Когда море стало серебряным Лин Грейс
– Выбери самую тонкую из тех, что есть в отцовских закромах, – приказала она служанке.
Но когда вышивальщицы, одна за другой, стали сравнивать свою работу с вышивкой вдовы, они лишь сокрушённо качали головой и уходили. Осталась только одна девушка – та, с рыбьим хвостом. Она, конечно же, была дочерью Морского Царя – самой красивой и самой искусной из всех вышивальщиц. Однако и она, поднеся свою работу к картине вдовы, разочарованно покачала головой. Её вышивка, как и все остальные, не шла ни в какое сравнение с подлинником. Никому больше не давались эти тончайшие линии, эти серебряные облака, рдеющие цветы, пруды, прозрачные как хрусталь. Как прекрасна эта картина, думала с замиранием сердца дочь Морского Царя. Как она мне нравится! Как бы я хотела в ней очутиться!
И с этим пылким желанием она принялась вышивать в саду, вышитом вдовой, свой собственный портрет. Но только, подумала она с весёлой улыбкой, я вышью себе ноги, ведь это же картина из жизни простых смертных. Когда девушка закончила, было уже совсем поздно, и она очень устала. Она воткнула свою иголку в вышивку вдовы, решив, что вытащит утром, и отправилась спать.
Сын вдовы проснулся затемно. Большой зал был пуст. Вышивка его матери висела на прежнем месте, сверкая в бледнеющем лунном свете. А вдруг дочь Морского Царя передумает? – забеспокоился он. Лучше я уйду прямо сейчас.
Он тихо-тихо снял вышивку и вскочил на коня, который уже поджидал его. Удивительный конь сразу пустился в галоп – в пучину, через ледяное море, к берегу!
Когда они наконец выплыли, юноша спешился, а конь вернулся в воду, и волны сомкнулись над его головой. Когда же вода отступила, оказалось, что конь вновь обернулся белым камнем. А потом нахлынула гигантская волна и унесла этот камень далеко в море.
Юноша ошеломлённо глазел на впадину от камня и на свёрнутую в свиток вышивку, которую держал в руке. Потом повернулся и помчался домой.
– Мама! – выкрикнул он, врываясь в дом.
Вдова, иссохшая и бледная, лежала в постели, глаза её были закрыты, и сын испугался, что случилось самое страшное. Он бросился к ней и положил вышивку ей на грудь.
– Мама, я вернулся. Вот твоя вышивка.
Пальцы вдовы бережно коснулись гладких, тонких нитей. Глаза её открылись, и она улыбнулась. Это была вторая её улыбка за восемь с лишним лет.
– Сынок, – сказала она, одной рукой гладя свою картину, а второй сжимая руку сына, – помоги мне вынести её на солнце, чтобы получше разглядеть.
Они вышли из дома и бережно разложили вышивку на земле. И вдруг шёлковая картина начала расти! Она росла и росла, она накрыла домишко и пустой двор, и на месте их вырос величественный дворец и пышный сад. Вышивка ожила! В саду в сверкающих прудах плескались золотые рыбки, деревья шелестели ярко-зелёной листвой, узорные дорожки были выложены разноцветными камешками – и всё это было настоящее!
Всё было в точности таким же, как вышила вдова, с одним только отличием. В саду, среди ярких цветов и порхающих бабочек, стояла прекрасная девушка в голубом. Она держала в пальцах серебряную иголку и растерянно озиралась по сторонам. Это была дочь Морского Царя, которая накануне вышила себя на картине вдовы.
Но когда девушка увидела вдову и юношу, её растерянность сменилась радостью. Ведь, полюбив вышивку, она не могла не полюбить мастерицу и её сына.
Вдова, вне себя от счастья, пригласила дочь Морского Царя разделить с ними их невероятное везение. Юноша и девушка вскоре поженились, и вдова была довольна и счастлива до конца своих дней.
– Это конец истории? – спросила красивая дама нетерпеливо, чуть ли не раздражённо. – Что ещё приключилось с сыном вдовы и дочерью Морского Царя?
– Я думаю, – слегка удивлённо ответила Пиньмэй, – они, поженившись, тоже жили долго и счастливо.
– Да, но… – женщина вдруг осеклась и уставилась вдаль. Пиньмэй и Ишань проследили за её взглядом. На серовато-белом небе замелькало алое пятнышко. Красная бабочка! Значит, Пиньмэй это не померещилось!
Дети и женщина, замерев, следили за бабочкой. Она порхала меж снежинок, выписывая узоры, словно танцевала важный и сложный танец.
Наконец бабочка села на колено благородной дамы, на изысканную вышивку, ещё раз взмахнула крылышками – и исчезла.
Пиньмэй зажмурилась, потом поморгала. Бабочка стала частью вышивки? Или её унёс порыв ветра? Куда она подевалась?
Но тут женщина издала стон, исполненный такой печали и боли, что Пиньмэй обо всём позабыла.
– Он умер, – прошептала женщина, и по щеке её скатилась одинокая слеза.
Глава 17
– Кто умер? – спросил Ишань, протягивая ей свой носовой платок.
Женщина промокнула слезу и закрыла глаза, будто ей было невыносимо видеть белый свет. Потом собралась с силами, подняла голову и посмотрела на детей.
– Мой муж, – тихо ответила она. – Я – госпожа Мэн, и больше года назад мой муж уехал по поручению князя. И вот четыре дня назад меня охватило чувство, что произошло что-то ужасное. Я не находила себе места. В конце концов я не выдержала и отправилась в Город Яркого Лунного Света, чтобы всё разузнать. Но тут Байма сбросил меня.
На прекрасную вышитую картину падали снежинки, но госпожа Мэн не спешила их смахивать. Она нежно водила пальцем по гладким нитям вышитой алой бабочки, которой, Пиньмэй была уверена, раньше там не было.
– Я сразу догадалась, что он в опасности, – продолжала женщина, глядя в пустое небо. Пиньмэй поняла, что о них с Ишанем она забыла. – Я сшила ему рубашку с драконом, чтобы дракон охранял его и защищал, и оставила в ней иголку, но даже тогда я чувствовала, что этого недостаточно. Он рассмеялся и сказал, что вернётся ко мне с первым же полётом бабочки…
Слова госпожи Мэн застывали в холодном воздухе, и, хотя лицо её оставалось печальным, слёз больше не было. Она посмотрела на детей, словно внезапно проснувшись.
– А вы, мои дорогие Пиньмэй и… – Госпожа Мэн пристально взглянула на Ишаня, как будто старалась его запомнить. Он ответил на её взгляд с невозмутимым, точно каменным лицом.
– Ишань, – сказала Пиньмэй, застеснявшись.
Госпожа Мэн улыбнулась и вернула Ишаню платок.
– Куда вы идёте и зачем? – спросила она.
– Мы тоже идём в Город Яркого Лунного Света, – сказал Ишань и поведал госпоже Мэн причину их странствий.
– Если вам нужна драконова жемчужина, – сказала госпожа Мэн, выслушав его, – вам следует повидаться с князем Каэ Цзяэ. Это князь Города Яркого Лунного Света. Он-то и попросил моего мужа о помощи.
– О какой помощи? – спросил Ишань.
– Князь Каэ Цзяэ знал, что старый император скоро будет свергнут, – сказала госпожа Мэн, – и к власти придёт новый император. А новые императоры обычно казнят всех старых князей и заменяют их новыми. Князь Каэ Цзяэ хотел, чтобы мой муж дал ему совет, как уцелеть самому и уберечь Город.
– Должно быть, этот князь очень доверяет вашему мужу, – сказал Ишань.
– Да, они были добрыми друзьями, – подтвердила госпожа Мэн. – Потому-то я и еду к князю. Чтобы задать ему вопросы.
– О чём же? – поинтересовался Ишань. Пиньмэй в который раз восхитилась его бесстрашием. Ему всё равно, с кем говорить, подумала она, вспоминая его гордо вскинутую голову в ту ночь, когда горела её хижина, с земледельцем или с императором.
В глазах госпожи Мэн вспыхнул гнев – но вовсе не из-за дерзости Ишаня.
– Я хочу узнать, как умер мой муж, – ответила она.
– А это имеет значение? – спросил Ишань с неожиданной мягкостью.
Госпожа Мэн опустила голову.
– Может быть, и нет, – тихо сказала она. – Но мне всё равно нужно знать.
Пиньмэй смотрела на госпожу Мэн, на её изысканный наряд. Чтобы заполучить драконову жемчужину, им нужно добиться встречи с князем. Однако Пиньмэй подозревала, что, если они попросят пропустить их к князю, ответом им будет издевательский хохот. А вот госпожу Мэн пустят во дворец сразу. Так, может быть, госпожа Мэн сумеет провести их с собой? Не попросить ли её об этом прямо сейчас? Нет, думала Пиньмэй, я не осмелюсь! Но запястье её охватывал браслет Амы, крепкий и тёплый, как пожатие дружеской руки. Пиньмэй глубоко вдохнула и, запинаясь, произнесла:
– Скажите, пожалуйста… раз уж так вышло, что и вам, и нам нужно повидать князя, то, может быть, мы… э-э-э… пойдём к нему вместе?
Её щёки стали красными, как шапка Ишаня.
– Хорошая мысль, – сказала госпожа Мэн. – Байма нас отвезёт.
– Ваш конь? – уточнил Ишань. – Но он же убежал…
Раздалось ржание, и Ишань с Пиньмэй одновременно обернулись. Почти рядом с ними, словно белая нефритовая статуя в снежном тумане, стоял Байма, конь госпожи Мэн.
Глава 18
– Но вы, наверное, хотите прямо сейчас отправиться в Город верхом на Байма? – спросил Ишань. – Без нас вы доберётесь быстрее.
– Нет, теперь мне незачем спешить, – сказала госпожа Мэн, и лицо её вновь стало печальным. – Мы поедем на Байма вместе.
– Вместе? – переспросил Ишань. – Разве ваш конь выдержит троих?
– Пиньмэй весит едва ли больше мышки, – улыбнулась госпожа Мэн, – а Байма – не простой конь.
И верно, Байма был ещё огромнее и величественнее, чем показалось Пиньмэй вначале. Его широкая мускулистая спина походила скорее на драконью, чем на конскую, и у него хватило бы сил на целый легион всадников. Байма легко нёс госпожу Мэн и детей, снег и светлое небо растворялись друг в друге, и Пиньмэй казалось, будто она плывёт по безбрежному белому морю.
Добравшись до Нефритовой реки, они очутились на распутье: дорога расходилась в четыре стороны. Ишань и госпожа Мэн растерянно смотрели на четыре дороги.
– По какой же нам ехать? – спросила госпожа Мэн. – Зимой они все так похожи…
– Здесь должен быть знак, – сказал Ишань и, соскочив с Байма, начал разгребать сугроб.
Не без труда им удалось раскопать под снегом каменный указатель – точнее, то, что от него осталось. Поваленный то ли ветром, то ли лиходеями, он упал и раскололся на куски. Что же делать? Все заснеженные дороги походили одна на другую, пустынный пейзаж лишь усиливал это сходство. Пиньмэй не узнала бы даже ту дорогу, по которой они сюда добрались, если бы перед ними не простиралась Нефритовая река.
На эту-то скованную льдом реку и смотрела не отрываясь госпожа Мэн. Пиньмэй и Ишань переводили взгляд с одной дороги на другую, а госпожа Мэн не сводила глаз со льда, раскинувшегося перед ними серебристой парчой.
Наконец она обернулась к Байма и взяла что-то из перемётной сумы.
– Ишань, – сказала она, – идём, поможешь мне расколоть лёд.
Пиньмэй бросила недоумённый взгляд на Ишаня, но он лишь молча наклонился и подобрал острый осколок камня.
Вслед за госпожой Мэн дети направились к реке. Лёд у них под ногами был крепок, но с каждым шагом Пиньмэй всё явственней различала под толщей льда плеск воды. Она уже было встревожилась, что лёд тончает, но тут госпожа Мэн остановилась.
– Вот здесь, Ишань, – сказала она, указывая пальцем на место во льду.
Ишань усмехнулся, опустился на колени и вонзил острый камень в ледовую корку. Кр-р-рак! – лёд немедленно раскололся, обнажив чёрные, как чернила, дрожащие волны.
Госпожа Мэн извлекла из рукава золотые палочки для еды и окунула их в воду, словно выуживая пельмени из супа.
– Ага! – воскликнула она и победно взмахнула палочками, в которых был зажат гладкий чёрный камешек.
Да нет, никакой это не камешек, поняла Пиньмэй, вглядевшись. Мидия – вот что было в руках у госпожи Мэн!
– Покажи нам дорогу в Город Яркого Лунного Света! – приказала мидии госпожа Мэн.
Пиньмэй украдкой покосилась на Ишаня. Что она говорит, эта женщина?
– Покажи нам дорогу в Город Яркого Лунного Света, – повторила госпожа Мэн, громче и медленнее.
Мидия не шевельнулась.
– Вот ведь лентяйка, – вздохнула госпожа Мэн и подбросила мидию в воздух. – Просыпайся! Покажи нам дорогу в Город Яркого Лунного Света!
Мидия взвилась в небо – и распушила перья. Это была птица! Она вилась над ними кругами, и её красная грудка была словно алая вышивка по молочно-белому небесному шёлку.
– Ласточка! – задохнулась Пиньмэй. – Мидия превратилась в ласточку!
Госпожа Мэн уже повернула назад к дороге, Ишань послушно плёлся за ней, смешно разинув рот и задрав голову к небу. Но Пиньмэй всё стояла, разглядывая госпожу Мэн, которая на фоне белизны неба и льда походила на ожившую картину.
Глава 19
В темнице было зябко, но холод не был нестерпимым. Толстые земляные стены защищали узников от мороза. Однако единственным источником света был факел, оставленный стражником. Ама не знала, сколько времени прошло, – несколько дней? несколько недель?
– А знаете, я слышал о вас много разных историй, – сказал каменотёс, слегка усмехнувшись. – Сказки о Сказительнице! Забавно, правда?
– Что же вы слышали? – спросила Ама.
– О, много чего, – ответил каменотёс. – И каждая новая история была чудеснее предыдущей. Говорили, что ещё маленькой девочкой вы принесли своим родителям драконову жемчужину, а позже предсказали разрушение первой Столицы. Говорили, вы водите знакомство с бессмертными и с драконами…
– Каждый раз, когда историю рассказывают, она немножко меняется, – сказала Ама. – Истории обо мне – не исключение.
– Говорили, что вас почитают князья и что вас даже приглашали жить в Императорский дворец, но вы отказались, – продолжал каменотёс. – Вместо этого вы предпочли жизнь в полном уединении на Бесконечной горе.
– Не в уединении, – поправила Ама. – У меня есть внучка.
– Вот как, – хитро прищурился каменотёс. – Значит, против всего остального возражений нет?
Ама внезапно рассмеялась, оценив уловку товарища по несчастью.
– Давайте-ка я расскажу вам историю, – сказала она.
Жила-была девочка, которая дружила с драконом. Они души друг в друге не чаяли, и можете себе представить, как горевали оба в тот день, когда дракон сказал девочке, что им придётся расстаться.
– Небеса дали мне поручение, – объяснил он. – Я буду помогать Лазурному Дракону приносить на землю весну. Это большая честь. Но как только я приступлю, я стану незримым для простых смертных. Мы с тобой никогда больше не увидимся.
Понимая, какая удача выпала другу, девочка попыталась улыбнуться, однако не сумела скрыть своего огорчения.
– Я всегда оберегал тебя, – печально сказал дракон, – а теперь больше не смогу за тобой присматривать. Поэтому я заглянул в Книгу Судьбы и узнал твоё будущее.
– Но ведь так нельзя! – ахнула девочка.
– Пришлось, – вздохнул дракон. – Я не смог бы покинуть тебя, не узнав, что тебя ждёт.
– Тогда не рассказывай мне! – воскликнула девочка, зажимая уши. – Мне нельзя этого знать!
Дракон своими лапами осторожно развёл девочкины руки в стороны.
– Одну вещь я обязан тебе сказать. Настанет день, который принесёт тебе одновременно самую большую радость и самое большое горе в твоей жизни. И когда это произойдёт, следи за каменными львами в своём городе. Когда у этих львов покраснеют глаза, немедля садись в лодку и отправляйся к ближайшему острову. Там ты найдёшь Железный Стержень.
– Железный Стержень? – удивилась девочка. – Но ведь он на Морском Дне? На нём держатся воды океана.
– Не беспокойся, – сказал дракон, – мне разрешили на время дать его тебе.
– Мне? – переспросила девочка.
– Да, – подтвердил дракон. – Так вот, когда ты найдёшь Железный Стержень, вцепись в него изо всех сил и не отпускай, пока всё не утихнет.
– Что не утихнет? – не поняла девочка.
– Твой город будет разрушен, – объяснил дракон. – Это не связано с тобой, но важно, чтобы тебя в это время там не было. Когда всё кончится, брось Железный Стержень обратно в море.
– Бросить Железный Стержень… Но он же, наверное, огромный! Я его и поднять-то не смогу!
– Железный Стержень изменчив, – сказал дракон, – он становится таким, каким нужно. Иногда, когда дочери Морского Царя придёт охота заняться вышиванием, он даже превращается в иголку. Но сейчас речь не о том. Поняла ли ты всё остальное, что я сказал?
Девочка кивнула.
– Запомни всё это накрепко, – сказал дракон.
Душистый запах соснового леса окутывал их. Дракон ещё раз пристально посмотрел на девочку.
– Я никогда тебя не забуду, – сказал он, взмыл ввысь и скрылся вдали. Девочка посмотрела ему вслед, но ничего не увидела из-за слёз.
Прошло много лет, и, хотя она всегда помнила дракона, его предостережение поблёкло в её памяти и уже не казалось ей таким важным. Она выросла, вышла замуж, родила дочку и была вполне счастлива. Жизнь была к ней милостива, её уважали и почитали, но самой большой радостью была для неё дочь. Поэтому, когда женщина овдовела, она, хоть это и не было принято, переехала в город, к дочке, которая только что вышла замуж.
Женщина была уже немолода, и городская жизнь не пришлась ей по нраву. Город казался ей бессердечным: продавцы ожесточённо торговались и ни за что не шли на уступки, хозяева были черствы и грубы со своими слугами, а когда она пыталась с ними спорить, все называли её наивной. Однако в целом жилось ей неплохо и в доме царил лад.
Тем временем её дочери пришла пора разрешаться от бремени, и она родила прекрасную девочку – но не перенесла родов и умерла. Старая женщина взяла на руки новорождённую внучку, обливаясь слезами радости и скорби; так и вышло, что первым омовением младенца стало купание в слезах любви и утраты. Ибо самый счастливый день, день рождения любимой внучки, стал для женщины и самым несчастным днём – как и предсказал дракон.
И, вспомнив его слова, женщина стала наблюдать за городскими каменными львами. Она беспокоилась о горожанах, она предупреждала всех и каждого, кто готов был её слушать: «Когда у львов покраснеют глаза, город будет разрушен». Да только никто ей не верил. Со временем она стала посмешищем, все показывали на неё пальцами и потешались. Растерянный зять, то увещевая, то прикрикивая, уговаривал её прекратить, но женщина не слушалась и стояла на своём.
И вот однажды, хотя весь город и так смеялся над ней, один злой человек решил пойти ещё дальше и сыграть с ней злую шутку. Когда она в очередной раз подошла к каменным львам, он достал припасённую заранее банку с красной краской и принялся плескать в львиные глаза.
– Видишь? – издевался он. – А-а-а, они красные! Город будет разрушен? Какой ужас! Что нам теперь делать, куда бежать?
Женщина оцепенела и долго стояла молча. Потом развернулась, бросилась домой, схватила собранную заранее сумку и принялась умолять зятя бежать из города вместе с ней. Зять, уже слышавший о происшествии, вышел из себя. Он кричал, что слишком долго терпел этот позор, жалеет, что женился на её дочери, и не желает больше видеть в своём доме ни тёщу, ни ребёнка. И женщина, прижимая к груди младенца, отправилась на берег моря.
Ближайший остров оказался всего-навсего гигантской скалой, на которой виднелось крошечное зелёное пятнышко. Приближаясь к нему на лодке, женщина плеском вёсел распугала птиц, они чёрной тучей взметнулись вверх, и стало видно, что в самом центре голой скалы растёт странное дерево – совершенно прямое и без ветвей. Подплыв ближе, она обнаружила, что ствол у него из металла. Это был Железный Стержень.
Как только пальцы женщины коснулись холодного металла, остров под ней задрожал и зарокотал. Она быстро обхватила одной рукой Железный Стержень, а другой крепче прижала к груди малышку.
И она успела вовремя. Ещё чуть-чуть – и было бы поздно. Рокот перерос в рёв – как будто все драконы разом содрогнулись, увидев кошмарный сон, – и море встало на дыбы. Гигантские волны обрушились на женщину, заглушив её отчаянный крик. Она ещё теснее прильнула к Железному Стержню и притиснула к себе крошечную внучку, а та смотрела на неё снизу вверх взглядом мудрым и древним, как горы.
Но взгляд её бабушки был прикован к берегу. Даже издали, с острова, было видно, что земля вздыбилась, устремляясь к небу, а огромные дома и дворцы рассыпаются, как песок. Сквозь оглушительный грохот гибнущих зданий доносились крики и вопли. Женщина закрыла глаза, лицо её было залито солёной влагой – и это были не только брызги океана.
Наконец – казалось, прошли долгие часы – грохот начал стихать, и женщина подняла голову. Малышка захныкала. Её бабушка медленно, осторожно отпустила Железный Стержень.
Как только она убрала руку, стержень начал уменьшаться. Он делался всё меньше и меньше, пока не стал размером с травинку. Женщина наклонилась и увидела, что Железный Стержень превратился в иголку, тончайшую и изящную. Она взяла иголку и молча бросила в море. Волна поднялась и подхватила иголку, и в тот же миг другая волна подтолкнула лодочку прямо к острову.
Женщина с внучкой вернулись в город. Если, конечно, это место можно было так назвать – ведь, как и предрекал дракон, город был разрушен. Те немногие, кому удалось выжить, упали ей в ноги. «Прости нас, – рыдали они. – Прости, что мы тебе не верили». Женщина плакала вместе с ними. В правоте своей она не находила утешения: ведь её зять, муж покойной дочери, тоже был мёртв.
Похоронив его, женщина покинула город. Жители теперь видели в ней пророчицу или ведунью, а она-то знала, что она ни то ни другое. Ей хотелось одного: растить внучку, это крошечное драгоценное создание, как можно дальше от опасности. И тогда она вспомнила одну гору, на которую поднималась в юности.
– Да! – сказала она малышке, которую держала в объятиях. – Вот где нам ничто не будет угрожать.
И они направились к этой горе, и там, в вышине, где гора говорит с луной, старая женщина обрела мир и утешение. Ибо внучка росла в радости и покое, надёжно укрытая от бед, и бабушка хотела только одного – чтобы это никогда не кончалось.
– И это не кончилось? – спросил каменотёс, глядя на Аму проницательно и в то же время сочувственно.
– Сказка всего не расскажет, – сказала Ама, и он увидел, что плечи её поникли, а в глазах мелькнула тревога.
– Не согласен, – сказал он, коснувшись её руки. – Я считаю, что сказки говорят всё.
Глава 20
Как это могло с ней случиться? Ведь её дыхание с корнем вырывало из земли деревья, её сила держала саму землю! Она – Чёрная Черепаха Зимы! Небеса и море поклонялись ей, самой могущественной, несокрушимой!
Но сейчас она ощущала спиной всю силу и тяжесть огромного… огромного чего? Что это прижимает её к земле, давит с такой силой, что она не может шелохнуться? Что это, такое тяжёлое, что даже она, великая Чёрная Черепаха, сильнейшее из созданий, не может его поднять?
Она растопырила лапы, цепляясь за пустоту, вытянула шею и разинула пасть, угрожая невидимому врагу, но от её дыхания лишь по собственному её панцирю разбегался ледяной узор.
Она снова попыталась встать, но только глубже проваливалась в скользкое и гладкое, словно в шёлковую подушку.
Кто посмел так с ней поступить? Кто дерзнул нанести ей такое оскорбление? Кто может быть настолько глуп, высокомерен, подл, настолько безумен?
Не зверь. Не бессмертный. Только человек.
Неужели этот человек не знает, что Чёрная Черепаха вечна? О, он за всё заплатит, этот человек! Он заплатит дорогой ценой, он будет платить бесконечно, он пожалеет, что по его вине Чёрная Черепаха Зимы стала такой… такой…
Беспомощной.
Глава 21
Байма галопом влетел во врата Города Яркого Лунного Света. С такой спутницей, как госпожа Мэн, они легко нашли ночлег, а потом весь день провели в пути. Вокруг завывал ветер, мела метель, снег облеплял деревья и лица, так что даже Байма приободрился, когда вдали показались и стали разрастаться очертания города. Над городом горой возвышался дворец, на его многоярусных крышах тяжёлыми облаками лежал снег. Под ликующий вопль Ишаня Байма ворвался в город.
У каменных львов, восседавших по обе стороны от городских ворот, выросли снежные бороды и гривы. Когда конь с седоками промчался мимо них, львы улыбнулись. Кроме львов, в этом городе не улыбался никто. Горожане просто таращились на них то ли с ужасом, то ли с изумлением – Пиньмэй не могла различить.
Люди молча отпрыгивали в стороны, уступая им путь, так что госпоже Мэн даже не приходилось придерживать коня. Простые каменные дома и белый снег сливались в сплошное серое пятно, цоканье подков Байма по чёрной булыжной мостовой походило на звон монет. Впереди показалась тёмно-красная стена, которой не было видно конца и края. Это, должно быть, та самая стена вокруг дворца, подумала Пиньмэй, вспоминая рассказы Амы. Это Внутренний Город, а всё остальное – Внешний Город. Город в городе.
– Город-крепость для князя Яркого Лунного Света, Великая Стена для императора, – язвительно проговорил Ишань. – Да эти правители просто жить не могут без стен!
– Стоять! – раздался вдруг повелительный голос, грубый и хриплый.
Госпожа Мэн дёрнула за поводья, приказывая коню остановиться, и Пиньмэй, повернув голову, увидела двух стражников по обе стороны ворот Внутреннего Города. Как она не заметила их прежде?
– Я желаю видеть князя, – надменно, точно императрица, произнесла госпожа Мэн. Пиньмэй краешком глаза заметила, как госпожа Мэн ткнула Ишаня локтем в бок, чтобы помалкивал.
– Князь никого не принимает, – ответил стражник. Хотя он, должно быть, служил князю, на шлеме у него красовалась эмблема самого императора – оскаленная морда тигра, и металл шлема уже слегка позеленел.
– Меня – примет, – парировала госпожа Мэн. Она откинула капюшон и посмотрела стражнику прямо в глаза, водопадом обрушив на него всю силу своей красоты и благородства. Вид у стражника сразу сделался растерянный и испуганный, и Пиньмэй вдруг поняла, что кто угодно, даже самый неустрашимый герой, может отступить перед женской красотой.
– Э-э-э… ну… – запинаясь, пробормотал стражник.
– Нам запрещено впускать во Внутренний Город кого бы то ни было, – вмешался второй стражник.
Госпожа Мэн перевела взгляд на него и вскинула голову. Волосы окутали её чёрным облаком, на котором крошечными алмазами искрились снежинки.
– Я – не кто бы то ни было, – сказала она с поистине императорским величием.
– Конечно нет, то есть да… – смешался второй. – Просто… просто князь…
– …придёт в ярость, когда узнает, что меня задержали, да ещё так грубо, – продолжила госпожа Мэн. Голос её завораживал, точно океанские волны. – Может быть, вам лучше меня пропустить?
Стражники сконфуженно переглянулись.
И тут на них стремительно налетело что-то маленькое и тёмное. Ласточка! Она била крыльями, сердито щебетала и стучала клювом по шлемам. Пиньмэй удивлённо вскрикнула, но этот звук затерялся среди криков стражников и лязганья их доспехов. Оба они неуклюже махали руками, напоминая крабов, которых вот-вот бросят в котёл с кипятком.
Госпожа Мэн не теряла времени даром. Она пришпорила Байма, что-то кратко ему приказала, и он стрелой пронёсся сквозь ворота во Внутренний Город.
Глава 22
Смех Ишаня эхом разлетелся по пустому внутреннему двору княжеского дворца. Пиньмэй, обернувшись, вытянула шею, чтобы поглядеть, нет ли за ними погони, но увидела только снежный вихрь. Наверное, стражники решили, что это был сон.
Миновав следующий двор, Байма перешёл на шаг, и госпожа Мэн посмотрела в небо. Ишань и Пиньмэй проследили за её взглядом. Над ними вилась кругами крошечная чёрная точка.
– Спасибо, – сказала госпожа Мэн ласточке. – А теперь проводи нас, пожалуйста, к князю.
Ласточка указала им путь в ещё один пустынный двор, потом по горбатому каменному мосту того же цвета, что и замёрзшая вода под ним. Поступь Байма отдавалась гулким печальным эхом. Когда ласточка подлетела к резной красной двери, они услышали звук, который ни с чем не спутать, – звук рыданий. Спешившись, госпожа Мэн помедлила в нерешительности, потом всё же толкнула дверь.
Они оказались в тронном зале. И хотя ветер остался снаружи, теплее почти не стало. Из тянущихся вдоль стены окон струился холодный белый свет, отчего все, кто был внутри, походили на фигуры из театра теней. Женщины с каменными лицами под руки выводили из зала заплаканную княгиню, а князь неподвижно сидел на троне и вглядывался в какой-то листок бумаги.
Однако, заслышав скрип двери, он поднял голову. Удивление на его лице сменилось узнаванием, растопившим лёд.
– Мэн Хай! – воскликнул князь. Он встал, протянул руки к госпоже Мэн, почтительно склонившейся перед ним, и помог ей выпрямиться. – Что ты здесь делаешь?
– Каэ Цзяэ, – назвала князя по имени госпожа Мэн и сжала его руки, приветствуя. Она бросила взгляд на струящиеся шёлковые одеяния уходящих женщин. – Что огорчило княгиню?
– Мы только что получили плохие вести. Император забрал всех мужчин из деревни к северу отсюда, а у нас там… – Князь поколебался, огляделся и, понизив голос, закончил: – …друзья.
И, должно быть, очень близкие, подумала Пиньмэй. Ей было неловко слушать их разговор – но как иначе уловить удобный момент, чтобы спросить про драконову жемчужину? Она прикусила губу и вопросительно глянула на Ишаня, который, как и она, стоял на коленях, низко склонившись перед князем. Ишань в ответ пожал плечами. О них забыли, они оставались незамеченными, но сейчас явно было не время перебивать.
– Но это неважно, – продолжал князь, и лицо его приобрело тревожное выражение. – Тебе нельзя здесь находиться, Мэн Хай, тебе немедля нужно уйти!
– Уйти? – повторила госпожа Мэн. – Нет, я не могу уйти, пока не узнаю, что случилось с Ваном. Расскажи мне, как он умер.
– Умер? – изумился князь. – Я думал, император забрал его на работы к Великой Стене…
– К Великой Стене? – Теперь потрясённо ахнула госпожа Мэн. – Но почему Ван должен был строить стену?
– Ты разве не получила моего письма? – спросил князь.
Госпожа Мэн покачала головой. Князь снова огляделся, убедился, что в зале нет никого, кроме них, и поманил её поближе.
– Твой муж был прав, когда предостерегал меня перед встречей князей, – прошептал он пылко. – Он сказал, что князю Тигру нельзя доверять, и настоял на том, чтобы пойти вместо меня. Встреча оказалась ловушкой. Все остальных князей убили. Тигр назначил князьями своих людей, убил старого императора, захватил его трон и присвоил себе всю власть.
– А Ван? Что случилось с Ваном? – настаивала госпожа Мэн.
– Ван не был убит, – ответил князь. – Уже замахнувшись на него, Тигр по неведомой причине опустил меч, схватил твоего мужа за ворот и разорвал на нём рубашку. Затем выдрал из неё клок, злорадно расхохотался, швырнул Вана на землю и приказал своим людям увести его прочь.
– Разорвал рубашку… – прошептала госпожа Мэн, и Пиньмэй вспомнила о рубашке с драконом, которую госпожа Мэн сшила своему супругу. Значит, эта рубашка всё же его не уберегла…
– А затем, вскоре, Тигр сделался непобедимым, – сердито продолжал князь. – Он и прежде яростно сражался, но тут вдруг мечи стали отскакивать от него, и он с лёгкостью расшвыривал деревья…
– И мальчиков, – мрачным шёпотом добавил Ишань, обращаясь к Пиньмэй.
Она вздрогнула. Неужели и Ама сейчас в лапах у этого императора, который, судя по рассказам, и на человека-то не похож? Пиньмэй накрыла ладонью браслет Амы, словно пытаясь его спрятать.
– Теперь, когда он стал императором, даже горы рассекла кровавая рана – эта его красная стена, – продолжал князь, то ли не услышав Ишаня, то ли сделав вид, что не слышит. – Люди строят её, изнывая от непосильного труда, и твой муж среди них.
– Тогда я иду к этой стене, – решительно сказала госпожа Мэн. – Живого или мёртвого, но я его разыщу.
– Иди куда считаешь нужным, – сказал князь, – и поторопись! Тебе и твоим юным друзьям опасно тут находиться, Мэн Хай.
– Но мы только что пришли! – возразил Ишань, возмущённо вскинув голову. Пиньмэй тоже нахмурилась. Они ведь ещё не успели расспросить про драконову жемчужину!
Князь впервые удостоил их взглядом, и возмущение Пиньмэй сменилось удивлением. Лицо у князя было бледное, бескровное, под глазами лежали тёмные круги, словно нарисованные дымом. Он больше походил на призрака, чем на князя.
– Вы не понимаете, – сказал он. – Здесь нет места ни детям, ни друзьям. Император…
Дверь распахнулась, и в тронный зал вместе с порывом обжигающе холодного ветра влетела служанка.
– Император уже здесь! – воскликнула она, подбежав к князю.
Глава 23
– Где? – быстро спросил князь.
– У ворот, – тяжело дыша, ответила девушка. – Должно быть, уже идёт по первому двору.
– Янна, – обратился к ней князь, – скорее уведи госпожу Мэн и этих детей в Зал Далёких Облаков, чтобы ни император, ни его люди их не заметили. Это мои друзья, их нужно спрятать – до тех пор, пока…
Янна, на вид немногим старше Пиньмэй, по-взрослому понимающе кивнула. Пиньмэй то и дело переводила растерянный взгляд с князя на Янну, чувствуя себя словно мышка, заблудившаяся в снегу. Но увидев, что госпожа Мэн и Ишань разом встали, она торопливо последовала их примеру, и князь повёл их к выходу в дальнем конце зала.
– Проведи их Длинной Галереей; император пойдёт другой доргой, – велел князь девушке и обернулся к госпоже Мэн и детям: – Янна позаботится, чтобы вы удобно устроились и ни в чём не нуждались. Я дам вам знать, когда опасность минует и можно будет отправляться в путь. А сейчас идите за Янной, скорее! – И, когда они повернулись уходить, крикнул вдогонку: – Янна, не забудь предупредить их о западной стороне!
Девушка кивнула и пропустила их вперёд, чуть подтолкнув в спины. Они торопливо шагали по залам дворца к другому выходу; одежды госпожи Мэн струились за ней шелковистым водопадом. Затем, к удивлению Пиньмэй, Янна вывела их в сад, в крытый извилистый проход. В тёплую погоду неспешная прогулка по этой изысканно украшенной галерее была бы, наверное, подлинным наслаждением. Но сейчас, под пронизывающим ветром, когда всё вокруг было заметено снегом, бесконечные извивы и повороты утомляли, и беглецы то и дело поскальзывались на льду. Мысли Пиньмэй так же змеились, как Длинная Галерея. Император здесь, а это значит… это значит, что и Ама тоже здесь?!