Всемирный экспресс. Тайна пропавшего ученика Штурм Анка
– Если? – повторила она.
– Да, если. – Даниэль, отодвинув в сторону стопку бумаг, облокотился на стол. – Подождём, что выяснит центральный офис. – Он нервно провёл рукой по взлохмаченным волосам. – Господи, никогда бы не подумал, что она на такое способна. А Гарабина! Я ведь сам выдал ей разрешение на астрономические исследования на крыше. Я же не догадывался… – Он провёл рукой по пепельно-серому лицу, словно это давало ему несколько секунд не замечать, что бумеранга на месте больше нет.
– Вы прогоните Гарабину из школы? – осторожно поинтересовалась Флинн. Гарабину она не жалела, но всё же чем-то эта мысль ей не нравилась.
Даниэль избегал смотреть ей в лицо.
– Как только она очнётся, в центральном офисе Всемирного экспресса пройдёт слушание этого дела, – сказал он. – Там мы и решим, какое наказание её ждёт.
Флинн всё больше подозревала, что Даниэль намеренно говорит об этом так нейтрально. Но в любом случае её занимало не это. Какое-то время она смущённо разглядывала свои грубые ботинки, которыми обводила контуры прожжённого в ковре пятна, а затем тихо сказала: – Вообще-то мне плевать на Гарабину. А вот мадам Флорет я понимаю.
Даниэль вздрогнул:
– Что?
Под его полным ужаса взглядом Флинн захотелось скрестить руки на груди, но она просто опустила их, вдруг перестав понимать, что с ними делать. Она неуверенно засунула их в карманы брюк – и наткнулась на мягкие края открытки Йонте.
– Я не понимаю её действий, – вернулась к теме Флинн, – но понимаю, как она тосковала. – Где-то глубоко внутри у неё сжался маленький пугливый комочек души, который подавленно задавался вопросом, не кончит ли она так же, как и мадам Флорет. Может быть, не сейчас. Но возможно, через десять лет. Зажав открытку Йонте между большим и указательным пальцами, ощущая её гладкую и шершавую стороны, она спросила: – А что случилось с её сестрой Йетти? Вы что-нибудь знаете об этом?
Тяжело вздохнув, Даниэль оттолкнулся от стола.
– Нет, я этого не знаю.
Ошеломлённая, Флинн смотрела на него во все глаза:
– Но вы же обещали мадам Флорет всё расследовать, разве нет?
– Нет, Флинн, не обещал.
Её охватили разочарование и гнев. Даниэль что, считает её слишком маленькой или слишком глупой, чтобы рассказать ей правду?! Прежде чем она сумела взять себя в руки, у неё вырвалось:
– А ничего, что мне известно о павлинах-фантомах? Я знаю про серые билеты, которые вы прячете! – Вытащив из кармана брюк обугленный билет Йонте, она шмякнула его на стол Даниэля. Секундой позже она пожалела, что поступила с билетом так неосмотрительно: чёрные ворсинки, отделившись от края обгоревшей бумаги, плавно опустились на пол.
Даниэль, похоже, не особо удивился её признанию, и это разозлило Флинн ещё больше:
– Скажите мне, что случилось с Йонте!
Сердце её тяжело ухнуло. Флинн ощутила себя на редкость свободной, словно нарушила какое-то табу.
Судя по выражению лица Даниэля, он бы сейчас с гораздо большим удовольствием оказался где-нибудь в светлых убранных полях, мимо которых катил Всемирный экспресс. Флинн осознала, что он запросто мог выставить её из кабинета.
– Йонте Нахтигаль… – медленно проговорил он. – Твой сводный брат пропал несколько ночей спустя после того, как мы проехали Упсалу. Я не ожидал, что такое может случиться – ученика нигде нет, просто так, ни с того ни с сего, поезд даже нигде не останавливался.
Флинн наморщила лоб:
– Но вы должны были знать, что такое возможно. Йонте ведь не первый.
– Но первый за время моей работы, – возразил Даниэль, глядя в окно. Подняв брови, он сквозь запылённое стекло словно пытался разглядеть тени своего прошлого. – Фаусто Маррар, мой предшественник, разумеется, предупреждал меня об этом: Хинрих Ханк, Рико Арригос, Йетти Флорет – это всё случаи за время его директорства. Но я был молод, когда заступил на эту должность, и думал, что он подшучивает надо мной. Когда мадам Флорет рассказала мне свою историю и я осознал всю серьёзность положения, я твёрдо решил быстро расследовать дело павлинов-фантомов и тем самым выполнить обещание Фаусто Маррара, данное им мадам Флорет.
– И что? – дерзко спросила Флинн. – Похоже, не удалось?
Даниэль покачал головой.
– Ты права, – сказал он. – Я сдался. Мне очень жаль, что так случилось с твоим братом. Я знаю, каково это – кого-то терять.
– Я никого не теряла! – быстро возразила Флинн, хотя именно с этим чувством она и жила последние два года. – Вы же можете что-то предпринять, чтобы вернуть Йонте.
Даниэль отвёл взгляд, и над ними повисло бессильное молчание. Флинн, лихорадочно поразмыслив, пришла к ужасному заключению.
– Я поняла. Если вы не найдёте причину, – медленно произнесла она, – вам придётся закрыть школу, иначе это может повториться в любую ночь. Да?
Даниэль поджал губы, а затем ответил:
– Так я и сказал в центральном офисе экспресса. Но тогда встаёт вопрос, куда девать всех павлинов. У половины из них нет надёжного пристанища. – Он решительно покачал головой. – Нет, я могу заверить тебя, что следующих павлинов-фантомов не появится. Поезд находится под постоянной защитой. Были приняты соответствующие меры. Audentis fortuna juvat, – добавил он. Знаешь, что это значит? Удача любит смелых. Это школьный девиз Всемирного экспресса. Я верю в него.
Едва не шмыгнув носом, Флинн спросила:
– А что с Йонте?
– Мы сделаем всё возможное, – заверил её Даниэль. – Поверь.
Но как Флинн ни старалась, она ему не верила.
С чувством, что она одна в целом свете, она вышла из кабинета Даниэля и отправилась в библиотеку. Сейчас ей срочно требовался кто-то, кто так же тосковал по Йонте, как и она. Даже если это только слова на бумаге.
Странное письмо
Поля, простирающиеся за окнами вагона-библиотеки, вызвали в душе Флинн тяжёлое чувство. Они напомнили ей её убогий дом, и она снова почти физически ощущала измождение матери и вкус несвежего хлеба во рту. Ещё чуть-чуть – и она вернётся в Брошенпустель, где нет никого, кто бы её понимал, никого, кто бы вместе с ней искал Йонте. Не говоря уж о Фёдоре.
Но как бы то ни было, её матери чувство утраты так же хорошо знакомо, как и ей.
Флинн тяжело вздохнула и достала из кармана брюк письмо матери. Оно помялось после вчерашней ночи, отчего и без того корявый почерк казался ещё корявее. Разгладив лист, Флинн стала читать:
«…покинул, помнишь? Я не понимаю, как такое возможно! Кем ты себя возомнил?! Директором целого мира? Только потому, что возглавляешь этот жалкий поезд?! Флинн не поедет с этим поездом, хоть на голову встань! У тебя ведь даже родительских прав на неё нет!»
Флинн в смятении остановилась. Здесь нет начала. И письмо адресовано не ей, а Даниэлю! И вообще оно какое-то… странное. Она ещё раз пробежала глазами первый абзац. Почему мама обращается к Даниэлю на «ты»?
«Я рассчитываю, что Флинн во вторник уже будет здесь! А что с Йонте? Я думала, ты этим займёшься.
Инга».
Этими словами письмо заканчивалось, просто так, без всякого прощания. Так, словно эти двое достаточно хорошо знают друг друга, чтобы обходиться без подобных формальностей. Так, словно мать не удивлена. Магический поезд-интернат увёз двоих её детей, а она пишет так, будто знает об этом!
Под письмом мать Флинн подписалась только именем. Без фамилии. Несколько минут Флинн во все глаза смотрела на лист бумаги у себя в руках. Она слышала потрескивание на табличках, когда проезжали Базель, шорох волн и дюн на географической карте, шуршание книг, когда поезд покачивало на поворотах.
Покинул… Родительские права… И тут Флинн поняла: здесь кроется ещё одна тайна. Никак не связанная с Йонте.
Все детали пазла сложились: её непохожесть на других детей, момент, когда Даниэль услышал её имя, приглашение на чай и то, что Даниэль не хотел показывать ей письмо.
На полке у окна лежал свежий номер «Экспресса в экспрессе». Крупный заголовок гласил:
Флинн Нахтигаль,
и почему ей разрешили остаться на две недели в поезде без билета
Флинн вовсе не нужно было читать эту статью. Она уже и так знала почему.
Занятия были отменены. Флинн провела день в вынужденном бездействии. Только после ужина (подавали суп из клёцек со шкварками и белый хлеб – к сожалению, чрезвычайные обстоятельства не означали автоматически и особого меню) она ещё раз пошла в директорский вагон.
У двери в вагон она засомневалась и уже хотела повернуть назад, но в тамбуре напротив внезапно возник тигр. Встречный ветер выдёргивал из его шерсти полоски тумана, тянул, как осень над полями, лёгкие паутинки. Неожиданным образом он выглядел таким добродушным, таким прекрасным, что Флинн осмелилась спросить:
– Как ты думаешь, мне стоит это сделать?
Тигр фыркнул, словно считал вопрос излишним.
От этого движения его очертания показались ещё более размытыми.
– Согласна, вопрос глупый, – сказала Флинн, и зажмурилась, когда тигр растворился, как пена прибоя, развеянная ветром. Вдохнув холодный воздух, который здесь, между двумя вагонами, всегда пах смазкой и дымом, она вошла в вагон.
Даниэль сидел за своим столом и, нахмурившись, листал какую-то книгу. Он ещё не успел поздороваться, как Флинн подняла над головой письмо.
– Боюсь, я забыла взять первую страницу, – сказала она, закрывая за собой дверь.
Даниэль поднял взгляд от книги, рассматривая письмо в её руке.
– Но кроме пустой любовной болтовни я наверняка ничего не пропустила.
Прошло несколько секунд, пока Даниэль проявил хоть какие-то эмоции. Со вздохом указав Флинн на место напротив себя, он сказал:
– Пустая любовная болтовня случилась почти четырнадцать лет назад.
– Я знаю, – неохотно садясь, сказала Флинн. Она бы с большим удовольствием осталась стоять, потому что это придало бы разговору оттенок необязательности, но теперь, когда она знала, кем был Даниэль, её охватило сильное желание произвести хорошее впечатление. Она села.
– Мы познакомились на вокзале, – сказал Даниэль. – Твоя мама и я. Инга работала в полиции и…
– Где она работала?! – Флинн никогда не думала о том, работала ли когда-нибудь прежде её мать и кем. С тех пор как она себя помнила, мать казалась ей сломленной жизнью, угрюмой и нетрудоспособной.
При этом воспоминании Даниэль рассмеялся.
– Да, – сказал он, – в полиции. Между нами разгорелся спор, потому что она подцепила меня ночью на вокзальной скамейке.
Час от часу не легче! Увидев её испуганное лицо, Даниэль быстро помахал рукой.
– Я… странствовал пешком. В то время мой брат Дарсоу нуждался в моей помощи. Мы, то есть твоя мама и я, мы… – он откашлялся, – у нас были разные представления о жизни. Так вот, – добавил он, словно этим всё было сказано.
– Вы знали обо мне? – спросила Флинн.
Даниэль покачал головой. Эта тема, похоже, была ему неприятна.
– А Йонте узнал вас здесь, в поезде? – продолжала спрашивать она.
Даниэль снова покачал головой:
– Я посчитал, что будет лучше ничего ему не говорить. Я не его отец. А за то время, что мы были вместе с твоей мамой, я видел его лишь однажды, – признался он. – Тогда о нём заботилась твоя бабушка. Твоя мама его боготворила, но… она много работала.
Мама боготворила Йонте?! С тех пор как Флинн себя помнила, именно Йонте получал взбучек больше всех, именно его чаще всех запирали дома и предоставляли меньше свободы, чем остальным.
– Понятно, – сказала она, хотя скорее узнавала, чем действительно понимала. Она теребила свою рубашку, пока у неё не вырвалось то, о чём она целый день думала: – У меня нет отца. Это не так просто, через тринадцать лет. И я не буду называть вас папочкой или как-то так. – Ей было наплевать, ранит ли это Даниэля – такова правда.
К её недоумению, он лишь сказал «Хорошо», глядя на неё так, будто ожидает дальнейших указаний.
– Хорошо? – переспросила Флинн. Она заметила, как его рука дёрнулась к пачке сигарет, и не сомневалась, что задела его, но он только кивнул в подтверждение.
– Всё в порядке. – Он наклонился вперёд, глядя на неё. – Я не имею никакого права чего-то требовать от тебя, Флинн, и я это прекрасно понимаю. Но ты должна знать, что я горжусь тобой. Тебе явно далеко не всегда приходилось в жизни легко, и всё-таки из тебя получился отважный и замечательный человек.
Для Флинн было непривычно слышать такое. Кусая губы, она смотрела в окно, потому что не знала, что ответить.
Даниэль, видимо, заметил её неуверенность, потому что быстро добавил вдогонку к сказанному:
– И кроме того…
– Кроме того? – насторожилась Флинн.
– Кроме того, – усмехнувшись, повторил Даниэль, – когда мы вдвоём, ты спокойно можешь мне «тыкать».
Тидерий
Последней раскрылась тайна Касима. Стоя в тамбуре между спальными вагонами, он поджигал какой-то лист бумаги. В наступающих сумерках потрескивающий огонёк выглядел сделанным из цветной кальки.
Флинн, шедшая к Фёдору, замерла.
– Ты ведь знаешь, что это запрещено, да? – спросила она, остановившись на переходном мостике. Тряска и шатание очень соответствовали чувству, охватившему её, когда она осознала, что в поезде больше нет никого, кого бы это волновало. – Это зажигалка Даниэля?
На потемневшей от времени серебряной зажигалке в руке Касима был выгравирован магический круг.
Наконец Касим поднял глаза.
– Иногда воровское прошлое очень кстати, – сказал он, подмигнув ей. Затем на его лице вдруг появилось нерешительное выражение. – Думаешь, он её хватился?
Флинн вспомнилось, как Даниэль потянулся к пачке сигарет.
– Да, – сказала она, – но пусть она ещё чуть-чуть побудет у тебя.
Касим, хрюкнув от смеха, снова сконцентрировался на листке бумаги, который пламя прогрызало как налетевший рой саранчи. Квадратный листок выглядел так, словно кто-то нарисовал на нём игровое поле.
– Что это? – спросила Флинн, когда ветер развернул маленькое пламя в её сторону. На всякий случай она сделала шаг назад.
Касим тихо вздохнул.
– Список, – сказал он и уточнил: – Список «Беснуйся, Флорет!». Я поспорил сам с собой, что в этом учебном году сумею за девяносто секунд заставить мадам Флорет подать заявление об увольнении. Ну, конечно, только в состоянии нервного срыва. – Уголки губ у него опустились. – Я был близок к цели. Но такое в мои планы не входило.
Флинн наблюдала за последними мерцающими точками, парящими в воздухе подобно блёсткам феи.
– Да, – согласилась она, – такое ни в чьи планы не входило.
Пусть мадам Флорет и жуткая учительница, но она заслуживала лучшей участи в жизни. А теперь она исчезла. Никому не известно, жива ли она. Да ещё и Гарабина лежит в медицинском кабинете без сознания.
Перегнувшись через перила, Флинн посмотрела на поезд, извивающийся по местности гигантской стальной змеёй.
– Если даже мне придётся вернуться домой, всё равно это не конец, – прошептала она. – Понятия не имею как, но я найду не только Йонте, но и Йетти. Обещаю.
Наступило последнее утро. В последний раз завтрак в столовой, в последний раз звяканье тарелок с эмблемой школы.
В купе Флинн, сложив рубашку в клетку, в которой она появилась в поезде, аккуратно положила её в пустой шкаф. Вместо неё она уже всё утро ходила в рубашке Йонте, жёлтой, слишком большой для неё. Она надеялась, что Кёрли не заметит подмены.
Всё её личное имущество после двух этих необыкновенных недель состояло, кроме старой открытки от Йонте, только из его обугленного билета и «благостного» списка, который она составила за время, проведённое в поезде:
«Благостный, напольные часы, магия, оперетты, плеяды».
Слова, отныне определяющие её жизнь. Потому что они относились к новой жизни, настоящей – жизни здесь, в поезде.
Напротив неё, на кровати мадам Флорет, по-турецки сидел Фёдор, молча наблюдая за Флинн так, словно она какое-то сказочное существо, которое он боится спугнуть.
– У тебя вид как у единорога, – сказал он. – Ты что, хочешь произвести впечатление на своего друга-панка?
На миг Флинн испугалась, что Фёдор именно теперь вознамерился начать старый спор между ним и павлинами, но сообразила, что это её волосы всё ещё мерцают лилово-золотым светом.
– Ох, – вздохнула она с облегчением. – Нет. Это долгая история. Без неё мы бы сейчас здесь не сидели.
Уголки губ Фёдора поднялись, совсем немного.
– Тогда это хорошая история, – сказал он, приподняв здоровую руку. – Ведь я же не соврал, правда?
Флинн не понимала, о чём он говорит, пока он широким жестом не обвёл купе и не повторил слова, сказанные им больше недели назад:
– Это самое лучшее место в мире, скажи? Во всяком случае для нас обоих. – Ярко мерцающие точечки в его глазах навели Флинн на мысль о магии, великой древней магии.
Она кивнула:
– Самое лучшее.
Ей не доведётся стать ученицей в этом поезде.
Наконец, когда поезд катил по северогерманской глуши, Фёдор сказал то единственное, что сказать было не стыдно и небесполезно:
– Я продолжу искать Йонте. Всегда. И, может, когда-нибудь тебе не будет больше дома так одиноко.
Флинн, взглянув на него, уже сейчас поняла, как ей будет его не хватать. Она стремительно бросилась ему на шею. Он был угловатым и тёплым, а чёрные как вороново крыло волосы пахли копотью, и углём, и машинным маслом. Флинн вдохнула этот насыщенный запах, а затем резко вырвалась. Сунув ему в руку «благостный» список, она вышла в коридор, где, разглядывая в окно равнинную местность, стояли Пегс и Касим.
Заметив на Пегс яркий вариант клетчатой рубашки, которую она сегодня надела к короткой плиссированной юбке, Флинн улыбнулась. Для неё настало время прощаться с ними. Даниэль ждал её в тамбуре этого вагона, и Флинн не хотелось, чтобы он вошёл посмотреть, где она застряла.
– Пишите мне открытки с дороги, – попросила она. – Напишите, когда Гарабина очнётся, и если узнаете что-нибудь о мадам Флорет, и если…
Пегс, прислонившаяся к окну напротив купе, увидев пятна копоти на щеках Флинн, перебила её:
– Похоже, я не та, кого тебе будет не хватать больше всего, да?
– Пегс, ты всегда будешь той, кого мне будет не хватать больше всего, – сказала Флинн чистую правду. – Но есть ещё и тот, – прибавила она, обнимая Пегс, колючие волосы которой ароматно пахли мятой.
За этот комментарий она получила лёгкий толчок в бок.
– Ясное дело, – сказал Касим, похлопав её по плечу, – потому что этот тот — я.
В эту минуту все тревоги Флинн отступили куда-то очень далеко. Здесь и сейчас, рядом с Пегс, Касимом и Фёдором, она была уверена, что никогда не закончит тем, чем закончила мадам Флорет.
Облака в этот день висели так низко, что прижимали густой дым до самых окон. Когда Всемирный экспресс, сделав резкий толчок, остановился, Флинн показалось, что остановилась и её жизнь. Спускаясь по ступеням на перрон номер два, она видела в окнах лица павлинов.
Вокруг стояла тишина. Издалека доносилось воронье карканье.
Флинн огляделась. Борьба осени с зимой проделала в бетоне новые трещины и лишила красок траву.
По полям носился холодный ветер. И всё же это несомненно был Брошенпустель. Даже воздух пах всё так же – сеном, навозом и одиночеством.
– Инги тут нет, – констатировал Даниэль, повиснув, держась за поручни, на ступеньке между тамбуром и перроном словно альпинист над пропастью. В голосе его слышалось замешательство – но и облегчение. И какое-то разочарование.
– Ну, она не сказать чтобы супермамочка, – сказала Флинн.
Внезапно ей стало жаль Даниэля больше, чему саму себя. Он рассеянно оглядывался на старом перроне, словно думал о том, что это место могло бы стать его домом.
– Да, но, – снова начал он, и глаза его блестели, будто одновременно поглотили дождь и солнце, – я же сообщил ей время. Точное время прибытия.
Флинн только взглянула на него – и её внезапно охватила уверенность, что Даниэль и мама предназначены друг для друга. Сейчас оба они несчастливы. Но, возможно, это тот случай, когда большая любовь сама по себе ни к чему не приводит. Ведь, если честно, кто может похвастаться, что из неё что-то получилось?
– Такова жизнь, – сказала Флинн, и эти слова прозвучали так же категорично, как и слова Даниэля «Вот так», когда он рассказывал о её матери.
– Но так быть не должно! – энергично воскликнул Даниэль.
Флинн была в этом не очень уверена.
Она не понимала, что делать. Просто уйти? Обнять его? На глазах у всех павлинов, наблюдающих за ней в окна? А хочет ли она этого? Чтобы как-то выйти из ситуации, Флинн засунула руки в карманы брюк. И тут, пока тишина не успела сделаться неловкой, снова объявился он.
Большой. Белый. Сотканный из тумана.
Тигр.
Как и две недели назад, зверь сидел лишь в нескольких метрах от Флинн у самых рельсов. Он опять в течение нескольких секунд разглядывал её, а затем медленно подмигнул. Прежде чем Флинн успела ответить, он поднялся и потрусил вдоль перрона прочь. И как зверь появился, так он и пропал: впереди, около паровоза, он изящным прыжком очутился в облезлой траве, и его, словно эту траву, унёс ветер.
Флинн во все глаза смотрела туда, где он только что сидел. В это мгновение её пальцы в глубине кармана наткнулись на что-то твёрдое, гладкое, с острыми краями.
Это была не открытка Йонте. Флинн ощупала её мягкие края, затем снова те, жёсткие. Нахмурившись, она вытащила из кармана это что-то. Оно было размером с ладонь, прямоугольное, сине-зелёного цвета.
Светлыми буквами, вязью тянущимися по бумаге, там было написано:
ВСЕМИРНЫЙ ЭКСПРЕСС
Пассажир: Флинн Нахтигаль
Флинн таращилась на билет, а всё вокруг кружилось. Он был таким неприметным – какой-то маленький кусочек картона, – и всё же это был её билет в счастье. В поезд и в целый мир. Её билет домой. В настоящий дом.
– Ничего не понимаю! – Даниэль взял у неё билет. Он проследил за её взглядом и тут, похоже, сообразил. – Кто это был? – спросил он. – Кого ты видела? Тауфта или Нафанау?
Флинн не поняла:
– Что?
– Кто это был – бекас или заяц?
– Это тигр, – сказала Флинн, которая сильно сомневалась, что она сейчас в состоянии отличить зайца от дикой кошки. И вообще – кто такой бекас?
Даниэль чуть не выронил билет из рук. На всякий случай он быстро вернул его Флинн:
– Правда? Тигр?
– Белый, – подтвердила Флинн, словно этим всё было сказано.
– Прозрачный?
– Немножко.
Даниэль усмехнулся:
– Это потому, что он призрак.
– Что? – снова спросила Флинн.
– Он один из трёх миространников, – объяснил Даниэль. – Самый редкий. Тидерий. Эта троица бродит по всему земному шару в поисках подходящих учеников: отважных, талантливых, с жаждой деятельности. Имеющих причину, по которой поезд им нужен. А они нужны поезду. Павлинов так и отбирают.
Флинн вспомнился портрет Стефенсона на фоне зверей. Почему ей сразу не пришло это в голову? Магия, осознала она, существует в самых разных видах.
– Но… – Она запнулась. – Я часто его видела. В поезде.
Даниэль задумчиво потёр подбородок:
– Теперь я понимаю, почему две недели назад маршрут поезда прошёл через это заброшенное место. Такое ощущение, что Тидерий хотел дать тебе шанс обрести уверенность в себе. Потенциал, одарённость – всё это у тебя есть. Не хватало только веры в себя. И время, проведённое в поезде, её тебе дало. Флинн Нахтигаль – от непава к павлину, – сказал он, словно продекламировал какой-то рекламный слоган. С тихой улыбкой он протянул ей руку. – Ну, мне остаётся только сказать: с возвращением!
Флинн ошарашенно перевела взгляд с него на билет. За датой поступления – сегодняшним днём – стояла дата окончания. Между ними пролегало пять лет. Пять лет, за которые она могла выяснить, что в ней сокрыто и что она будет делать. А то, что она будет что-то делать, теперь не вызывало никаких сомнений.
Флинн, сощурившись, посмотрела туда, где исчез тигр.
– Мне хватит, – тихо сказала она. – Спасибо, Тидерий.
И в поднявшемся ветре шелестящая трава была почти похожа на его полосы.
С потрясающим чувством, что она добралась, добралась до цели путешествия, нашла то, что искала, Флинн, ухватившись за руку Даниэля, вскарабкалась в тамбур.
Даниэль дал ей двадцать минут до отправления поезда. И она оставила на перроне длинное письмо. Она не сомневалась, что мать найдёт его. Письмо полнилось странными событиями, приключениями и тайнами. Оно сообщало о посещении чужеземных вокзалов и чистке кастрюль, несостоявшихся дуэлях-паркурах и шёпоте созвездий. Она написала о Пегс, Касиме и Фёдоре, о Даниэле, о павлинах-фантомах и своём решении разгадать эту загадку. Она написала, что ей жаль, но сейчас она домой не вернётся и по-другому нельзя.
Когда поезд наконец тронулся, Флинн обернулась на вокзальные часы. Они показывали два часа двадцать две минуты. Дня. И на этот раз она действительно обернулась назад – в последний раз на долгое время.
Даниэль открыл перед Флинн дверь в комнату отдыха павлинов, и когда она вошла, разразилась буря аплодисментов.
Флинн широко улыбнулась. Всё правильно: жизнь мрачна, несправедлива и подла. Но так быть не должно.
Иногда бывает совсем по-другому.
Правило 1. Запрещается носиться по вагонам и тамбурам, прыгать или толкаться.
Правило 2. Запрещается покидать спальные вагоны после отбоя от двадцати двух часов до шести часов утра.
Правило 3. Запрещается сообщать правила внутреннего распорядка поезда посторонним.
Правило 4. Запрещается использовать электрические приборы.
Правило 5. Запрещается входить в помещения так называемого Последнего вагона.
Правило 6. Запрещается несанкционированная работа над магически-технологическими изобретениями любого рода.
Правило 7. Запрещается посадка в поезд без билета.
Правило 8. Запрещается подниматься на крышу без наличия особого разрешения.
Правило 9. Запрещается несанкционированное посещение кухни или склада.
Правило 10. Запрещается посещение паровоза.
Правило 11. Найденные вещи требуется сдавать заведующему хозяйственной частью.
Правило 12. Запрещается мешать проведению занятий, опаздывать или выходить в туалет. Запрещается спать на занятиях. А ежели такое случится, хотя бы не храпеть.
Правило 13. Во время самостоятельных занятий полагается соблюдать тишину.
Правило 14. На занятия, во время самостоятельных занятий, вечером в пятницу и по особым случаям требуется надевать школьную форму.
Правило 15. По вопросам приёма в школьные клубы, в особенности в клуб Стефенсона, решение принимает директор школы.
Правило 16. Связь с лицами вне поезда осуществляется исключительно по радио и в письмах.
Правило 17. В поезде обязательны хорошие манеры.
Читать бесплатно другие книги:
