Всемирный экспресс. Тайна пропавшего ученика Штурм Анка
– Смотри-ка, и правда крохотная лошадка, – съязвил он. – Что ты тут делаешь, ханк?
Стуре вгляделся в темноту и вздохнул, различив в ней очертания Фёдора.
– Что он делает рядом с тобой? – поинтересовался он у Флинн.
– Он мой друг, – раздражённо сказала Флинн. По тому, с каким удивлением Стуре посмотрел на неё, она поняла, что эти слова имеют не только то значение, которое она в них вкладывала.
– Вот как, – сказал Стуре, на миг показавшийся сбитым с толку. – Что ж, мне жаль, что я помешал вашему свиданию – хотя стоп… – он опять опустил очки на глаза, – это же вы мне мешаете, а не наоборот. Доброй ночи!
Флинн не столько услышала, сколько почувствовала у себя за спиной ворчание Фёдора. Она подошла ближе к столу Стуре. Он был завален блестящим искрящимся металлом, который, казалось, гудел словно под напряжением. На руках Стуре посверкивала металлическая пыль.
– А что это ты расселся тут в такое время? – спросила она.
На мгновение Флинн зажмурилась, потому что в голове у неё всплыло имя Хинрих Ханк. Она вспомнила слова Касима: парень, который не мог держаться в стороне от магической технологии…
– Мне не спалось.
Фёдор пренебрежительно фыркнул.
– Это ведь магическая технология, я права? – спросила Флинн, всё меньше доверяя Стуре. Одна из металлических деталек начала тихонько посвистывать. Флинн быстро сделала шаг назад. Стуре явно что-то мастерил для мадам Флорет. – У тебя есть на это специальное разрешение или что-то в этом роде? – спросила она заворожённо и вместе с тем недоверчиво.
– Нет. Не трогай! – Стуре придвинул все металлические детали к себе, хотя Флинн и так не смогла бы до них дотянуться. Свист затих. – Я не делаю ничего запрещённого, – торопливо сказал он, но Флинн видела, как в его взгляде пожаром вспыхнули угрызения совести. Она не сомневалась, что он лжёт. Он сам говорил, что магическая технология опасна. Стуре поднял вверх маленькую, компактную штуковину размером со слуховой аппарат. – Вот это упнар. Его изобрёл я.
Фёдор за их спинами фыркнул, подавляя смех.
– Упнар, – твёрдо повторил Стуре. – Устройство для перевода на расстоянии. Это такой слуховой аппарат. Он переводит любое слово любого языка прямо тебе в ухо. Очень практично, если находишься на расстоянии больше ста метров от Всемирного экспресса. Ведь дальше переводящая магия поезда не работает.
– Знаю, – сказала Флинн, не сводя глаз с маленькой блестящей штучки на столе. Она не могла поверить, что Стуре такое изобрёл. – Я тебе не верю, – заявила она, думая об экспериментах Гарабины со временем.
Стуре потрясённо заморгал.
– Конечно, я пока не знаю, будет ли он работать, – признался он.
Флинн протянула руку. Сердце её колотилось от ярости и страха.
– Давай я его испытаю, – предложила она. – В воскресенье на вокзале.
– Что?! – вскричали Стуре и Фёдор в один голос.
Стуре потряс головой:
– Что ты сказала?
– Я сказала, что хочу испытать для тебя твой упнар, – повторила Флинн, внутренне сопротивляясь каждому слову. Но Стуре был лучшим другом Гарабины, и если он точно так же, как и она, работал на мадам Флорет, то это шанс узнать что-нибудь о Йонте.
Аппарат лежал крошечным механическим чудом среди всех светящихся и гудящих кусочков металла, из которых родился. Стуре колебался.
– Но его чтобы рядом не было, – велел он, указав на Фёдора.
– Разумеется, – пробурчал Фёдор. – Мне работать надо.
Стуре смерил его испытующим взглядом, а затем положил крохотный прибор в руку Флинн. Он весил не больше каштана и, прохладный и гладкий, уютно прижался к коже.
– Если он сработает у тебя, то уж умные люди точно с ним справятся, – сказал он так деловито, словно это было не оскорбление, а обычный факт. – Обращайся с ним осторожно. Смотри не потеряй! И если на нём появится хоть одна царапина…
– Ладно-ладно, – сказала Флинн, проглотив раздражение. – До завтрашнего вечера, Стуре Аной!
Они пошли к двери, оставив позади себя взволнованный шёпот бесчисленных созвездий.
– Могу поспорить, у тебя голова отвалится, как только ты вставишь это в ухо, – озабоченно прошептал Фёдор. – Если бы это действительно было устройство для перевода, ему бы следовало называться «удпнар».
Сзади раздался ленивый голос Стуре:
– Слышите? Я делаю это только ради науки.
Ничего на это не ответив, они вышли в ночь, в тамбур. Флинн заглянула в горящие глаза Фёдора.
– Я делаю это только ради Йонте, понимаешь? – пояснила она.
В лавке «Тимоти и Никс»
Утром в воскресенье Флинн решила отказаться от завтрака Рейтфи. Вместо этого она от души повалялась в постели, наслаждаясь тишиной в купе. Мадам Флорет встала несколько часов назад и, очевидно, надзирала за павлинами, чьи шаги барабанили по коридорам. В купе, как всегда, пахло лесом и наукой – доказательство того, что мадам Флорет ночью в какой-то момент здесь действительно была.
Флинн стала наблюдать, как над старинными крышами города, куда только что въехал поезд, всходит солнце. Его ослепительные лучи падали на порхающие внизу оконной рамы буквы, которые, потрескивая, сложились в слово «Будапешт».
По лицу Флинн скользнула улыбка. Она выбралась из-под одеяла и для выходного дня взяла джинсы и клетчатую рубашку с длинными рукавами.
Она провела на борту Всемирного экспресса уже больше недели. Неумолчный перестук колёс, покачивание вагонов на поворотах, чувство свободы и безопасности, даже странные занятия – всё это казалось нормальным, таким, как и должно быть. Жизнь в поезде без Йонте и без билета не была идеальной, но в ней впервые за все последние годы появился смысл. И всё же после недели в поезде, с его тихими коридорами и нашёптанными тайнами, создавалось впечатление, что жизнь на вокзале в Будапеште бьёт ключом. В большом зале сквозь старые окна верхнего света солнечные лучи прогревали железо поездов, напитанный туманом воздух и настроение прохожих. За ограждениями чистым золотом сверкали рельсы. Во Всемирном экспрессе ученики понеслись по коридорам будить друзей, и повсюду обсуждались планы на свободное утро. Пока поезд с шипением и скрежетом тормозил на седьмом пути, Флинн вышла в один из тамбуров к Пегс и Касиму.
– Прошлой ночью кое-что случилось, – вырвалось у неё.
Пегс недоверчиво округлила глаза:
– Опять?! Мне бы твои ночные приключения!
В клубах дыма Флинн рассказала обоим о Стуре и его изобретении с использованием магической технологии, которое она собиралась испытать на себе.
Касим улыбнулся широченной улыбкой:
– Ты показала этому ханку Стуре! Клёво!
– Фёдор считает, что, если я вставлю в ухо этот упнар, у меня отвалится голова, – заметила Флинн, вовсе не находя всё таким уж клёвым. Она даже допускала, что может стать подопытным кроликом в эксперименте со временем, который затеяла мадам Флорет, вместо того, чтобы помешать ей провести его. Но пойти на этот риск было необходимо.
На перроне стояли два человека в двубортных костюмах. Один из них, держа в руке жёлтый кожаный чемодан, достал из него ящик для денег. С непроницаемыми лицами они ждали, пока экспресс с громким скрежетом и шипя паром остановится.
– На вид они такие же строгие, как мадам Флорет, – пробормотала Флинн, в толкотне среди других павлинов спускаясь по железным ступенькам на перрон.
– Это Ганс с Рольфом, – пояснила Пегс, вытаскивая из кармана красных коротких брючек бархатный мешочек. К брючкам она надела сегодня сиреневую футболку, расписанную в технике батик, и один из форменных джемперов. Флинн заметила, что человек с кожаным чемоданом – Рольф или Ганс – с ухмылкой рассматривает наряд Пегс.
– Они оба работают в центральном офисе Всемирного экспресса, – продолжала объяснять Пегс. – Для Всемирного экспресса это что-то вроде ведомства по вопросам школьного образования. Пойдём поменяем у них ролинги на нормальные деньги, – предложила она. – На них мы сможем купить Фёдору какой-нибудь подарок – на случай, если он сегодня ночью выиграет дуэль.
Флинн тяжело вздохнула. Больше всего ей хотелось на несколько часов выбросить из головы эту дурацкую дуэль.
Они скинулись ролингами и поменяли их у сотрудников центрального офиса на венгерские форинты – под звучащий на весь перрон голос мадам Флорет. Она огласила правила прогулки и составила список учеников, которые, несмотря на эти законы, тем не менее собирались покинуть поезд. Толпа понесла Флинн, Пегс и Касима прямо в зал прибытия. От Флинн не ускользнуло, что Стуре на прогулку не вышел: похоже, он и сам не верил в свой упнар и ни за что на свете не хотел присутствовать при том, как что-то с ним не заладится.
Прекрасное старинное здание Восточного вокзала в Будапеште казалось наполненным воздухом и светом. Лишь немногие пути находились под крышей, а большинство поездов стояли под открытым осенним небом. Здесь был целый ряд старомодных кассовых окошек, а роскошные залы ожидания украшены позолотой, мрамором и настенной росписью. В залах с высокими потолками громко раздавались объявления на венгерском языке, через полукруглые окна лился ярко-белый солнечный свет.
На огромной территории вокзала павлины быстро терялись из виду. Флинн про себя считала шаги. Убедившись, что они уже отдалились от поезда больше чем на сто метров, она затащила Пегс и Касима в укромный уголок между лотком, где продавались солёные крендельки, и автоматом с напитками и раскрыла кулак. Упнар переливался на солнце, словно покрытый масляной плёнкой. Флинн вопросительно взглянула на Пегс и Касима. Оба кивнули. Вздохнув, она засунула упнар в левое ухо.
Ничего не произошло.
Она не поняла, о чём её спросил Касим. Он говорил на каком-то совершенно непонятном языке. Флинн беспомощно постучала пальцем по маленькой металлической штуковине в ухе. Штуковина откликнулась жестяным звуком. Флинн растерялась – неужели Стуре соорудил обыкновенный муляж?!
Пегс неуверенно улыбнулась.
– По крайней мере, голова у тебя всё ещё на месте, – сказала она. Без воздействия чудесного универсального переводчика в её словах пробивался французский акцент.
На этот раз в здании вокзала не было ни пальм, ни рептилий, зато тут стоял симпатичный сувенирный киоск сиреневого цвета, а фасад украшала статуя Джорджа Стефенсона. Флинн видела, что у этой статуи Даниэль собрал группу павлинов. В незаметной нише между двумя газетными киосками была открыта дверь в какой-то маленький магазинчик. Над ней висела потускневшая медная табличка
«ТИМОТИ И НИКС»
Флинн застыла как вкопанная. Фёдор сказал, что Йонте купил почтовую открытку у «ТИМОТИ И НИКС»?
– Да вот же лавка! – воскликнула Пегс. – В атласе о ней упоминается.
Она потащила Флинн в нишу.
Вблизи Флинн увидела, что дверь в лавку перекосило, а пастельного оттенка зелёная краска отслаивалась как старые обои.
– Я не хочу туда, – запротестовала она. – У этой лавки вид какого-нибудь разорившегося казино или столовки для бездомных…
Но не дав ей договорить, Касим втолкнул её внутрь. Слова Флинн заблудились между стеллажей – пастельных тонов узких полок, слегка припудренных снежком. Флинн просто дар речи потеряла. «ТИМОТИ И НИКС», как сообщала табличка над прилавком, был «Единственным аккредитованным магазином по продаже товаров в дорогу, произведённых на основе магической технологии». И выглядел он именно так.
Вокруг всё исходило паром, свистело и переливалось. В витринах потихоньку пыхтели какие-то странные изобретения, а за ними на полках высотой несколько метров лежали горы упаковок со всякими ежедневниками, дневниками с замочком или котлами «Франц» – паровым котлом, «который приведёт в движение ваш механизм и одновременно с этим сварит отменный суп».
На расписном потолке висел допотопный вентилятор с ёмкостью для воды, который, охлаждая воздух, ещё и раскидывал по лавке крошечные снежинки. «Остужает до нуля градусов за десять секунд» – было написано на табличке, указывающей на потолок. А ниже: «Зима как раньше!»
Этот мир казался таким безумным, что Флинн чуть не расхохоталась в голос. Рядом с ней группа туристов с недоумением разглядывала пишущую машинку с клавиатурой рояля, а потом вышла из магазина, покачивая головами.
– Слава Стефенсону! – воскликнул продавец в светло-зелёной форменной одежде, в этот момент выкладывающий на полку кожаные защитные очки. – Больше павлинов! Я уже подумывал нанять практиканта, который бы знал, как обращаться с этим ужасным паровым пылеуловителем. Уголок экспресса скоро полностью занесёт снегом. – Он, покашливая, окинул их взглядом. – Кстати, этот пылеуловитель – прекрасный подарок для бабушки с дедушкой.
С многообещающей улыбкой он показал на стол с товарами по специальным ценам. Флинн заметила, что на правой руке у него вместо нормальной кисти была механическая. Между золотыми стержнями, видимо заменяющими кости, выпускали пар маленькие металлические суставчики. Когда продавец сунул в руки Пегс паровой пылеуловитель размером с ведро, в суставчиках затрещали крохотные зубчатые колёса.
– Это действительно классный подарок, – повторил он. Пегс только отмахнулась, и продавец со вздохом стряхнул с плеч пригоршню снежинок. – Особенно если вы дали уговорить себя на покупку одного из этих зимних вентиляторов, – пробормотал он.
Пегс потащила Флинн в заснеженный угол с сине-зелёными стеллажами, где на золотых этикетках были написаны названия товаров, вроде «Механический карманный калькулятор» или «Мини-герои – известные исторические личности в карманном формате (Обратите внимание: говорит одно предложение в день и даже может улыбаться!)».
– Идите сюда! – позвал Касим, стоя в конце ряда стеллажей.
Флинн замерла. Она в замешательстве потрогала упнар у себя в ухе. Это что, и правда переводчик?!
– Я тебя понимаю! – воскликнула она, задохнувшись от неожиданности. – Касим, я понимаю тебя!
– А ты и должна. – Касим сдул снежинки с автомата в форме большой кошачьей головы. – В конце концов, это же филиал «ТИМОТИ И НИКС». Магазины такие древние, что ещё полны магии. И то, что ты меня понимаешь, никак не связано с фальшивым изобретением Стуре. Ну что, поехали? – Он надавил кошке на нос, и автомат тотчас открыл маленькие механические глазки и огромную пасть с разложенными на языке сладостями.
Среди них лежали и некоторые новые продукты фирмы «Рахенснаф», к примеру «Овечья сладость» (сахарная вата в узких упаковках, похожая на только что состриженную овечью шерсть) и «Злодейская бумага, особо горькая».
Пегс стала бросать монетки в щель рядом с языком, а Флинн услышала у себя за спиной, за стеллажами, гнусавый голос:
– Это та самая девчонка – непав. Ты только взгляни на неё! В моей статье ей ещё мало досталось, не находишь?
– Йонте был намного симпатичнее, – подтвердил другой голос, слабый и дрожащий, как медуза.
От этих слов Флинн словно током ударило. Хотя мадам Флорет и выбросила статью про неё и Йонте, но Флинн всё же не теряла надежды найти авторов «Экспресса в экспрессе».
Она осторожно выглянула из-за стеллажа. В засыпанном снегом проходе стояли только две павлинки. Флинн уже не раз видела их в поезде: обе примерно ровесницы Фёдора, но выглядели младше. У первой были длинные светлые волосы, а у второй длинные каштановые. Из-за по-детски вытаращенных глаз они показались Флинн даже значительно младше её самой.
– Чего тебе? – обнаружив Флинн, спросила первая девчонка.
Флинн не удалось совладать с тем, что дрожь в сердце передалась и голосу.
– Ты написала про меня статью, – констатировала она.
Девчонка прислонилась к стеллажу с многофункциональными карманными зеркальцами.
– Меня зовут Обри Бейкер, – представилась она, – третий класс, член клуба утренней зарядки и лучшая по успеваемости. – Она показала на свою темноволосую подругу. – А это Весна. Ты безбилетница. – Её слова прозвучали как утверждение.
– Я Флинн Нахтигаль, – возразила Флинн, словно это была большая разница. – Что тебе известно о Йонте?
– Вообще-то ничего, – сказала Обри с деланым равнодушием. – Я имею в виду – в наши дни, чтобы хоть что-нибудь узнать, нужен… стимул? – Она потёрла большой палец об указательный.
Флинн поджала губы. Не раздумывая, она подскочила к Пегс и Касиму и схватила последние четыре монетки с ладони у Пегс.
– Эй! – крикнул Касим с полными руками жвачки – зубной пасты. – Это же на упаковку злодейской бумаги!
– Ты же знаешь: от неё только кариес бывает, – парировала Флинн, засовывая четыре форинта в руку Обри.
Та взглянула на деньги с разочарованным видом:
– А больше у вас нет?
– Мы могли бы ещё продать нашу совесть, – предложила Флинн. – Кажется, и без неё живётся неплохо.
Обри подняла брови.
– Ну ладно, – сказала она. – Что вы хотите знать про Йонте? Какой он, ты ведь и так, должно быть, знаешь.
Весна хихикнула как маленькая, будто в этой фразе было что-то смешное. Постепенно Флинн стало казаться, что это она расспрашивает павчат, а не наоборот.
– Я совершенно не представляю, каким он был в поезде, – раздражённо сказала она. – Где он? Почему его больше там нет?
И тут она услышала самое странное из всего, что когда-либо говорили про Йонте.
– Он боялся, – заявила Весна.
Боялся?! Йонте?!
Ошарашенная, Флинн мысленно вернулась в прошлое.
Все годы, во всех ситуациях, какие бы она ни вспомнила, все восхищались Йонте. Именно потому, что он не боялся. Потому что был смелым. Всегда. С учителями, с мамой, вообще в жизни.
– Да чего же, скажите на милость, Йонте было бояться? – заносчиво спросила она. – Может, стряпни Рейтфи? – Флинн знала, что и этого быть не могло: однажды Йонте съел даже «Сникерс» десятилетней давности.
Весна не сводила глаз с полки, забитой свистящими круглыми ручками для шкафов:
– Во всяком случае, он много разговаривал с Кёрли.
– С Кёрли?! – Флинн чуть не подавилась этими словами. Она чувствовала, что здесь, среди словно припорошенных сахарной пудрой полок лавки «ТИМОТИ И НИКС», все её представления были перевёрнуты с ног на голову, как фигурки в рождественских стеклянных шарах со «снегом».
– Вероятно, его страшил большой, бескрайний мир, – небрежным тоном заключила Обри. – Иногда такое случается. И тогда тебя отсылают назад, домой, и всё хорошо. Ну, ты знаешь.
Флинн недоверчиво покачала головой. Она вообще уже ничего не знала.
Она боялась никогда не увидеть Йонте, а не отправиться в большой, бескрайний мир искать его. Мысль о том, что придётся навсегда остаться дома, в маленьком затхлом мирке, где время и жизнь будто остановились, страшила намного больше.
Голоса из ниоткуда
Касим купил пачку краски для волос, и троица покинула лавку.
– А откуда у тебя ещё деньги? – сурово глядя на Касима, спросила Пегс, когда они стояли у старинной кассы. – Мы же, когда скидывались, все наши ролинги отдали!
Касим забрал коричневый бумажный пакет с краской для волос и сдачу.
– Успокойся, Хафельман, – сказал он Пегс. – Я отобрал у этой тупой Обри наши четыре форинта. Она даже не заметила.
По лицу Флинн скользнула усмешка. Как же здорово, что Пегс и Касим на её стороне. Она подняла взгляд к высоким, широким окнам, за которыми громоздились серые облака.
Ребята брели по обычному зданию вокзала так, словно гуляли по маленькому миру, зная, что их окружает другой, большой, где возможностей намного больше. Магия. И магическая технология.
Касим знаком попросил их на минуту остановиться. Флинн видела, как он удаляется от них в толпе, и на какой-то ужасный миг испугалась, что сейчас он ещё кого-нибудь ограбит. Но он остановился рядом со стариком, который, сгорбившись, прислонился к стене в компании лохматой псины. На лице у Касима заиграла сдержанная улыбка, какой Флинн ещё ни разу у него не замечала, и он сунул в руку старику сдачу от своей покупки.
Флинн ошарашенно смотрела на него во все глаза. В душе у неё расплывалось лёгкое тепло.
– Какой же он молодец! – сказала она, поворачиваясь к Пегс.
Тут прямо за ними раздался язвительный смешок. Флинн показалось, будто ей в затылок вцепились вороньи когти. Обернувшись, она обнаружила Гарабину, держащую в руках множество пакетов от «ТИМОТИ И НИКС». В её взгляде читалась издёвка.
– Попрошайку, что ли, в свою компанию вербуете? – спросила она на ломаном немецком. – В команду огородных пугал?
Флинн удивлённо постучала по упнару в правом ухе. Кроме глухого «бэмс» он не издал ни звука.
– Всё лучше, чем в команду бессердечных кукол, – дрожащим голосом сказала Пегс.
Гарабина в новеньких, цокающих каблучками туфлях, смеясь, прошествовала дальше, и Пегс объяснила Флинн:
– Гарабина говорит по-немецки. Стуре как-то рассказывал, что у себя в Испании она ходила в частную школу, где преподавали четыре языка.
Флинн презрительно фыркнула. Гарабина говорила с таким сильным испанским акцентом, что слова можно было разобрать лишь с большим трудом. Смысл сказанного дошёл до неё только с возвращением Касима.
– Ненавижу Гарабину, – удручённо заявила она.
Касим взглянул на неё вопросительно, но ни она, ни Пегс не стали портить ему настроение.
До отправления поезда оставалось ещё десять минут. С карманами, набитыми порошком для изготовления шипучки, шариками-«бюрократами» и «овечьей сладостью», они отправились к перрону. У Всемирного экспресса уже собирались смеющиеся павлины. Они хвастались друг другу покупками и соревновались, кто больше съест горькой злодейской бумаги, ни разу не покривившись.
Флинн было не до смеха, и не только из-за мерзкой Гарабины. В голове у неё эхом звучали слова Обри: «Он боялся».
Если бы она могла спросить самого Йонте, что это значит! Поднимаясь в тамбур одного из спальных вагонов, на верхней ступеньке она задержалась.
– Я вас догоню, – сказала она Пегс и Касиму и стала сквозь поток павлинов протискиваться назад. Она заметила Даниэля, которому только что вручили объёмистую пачку писем и бандеролей. Лежащий сверху удлинённый конверт почти полностью был заклеен липкой лентой и исписан каракулями. Флинн ни секунды не сомневалась, что он прибыл из Брошенпустеля, потому что только её мать любила многократно использовать конверты, уже бывшие в употреблении.
Встав неподалёку от Даниэля, она терпеливо ждала, не привлекая к себе внимания, однако через две-три минуты Даниэль сказал почтальону:
– Простите, я отвлекусь ненадолго, а то здесь кое-кто умрёт от беспокойства, если я не уделю ему время.
Флинн сочла это высказывание довольно неуместным. Ей требовалось не внимание, а письмо. Но Даниэль даже не удосужился выудить конверт из пачки.
– Прости, Флинн, но я принципиально раздаю почту после обеда. Ты же понимаешь, что иначе павлины нападали бы на меня целыми стаями.
Перед глазами Флинн тут же возникла картинка, как стая волков набрасывается на косулю.
– Ой, – сказала она, – конечно понимаю. Извините, что побеспокоила.
Она попыталась скрыть разочарование. Даниэль обращался с ней как с павлином – почему же это вдруг так её расстроило? Разве не этого ей хотелось?
– Эй, Флинн!
Обернувшись, Флинн заметила Фёдора, помогающего Гансу и Рольфу, тем мужчинам в костюмах, разгружать всё то, что понадобится в экспрессе на следующей неделе: горы яблок, груш и орехов, канистры с оливковым маслом и мерцающей питьевой водой, мешки сахара, соли и муки, а ещё ящики, полные бумаги и чернил, и коробки с мылом и стиральным порошком.
Когда Фёдор увидел растерянное лицо Флинн, губы его сложились в преувеличенно весёлое «не беспокойся!».
И Флинн внезапно осознала, что дуэль в этот вечер будет ужасной.
Поднявшись в вагон, она наблюдала за Фёдором в окно. Беззаботный смех павлинов на перроне отдалился, казалось, на много световых лет.
В двух спальных вагонах, где находились купе мальчишек, никого не было. За окнами кипела жизнь, а над поездом повисла гнетущая тишина. Без стука колёс и покачивания пола под ногами поезд словно погрузился в глубокий сон.
Флинн пошла по коридору догонять Пегс и Касима – и вдруг в тишине услышала голос. Он звучал так чётко, будто кто-то стоял прямо рядом с ней.
– Йетти, не ходи!
Она в ужасе обернулась. Двери во всех купе были закрыты. В недавно вымытые окна падали лучи ленивого полдневного солнца, освещая панели красного дерева и золотые эмблемы на дверях.
– Йетти, ну пожалуйста!
Флинн снова повернулась на сто восемьдесят градусов. Она почти не дышала. Там никого не было.
– Доверься мне. – Это сказал другой голос, спокойный, мягкий.
«Это Йетти, – пронеслось в голове у Флинн, – кем бы эта Йетти ни была». Развернувшись, она посмотрела на снимки выпускников экспресса. Напротив неё прямо на уровне глаз висела фотография Джека Лондона.
– Это вы? – прошептала она.
Ответа не последовало. Лишь буквы под фотографиями Альберта Эйнштейна и Николы Теслы[16] с тихим потрескиванием поменялись на «личное достижение» и «упорство».
– С ума можно сойти! – тихо выдохнула Флинн и повернулась к дверям купе. По спине пополз холодный, парализующий страх. Расправив плечи, она пошла дальше, будто ничего не слышала. Через два шага раздался крик – громкий и чёткий, прямо у неё в голове.
Скорчившись, она зажала уши руками. Но от этого крик стал ещё громче, словно оказался там взаперти и всё звучал, звучал. Затем он резко прервался.
Флинн стояла, наклонившись вперёд, словно её сейчас вырвет, и часто, прерывисто дышала. Её охватила паника. Казалось, все ночные страхи и опасности, притаившиеся по углам, сейчас выползли наружу.
Впереди открылась вагонная дверь, и вошли Пегс с Касимом.
– Где ты застряла? – Касим запнулся, увидев её с побледневшим лицом прислонившейся к окну. – Флинн, что случилось?
Осторожно, будто крики призраками зависли в воздухе, Флинн выпрямилась.
– Не знаю. – Она провела руками по ушам, словно произошло нечто невообразимое. Что-то, от чего время остановилось, а душа Флинн повзрослела.
Из тишины прорезался ещё один голос. Давно знакомый, хрипловатый и тёплый. Флинн узнала бы его повсюду. И спустя два года он звучал как шорох ветра в колосьях и как гудение разрезающего воздух бумеранга Флинн: голос Йонте:
– Я не позволю с собой так поступать!
Он говорил лихорадочно и беспокойно. Обри и Весна сказали правду: он боялся.
– Я проверю, хорошо?
Глаза Флинн округлились. Йонте говорил так близко, словно стоило только руку протянуть – и дотронешься. Другой, высокий голос что-то возразил ему, но в эту самую минуту Пегс громко спросила:
– Чёрт побери, Флинн, что происходит?!
– Помолчи! – подняв руку, прошипела Флинн. Она хотела слышать Йонте, его родной голос.
– Долго так продолжаться не может, – сказал он. – Не надо смотреть скептически, к тебе же это не относится И смотри мне, не вздумай снова звать Кёрли. Сейчас я это сделаю.
За этим последовала долгая тишина, а потом какой-то глухой звук, похожий на сдавленный крик.
– Йонте? – позвал второй голос. – Чёрт возьми, Йонте, я сейчас войду. Я позову Кёрли, Йонте. Я…
Чьи-то холодные пальцы, забравшись в ухо Флинн, что-то выдернули оттуда. Из головы у неё будто вынули затычку. На неё хлынул поток приятного покоя, тихой болтовни павлинов на перроне, далёких отзвуков вокзальных объявлений.
Флинн зажмурилась. Пегс в ярости покачивала на ладони какой-то маленький металлический предмет. Он гудел, как шмель.
– Упнар, – узнала Флинн. Во рту першило, будто там прошлись наждаком. – Я совсем про него забыла!
Она ещё не успела договорить, как Пегс, размахнувшись, запустила им в железную дверь в конце коридора. Аппарат для перевода, дребезжа, упал на пол и утонул в ковре.
– Ты с ума сошла?! – прохрипела Флинн. – Это же был…
– Что?! – в ярости крикнула Пегс. – Это была гарантия того, что ты лишишься рассудка! – Она предостерегающе подняла палец. – Что бы ты там ни услышала, Флинн, это тебе не на пользу. Это опасно!
Флинн собралась было возразить, но Пегс опередила её:
– У меня чуть инфаркт не случился от страха за тебя! – Она нервно заметалась по коридору. Флинн ещё никогда не видела её такой взвинченной. – Родители не подготовили меня к тому, что здесь будут всякие исчезнувшие сводные братья, ночные расследования, какие-то жуткие устройства для перевода и подозрительные учительницы, о которых станут предупреждать шепчущие созвездия!
– Не забудь про еду, – улыбаясь, подсказал Касим. Он крепко держал Флинн за плечи, словно ожидал, что она в любую секунду может грохнуться в обморок.
– И очень своеобразная еда! – воскликнула Пегс. Она перевела дыхание. – Я хочу поменять билет, немедленно. Восточный экспресс мне, кажется, больше подойдёт.
Касим рассмеялся:
– Остынь, Пегс.
Пегс остановилась.
– А я ещё пока и не горячилась! – сердито вскричала она.
Касим закатил глаза:
– Эта школа немного опаснее, чем ты думала – ну и что с того? В жизни всё то же самое.
Пегс рассвирепела:
– Но я собираюсь стать дизайнером одежды! Всемирный экспресс должен побеспокоиться о том, чтобы до этого я не сгинула. Оставь эту штуку в покое!
Последняя фраза предназначалась Флинн, которая пошла в конец вагона и подобрала упнар. Внешняя металлическая оболочка была повреждена, и прибор тихонько позвякивал, словно внутри у него что-то отсоединилось.
– Он сломался, – сказала Флинн, чувствуя себя точно такой же помятой и разбитой, как упнар. – Стуре меня убьёт.
Пегс вздохнула с облегчением.
– Стуре идиот, – заявила она. – Он сляпал что угодно, только не устройство для перевода.
Пегс была права. Но что же тогда эта штуковина делала? Может, давала Флинн возможность слышать то, что она хотела услышать?
– Выкини это! – потребовала Пегс.
Флинн взглянула на её перекошенное гневом лицо. И внезапно ей стало ясно, что она нашла настоящих друзей. Не тех, что любят её за то, что она странная и не такая, как они, а друзей, которые беспокоятся за неё и считают её присутствие среди них здесь, в поезде, совершенно нормальным – словно так всегда и было.
Читать бесплатно другие книги:
