Когда море стало серебряным Лин Грейс
Пиньмэй посмотрела на Ишаня, но он не ответил на её взгляд. Он смотрел в небо. Пролетела очередная звезда, оставив на чёрном лаке ночи серебристую царапину. Пиньмэй нахмурилась и снова повернулась к князю.
– А эта странная история как-то связана с Зелёным Тигром? – спросила она.
– Да, – ответил князь. – По-моему, её можно считать продолжением истории о Зелёном Тигре.
– Продолжением? – повторила Пиньмэй, больно ткнув Ишаня локтем в бок. Он вздрогнул и виновато посмотрел на неё. – Я не знала, что есть продолжение. Пожалуйста, ваше величество, расскажите!
Достигнув преклонных лет, мой отец полюбил путешествовать в облике обычного человека, чтобы вкусить радостей простой жизни. В одном из таких путешествий он решил пойти на вечернюю прогулку и вскоре набрёл на озеро, столь большое и чёрное, что невозможно было разглядеть, где кончается вода и начинается небо. Да он бы и самогоґ озера не разглядел, не отражайся в нём огромная луна.
Отец присел отдохнуть и вдоволь налюбоваться этим прекрасным зрелищем. Вдруг он услыхал странный звук.
Это был громкий плеск, он эхом пронёсся по воздуху, и из озера, прорвав водную гладь, словно бумажную луну, показался огромный зверь. Он с трудом выкарабкался на берег, пыхтя и задыхаясь. Отец говорил, что никогда не видел более жалкого существа.
– Вижу, путь был нелёгким, – сказал, обращаясь к зверю, чей-то голос.
Это был седобородый старец, взявшийся, по словам отца, ниоткуда. «Он просто появился – и всё», – говорил отец.
Обессиленный зверь ничего не ответил, лишь издал протяжный жалобный стон.
– Тебе интересно узнать, почему я здесь? – спросил старец. – И почему ты вдруг вместо своей тюрьмы-колодца оказался в этом озере?
Зверь поднял голову, и мой отец изумлённо раскрыл рот. Это был тигр!
– Твой сын верно служил нам, – старец помахал рукой в сторону луны. – И его предсмертным желанием было, чтобы ты вернулся. Только теперь, когда настал твой пятый Год Тигра и за все минувшие десятилетия ты никому не причинил вреда, только теперь мы можем исполнить его волю.
Отец заворожённо смотрел, как старец достаёт из рукава листок бумаги, макает его в воду и склоняется над дрожащим тигром.
– Боюсь, я об этом пожалею, – сказал старец. – Непохоже, чтобы ты учился на своих прошлых ошибках.
С этими словами он приложил к звериной морде мокрый листок. По телу тигра пробежала дрожь, а старец встал и пошёл к озеру. Он шёл и шёл, но, как ни странно, не скрылся под водой, а ступил прямо на лунную дорожку и зашагал по ней…
Когда же отец обернулся взглянуть на тигра, тот потянулся лапой к морде, чтобы смахнуть мокрый листок бумаги… и когти его превратились в человеческие пальцы! И когда он убрал листок с лица, он был уже не тигр, а человек!
Человек, который только что был тигром, смотрел на удалявшуюся фигурку старца, которая всё уменьшалась, направляясь к луне, а потом с отвращением бросил листок, словно тот был заразный. Листок проплыл по воздуху белой бабочкой и опустился на колени к моему отцу. Тот человек увидел листок в руках у отца, издал нечеловеческий рык, отскочил и бросился прочь. «Он бежал на четвереньках, словно всё ещё был зверем, – рассказывал мой отец. – Я знал, кто он такой и кем был раньше. Он был Зелёным Тигром!»
– Зелёным Тигром! – задохнулась Пиньмэй. – Отец первого князя превратился обратно в человека? Значит, он мог стать и императором!
– Нет, нет, – сказал князь. – Это невозможно. Кем бы ни был отец первого князя, зверем ли, человеком ли, – он никак не мог бы прожить так долго. Первый князь правил за много поколений до рождения моего отца. Если бы отец князя дожил до наших дней, то это означало бы, что он бессмертный, – а ведь император не бессмертен.
– По крайней мере пока, – мрачно сказал Ишань. Он больше не таращился на ночное небо, а пристально смотрел на князя.
– Значит, история, которую рассказал вам отец… – начала было Пиньмэй.
– Мой отец был уже очень стар и часто путал вымысел с реальностью, – сказал князь. – Однажды ему приснилось, что он бабочка, а когда он проснулся, ему показалось, что он бабочка, которой снится, что она человек. Так что и в этой истории он мог много чего напутать.
– Ну а Листок? – не отступала Пиньмэй. – Листок ведь и вправду у вас.
– Да, возможно, отчасти история верна, – согласился князь, – потому что это действительно Листок с Ответами. Я долгие годы учился его читать.
– Ну и на что вам это умение? Помогать императору? – спросил Ишань, и Пиньмэй удивилась его гневному тону. – Пусть нынешний император и не Зелёный Тигр, но он всё равно ничуть не лучше. Всё, что вы ему скажете, он обернёт к своей выгоде: загрести побольше власти, убить побольше народу, а теперь ещё и жить вечно! Как вы смеете пособничать ему, да ещё и с помощью Листка?
– Но что же мне делать? – спросил князь. – Я пленник в собственном дворце, меня окружают соглядатаи. Ты видишь другой выход?
Ишань сердито посмотрел на князя, тот ответил ему упрямым и обиженным взглядом, словно это он был ребёнком, а Ишань – взрослым. Они стояли на завывающем ледяном ветру, словно две хмурые статуи. Пиньмэй переводила взгляд с одной статуи на другую, взволнованно вцепившись в браслет Амы. Гладкость нефрита ласкала закоченевшие пальцы, и Пиньмэй с удивлением услышала собственный голос:
– Ваше величество, – эти тихие слова, прервав напряжённое молчание, прозвучали оглушительно громко, – я не закончила свою историю. Можно я её дорасскажу?
С трудом придя в себя после невероятного события – не каждому доводится увидеть, как родной отец превращается в тигра! – молодой князь обратил внимание на лунный цветок, выращенный по отцовскому приказу. И верно, цветок поражал своей красотой. Князь долго смотрел на него, потом перевёл взгляд на свой горшок, в котором не было ничего, кроме чёрной земли, и покачал головой.
В Праздник Луны князь Города Яркого Лунного Света прибыл в императорский дворец. Проходя со своим пустым горшком мимо огненно-красных пионов и ярко-розовых цветущих персиков, мимо элегантных хризантем и нежных лилий, он слышал, как люди вокруг испуганно перешёптываются.
И их испуг был понятен. Ибо когда император увидел пустой цветочный горшок, лицо его сделалось тёмным, как железо.
– Это ещё что? – процедил он. – Пустой горшок? Чей?
– Мой, – сказал молодой князь, падая ниц перед императором.
– Я отберу у тебя княжество! – взревел император. – Как ты посмел нанести мне такое оскорбление?
– Простите, ваше высочайшее величество, – сказал князь, распластавшись на полу. – Я старался изо всех сил, но семечко так и не проросло.
– Не сумел вырастить обычное семечко? – Император скривился. – Да что ты вообще умеешь?
Он глянул на князя, распростёртого у его ног, и окинул взглядом море цветов вокруг. Алые, оранжевые, розовые, золотые, они колыхались и пламенели.
– Скажи-ка мне, – произнёс император чуть изменившимся тоном, – может, у тебя есть оправдание получше? Может, твой цветок погубил неумёха-садовник? Может, кто-то из князей-соперников подсыпал в почву яд?
– Нет, ваше высочайшее величество, – ответил князь. – Я просто не сумел вырастить ваше семечко.
– Хорошенько подумай, прежде чем отвечать, – угрожающим тоном произнёс император. – Возможно, от этого ответа зависит твоя жизнь. Кто виноват в том, что горшок пуст?
Князь поднял голову. Лицо его было бледно, но он ответил без колебаний:
– Я.
Зал ахнул. Все ожидали, что император кликнет стражу и велит уволочь бедного князя с глаз долой. Но вышло иначе: император улыбнулся, встал и жестом предложил молодому князю подняться на ноги.
– Поклонитесь ему! – приказал император. – Все кланяйтесь величайшему князю в моей империи!
Все остальные князья послушно склонили головы, ничего не понимая.
– Только храбрейший и достойнейший из мужей осмелился принести мне пустой горшок, – сказал император, – и при этом отказался переложить вину на других. Ты – честнейший из честных.
– Не понимаю, – пробормотал князь.
– Из семян, которые я вам раздал, ничто не могло вырасти, – объяснил император. – Потому что я их сварил.
Когда Пиньмэй закончила свой рассказ, снова наступило молчание, но не напряжённое, как раньше, а спокойное. Князь долго смотрел мимо каменной статуи на покрытое льдом озеро. Потом повернулся к Ишаню и низко склонил голову.
– Ты прав, – произнёс он тихо. – Если бы мои предки узнали, что я помогал императору, им стало бы стыдно за меня.
Он опять поднял голову. Взгляд у него был как у затравленного зверя. Пиньмэй прочитала в этом взгляде тревогу, и раскаяние, и усталость. Забыв, что перед ней князь, она легонько дотронулась до его руки. Князь посмотрел на девочку, его полные боли глаза смягчились. Он с благодарностью погладил Пиньмэй по руке, а мягкие снежинки беззвучно опускались на них, как усталые звёзды.
Вдруг холодный воздух наполнился птичьим пением. Пиньмэй вскинула голову. Ласточка! Ласточка госпожи Мэн. А вот и сама госпожа, бежит к ним.
Они бросились к ней навстречу.
– Меня послала к вам Янна, – проговорила госпожа Мэн задыхаясь и крепко обнимая детей. – Она сказала… император… солдаты… стража…
В воздухе раздался свист, потом пронзительный крик и звук удара о землю – что-то упало с неба. Пиньмэй посмотрела вниз. У ног Ишаня лежала мидия, а из неё торчал наконечник солдатской стрелы.
Глава 37
Ишань поднял мидию и выдернул стрелу.
– Нам нужно бежать, – сказал он, глядя на князя.
Князь кивнул.
– За мной, – велел он. – Быстрее!
Князь повёл их в глубь сада. Вдалеке уже слышались крики солдат и приглушённый топот сапог по засыпанной снегом дорожке Длинной Галереи. Князь затащил их под какую-то гигантскую, грубо вытесанную статую. Прямо перед ними простиралась каменная стена, ограждавшая сад.
– Что… – начал было Ишань.
– Ш-ш-ш, – перебил его князь. Он снял перчатки и стал ощупывать стену. – Вот, – довольным голосом произнёс он.
В свете его фонаря Пиньмэй увидела, что он нашарил выступ в стене; выступ, похожий на… на рукоятку? Князь обеими руками надавил на один из камней…
…и все с изумлением увидели, как часть стены уходит в сторону! Это была потайная дверь!
Князь торопливо подтолкнул всех троих к дверному проёму.
– Бегите скорее, – сказал он. – Вы должны как можно скорее покинуть город. Как только вы окажетесь за воротами Внешнего Города, они прекратят погоню.
– Каэ Цзяэ, – сказала госпожа Мэн, сжав его руки, – а что же будет с тобой?
– Я беспокоюсь только за вас, – сказал он, потемнев лицом. – Я гоню вас прочь из Внутреннего Города, и мне нечем помочь вам, кроме…
Он выпустил руки госпожи Мэн и принялся шарить в складках своей одежды. Затем повернулся к Пиньмэй.
– Вот, возьми, – сказал он и вручил ей Листок с Ответами.
– Но это… это… – пролепетала Пиньмэй, потрясённая.
– Да, – кивнул князь. – Может быть, его сила защитит вас.
– Но как же вы? – выпалила Пиньмэй. – Когда приедет император…
– Когда он приедет, у меня не будет для него ответов, – сказал князь, глядя в лицо Ишаню, – и я больше не буду позорить память предков, помогая злодею.
– Но… император! Ведь без Листка… – снова начала Пиньмэй.
– Мне нечего терять, – сказал князь с удивительным спокойствием. Он поднял голову и выпрямился, отчего луна окутала его серебристым светом.
– Кроме жизни, – уточнила Пиньмэй. Да понимает ли этот князь, что он делает? – Император вас убьёт!
Князь положил руки ей на плечи.
– Спасибо, мой маленький друг, – сказал он ей, – за то, что напомнила: на свете есть вещи похуже смерти.
Топот тяжёлых сапог приближался.
– Бегите! – сказал князь, подталкивая Пиньмэй и остальных. Дверь закрылась за ними, зловеще лязгнув.
Глава 38
Пиньмэй сунула Листок в рукав и посмотрела на госпожу Мэн и Ишаня. Лица у них были такие же растерянные, как и у неё самой. Нужно бежать, но куда? Как найти дорогу без ласточки? Крики за стеной становились всё громче. Без лишних слов Ишань схватил Пиньмэй за руку и потянул за собой.
Госпожа Мэн последовала за ними. Они в панике метались туда-сюда, то и дело спотыкаясь и поскальзываясь. Вверх по извилистой улочке, вниз по узенькому проулку… да где они, эти городские ворота? Ночь становилась всё холоднее, ветер всё больнее обжигал лица. Сколько же улиц в этом Внешнем Городе? Не город, а жестокий лабиринт, который дразнит и насмехается.
Они то бежали бегом, то увязали в сугробах, то скользили по обледенелым булыжным мостовым. Пиньмэй потеряла счёт времени, её ступни онемели от холода, колени подкашивались. Где же ворота, где?
Чёрное небо начало светлеть. Из одной двери показался старик – уличный торговец, скрип его тележки эхом отдавался в предрассветной тиши. Ишань прыжком преградил ему путь и чуть не ухватил за грудки.
– Городские ворота! Где они, скажите! – потребовал он.
Торговец уставился на него с разинутым ртом, но не успел он махнуть рукой в нужную сторону, как издалека раздался крик, на который все сразу обернулись:
– Стоять!
Солдат! Пока один, но это явно ненадолго, потому что солдат повернулся и заорал во всё горло:
– Они здесь! Я их нашёл!
Ишань вскрикнул и перепрыгнул через тележку торговца, Пиньмэй и госпожа Мэн побежали следом. Они повернули на одну улицу, потом на другую, но грохот солдатских сапог был по-прежнему хорошо слышен.
Госпожа Мэн заколотила в дверь ближайшего домика.
– Пожалуйста, впустите нас! – взмолилась она.
Тишина была ей ответом.
Ишань постучал в соседнюю дверь, Пиньмэй – в следующую. Они побежали по улице, стучась во все двери подряд и умоляя впустить их. Испуганные глаза смотрели на них из-за занавесок, потом занавески быстро задёргивались, а двери так и оставались запертыми, и из-за них не доносилось ни звука.
Пиньмэй уже всхлипывала и чувствовала, что вот-вот разрыдается. Всё её тело дрожало от холода, усталости и отчаяния. Госпожа Мэн поникла, как увядший цветок, и даже неутомимый Ишань замедлил шаг. Тем временем крики и топот солдат делались всё громче, всё ближе и ближе.
– Пожалуйста, помоги нам! – шептала Пиньмэй, обращаясь к ветру. – Пожалуйста!
И вдруг до них донёсся голос:
– Сюда! Бегите сюда!
Как если бы рассеялись облака, открыв взорам луну, в дальнем конце улицы распахнулась калитка, и в проёме показалась освещённая мягким светом высокая женская фигура, которая манила их рукой. Волна облегчения и благодарности захлестнула Пиньмэй. Все втроём они бросились к калитке.
Глава 39
– Спасибо! – выдохнула Пиньмэй.
– Ш-ш-ш! – прошипела женщина, захлопывая за ними калитку. Плечистая и мощная, она явно была служанкой. Когда она подняла фонарь, Пиньмэй опять издала громкий вздох – на этот раз от изумления. Глаза у женщины были добрыми, зато лицо её было исполосовано мелкими шрамами, из-за чего кожа выглядела грубой, как раковина устрицы. Женщина быстро погасила светильник и осталась всего лишь тенью в предрассветной мгле.
Пиньмэй осмотрелась. Они находились во внешнем дворе богатого особняка. Высокие стены скрывали их из виду, но в самом дворе прятаться было негде. Солдаты были уже совсем близко. Она слышала тяжёлую поступь, грохот – солдаты выламывали двери, если им не открывали сразу, – грубые окрики. Госпожа Мэн и Ишань сидели на корточках рядом с Пиньмэй, и, когда раздался стук в ворота, все трое теснее прижались друг к другу и обнялись.
– Приказом императора, откройте! – рявкнул солдат.
– Ш-ш-ш, – повторила женщина и, оттолкнув их подальше в сторону, приоткрыла калитку.
– Где дети? – закричал на неё солдат. – Они тут?
– Что? Какие дети? – спросила женщина. Голос её был тих и спокоен, но Пиньмэй увидела, что её рука крепко держит край калитки, чтобы никто не мог ворваться.
– Дети-шпионы! Они тут? – Солдат попытался силой протиснуться во двор, но женщина преградила ему путь, высокая и широкоплечая, как он сам, и незыблемая, словно скала.
– Господин, это дом Ву, – сказала она таким тоном, словно обращалась к малому ребёнку. – Вы наверняка знаете, что мои господа пользуются расположением императора.
Солдат застыл на месте.
– Если мои господа будут вынуждены пожаловаться его высочайшему величеству на то, что один из его солдат доставляет им неудобства… – произнесла женщина и выпрямилась в полный рост, чтобы посмотреть ему прямо в глаза.
– Э-э… да, конечно, – пробормотал солдат, опуская руку. – Конечно же, почтенный дом Ву вне всяких подозрений. Я просто хотел удостовериться, что эти, э-э-э, малолетние негодяи ничем вас не потревожили.
– Как мило с вашей стороны, – сказала женщина. – Нас никто не беспокоит, не считая ветра, который задувает сейчас в эту калитку.
– Э-э… да, конечно, – снова промямлил солдат, пятясь и кланяясь. Не успел он выпрямиться, как женщина захлопнула калитку и привалилась к ней спиной.
Замерев, они выжидали, пока удаляющиеся шаги солдата стихнут.
– Ну вот, – сказала женщина, наконец-то посмотрев на гостей. – С этим мы разобрались. Теперь давайте разберёмся с вами.
Глава 40
– Начнём, пожалуй, с еды, – продолжила она с улыбкой. – Идёмте!
Прижав палец к губам, она провела их сквозь другую калитку во внутренний двор, потом через террасу на кухню. Несмотря на могучее телосложение, двигалась она бесшумно, и они изо всех сил старались следовать её примеру. В тепле они расслабились, шаги их стали медленнее, ноги словно увязали в меду. Женщина усадила всех троих у печи и начала накладывать в миски рисовую кашу. От мисок валил пар; казалось, каша вздыхает.
– Угощайтесь, – сказала женщина, протягивая миску. Когда она убрала руку, стал виден рисунок на миске – обезьянка.
– Спасибо, – ответила госпожа Мэн. – Мы…
– Ешьте, ешьте, – перебила женщина, протягивая вторую миску Ишаню.
– Но… – начала Пиньмэй, когда женщина протянула ей третью миску. От запаха каши кружилась голова, пар окружал женщину полупрозрачным облаком, смягчая её шрамы. – Скажите, кто вы?
Женщина рассмеялась.
– Я всего-навсего служанка в доме Ву, – сказала она. – Не какая-то важная персона, уверяю вас.
– Ваши господа, должно быть, очень добры, – предположила госпожа Мэн.
Женщина снова рассмеялась.
– О нет, – сказала она. – Честно говоря, совсем наоборот.
– Но как же… – проговорила Пиньмэй. – У вас же будут неприятности!
– Почти наверняка, – убеждённо кивнула женщина.
– Но… – опять начала Пиньмэй и осеклась, наткнувшись на выразительный взгляд Ишаня. Конечно, она не хотела, чтобы их прогнали из этого дома, но ей необходимо было понять. – Тогда почему вы нам помогаете?
Женщина посмотрела на Пиньмэй, грустно улыбнулась и подняла фонарь к лицу.
– Знаешь, что это за шрамы? – спросила она.
В свете фонаря Пиньмэй разглядела, что все шрамы походили на крошечные острые щепочки.
– Это… – медленно выговорила она, боясь поверить, – это шрамы от риса скаредности?
– Да, – ответила женщина, кивнув. – Вижу, ты знаешь эту историю.
– Какую историю? – спросила госпожа Мэн, с любопытством глядя на них.
– Из меня никудышная рассказчица, – сказала служанка и взглянула на Пиньмэй. – Расскажи ты.
Жил-был однажды богатый господин, который был богат всегда, всю свою жизнь, и не знал, каково это – не быть богатым. Одна из причин, почему он был так богат, заключалась в том, что он никогда не помогал бедным. Во времена голода или засухи он и ложки риса не дал голодным детям, хотя его закрома ломились от зерна. Зато он не уставал выставлять своё богатство напоказ. Каждый день он приглашал таких же богатеев полакомиться «нефритовой курятиной» или шёлковой лапшой с морскими ушками, а голодные бедняки толпились под его домом, жадно ловя запахи.
Когда этому богачу исполнилось шестьдесят лет, он решил закатить пир, какого ещё не видывал свет.
– Я в пятый раз встречаю Год Обезьяны, – горделиво воскликнул он. – Это знаменательное событие, и я устрою праздник ему под стать.
Он приказал заколоть полдюжины свиней и зарезать великое множество уток, он заказал себе самые роскошные одежды из самых дорогих и прочных тканей. Когда он выбирал ткани, ему так понравился голубой шёлк, что он решил не только сшить из него наряд, но и выстелить им дорогу к своему дому. Это будет дорога, достойная моего дома, думал он.
Однако дорога близ его дома была неровной, с ухабами, и тонкий нежный шёлк стал морщить.
– Так не пойдёт! – прорычал богач и велел своим слугам выровнять дорогу, засыпав ямы сырым рисом.
– А если кто-то попытается выкопать этот рис? – осторожно спросил один слуга.
– Пусть только попробуют! Сразу хватайте их и бросайте в темницу! Чтоб ни единому побирушке не досталось ни зёрнышка!
Слуги повиновались – к ужасу всех окрестных жителей. Не раз и не два голодные бедняки пытались разжиться горсточкой риса, но слуги, как им и было велено, хватали их и бросали в темницу.
Когда слуги выровняли дорогу и голубой шёлк разлёгся на ней гладко, без единой морщинки, на дороге появился старик. Он шёл, опираясь на посох, и рисинки хрустели у него под ногами. Старик остановился перед домом богача, поднял голову и втянул ноздрями дразнящие ароматы.
– Утка «Восемь сокровищ», – пробормотал старик себе под нос и облизнулся, словно пробуя изысканные яства. – Свиные тефтельки «Львиная голова»…
– Вон отсюда! – крикнул слуга. – Прочь!
– Прошу вас, не гоните! – взмолился старик, простирая к нему руку. – Ваш господин решил закатить пир на весь мир – так неужто среди стольких яств не найдётся хотя бы маленького кусочка для меня?
– Прочь! – завопил слуга, замахиваясь палкой.
– Но, может быть, – сказал старик, – мне можно взять хотя бы несколько рисинок?
Он наклонился, сунул руку под шёлк и ухватил пальцами щепотку риса.
– Держи вора! – завопил слуга.
На его крик сбежались другие слуги, поднялась суматоха. Вскоре из дома вышел и сам хозяин, разъярённый оттого, что кто-то посмел помешать его трапезе.
– Ах ты ничтожный воришка! – прошипел он. – Как ты смеешь таскать мой рис? – И обернулся к слугам: – Избейте его, так чтоб живого места не осталось! Переломайте ему все кости!
Слуги вскинули палки, но старик, вместо того чтобы уворачиваться или прикрываться руками, спокойно стоял на месте. Слуги растерялись и остановились в нерешительности – но их господин злобно закричал:
– Что я сказал? Ну-ка быстро!
Слуги послушались и начали колотить старика. Он, однако, даже не шелохнулся. Зато богач, как только на бедняка посыпались первые удары, внезапно взвыл от боли.
– Стойте! – завопил он. – Прекратите!
Ибо удары получал старик, а боль от них испытывал богач. Он упал на землю, корчась, извиваясь и скуля. Старик же стоял неподвижно.
– До свидания, – сказал он обомлевшим слугам. – Не скажу, что ваша компания пришлась мне по душе, но, надеюсь, наша встреча вам запомнится.
И он зашагал дальше по шёлковой дорожке. Дойдя до её конца, он обернулся и посмотрел на ошарашенных слуг и их хнычущего хозяина. Затем наклонился и легонько дунул.
Шёлк поднялся в воздух и поплыл по ветру, а вместе с ним взлетели сотни тысяч мелких зёрнышек риса. Они взвились ввысь и спикировали вниз на богача и его слуг, словно туча комаров. Хозяин и слуги съёжились и попрятали лица, но рисовые зёрна градом обрушились на них, безжалостно впиваясь в кожу. Лица и тела вмиг покрылись сотнями белых шрамиков, повторявших форму рисинок. Вопя от боли и ужаса, несчастные взглядами искали старика, но того нигде не было видно. Он бесследно исчез – чего не скажешь о шрамах, – и больше его никто никогда не видел.
– Да, да, – сказала женщина. – Всё так и было. В доме Ву эту историю шёпотом передавали из уст в уста, из поколения в поколение, однако никто в неё не верил – по крайней мере, никто не думал, что она может повториться. Однако она повторилась, почти без изменений, с той лишь разницей, что у моей госпожи шёлк был не голубого, а зелёного, нефритового цвета. – Она покачала головой. – До чего же они любят свои нефриты!
– И вы… вы… – Пиньмэй запнулась, не в силах договорить.
Женщина со шрамами грузно села и посмотрела на свои пустые руки. Фигура её в свете фонаря напоминала колокол.
– Знаете, – сказала она негромко. – Меня назвали в честь великого героя. И я всегда хотела быть на него похожей. И когда-то раньше так оно и было. Потому что я не уступала мужчинам ни силой, ни гордостью.
В печи колыхались языки огня, шурша, словно скомканная бумага.
– Но это была лишь видимость, – продолжала женщина со шрамами. – В душе я оставалась безвольной трусихой. Я так трепетала перед своей госпожой, что не могла не выполнить её приказ. И я ударила бедняка.
Женщина подняла голову. Ночная тьма уже рассеялась, из окна струился слабый свет.
– Услышав ваши крики о помощи, – сказала она и погладила Пиньмэй по щеке, – я поняла, что для меня это шанс искупить вину. На этот раз я не могла позволить себе струсить. Ты поблагодарила меня – но это я благодарна тебе.
За окном совсем посветлело, и шрамы на лице женщины были видны так же отчётливо, как и её ласковый взгляд.
У Пиньмэй защипало в глазах от слёз. Руки этой женщины, тёплые и морщинистые, были нежными, как руки Амы.
– Ты устала, – сказала женщина. – Идём, я тебя уложу.
Пиньмэй послушно пошла за ней и легла на огромную перину у печи. Печной жар окутал её теплом, усталые ноги и руки обмякли.
– А кто был этот герой, в чью честь вас назвали? – спросила Пиньмэй. Глаза её начали слипаться.
– Великий Хайи, – ответила женщина. – Он был моим предком.
– Но ведь он… – начала Пиньмэй и вдруг широко зевнула.
– Ш-ш-ш, – шепнула женщина. – Это неважно.
Все слова и все опасения растаяли в тепле доброты, исходившей от этой большой женщины, и Пиньмэй не пыталась больше ничего говорить. Она слишком устала.
– А теперь поспи, – сказала женщина.
И Пиньмэй так и сделала.
Глава 41
Кого звать на помощь? Она не знала даже, где находится – на небе, на земле или в море. Да и какая разница? Главное – позвать, а кто придёт, тот придёт. Но поскольку последнее, что она помнит, – это как она плавала в озере, то она позовёт на помощь Морского Царя.
Но как его позвать, как?
Никто не слышит её криков. Даже до неё самой они долетают приглушённо. А за пределами этой золотой пустоты они, наверное, и вовсе растворяются в тиши.
Надо послать весть напрямую.
Чёрная Черепаха помедлила в нерешительности. Неужели нет иного способа?
Конечно, она знала, что больно не будет – всё мгновенно заживёт. И всё же это так… так неприятно.
Она снова огляделась по сторонам и увидела только золотое сияние. Пошарила лапами в пустоте. Да, другого пути нет. Ну что ж.
Она высунула язык, вытянула его вперёд как можно дальше – и откусила одним-единственным щелчком мощных зубов.
Язык упал на золотую поверхность и отскочил, словно мячик. Потом начал сворачиваться в трубочку, истончаться и удлиняться, пока не превратился в длинный чёрный шнурок, завязанный на одном конце узлом. Шнурок изогнулся, образовав кольцо, узел округлился и стал похож на голову.
Чёрная Черепаха принялась спокойно и размеренно дуть на чёрное кольцо. Оно задрожало. Из узла-головы показались два чёрных глаза. Во рту существа мелькнуло что-то крошечное, похожее на разлохмаченный кончик нити.
Язык черепахи превратился в змею.
Читать бесплатно другие книги:
