Семилетняя ночь Ючжон Чон

3

Всего погибли два человека. Парень без сознания в итоге тоже скончался. Рэй Бэна и Кессонного отвезли в больницу города Мокпхо, где была декомпрессионная камера. Мы с соседом, поднявшие на поверхность труп, и председатель, который управлял лодкой, сели в полицейскую машину. Мы должны были дать показания.

Молодые люди из команды «шевроле» были из влиятельных семей. Отец Рэй Бэна занимал высокий пост в правительстве, отец Кессонного был генеральным директором крупной компании. Отец одного из погибших служил генералом в сухопутных войсках. Второй скончавшийся парень был отпрыском высокопоставленного чиновника из прокуратуры. Генерал и прокурор ополчились на нас и никаких наших доводов слушать не хотели. Думаю, смерть сыновей сделала их глухими и слепыми. Или они просто жаждали любой ценой найти козлов отпущения, бедолаг, у которых есть руки, – морю ведь наручники не наденешь.

Нас фактически подвергли допросу. Полиция потребовала, чтобы мы очень чётко и ясно описали произошедшее и саму спасательную операцию. Они пытались найти ошибки в наших действиях, по несколько раз требуя рассказывать всё заново, начиная ссорой в доме накануне вечером и кончая подъёмом тела со дна. При этом нас допрашивали отдельно. Что касается погибших, то их тела срочно отправили на судмедэкспертизу.

Под утро на каждого из нас повесили по статье. Соседа подозревали в насилии, так как он схватил Рэй Бэна за грудки. Они, скорее всего, решили, что синяк на теле Рэй Бэна именно из-за этого. Сосед объяснил, что такие синяки появляются, когда гидрокостюм слишком плотно прилегает к телу, но никто не желал его слушать.

Председатель молодёжной организации превратился в бессовестного старика, который убил двух подающих надежды молодых людей, предоставив им лодку ради наживы, хотя знал об опасности. Что было на самом деле и как его оскорбляли молодые люди, всё это полицейские попросту проигнорировали. На него повесили статью «причинение смерти по неосторожности».

Меньше часа понадобилось, чтобы уяснить, кто я такой. Узнать, что меня отправили в комиссию для малолетних преступников и что я двадцать один раз переводился из школы в школу, в итоге бросил учёбу, а затем скитался семь лет. И что почти уже целый год я живу в частной гостинице. Эти факты говорили сами за себя, и следователи на меня набросились, как разъярённые псы.

Примерно в полдень пришли результаты судмедэкспертизы. У погибшего с камерой была остановка сердца, что и стало причиной его смерти. Это был прощальный подарок от морского лифта. Его убила паника. Второй парень погиб из-за повреждения лёгких, прокатившись на подводной «ракете». У обоих в крови была обнаружена высокая концентрация алкоголя. С соседа сняли подозрения в насилии, потому что медицинский специалист по дайвингу высказал профессиональное мнение, совпавшее с объяснением соседа. Кессонный, состояние которого стабилизировалось, рассказал всю правду.

За четыре часа до происшествия четверо молодых людей приехали в Деревню с маяком и заселились в частную гостиницу. Поскольку близился закат, хозяин гостиницы обещал вывезти их на лодке в море на следующее утро, получив вперёд с молодых людей деньги за лодку и проживание. Но, выпив, они передумали. Рэй Бэн был для остальных лидером и провоцировал их. Дневное море можно сравнить с велосипедом, а ночное – с «Харлеем». Парни выпили, потеряли всякий страх. К тому же их манил «Харлей», им казалось, что они могут всё. Кессонный признался, что они насильно усадили в машину председателя молодёжной организации. Это было чистосердечное признание от пострадавшей стороны. Мне было любопытно, почему он признался. Может быть, из-за обиды на предательство Рэй Бэна. Я подумал, что, скорее всего, так и было, – надо же быть слепым, чтобы не увидеть, как их лидер бросил свою команду.

С нас сняли подозрения, но отпустили не сразу. Начался допрос по другому поводу. Спрашивали настоящую профессию соседа, почему он скитается с сыном маньяка Чхве Хёнсу, откуда у нас деньги на путешествие и почему мы так долго живём в частной гостинице. Я подумал, что полицейские, вероятно, под угрозой увольнения, получили приказ от отцов погибших вытрясти из нас всё что можно и посадить во что бы то ни стало. А может, они просто перегнули палку в своём усердии угодить сильным мира сего.

Двадцать пятого числа в шесть часов вечера мы вышли из кабинета следователя. У входа собралось больше десятка журналистов. Повторилось то, к чему я уже привык. Мне начали задавать разные вопросы: когда я научился дайвингу, почему бросил школу… Но больше всего меня поразил вопрос о моём отношении к смертной казни. Я повернул голову, чтобы увидеть, кто мог задать такой вопрос. И мой взгляд встретился с глазами молодого журналиста.

Смертная казнь… Лучше спросил бы, казнил ли я кого-нибудь в своей жизни. На это у меня точно был бы ответ. Я бы мог сказать, что во мне живёт исполнитель смертной казни. Моими жертвами были мой отец, иногда классный руководитель, косивший на один глаз, двоюродные сёстры, которые принимались орать, едва завидев меня; я бы ещё добавил, что моими жертвами могли стать разъярённые псы – прокурор или генерал. Так что будьте осторожны, граждане.

Сосед дважды похлопал меня по плечу.

«Пошли».

На обратном пути в грузовике надолго воцарилось молчание. Сосед был за рулём, председатель молодёжной организации спал, а я в очередной раз повесил отца.

Я помню первое повешение. Это было летом, когда я готовился к сдаче экзамена на аттестат об окончании старшей школы. В то время мы остановились в городе Кунсан; я, по обыкновению, пошёл в библиотеку и на одной из полок нашёл книгу «Теория и практика системы смертной казни». Несколько раз я проходил мимо неё и всякий раз к ней возвращался. В конце концов книга оказалась у меня в руках. Стоя у полки, я открыл первую страницу, а когда перевернул последнюю, сидел на корточках. Поставив книгу на место, я сразу же вернулся домой. В тот день мне было не до учёбы. Прежде всего хотелось забыть картинку из книги – место, где приводят в исполнение смертный приговор. Было выше тридцати градусов, жарко, но я укрылся толстым одеялом. В глазах у меня всё потемнело.

Я упал перед старым деревянным зданием. У окна росло одинокое дерево хурмы, над крышей стояло заходящее солнце. Прямо передо мной была чёрная дверь. Я протянул руку и толкнул её. Дверь открылась, я вошёл внутрь. Там не было ни освещения, ни окон, но помещение было очень светлым. Передо мной на возвышении стоял стол, покрытый чёрным покрывалом, в задней части комнаты висела белая занавеска, разделяющая помещение на две части. Было слышно, что за ней кто-то есть. Я подошёл и отдёрнул занавеску. На циновке прямо на полу сидел мужчина, чёрный мешок был надет ему на голову. Сверху свисала толстая верёвка, толстая, как рука ребёнка. На шее мужчины выступил пот. Его плечи чуть заметно подрагивали. Из-под мешка послышался выдох, похожий на хныканье. Я взял петлю, накинул мужчине на шею и отдал приказ:

«Исполняйте».

С грохотом под мужчиной обрушился пол. И человек провалился вниз. Я откинул толстое одеяло и в испуге привстал. Обернулся к окну и посмотрел в него. На потемневшем небе стояло багряное солнце. В тот момент я осознал: провалившийся мужчина был моим отцом.

«Всё закончилось, – сказал сосед. Я сперва не понял его слова и только хлопал глазами. – Забудь обо всём».

В это мгновение я вернулся из прошлого. Да, мы только что вышли из полицейского участка и едем домой. Я кивнул головой соседу. Не переживай, я всё забуду. Это может любая корова. Только одна маленькая проблема – журнал «Sunday Magazine», который умнее коровы.

Всю ночь я ворочался. Два дня подряд я почти не спал, но голова была ясная. Благодаря этому я ранним утром вышел на работу. Конечно, это был мой последний рабочий день здесь. Владелец аптеки наверняка уже в курсе, кто я, и меня рассчитает. Сначала я поднял газету, лежащую у входа в аптеку.

Происшествие под водой возле утёса в деревне Синсонни. Дайвер, спасавший людей, оказался сыном маньяка-убийцы Чхве Хёнсу.

Прошлой ночью 24-го числа в море у каменного утёса на полуострове Хвавон четыре студента, вернувшиеся домой из США на зимние каникулы, занимались дайвингом. В результате несчастного случая двое погибли и двое получили ранения. Предполагается, что причиной происшествия стало вертикальное течение с западной стороны каменного острова. Когда случилась трагедия, двое дайверов, проживавших в частной гостинице, сразу начали спасательную операцию. Один из студентов был найден мёртвым, другой скончался уже после того, как его вытащили на берег. Двоих доставили в больницу города Мокпхо. У этой подводной скалы часто образуется вертикальное течение, поэтому даже опытные дайверы избегают погружаться там ночью. Молодой человек по фамилии Чхве (18 лет), который принимал участие в спасательной операции, оказался сыном Чхве Хёнсу, ожидающего в тюрьме смертной казни за преступления на озере Серёнхо. Чхве в течение многих лет скитался и не имел постоянного места жительства. И уже год проживает в частной гостинице. Полиция сообщила, что расследует обстоятельства происшествия, на допрос вызван мужчина по фамилии Ан (39 лет), который проводил операцию по спасению вместе с Чхве.

Сев за письменный стол, я выпрямил спину и хлопал глазами, как сова. На лбу выступил холодный пот. При вдохе я ощущал боль в груди. Заголовок репортажа – это не просто сочетание букв, это нож, который окружающий мир воткнул мне под рёбра.

Я вошёл в Интернет и начал просматривать новости. Появилось очень много статей, переворачивающих всё с ног на голову. Были и такие, где уже в заголовке главным было не само происшествие, а сын Чхве Хёнсу. Я открыл первую статью. Под ней было несколько тысяч комментариев. Я не стал их читать: вряд ли меня хвалили за то, что сын маньяка совершил что-то доброе.

Когда я закрыл новости, наверху в поисковой строке появились наиболее частотные поисковые слова – на первом месте было словосочетание «Сын Чхве Хёнсу». Правда ведь, это просто удивительно. Прошло целых семь лет, но до сих пор люди обращают внимание на Чхве Хёнсу. Видимо, отряд следователей из числа пользователей Интернета уже начал наводить справки. Если так, то сейчас активно ведётся работа по сбору информации о сыне Чхве Хёнсу. Значит, повсюду в Интернете ходит моя фотография с бритой головой, когда меня перевели в комиссию для малолетних преступников. Конечно, хотелось надеяться, что я преувеличиваю.

Когда я заканчивал уборку в аптеке, пришёл хозяин. Он молча сел за письменный стол и развернул газету, которую я туда положил. Я подождал, пока он прочитает статью. Через полчаса я сел перед ним.

«Я отработаю сегодня и уйду».

Сказав это, я вздрогнул. Что же тогда делать завтра? Что бы я ни предпринимал, куда бы ни поехал, даже если этого журнала не будет, мир, так сильно меня возлюбивший, не разомкнёт своих объятий. Хозяин, положив ногу на ногу, смотрел на меня. Я не отводил взгляд и не опускал голову, так как я не был преступником.

«Необязательно, – сказал хозяин. – Пройдёт несколько дней, и всё забудется. Иди работай».

Этого я не ожидал. Может быть, он так сказал, потому что считал недостойным сразу же меня выгнать. Или же потому что всё-таки он немного ко мне привык, так как я проработал у него уже год. Я ответил: «Я благодарю за то время, что проработал у вас».

Сказать, что я не сожалел, наверное, было бы неправдой. Я просто не хотел принимать его доброту. По опыту знаю, что доброте нельзя верить. Её срок годности длится ровно до того момента, как добрый человек сам решит, что с него хватит. Очень часто люди терпели всего один день. Самый лучший способ – поблагодарить и при этом отказаться от доброты. Бывало даже, что мне давали не только зарплату, а ещё и выходное пособие. Некоторые говорили: если понадобится работа, обращайся в любое время. Всё это было мне чуждо. В четыре часа дня я закончил уборку и ушёл. Когда я вернулся домой, у забора не было грузовичка соседа. Я посмотрел через окно в комнату. Соседа там не было. Я подумал, что, может быть, он пошёл в магазин купить продукты, но тут же засомневался. Если так, то он точно прошёл бы мимо аптеки, находившейся рядом. Было также непохоже, чтобы он отправился куда-то собирать материалы для книги, поскольку его сумка висела на стене рядом с дверью в комнату. Оставляя за домом велосипед, я услышал у себя за спиной голос председателя.

«Когда ты вернулся?»

«А, вы, оказывается, дома? Было так тихо, я подумал, что вы тоже куда-то вышли».

«Да нет, я был в комнате».

Председатель протянул мне коробку. Он сказал, что её недавно доставил курьер на мотоцикле. По размеру она была чуть больше коробки из-под обуви. Там не были указаны ни адрес, ни имя отправителя. На месте, где обычно указывают получателя, стояли только адрес этого дома и моё имя.

«А куда ушёл сосед?»

«Я не знаю. Мы с ним вместе пообедали, потом я прилёг, проснулся, а его уже нет. И грузовика тоже».

Я направился в комнату и с удивлением обернулся посмотреть на хозяина дома. Почему он не требует от нас покинуть гостиницу? Постояльцев и так нет, а из-за меня, может быть, придётся вообще её закрыть.

Я открыл коробку. Там были странные для меня предметы. Записная книжка соседа, часы с функцией записи, которые он всегда брал с собой, отправляясь собирать материалы. Ещё там лежала флешка в форме монетки, которую я подарил соседу в тот день, когда получил первую зарплату в аптеке, пачка писем и папки с какими-то материалами. В самом низу лежала папка для бумаг А4. На обложке ничего не было написано. Когда я перевернул первую страничку, то увидел неожиданное название: Пролог. 27.08.2004. Озеро Серёнхо.

Я ещё толком не осознал, что это может значить, а мои глаза уже сами скользнули вниз.

Девочка стояла на автобусной остановке у школы. Прислонившись к столбу, она стучала по дороге носком кроссовки. Голова была опущена, поэтому лица не было видно. Виднелись только её белый круглый лоб и длинные волосы, развевающиеся на ветру.

Мимо девочки с шумом проехал грузовик. На секунду она исчезла из виду и появилась вновь. Затем из города подъехал серебристый микроавтобус и остановился перед девочкой. Это был автобус, забирающий детей в изостудию. Девочка опять исчезла из виду. В тяжёлом воздухе был слышен только её весёлый голос.

«Я не смогу сегодня поехать в студию. У меня вечеринка по случаю дня рождения. Это мой день рождения».

Микроавтобус развернулся и поехал в обратную сторону. Девочка перешла дорогу. Сгорбившись, она смотрела в землю и шла не торопясь. Сынхван стоял на дороге у заправки и глядел, как приближается девочка. Когда она почти перешла на другую сторону улицы, то подняла голову. Похоже, она только сейчас заметила наблюдавшего за ней человека. В её волосах спереди сверкала заколка, отражая лучи августовского солнца. Выражение лица было грустным. Большие чёрные глаза, смотревшие на Сынхвана, беспокойно подергивались. Сынхван чуть не поздоровался с ней.

Привет, девочка. С днём рождения.

Девочка повернулась и пошла в сторону главных ворот, ведущих в лесопарк «Серён». Сынхван сунул в рот сигарету и смотрел в спину идущей девочки. Он вспомнил детей, живущих в служебных квартирах, которых он пять минут назад видел в магазине на заправке. Дети зашли с подарками в Макдоналдс. Тогда он подумал, что они отмечают чей-то день рождения. Теперь стало ясно, что это не день рождения девочки.

Со стороны озера Серёнхо доносились звуки традиционных ударных инструментов. Значит, на озере начался обряд поминовения. Дети из Нижней деревни, скорее всего, побежали все туда.

Обитатели деревни Серён делились на две группы: коренные жители и те, кто занимал служебные квартиры. Когда на реке Серёнган построили дамбу, старая деревня Серён, где проживали коренные жители, была затоплена. Людей оттуда и называют коренными. На равнине ниже дамбы они построили новую деревню и теперь жили там. Получается, что коренные жители и жители Нижней деревни одни и те же люди. К живущим в служебных квартирах относились сотрудники дамбы и их семьи. Их дома находились внутри лесопарка, который располагался к востоку от дамбы. Так называемый «лес служебных квартир» – это южная часть леса. Сотрудники арендовали их у компании по управлению дамбой. На севере лесопарка – эту его часть называли «лесом особняков» – было только три дома: номер 101, 102 и 103. Вот эти три и называли особняками. Там жили сотрудники компании по управлению дамбой. Сынхван проживал в доме номер 102, а девочка – по соседству, в доме номер 101. Он выглядел как королевский дворец и имел два этажа. Там же жил владелец лесопарка, который дал своей дочке имя в честь озера.

Сынхван никогда не видел, чтобы дети коренных жителей и дети из служебных квартир играли вместе. А девочка вообще ни с кем не общалась. Она родилась в деревне Серён, которая была теперь затоплена, и была названа в честь озера Серёнхо. Но жила она на территории лесопарка и относилась к группе людей из особняков. Значит, она не совсем коренной житель, но и не совсем ребёнок из служебных квартир. Наверно, именно поэтому девочка, которой сегодня исполнилось двенадцать лет, не могла не стоять в одиночестве на автобусной остановке, когда все были чем-то заняты.

Сынхван с сигаретой в зубах посмотрел на небо. На нём висели свинцовые облака. Солнце уходило за облака, пение цикад прекратилось. Было сырое и неприятное послеобеденное время.

Я закрыл рукопись. Сынхван – имя моего соседа. А это рукопись, написанная им. Хотя он писал от третьего лица, сомнений в этом не было. Его почерк я знаю так же хорошо, как и своё лицо. И я мог предугадать, о чём пойдёт речь дальше. Эту историю несколько лет назад мне помог освежить в памяти «Sunday Magazine». Поэтому повторно читать её я не хотел. Конечно, было любопытно, почему сосед написал эту историю, сам ли он прислал эту рукопись или нет. Почерк на коробке был мне незнаком, но всё равно, кроме соседа некому было прислать мне эту посылку.

Я поехал на велосипеде к маяку, сел на краю обрыва и стал смотреть на море. Горизонт был ярко-алым и походил на полыхающее поле. 27 августа 2004 года, в пятницу после обеда, пока ещё была жива девочка… Я вернулся в тот день, на семь лет назад, будто кто-то втащил меня туда за шиворот.

Наша семья переехала на озеро Серёнхо 29-го, в воскресенье, назавтра после того самого дня. Моего отца назначили начальником службы безопасности на дамбе Серён. В доме номер 102 было только две комнаты, и там уже был жилец. Отец и мать договорились, что они будут жить в большой комнате, а я – в другой, вместе с соседом.

Сразу после переезда сосед повёл меня по тропинке. Она тянулась к заправке, где он увидел девочку по имени Серён, о чем написал в прологе. Мы отправились туда в поисках отца. Прошло уже два часа с тех пор, как он пошёл кое-что купить, но всё не возвращался. И мать отправила нас за ним. По тропинке мы быстро добрались до заправки, там мы с родителями останавливались, переезжая на озеро Серёнхо. Я был растерян и сбит с толку. Когда мы ехали сюда, то попали на дальнюю развязку, которая вела в эту местность, потом остановились на заправке, а от неё ещё очень долго добирались до озера Серёнхо. Расстояние было порядочным. Сосед, увидев моё растерянное выражение лица, показал на дорожку и сказал: «Тропинка творит чудеса».

Я чуть было не поверил ему. Потому что кроме как чудом это никак нельзя было объяснить. До заправки на машине надо ехать десять минут, не меньше, мы же за пять минут дошли до неё пешком. Для меня было ещё кое-что необычное. Сама заправка была для проезжающих мимо людей местом короткого отдыха, а для жителей деревни Серён стала сосредоточением жизни. В закусочные на заправке они обычно заходили поесть, в магазинах делали покупки, в Макдоналдсе устраивали праздники для ребятишек, а столики под зонтами на смотровой площадке привлекали местных любителей горячительных напитков – это было для них чем-то вроде забегаловки.

Сосед привёл меня на смотровую площадку на территории заправки. Там мы увидели моего отца, уже зачисленного в местные выпивохи. Перед ним стояли две пустые бутылки сочжу. Мы сели рядом с ним. Внизу под ногами простиралось озеро Серёнхо. Нижняя деревня была намного ниже озера. Я сказал соседу:

«Теперь расскажи о волшебстве».

«Что за волшебство?» – спросил отец.

«Волшебство, которое творит тропинка», – ответил я. Отец посмотрел на соседа. Тот захохотал.

«Совон, ты знаешь, что такое спираль?»

Я пальцем показал ему движение по спирали.

«Хорошо. Озеро Серёнхо появилось, когда построили дамбу на реке Серёнган. Река Серёнган текла в ущелье среди гор Серёнбон. Когда построили дамбу, естественно, территория ниже гор оказалась затопленной. Деревню, которая располагалась у подножия горы Серёнбон, переместили на самую нижнюю, не затопленную территорию. Рядом с горой Серёнбон проложили скоростную трассу, а на её обочине построили заправку. Представь, первый этаж – это озеро, второй – заправка. Скоростная трасса, словно лестница в форме спирали, соединяет первый и второй этажи. А тропинка – это приставная лестница, по ней можно сразу подняться на второй этаж».

Мы, забыв о своей обязанности отвести отца домой, сидели вместе с ним. Я пил кока-колу, отец – сочжу, а сосед – пиво. Солнце окрасилось в алый цвет, и наши тени удлинились. Над озером Серёнхо появился негустой туман. Сосед показал пальцем на горизонт, где соединялась равнина с небом, и сказал: «За этим далёким горизонтом находится море под названием Тыннянман». Он велел мне ночью, когда дует южный ветер, открывать окно и вдыхать воздух. Тогда в меня может войти запах моря. Каждую ночь я открывал окно и ждал южный ветер. Однако всякий раз мне слышался голос той девочки.

«Расцвели цветы, скорее лови».

«Малыш, что ты тут делаешь до сих пор? Уже темно».

Из-за спины донёсся голос председателя молодёжной организации. «Сосед вернулся?»

«Да нет. Он не приехал, но опять доставили что-то на мотоцикле».

На этот раз я вновь получил коробку. На ней был отмечен отправитель. «От друга». Кажется, это не сосед. Почерк был не его, но он отличался и от почерка предыдущего отправителя. К тому же мой сосед обычно не употреблял в качестве обращения слово «друг».

В коробке лежали журнал «Sunday Magazine» и одна старая кроссовка «Найк». Именно одна, тридцать восьмого размера. Внутри было написано имя, оно почти вылиняло, но можно было прочитать «Чхве Совон».

Я только один раз в жизни получал в подарок кроссовки марки «Найк». Мне их подарил папа в тот день, когда я вошёл в число призёров математической олимпиады. Имя на кроссовках написал отец. Я потерял их, когда мы жили на озере Серёнхо. Значит, это кроссовка, которую я носил в возрасте двенадцати лет.

Я закрыл коробку и отошёл. Хотелось спросить человека, который прислал мне этот журнал: кто ты? что тебе надо? Если ты хочешь мести, тогда надо мстить человеку, который сейчас ожидает смертной казни в тюрьме.

С раннего вечера я приготовил постель и лёг спать. Однако не мог заснуть. Время тянулось медленно. В голове было полно вопросов. Куда делся сосед? Чем он занят и почему до сих пор не возвращается? Почему не звонит? Кто присылает мне журнал «Sunday Magazine»? Совпадение ли то, что в один день мне прислали вещи соседа и мою обувь? Какая может быть связь между ними?

До сих пор я думал, что журнал присылает человек, являющийся родственником одного из пострадавших. Кто ещё мог так долго меня преследовать? Однако тот же человек прислал мне обувь, которую я потерял на озере. Значит, моё предположение неверно. Значит, он напрямую связан со мной и одновременно причастен к событиям на озере Серёнхо.

Я попробовал позвонить соседу на сотовый. Автоответчик ответил, что телефон отключён. Я хотел позвонить его родителям в Сеул, но не знал ни телефона, ни адреса. Более того, старший брат соседа, мой приёмный отец, четыре года назад эмигрировал в Австралию.

Я включил ноутбук и вставил в него флешку соседа: раз есть рукопись, есть и исходный текст. Тогда можно, не читая всю рукопись, сразу найти нужные отрывки. Но для этого необходим исходник. На экране появились две папки под названием «Материалы» и «Озеро Серёнхо». Когда я нажал на папку «Озеро Серёнхо», появилось более десятка вордовских документов. Я кликнул по файлу «Последний вариант». В этом документе вначале стоял такой же, как в рукописи, заголовок. Первый абзац тоже совпадал. Я нажал на кнопку поиска и ввёл слово «Найк». Появилась первая ссылка.

В прошлом мае Совон получил грамоту на математической олимпиаде. Хёнсу купил ему кроссовки «Найк», расплатившись за них картой, которую он скрывал от жены.

Но эту историю я помню. Я снова нажал на поиск. Пропустив несколько предложений с подлежащим «Хёнсу», только в конце я нашёл другое имя.

Ёнчжэ вынул из целлофанового пакета кроссовки марки «Найк».

«Вот я принёс. Думаю, что это вашего сына. По размеру точно не ваши».

Ёнчжэ… Меня будто ударило молнией. Я моментально вспомнил лицо этого мужчины. Я ввёл в строку поиска имя Ёнчжэ, пропустил несколько вхождений, которые были мне не важны, и, наконец, добрался до следующего отрывка.

После этого из щели приоткрытого окна, которое он видел, выходя из дома, ещё пару раз раздался крик девочки Серён, был слышен её отчаянный голос, который произнёс: «папа».

На доме номер 101 висела табличка с именем хозяина: «О Ёнчжэ».

Волосы встали дыбом на голове. Моя память меня не подвела. О Ёнчжэ был отцом девочки Серён. Это он присылал мне журнал «Sunday Magazine». Однако в моём предположении были логические нестыковки. О Ёнчжэ погиб семь лет назад. Весь мир знает, что его убил мой отец. Во всём моём теле было странное ощущение. Ужасная догадка каким-то наитием пришла мне в голову и окутала всё внутри, как дурная вонь.

Я пристально смотрел на имя, возникшее среди других вариантов, предложенных функцией «поиск».

Озеро Серёнхо I

Сынхван открыл в гостиной стеклянную дверь, ведущую на веранду. Из темноты хлынул запах моря, и он подумал, что дует южный ветер. Дорога перед особняками была в тумане. На стёкла веранды одна за другой падали капли дождя. В лесопарке было тихо. Ни голосов людей, ни шума машин. В тумане лишь слышалась мелодия. Песня была ему знакома.

«Fly me to the moon»[7].

Сынхван открыл сотовый и нажал номер Чхве Хёнсу. Но услышал то же, что и десять минут назад: «Абонент недоступен, оставьте сообщение…»

Чхве Хёнсу – это новый начальник службы безопасности на дамбе Серён, он должен приступить к работе в понедельник. А переезд его намечен на воскресенье. Он будет жить с Сынхваном в одной квартире. Сынхван предположил, что начальник переедет со всей семьёй, так как до переезда он позвонил и сказал, что хочет посмотреть жильё, уточнив к тому же, что приедет в восемь вечера. Вряд ли он мог забыть об этом, ведь он звонил утром того же дня. Однако уже девять, а он так и не появился. И даже не предупредил – ни звонком, ни сообщением. Более того, отключил телефон.

Сынхван закрыл дверь в гостиной и задёрнул занавески. Конечно, ему не откажешь в просьбе осмотреть квартиру и позже установленного часа. С другой стороны, времени и желания ждать его больше не было. У Сынхвана были дела. Он отправил сообщение на сотовый начальника, решив, что тот в скором времени его прочитает.

214365. Это код от входной двери.

Сынхван взял в прихожей кроссовки и прошёл в свою комнату. Окна смотрели в сторону леса. Он оставил свой мобильный на столе и разделся. Основное снаряжение надо надеть прямо здесь, чтобы не мучиться потом в темноте. Гидрокостюм, жилет плавучести, пояс… Последним он закрепил на ноге нож для погружений. В это время зазвонил телефон. Он вздрогнул. Если это начальник, то у меня проблема. Вдруг он скажет, что уже почти подъехал, и попросит подождать – тогда я никак не смогу ему отказать. Но, возможно, это и отец. Именно в девять вечера подвыпивший отец любил ему звонить и выговаривать.

«Сколько можно скитаться, как бродяга, уверяя, что напишешь какой-то роман? Бросил нормальную работу, теперь охранник на дамбе. Тебе уже тридцать четыре! Когда ты женишься, наконец? Семья с огромным трудом помогла тебе закончить университет, а ты всего лишь охранник. Если ты и правда такой талантливый, как какой-нибудь Чандлер[8], о чём толкует твой старший брат, то почему ко мне не обращаются, как к отцу знаменитого писателя?»

Телефон замолчал. Сынхван надел кроссовки, взял рюкзак с подводной камерой и остальным оборудованием и вылез на улицу через окно. Внизу он обернулся. В полуоткрытую дверь комнаты была видна гостиная, в ней горела лампа, а стеклянные окна были занавешены. По телевизору не умолкая говорил и говорил ведущий новостей. Мобильный снова зазвонил. Сынхван быстро закрыл окно, чтобы больше не слышать звонок. Надев на голову шлем с подводным фонариком, он пошёл в сторону заднего двора дома номер 101.

Через двадцать метров от двора можно было увидеть северную границу лесопарка, огороженную проволокой. Там была маленькая калитка, похожая на проход для собак, – ею пользовался старик, следивший за лесопарком. На ней не было замка, и выйти можно было, просто сдвинув щеколду. На калитке была даже лампочка. Ориентируясь на свет, её легко было найти.

Сынхван был человеком любопытным: он не мог идти, не оглядываясь по сторонам. Не сделав и десяти шагов, он краем глаза увидел окно комнаты в доме номер 101. Это была комната девочки по имени Серён, окно было наполовину открыто. Москитная сетка и занавески были слегка отодвинуты. На подоконнике дымилась спиралька от комаров. Сынхван остановился. Ему было видно всё, что происходило внутри.

На стене напротив окна висела фотография хозяйки комнаты. Собранная в пучок косичка на макушке открывала круглый лоб. Чёрные глаза, смотрящие прямо вперёд. Длинная шея. На фото Серён была похожа на маленькую балерину с картины Дега. На эту фотографию наложился образ другой Серён, той, которая всего несколько часов назад стучала ногой по земле на автобусной остановке.

Под фотографией на бюро стояли зажжённые свечи в стеклянных подсвечниках: зелёная и две красных. Рядом сидели плюшевые зверята в колпачках. Перед ними вращалось игрушечное колесо обозрения. На его верхушке – лампочка в форме луны. А перед ней фигурка девочки, которая летела, протягивая руки к луне. Колесо крутилось под музыку, которая весь вечер слышалась в тумане. На кровати лежала спящая Серён. Она распустила длинные волосы, которые обычно заплетала в косичку. Половина её лица была укрыта одеялом. Она спала, словно младенец.

В отсвете свечей Серён казалась Сынхвану совершенно нереальной. А может, причиной тому была монотонная мелодия. Девочка лежала так близко, что можно было дотронуться до неё рукой, но её образ казался каким-то размытым, будто он видел её во сне.

Сынхван поправил рюкзак и отвернулся. Но сразу уйти он не смог, с комнатой было что-то не так. Складывалось впечатление, что ребёнок в полном одиночестве праздновал свой день рождения и уснул. Если бы её отец был дома, вряд ли бы свечи горели до сих пор, да и окно было бы закрыто. Перед домом девочки должен был стоять автомобиль марки «БМВ». Но был ли автомобиль? Точно он вспомнить не мог. Память отказывалась дать четкую картинку, зато ей на помощь пришло воображение. Огоньки свечей, колеблющиеся от ветра, перебрасываются на головы плюшевых игрушек, и они сгорают в огне.

Сынхван моргнул, гоня из головы страшные мысли, и поспешно покинул это место. И правильно – соседский дядя не должен шататься под окнами красивой девочки из дома напротив. Он должен идти к озеру, протиснувшись через маленькую калитку с оборудованием на спине. Если бы кто-нибудь спросил его, что он делает поздно вечером, окутанный туманом, в гидрокостюме и с амуницией для дайвинга, он бы ответил, цитируя одного из великих писателей: «Кошка должна царапаться. Собака должна кусаться. А я должен что-то написать».

Сынхван, привлечённый условиями работы, подал заявку на должность охранника на дамбе Серён. Предоставлялось жильё в брусчатом доме. Вокруг были горы и озеро. И зарплата была неплохая, по сравнению с теми местами, где он работал раньше. Меньше, чем зарплата сотрудников железных дорог, но больше, чем у уборщика на ипподроме. В общем средняя. К тому же договор продлевался каждый год, поэтому не возникало ощущения, что ты стал утратившим свободу муравьём в некоем жёстко регламентированном сообществе. Более того, Сынхван надеялся, что, возможно, случай сведёт его с некой «капризной дамой», музой, которая превратит его в автора бестселлера и поможет заработать.

Когда Сынхван впервые поднялся на смотровую площадку у автозаправки, он подумал, что наконец-то нашел правильную работу. Это случилось в начале лета, первого июня. Было не жарко и не холодно. После обеда погода была не ясная, но и не пасмурная. На жемчужном небе стояло солнце, окружённое ореолом. Отличное время, чтобы наслаждаться видом окрестностей озера Серёнхо.

Глядя на дамбу сверху вниз, с высоты птичьего полёта, можно увидеть, что озеро Серёнхо образовалось в результате перекрытия реки, впадавшей в Южное море. С обеих сторон озера возвышались горы, тянувшиеся тонкой прямой линией. Горы со стороны заправки – это Серёнбон. На противоположной стороне – Сорёнбон. На склоне Серёнбон ольховый лес. В лесу ферма, у входа в которую была дорога, проходившая по берегу озера до самой дамбы. Своими очертаниями озеро напоминало торс женщины. Через длинную шею воды озера впадали в реку, на выпуклой груди находился причал. Подобием родинки в середине груди возвышался остров, на котором росла одинокая сосна. Местные жители называли его Хансольтын. Под грудью расположилась водонапорная башня. Длинную и пухлую нижнюю часть тела поддерживала дамба.

На вершине дамбы был мост, его называли первой государственной дорогой. Охранный пост у ворот дамбы и сами ворота находились в конце этого моста со стороны вершины горы Сорёнбон. Ниже ворот шумел речной поток, который дальше впадал в море. Он разделял равнину на две части. Деревня Серён находилась на обеих сторонах реки. На стороне, где высилась гора Сорёнбон, прямо на берегу озера были расположены здания управления дамбой и гидростанцией. На стороне горы Серёнбон был лесопарк «Серён». Чуть ниже над речным потоком проходил второй мост. Недалеко от него раскинулась Нижняя деревня. Третий мост был соединён с муниципальной дорогой, вдоль которой располагались местные учреждения и магазины. В четырёх километрах к западу находился уездный город Серён.

Территория лесопарка «Серён» начиналась на склоне горы Серёнбон и доходила до самых магазинов. Это был огромный частный кусок земли. Недалеко от первого моста находились задние ворота лесопарка. А главный вход был неподалеку от магазинов. Эти два входа соединяла дорога протяжённостью около километра, её называли «центральным проходом». Она также делила лесопарк на верхний и нижний. Лес с особняками находился сверху от дороги на склоне горы Серёнбон и был плотно засажен хвойными деревьями. Лес со служебными квартирами стоял в низине, в нижней от дороги части. Он больше походил на сад, чем на лес, так как был более ухожен и засажен небольшими деревьями. К тому же там было много камер видеонаблюдения. Весь лесопарк, включая главные ворота, задний вход, центральный проход, служебные квартиры, детскую площадку и библиотеку «Зелёный лес», был огорожен высокой оградой из колючей проволоки. Лесопарк был больше похож на владения средневекового барона. Спустя два месяца после того, как Сынхван туда переехал, он написал всего несколько гениальных строчек.

Серён была самой известной девочкой в окрестностях. В этих местах куда ни пойдёшь, повсюду услышишь её имя. Заправка Серён, начальная школа Серён, клиника Серён, полицейский участок Серён, лесопарк «Серён»…

Роман застопорился на этом месте. Воображение Сынхвана тоже остановилось. Он не мог понять, почему в этих нескольких строчках появилась Серён. Он не имел ни малейшего понятия, что он хотел написать про неё. В начале муза-кошка ещё мурлыкала что-то ему на ушко, но дальше было не разобрать. Изнуряющая жара пришла очень быстро. Гладь озера, словно соблазнительная актриса, сексуально приоткрывала свой рот, но Сынхван так ни разу и не смог в неё погрузиться. Не то что телом, даже кончиками пальцев. Оборудование для дайвинга до сих пор лежало без дела в стенном шкафу. Только приехав, он сразу узнал, что доступ к озеру Серёнхо закрыт. Озеро было источником питьевой воды для четырёх близлежащих городов и десяти районов. Поэтому его окружал забор из колючей проволоки. Подходить и купаться в нём было запрещено. На гору Серёнбон, которая находилась рядом с озером, тоже нельзя было ходить. Даже ферма «Серён», расположенная на горе, закрылась с началом строительства дамбы, а в загонах для скота поселились дикие звери. Строительство и снос чего-либо были запрещены. Дорога вдоль берега озера также прерывалась около входа на ферму. Озеро Серёнхо было всё равно что огромный колодец с вывеской ПОДХОДИТЬ ЗАПРЕЩАЕТСЯ.

Сынхван любил поразмышлять об озере, сравнивая его с выгребной ямой для конского навоза. И озеро, и яма схожи тем, что в них нельзя заходить, но яму не нужно хотя бы всю ночь охранять. И в этом она лучше, чем озеро Серёнхо. Этот огромный колодец необходимо охранять посменно, и днём, и ночью. Однако служба безопасности насчитывала всего-навсего шесть сотрудников. Четверо из них жили в доме номер 103. А Сынхван и его бывший начальник – оба в 102-м. В прихожей начальник повесил доску, на которой было написано «Дом, где верят в Иисуса Христа». Он был апологетом Иисуса и без конца проповедовал. Из-за этого апологета Сынхван мучился днём и ночью. По его вине у него под глазами набухли синяки. щё и из-за романа, который застрял на третьей строчке, измучила бессонница. Каждый раз перед сном у Сынхвана в голове возникала навязчивая мысль, что надо что-то написать. Он вставал, включал ноутбук, но перед глазами темнело. Он даже начал бояться ночи. Из-за этих тщетных попыток заснуть у него, как у бездомного кота, появилась привычка бродить по ночам. В лесопарке можно было гулять сколько душе угодно. Лес был очень густым, людей не было, как и камер видеонаблюдения, так что совсем не надо было беспокоиться, что его жизнь у всех на виду. Бывало, конечно, что он встречал кого-то, кто не спал по ночам. Например, иногда в два часа ночи можно было увидеть старичка-лесника, который обычно в это время бродил по лесу пьяным. Или настоящего кота по имени Они, который по ночам заходил в комнату Серён.

Однажды Сынхван встретился с Они под окнами девочки. Кот, увидев его, и ухом не повёл. Он просто безразлично посмотрел на него, повернул в сторону калитки и исчез. Сынхван поспешил за ним. Миновав калитку, уже за забором он увидел дорогу и прошёл по ней вдоль озера до очистных сооружений. Это место называли «входом на озеро номер один». Здесь заканчивалась первая из трёх частей, на которые условно можно было разделить дорогу вдоль набережной. Именно там он опять увидел Они: тот спокойно брёл себе, то появляясь, то исчезая в тумане. Кот остановился в закрытом загоне на ферме. Там в полу была дыра, а в неё вставлен деревянный ящик, дно которого было застелено розовым пледом. Рядом стояли миски с водой и кормом. Наверняка кто-то часто приходит сюда. Сынхван предположил, что это была Серён.

С этого дня маршрут ночных прогулок Сынхвана расширился и вышел за пределы калитки. Он втайне от апологета Иисуса вылезал через окно на улицу, выходил по тропинке за забором на набережную и прогуливался до убежища Они. Это помогало отвлечься от скуки и однообразия жизни, это даже захватывало, словно ему удалось выловить рыбу в озере Серёнхо. Но этого улова было маловато, чтобы вернуть свою музу-кошку. Он по-прежнему не мог писать. С каждым днём головокружение усиливалось, и навязчивые мысли не покидали его. Ещё утром предыдущего дня, когда апологет-начальник уехал на новую службу на озеро Чхунчжухо, ситуация представлялась ему безвыходной.

Как только апологет уехал, у Сынхвана закончилась смена, и он сдал пост заместителю начальника Паку и охраннику Киму, которые жили в квартире номер сто три. Заступая на дежурство, они заговорили об обряде поминовения. Этот обряд ежегодно совершали 27 августа в память о затопленной деревне Серён. Жители Нижней деревни устраивали его на набережной, стоя лицом к острову с сосной. Он начинался в три и заканчивался в семь часов вечера. Обряд напоминал деревенский фестиваль.

«Стоит на него посмотреть?»

На вопрос Сынхвана Пак ответил вопросом: «Хочешь пойти?»

«Ну, если интересно, можно и сходить, тем более у меня как раз выходные».

Пак долго смотрел на мониторы камер видеонаблюдения и потом пробормотал себе под нос: «Мне не по себе от этого озера».

Сынхван тоже взглянул на экран. Отчего не по себе? В середине озера, над которым начала рассеиваться дымка тумана, точно могильный курган, вздымалась вершина горы, ушедшей под воду. В центре этого острова, имевшего форму полукруга, стояла сосна с двумя стволами. Сынхвана давно мучило любопытство, и он спросил:

«А что значит Хансольтын? Вершина горы, на которой стоит одинокая сосна? Ведь так?»

«Про это я не знаю, но слышал, что гора стояла прямо за затопленной деревней Серён», – ответил Пак, а Сынхван кивнул.

«Почему вам не по себе от этого озера?»

«Потому что на дне озера стоит как ни в чём не бывало старая деревня Серён. А к стене одного из домов до сих пор прибита дощечка с именем хозяина».

У Сынхвана в горле пересохло, и волосы на затылке встали дыбом.

«Так говорят жители Нижней деревни. Мне не кажется, что это просто чья-то глупая фантазия. Дамбу построили больше десяти лет назад, деревню тогда не снесли, а затопили. Это была вторая по величине деревня после райцентра».

«Никто ещё не проверил, стоит ли там действительно деревня?»

«Думаю, что нет. Понятия не имею, откуда они узнали. Прошлой осенью даже с телевидения приезжали: хотели проверить, правда это или нет. Но местные жители были в бешенстве. Машину телекомпании сломали и чуть не убили начальника управления дамбой, давшего разрешение на съёмку. Мы бросились защищать сотрудников дамбы».

«А почему люди так разозлились?»

«Потому что во время обряда они молятся дракону, живущему в затопленной деревне. Значит, это место для них священное. Конечно, они не могут спокойно смотреть, как кто-то чужой лезет туда со своими нечистыми намерениями. Тем более что они верят: если чужие потревожат затопленную деревню, то проснётся бог-дракон и случится беда. Когда я впервые услышал эту историю, то только посмеялся. Подумал, что им просто тревожно жить в низине, имея такую массу воды у себя над головой, вот и нервничают почём зря».

«А сейчас думаете по-другому?»

«Ты, должно быть, не видел это существо на закате?» – Пак говорил об озере Серёнхо как о живом существе.

«Как только зайдёт солнце, посмотри минуту-две на экран. Нечётко, но что-то видно. Озеро погружается в темноту, и в этот момент с острова поднимается туман, будто из труб затопленной деревни валит дым. Однажды, когда я пристально вглядывался в экран, до меня донёсся голос старухи: «Мальчик, иди ужинать».

Пак добавил, глядя в монитор: «Кажется, я несу чушь, да?»

«Нет, но…»

«Я сразу уеду отсюда, как только закончится контракт».

Сынхван вернулся домой в приподнятом настроении, он будто парил в облаках. Лёг, но не мог заснуть, не чувствуя никакой усталости. На потолке проступили очертания затопленной деревни, которую он ни разу не видел. И даже послышался голос той старухи: «Сынхван, поужинай со мной».

Сынхван всё думал, как бы попасть туда на ужин с бабушкой. Он верил, что сюда его привлекла не муза, а само озеро Серёнхо. Его ждала Атлантида. Чтобы попасть в эту деревню, вначале надо будет пробраться на причал. Для этого, конечно, понадобится ключ. С оборудованием для дайвинга через забор никак не перелезть.

В тот день утром Сынхван возвращался домой после двух ночных смен, и в кармане брюк у него лежал дубликат ключа от причала. Тайно взять ключ было невозможно, потому что вся связка передаётся следующей смене. Проще было сходить и сделать дубликат. Ночью Сынхван был один, и оставлять пост было опасно, но он на это решился.

После обеда Сынхван поднялся на смотровую площадку возле заправки. Там он набросал схему дна озера, используя карты дамбы и компас. Он начертил треугольник, который соединил остров, где росла сосна, с причалом и водонапорной башней. Затопленная деревня должна находиться перед островом. Она стояла между причалом и башней. Как он предполагал, в качестве исходного пункта идеальным был бы пирс, ведущий к причалу. Определившись с точкой погружения, он пошёл к передвижной лавке, остановившейся на обочине дороги у заправки, купил леску, флуоресцентною краску, поплавки и грузила. Когда он спускался вниз от заправки, то увидел Серён, стоявшую на автобусной остановке.

Пока Сынхван ждал наступления ночи, ему от нечего делать стало любопытно, с кем Серён отмечает свой день рождения. Размышляя над этим, он покрыл поплавки и грузила флуоресцентной краской. Затем, когда они подсохли, привязал их к леске с интервалом в пятьдесят сантиметров для измерения глубины. Во время погружения нужно всегда знать глубину, чтобы рассчитать время уменьшения давления. Электронный измеритель глубины обычно используется для морской воды, а в пресной на высотах использовать его бесполезно, так как величина абсолютного давления здесь вдвое меньше, чем на поверхности моря. Поэтому для озера Серёнхо такой ручной измеритель будет лучше любого электронного. Кроме того, он поможет ориентироваться под водой. Как только Сынхван отыщет деревню, он будет отпускать эту леску, помечая путь. Так он готовился к предстоящей ночи.

Начальник так и не объявился до того, как Сынхван закончил приготовления. Чтоб немного успокоить нервы, он выпил пиво, купленное на заправке. Опустошив две банки, он вдруг понял, что в данной ситуации пиво всё равно что яд. До девяти часов вечера он делал отжимания, чтобы вывести из тела алкоголь, такой опасный во время дайвинга. Именно в этот вечер он должен обязательно пройти через калитку к озеру, причём никто из жителей Нижней деревни и из служебных домов не должен его увидеть. Только сегодня или завтра, пока он один, он должен найти «Атлантиду» и снять её на камеру.

Выходя из калитки, Сынхван включил фонарик. Он сделал свет максимально ярким, но всё равно из-за густого тумана видимость была не очень хорошей. Туман собирался быстро, словно метель – такое можно было увидеть только на этом озере. К тому же пошёл сильный дождь. В конце дороги он вынужден был выключить фонарик, потому что у входа к озеру номер один установлена камера видеонаблюдения. Видимость была совсем плохая.

Ощупывая руками проволочную ограду со стороны озера, он шёл примерно десять минут и, наконец, добрался до причала. Там была железная дверь – единственный вход на озеро. Высота двери и ограды были примерно одинаковыми. Под дверью просматривалась щель высотой около тридцати сантиметров. Она образовалась из-за наклона причала. На дверной ручке была намотана цепь и висел железный замок. Сынхван опять включил фонарь, на этот раз на максимальную яркость: ему нужен был свет, чтобы открыть замок. Войдя в калитку, он повесил цепь и замок с обратной стороны двери, чтобы никто случайно не смог туда зайти.

Бетонная дорога протяженностью около двадцати метров вела к причалу с уклоном вниз. С обеих её сторон росли густые кусты, трава и вьющиеся растения. В конце дороги находился понтонный мост, к противоположной стороне которого был причален буксир под названием «Чосонхо». Им пользуются в компании по уборке мусора вокруг дамбы.

Сынхван поднялся на буксир, оставил свой рюкзак на полу, достал из рюкзака леску и привязал её к сваям мостка, а затем стал готовиться к погружению. Затянул ласты и вставил в рот регулятор. На часах было 21:30. Он начал вертикально погружаться в озеро. Максимально увеличив свет фонарика, он опускался и аккуратно разматывал леску. Он миновал первый уровень перепада температуры и увидел жёлтую линию на двухполосной дороге. По ней когда-то ездили автомобили, ходили люди, передвигалась сельскохозяйственная техника. Здесь подводное течение было сильным, но видимость была неплохой для пресной воды. Не то чтобы всё виднелось чётко, но можно было разглядеть, что ниже дороги сбоку пролегала длинная канава. Сынхван нетуго обмотал леску вокруг дерева, чтобы её не унесло, и продолжил погружение. Он скользил вниз по течению.

Когда вода стала очень холодной и начала болеть голова, Сынхван остановился. Ноги касались дна канавы. Вокруг было темно и тихо. Все предметы стали бесцветными. Только бетонная дорога сверкала серебристым светом, отражая лучи фонарика. В темноте ему казалось, что он видит призрак исчезнувшей деревни. Противоречивые чувства переполняли его: волнение, страх, ожидание чего-то. Вдоль дороги он поплыл в темноту.

«Добро пожаловать! Деревня Серён».

Сынхван увидел столб с приветственной надписью, а рядом с ним была автобусная остановка. За железный столб и каркас, оставшийся от стеклянной остановки, он опять завязал леску. И дальше – вокруг ствола большого дерева. Большие и маленькие рыбки резвились возле мельницы с дырявой крышей, сквозь которую проросли водоросли. На дороге лежал электрический столб. В оросительном канале валялся корпус ржавого культиватора. Сынхван привязал там леску и проплыл дальше в деревню. Каменная ограда с оторванной плиткой, стены с торчащей арматурой, сломанный дверной косяк и валяющаяся черепица. Гниющие деревья, детская коляска без колёс, колодец с оловянной крышкой. Сынхван подумал, что, когда исчезнет человечество, мир станет именно таким. Его «Атлантида» была пустынная, но при этом очень красивая. Одинокая, но завораживающая. Лишь только её увидев, он уже был ею околдован.

Он плавал, как и рыбки, между дорогой, мостом и каменной оградой. В одном месте остались стены, и он наблюдал за размеренным ужином старика и старухи. В другом – подслушивал разговоры людей, сидящих на автобусной остановке. Он узнал историю любви и молодости женщины с коляской. Все эти фрагменты один за другим он снимал на камеру. Он почувствовал, что, сложив всё это воедино, можно сочинить отличную историю. И уж в этом-то он преуспеет.

Время в подводном мире протекает неравномерно, словно водное течение – с разной скоростью. То тащится, как трёхколесный велосипед ребёнка, то несётся, как мотоцикл байкера. Время в «Атлантиде» подобно взмаху руки фокусника. Махнёт он один раз рукой – и в этот короткий миг целый час исчезнет в его рукаве.

Температура тела Сынхвана упала до опасного уровня, кожа почти ничего не чувствовала. Всё расплывалось перед глазами уже не только из-за мути, поднятой течением. И даже чёрно-белая деревня становилась цветной. Его охватило чувство эйфории. Это всё предупреждало об азотном наркозе.

Пообещав себе, что это последний снимок, Сынхван направил камеру на именную дощечку на дверном косяке. Этот дом стоял на самом высоком месте в деревне Серён. Он щёлкнул, и дощечку осветила вспышка. В её свете сама дощечка исчезла, была видна только надпись – О Ёнчжэ.

22:45, остаток воздуха – 120 баров. Сынхван в спешке покинул деревню. Он выпустил воздух из жилета и начал подъём. Времени плыть обратно по тому же пути не было. И он со скоростью девять метров в минуту сразу поднялся над деревней и посмотрел вниз. Потихоньку цветной пейзаж вновь превращался в чёрно-белый. В его памяти всплыла табличка на особняке, и он вспомнил одного мужчину и одну очень красивую девочку.

Это случилось ночью в первые выходные после того, как он переехал на озеро Серёнхо. Апологет-начальник в тот день отправился домой в Сеул. Сынхван остался в съёмном доме один. Примерно в двенадцать часов ночи, когда он уже задремал, послышался резкий крик. Сынхван открыл глаза, вокруг было тихо. Он подумал, что это был сон, и вновь закрыл глаза, но через некоторое время проснулся от тихого хныканья ребёнка. Слышалось оно слабо, но было понятно, что звук идёт откуда-то снаружи. Он достал подводный фонарь и открыл окно. В тени под ольхой, две ветки которой были скрещены, сидела девочка. Она была в одних трусах и прикрывала грудь руками. Девочка съёжилась от холода и, хныкая, повторяла: «Не смотрите, дяденька, не смотрите…»

По голосу было ясно, что девочке стыдно. Сынхван послушался её. В этой ситуации лучше сделать вид, что ничего не заметил. Но девочка потеряла сознание, и ему ничего не оставалось, как выскочить к ней через окно. Девочка выглядела так, будто повстречала в лесу разбойника. Её нос раздулся, как большой пельмень. Каждый раз, когда она выдыхала, из горла раздавался хрип. На теле были чётко видны следы от розог. Местами кожа потрескалась. Сынхван укрыл девочку пледом, взял её на руки и побежал к главным воротам, так как вспомнил, что там, рядом с магазинами, есть медицинский пункт. Выяснять, чья она дочь и кто её избил, он будет потом.

В выходные, и к тому же ночью, врача на месте не было. Позднее, сделав рентгеновский снимок, молодой врач с коротко стриженными, как у солдата, волосами сказал, что у девочки сломан нос. Затем он задал вопрос, на который у Сынхвана не было ответа:

«А что случилось?»

«Не знаю. Она сидела под окном моей комнаты и неожиданно потеряла сознание».

Полицейский, прибывший по вызову, знал девочку. Ее звали Серён, она была дочерью хозяина лесопарка. Ей было двенадцать лет. Он даже знал телефон её отца. Достал мобильный и куда-то позвонил. Через некоторое время появился мужчина в тёмно-синем пиджаке и сверкающих ботинках.

«Вы, видимо, не из дома?» – спросил полицейский.

«Я был на пути домой, когда вы мне позвонили».

Мужчина даже краем глаза не посмотрел на девочку. Он встал перед дверью, загораживая её, и уставился на Сынхвана. Чёрные зрачки его глаз были так сильно расширены, что казалось, в них нет белков.

«А кто вы такой?» – спросил мужчина.

Сынхван откашлялся.

«Я вообще-то живу в сто втором доме».

«С какого времени вы там живете? Я вас никогда не видел».

Сынхван почувствовал, что ему трудно дышать. Такое случалось, когда он был напряжён. В глазах собеседника было что-то очень неприятное. Провокация какая-то.

«Несколько дней уже живу, – медленно ответил Сынхван, восстанавливая дыхание. – Я не знал, что это ваша дочь».

«Объясните, почему именно вы привели мою дочь сюда».

«Это я сам хочу у вас спросить. Почему ваша дочь потеряла сознание под моим окном?»

Мужчина обернулся и спросил у врача:

«Нет ли следов насилия?»

Врач повторил те же слова, что он сказал Сынхвану.

«У неё сломан нос. Есть ссадины, которые, кажется, являются следами от розог…»

«Вы видите только это? Лично я вижу, что моя дочь голая лежит в медпункте, я также вижу мужчину, который говорит, что принёс её сюда среди ночи».

Сынхван потерял дар речи. Он не ожидал такого удара. Врач захлопнул папку, по лицу его было видно, что ему всё это неприятно.

«А что, ваши глаза не видят полицейского, которого мы вызвали?»

В это время полицейский смотрел на Серён. Она пришла в себя и украдкой смотрела на отца. Тот понял, что дочь проснулась.

«Что этот мужчина тебе сделал? – большим пальцем он указал на Сынхвана. – Он бил тебя? Трогал?»

Сынхван нервно сглотнул. Серён тихим голосом ответила: «Нет».

Полицейский спросил:

«Тогда где ты так поранилась?»

Серён посмотрела на полицейского, на врача, остановила свой взгляд на Сынхване и снова посмотрела на стража порядка. Было видно, что она всячески не хочет встречаться взглядом с отцом. В её больших, как у кошки, глазах блестели слёзы. Нет, это были не слёзы. Сынхван был уверен, что это был страх.

«Вы сказали, что вас зовут Ан Сынхван? Выйдите на минутку, пожалуйста», – сказал полицейский. Но Сынхван не послушался, ведь его жизнь зависела от слов девочки.

«И вы, директор О, тоже выйдите, пожалуйста».

Мужчина, которого назвали директором О, бросил взгляд в сторону дочери и не шелохнулся.

«Вы оба слышите меня? – поторопил их полицейский. Сынхван и отец девочки посмотрели друг на друга и одновременно направились к двери. – Но далеко не уходите, мы быстро закончим».

Мужчина сел на скамейку за дверью. Он облокотился на подлокотник, откинул назад голову и смотрел на Сынхвана без всякого выражения. Его чёрные-пречёрные зрачки были расширены. Плечи были очень плотными и вздутыми, будто на них выросли мускулы. Он походил на зверя, который может напасть в любой момент. Сынхван сел напротив, всячески пытаясь выглядеть хладнокровно. Он старался расслабиться и сохранять безучастное лицо, но это было трудно и совсем у него не получалось. Все мысли вылетели из головы. Его охватили гнев и страх. К тому же он чувствовал себя оскорблённым. Дыхание становилось всё прерывистее. Очень хотелось покурить, но он не хотел никуда уходить. Вдруг он пропустит что-нибудь важное? Из кабинета ничего не было слышно. Двадцать минут тянулись, словно двадцать часов. Когда дверь открылась и вышел полицейский, Сынхвану показалось, что он сейчас задохнётся.

«Девочка сказала, что она играла в лесу с котом в игру «Расцвели цветы, скорее лови» и врезалась в дерево. – Полицейский встал между мужчиной и Сынхваном. – Она хотела пойти домой, но было очень темно. Поэтому перепутала дом и оказалась под окном у соседа. Из носа шла кровь, голова закружилась, и она потеряла сознание. Мужчину, который принёс её сюда, она видела впервые. Но она очень благодарна ему. Он не бил её и до неё не дотрагивался. Эти слова девочка попросила передать отцу».

Сынхван встал. Его гнев кипятком спускался по пищеводу.

«Двенадцатилетняя девочка в такую ночь в одних трусах играла с котом? Вы что, верите этому?»

«Как же звали этого кота? Ладно, не важно. По словам вашей дочери, кот больше всего любит эту игру».

«А как она объяснила следы от розог на теле? Даже кожа на плечах потрескалась».

«Она сказала, что её поцарапал кот. Наверно, очень грубо они играли. Что бы там ни было, врач сказал, что он не может проверить, изнасилована девочка или нет. Но одно только ясно: у неё сломан нос».

На этот раз отец девочки встал.

«Значит, чтобы проверить, было ли изнасилование, надо идти к гинекологу?»

«На вашем месте я бы её вначале отвёз к лору. Её красивый носик сломан. Расследование можно вести и потом, после обращения в главный полицейский участок. Думаю, будет ещё не поздно».

Мужчина зашёл внутрь и вынес на руках девочку, закутанную в плед. Он не сказал ни слова, но, казалось, своим взглядом избивал Сынхвана. Как только он покинул медицинский пункт, полицейский взял Сынхвана за локоть.