Джек Ричер, или Без второго имени (сборник) Чайлд Ли

Говорят все

Есть писаные правила – и правила неписаные, и я наткнулась на каждое из них в первый день моей службы в департаменте. Неписаное правило гласило, что новый детектив получает самое гиблое дело. В то утро оно состояло в том, чтобы следовать писаному правилу: городские больницы обязаны докладывать обо всех жертвах пулевых ранений, а департамент – проводить расследование каждого. Скучная работа и, как правило, бесплодная. Но правила есть правила.

Дважды – для женщины в мире мужчин.

И я поехала.

Естественно, мне досталась самая плохая машина, без навигатора на приборной панели и карт в бардачке, но больницу я нашла без особых затруднений. Она занимала большое бежевое здание, находившееся к юго-востоку от центра города. Я показала свой новенький полицейский значок, и меня отправили на пятый этаж. Не совсем отделение интенсивной терапии, но очень близко к тому. Настолько близко, что мне предложили выключить сотовый телефон.

Медсестра отвела меня туда и познакомила с врачом, у которой в волосах поблескивало серебро, а в глазах читалось наличие интеллекта и денег. Она сказала, что я напрасно потратила время на поездку: жертва спит и едва ли проснется в ближайшее время, поскольку ему вкололи снотворное. Это меня вполне устроило. Но я была новенькой, мне предстояло писать отчет, поэтому я спросила, каковы прогнозы.

–Пулевое ранение, – сказала врач, словно я была умственно отсталой. – В левый бок. Пуля прошла под рукой, сломала ребро и немного порвала мышечную ткань. Не самое приятное ранение, поэтому пришлось дать болеутоляющие.

– Калибр? – спросила я.

– Понятия не имею, – ответила она. – Но не пневматическое оружие.

Я попросила разрешения взглянуть на раненого.

– Вы хотите посмотреть на спящего?

– Мне предстоит писать отчет.

Врач беспокоилась из-за инфекции, но позволила мне заглянуть в окно, и я увидела парня, крепко спавшего на кровати. Весьма запоминающегося парня. Короткие неухоженные волосы, простые черты лица. Он лежал на спине. Простыня спущена к бедрам, от пояса и выше он оставался обнаженным. С левой стороны ему наложили давящую повязку. Из тыльной стороны ладони торчала иголка для внутривенного вливания, на пальце был закреплен зажим. Я видела на мониторе, как бьется его сердце. Даже через стекло доносились мощные звуки ударов. Как и следовало ожидать. Парень был огромным, ростом под два метра и весом за сотню килограммов. Великан. Руки напоминали перчатки кетчера[21]. Могучий человек. Все тело оплетено мышцами. Не старый, но и не молодой. Он выглядел сильно потрепанным. Повсюду шрамы. Большой старый рубец со следами грубых стежков. Старое пулевое ранение в грудь. Почти наверняка калибр.38. Он вел жизнь, полную приключений. То, что тебя не убивает, делает тебя сильнее.

Казалось, он спит крепко и без сновидений.

– Вы знаете, что произошло? – спросила я.

– Вероятно, он не сам нанес себе ранение, – сказала врач. – Если только он не акробат.

– То есть он ничего вам не сказал?

– Когда его привезли, он был в сознании, но не произнес ни слова.

– У него есть удостоверение личности? – спросила я.

– Все его вещи в пакете, – ответила врач. – На сестринском посту.

Пакет оказался очень маленьким. Прозрачный пластик с молнией. Такими пользуются в очередях в аэропорту. На дне лежала мелочь. Несколько долларов. И сложенные купюры. Возможно, пара сотен. Или больше. Это зависело от их достоинства. Имелись еще кредитная карточка и старый потрепанный паспорт. И, наконец, складная зубная щетка, приспособленная для ношения в кармане.

– И всё? – спросила я.

– Вы хотите сказать, что мы крадем вещи пациентов?

– Вы не против, если я взгляну?

– Вы полицейский.

На кредитной карточке было написано «Дж. Ричер». Срок ее действия заканчивался через год. Срок годности паспорта истек три года назад. Он был выдан на имя Джека Ричера. Не Джона. Вероятно, Джек стояло в его свидетельстве о рождении. Без второго имени, что странно для Америки. На фотографии она узнала лицо, которое видела на подушке. Только на снимке мужчина выглядел на десять с лишним лет моложе, и выражение его лица говорило о том, что он готов ждать ровно столько, сколько необходимо, но ни секундой дольше.

Ни водительских прав, ни других кредитных карточек, ни сотового телефона.

– А во что он был одет?

– Дешевые вещи, – ответила врач. – Мы их сожгли.

– Почему?

– Опасность заражения. Я видела лучше одетых бродяг в парке.

– Он здесь проездом?

– Я уже говорила, он не произнес ни единого слова. С тем же успехом он может оказаться эксцентричным миллионером.

– По первому впечатлению он в хорошей физической форме.

– Если забыть о том, что он забинтован и лежит на больничной койке?

– В целом, я имела в виду.

– Здоров как лошадь. И силен как лошадь.

– Когда он придет в себя?

– Возможно, к вечеру. Я дала ему лошадиную дозу.

Я вернулась в больницу в конце смены. Конечно, за это не платили, но я была новенькой, и мне хотелось произвести хорошее впечатление. Никто не заявлял о стрельбе. Никаких слухов. Не имелось других жертв или свидетелей, никто не звонил в 911. Насколько я поняла, такое случалось нередко. Таков уж наш город, точнее, его изнанка. Как в Вегасе. То, что там случалось, почти никогда не выходило наружу.

Я потратила некоторое время на изучение базы данных. Ричер – не самая распространенная фамилия, и я предположила, что Джек прочерк Ричер окажется еще более редким сочетанием. Но мне не удалось найти никакой информации. Или можно сказать по-другому: вся информация была негативной. Парень не владел телефоном, машиной, лодкой или трейлером, у него не имелось кредитной истории, дома или страховки. Ничего. Я сумела лишь обнаружить сведения о давней военной службе. Он служил в военной полиции, главным образом в Отделе уголовных расследований, офицер, получил множество медалей, так что у меня поначалу даже появилось к нему теплое товарищеское чувство – а потом чувство тревоги. Тринадцать лет успешной службы – и вот он бездомный бродяга, получает пулевое ранение в бок, а его одежда в таком состоянии, что в больнице ее решили сжечь, настолько грязной она была. Нет, совсем не такие вещи хотел бы услышать детектив в первый день своей работы…

Наступили сумерки, когда я вернулась в больницу, но большой парень на пятом этаже проснулся. Я знала его имя, поэтому представилась, чтобы мы находились в равном положении. Чтобы быть вежливой. Я сказала ему, что мне нужно написать отчет. Объяснила, что требуется, и попросила рассказать, что с ним случилось.

– Я не помню, – сказал он.

Что было достаточно правдоподобно. Физические травмы могут привести к ретроградной амнезии. Но я ему не поверила. У меня возникло чувство, что он повторяет заученные слова. Теперь я начала понимать, почему его досье оказалось таким тонким. Человеку нужно напряженно работать, чтобы постоянно избегать лучей радара. Если честно, я ничего не имела против. Я получила повышение из-за того, что хорошо вела допросы. И мне всегда нравились вызовы. Мой бывший любовник как-то сказал, что на моем могильном камне следует выгравировать такие слова: Говорят все.

– Помогите мне, – попросила я.

Он посмотрел на меня ясными голубыми глазами. Тот болеутоляющий коктейль, который ему вкололи, не оказал никакого действия на его сознание. Его взгляд оставался спокойным и доброжелательным, но жестким и опасным, мудрым и примитивным, теплым и хищным. У меня сложилось впечатление, что ему известны сотни способов помочь мне – и сотни способов меня убить.

– Я сегодня первый день работаю детективом. И мне надерут задницу, если я не сумею выполнить первое же задание.

– И это будет досадно, – сказал он. – Потому что у вас очень симпатичная задница.

За такие слова ему следовало бы пройти курс групповой психотерапии, но я не могла обижаться. Он лежал с раной в боку, беспомощный и наполовину обнаженный, и излучал ленивое обаяние.

– Ты был полицейским, – сказала я. – Я видела твое досье. И работал в команде. Неужели тебе никогда не приходилось спасать чужие задницы?

– Время от времени, – ответил он.

– Ну так спаси мою.

Он не ответил.

– С чего все началось?

– Уже поздно, – сказал он. – Неужели тебе не нужно домой?

– А тебе?

Он не ответил.

– С чего все началось?

Он вздохнул, набрал в грудь побольше воздуха и сказал, что все началось так, как подобные вещи всегда начинаются. Иными словами, что обычно они вообще не начинаются. Он сказал, что в большинстве мест, в которые он попадал, все проходило тихо и мирно. И там ничего не случалось, сказал он.

Я спросила у него, что он имеет в виду.

Большие города, маленькие города, ответил он, где все занимались своими делами и никто не обращал на него внимания. Он ел и спал, принимал душ и менял одежду и видел то, что видел. Иногда ему везло и удавалось с кем-то поговорить. Порой кто-то составлял ему компанию на ночь. Но по большей части ничего не происходило. Он сказал, что ведет тихую жизнь. Сказал, что целые месяцы разделяют дни, которые следовало бы забыть.

Но если что-то происходило, начиналось это с людей. Обычно в барах, кафе или ресторанах. Местах, где люди едят и пьют, где подразумевается рождение некоей общности; процесс поглощения пищи и выпивки развязывает языки, позволяя им общаться друг с другом.

Потому что никто ничего не говорит. Вместо этого люди смотрят. Но дело в том, как они смотрят. Точнее, как не смотрят. Там может оказаться парень, от которого все отводят глаза. Возможно, он сидит один за стойкой бара или обедает в одиночестве в кабинке или за столиком в ресторане. Частично люди его избегают, но, как правило, просто боятся. Скандалист или драчун. Непопулярный и прекрасно об этом знающий. Ему известно, что люди рядом с ним стараются вести себя тихо; он видит, что они опасаются на него смотреть, и ему это нравится. Он любит чувствовать власть.

– Так вот как это началось? – спросила я. – Вчера?

Он кивнул. У стойки бара сидел парень. Ричер там никогда не бывал и не был частью сообщества. Он в первый раз оказался в этом городе. Весь день ехал на автобусе, вышел на автовокзале в двух кварталах от Первой улицы. Немного прошелся и увидел бар. Все просто. Рядом с автовокзалом других развлечений в городе не было. Он вошел и сел, решив, что к нему подойдет официантка. Он не хотел сидеть у стойки. Не хотел оказаться лицом к лицу с барменом. И не хотел заводить остроумный, ни к чему не обязывающий разговор.

– Подожди минутку, – сказала я. – Ты приехал на «Грейхаунде»?[22]

Ричер кивнул. Он уже говорил мне об этом. И я увидела такое же выражение на его лице, как на фотографии в паспорте. Терпеливое до определенной степени, но ему хотелось, чтобы мир не отставал от него.

– А откуда ты приехал? – спросила я.

– Разве это имеет значение? – поинтересовался он.

– Зачем ты сюда приехал?

– Должен же я где-то находиться. И я подумал, что это место ничуть не хуже любого другого.

– Для чего?

– Чтобы провести тут день или два. Может быть, час или два.

– Из твоего досье следует, что у тебя нет постоянного места жительства.

– В таком случае в досье все правильно. А это радует, я полагаю. С твоей точки зрения.

– Что произошло в баре?

Он снова вздохнул и продолжал свой откровенный рассказ. Моя формула допроса работала. Или болеутоляющий коктейль действовал как сыворотка правды. Он сказал, что в баре было много народу, но ему удалось найти место спиной к стене, чтобы видеть весь зал и оба выхода. Старая привычка. Военным полицейским приходится часто работать в барах. К нему подошла официантка и взяла заказ. Он попросил кофе, но согласился на пиво. «Роллинг Рок» в бутылке. Он не особенно разбирался в пиве и взял то, что у них имелось.

Потом он стал наблюдать за сидевшим у стойки мужчиной, могучим высоким парнем со смуглым живым лицом и самодовольным видом хозяина. И все в баре отводили глаза. Ричер всегда придерживался предельно простых взглядов: надейся на лучшее, но готовься к худшему.

В худшем случае парень окажется не таким и плохим. Он встанет, и сразу вокруг него образуется ярд свободного пространства. Возникнет легкий шум. Скандалисты обычно существуют исключительно на репутации, и чем она хуже, тем меньше у них практики и требуется что-то делать. Потому что другие всегда отступают. Вот почему умение драться у такого скандалиста обычно не на высоком уровне. Простейшего обмана с сигаретой бывает достаточно. Пришло еще из тех времен, когда все курили. Рот у парня приоткрывается, чтобы сделать очередную затяжку, надменная и хорошо рассчитанная маленькая пауза, и тут вовремя нанесенный апперкот в челюсть приводит к тому, что его зубы смыкаются, возможно, он даже прикусывает язык. На этом игра обычно заканчивается, а если нет, то удар сбоку по шее решает вопрос, как если б ты забил железнодорожный костыль костяшками пальцев. Никаких проблем.

Вот только теперь никто не курит – во всяком случае, в помещениях, – так что приходится окорачивать скандалистов во время разговора, что тоже неплохо, поскольку говорят все. А задиры – особенно. Они очень много говорят. Самого разного рода угрозы и насмешки, а еще на что ты смотришь?

Но надейся на лучшее.

Ричер выпил несколько глотков водянистой пены из бутылки с длинным горлышком и стал ждать. Официантка воспользовалась небольшим затишьем и подошла, чтобы спросить, не нужно ли ему чего-нибудь еще, но на самом деле ей хотелось немного поболтать. Ричеру она сразу понравилась. Возможно, это чувство было взаимным. Она вела себя профессионально. Около сорока лет. Не девушка из колледжа, которая собирается в будущем заняться чем-то другим. Она также отводила взгляд от парня за стойкой. Его обслуживал бармен, и Ричер сразу понял, что официантку это вполне устраивало.

– Кто он такой? – спросил Ричер.

– Просто посетитель, – сказала она.

– У него есть имя?

– Я не знаю. То есть я не сомневаюсь, что у него есть имя, но мне оно неизвестно.

Ричер ей не поверил. Все знают, как зовут таких типов. Они всегда заботятся об этом заранее.

– Он часто сюда приходит? – спросил Ричер.

– Раз в неделю.

Странное и слишком точное расписание, которое должно что-то значить. Но не вызывало сомнений, что женщина не хотела об этом говорить и стала задавать обычные вопросы. Впервые в городе? Откуда? Какие планы? Ричер испытывал затруднения при ответах на подобные вопросы. Он всякий раз приезжал в город в первый раз, всегда появлялся из ниоткуда и не имел никаких определенных планов. Всю свою жизнь он был связан с армией – сначала как сын офицера, потом сам стал офицером. Он вырос на разных военных базах, разбросанных по всему миру, и служил на базах по всему миру. А после того, как выпал в гражданскую жизнь, так и не сумел привыкнуть к тому существованию, которое ведут обычные люди. В результате путешествовал по стране, делал вещи, на которые у него никогда не хватало времени раньше, отправлялся в самые разные места, задерживаясь там на одну ночь или две, потом двигался дальше. Никакого багажа, никакого расписания, никакого плана. Путешествуй налегке, путешествуй далеко. Сначала он рассчитывал, что сумеет избавиться от тяги к перемене мест, но уже давно отказался от подобных мыслей.

– Ну а как идут дела здесь? – спросил Ричер.

Официантка пожала плечами, слегка поджала губы и сказала, что все хорошо, но в ее голосе не чувствовалось убежденности. И официантка знала. Они всё видят крупным планом. Лучше, чем бухгалтеры, аудиторы или аналитики. Они видят печальное лицо владельца ровно раз в неделю, в день зарплаты.

И это также имело значение. Единственный бар, расположенный рядом с автовокзалом, должен процветать. Место – вот что главное. И в баре было полно народу. Все столики заняты, посетители сидели за стойкой плечом к плечу, если не считать небольшой карантинной зоны вокруг парня на высоком табурете. Бутылки и стаканы регулярно поднимались и опускались; пятерки, десятки и двадцатки бурлящей рекой текли в кассу.

Поэтому Ричер еще некоторое время наблюдал, потягивая первое пиво, плавно перешедшее во второе, пока не увидел, как в зал вошел новый человек и обстановка сразу изменилась. Словно наступил момент истины. Новый парень был одет заметно лучше, чем все остальные, и шел от двери, как собственник. Его бар. Владелец. Он на ходу небрежно приветствовал посетителей, словно его что-то тревожило, обошел стойку бара и скрылся за маленькой дверью в задней части зала. Вероятно, там находился офис. Его личная территория.

Он снова появился две минуты спустя, держа что-то в руках, обошел бармена и встал напротив большого парня, сидевшего на табурете. Они смотрели друг на друга, и их разделяла лишь стойка из красного дерева. Все отвернулись.

Кроме Ричера. Он видел, как владелец передает парню предмет, который принес с собой. Все произошло быстро и незаметно, словно это был фокус. Парень, сидевший за стойкой, взял предмет и положил в карман. Мгновение – и его больше нет.

Но Ричер успел увидеть, что владелец передал большому парню.

Белый офисный конверт, набитый наличными.

Вероятно, плата за защиту.

Парень, сидевший на табурете, остался на прежнем месте и нарочито медленно допил то, что оставалось у него в стакане, чтобы все видели. Сейчас именно он обладал властью. Он стал главным. Вот только на самом деле это не соответствовало действительности. Жалкая шестерка. Наемник. И не более того. Ричер знал, как работают подобные вещи. Ему уже доводилось видеть такое раньше. Он знал, что конверт прямиком отправится к какой-то остававшейся в тени фигуре наверху цепочки, а парень, сидевший на табурете, получит свою долю как зарплату.

Официантка снова подошла к Ричеру и спросила, не хочет ли он еще один раунд с «Роллинг Рок». Ричер отказался.

– Что дальше? – спросил он.

– В каком смысле?

– Ты знаешь в каком.

Женщина пожала плечами, словно Ричер обнародовал постыдную тайну.

– Мы будем работать еще одну неделю. У нас не будет погрома, и мы не сгорим.

– И как давно это продолжается?

– Год.

– И никто не пытался что-то сделать?

– Только не я. Мне мое лицо нравится таким, как оно есть.

– И мне, – сказал Ричер.

Она улыбнулась.

– Владелец может что-то сделать. Существуют законы.

– Но только после того, как что-то случится. Полицейские говорят, что они должны увидеть, как кого-то изобьют. Или еще того хуже. Если начнется пожар.

– Как зовут того типа?

– А разве это имеет значение?

– На кого он работает?

Она сжала большой и указательный палец и провела ими вдоль губ, словно застегивала рот на молнию.

– Мне мое лицо нравится таким, как оно есть. И у меня дети.

Она забрала пустую бутылку и вернулась к стойке. Большой парень, сидевший на табурете, прикончил свою выпивку и поставил стакан на стойку. Он не заплатил, и бармен ничего ему не сказал. Парень встал и направился к двери, а люди перед ним расступались, словно освобождали фарватер большому кораблю.

Ричер соскользнул со стула и последовал за ним. Первая улица была темной, лишь возле следующего квартала на столбе горел желтый фонарь. Парень, только что восседавший на табурете, находился в пятнадцати футах от Ричера. Теперь, когда он стоял, Джек определил на глаз его рост и вес – метр девяносто и девяносто пять килограмм. Не маленький. Но меньше Ричера. Моложе, почти наверняка глупее. Менее умелый и опытный и более закрепощенный. В этом Ричер не сомневался. Он еще не встречал человека, который мог бы сравниться с ним в этих категориях.

– Эй, – позвал он.

Парень остановился и с удивлением обернулся. Ричер подошел к нему.