть мать, и я ничьей матери не причиню страданий!
– Так умри же! – прошипел змей, схватил Ку-Ана своими острыми, как кинжалы, зубами, поднял высоко в поднебесье и с силой швырнул вниз.
Ку-Ан очнулся на другом берегу озера. На теле его не было живого места, всё болело, раны кровоточили – но красный камешек по-прежнему был крепко зажат в кулаке. Ку-Ан заставил себя подняться и похромал по равнине к Северной Горе.
Не прошёл он и половины пути, как над ним повисла большая чёрная тень. Зажимая рану в боку, Ку-Ан посмотрел вверх. Над головой кружила огромная уродливая птица, с её крыльев капал зелёный яд. С жутким криком она приземлилась перед Ку-Аном. От неё исходило такое зловоние, что он отшатнулся.
– Красный камень!.. – проскрежетала птица. – Хочешь на Северную Гору?
– Да, – ответил Ку-Ан.
– Знаешь Негодяя Хайи?
Ку-Ан кивнул.
– Я пропущу тебя, если принесёшь мне кости младшего братца Негодяя Хайи, – проскрипела жуткая тварь. – А если нет, я тебя убью.
– Ни за что! – крикнул Ку-Ан. – У меня тоже есть брат, и я не отниму жизнь у чужого брата!
– Так умри же сам! – гаркнула птица, вонзила в Ку-Ана острые когти, взмыла с ним в небо и что было сил швырнула на землю.
Когда Ку-Ан сумел открыть глаза и приподняться, он обнаружил, что сидит на Северной Горе, внизу шумит море, в руке зажат красный камешек, а до вершины совсем недалеко. И хотя Ку-Ан стонал от нестерпимой боли, он знал, что сдаваться нельзя. Шатаясь и спотыкаясь, он направился к вершине.
Но когда Ку-Ан был уже почти у цели, он услышал громкий окрик и похолодел от страха. Это был голос Негодяя Хайи!
– Ку-Ан! – взревел Хайи. – А ну дай сюда камень!
Ку-Ан ещё сильнее стиснул камешек в руке. Нет, он не отдаст камень Хайи, ни за что не отдаст! Может, выбросить его в море? Но тогда, подумал Ку-Ан, я никогда не встречусь с Морским Царём. Что же мне делать?
Негодяй тем временем настиг его. Когда он увидел, что Ку-Ану некуда деваться, его уродливое лицо расплылось в злорадной улыбке.
– Дай сюда камень, – повторил Хайи, – не то оставлю от тебя мокрое место!
– Ни за что! – воскликнул Ку-Ан, сунул камешек в рот и проглотил.
В тот же миг его пронзила мучительная боль. Из горла вырвался хрип, испугавший и Хайи, и его самого. И Ку-Ан полетел вниз головой со скалы, медленно крутясь и вертясь в воздухе.
Небо раскрыло ему объятия: ветер обдувал его нежно и бережно, словно окутывая новой кожей. Боль от проглоченного камня начала стихать, однако сам камень пульсировал внутри с такой силой, что, казалось, вот-вот разорвёт его тело на части.
Ку-Ан вытянул руки – и в ужасе обнаружил, что они превратились в чешуйчатые когтистые лапы! Падая отвесно вниз, он увидел в странно притихшей морской воде собственное отражение. Он стал драконом!
Море вновь заволновалось, закружилось водоворотом, белые буруны обернулись табуном лунма, лошадей-драконов, мчащимся навстречу Ку-Ану. Едва он коснулся воды, раздался оглушительный рёв, и воды моря расступились, приветствуя славного правителя.
Ибо это был он, Ку-Ан, Морской Царь.
– Выходит, – сказал дедушка Сай, – мальчик превратился в дракона и сам оказался Морским Царём?
Пиньмэй вздрогнула и удивлённо посмотрела на него, потом поморгала, чтобы вернуть глазам резкость. Она так глубоко погрузилась в историю Ку-Ана и волшебного камня, что напрочь забыла о слушателях.
– Какая чудесная история! – произнёс Сыфэнь, сияя. – Сразу видно, что ты внучка Сказительницы!
Губы Пиньмэй тронула робкая улыбка.
– Этот красный камень… – задумчиво сказал Ишань. – Мы ведь не знаем наверняка, как выглядит драконова жемчужина… Что, если император как раз его и ищет?
Пиньмэй подумала и медленно покачала головой.
– Красный камешек не светился, – сказала она. – Он не смог бы озарить ночь, как тот, который ищет император.
– Да и зачем императору камень, умножающий рис и лепёшки? У него-то всякой еды вдоволь! – сказала Суйя, с улыбкой глядя на посветлевшее лицо Сыфэня. Она обернулась к остальным, взглядом приглашая порадоваться вместе с ней, и Пиньмэй заметила, что улыбка Суйи стала теперь по-настощему ласковой и доброй.
– А может, император хочет заполучить этот камень, чтобы превратиться в дракона? – предположил дедушка Сай.
– Сомневаюсь, – сказал Сыфэнь. – Опять же, тот старик говорил «если ты чист сердцем» – а уж этого про императора точно не скажешь.
– Ш-ш-ш, Сыфэнь! – сказала Суйя, словно боясь, что солдаты императора притаились за стеной. Она поднялась и покачала головой. – Пойду готовить ужин, – объявила она и добавила, ласково глянув на детей, – на всех.
Глава 14
Ама упала на каменный пол темницы. Стражник молча приподнял её, усадил спиной к стене и приковал за лодыжку длинной цепью. Потом, словно стыдясь своего поступка, снял с себя плащ и укрыл им Аму. Ощутив тепло, Ама посмотрела на него с благодарностью, но он не ответил на её взгляд – просто вышел и запер дверь.
– Ещё одна счастливица, – сказал слабый голос.
Ама повернула голову. Глаза постепенно привыкали к темноте. У стены напротив сидел мужчина, худой как бамбук, тоже прикованный цепью за ногу.
– Мы – счастливцы? – спросила Ама.
– Да, – ответил он. – Мы узники. А император мало кого держит взаперти. Он предпочитает отправлять людей на тяжёлые работы или сразу убивать.
Ама всмотрелась. У мужчины была очень бледная кожа и измождённое лицо.
– Вы тут уже давно, – сказала она.
– Император заточил меня в темницу, когда его ещё называли просто князь Тигр, – сказал мужчина с горьким смешком. – Императорский дворец наверняка пышнее княжеского, зато темницы одинаковые.
– Император забрал вас с собой? – спросила Ама.
– Странно, да? – сказал мужчина. – Но он считает, что когда-нибудь я ему понадоблюсь. Он так и сказал своей страже. Сначала приказал меня казнить, но потом передумал.
– А за что вас вообще бросили в темницу?
– Дело было так, – начал мужчина, – море выбросило на берег огромный белый камень, и князь Тигр приказал мне высечь из этого камня статую: он верхом на коне.
– И вы не подчинились? – спросила Ама.
– Почему же? Подчинился, конечно, – ответил каменотёс. – Мы с дочерью трудились над ней долгие месяцы. Но когда мы закончили, дочь сказала: «Отец, конь у нас получился таким красивым, а всадник – таким уродливым! Он портит всю нашу работу». И я не мог не согласиться с ней. В конце концов нам стало совсем невыносимо смотреть на всадника, и мы сбросили его с коня. Конечно, князю Тигру это не понравилось.
– И он решил вас казнить, – кивнула Ама. – Что же произошло потом?
– Я это помню как сейчас, – медленно, словно во сне, произнёс человек. – Стражники как раз собирались меня уволочь, но тут князь Тигр пробормотал себе под нос: «Он сказал, я не учусь на своих ошибках. Пффф!» – а вслед за этим приказал стражникам: «Бросьте его в темницу. Может, он мне ещё понадобится».
– Понятно, – Ама снова кивнула. – Как интересно. Прошлое повторяется.
– Прошлое? – переспросил мастер, глядя на Аму. – Вы знаете другого резчика по камню с такой же судьбой, как у меня?
– Почти, – сказала Ама. – Я знаю очень похожую историю.
– Расскажите, – попросил каменотёс.
Достиг ушей градоначальника – магистрата. авным-давно море вынесло на берег странный камень. Он был гладкий, белоснежный, величиною с ган для вина. Жители города решили, что это на счастье. Может быть даже, думали они, это подарок самого Морского Царя. И вскоре слух о камне
Этот магистрат был печально знаменит своей алчностью и жестокостью. И он был могуществен – о, ещё как могуществен! Ходили слухи, что он вхож к любимому советнику императора. К тому же сын магистрата был князем соседнего города. В результате всего этого власть магистрата была абсолютной. Свои бесконечные указы он провозглашал с грозным рычанием, за что получил прозвище «магистрат Тигр».
Когда магистрат проревел повеление доставить ему камень, слуги немедленно выполнили приказ. Заворожённый красотой камня, магистрат призвал к себе самого искусного каменотёса.
– Вырежи мне дракона, – приказал он. – Бессмертный и могущественный дракон, высеченный из такого камня, – вот достойное украшение моих палат.
Дракон! Мастер вздрогнул. Только императорскому семейству дозволялось использовать изображение дракона. Правда, сын магистрата был женат на одной из внучек императора, но такое родство не считалось достаточно близким и не давало праґва на дракона. Однако мастер прекрасно знал, что бывает с теми, кто осмеливается возражать магистрату, поэтому он поклонился и понёс камень к себе, чтобы взяться за работу.
Когда он его нёс, камень как будто ёрзал, вырывался из рук и шептал «буль-буль, буль-буль».
– Тихо ты, – шептал ему в ответ мастер. – Ты же будущий дракон.
Он приступил к работе и уже выґрезал голову – но эта голова вышла совсем не драконьей! Каменные глаза посмотрели на мастера с таким упрёком, что он выронил свои резцы.
Маленький сын, который часто ему помогал, застыл в изумлении.
– Папа, – выговорил он наконец, – этот камень не хочет быть драконом. Он хочет быть рыбой!
Мастер кивнул, и голова его поникла от печальных мыслей. Он не сможет выґрезать дракона из этого камня. Но ведь магистрат Тигр…
– Буль-буль, – опять сказал камень, и, подняв взгляд, мастер увидел молящие глаза живого существа, попавшего в ловушку.
– Бедная рыбка! – сказал сын. – Папа, она хочет на волю!
Мастер знал, что не сможет отказать камню. Он тяжко вздохнул и продолжил работу.
Через девяносто девять дней магистрат, явившись за своим драконом, обнаружил вместо него каменную рыбу. Рыба блестела, словно только что выпрыгнула из воды, каждая её чешуйка была выполнена столь искусно, что казалась прозрачной. Это был подлинный шедевр.
Но для магистрата, конечно, это не имело никакого значения. Он пришёл в ярость: ведь он велел изготовить дракона, а ему подсовывают рыбу! И он приказал казнить мастера.
В ту ночь магистрат не мог уснуть. Он всё время слышал какой-то шёпот – «буль-буль, буль-буль, буль-буль».
«Это рыба!» – понял магистрат. Наутро он приказал, чтобы ему немедля доставили каменную рыбу.
Рыбу принёс сын мастера. Зная, что держит в руках последнее произведение отца, мальчик не удержался и расплакался. Как только его солёные слёзы оросили камень, рыба начала извиваться и вырываться из рук.
– Буль-буль, – сказала она.
Рыба ожила!
– Быстро! – взревел магистрат Тигр. – Воду сюда!
Слуги вмиг принесли с кухни деревянное корыто, наполненное водой, сын мастера выпустил туда рыбу – и она поплыла.
До чего же она была прекрасна! Каждая её чешуйка переливалась всеми цветами радуги, в каждом движении было изящество. Она не плыла – она весело плясала и так радостно била по воде хвостом и плавниками, что даже самовлюблённый магистрат не удержался от улыбки. Всякий, кому посчастливилось увидеть эту рыбу, радовался сердцем, пусть хотя бы несколько мгновений.
Магистрат был горд донельзя. Повсюду только и разговоров было, что о его волшебной каменной рыбе. Его подданные прибегали ко всевозможным уловкам, чтобы поглядеть на неё хоть краешком глаза. Его льстивые слуги вились вокруг рыбы. Его знатные друзья её обожали. Ходили даже слухи, что её желает лицезреть сам император. «Вы видели рыбу счастья? – спрашивали люди друг у друга. – Магистрат Тигр владеет подлинным сокровищем!»
– Жаль только, что рыба плавает в таком неподобающем аквариуме, – сказал как-то один из помощников магистрата. – Деревянное корыто – недостойное вместилище для столь чудесного создания.
– И то верно, – сказал магистрат Тигр, поразившийся этой мысли. – Ты прав. Вели принести сюда самый прекрасный ган. У рыбы будет новый дом!
В палаты магистрата принесли красивый изысканный ган и наполнили его водой. Но когда слуга поднял рыбу, чтобы перенести её в ган, она принялась вертеться и извиваться, выпрыгнула из рук и…
…с громким треском разбилась об пол.
Каменная рыба недвижно лежала на полу – мёртвая, расколотая на куски.
Магистрат беспомощно приставлял их один к другому.
– Моя рыба! – кричал он. – Моя рыба! Приведите того каменотёса, пусть он её починит!
Слуги стояли молча, выпучив глаза. Потом один из них осмелился сказать:
– Это невозможно. Вы приказали казнить мастера. А равных ему нет.
Осознав сказанное, магистрат на миг лишился дара речи – а потом взревел во гневе, должно быть проклиная себя за непредусмотрительность.
– Да, всё так и было! Но только тот резчик по камню не был казнён! – сказал узник. – Просто его сын тогда ещё не знал, что отцу удалось вырваться и скрыться. А потом они с сыном вдвоём бежали из тех мест, где правил магистрат Тигр!
– Правда? – спросила Ама.
– Чистая правда, – с гордостью ответил узник. – Я это знаю, потому что тот мастер – мой предок! Его мастерство передавалось из поколения в поколение, и… – Мужчина осёкся и пристально посмотрел на Аму. Лицо его расплылось в широкой улыбке.
– Я понял, кто вы! – сказал он. В его голосе сквозило ликование. – Кроме моей бабушки, на свете есть только один человек, который мог знать эту историю и так её рассказать. Вы – Сказительница!
– Так меня называют, – признала Ама.
– Ага! Тогда я и впрямь счастливчик! – сказал резчик по камню. – Сидеть в темнице со Сказительницей – всё равно что гулять на воле!
Глава 15
– Чует моё сердце, не стоит вас отпускать, – сказала Суйя, качая головой. В окно струился холодный утренний свет. Пиньмэй и Ишань собирались в путь. Они хотели уйти пораньше, ещё до завтрака, чтобы не добавлять Суйе хлопот, однако она решительно сунула им в руки по миске с горячей кашей. – Дети, одни, в Город Яркого Лунного Света, да ещё зимой! Вас там кто-то ждёт?
Ишань кивнул.
– Да, я уверен, нас там ждёт встреча, – с нажимом сказал он, заметив виноватый взгляд Пиньмэй. Как ужаснулась бы Суйя, если бы знала правду!
Суйя вновь покачала головой.
– Сыфэнь, дедушка Сай! Скажите же им, чтобы не уходили!
– Как жаль, что я не могу пойти с вами! – с сожалением в голосе проговорил с кровати Сыфэнь.
Дедушка Сай вынес им два свёртка.
– Кожаная подстилка и два меховых покрывала, – сказал он и подмигнул, довольный. – Из тайника, что у меня под кроватью.
– Мы принесём их обратно, – сказала Пиньмэй. Она понимала, какая это ценность.
– Главное – принеси хорошую историю, внучка Сказительницы, – добродушно сказал дедушка Сай.
– Да! – подхватил Сыфэнь. – Я буду очень ждать!
Пиньмэй с Ишанем вышли, дверь каменного дома затворилась, и их окутала зимняя тишь. Пиньмэй вдруг остро захотелось услышать голос Амы; ноющая пустота внутри расширялась, грозя поглотить её всю целиком. Оледенелые скалы ослепительно сверкали. Пиньмэй зажмурилась, поморгала, глубоко вздохнула. Настала пора покинуть гору. Она плотнее закуталась в свою пёструю куртку, напоминавшую ей тепло рук Амы, и зашагала вслед за Ишанем к главной дороге.
Пошёл снег – сначала редкий, потом всё гуще и гуще, крупные хлопья кружили в воздухе, облепляли детей. Снежинки как белые бабочки, думала Пиньмэй, как сотни и сотни белых бабочек и… и одна красная? Прямо перед ней порхало, блестя и переливаясь, что-то алое. Красная бабочка! Невероятно! Пиньмэй помотала головой и снова зажмурилась, а когда открыла глаза, повсюду был только белый снег. Должно быть, привиделось.
Они шли уже очень долго, в животе у Ишаня громко бурчало, и ему пришлось признать, что он проголодался. Разворачивая подстилку, чтобы посидеть на обочине, они обнаружили пухлый пакет с рисовыми шариками – должно быть, его незаметно подсунул Сыфэнь или дедушка Сай. С радостными воплями они набросились на эти шарики, показавшиеся им вкуснее засахаренных ягод.
– Надеюсь, им не влетит от Суйи, – весело сказала Пиньмэй.
У Ишаня рот был набит, и он смог только промычать «угу» в знак согласия. Несколько мгновений было совсем тихо, не считая довольного чавканья.
Но только несколько мгновений. Потому что не успела Пиньмэй проглотить второй рисовый шарик, как издали послышался звук, который она сразу узнала. Кони! Она в тревоге посмотрела на Ишаня.
Он склонил голову набок, вслушиваясь.
– Конь всего один, – сказал он, – и скачет очень быстро. Может быть, нас и не заметят.
Пиньмэй тоже прислушалась. Теперь и она различала стук копыт по камню. Они замерли, не осмеливаясь даже проглотить свои рисовые шарики. Всё быстрее и ближе, ближе, ближе… и наконец, точно на гребне волны, из серебристой дымки вылетел всадник.
Пиньмэй завороженно следила, как он проносится мимо. Молочно-белый конь был так бел, что сливался со снегом, и поэтому казалось, что всадник – вспышка голубого шёлка – не скачет, а летит по воздуху, и только звук копыт разрушал это волшебство.
Конь с седоком уже таяли вдали, а Пиньмэй всё смотрела им вслед, не в силах отвести взгляд. Поэтому она ясно увидела, как конь, испуганно заржав, встал на дыбы и попятился и как всадник в голубом рухнул наземь.
Глава 16
Пиньмэй и Ишань бросились к всаднику. Конь уже растворился в снежном пейзаже, но на снегу лежал холмик серо-голубого шёлка – значит, всё это был не сон. Ишань осторожно развернул упавшего лицом вверх, и они с Пиньмэй хором ахнули. Это был не всадник, а всадница!
И она была немыслимо красива. Ещё несколько мгновений назад Пиньмэй казалось, что на свете не может быть ничего прекраснее, чем белоснежный конь, но теперь она уже не была в этом уверена. Судя по золотым украшениям и роскошному шёлку, отороченному мехом, женщина была знатна и богата, однако знатность и богатство меркли в сравнении с её красотой. Лицо, ясное и чистое, казалось выточенным из прозрачного нефрита; волосы, из которых выпали узорные заколки, растеклись по белому снегу гладким чёрным озером. Даже Ишань не мог отвести от неё зачарованного взгляда.
Женщина открыла глаза.
– Дети? – прошептала она. – Откуда здесь дети? Что случилось?
– Ваш конь сбросил вас, – объяснил Ишань. – Мы подошли глянуть, целы ли вы.
Женщина села. Она посмотрела на них, а потом по сторонам, на деревья и скалы. У неё глаза человека, который давно не знает радости, подумала Пиньмэй.
– Я припоминаю, – сказала женщина. Голос её звучал как бамбуковые колокольчики. – Байма вдруг встал на дыбы. Это совсем на него не похоже. Наверное, что-то его напугало.
Пиньмэй вспомнила красную бабочку среди снежинок, которая ей померещилась… или не померещилась? Может, это бабочка испугала коня?
– А где моя… – женщина раздвинула складки шёлка, отыскала крошечную сумочку и со вздохом облегчения прижала к груди. – Вот она. Надеюсь, она цела.
Женщина открыла сумочку и достала расшитый кусок ткани. Когда она его распрямила, у Пиньмэй перехватило дыхание. Это была вышивка, целая вышитая картина. Прекрасный дворец, окружённый чудесным садом, в саду пруды с золотыми рыбками, цветы, красные беседки. Вдоль каменной стены струился сверкающий водный поток, далеко в облаках тонули вершины гор. Вышиты были даже мельчайшие детали, от окон в форме бабочки до уток, плавающих в пруду. Пиньмэй знала, что Ама считалась искусной вышивальщицей, но эта работа была поистине необыкновенной. Каждый стежок казался живым.
– Как красиво… – выдохнула Пиньмэй. Восторг взял верх над робостью. – Это как вышивка вдовы из Аминой сказки.
– Из сказки? – переспросила женщина.
– Ой, у Пиньмэй на любой случай найдётся сказка, – сказал Ишань с насмешкой, но и с гордостью. – Она ведь у нас сказительница.
Я – сказительница? – удивилась Пиньмэй. Она виделась себе пугливой мышкой, тихоней, трусишкой – а вот сказительницей никогда.
Однако не успела она додумать эту мысль, как женщина улыбнулась ей и сказала:
– Боюсь, я пока не в силах подняться на ноги. Может быть, твоя сказка послужит мне целебным снадобьем?
Пиньмэй хотела было отрицательно покачать головой, но тоска и тревога в глазах женщины показались ей важнее её собственного страха. Нефритовый браслет мерцал зелёным светом, как нити в расшитых Амой шелках. Пиньмэй ощутила уже знакомую острую тоску по Аме. Когда Аму просили рассказать историю, она никогда не отказывала; как же она, Пиньмэй, может отказаться? И дрожащим голосом она повела свой рассказ.
Жила-была одна вдова, и была она невероятно искусной вышивальщицей. Когда она вышивала цветок, к нему устремлялись пчёлы. Когда она вышивала дерево, на него садились птицы. Её мастерство славилось повсюду, и денег, вырученных за проданные работы, ей вполне хватало на себя и на маленького сына.
Однажды на рынке она увидела старика, который продавал картину. На картине был прекрасный дворец, пруды с золотыми рыбками, изящные арки, ведущие в чудесные сады… Женщина смотрела на картину во все глаза, и в ней зарождалось чувство, прежде ей неведомое. Захваченная этим новым чувством, она отдала за эту картину все деньги, на которые собиралась купить рис.
Вернувшись домой, она показала покупку сыну и со слезами на глазах сказала:
– Как я мечтаю жить в этой картине! Кажется, у меня разорвётся сердце, если я не попаду туда!
– Мама, – сказал сын, пытаясь её утешить, – всё, что ты вышиваешь, получается как живое. Может быть, ты сможешь вышить эту картину? Тогда ты почувствуешь себя так, как будто в ней живёшь.
Лицо вдовы просветлело, и она кивнула.
– Да, я так и сделаю, – сказала она и немедля приступила к работе.
Вдова работала без устали. Игла мелькала в её руке днём и ночью: когда темнело, она зажигала светильник и продолжала трудиться. Так проходили дни, недели, месяцы. Сын, не жалуясь и не ропща, колол соседям дрова, чтобы заработать на жизнь.
Месяцы превратились в годы. Вдова поседела, и когда с её головы слетал волос, она вдевала его в нитку и вышивала облака. Игла колола ей пальцы, и когда проступала капелька крови, она окрашивала ею нить и вышивала красные пионы. Им с сыном уже не хватало денег на масло для светильника, поэтому она жгла хворост, и когда глаза её слезились от дыма, она вплетала свои слёзы в вышитые пруды с кувшинками.
Наконец, восемь лет спустя, постаревшая вдова отложила иголку. Она завершила работу. Её сын – теперь уже не мальчик, а молодой мужчина – застыл в благоговении, глядя на готовую картину. Она была прекрасна. Вдова облегчённо вздохнула.
В этот миг дверь с грохотом отворилась, и в комнату ворвался порыв ветра. Вышивка поднялась в воздух и вылетела за дверь. Вдова с сыном бросились вдогонку, но увидели лишь, как ткань трепещет, улетая вдаль. И вдова без чувств упала на землю.
Очнувшись, она принялась молить сына, чтобы он разыскал её вышивку. «Я без неё умру», – говорила она.
Ничего не поделаешь – сын оставил мать на попечение соседей и отправился на поиски вышивки.
Он шёл много дней и много ночей, пока не очутился у моря. Над горизонтом взошла луна, и по морю побежала длинная серебряная лунная дорожка, которая тянулась до самого берега. Юноша проследил за ней взглядом и вздрогнул, увидев лежащую на берегу хрупкую фигурку. Это оказался мальчик.
– Привет! – сказал мальчик и поправил красную шапку. – Что ты здесь делаешь?
Сын вдовы сразу понял, что это не обычный ребёнок. Должно быть, это бессмертный, подумал он и поведал мальчику свою историю.
– А-а, эту вышивку я знаю, – сказал мальчик. – Дочь Морского Царя отправила за ней слугу. Она и её придворные дамы хотят вышить точно такие же картины, и им нужен образец.
– Но мне надо её забрать, – сказал юноша. – Моя мать без неё умрёт.
– Тогда тебе нужно попасть во дворец Морского Царя, а это путь нелёгкий, – сказал мальчик. – Сначала тебе придётся плыть по морю, пока не доплывёшь до ледяной воды, а когда доплывёшь – нырнуть в неё без единого стона. Если ты издашь хотя бы один звук недовольства, то превратишься в лёд и расколешься на десять тысяч осколков. Ты всё ещё хочешь идти?
Сын вдовы кивнул и решительно направился к океану. Мальчик схватил его за руку.
– Стой! Я тебя подвезу.
Мальчик сунул два пальца в рот и пронзительно свистнул. Морские волны с грохотом покатили вспять от берега, обнажив огромный белый камень. Мальчик подошёл к камню и постучал по нему.
– Выходи! – сказал он. – Этого парня надо подвезти.
Камень задрожал. Должно быть, померещилось, подумал сын вдовы и потёр глаза.
– Скорее! – продолжал мальчик. – Она даже не заметит, что тебя нет. Она с головой ушла в своё шитьё. Давай же!
Волны ударили о камень, и раздался треск, как будто разбилось фарфоровое блюдо. Когда вода опять отступила, среди обломков белого камня стоял белый конь.
– Молодец, – сказал мальчик. – А то он спешит.
Мальчик поманил коня рукой, и тот подошёл к сыну вдовы.
– Теперь ты точно успеешь, – сказал юноше мальчик и широко улыбнулся.
Ошеломлённый сын вдовы благодарно покивал, забрался на коня и галопом поскакал в море.
Конь с седоком плыли, рассекая обжигающе холодную воду. Чёрные волны швыряли юноше в грудь острые осколки льда, из порезов текла горячая кровь и тут же замерзала. Когда море перестало бурлить, конь ушёл под эту ледяную воду – и в глазах у юноши почернело.
Вновь открыв глаза, он почувствовал, что ему тепло и сухо, и обнаружил, что по-прежнему сидит верхом на коне, а прямо перед ним, сверкая на солнце, раскинулся величественный хрустальный дворец. Конь сам, без понукания, вошёл под своды дворца, и юноша оказался в огромном зале, где на почётном месте висела картина, вышитая его матерью. Десятки красавиц сидели перед нею полукругом, и каждая вышивала точно такую же картину, стараясь точь-в-точь повторить каждый стежок.
– Я пришёл забрать эту картину. Её вышила моя мать, – объявил юноша.
Вышивальщицы подняли на него глаза, потом стали встревоженно перешёптываться. Наконец одна из них, в голубом наряде, самая красивая, поднялась с места – и лишь тогда он увидел, что вместо ног у неё рыбий хвост.
– Оставь нам её до завтра, чтобы мы успели закончить свои копии, – попросила она. – А поутру заберёшь.
Юноша был сражён её красотой. Несмотря на рыбий хвост, она была самым красивым существом, какое он встречал в своей жизни. И он, не убоявшийся ни боли, ни смерти, дрогнул перед этой красотой и не сумел отказать девушке в её просьбе. Он позволил проводить себя в дальнюю часть дворца, к золотой кровати, на которой вскоре и провалился в сон.
Тем временем девушки изо всех сил спешили закончить вышивание. Они то и дело звали служанок, веля принести то нитки, то шёлк, а девушка в голубом потребовала себе новую иглу.