Всемирный экспресс. Тайна пропавшего ученика Штурм Анка
– Я вижу, что всё дело в нём, – пробурчал он.
Хлопнув ладонью по столу, Флинн покачала головой.
– И почему мы сразу этого не заметили?! – воскликнула она. Какими же слепыми они были в последние часы! – Время, Касим! Время! Всё дело в нём! – Отгоняя закрывающие ей обзор мыльные пузыри, она указала на упнар. – Стуре – приятель Гарабины. А она исследует – что?
– Время, ясное дело. Но… – Касим сощурил глаза, словно так лучше видел ситуацию, и осторожно постучал пальцем по упнару. – Ох! – вырвалось у него. – Ты хочешь сказать… ты с этой штукой в ухе слышала прошлое?!
Флинн кивнула. Впервые за две недели она увидела, как Касим побледнел. Эта бледность резко выделялась на фоне его светящихся зелёно-синих волос.
– Но и Гарабина, и Стуре занимаются этим не просто так, – возразил он. – Они ведут исследования для…
– …мадам Флорет, – закончила его мысль Флинн. – Именно. И я знаю зачем. – Она показала на чёрно-белую фотографию Йетти Флорет. Она вспомнила, как услышала имя Йетти в упнаре и прочла его на обугленном билете двадцатипятилетней давности, и подумала, что, вероятно, Йетти была в экспрессе в одно время с мадам Флорет и Кёрли. Флинн была уверена, что это не случайное совпадение. Всё совершенно ясно: Йетти Флорет приходилась мадам Флорет родственницей. И с ней случилось то же самое, что и с Йонте: она исчезла в этом поезде. Флинн набрала в лёгкие побольше воздуха. – У мадам Флорет есть основания заставлять их обоих подкрутить время, – сказала она, вдруг почувствовав такую близость с учительницей, что от этого ей стало чуть ли не больно. – Она ищет сестру. Или кузину. Как бы то ни было – нам нужно поговорить с мадам Флорет! – Она выскочила из вагона Кёрли в промозглый тамбур. – Я хочу знать, что ей известно. Она наверняка знает о Йонте и о павлинах-фантомах больше, чем все остальные в поезде.
Касим помчался следом за ней.
– А если и так? – спросил он, схватив Флинн за плечи. – Ну подумай: если мадам Флорет до сих пор тебе ничего не рассказала, то только потому, что не хочет, чтобы ты вмешивалась. Что она сделает, если ты сейчас всё-таки влезешь в это дело? – Он запнулся. – Честно сказать, Флинн, похоже, всё это опаснее, чем я думал. Пегс абсолютно права!
Флинн замедлила шаг. Она понимала, что Пегс права, опасаясь высшей магической технологии. Но Флинн не знала, что ещё можно сделать: нужно было кому-то всё рассказать – но кому?
Но это не имело уже никакого значения. Потому что первым на пути им попался Стуре, а не мадам Флорет.
Он сидел в полном одиночестве в комнате отдыха павлинов, крутя металлический кубик Рубика, словно о дуэли и думать забыл.
Флинн ожидала встретить любопытных павлинов, которые захотят подбодрить его в ночной дуэли. Вместо этого в помещении висела призрачная тишина, будто день в Будапеште выжал все силы не только из учеников, но и из самого экспресса. Поезд, пыхтя, карабкался вверх по холмам, мимо елей и утёсов. В комнате отдыха слышался только скрип вагонной рессоры да рёв бьющего в окна ураганного ветра.
– Стуре! – крикнула Флинн. Её голос прозвучал на весь вагон.
Стуре без особого интереса поднял глаза, но Флинн заметила в них растерянность.
– Чего вам?
– Не изображай из себя невиновного, – сказала она, сунув ему под нос упнар. – Как мадам Флорет собирается вернуть родственницу? Не с помощью ли этой штуки?
Стуре наморщил лоб:
– Ты имеешь в виду планы мадам Флорет относительно времени, Флинн Нахтигаль? Я скажу вам то, что сказал и ей: мне это неинтересно. Я не стану делать ничего противозаконного.
Флинн не верила ни одному его слову:
– Что именно ты называешь планами мадам Флорет относительно времени? Что она собирается сделать?
Стуре, равнодушно подняв брови, вновь занялся кубиком. Равномерное пощёлкивание почти довело Флинн до белого каления.
– Стуре!
Тот раздражённо поднял голову:
– Гарабина считает, что она хочет открутить время в поезде назад. На двадцать пять лет. Но это невозможно. Никто не сможет это сделать.
Открутить время назад. Душа Флинн впитала эти слова так же быстро, как тонкая одежда впитывает воду. Это же так просто. Так элементарно. Нужно только открутить время назад до того момента, когда ещё никто не пропал. Мадам Флорет действительно нашла возможность вернуть павлинов-фантомов!
– Значит, я снова увижу Йонте, – выдохнула она, воодушевлённая этой мыслью.
Касим рядом с ней испуганно охнул, а Стуре покачал головой:
– Это вовсе не означает, что ты кого-то там вернёшь. Клянусь Стефенсоном – ну подумай как следует, Флинн. Двадцать пять лет! – Заглянув ей в глаза – холодные голубые вперились в тёмные золотые, – он добавил: – Нас тогда уже не будет. Или ещё не будет.
Между ними тремя повисла зловещая тишина. Экспресс поднялся теперь на высоту более тысячи метров. Ни одно дерево, ни одна скала не сдерживали больше ревущий встречный ветер, молотивший по стенам вагонов, как бьющийся в истерике ребёнок.
Внезапно у Флинн всё внутри похолодело. Неужели ради своей родственницы мадам Флорет не остановится перед тем, чтобы… стереть их всех с лица земли?!
– Когда это случится? – прошептала Флинн. – Когда она подкрутит время?
Стуре презрительно фыркнул.
– Никогда, – сказал он, не отрываясь от своего кубика. – Ведь такая магическая технология требует жертв, и звёзды должны встать как нужно, и вообще никому не известно, как это происходит.
Флинн сунула упнар Стуре прямо в лицо.
– Если можно открутить время назад так, чтобы слышать прошлое, значит, можно открутить назад и совсем! – пылко воскликнула она.
Стуре уставился на переводчик в её руке.
– Ты хочешь сказать… – начал было он, впервые с сомнением в голосе.
– Да! – крикнула Флинн. – Когда, Стуре? Когда мадам Флорет это сделает?
– Интересно, – пробормотал Стуре и осторожно взял упнар с её ладони. – Я всего лишь хотел создать устройство для перевода. Мадам Флорет считала, что мне нужно сильнее затянуть зубчатые колёса и… ох! – Он замолчал. – Она меня провела!
– Похоже, это не так уж и трудно, – констатировал Касим. – Отправляйся уже в наше купе и навали в штаны из-за предстоящей дуэли.
– Это ещё зачем? – с подозрением в голосе спросил Стуре.
Касим сощурил глаза.
– Ну, ты ведь, в конце концов, скорее трус, чем задавака. Кто из нас, перед тем как идти спать, всегда заглядывает в шкаф под кроватью?
Он явно наступил Стуре на больную мозоль. Тот подскочил как ужаленный.
– Гарабина ещё на прошлой неделе наябедничала про дуэль, – отрезал он.
Снова наступила тишина. Его слова повисли в воздухе нелицеприятной истиной.
Первым отреагировал Касим.
– Неправда. Иначе мы бы уже огребли по полной, верно? – Он обернулся к Флинн за поддержкой.
– Что ж, – подняв голову, сказал Стуре, – я и огрёб из-за этого по-полной. Или вы думаете, что я бы добровольно провёл воскресенье в поезде?
Флинн открыла было рот и снова закрыла. В этом не было никакого смысла. Если мадам Флорет всё знала – почему тогда она не наказала никого из них? Почему не потребовала от Фёдора объяснений?
Среди заполнившего пространство смятения что-то вдруг прогрохотало как лошади по степи. Вагон наполнился шумом, таким непродолжительным и оглушительным, словно они на одну-две секунды попали прямо в грозу, а после этого наступила мёртвая тишина.
Флинн с бьющимся сердцем во все глаза смотрела на Касима. В голове у неё пронеслась мысль: «Магическая технология требует жертв», – так было написано в инструкции. У неё подступил ком к горлу. Вероятно, это означает, что кто-то должен умереть. Что же больше могло оказаться для мадам Флорет кстати, чем опасная для жизни дуэль в паркуре – и парень, который из-за этого побежит по крышам вагонов?
Вопрос «когда?» больше не стоял.
Быстрее, выше, дальше
– Нам нужно в конец состава. Бегом! – скомандовал Касим, и они с Флинн оставили ошарашенного Стуре в комнате отдыха одного.
В такт постукиванию на стыках рельсов под ногами они мчались через соединительные мостики и по вагонам.
В первом спальном вагоне из ванной комнаты только что вышла Пегс, вытирая рукавом халата остатки зубной пасты в уголках губ. Касим чуть не сбил её с ног, а Флинн, не сумев вовремя затормозить, повалила на пол их обоих.
– Мадам Флорет! – вставая на ноги, выкрикнула она, прежде чем Пегс успела что-либо спросить.
Пегс, затянув потуже кушак своего халата, словно чёрный пояс по карате, молча понеслась вслед за ними к смотровой платформе.
Ночь выдалась свирепой: бушевал ураганный ветер, такой ледяной, как сама зима, в этот час повсюду теснившая осень.
Касим взобрался на шаткие перила и, со скрипом вращая рукоятку, спустил им металлическую стремянку. Флинн, даже не поинтересовавшись, откуда он о ней знает, перегнулась через перила и первой вскарабкалась по ржавым ступенькам наверх.
По обеим сторонам от насыпи деревьев было мало, и всё же Флинн дважды пришлось пригнуться, когда её стегануло ветками. Сидевшие на них вороны с карканьем улетели прочь.
Чем выше Флинн поднималась, тем сильнее ревел ветер – но едва она ступила на крышу, он улёгся, и вокруг неё ощущалось не более чем лёгкое дуновение. Флинн в изумлении зажмурилась. Казалось, она вошла в какое-то иное измерение. Она чувствовала себя как под водой и очень ясно слышала собственное дыхание. «Стефенсон встроил такой специальный защитный механизм, что-то вроде окружающего поезд пузыря», – сказал тогда Фёдор. Очевидно, кто-то включил этот механизм.
И правда: ноги не скользили по крыше, ветки клонились в сторону, а дым был лёгким как паутинка. На какой-то безумный миг Флинн почувствовала себя в безопасности. Над ней проносились порывы шквального ветра – а она ничего этого не ощущала. Она бы не удивилась, если бы ветер смёл с неба все звёзды, рассыпавшиеся в бесконечности яркими точками, как огни под безупречно синим куполом.
– Нахтигаль?! Что тебе здесь надо?
Флинн быстро обернулась. В самом конце вагона, почти у самого края, за которым зияла пропасть, стояла Гарабина. Волосы она стянула на затылке, а очки сидели на кончике носа, словно она только что настраивала стоящий рядом с ней телескоп. На секунду Флинн удивилась, увидев её.
– А почему здесь ты, а не мадам Флорет? – спросила она.
На крышу рядом с ней ловко подтянулся Касим. Пегс нигде не было видно. Неужели смылась?
– Кыш, – Гарабина помахала рукой, словно хотела спугнуть Флинн и Касима с крыши как двух воробышков. – Тут вам не игрушки! Проваливайте спать!
– И ты еще хочешь, чтобы мы спали, когда ты будешь нас уничтожать?! – возбуждённо выкрикнула Флинн. – Ты ведь не прислуга мадам Флорет, Гарабина. Не поддавайся ни на какие уговоры, хорошо?
– Боже ж мой. – Гарабина скорчила гримасу, словно в лице Флинн и Касима перед ней стояли два самых больших недоумка во всей школе. – Вы что, вообще ничего не соображаете? Я сама предложила мадам Флорет проводить исследования, я сама хотела создать магическую технологию, я сама хочу открутить время назад. Мадам Флорет, – она пренебрежительно махнула рукой, – только средство для достижения цели. Она нуждалась в ком-то, кто даст ей надежду, и ради этого была готова предоставлять мне всё, что я хотела: деньги, время, запрещённые записи и разрешение работать здесь, наверху. Без меня у неё не было бы шансов вернуть сестру.
Её слова отдались в ушах Флинн перестуком колёс. Теперь она поняла, где Гарабина пропадала каждую ночь: она занималась исследованиями здесь, на крыше. И мадам Флорет не только ей это позволяла, но ещё и прямо-таки благодарила за это.
– Я же тебе говорил, – шепнул Касим, – что ханки те ещё симпатяги.
В душе Флинн росла ярость.
– Я не понимаю, – сказала она. – Для чего это всё? Зачем ты занимаешься исследованиями, если тебе плевать на мадам Флорет?
Гарабина подняла руку, словно собиралась пригладить волосы, как она делала всегда, когда была довольна собой.
– Зачем? – повторила она. – А почему бы и нет? Вопрос «зачем» мы в науке себе не задаём. Здесь речь не о сомнениях и размышлениях, а о том, чтобы прыгнуть быстрее, выше, дальше. Кто ищет предлог, тот найдёт тысячу оснований, чтобы ничего не делать. – Увидев по лицу Флинн, что та ничего не понимает, она гневно воскликнула: – У меня есть все данные для того, чтобы однажды изменить мир! Какой мне смысл изучать правила поведения за столом или обсуждать с Даниэлем, как писать письма?
– Ну, – шагнув к ней, сказал Касим, – может, для тебя есть смысл в чувстве ответственности. Если уж ты такой гений, каким представляешься, то и ответственность на тебе большая.
Флинн ошарашенно взглянула на Касима. Она ещё ни разу не слышала от него таких взрослых речей.
– Ответственность на мне, – произнёс чей-то холодный голос у неё за спиной.
От ужаса Флинн словно током пронзило, она не могла двинуться с места. Рядом с ней застыл Касим.
– Заканчивайте настройку, – велела мадам Флорет Гарабине, – пока расположение звёзд благоприятствует. – Голос у неё дрожал, но в нём слышалось предвкушение близкого триумфа.
Гарабина не медля принялась крутить рукоятки телескопа, направляя его на звёзды.
Звёзды. Флинн внезапно поняла, почему её предупредили именно созвездия в вагоне «Героизм» и почему устройство Стуре, которое он создавал под теми же созвездиями, позволило ей услышать прошлое. Вернуть прошлое можно только при помощи звёзд!
И в данную минуту звёзды, похоже, этому благоприятствовали…
– Не будь дурой, Гарабина, – сказала Флинн, спиной ощущая присутствие мадам Флорет. – Как же ты достигнешь большого будущего, когда у тебя будущего вообще не будет? Двадцать пять лет назад ты ещё даже не родилась.
Гарабина не обращала на неё никакого внимания.
Флинн зажмурилась, почувствовав жжение в глазах. Все они исчезнут с лица земли, словно никогда и не существовали, – и всё только потому, что она, как всегда, не сумела найти нужные слова.
– Ладно! – крикнула она, закипая от злости. – Пусть! Никто не может тебе запретить уничтожить саму себя. Но как ты можешь присваивать себе право жертвовать другими?
К её огромному потрясению, Гарабина остановилась. Её суровый взгляд скользнул мимо Флинн к мадам Флорет.
– Жертвовать? – спросила она.
– Ну, давайте же скорее! – нервно выкрикнула мадам Флорет.
Гарабина не реагировала. Посреди скал и безлиственных лесов, на крыше покачивающегося под их ногами поезда, под бесчисленными звёздами над их головами наступила поразительная минута тишины. От Гарабины требовалось принять решение, и она это знала.
– Что значит «жертвовать»? – ещё раз спросила она, глядя мимо Флинн на мадам Флорет. – Вы что, его для этого сюда привели?
Тысячи иголок вонзились во Флинн с головы до ног, её затрясло. Она догадалась, о ком говорит Гарабина…
Рядом с ней, обернувшись, испуганно охнул Касим. Наконец и Флинн нашла в себе силы повернуться.
Мадам Флорет вцепилась Фёдору в затылок, пальцы её напоминали тиски. К его виску она прижимала магический бумеранг Даниэля. Флинн видела, как острое дерево врезалось в кожу.
Во рту у неё так пересохло, что было больно, когда она сказала:
– Отпустите его! Немедленно!
Фёдор! Она так надеялась, что он не побежит по крышам! Она так надеялась, что всё будет хорошо.
– Ну, давайте, Гарабина, скоро там? – Кожаные защитные очки мадам Флорет с огромными выпуклыми стёклами плотно сидели у неё на носу, словно таким образом она намеревалась исключить любые сомнения: никаких взглядов в сторону. В толстых стёклах так чётко отражалось ночноенебо, что, должно быть, она видела только его.
Здесь, в ночи, намного более свирепой и реальной, чем жизнь в поезде, впервые в жизни с лица Гарабины постепенно сошло надменное выражение. Она громко сказала:
– Я не хочу иметь на своей совести кочегара, а в довершение ещё и весь Всемирный экспресс. Об этом вы мне ничего не говорили! – Голос её был слабым, как ветер.
Вне себя оттого, что Гарабина ей не повиновалась, мадам Флорет прорычала:
– Двадцать четыре года назад проклятый Всемирный экспресс поглотил мою сестру без остатка! Она провела в поезде меньше года и потом больше никогда не объявилась. Она на совести этого поезда! Нет никаких оснований щадить его! – Она тяжело дышала.
Экспресс резко повернул между нагромождениями скал, и Флинн опасно закачалась на скользкой поверхности крыши. Ухватив её за локоть, Касим многозначительно взглянул на неё. От осознания, что мадам Флорет точно так же истово ищет свою сестру, как она – сводного брата, мир вокруг Флинн отступил далеко назад.
«Я знаю, что она чувствует, – думала она. – Мы с ней ближе друг другу, чем все остальные здесь». Закончить эту историю было делом не Гарабины – это было делом Флинн.
– Два года назад во Всемирном экспрессе исчез мой сводный брат, – громко сказала она. – Мне не хватает его каждый день. Такое чувство, будто жизнь теперь стала неполной. – Флинн осеклась. Она сомневалась, услышала ли её мадам Флорет из-за стука колёс, но спустя несколько секунд учительница прошипела:
– Я знаю. Но что такое жалкие два года, Нахтигаль? Ваша мать лишилась рассудка из-за потери ребёнка?
– Ну да, – начала Флинн, но ответ мадам Флорет не интересовал. Она выкрикнула: – А ваш отец развёлся с ней из-за этого? – Она настолько повысила голос, что слова её отскакивали от стенок защитного пузыря тысячекратным грозовым эхо. – Из-за этого вы семнадцать лет преподаёте бестолковым, избалованным детям вместо того, чтобы сделать блестящую карьеру магического технолога, которую вам прочили?
Покачав головой, словно сама не в состоянии всё это понять, мадам Флорет призналась:
– Я никогда не была павлином. После учёбы в Медном замке я только из-за сестры стала работать здесь учительницей. Мне дали пустые обещания расследовать её исчезновение – и в результате ничего не сделали! Ничего не сделали, Нахтигаль, за двадцать четыре года моей жизни!
Флинн ожидала, что мадам Флорет расплачется, но вместо этого она с каменным лицом ещё сильнее прижала острый край бумеранга к голове Фёдора. Флинн видела, как он стиснул зубы.
Золотые знаки в текстуре дерева начали светиться, из-за их яркого мерцания Флинн наконец пришлось зажмуриться.
– Когда взорвалась машина Хинриха Ханка, я дала себя клятву никогда не втягивать в поиски Йетти ни одного павлина, – шипела мадам Флорет. – Но что мне это дало? Ничего!
Больше всего на свете Флинн хотелось заткнуть уши. Слова мадам Флорет так глубоко задели её, что ей сделалось страшно. Она понимала, как случилось, что та зашла так далеко.
Внезапно поезд поехал быстрее, и Флинн пошатнулась. Только сейчас она заметила, что Всемирный экспресс катил по громадному древнему виадуку. Справа и слева от каменного моста, по которому тянулся поезд, зияла громадная пропасть, такая же тёмная, как ночь над ними.
Взглянув вперёд, она увидела там только чёрный-пречёрный туннель в сером горном массиве. За несколько метров до него в паровозном дыму возникла белая шевелюра. Кто-то крикнул:
– Пригнитесь!
Флинн ощутила воздушную струю такой головокружительной мощи, словно защитный пузырь над крышами вагонов в одночасье испарился. Она еле удержалась на ногах от настигшего её с размаху порыва ночного ветра.
Мадам Флорет тоже потеряла равновесие, и лицо её исказилось от напряжения.
– Давайте же, Гарабина, скорее! – Её рука с бумерангом дёрнулась, будто она собиралась по привычке хлопнуть в ладоши. Движение было мимолётным, но Фёдор среагировал мгновенно. Молниеносно крутнувшись, он вырвался из её хватки.
– Нет! – взвизгнула мадам Флорет. В стремительном прыжке, напоминающем бросок вратаря за мячом, она попыталась схватить Фёдора, но мальчик выбил бумеранг у неё из рук, и подобно взрывной волне тот, светясь, просвистел в миллиметре от головы Флинн.
Сердце Флинн на миг остановилось. Она видела, как Фёдор, словно в замедленном воспроизведении плёнки, прыгнул к ней. Он сбил её с ног, а затем оба они падали, как казалось, несколько часов подряд.
Флинн больно ударилась подбородком о железную крышу вагона. Она хватала ртом воздух, сердце билось о рёбра. Фёдор, тяжело навалившись сверху, плотно прижимал её к крыше.
Рядом распластался на животе Касим. А затем – не прошло и секунды – Всемирный экспрес ворвался с виадука прямиком в туннель.
Конец ночи
Они услышали глухой удар, и мадам Флорет исчезла. Поезд мчался по туннелю. Флинн ощущала затхлый запах от стен, чувствовала, как вода капает на лицо и влажный дым паутиной оседает в волосах. По-прежнему прижатая Фёдором к холодной скользкой крыше, она зажмурилась.
Несколько секунд их окружали только тьма и встречный ветер. Флинн казалось, что прошла целая вечность.
Затем наконец что-то стукнуло, и по обеим сторонам от поезда опять появились деревья и скалы – а над ними звёзды, такие невозможно живые, что Флинн ужасно захотелось плакать.
Она почувствовала, как от дыма и ужаса её глаза наливаются слезами – и тут поезд, рванувшись, с громким скрежетом остановился в какой-то глуши.
Флинн с Фёдором и Касимом проползли около метра по скользкой крыше, пока не уцепились за край.
– У вас всё хорошо?
Голос шёл от начала состава. Флинн с усилием подняла голову. Над паровозом, окутанное плотными тёмными облаками дыма, которым пыхал стальной конь, слегка приподнималось лицо Пегс. Она кашляла.
– Гений ты наш чёртов! – вскочив на ноги, восторженно завопил Касим. Пегс подтянулась на крышу и по бесчисленным вагонам понеслась ему навстречу.
Тут до Флинн дошло, что Пегс вовсе не смылась, чтобы укрыться от опасности, а бросилась просить машиниста убрать защитный пузырь над крышей поезда. Даже думать не хотелось, что бы случилось, не приди ей в голову эта идея.
Поднявшись на ноги, Флинн взглянула в конец состава. Гарабина неподвижно лежала рядом с телескопом.
– Что с ней? – спросил Фёдор с искажённым болью лицом. Придерживая руку, он с трудом смог подняться. – Она же не… – Он запнулся, и Флинн была этому рада.
Медленно пройдя по крыше, без перестука колёс казавшейся совершенно безобидной, они опустились на колени рядом с Гарабиной. Глаза её были закрыты, словно она всего лишь спала.
Флинн осторожно пощупала её запястье. Па-дам, па-дам. Она так же ясно ощущала биение пульса под кожей Гарабины, как страх внутри себя.
– Думаю, её зацепил бумеранг мадам Флорет, – предположила Флинн, вспомнив табличку в кабинете Даниэля. – Она просто без сознания. Бумеранг – это магическая технология.
Две-три секунды все молчали.
В её сознание, пульсируя, проникали события последних минут. В глазах Фёдора Флинн увидела ужасы этой ночи и, не раздумывая, обняла его. Он обнял её покрытой копотью правой рукой, а левой, видимо, не мог пошевелить от боли. Так они и стояли какое-то время, наслаждаясь осознанием того, что живы.
Флинн вдыхала исходящий от Фёдора запах копоти и персиков, чувствовала тепло его тела рядом со своим и движение его мышц, когда он наклонился к ней. Сердце у него колотилось так же сильно, как и её собственное.
– Что с… мадам Флорет? – немного погодя спросил Фёдор.
Флинн подняла на него взгляд, и его дыхание скользнуло по её лицу. Она почувствовала, как он осёкся, словно не отваживаясь упомянуть это имя.
Флинн нерешительно высвободилась из его объятия. Туннель в скале за ними ощерился тёмной прожорливой пастью. Он выглядел слишком мрачным и пугающим, чтобы что-то в нём разглядывать.
– Стоит нам её поискать? – решился спросить Касим, подошедший к ней за руку с Пегс.
Флинн покачала головой.
– Я разбужу Даниэля, – вставая, сказала она. Мысль о том, что внизу в поезде царил ночной покой и всё шло своим чередом, угнетала и в то же время успокаивала. На одну ночь всё перепуталось в её жизни. Но не в мире.
Экспресс простоял до утра.
Пока Кёрли обследовал Гарабину и перевязывал болевшую руку Фёдора, Даниэль по радиосвязи сообщил о случившемся в центральный офис Всемирного экспресса. После этого он быстро прижал к себе Флинн, словно безмерно радовался, что с ней ничего страшного не случилось, и отправился с учителем спорта синьором Гарда-Фиоре и своим братом Дарсоу на другую сторону туннеля искать мадам Флорет.
В вагонах до раннего утра продолжался переполох. Учителя, совершенно выбившиеся из сил, носились по коридорам, пытаясь загнать павлинов обратно в их купе, но вся школа уже была на ногах.
Флинн, как и большинство, не выдержала шатания по коридорам и, стоя на насыпи у поезда, наблюдала, как уменьшается в туннеле луч фонарика Даниэля. Она нервничала, ощущая себя какой-то заводной куклой. Мысли так быстро сменяли друг друга, что у неё закружилась голова. С веток укутанных ночной тьмой деревьев каркали вороны.
Она едва заметила, как Кёрли отвёл её назад в поезд, в столовую. Касим, Пегс и Фёдор уже сидели за столом, склонив лица над дымящимися плошками с гуляшом. Левая рука у Фёдора была на перевязи, а голова забинтована. Он сутулился, но на лице его читалось явное облегчение. Пегс и Касим, напротив, выглядели взлохмаченными и усталыми.
Это и есть лица героев, решила Флинн.
Она тяжело опустилась на стул рядом с Пегс и подняла глаза, только когда и перед ней поставили плошку с супом. Это сделал невысокий человек с растрёпанными светлыми волосами и таким слоем копоти на лице, что Флинн с трудом разглядела настоящий цвет его кожи. Он смотрел с тем же мрачным видом, так присущим и Фёдору. И всё же Флинн потребовалось несколько секунд, чтобы догадаться, что это второй машинист.
– Сделайте одолжение, избавьте меня в будущем от таких волнений, – сказал он, подмигнув Пегс.
Флинн стала было извиняться, но он, в почтительном приветствии дотронувшись до своей сине-зелёной кепки, покачал головой:
– Слава Стефенсону, наш кочегар жив-здоров. Ума не приложу, что бы я без него делал.
Он удалялся от них по проходу, а Флинн, взглянув на удивлённое лицо Фёдора, в его тёплые, блестящие глаза, тихо сказала:
– Я тоже. – От великой радости, что с ним всё хорошо, у неё даже сердце щемило.
Фёдор немного помедлил, а затем его измождённое лицо осветилось улыбкой. Он не отрывал от Флинн взгляда тёмных глаз. Она почувствовала, как её бросило в жар, и быстро наклонилась над плошкой с супом.
– Спасибо, – пробормотала она. – Всем вам.
– Да не за что, – сказал Касим, как и машинист, как бы почтительно салютуя, дотронувшись до головы. – Всегда пожалуйста, Флинн Нахтигаль!
По лицу Флинн пробежала улыбка. И, даже не глядя, она знала, что остальные тоже улыбаются.
Пегс впервые не жаловалась на еду. Они ели с таким аппетитом, словно несколько дней росинки маковой во рту не держали, а после еды уснули, свернувшись калачиком на скамейках, а над ними сквозь стеклянную крышу бриллиантами сверкали звёзды.
Флинн проснулась от звука приглушённых голосов и звяканья столовых приборов. Она протёрла глаза и села.
Сквозь широкие окна падал яркий утренний свет, освещая заспанные лица павлинов. Человек десять завтракали, рассеявшись по всему вагону.
Она жадно впитывала журчание их будничных разговоров, глухой хлопок, когда Оливер Штубс открыл баночку с джемом, и громкий смех, когда он принялся намазывать джем на лицо, как индеец наносит боевую раскраску. Она слышала металлическое постукивание утренней партии в нарды и шипение растворяющегося в чьём-то стакане шипучего порошка.
На какой-то безумно прекрасный миг Флинн показалось, что она заснула здесь полторы недели назад, чтобы теперь проснуться и понять, какой обыкновенной и простой может быть жизнь в поезде.
– Возможно, когда-нибудь, – словно прочитав её мысли, сказал Касим, – Рейтфи и на завтрак будет готовить супы. М-м-м! – Поставив на стол две доверху наполненные тарелки, он взглянул на Пегс, которая, свернувшись клубочком, лежала рядом с ними и что-то бурчала во сне. Заколки в её волосах съехали, и Флинн стало интересно, что она скажет, когда чуть позже увидит себя в зеркале.
– Ты что, не любишь омлет с ветчиной? – спросил Касим, когда Флинн вышла в проход. Он подвинул к ней одну из тарелок.
Флинн подмигнула:
– Возможно, когда-нибудь. – Сейчас ей нужны были ответы, а не завтрак.
На пути в директорский вагон Флинн прошла через вагон для сотрудников. Дверь в медицинский кабинет стояла открытой. Рядом с Гарабиной, всё ещё лежащей в постели без сознания, Стуре Аной тихо беседовал с Кёрли. Заметив Флинн, Стуре открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыл его.
Флинн секунду молча подождала, а затем обратилась к Кёрли:
– У вас в вагоне висит фотография Йетти Флорет.
Кёрли казался недовольным и усталым.
– Я не знал, что замышляет мадам Флорет! – громко проворчал он. – С Йетти мы тогда просто переписывались. Ничего больше.
Флинн показалось, что для него было очень важно, чтобы она ему верила. Но как она ни старалась, у неё ничего не выходило – оставалось ещё слишком много вопросов.
Означают ли слова Кёрли, что он тоже не учился во Всемирном экспрессе? Может быть, он, как и мадам Флорет, устроился в поезд, чтобы искать Йетти?
Флинн очень хотелось расспросить Кёрли обо всём, но между ними, похоже, стояло слишком много недосказанного, и она не могла найти нужных слов. Краем глаза она видела, как Стуре некоторое время наблюдал за ней, а затем с застывшим лицом отвернулся.
В дирекции дверь в кабинет тоже была приотворена.
– Ах да, вот ещё что, – послышался голос Даниэля в тот момент, когда из кабинета вышел Фёдор. – Почему ты вообще оказался на крыше?
Глаза Флинн встревоженно округлились. Фёдор состроил гримасу – то ли оттого, что Даниэль уличил его, то ли потому, что это было лучшее утро за долгое время.
– Знаете, Даниэль, – сказал он, – кочегар нужен везде. Просто везде. – Затворив дверь, он приподнял руку. – Частичный перелом, – пояснил он с улыбкой, искажённой гримасой боли. – Тянет на несколько свободных дней. – Он не сводил глаз с не по-девчоночьи расхристанной Флинн. – Как насчёт баночки имбирснафа сегодня вечером на складе?
Флинн почувствовала, как на сердце теплеет от радости. Иногда действительно казалось, что всё абсолютно нормально и просто. Но ответила она не сразу, и это повергло Фёдора в сомнения.
– Или, может, завтра? Или… хм. – Он осёкся, а затем добавил: – Или нет?
Флинн подавила улыбку.
– Это, типа, свидание? – решилась спросить она. Приходилось признать, что ей приятно так думать.
Фёдор дёрнул правым плечом.
– Типа, – соглашаясь, повторил он. – Если хочешь.
Флинн кивнула. Редко когда в жизни она бывала в чём-то настолько уверена.
– До вечера, – сказала она, заходя в кабинет Даниэля.
Было странно впервые находиться здесь официально. Флинн могла спокойно осмотреться, но взгляд её остался прикованным к пустому месту, где раньше висел бумеранг. Она судорожно сглотнула.
– Что с мадам Флорет? – спросила она. – Её нашли?
– Нет, – ответил Даниэль, и в этом слове слышались вся усталость и тревоги последней ночи. – Сейчас сотрудники центрального офиса обследуют долину под виадуком. – Подняв голову, он взглянул на Флинн. – Вряд ли нужно объяснять тебе, что случилось, если она свалилась туда.
Флинн почувствовала, как внутри у неё всё скрутило.