Джек Ричер, или Без второго имени (сборник) Чайлд Ли

Мужчина входит в бар

Ей было около девятнадцати. Не больше. Возможно, меньше. Страховая компания посчитала бы, что у нее впереди еще лет шестьдесят. Я же решил, что гораздо более точным прогнозом будет тридцать шесть часов. Или тридцать шесть минут – если все с самого начала пойдет не так.

Блондинка с голубыми глазами, она, однако, не была американкой. Благодаря многим поколениям благополучной жизни американские девушки излучают некий свет и непринужденность, но эта девушка не могла ими похвастаться. Ее предки познали трудности и страх, и их наследие оставило следы на ее лице, теле, и в движениях, и в глазах, в которых застыла настороженность.

Она была худой, но не той худобой, что рождается от диет, а той, которая является печальным даром предыдущих поколений, не имевших достаточно еды и голодавших – или не голодавших. Ее движения, изменчивые, наполненные напряжением и легкой тревогой, поражали своей нервозностью, хотя она отлично проводила время.

Девушка находилась в нью-йоркском баре, пила пиво, слушала оркестр и была влюблена в гитариста. И это не вызывало ни малейших сомнений. Ее взгляд, когда из него пропадала настороженность, наполняло обожание, направленное исключительно на него и больше ни на кого. Возможно, она была русской и богатой. Она сидела одна за столиком у сцены, перед ней лежали свеженькие двадцатки из банкомата, она платила за каждую новую бутылку одной из них и не просила сдачи. Официантки ее обожали.

В дальнем конце зала на обитой тканью скамье сидел мужчина, который не сводил с нее глаз. Скорее всего, телохранитель. Высокий, широкоплечий, с бритой головой, в черной футболке и черном костюме. Он являлся одной из причин, почему она в возрасте девятнадцати лет или даже меньше пила пиво в городском баре. Это заведение не относилось к числу гламурных, где придерживаются определенной политики касательно богатых несовершеннолетних девушек. Паршивое местечко на Бликер-стрит, где работали тощие официанты, чтобы оплатить свое обучение, и я догадался, что, взглянув на девушку и ее охранника, они решили, что проблемы им не нужны, зато чаевые очень даже пригодятся.

Примерно минуту я наблюдал за ней, потом отвернулся. Меня зовут Джек Ричер, и раньше я был военным копом – ударение на слове «был». Я уже не служу в армии примерно столько же времени, сколько там провел, но от старых привычек трудно избавиться. Я вошел в бар так же, как обычно вхожу в любые места, – осторожно. Половина второго ночи. Я доехал на поезде А до Западной Четвертой улицы, двинулся на юг по Шестой авеню, свернул налево на Бликер и окинул взглядом тротуары. Я хотел послушать музыку, но не такую, которая выгоняет большое количество посетителей наружу, чтобы покурить.

Самая маленькая толпа собралась рядом с заведением, к двери которого вела короткая лесенка. У обочины стоял блестящий черный «Мерседес» с водителем за рулем. Музыку, доносившуюся изнутри, приглушали стены, но я уловил резвые басовые ноты и энергичные звуки барабана. Поэтому поднялся по ступенькам, заплатил пять баксов и вошел внутрь.

Два выхода. Один – через дверь, в которую я вошел, на другой указывала стрелка в конце длинного темного коридора с туалетами в задней части заведения. Зал был узким, примерно девяносто футов в длину, барная стойка слева, недалеко от входа, несколько обитых тканью скамеек в форме подковы; дальше – столики, случайным образом расставленные на открытом пространстве, где, судя по всему, в другие вечера устраивали танцы. И сцена с оркестром.

Оркестр выглядел так, будто его собрали случайным образом в результате ошибки агентства по работе с музыкантами. Басист, плотный, далеко не молодой чернокожий тип в костюме с жилетом, пощипывал струны стоявшей вертикально бас-гитары. Барабанщик, громадный старик, удобно устроившийся около своих инструментов, вполне мог быть его дядей. Вокалист также играл на гармонике и был старше басиста, но моложе барабанщика и крупнее обоих. Лет шестидесяти, сложенный для комфортной жизни, а не спортивных достижений.

Гитарист отличался от них по всем параметрам – молодой, белый и совсем небольшой. Может, лет двадцати, рост около метра семидесяти, примерно шестьдесят килограммов весом. Он играл на роскошной голубой гитаре, подсоединенной к новенькому усилителю; инструмент и электроника вместе создавали резкие, сильные звуки, наполненные пением космоса и похожие на эхо повторениями музыкальных фраз. Я решил, что усилитель стоял на одиннадцати, потому что звук был невероятно громким и заполнял весь зал, так что казалось, будто там уже не осталось места.

Но получалось у них здорово. Трое черных музыкантов оказались настоящими профессионалами, белый паренек знал ноты, а еще – когда, как и в каком порядке следует их играть. Он был в красной футболке, черных брюках и белых кроссовках. На лице у него застыло серьезное выражение. Мне показалось, что он иностранец, возможно, тоже русский.

Первую половину первой песни я потратил на изучение зала, считал посетителей, рассматривал лица, обращал внимание на язык тел. От старых привычек трудно избавиться. Я заметил двух мужчин, сидевших за столом неподалеку от меня с опущенными под столешницу руками. Один продавал, другой покупал; сделка совершалась на ощупь и подтверждалась вороватыми взглядами. Официанты обманывали хозяина бара, торгуя купленным в магазине пивом из ледника. Две из трех бутылок были вполне законными, из холодильного шкафа, третья – их собственной. Мокрая этикетка и огромная разница.

Я уселся со своей бутылкой в углу, спиной к стене, и именно в этот момент заметил девушку, сидевшую в одиночестве, и ее телохранителя на скамье. Я сразу понял, что они приехали сюда в том самом «Мерседесе», припаркованном снаружи. Судя по всему, ее папаша был второстепенным олигархом, имел миллионы, но не миллиарды. Видимо, он отправил дочь на четыре года учиться в Нью-Йоркский университет и выдал ей кредитку, деньги на которой никогда не заканчивались.

Всего лишь два человека из восьмидесяти. Ничего особенного.

И тут я увидел еще двоих парней.

Они пришли вместе. Высокие, молодые, белые, в дешевых, слишком обтягивающих кожаных куртках; головы обриты тупой бритвой и покрыты порезами и струпьями. Скорее всего, тоже русские. Вне всякого сомнения, бандиты, связанные с мафией. Наверное, не лучшие знатоки своего дела, но и не самые плохие. Они сидели далеко друг от друга, но не сводили глаз с девушки у сцены. Оба были напряжены, готовы действовать и немного нервничали. Я узнал все признаки. Множество раз и сам испытывал то же самое. Они ждали подходящего момента, чтобы приступить к выполнению своего плана. Значит, у второстепенных олигархов возникли разногласия и один окружил свою дочь водителями и телохранителями, а второй отправил головорезов на другой конец света, чтобы те ее захватили. Потом последует шантаж, требование выкупа, условия передачи, из рук в руки перейдут целые состояния, а может, права на разработку урановых рудников или нефти, угля или газа…

Бизнес по-московски.

Но, как правило, далеко не всегда успешный. Похищения имеют тысячи разных сценариев, вариантов провала тоже тысячи. В среднем у жертвы похищения есть тридцать шесть часов, чтобы остаться в живых. Некоторым везет, но большинству – нет. Кое-кто умирает сразу во время паники, которая возникает в процессе похищения.

Стопка двадцаток перед девушкой привлекала внимание официанток, как пикник – ос. И она их не прогоняла, покупая одну бутылку за другой. Но она пила пиво, значит, в скором времени ей придется отправиться в туалет, да еще не один раз. А коридор там длинный и темный, с дверью, выходящей на улицу…

Я наблюдал за ней в ярком отраженном свете, а вокруг грохотала и визжала музыка. Два парня не сводили с девушки глаз. Ее телохранитель – тоже. Она смотрела на гитариста, он же сосредоточился на своей музыке и струнах, но время от времени поднимал голову и улыбался, по большей части радуясь, что находится на сцене, но два раза – девушке. Первая улыбка получилась робкой, вторая – немного шире.

Девушка встала, зацепилась бедром за край стола, выбралась из-за него и направилась в сторону задней части бара, откуда тоже гремела громкая музыка. Я оказался там раньше ее. Женский туалет находился посередине коридора, мужской – в самом конце. Я прислонился к стене и стал смотреть на приближавшуюся ко мне девушку. Она была на высоких каблуках и в плотно обтягивающих брючках и шла маленькими, но уверенными шагами. В конце концов, она же была русской. Девушка положила бледную ладонь на дверь туалета, толкнула ее и вошла внутрь.

Примерно через десять секунд в коридоре нарисовались двое парней, и я решил, что они будут ждать ее возле двери. Однако я ошибся. Они посмотрели на меня так, будто я представлял собой деталь внутреннего убранства, и ворвались в женский туалет – сначала один, потом другой. Дверь за ними с грохотом захлопнулась.

Музыка продолжала играть.

Я отправился вслед за ними. Каждый день дарит человеку что-то новое. До сих пор я ни разу не бывал в женском туалете. Кабинки справа, раковины слева. Яркий свет, запах духов. Девушка стояла около задней стены, парни – лицом к ней и спиной ко мне. Я сказал: «Эй!», но они меня не услышали. Слишком шумно. Я схватил их за локти по одному каждой рукой, и они резко обернулись, приготовившись к драке, но тут же замерли. Я больше холодильника, о котором они мечтали у себя дома, поэтому парни постояли несколько секунд, потом проскочили мимо меня, распахнули дверь и скрылись из вида.

Девушка мгновение смотрела на меня с выражением, которого я не понял. Я оставил ее сделать то, зачем она пришла, и вернулся на свое место. Два парня уже сидели за столиками. Телохранитель совершенно спокойно смотрел на сцену. Оркестр заканчивал играть. Девушка так и не вернулась из туалета.

Музыка смолкла, два парня быстро направились в сторону заднего коридора, и в зале вдруг стало тесно – люди вставали со своих мест, куда-то спешили. Я подошел к телохранителю, похлопал его по плечу и показал в сторону коридора, но он не обратил на меня ни малейшего внимания. Он вообще даже не пошевелился, пока гитарист не начал спускаться со сцены. Охранник практически сразу встал, и я понял, что ошибся. Не избалованная дочь, а избалованный сын. Папочка купил ему гитару и усилитель и нанял музыкантов в качестве группы поддержки. Исполнил мечту мальчишки. На сцену прямо из спальни. Его водитель и телохранитель все время наблюдали за происходящим. Никаких бандитов, посланных конкурентом, всего лишь команда из трех человек. Девчонка, которая смотрит глазами, полными обожания. Мечта мальчишки. Классическая подстава. Последнее тактическое совещание в туалете – и вперед.

Я протолкался сквозь толпу к задней двери и выскочил на улицу намного раньше охранника, как раз в тот момент, когда девушка обняла мальчишку, повернула его вполоборота и толкнула к двум парням. Я сильно врезал первому, потом еще сильнее – второму, и кровь из его рта брызнула мне на рубашку. Парни рухнули на землю, девушка бросилась бежать. И в этот момент появился телохранитель. Я знаком показал ему, чтобы он отдал мне свою футболку – потому что пятна крови обычно привлекают ненужное внимание, – потом вышел через главный вход. Очевидным решением было пойти направо, поэтому я повернул налево, сел в предпоследний вагон 6-го поезда на углу Бликер и Лафайетт, направлявшегося на север, устроился поудобнее и оглядел лица своих попутчиков. От старых привычек трудно избавиться.

В мотеле нет мест

Когда Ричер вышел из автобуса, в той части Америки, где это довольно редко случается, шел снег. Дело было к вечеру, и фонари уже зажглись, а люди на улице казались возбужденными и слегка встревоженными из-за непривычной погоды. На тротуарах образовалось около шести дюймов противной слякоти, но снегопад продолжался, и к земле летели тучи белых мух. Некоторым прохожим явно не терпелось поиграть в снежки или покататься на санках, другие же шагали с мрачным видом, наверняка уверенные в том, что электричество вот-вот отключится, да еще они не смогут пользоваться транспортом несколько месяцев.

«Контекст», – подумал Ричер. То, что по северным меркам считалось небольшим снежком, на юге становилось серьезным происшествием.

Он прошлепал по мокрому тротуару к небольшому участку, заросшему травой, вроде деревенской лужайки – так он решил, по крайней мере, – с флагштоком, на котором вяло болтался американский флаг. Городок находился в миле от автострады между штатами и прекрасно это знал. Здесь было полно заправок, кафе быстрого питания, гостиниц и мотелей. Пит-стоп, и не более того, настроенный на исполнение любых желаний оказавшихся здесь случайных путников. Особенно в такой день. Машины уже, разбрызгивая грязь, катили по центральным улицам или останавливались у обочин; водители искали место, где можно провести ночь неожиданно свалившейся на них катастрофы. Все, что угодно, чтобы не погибнуть в жуткой буре, бушевавшей на дорогах впереди.

«Контекст, – снова подумал Ричер. – И мелодрама». Он решил, что ему стоит как можно быстрее позаботиться о ночлеге, прежде чем паника превратилась в безумный ажиотаж. Время от времени Джек видел в новостях истории о несчастных путниках, которым приходилось устраиваться на ночь в вестибюлях мотелей, потому что гостиницы были переполнены.

И тут он вспомнил, что сегодня двадцать четвертое декабря, канун Рождества.

Ричер выбрал самый дешевый на вид, едва живой мотель рядом со станцией «Шелл», достаточно крупной для восемнадцатиколесных грузовиков. В мотеле, напоминавшем помойку, имелось двенадцать номеров, десять из которых было занято, и Ричер подумал, что ажиотаж, судя по всему, уже начался. Это место никто не выбрал бы в первую очередь. Совсем не «Ритц».

Он заплатил наличными, получил ключ и прошел по улице к своему номеру, пряча лицо в воротник, чтобы защититься от снега, который нес с собой сильный ветер. Перед десятью номерами стояли машины, припорошенные снегом, со следами соли, с номерами штатов, расположенных южнее, нагруженные багажом и коробками. Люди, догадался Ричер, которые собирались встретиться с родными на праздники, но погода нарушила их планы, и подарки не нашли своих адресатов.

Он отпер дверь и вошел в номер, оказавшийся адекватным во всех отношениях. В нем имелись кровать и ванная комната. Даже стул. Ричер стряхнул мокрый снег с ботинок, сел и стал смотреть на танцующие в желтом свете фонарей за запотевшим окном снежинки. По его прикидкам, водители, напуганные непогодой, будут появляться в городке волнами. Но сначала они станут искать место для ночлега, и только потом – еду; значит, кафе заполнятся посетителями еще через несколько часов. Ричер включил лампу возле кровати и достал из кармана книгу в мягкой обложке.

Через девяносто минут он сидел в кафе и ждал заказанный чизбургер. В заведении уже было полно народа, и ожидание затянулось. Помещение наполняла какая-то маниакальная энергия, рожденная навязанным обстоятельствами приподнятым настроением. Люди пытались убедить себя, что они стали участниками замечательного приключения. В конце концов Ричер получил свой заказ и принялся есть, поглядывая по сторонам. В кафе уже яблоку негде было упасть. Люди входили и просто стояли с несчастным видом; Джек догадался, что в мотелях и гостиницах не осталось номеров и они уже посматривают на пол. Совсем как в тех новостях. Он заказал кофе и персиковый пирог и приготовился к долгому ожиданию.

Было уже достаточно поздно, когда он вернулся в мотель. Снег все еще шел, но уже не такой сильный, и Ричер подумал, что завтра погода будет лучше. Он свернул возле офиса и резко остановился, чтобы не налететь на очень беременную женщину. Она была с мужчиной, который бессмысленно топтался на месте, и, взглянув на женщину, Ричер понял, что она недавно плакала.

Рядом стояла старая трехдверная машина с включенным двигателем, припорошенная снегом, со следами соли, нагруженная багажом и коробками.

В гостиницах не осталось свободных номеров.

– Ребята, у вас всё в порядке? – спросил Ричер.

Мужчина промолчал, а женщина ответила:

– Не слишком.

– Нет свободных номеров?

– Город забит людьми.

– Вам следовало ехать дальше, – сказал Ричер. – Погода становится лучше.

– Это я заставила его остановиться. Я очень беспокоилась.

– И что вы собираетесь делать?

Женщина промолчала, а мужчина ответил:

– Думаю, будем спать в машине.

– Вы там замерзнете.

– А у нас есть выбор?

– Когда должен родиться ребенок? – спросил Ричер.

– Скоро.

– Я готов с вами поменяться, – сказал Ричер.

– Это как?

– Я переночую в вашей машине, а вы – в моем номере.

– Мы не можем вам это позволить.

– Мне уже приходилось спать в машинах. Но ни разу во время беременности. Думаю, это будет непросто.

Ни мужчина, ни женщина не произнесли ни слова. Ричер достал из кармана ключ и сказал:

– Берите или не берите; ваше решение.

– Вы там замерзнете, – сказала женщина.

– Со мной все будет в порядке.

Они еще пару минут постояли, топчась на холоде, потом женщина взяла ключ, и они с мужчиной, осторожно ступая по снегу, пошли в сторону номера, немного смущенные, но счастливые. Им очень хотелось обернуться, но они не решились, и тогда Ричер пожелал им вслед счастливого Рождества; они все-таки повернулись и пожелали ему того же, потом вошли внутрь, и Джек отвернулся.

Он не стал спать в машине, а вместо этого отправился на заправку «Шелл», где нашел водителя с цистерной с пятью тысячами галлонов молока, срок реализации которого еще не прошел. Погода постепенно становилась лучше, и парень спешил снова отправиться в путь. Ричер поехал с ним.

Портрет одинокого посетителя кафе

Джек Ричер сошел с поезда Р на 23-й улице и обнаружил, что ближайшая лестница перекрыта пластиковой полицейской лентой, бело-голубой, протянувшейся между перилами. Она болталась под порывами ветра, поднятого поездом, и гласила: Полиция, не входить. Строго говоря, Ричер и не собирался входить, он хотел выйти. С другой стороны, для этого ему пришлось бы шагнуть на лестницу. Получался лингвистический парадокс. И в данном случае Джек симпатизировал копам. У них не было разных лент для разных ситуаций, и в их распоряжении не имелось такой надписи: Полиция, не заходить, чтобы выйти.

Поэтому Ричер развернулся, прошел половину платформы до следующей лестницы и обнаружил такую же ленту: Полиция, не входить. Бело-голубую, тихонько дрожавшую под порывами ветра, поднятого поездом. Это показалось ему странным. Он был готов поверить, что первая лестница стала местом какого-то мелкого происшествия – упавшего куска бетона, разбитого носа из-за неудачно поставленной на ступеньку ноги или чего-то еще в таком же духе. Но не обе сразу. Какова вероятность, что такое возможно? Значит, видимо, что-то случилось на улице наверху. Причем перекрыт весь квартал. Может быть, автомобильная авария. Или пострадал автобус. Или самоубийца выбросился из окна верхнего этажа. Еще существовал вариант, что кто-то стрелял из проезжавшей мимо машины. Или взорвалась бомба. Кто знает, может, весь тротуар залит кровью и на нем валяются куски тел. Или машины. Или того и другого.

Ричер повернулся вполоборота и посмотрел через рельсы на противоположную платформу. Выход прямо напротив нее перекрывала лента. А также следующий, и еще один. Иными словами, все выходы были закрыты бело-голубыми лентами. Полиция, не входить. Получалось, что подняться наверх он не мог. Проблема. Бродвей-Локал – отличная ветка, а станция на 23-й улице – великолепный пример своего рода, и Ричер множество раз ночевал в местах хуже этого. Но у него были дела и очень мало времени, чтобы с ними разобраться.

Джек вернулся к первой лестнице, нырнул под ленту и начал медленно подниматься, поворачивая голову направо и налево, глядя прямо перед собой и особенно наверх, но ничего необычного не увидел. Никакой торчавшей не на месте арматуры, упавшего куска бетона, разбитых ступенек или тонких ручейков крови. Не было даже кусков плоти на плитках.

Ничего.

Ричер остановился на лестнице так, что его лицо оказалось на уровне с тротуаром 23-й улицы, и внимательно посмотрел направо, потом налево.

Ничего.

Он поднялся еще на одну ступеньку, развернулся и взглянул через неровный тротуар Бродвея на Флэтайрон-билдинг, куда ему нужно было попасть. Посмотрел направо и налево. И ничего не увидел.

Меньше, чем ничего.

Ни машин, ни такси. Не было автобусов и грузовиков, спешащих по своим делам фургонов с написанными в спешке на дверцах названиями компаний, которым они принадлежали. Не было мотоциклов и скутеров компании «Веспа», выкрашенных в пастельные тона. Не было разносчиков на велосипедах, которые развозят заказы из ресторанов, или курьеров, доставляющих почту. Не было никого на скейтбордах или роликах.

И пешеходов.

Стояло лето, время – почти одиннадцать вечера, тепло. Прямо перед Ричером Пятая авеню пересекала Бродвей, впереди находился Челси, за спиной у него – Грамерси, слева – Юнион-сквер, а справа нависал громадный Эмпайр-стейт-билдинг. Тут должно было быть человек сто. Или тысяча. Или десять тысяч. Парней в парусиновых туфлях и футболках, девчонок в коротких летних платьях, которые неспешно прогуливались бы, спешили в только что открывшиеся клубы, в бары, чтобы пропустить стаканчик водки, или в кино на последний сеанс. Иными словами, улица должна быть заполнена людьми. Всюду смех и разговоры, шаги и радостные вопли, какие издает довольная толпа в одиннадцать вечера теплого летнего дня, сирены и сигналы машин, шорох шин и рев моторов.

Но ничего этого не было.

Ричер снова спустился вниз по лестнице и нырнул под ленту. Затем прошел под землей на север, к лестнице, которую проверил второй, и на сей раз переступил через ленту, потому что она провисла. Так же осторожно, но быстрее поднялся наверх и оказался справа, на углу. Мэдисон-сквер-парк с оградой из черного железа и множеством темных деревьев находился впереди. Его ворота все еще оставались открытыми, но никто там не прогуливался, не входил и не выходил. Вообще никого не было.

Ричер шагнул на тротуар, стараясь держаться поближе к ограде у начала лестницы, которая вела в метро. В конце длинного квартала, на западе, он увидел вспышки огней, синих и красных, и понял, что там припаркован полицейский автомобиль. Заграждение на дороге. Не заходить. Получалось, что 23-я перекрыта, как и многие поперечные улицы, а также Бродвей, Пятая авеню и Мэдисон – скорее всего, до 30-й улицы.

И никого вокруг.

Ричер посмотрел на Флэтайрон-билдинг, узкий треугольник с острым углом впереди, совсем как тонкий клин или скромный кусок пирога. Но Джеку он представлялся носом корабля, как будто к нему приближался огромный океанский лайнер. Не самая оригинальная мысль – он знал, что многие чувствуют то же самое. И даже громадное стекло на фасаде первого этажа не портило впечатления – как раз наоборот, усиливало его, потому что походило на выступающую подводную часть супертанкера, видимую только в те моменты, когда он нагружен не слишком сильно.

Наконец сквозь двойное стекло окон Ричер увидел женщину в темных брюках и темной рубашке с коротким рукавом, которая стояла на Пятой авеню и смотрела на север. Она что-то держала в правой руке. Может быть, телефон. Или «Глок-19».

Ричер отошел от ограды подземки и зашагал на другую сторону улицы. На красный свет, но машин все равно не было. У него вообще возникло ощущение, будто он оказался в городе-призраке и, кроме него, на Земле не осталось ни одного человека. Если не считать женщины на Пятой авеню, к которой он направлялся, выбрав в качестве ориентира застекленное окно Флэтайрон-билдинг, и его каблуки выбивали громкую дробь в царившей на улице тишине. Стекло на фасаде защищала треугольная железная рамка, похожая на миниатюрную лодочку, спасающуюся от догоняющего ее танкера. Она была зеленой, как мох, с украшениями цвета имбирных пряников тут и там, металл и стекло, огромные панели длиной с автомобиль и высотой в половину роста человека.

Женщина заметила Ричера. Повернулась в его сторону, но отступила на несколько шагов, как будто хотела, чтобы он последовал за ней, на юг и в тень. Джек обогнул выступающий нос лодочки и увидел, что женщина держит в руке телефон, а не пистолет.

– Вы кто такой? – спросила она.

– А кто спрашивает? – поинтересовался Ричер.

Женщина повернулась к нему спиной – и тут же снова лицом, быстро и уверенно, точно ложная атака на баскетбольном поле. Но он успел прочитать «ФБР» на рубашке.

– А теперь ответьте на мой вопрос, – потребовала она.

– Обычный человек.

– И что вы тут делаете?

– Смотрю на это здание.

– Флэтайрон?

– Нет, на то, что у него впереди. На стеклянную часть.

– Зачем?

– Я что, слишком долго спал? – спросил Ричер.

– В каком смысле? – спросила женщина.

– Может, какой-то безумный старый полковник устроил государственный переворот? И мы теперь живем в полицейском государстве? Видимо, я отключился и все пропустил.

– Я – федеральный агент и имею право потребовать, чтобы вы назвали свое имя и показали мне удостоверение личности.

– Меня зовут Джек Ричер. Второго имени нет. Паспорт лежит в кармане. Хотите, чтобы я его достал?

– Очень медленно.

Так он и сделал, очень медленно. Сложил пальцы ножницами, точно карманник, вытащил тонкую голубую книжечку и выставил ее перед собой, чтобы женщина поняла, что это такое, затем передал ей, и она ее открыла.

– Почему вы родились в Берлине? – спросила она.

– Я не контролировал передвижения моей матери, поскольку в тот момент являлся всего лишь эмбрионом.

– Почему она была в Берлине?

– Потому что там находился мой отец. Мы были семьей морского пехотинца, и моя мать говорила, что я чудом не появился на свет прямо в самолете.

– А вы тоже морской пехотинец?

– В настоящий момент безработный.

– После чего?

– Уже довольно давно.

– После чего?

– Армия.

– Подразделение?

– Военная полиция.

Женщина вернула ему паспорт.

– Звание? – спросила она.

– А это имеет значение? – поинтересовался Ричер.

– Я имею право задавать вопросы.

Она смотрела куда-то ему за плечо.

– Я закончил службу в звании майора.

– Это хорошо или плохо?

– По большей части плохо. Будь я хорошим майором, меня заставили бы остаться.

Женщина из ФБР промолчала.

– А вы? – спросил Ричер.

– Что «я»?

– Звание?

– Руководящий специальный агент.

– Вы сегодня руководите?

– Да.

– Потрясающе.

– Откуда вы пришли? – спросила женщина.

– Из метро.

– Там было полицейское заграждение?

– Не помню.

– Вы его проигнорировали.

– Проверьте Первую поправку. Я уверен, что имею полное право ходить там, где захочу. Разве не это делает Америку великой страной?

– Вы мешаете.

– Чему?

Агент продолжала смотреть ему за плечо.

– Я не могу сказать, – ответила она.

– В таком случае вам следовало отдать приказ, чтобы поезд не останавливался на этой станции.

– Я не успела.

– По причине?

– Я не могу сказать.

Ричер промолчал.

– Почему вас интересует стеклянная часть этого здания?

– Я подумываю наняться мойщиком окон. Возможно, это поможет мне снова встать на ноги.

– Обман федерального агента считается преступлением.

– Миллионы людей каждый день смотрят в эти окна. Вы спрашивали у них почему?

– Я спрашиваю вас.

– Мне кажется, Эдвард Хоппер нарисовал здесь своих «Полуночников», – сказал Ричер.

– И что это такое?

– Картина. Очень известная. Взгляд через окно кафе поздно вечером на одиноких людей, сидящих внутри.

– Я никогда не слышала про кафе «Полуночники». Здесь такого нет.

– Полуночники – это люди. Кафе называлось «Филлис».

– Я вообще не слышала, чтобы здесь было какое-нибудь кафе.

– Скорее всего, нет.

– Вы же только что сказали обратное.

– Мне кажется, Хоппер увидел это здание и превратил его в кафе в своем воображении. Или, по крайней мере, в закусочную. Форма такая же, как на картине. Он смотрел на него как раз с того места, где мы с вами стоим.

– Кажется, я знаю эту картину… Там изображено три человека, верно?

– И еще бармен. Он слегка наклонился, что-то делает под прилавком. У него за спиной стоит два кофейника.

– Там нарисована пара, они сидят очень близко, но не касаются друг друга. И еще мужчина, один, спиной к нам. В шляпе.

– Все мужчины носят шляпы.

– У женщины рыжие волосы. И она очень грустная. Более наполненной одиночеством картины я в жизни не видела.

Ричер посмотрел сквозь стекло из реальной жизни и по-думал, что может легко представить внутри яркий флуоресцентный свет, заливающий людей, точно луч прожектора, безжалостно выставляя их на обозрение темных улиц за окном, но эти улицы пусты, и их никто не видит.

На картине и в реальной жизни.

– И во что я вляпался? – спросил Ричер.

– Вы должны стоять неподвижно на месте и не двигаться, пока я вам не разрешу.

– Или?

– Или отправитесь в тюрьму за вмешательство в операцию, касающуюся национальной безопасности.

– Или вас уволят за то, что на сцене, где проводится операция, появилось гражданское лицо.

– Она проводится не здесь, а в парке.

Женщина посмотрела по диагонали, через широкий перекресток, где встречались три главные улицы, и темные деревья за ними.

– Так во что же я вляпался? – повторил Ричер свой вопрос.

– Я не могу сказать.

– Уверен, что я еще и не такое слышал.

– Военная полиция, верно?

– Как ФБР, только с гораздо меньшим бюджетом.

– Наша цель находится в парке. Он сидит в полном одиночестве на скамейке и ждет связного, который не придет.

– И кто он?