Охота на Лунина Горский Александр

Глава 15,

заключительная

– Ну что же, у меня больше вопросов к подполковнику Лунину нет, – подытожил Реваев, – если никто не возражает, мы можем Илью Олеговича отпустить. Думаю, ему стоит сегодня отдохнуть, привести по возможности себя в порядок. А завтра с утра он даст подробные письменные показания полковнику Изотову. Надеюсь, тот небольшой утренний инцидент не скажется на ваших дальнейших взаимоотношениях.

– Все нормально. – Изотов сдержанно улыбнулся, затем перевел взгляд на сидящего рядом Илью, и улыбка его сделалась чуть более откровенной. – В сравнении с Луниным, можно сказать, что мне ничего и не досталось.

– Ну и замечательно! Иди, Лунин, – обрадовался Хованский и, к удивлению присутствующих, вскочил, чтобы проводить подчиненного до двери кабинета.

– Рокси я тебе вечером завезу. Так что будь дома. Хотя, куда ты с такой рожей-то, – негромко произнес Дмитрий Романович и хотел было ободряюще хлопнуть Илью по спине, но в последний момент сдержал уже занесенную руку.

– Да, Илья Олегович, – окликнул уже стоящего у двери Илью Реваев, – не могу сказать, что ваша самодеятельность мне понравилась, но я читал написанную вами год назад докладную.

Хованский бросил испытующий взгляд на Илью, но получил в ответ лишь недоумевающее пожатие плечами.

– Кроме того, Дмитрий Романович рассказал мне о некоторых ваших предыдущих делах, – Реваев выбил пальцами энергичную барабанную дробь, – в общем, я предлагаю подумать вам о переходе на работу в Центральное управление. У нас сейчас как раз завершается некоторая реорганизация, так что есть пара подходящих вакансий. Думаю, там у вас будет больше возможности проявить себя. Что скажете, Илья Олегович?

– Нет, – покачал головой Илья, распахивая перед собой дверь, – вы явно меня переоцениваете.

Последнее, что услышал Лунин, выходя из кабинета, был свистящий шепот Хованского:

– Ну и дурак! Дурак ты, Лунин!

Пройдя через пустую приемную, Илья вышел в коридор, где его уже ожидал Зубарев.

– Ну что, не уволят? – Вадим нетерпеливо подскочил к приятелю.

– Не знаю, – Лунин равнодушно пожал плечами, – кажется, не собираются. Этот, из Москвы, к себе зовет.

– Ничего себе. – Не боясь оставить следственный комитет без денег, Вадим громко присвистнул. – Нет, Лунин, тебе в Москву нельзя.

– Это почему же? – на всякий случай осведомился Илья, отпирая дверь своего кабинета.

– Ты видел, там какие дома строят? Небоскребы! Двухэтажек почти не осталось. Ежели опять в окно сиганешь, уже все – только по частям тебя собирать придется.

– Ах это, – вздохнул Лунин, – майорский юмор. Ты лучше объясни мне, как вы нас найти сумели.

– Да проще простого. По телефонам. Квадрат, где ты отключился, мы сразу определили, но там две вышки всего работают, так что зона большая получилась. Потом стали номер пробивать дружбана твоего.

– Вадим, – лицо Лунина нервно дернулось, – не надо.

– Ну хорошо, не нервничай. Отследили номер этого обормота, он отключился в соседнем квадрате, там только одна вышка, так что координаты определить вообще невозможно. Но обе вышки-то вдоль реки стоят. Кстати, Изотову спасибо скажи, он эту мысль первый двинул, что этот тип мог не отключить телефон, а из зоны охвата выйти. А по реке куда уйти можно? Только в Плёс, дальше нет хода, да и до него больше нет ничего, сплошь болота. Ну вот, несколько групп начали дачные поселки прочесывать, а в Плёс решили катер послать, обстановку проведать.

– Ясно, – кивнул Илья, – оказывается, все просто.

– А оно всегда все просто, – убежденно отозвался Вадим. – Мы, кстати, сюда зачем притащились? Давай-ка я лучше тебя домой отвезу.

– Давай, – согласился Лунин.

В коридоре следственного комитета было безлюдно. Лунин, меньше всего сейчас желавший общения с кем-либо из коллег, лишь тоскливо вздохнул, увидев открывающуюся дверь одного из кабинетов. Его огорчение еще больше усилилось, когда он понял, что это дверь приемной, из которой один за другим появились сначала Хованский, а затем и московский следователь.

– Ты еще здесь? – удивился генерал. – Лунин, тебе что было сказано? Домой!

– Уже иду, – пробормотал Илья, пытаясь не задеть никого из перегородивших коридор старших по званию. Ему это почти удалось, но в последний момент рука Реваева (а именно так, как он только сейчас вспомнил, звали москвича) ухватила его за локоть.

– Секундочку. Вот вы говорите, что преступник напал на Шестакову, и вам пришлось ударить его кувалдой, поскольку он был вооружен пистолетом. Так?

Полковник привстал на цыпочки и все равно не дотягивался Илье даже до плеча. Лунину пришлось наклонить голову, чтобы расслышать шепот Реваева.

– Так, – кивнул Лунин. – А что не так?

– Должно быть, все так, – добродушно улыбнулся Реваев, – во всяком случае, Ирина Владимировна придерживается той же версии. Вот только мне интересно, как так получается, напал он на нее, а лицо разбил вам?

– Так бывает, – Илья обернулся и, к своему облегчению, убедился, что прижимающий к уху смартфон Хованский их разговор слышать не может, – бил в одно место, попал в другое.

– Бывает, – все так же шепотом согласился полковник, – а бывает и так, что не мужчина женщину спасает, а совсем наоборот. Преступник начинает избивать сотрудника следственных органов, который, возможно, находясь в бессознательном состоянии, не может оказать сопротивления, а слабая женщина, видя все это, в порыве отчаяния находит в себе силы, чтобы подхватить с земли кувалду и нанести ею удар. Как вам такая история?

– Фантастическая, – буркнул Лунин, – ни разу не встречал таких героических женщин.

– Возможно, – кивнул Реваев, – есть у нее только один недостаток. Судя по следам ударов, которые имеются на лице нашего сотрудника, били его обеими руками. И правой, и левой, причем пистолета ни в одной из рук не было – травмы тогда были бы другие. А раз так, получается, что наша героическая женщина убила безоружного человека.

– Который в это время пытался убить сотрудника следственных органов, – продолжил фразу помрачневший Лунин. – К чему вы мне эту историю рассказываете?

– Да так, – Реваев вновь улыбнулся, – хотел послушать, насколько правдоподобно это звучит.

– Ну и как? – Вновь оглянувшись, Илья увидел, что закончивший разговор Хованский направляется к ним.

– Вы правы, совершенно фантастическая, – Реваев разжал пальцы, освобождая руку Ильи, – не стоит тратить на нее время. Езжайте домой.

– Ты, брат, совсем кислый, – высказался Вадим, ждавший Лунина на лестнице. – Что, москвич опять нервы трепал?

– Почти, – Илья вяло махнул рукой, давая понять, что ничего страшного не произошло, – уговаривал в Москву переехать.

– Ты ведь отказался уже, – возмутился Зубарев. – Какие они, москвичи, все-таки нудные. Поэтому их и не любит никто.

Возразить Илье было нечего, поэтому он лишь молча, незаметно от приятеля, обернулся и благодарно кивнул невысокому лысоватому мужчине с круглым добродушным лицом, облокотившемуся на лестничные перила пролетом выше. В этот момент Хованский задал полковнику какой-то вопрос, и отвлекшийся на него Реваев не смог увидеть это, пусть и короткое, зато откровенное проявление благодарности. Зато он услышал заданный Дмитрием Романовичем вопрос и не смог сдержать грустную улыбку.

– Это действительно вас так волнует?

– Да, – в голосе Хованского послышалась генеральская напористость, – может быть, этот человек исходил из лучших побуждений, но я должен знать, кто из подчиненных действует за моей спиной.

– Да, тылы должны быть прикрыты. – Полковник задумчиво потер подбородок. – Хорошо, я удовлетворю ваше любопытство. Тем более что этот человек, скажем так, уже вне вашей компетенции.

– Значит, Лунин, – понимающе кивнул Хованский, – а вы, я так понимаю, все же уговорили его перебраться в Москву.

– При чем здесь Лунин? Уж в нем-то вы можете быть уверены. Как он вам подавал докладную?

– Как? – удивился вопросу Дмитрий Романович. – А как их всегда передают? Написал да отдал.

– Лунин подал вам докладную официально, через приемную, где она прошла через секретаря и была зарегистрирована. Мысль улавливаете? – Увидев изумленное лицо начальника областного управления, Реваев не смог сдержать улыбку, вот только выглядела она еще более печально, чем предыдущая. – У вас был очень хороший секретарь, Дмитрий Романович.

– Светка? – ошеломленно пробормотал Хованский.

Оказавшись, наконец, дома и выпроводив собиравшегося составить ему компанию Вадима, Лунин запер дверь и устало потащился в ванную комнату. Покрутив кран и стянув с себя грязную одежду, он полулежа устроился в ванне, с наслаждением ощущая каждым синяком, каждой клеткой кожи, как горячая вода, прибывая, вначале оживляет нервные окончания, на короткое время усиливая боль, а затем великодушно растворяет ее в себе. Наполнив ванну до краев и в очередной раз пожалев о ее слишком малых, особенно при его росте, размерах, Лунин некоторое время погружал в воду то одни части тела, то другие. Вначале он сидел, выпрямив ноги, давая возможность как следует прогреться коленям, затем сдвигался вперед, закидывая ноги на стену и погружаясь с головой в горячую, на пределе терпения, воду. Во всей этой терапевтической акробатике был один недостаток – она отнимала слишком много сил, поэтому после третьего погружения Лунин постарался устроиться так, чтобы в воде оказалась как можно большая часть его многострадального тела, положил голову на бортик и почти сразу уснул.

Проснулся он от того, что замерз. Сколько времени длился его сон, Лунин не знал, но вода успела остыть почти полностью. С трудом выбравшись из ванны, Илья поспешно вытерся, периодически охая, когда полотенце задевало особенно болезненный кровоподтек, закутался в толстый махровый халат и, все еще дрожа от холода, направился на кухню, где, к своему удовлетворению, обнаружил хоть и початую, но еще почти полную бутылку армянского коньяка – последнюю из нескольких, подаренных ему на День работника следственных органов. Наполнив бокал примерно на треть, Лунин залпом осушил его до дна, отбросив, как ненужные, подготовительные стадии, включающие обнюхивание коньяка и полоскание его во рту. Горячая волна пробежала по пищеводу, всколыхнулась в желудке, а затем плавно растеклась по всему телу… Лунин прислушался к ощущениям организма. Нет, не по всему. В ногах она затихла, едва дойдя до колен, да и в руках до кистей так и не добралась. Логика подсказывала, что для более эффективного воздействия ударную дозу препарата необходимо увеличить. Спорить с логикой Илья счел нецелесообразным, и после непродолжительных манипуляций с бутылкой на столе стоял, с одной стороны – наполовину полный, а с другой – наполовину пустой бокал.

Звонок в дверь прозвучал в тот самый момент, когда Лунин уже помог одной половине одолеть другую и теперь рылся в холодильнике в поисках чего-либо, что можно было бы отправить в рот, не заморачиваясь с жаркой или размораживанием. Еще не успев выйти из квартиры, Илья услышал звонкий, ни на секунду не прекращающийся собачий лай, а как только он открыл ведущую к лифту дверь тамбура, Рокси с разбегу взлетела к нему на руки.

– Я тоже скучал, – прошептал Лунин, чувствуя, как шершавый язык болонки один за другим облизывает все синяки на его лице.

– Я зайду? – сухо осведомился Хованский и, не дожидаясь ответа, прошел мимо Ильи прямо в квартиру.

Когда Лунин вместе с продолжающей осыпать его поцелуями Рокси вернулся на кухню, Дмитрий Романович уже сидел за столом и подливал коньяк в недавно опустошенный Ильей бокал. Молча достав из шкафа второй бокал, Лунин занял место напротив нежданного собутыльника.

– За Светку. – Генерал опрокинул коньяк в рот и обтер губы ладонью. – Не уберегли мы ее. Да, Илюшка?

– Вы, наверное, хотите сказать – я не уберег?

Третья порция коньяка упорно не хотела лезть в горло. Стиснув зубы, Илья зажмурился и с трудом проглотил ставшую отчего-то безвкусной жидкость.

– Ты? При чем тут ты? Лунин, твоя ошибка в том, что ты все еще думаешь, будто от тебя слишком много зависит. Хотя, может, это и неплохо. Мы ведь весь Плёс прошерстили. У этого умника были установлена камера возле пристани и еще две на крыше. Точнее, там целые комплекты были: камера, аккумулятор и передатчик сигнала. Все шло прямо ему на смартфон. Если бы он увидел какое-то движение, вертолет, к примеру, или катер, то убил бы обеих девчонок и ушел через болота. А то, что Светка погибла…

Оборвав фразу, Хованский встал и, сунув руку во внутренний карман пиджака, извлек из него небольшую ярко-красную записную книжку.

– Это я нашел у нее в бумагах, решил, что тебе стоит почитать, – блокнот аккуратно лег на стол перед Луниным, – там в основном о тебе. Или для тебя. Не знаю, как правильно.

Еще более аккуратно поверх блокнота Хованский положил небольшую, тускло поблескивающую полированным серым пластиком, флешку.

– Там всего один файл. Звуковой. – Генерал застегнул пиджак на все пуговицы и привычным жестом поправил галстук. – Вначале почитаешь, потом послушаешь.

Кивнув Лунину и потрепав за ухо все еще сидевшую у Ильи на руках Рокси, Хованский вышел из кухни. Спустя три секунды хлопнула входная дверь. Покрутив в руках флешку, Лунин выбрался из-за стола и осторожно поставил Рокси на пол. Подбежав к пустым мискам, болонка обернулась на хозяина и требовательно тявкнула.

Наполнив одну из мисок свежей водой и насыпав в другую хрустящих подушечек, Лунин сгреб со стола флешку вместе с блокнотом и отправился в гостиную. Там, плюхнувшись на диван, он погрузился в чтение, временами щурясь в попытке разобрать не всегда четкий почерк, а иногда просто закрывая глаза, чтобы осмыслить прочитанное.

Из дневника Светланы Липатовой:

«Так странно, я не могу произнести это вслух. Наверное, надо написать на бумаге. Быть может, тогда я смогу поверить, что это случилось. Моего брата больше нет. Костик умер.

Вот и все. Я смогла. Стало ли от этого легче? Похоже, что нет. Ведь от этого ничего не изменилось. Его больше нет, а я… я должна заниматься всем тем, чем положено заниматься, когда человек умирает, хотя больше всего хочется просто сесть где-нибудь в уголке, накрыться пледом с головой, так, чтобы меня никто не мог увидеть, и сидеть. Сидеть, закрыв глаза, и мечтать, вернее, вспоминать то время, когда все было совсем иначе, когда все было хорошо.

Но просто сидеть нельзя. Неправильно. Нечестно по отношению к Костику. Он сам никогда не сидел, никогда не опускал руки, даже когда мы с ним остались совсем одни. Сколько мне тогда было, двенадцать? Тогда он казался мне совсем большим и взрослым, а ведь ему только исполнилось девятнадцать…»

О том, что у Светочки есть брат, она никогда Лунину не рассказывала. Тем более не знал он о том, что этот брат воспитал ее, когда они остались вдвоем после гибели родителей, разбившихся о скалы при сплаве по одной из горных рек Восточных Саян. Не знал Илья и о смерти Костика, в конце июня попавшего в больницу с воспалением легких, а еще через несколько дней скончавшегося от болезни со странным, совсем недавно никому не ведомым названием. Может быть, Светочка и хотела бы поделиться своим горем с Ильей, но как раз в это время их отношения закрутило в таком водовороте событий, из которого выбраться им было уже не суждено. Во всяком случае, вернувшийся из поездки в Одинск, Лунин решил, что не стоит предпринимать попыток оживить то, что, на его взгляд, уже умерло.

«Так странно, человек может одним выстрелом убить другого человека или даже слона. А с какой-то маленькой бактерией, или как там это называют – вирус, справиться не может. Нет таких маленьких пулек? Или таких маленьких пистолетиков? Какие глупости лезут мне в голову!

И самая большая из всех глупостей – конечно же, Лунин. Я должна думать о Костике, а почему-то думаю о человеке, который меня предал. Нет, может быть, он и не предавал меня там, в Одинске, если честно, я сама толком не поняла, что же именно там произошло. Но раз он не захотел прийти и все объяснить, значит, все же предал? Ведь молчание – это тоже предательство?

Зачем тогда я о нем думаю? О предателе… И думаю я о нем не как о человеке, от меня отвернувшемся, а как о человеке… Господи! Нет, я не буду этого писать! Или буду? Я думаю о нем как о человеке, которого я когда-то любила. Нет, я лгу, сама себе лгу. Как о человеке, которого люблю до сих пор».

В задумчивости Илья ущипнул себя за переносицу. Курить он бросил еще год назад и теперь напряженно пытался вспомнить, не осталась ли где-нибудь в квартире недокуренная сигаретная пачка. Так и не вспомнив, он вновь уткнулся носом в записную книжку.

Мысль об оставшемся на дне бутылки коньяке спровоцировала лишь еле сдержанный рвотный позыв. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, Илья решил, что дочитает все записи, чего бы это ни стоило.

«Потратила вчера целый вечер, чтобы записать песню. Несколько раз хотела бросить, сочинить музыку было проще, чем наиграть ее самой себе на фортепьяно. Хотя я ведь эту песню не сочиняла вовсе. Она мне приснилась. Точнее, мне снился этот человек, Лунин, а песня звучала откуда-то, сама не знаю, откуда. Все, что мне надо было сделать, – это не забыть текст песни и мелодию к тому моменту, когда я проснусь. С текстом, конечно, было проще. Строчки ложатся на лист бумаги, и все, дело сделано. А вот мелодия… Я, конечно, напела ее на телефон. В ванной. Мне кажется, там лучше акустика, и голос звучит как-то иначе, звонче, что ли. Но все равно, результат не очень меня обрадовал. А уж фортепьяно… Вот что значит совсем забросить инструмент. Интересно, для чего я провела столько лет в музыкальной школе? А вдруг я напишу еще что-нибудь? Вдруг у меня талант, талант сочинять песни? Глупости. Скорее всего, никакого таланта у меня нет. Есть только любовь к этому… дураку».

Прочитав блокнот до конца, Лунин включил музыкальный центр и вставил в него флешку, на которой, действительно, оказался всего один файл. Качество записи было Илье неизвестно, поэтому он на всякий случай выставил громкость почти на максимум и отшатнулся, когда из колонок на него буквально обрушился голос женщины, которая только сегодня на его глазах потеряла способность не только петь, но и говорить, дышать, чувствовать. И даже любить.

Немного уменьшив громкость, Лунин вновь рухнул на диван и молча сидел, обхватив руками голову и медленно раскачиваясь из стороны в сторону в такт льющейся из динамиков мелодии. Дослушав песню до конца, он встал и, тяжело шаркая по полу тапочками, ушел в спальню. Там он долго не мог заснуть, ворочаясь из стороны в сторону и каждый раз принимая неудобное положение, при котором вес тела приходился на очередной синяк. Лишь пару часов спустя метания Ильи по кровати постепенно затихли, а мышцы тела расслабились. Расслабилось и сознание, позволяя своему спящему беспробудным сном обладателю увидеть то, чего после пробуждения увидеть он уже никогда не сможет.

Светочка сидела на высоком барном стуле, одетая в любимые, с дырками на коленях, джинсы и тонкую сиреневую водолазку. Где именно была Светочка, Лунину было непонятно, за спиной у нее высилась огромная кирпичная стена, тянущаяся в обе стороны на многие метры. Отчего-то Лунина интересовала не Светочка, а именно стена. Ему было необыкновенно интересно узнать, что же там, за этой стеной, скрывается. Но выяснить это не было никакой возможности, стена была выстроена на совесть и никаких дыр или щелей в ней не наблюдалось. И вдруг, совершенно неожиданно, казавшаяся совершенно безучастной ко всему Светочка щелкнула пальцами, и стена исчезла. В глаза Лунину ударил яркий солнечный свет, и он на мгновение зажмурился, а когда вновь открыл глаза, увидел, что стул вместе со Светочкой больше не стоит на полу. Он парит. Парит в чистом, безоблачном небе. Над Плёсом. Над Среднегорском. Над всем миром. Для него, как и для самой Светочки, нет уже никаких границ и никаких запретов. Сама Светочка, улыбаясь, смотрит на Лунина и машет ему рукой, словно предлагая подняться к ней, в небо. Но Лунин никак не решается, минута проходит за минутой, и Светочкина улыбка постепенно делается все более грустной, а затем и вовсе исчезает. Пальцы невидимого музыканта касаются клавиш, столь же недоступных взгляду Лунина, и от льющейся откуда-то с неба мелодии ему вдруг хочется одновременно улыбаться и плакать. Не надо сдерживать свои желания, произносит чей-то тихий, смутно знакомый голос.

А Светочка, все еще продолжая смотреть Илье в глаза, начинает петь. Она поднимается все выше и вот уже почти сравнялась с солнцем, которое теперь светит прямо у нее из-за головы, но голос ее, к удивлению Лунина, тише не становится. Наоборот, он набирает силу и звучит, льется с неба потоками долгожданного дождя, оживляющего пустыню. Его капли одна за другой падают на панцирь обессиленной черепахи, чудом избежавшей гибели в лапах орла, а затем сливаются в единый благодатный поток. И черепаха тихо, почти беззвучно подпевает доносящемуся откуда-то сверху голосу:

Льющаяся с небес мелодия вдруг стихла, и черепаха почувствовала себя одиноко. Но через мгновение где-то высоко в небе зазвенели литавры, и голос зазвучал с новой силой:

– Дурак, – прошептал, переворачиваясь на другой бок, Лунин.

Эпилог

Остаток дня после похорон Лунин провел, сидя на диване и созерцая беззвучно работающий телевизор, на экране которого, в соответствии с тематикой выбранного канала, сперва несколько молодых львов охотились на целый табун зебр, а затем стая гиен живьем пожирала старого, почти не оказывающего никакого сопротивления царя зверей.

Рвущаяся из колонок поставленная на многократный повтор песня, по мнению Лунина, как нельзя лучше соответствовала как разворачивающимся на экране событиям, так и тому, что последнее время происходило с ним самим.

В отличие от Цоя, Илья не был настроен столь оптимистично, поскольку встречал множество людей, так «этого дня» и не дождавшихся. Окончательно убедившись, что обессилевшему льву на выручку так никто и не придет, он выключил сначала телевизор, а затем и музыкальный центр. Подойдя к окну, он несколько минут постоял, уткнувшись лбом в оконное стекло, которое поначалу приятно холодило кожу, но затем постепенно нагрелось. Стоящий через дорогу высотный дом поблескивал отраженными в стеклянном фасаде лучами низкого, близящегося к закату солнца. Созерцать многоэтажку было совсем неинтересно, но и другого занятия у Ильи не находилось. Конечно, можно было достать из кармана смартфон и позвонить по одному из номеров, записанных в разделе «Избранное», но разговаривать ни с кем не хотелось. Точнее, одному человеку он все же хотел бы позвонить и даже за последние дни предпринимал несколько попыток дозвониться, но всякий раз после нескольких гудков вызов сбрасывали.

– Вот и день прошел, – угрюмо констатировал Лунин, отрываясь от окна.

Лежавшая на диване Рокси соскочила на пол и требовательно тявкнула.

– Думаешь, пора подкрепиться? – Наклонившись, Илья погладил болонку, отчего та умиротворенно зажмурилась и завиляла хвостом. – Ну, пошли, посмотрим, что есть на кухне.

Рокси уже закончила свою трапезу, а кастрюля с пельменями только-только начала закипать. Проведя несколько раз ложкой по кругу, Лунин удовлетворенно причмокнул губами и уменьшил огонь. Еще несколько минут, и можно будет садиться за стол.

Гостей он не ждал, поэтому, услышав звонок в дверь, не испытал ничего, кроме раздражения. Перекинув через плечо кухонное полотенце, Лунин вышел в коридор, а затем отпер дверь тамбура.

– Привет, – он постарался не выдать своего удивления, – а я думал, ты не придешь уже.

– Пришел, как видишь.

Мальчишка стоял, прислонившись плечом к стене и засунув руки в карманы, всем своим видом показывая собственную взрослость и самостоятельность. Выскочившая вслед за хозяином в коридор Рокси тут же подбежала к незнакомцу, тщательно обнюхала его стоптанные кроссовки, после чего дружелюбно вильнула хвостом.

– О, собачелла. – Присев на корточки, мальчишка протянул руку, чтобы погладить болонку. – Ты же не кусаешься? Тебя как зовут?

Рокси звонко пролаяла в ответ и завиляла хвостом.

– Ее зовут Рокси, – перевел Лунин и затем на всякий случай добавил: – А меня Илья.

– Тоже мне новость, – задрав голову, пацан беззаботно улыбнулся, – твои-то документы я видел. А ты что, получается, следователь? Целый подполковник?

– Как видишь, – улыбнулся в ответ Илья, – почти целый.

– Ну да, лицо тебе малость попортили, – кивнул мальчишка, – но ничего, скоро пройдет. Ты помнишь, что обещал?

– Ты про деньги? Раз обещал, значит, будут.

Неожиданно Рокси насторожилась, а затем, разразившись заливистым лаем, бросилась в квартиру.

– Пельмени! – спохватился Лунин и кинулся вслед за болонкой.

Стащив кастрюлю с плиты и кое-как вытерев растекшийся бульон, Илья прополоскал тряпку и, лишь выжимая ее, спохватился, что совсем забыл про оставшегося в коридоре пацана. Выйдя из квартиры, он обнаружил мальчишку сидящим на полу прямо перед дверью.

– Малой, ты пельмени будешь? – Взглянув на него сверху вниз, Илья отчего-то подумал, что пацан слишком уж худой и его не мешало бы немного подкормить.

– Пельмени? – Мальчуган быстро вскочил на ноги и с подозрением уставился на Лунина. – Это ты придумал, чтобы деньги не отдавать?

– Нет, – Илья достал из кармана кошелек, – деньги – это само собой. А пельмени так, бонусом. Только сварились.

– Если бонусом, тогда ладно, – спрятав в карман полученные десять тысяч, мальчишка заметно повеселел, – бонусы – это хорошо. Меня, между прочим, Павел зовут.

– Ну что ж, Павлуха, – Лунин распахнул дверь, пропуская гостя в квартиру, – тогда вперед, мыть руки!