Уоррен Баффетт. Танцуя к богатству! Лумис Кэрол Дж.

Баффетт и Гейтс

Мы напечатали две эти статьи вместе потому, что они являются последовательными и у обеих есть общее достоинство: в них рассматривается дружба – удивительная дружба – между Баффеттом и Биллом Гейтсом в ранние годы. В конце концов, разделяет этих людей не только разница в возрасте в двадцать пять лет, но также и зияющая пропасть на тот момент (если сейчас она вообще стала меньше), между тем, чем оба они были страстно заинтересованы: Баффетт – инвестициями, Гейтс – технологиями.

В 1991 году тем не менее общий друг этих двух титанов, Мег Гринфилд, заведующая редакционной полосы Washington Post и давняя подруга матери Гейтса Мэри, познакомила их. Гринфилд на самом деле сама была заинтригована своей идеей: «Я в принципе знала, – призналась Гринфилд журналу Fortune в середине 1990-х, – что это будет интересное знакомство».

«Когда дым рассеялся в конце 1997 года, в фонде было $4,7 миллиарда капитала, из которых около $1,5 миллиарда принадлежало инсайдерам».

Встретились они в загородном доме родителей Гейтса, Мэри и Билла-старшего, недалеко от Сиэтла. Гринфилд, которая выросла в Сиэтле и жила там, привезла с собой гостей, Баффетта и исполнительного директора Washington Post Катарину Грэм. Они приехали на встречу на старом покореженном Subaru Гринфилд. Билл и его девушка (которая чуть позже стала его женой) Мелинда Френч добрались более торжественно, на вертолете. Билл надеялся, даже после приземления, уехать пораньше: он вообще не хотел приезжать, но сдался перед просьбой матери, которая хотела, чтобы он присутствовал.

Его мнение изменилось, как только он заговорил с Баффеттом. Их разговор пошел очень оживленно, каждый из них быстро понял, что в кои-то веки нашел равного себе игрока. Это стало началом близкой дружбы, которая продолжается и по сей день – в особенности это проявилось в сфере благотворительности.

Вернемся к исходным экземплярам статей, которые напечатаны ниже. Первая была, по сути, заметкой к длинной статье про Гейтса. Вторая, автором которой был сам Гейтс, это на первый взгляд просто его отзыв на новую книгу Роджера Ловенштейна о Баффетте. Но больше половины статьи написано Гейтсом, в довольно широком смысле, о его впечатлениях о Баффетте.

Вторая статья также, насколько мне известно, является уникальной в истории Fortune. Вероятно, это единственная статья за нашу более чем восьмидесятилетнюю историю, которая была впервые опубликована в другом бизнес-журнале, а именно в Harvard Business Review. Статья тем не менее показалась настолько интересной редакторам Fortune, рассказ одного миллиардера о другом, что мы попросили разрешения у Билла Гейтса переиздать ее дословно. Еще раз спасибо автору.

Кэрол Лумис

Друзья-миллиардеры

Говорят, что дружба бесценна? Вот только когда приятелями являются Билл Гейтс и Уоррен Баффетт, общая стоимость составляет почти $19 миллиардов плюс-минус парочку сотен миллионов.

Вот уже на протяжении четырех лет двое самых богатых людей в мире – Баффетт сейчас № 1 – очень близко общаются, однако их богатство, вероятно, – самая большая схожесть. «Мы немножко странная парочка, не так ли?» – говорит Баффетт, председатель совета директоров корпорации Berkshire Hathaway, и, по его собственному признанию, технофоб. Баффетт, которому сейчас шестьдесят четыре года, – совершенный образец инвестора индустриальной эры, зарабатывающий миллионы на холдингах в самых базовых бизнесах – на компаниях, которые выпускают обувь, содовую и бритвенные станки. Гейтс же, наоборот, король информационной сферы, который заработал свои миллионы на продаже чисто интеллектуальных инструментов.

Их познакомила общая подруга Мег Гринфилд, заведующая редакционной полосой Washington Post, – как и Гейтс, она родом из Сиэтла. Миллиардеры время от времени дают друг другу советы. Долгие годы Гейтс отчаянно пытался убедить Баффетта, что ему следует, по крайней мере, подумать о покупке персонального компьютера. (Баффетт в итоге купил его по настоятельной просьбе другого друга, чтобы играть в онлайн-бридж. Среди его партнеров по игре и отец Билла Гейтса.) Баффетт же, который передвигается по стране в стареньком вертолете под названием «Беззащитный», дал Гейтсу разумный совет по поводу таких корпоративных статусных символов. По словам Баффетта: «Я сказал, что не покупал свой вертолет, пока мне не стукнуло пятьдесят пять лет, и ему, может быть, стоить повременить с покупкой до более преклонных лет».

Баффетт также помог Гейтсу получить скидку на бриллиантовое кольцо, когда тот сделал предложение своей девушке пару лет назад. Гейтс придумал план и удивил свою будущую жену Мелинду Френч путешествием в Омаху, чтобы забрать кольцо в Borsheim – известном ювелирном магазине, которым владеет Berkshire Hathaway. Гейтс усмехнулся, когда вспомнил: «Уоррен заставил их открыть магазин в воскресенье специально для нас. По пути туда он рассказал, что когда сделал предложение своей жене, то потратил 6 % собственного капитала на кольцо, и в знак истинной преданности я должен сделать, по крайней мере, то же самое для Мелинды».

Эти двое периодически шутят друг над другом по поводу того, кто круче. Зная, что Гейтс – заядлый азартный игрок, Баффетт один раз купил пару кубиков, которые назвал коварными, и принес на встречу. По словам Баффетта: «Я пытался поставить его на второе место, но Билл тут же все понял, конечно». Баффетт всегда шутил: «Если бы я знал, что на аукционе делал ставки за тетрадь Леонардо да Винчи против Билла, я бы предложил цену еще выше».

Что больше всего нравится Гейтсу в Баффетте? Разговоры. По его словам, Уоррен невероятно скромен и умеет очень просто объяснять сложные вещи.

На поверхностном уровне он весело, скажем, цитирует Мэй Уэст, когда говорит о своей инвестиционной философии, но, конечно, на самом деле объясняет нечто более глубокое. Он такой всегда, и я постоянно узнаю о нем что-то новое.

16 января 1995 года

Брент Шлендер

Гейтс о Баффетте

Роджер Ловенштейн начинает биографию Уоррена Баффетта с признания. Он рассказывает, что уже давно является инвестором Berkshire Hathaway, компании, цена акций которой под руководством Баффетта увеличилась за тридцать три года с $7,60 до примерно $30 тысяч.

Свою рецензию на книгу Ловенштейна я тоже должен начать с признания. Я не могу нейтрально или бесчувственно говорить об Уоррене Баффетте, потому что мы близкие друзья. Мы недавно отдыхали в Китае вместе с женами. Я думаю, что все его шутки – смешные. Я думаю, что его диета – бургеры и кола – просто превосходна. Короче говоря, я фанат.

«Постоянно откладывать поиски хорошей работы и просиживать на той, что тебя убивает, – это как откладывать секс до пенсии».

Довольно просто быть фанатом Уоррена, и, без сомнения, многие читатели книги о Баффетте 1995 года Buffett: The Making of an American Capitalist (Random House, 1995) присоединятся к их все увеличивающимся рядам. Книга Ловенштейна – довольно подробное описание выдающейся жизни Баффетта. Она не передает полностью, какой Уоррен веселый, скромный и очаровательный парень, но его уникальность как человека сразу чувствуется. Вряд ли кто-то прочитает книгу и скажет: «Ой, да я такой же, как и он».

Широкие рамки карьеры Баффетта хорошо известны, и книга предлагает подробные детали. Ловенштейн описывает жизнь Уоррена с самого его рождения в Омахе в 1930 году до первой покупки акций в одиннадцать лет, от обучения в операциях с ценными бумагами под надзором легендарного профессора Колумбийского университета Бенджамина Грэма до основания товарищества Buffett Partnership, в двадцать пять лет. Автор описывает скрытность Баффетта по поводу того, какие акции он выбирает для товарищества, и в то же время открытость по поводу основного инвестиционного принципа, а именно – покупать акции по бросовой цене и терпеливо держать их у себя. Как однажды объяснил Уоррен в письме своим партнерам: «Это краеугольный камень нашей инвестиционной философии: никогда не рассчитывай, что выгодно продашь. Именно цена покупки должна быть настолько привлекательной, что даже продажа по средней цене даст хорошие результаты».

Ловенштейн описывает, как Уоррен купил компанию Berkshire Hathaway и вытащил средства из этого умирающего текстильного бизнеса для того, чтобы купить акции других компаний. В книге рассказывается и о том, как Berkshire превратилась в управляющую компанию холдинга, как развивалась ее инвестиционная философия по мере того, как Уоррен учился смотреть за пределы финансовых данных и распознавать экономический потенциал уникальных франшиз, таких как крупные издания. На сегодняшний день Berkshire владеет такими компаниями, как See’s Candies, Buffalo News и World Book, а также крупными пакетами акций в таких компаниях, как American Express, Capital Cities/ ABC (которая скоро станет Disney), Coca-Cola, Gannett Gillette и в корпорации Washington Post.

Те, кто прочитает книгу, скорее всего, почувствуют себя более образованными в сферах инвестирования и бизнеса, но обернутся ли эти уроки хорошими инвестиционными результатами – непонятно. Дар Уоррена в том, чтобы мыслить впереди толпы, а для этого нужно не просто выучить афоризмы наизусть, хотя Уоррен постоянно блещет фразами, которые действительно стоит запомнить.

Например, он любит говорить, что в инвестировании нет так называемых страйков. Удачный бросок можно сделать только тогда, когда сначала много раз бьешь и промазываешь. Когда у тебя в руках бита, не нужно беспокоиться по поводу каждого мяча и не стоит жалеть, что вообще попытались его отбить, но промахнулись. Другими словами, не обязательно иметь мнение по поводу каждой инвестиционной возможности, и не стоит себя корить, если акция, которую вы выбрали, не сильно поднялась в цене. Уоррен говорит, что за свою жизнь вам стоит замахиваться только на пару десятков подач, и советует тщательно готовиться к ним так, чтобы те немногие удары, которые вы все-таки делаете, оборачивались победами.

Его страсть к долгосрочным инвестициям отражена в другом афоризме: «Стоит инвестировать только в бизнес, управлять которым сможет даже дурак, потому что в какой-то момент дурак им управлять и будет». Он не верит в бизнес, который опирается в своем успехе на то, что все работники будут отлично делать свою работу. Точно так же, как он не верит, что великие люди сильно помогут, если фундаментальная основа бизнеса пошатнулась. Он говорит, что когда менеджмент с блистательной репутацией берется за бизнес с плохой фундаментальной экономикой, именно репутация бизнеса остается неизменной.

Уоррен старается обеспечить сильный менеджмент в компаниях, которыми владеет Berkshire, и обычно оставляет их в покое. Его базовое отношение к топ-менеджерам в том, что, пока компания приносит дополнительные деньги, которые и должен приносить дополнительный бизнес, менеджеры могут доверять Уоррену мудро их инвестировать. Они не должны думать о диверсификации вложений. От них требуется сконцентрироваться на бизнесе, который хорошо знают, чтобы Баффетт мог сконцентрироваться на том, что он делает хорошо: инвестировании.

Реакция после встречи с Уорреном очень удивила меня самого. Когда кто-нибудь говорит мне: «Тебе нужно познакомиться с моим другом, таким-то, таким-то, он самый умный парень», – я включаю защитную реакцию. Большинство людей быстро делают вывод, что кто-то или что-то, что они лично знают, является выдающимся. Это просто человеческая природа. Все хотят знать кого-либо или что-то превосходное. В результате люди переоценивают качества того, с чем они столкнулись. Так что сам факт, что люди называли Уоррена Баффетта уникальным, не сильно меня впечатлял.

На самом деле я очень скептически отнесся к предложению мамы, считающей, что мне стоит провести день подальше от работы и встретиться с Баффеттом 5 июля 1991 года. О чем же это мы должны были говорить? О доходности акций? То есть серьезно, потратить день на человека, который только и делает, что выбирает акции? Особенно когда у меня так много работы? Вы что, шутите?

Я сказал маме: «Я работаю 5 июля. Мы очень заняты. Мне жаль». Она сказала: «Кэй Грэм тоже будет там».

А вот это уже привлекло мое внимание. Я никогда не встречал Кэтрин, но был впечатлен тем, насколько хорошо она управляла корпорацией Washington Post, да и вообще ролью ее газеты в политической истории. Кэтрин и Уоррен уже давно были хорошими друзьями, и одной из самых практичных инвестиций Уоррена была инвестиция в акции Washington Post. Кэтрин, Уоррен и парочка заметных журналистов оказались в тот момент недалеко от Сиэтла и благодаря таким необычным условиям сели в одну маленькую машинку, чтобы добраться до загородного домика моей семьи, находящегося всего в паре часов езды от города. Некоторые из людей в той машине были настроены так же скептично, как и я. «Мы что, собираемся потратить целый день в гостях у этих людей? – сказал кто-то. – И чем же мы все это время будем заниматься?»

Мама очень настаивала на том, чтобы я приехал. «Я останусь на пару часов и потом вернусь обратно», – сказал я.

Когда я приехал, мы с Уорреном начали говорить о том, как газетный бизнес поменялся из-за появления розничных магазинов, которые стали давать меньше рекламы. Потом он начал спрашивать меня о IBM: «Если бы ты начал создавать IBM с нуля, выглядела бы компания по-другому? Какие сферы начали развиваться вместе с IBM? Что изменилось для них?»

Баффетт задавал хорошие вопросы и рассказывал увлекательные истории. Я больше всего на свете люблю учиться и никогда не встречал человека, который размышлял бы о бизнесе так ясно. В тот первый день он научил меня интересному аналитическому упражнению, которое сам часто практикует. Уоррен выбирал год – скажем, 1970-й – и анализировал десять компаний с самой высокой рыночной капитализацией на тот момент. Потом шел вперед, в 1990 год, и смотрел на то, как эти компании изменились. Его энтузиазм по поводу этого упражнения был заразным. Я остался на целый день, и прежде, чем он уехал со своими друзьями, даже согласился полететь в Небраску, чтобы посмотреть с ним футбол.

Когда встречаешься с Уорреном, сразу понимаешь, как сильно он любит свою работу. Эта любовь проявляется во многих направлениях. Когда он объясняет что-то, никогда это не звучит так: «Эй, я много про это знаю и хочу тебя впечатлить». Скорее так: «Это так интересно, но на самом деле очень просто. Я могу легко объяснить все, и ты поймешь, насколько долго я доходил до этой простой истины». И когда он делится знаниями, используя свое потрясающее чувство юмора, чтобы проиллюстрировать тот или иной концепт, все действительно кажется очень просто.

«Увеличение стоимости акций с 1981 года бьет все рекорды, которые только можно найти в истории».

Мы с Уорреном больше всего веселились, когда брали те же данные, которыми обладали все остальные, и придумывали новые способы пересматривать их. Эти способы часто были одновременно непривычными и в некотором роде очевидными. Каждый из нас пытается делать то же самое в наших уважаемых компаниях, и это в особенности доставляет наслаждение и стимул – обсуждать наши взгляды друг с другом.

Мы довольно откровенны и очень по-дружески настроены. Наши интересы в бизнесе не особо пересекаются, хотя его печатная энциклопедия World Book Encyclopedia конкурирует с моей электронной Microsoft Encarta. Уоррен держится подальше от технологических компаний потому, что предпочитает инвестиции, в которых может предсказать лидеров на десятилетие вперед, а это практически невозможно, когда речь идет о технологиях. К сожалению, для Уоррена, мир технологий не знает границ. С течением времени все бизнес-активы будут изменены благодаря широкому распространению технологий – хотя Gillette, Coca-Cola и See’s будут в безопасности.

Единственная область, в которой мы действительно соперничаем, – это математика. Однажды Уоррен показал мне четыре необычных кости, на каждой стороне которых написана уникальная комбинация номеров (от 0 до 12).

Он предложил, чтобы каждый из нас выбрал по одному кубику, мы уберем третий и четвертый и посчитаем, кто выкинет самое высокое число большее количество раз. Он благородно предложил мне выбрать первому. Потом сказал: «Ладно, раз уж ты выбрал первым, какие ставки ты сделаешь на меня?»

Я понял, что что-то тут не так. «Дай мне взглянуть на эти кости», – попросил я.

После изучения чисел на них я в какой-то момент сказал: «Это проигрышное предложение. Выбирай лучше ты первым».

Он выбрал кубик, и еще через пару минут я сообразил, какой из трех оставшихся стоит выбрать мне. Из-за тщательно подобранных чисел на каждом кубике они были нетранзитивными. Каждый из четырех кубиков можно было побить одним из остальных: кубик A выигрывал у В, В – обыграл бы С, а С обыгрывал D, а D, в свою очередь, А. Это значило, что нельзя было выиграть, если первым выбираешь кубик, только если выбираешь вторым. Это казалось нелогичным, как и многие вещи в мире бизнеса.

Уоррен прекрасно управляется с цифрами, и я тоже люблю математику. Но хорошо обращаться с цифрами не обязательно значит быть хорошим инвестором. Уоррен превосходит других инвесторов не потому, что лучше рассчитывает вероятности. Это вообще не важно. Уоррен никогда не инвестирует в компании, где разница между действием и бездействием зависит от второй цифры в подсчетах. Он не инвестирует, не замахивается битой до тех пор, пока не появляется невероятно хорошая возможность.

Я восхищаюсь тем, что Уоррен старается освободить от встреч свое расписание. Он прекрасно умеет говорить «нет». Баффетт знает, чем любит заниматься, – и делает это невероятно. Он любит сидеть в своем офисе, читать и размышлять. Есть еще несколько вещей, которыми Баффетт занимается кроме этого, но их не так уж много. Один момент, который подмечает Ловенштейн, и это абсолютная правда, что Уоррен – человек привычек. Он вырос в Омахе и хочет оставаться в Омахе. Существует определенный круг людей, с кем он хочет проводить время. Он не ищет новых, экзотических ощущений. Уор-рен, которому только что исполнилось шестьдесят пять, все еще живет в Омахе, в доме, который купил, когда ему было двадцать пять лет. Его любовь к рутине распространяется в том числе и на инвестиционные решения. Уоррен придерживается компаний, с которыми ему комфортно. Он исключительно редко инвестирует за пределами США.

Есть несколько компаний, которые, по его мнению, являются отличными в плане долгосрочного инвестирования. И, несмотря на очевидную математику – ведь должна существовать сумма, которая полностью оценит ту работу, которую эти компании произведут в будущем, он просто не будет продавать эти акции, вне зависимости от цены. Думаю, его нежелание продавать – больше философия, чем оптимизация, но кто я, в конце концов, чтобы сомневаться в самом успешном инвесторе в мире? Нежелание Уоррена продавать соответствует и другим тенденциям, которым он следует.

Мы с Уорреном разделяем определенные ценности. Оба чувствуем себя счастливчиками из-за того, что родились в эру, когда наши способности помогли получить прибыль. Если бы мы родились в другое время, они могли бы и не иметь такой ценности. Так как мы оба не планируем тратить большую часть состояния, которое накопили, можем сделать так, что наше богатство принесет пользу обществу. В каком-то смысле мы оба работаем на благотворительность. В любом случае наши наследники получат только маленькую часть того, что заработали мы, потому что верим, что передача огромного богатства детям не служит ни их интересам, ни интересам общества.

Уоррен говорит, что хочет дать своим детям достаточно денег, чтобы они могли заниматься тем, чем хотят, но не столько, чтобы они могли не заниматься ничем.

Я размышлял об этом еще до того, как познакомился с Уорреном, и когда услышал эту фразу – она оказалась воплощением всех моих мыслей.

Ловенштейн великолепно собирает факты, и чувствуется, что книга Buffett: The Making of an American Capitalist написана очень компетентным человеком. Уоррен сказал мне, что книга во всех смыслах точна. Он говорит, что собирается написать однажды собственную книгу, но, учитывая, как он любит работать и насколько тяжело написать книгу (говорю, основываясь на личном опыте), думаю, пройдет еще не год и не два, прежде чем Баффетт все-таки сделает это. Когда книга выйдет, я уверен, это будет одна из самых ценных бизнес-книг за всю историю.

Можно сказать, что письма Уоррена акционерам в ежегодном отчете Berkshire Hathaway являются примерами великолепной бизнес-литературы. Многие выводы Ловенштейна возникли из этих писем, как и следовало ожидать. Если после прочтения книги вас заинтригует этот человек и его методы, я настойчиво рекомендую обратиться к ежегодным отчетам – даже 15-летней давности. Они доступны во многих библиотеках.

И другие книги были написаны об Уоррене Баффетте и его инвестиционных стратегиях, но, пока Уоррен пишет собственную книгу, именно ее и стоит читать.

5 февраля 1996 года

Билл Гейтс

Первоначальный заголовок: «Чему я научился у Уоррена Баффетта», автор Билл Гейтс. Все права принадлежат 1995 Microsoft Corp. Изначально опубликована в журнале Harvard Business Review (выпуск январь/февраль 1996). Напечатано здесь с разрешения Microsoft Corp.

Отрывок из статьи. «Беспорядки в деривативах»

Здесь приведены два последних абзаца этой статьи:

Учитывая разнообразие сложностей, которое представляют собой дериваты, сторонние директоры не могут достигнуть хорошего понимания контрактов, которые держат их компании. Большинство исполнительных директоров не очень хорошо играют в эту игру. В конце концов, выбор того, какие риски хеджировать, какие дериваты использовать при этом и как провести четкую линию между управлением риском и спекуляцией, будет по большей степени предоставлено работникам финансового отдела – некоторые из них, потерпев кучу неудач, но не сдавшись, могут считать, что управляют центром получения прибыли. А на другом конце телефона сидят менеджеры по продажам деривативов, которые пытаются сбыть последние инновации, которые определенно нельзя применить к стандартной стратегии хеджирования. Это не особенно радужная картина – в частности, для таких серьезных проблем, как деривативы. Так, может быть, нам не хватает нового мышления, свежего взгляда, предположения, настолько радикального, что оно не укладывается в голове. Одно такое есть: Уоррен Баффетт, председатель совета директоров Berkshire Hathaway, говорит, что имел дело с деривативами, и обязывал каждого исполнительного директора подтверждать в своем ежегодном отчете, что понимает каждый производный контракт, который подписывала компания. По словам Баффетта: «Как только вы сделаете это, тут же исправите любую существующую проблему». Для биржи, которая, кажется, делает ставку на сложность и запутанность сознания, такое решение не подойдет. Оно слишком простое. Но ведь он прав.

20 марта 1995 года

Отрывок из статьи Кэрол Лумис

Два отрывка из статей. «А теперь послушай»

64-летний Уоррен Баффетт, председатель совета директоров Berkshire Hathaway, которая продает конфеты, обувь и другие продукты ежедневного потребления, на ежегодном собрании заявил:

«Хотя нам бы хотелось рассматривать эту встречу как духовный опыт, мы должны помнить, что даже самые уважаемые религии включают в себя ритуал сбора пожертвований».

3 апреля 1995 года

71-летний Чарльз Т. Мангер, вице-президент Berkshire Hathaway, относительно расследования в компании:

«Они потребовали нашу документацию по персоналу. У нас нет не только документации по персоналу, у нас и персонала-то нет».

29 мая 1995 года

Из статьи. «Почему Уоррен Баффетт делает крупные ставки на American Express»

Когда Баффетт скупает акции, то не хочет, чтобы об этом было известно. Когда эти новости распространяются – обычно из-за регистрации в Комиссии по ценным бумагам, – Баффетт понимает, что может купить еще больше акций, но особо не будет распространяться, почему ему нравятся эти акции. Такая ситуация произошла с American Express в 1995 году. Вся бизнес-пресса, включая Fortune, молила его о комментарии, но Баффетт молчал.

Мы все равно написали эту историю, выделив на обложке название, более скептическое, чем внутреннее название, указанное здесь. Заголовок на обложке гласил: «Почему Уоррен Баффет вкладывает миллиарды в этот карточный домик?» На самом деле ни журналисту, ни редакторам Fortune, которые работали над этой историей, не нравились перспективы American Express, но пришлось как-то смириться с тем фактом, что Баффетту они почему-то пришлись по душе.

Мы подошли к этой проблеме следующим образом: написали длинную статью, начиная и заканчивая с информации о Баффетте и также включив боковую колонку о нем, однако в средней части во всех подробностях рассматривался вопрос по поводу Харви Голаба, нового исполнительного директора компании American Express. Голаб пришел из консалтинговой фирмы McKinsey. Журнал Fortune считал, что консалтинговые таланты, а именно умение экономить денежные средства и продавать дочерние предприятия, едва ли могли быть идеальными для возобновления престижа, который American Express потеряла в 1990-х годах.

Вот что Fortune рассказал о Баффетте в нескольких абзацах и в боковой колонке. В конце мы также напечатали, что он в итоге сам сказал по данному поводу.

Кэрол Лумис

Начало истории

Уоррен Баффетт любит рассказывать притчи об иррациональности биржи. В 1963 году разразился скандал с поддельными накладными на растительное масло в небольшом дочернем предприятии American Express, что снизило цену акций самой компании. Насколько ужасной была эта проблема? Чтобы это выяснить, Баффетт просидел целый вечер с кассиром в Ross’s Steak House в Омахе, чтобы посмотреть, перестанут ли люди пользоваться своими зелеными картами. Оказалось, что скандал не испортил аппетит никому из ужинающих, так что Баффетт ухватился за возможность купить 5 % компании за $13 миллионов. Позже он продал свои активы и получил прибыль в $20 миллионов.

Теперь Баффетт надеется повторить историю – только на этот раз с цифрами покрупнее.

«По моей оценке, инвесторы в американские акции платят более $100 миллиардов, пересаживаясь с одного стула на другой, чтобы купить совет, стоит ли им вообще это делать!»

За последние несколько лет исполнительный директор Berkshire Hathaway выкупил более 49 миллионов акций American Express, что равно 10,1 % доли в компании. Их ценность составляет примерно $2,2 миллиарда, что является одной из крупнейших инвестиций Баффетта, наряду с долями в компаниях Coca-Cola, Gillette и Capital Cities/ABC. И снова он считает, что Уолл-стрит необъяснимо низко оценивает акции American Express. Проблема на этот раз не в растительном масле, а в долгом и давно обсуждаемом перечне неполадок. Команда менеджеров, во главе которой стоит Джеймс Робинсон III, практически не справляется со своими обязанностями, что принесло ущерб бренду в начале 90-х; его великая стратегия построить финансовый супермаркет распалась как карточный домик, когда на дочернюю брокерскую фирму Shearson было потрачено $4 миллиарда, прежде чем ее продали в прошлом году. А совсем недавно лишенная преимуществ карта American Express потеряла свою долю рынка по отношению к Visa и MasterCard, когда главную потребительскую выгоду American Express – престиж – стало сложнее продать. А международный бизнес компании, по словам аналитиков, находится в состоянии полного затишья.

Всегда терпеливый инвестор, Баффетт, активы которого составляют $14,2 миллиарда, по последним подсчетам, считает, что последние проблемы – это всего лишь небольшой беспорядок. Баффетту нравится – и это позволило ему уже однажды разбогатеть – мощный бренд вкупе со здоровым денежным потоком. В конце концов, American Express, согласно лондонской маркетинговой группе Interbrand, все еще один из десяти самых распознаваемых брендов в мире. Баффетт считает, что это имя остается синонимом финансовой безупречности и заменителем бумажных денег по всему миру. Как он объяснил акционерам Berkshire Hathaway на ежегодном собрании прошлой весной: «До сих пор самым важным фактором будущего American Express на долгие годы вперед будут кредитные карты. Мы считаем, что менеджмент American Express хорошо заботится о том… чтобы сделать свои карты особенными». Баффетт, вероятно, не особо взволнован потерей компанией доли рынка. Скорее всего, он просто делает ставку на то, что American Express, даже если компания не сможет очень сильно вырасти, станет выгодным игроком в нише рынка кредитных карт.

Но если American Express хочет соответствовать ожиданиям Баффетта, компании надо будет вдохнуть новую жизнь в свой бренд – а это задание не из легких…

И конец статьи

Не важно, насколько сложны задачи, которые стоят перед American Express, едва ли мудро делать ставки против Уоррена Баффетта. В конце концов, он полагается на сильные бренды, такие как Coca-Cola и Gillette, и получает приличную прибыль. Он также успешно инвестировал в автостраховщика GEICO, который, как и American Express, приносит мощный денежный поток. Когда Баффетт входит в бизнес с асами, это обычно происходит из-за того, что он поддерживает сильный менеджмент. Однако сложно понять на этот раз, как группа консультантов может принести деньги в этой по-настоящему жестокой игре.

30 октября 1995 года

Отрывок и заметка из статьи Линды Грант

«Как Баффетт определил, что American Express стоит покупать»

Практически все знают, что Уоррен Баффетт – ярый последователь оценочного инвестирования, подхода, который впервые представила легенда Уолл-стрит Бенджамин Грэм в 1930-х и 1940-х годах. Инвесторы оценочного инвестирования покупают акции только тогда, когда считают, что рынок временно – и нерационально – оценивает компанию гораздо ниже, чем его так называемая фактическая стоимость.

Многим непонятна покупка Баффеттом акций American Express стоимостью около $2 миллиардов. Уолл-стрит избегает их акций в последние годы, по мере того как American Express стала терять долю на рынке, а потом пострадала от проблем со своей брокерской дочерней фирмой, Shearson Lehman. Но, может быть, все эти плохие новости и привлекли Баффетта. В конце концов, главная установка Грэма – это думать своей головой и понимать разницу между ценой и ценностью. Он также советовал своим последователям оценивать рынок с точки зрения выгодных сделок.

Оценочный инвестор Роберт Г. Хагстром-младший, автор книги «Уоррен Баффетт. Как 5 долларов превратить в 50 миллиардов» и портфельный менеджер траста из Филадельфии Focus Trust указывает, что для того, чтобы понять любую инвестицию Баффетта, инвесторы должны начинать с его философии, описанной в письме акционерам Berkshire Hathaway 1989 года. Баффетт написал, что ценность любого бизнеса сегодня «подсчитывается, складывая все будущие денежные потоки – в компанию и из нее, – и из этого вычитается преобладающая процентная ставка. Так оценивается любой бизнес, от производителя антенн для автомобилей до операторов сотовой связи, и они становятся экономически эквивалентны».

Другими словами, Хагстром считает, что Баффетт определяет ценность акций так же, как если бы они были облигациями. Он начинает с «чистого дохода владельца», который составляет учтенный доход, плюс износ и амортизация, минус инвестиции в капитал. Для American Express эта цифра составила $1,4 миллиарда в прошлом году, и эта сумма равна той, которую компания объявила своим доходом, хотя это не всегда так. Потом он спрашивает: если бы акции American Express были облигациями с ежегодным купоном в $1,4 миллиарда, на сколько бы выросли выплаты и сколько бы облигация стоила через десять лет?

«Это трудно – определить примерную выплату дивидендов компании, – говорит Хагстром, – потому что вам необходимо сделать самые правдивые подсчеты по поводу уровня роста».

Это базовая финансовая теория, но, конечно, секрет кроется в действиях. До сих пор никто не взломал код оценки компаний Баффетта, хотя Хагстром пытался. Его модель подсчитывает внутреннюю стоимость American Express за акцию в $86,77. Разрыв между $86,77 и недавней ценой American Express на бирже около $44 представляет собой запас прочности. «Это большой буфер, – говорит Хагстром, – который защитит инвесторов, даже если American Express потеряет прибыль в неудачный год». Ему понравился расчет, и Хагстром решил купить около 8000 акций American Express в собственный портфель.

Колонка Линды Грант

Это все, что Fortune смог сказать в своем выпуске от 30 октября 1995 года о Баффетте и American Express. Когда Баффетт наконец начал говорить на эту тему сам – а это случилось только в письме акционерам 1997 года, – можно предположить, что он выложил перед ними глубоко аналитические причины, по которым купил акции American Express.

Это абсолютно не так.

Вместо этого Баффетт признался, что получил подсказку на поле для гольфа.

Предпосылкой такой подсказке послужило то, что в 1991 году Berkshire купила на $300 миллионов American Express Percs ценные бумаги, которые по сути своей являлись обычными акциями и за первые три года показали примерный баланс плюсов и минусов. А именно – Berkshire получила дополнительные дивидендные платежи за эти годы, но также была ограничена в приросте цен акций, которые компания могла бы реализовать. В августе 1994 года эти акции должны были конвертироваться в обычные, и в то лето Баффетт пытался решить, оставлять акции American Express или продавать.

Факты подстегивали его в двух направлениях, писал Баффетт в своем письме 1997 года: он считал, что исполнительный директор Amex Харви Голуб был выдающимся человеком, и понимал весь потенциал компании; однако волновался по поводу безжалостного соревнования, которое другие компании кредитных карт, особенно Visa, составляли American Express. «Взвешивая аргументы, – сказал Баффетт, – я больше склонялся к продаже».

Но как-то летним днем 1994 года ему посчастливилось играть в гольф в клубе «Протус Нек», штат Мэн, с Франком Олсоном, исполнительным директором Hertz. Баффетт писал в своем письме: «Франк – великолепный менеджер и очень близко знаком с бизнесом кредитных карт. Итак, с самой первой метки я стал расспрашивать его об этой индустрии. К тому времени, когда мы дошли до второго грина, Франк убедил меня, что корпоративная карта American Express была просто потрясающей франшизой, и я решил не продавать акции. На последних девяти лунках я уже стал покупателем, и через несколько месяцев Berkshire владела уже 10 % компании».

«Среди акций, которые Баффетт продал за последние несколько лет, – акции McDonald’s и Disney».

С конца 1994 года, когда Баффетт уже вовсю покупал акции American Express, и до середины 2012 года Berkshire реализовала средний годовой общий доход около 13 %. (Включая в эту оценку выпуск акций компании, которую American Express раскрутила в 2005 году, Ameriprise; дополнительный выпуск акций рассматривался как специальный дивиденд American Express, который – как и все дивиденды – пошел в расчет общей выручки.) В середине 2012 года акции American Express, которыми владела Berkshire, имели первоначальную стоимость актива в $1,3 миллиона и рыночную стоимость в $8,8 миллиарда.

Неплохо, но нельзя сказать, что у Berkshire не было проблем с акциями American Express. В промежуток между июлем 2007 года и мартом 2009-го, когда финансовые биржи сильно пострадали, акции American Express упали с отметки в $65 за акцию до $10, хотя потом снова поднялись. Как всегда, Баффетт просто терпеливо наблюдал. Когда эта книга выходила в печать, акции American Express стоили $59. Тем временем American Express выкупила крупные доли своих собственных акций до того уровня, что сейчас Berkshire владеет 13 % компании.

Кэрол Лумис

Полный текст статьи «Почему Уоррен Баффетт делает крупные ставки на American Express» доступен на сайте fortune.com/buffettbook.

Очень выгодный подарок – немного от Баффетта

Цена в $32,8 тысячи за акцию Berkshire Hathaway перепутала все планы – и тех, кто хотел бы подарить акции (даже одна акция повлекла бы за собой налоги на дарение), и небольших аутсайдеров, которые хотели бы владеть выгодными акциями Уоррена Баффетта. Шестого мая акционеры проголосуют за план Баффетта продать часть акций класса B, по крайней мере на $100 миллионов с примерной стоимостью по $1 тысяча каждая. Текущие акции, которые будут называться классом A, могут конвертироваться в класс B в любое время. «Мы всего лишь хотим сильнее привязать к себе тех, кто испытывает привязанность к нам», – говорит Баффетт. Чтобы предотвратить слишком большой поток конвертации, он советует, чтобы акции класса B чуть-чуть уступали существующим акциям класса A: чтобы у них было меньше права на голосование и не было права на вложения в корпоративные пожертвования. Но для тех, кто делает подарки, а также для мелких акционеров, эти малышки позволяют купить часть интеллекта реального Баффетта.

18 марта 1996 года

Бетани Маклин

Шоу Билла и Уоррена

Билл Гейтс и Уоррен Баффетт прочитали лекцию, если можно так сказать, на сцене Вашингтонского университета. Но по большей части они отвечали на вопросы. Для введения, я просто перепечатаю (с небольшими изменениями) прекрасно написанные Брентом Шлендером строки, с которых Fortune начал рассказ об этом историческом событии.

Кэрол Лумис

Очередь из студентов протянулась через весь холл и из дверей здания «Husky Union» Вашингтонского университета в Сиэтле, в один из мягких майских дней, в пятницу. По изобилию выглаженных брюк и рубашек (и отсутствию пирсинга на носах) можно было предположить, что это была не очередь за билетами на концерт Phish. Аккуратно причесанные молодые люди занимали первые места в аудитории, как ни странно, ради лекции – однако очень особенной лекции. Студентам и нескольким счастливчикам-гостям предстояло прослушать редкий публичный диалог между двумя самыми богатыми бизнесменами в Солнечной системе: Биллом Гейтсом и Уорреном Баффеттом.

Друзья-миллиардеры задумали это событие в связи с визитом Баффетта Гейтсу на выходные после ежегодной встречи на высшем уровне исполнительных директоров Microsoft. Суперинвестор и мастер кибертехнологий пригласили поучаствовать во встрече около 350 студентов бизнес-школ и пригласили телекомпанию Public Broadcasting System и журнал Fortune задокументировать это событие.

Пока студенты кружили в холле, Гейтс и Баффетт вели оживленную беседу вместе со своими женами и небольшой группой друзей, куда входили, среди прочих, Катарина Грэм, бывший исполнительный директор корпорации Washington Post, а также отец и сестра Билла. Компания отведала свежих фруктов в импровизированной гримерной, пока визажист пудрил нос Биллу и подстригал непослушные брови Баффетта, к большому удовольствию Сьюзи Баффетт. В какой-то момент Оракул из Омахи рассмешил своих друзей насмешливой имитацией знака Ричарда Никсона «Виктория – значит победа».

По мере того как приближалось время выступления, оба оратора шутливо позировали для фотографий и обменивались колкостями, как старые университетские друзья. Другие гости опасались, что титаны будут слишком многословны и не успеют вернуться в дом Гейтсов вовремя, чтобы еще поиграть в бридж. Казалось, что это просто веселое семейное собрание – хотя, стоит отдать должное, очень могущественной семьи.

На гостя в той гримерной, вероятно, самое неизгладимое впечатление произвела бы теплая дружба между самыми известными миллиардерами Америки, несмотря на разницу в возрасте. (На секундочку, по официальным данным, на тот момент чистая стоимость активов 42-летнего Гейтса колебалась где-то на отметке в $48 миллиардов по сравнению с $36 миллиардами Баффетта. Баффетт, который всего несколькими годами ранее был заметно богаче, чем Гейтс, все-таки был на двадцать пять лет его старше.) Присутствие Баффетта, казалось, успокаивало Гейтса, который вел себя довольно расслабленно и общительно, несмотря на юридические столкновения Microsoft с представителями федерального правительства и стрессом после переговоров с несколькими десятками выдающихся исполнительных директоров в последние дни. Хотя Билл наконец-то стал выглядеть на свой возраст – в уголках его глаз появились морщинки, и он уже не был таким худым, как раньше – Баффетт и Грэм все еще заботились о нем, как о чудо-ребенке. Он, в свою очередь, обращался к ним с теплым оттенком почтения, что сильно контрастировало с его обычной репутацией ярого спорщика.

Наконец, они вышли на сцену, задержавшись ненадолго за кулисами из-за вводного слова декана факультета бизнеса Вашингтонского университета, Билла Брэдфорда. К сожалению, замечания декана, который в основном восхвалял Microsoft за то, что компания брала на работу студентов Вашингтонского университета, не попали в тему. Необыкновенно веселый и философский разговор, последовавший далее, скорее напоминал напутствие местного работодателя и его товарища. Посмотрите сами.

Брент Шлендер

Что вы получите, если заставите друга-миллиардера выступать перед 350 студентами? $84 миллиарда вдохновения. На встрече ни с чем не сравнимых умов (и капиталов, которые невозможно потратить) Баффетт и Гейтс говорили о принятии риска, мотивации работников, столкновении с ошибками и благотворительности. Результат сильно попахивал мудростью.

20 июля 1998 года

Под редакцией Брента Шлендера

1. Как мы это сделали

Уоррен и Билл объясняют, как они стали богаче, чем сам Бог

БАФФЕТТ: Я думал, что нужно начать, объявив, что у нас с Биллом есть небольшой спор по поводу того, кто завоюет больше аплодисментов. Я предложил заложить на этот спор свой дом. Мы сошлись на небольшой сумме, но, очевидно, это не такая уж и небольшая сумма для Билла, потому что, как раз перед тем, как мы вышли сюда, он дал мне поносить свою майку с логотипом футбольной команды Nebraska Cornhuskers, а потом сам надел свою пурпурную майку Вашингтонского университета.

Нас попросили начать с рассказа о том, как мы смогли всего добиться, а потом перейти к вопросам. Что касается меня – то здесь все просто. Дело не в моем IQ, я уверен, вы будете рады это услышать. Гораздо важнее для меня – рациональность. Я всегда рассматриваю IQ и талант как показатели мощности двигателя, но мощность на выходе – эффективность, с которой работает двигатель, – зависит от рациональности. Многие люди обладают двигателями в четыреста лошадиных сил, но выходная мощность у них получается только около ста. Гораздо лучше иметь двигатель в двести лошадей и использовать его мощность по максимуму.

Итак, почему же умные люди делают вещи, которые не дают им полностью использовать имеющуюся мощность? Это из-за привычек, характера, темперамента и рационального поведения. Не вставайте у себя на пути. Как я сказал, у каждого из присутствующих есть абсолютно точно способность сделать то же, что сделал я, и даже больше. Некоторые это сделают, некоторые – нет. Те, кому не удастся – поймите, это произойдет из-за того, что вы сами будете себе мешать, а не потому, что вам не позволяет окружение.

Итак, у меня для вас есть одно предложение: выберите одного человека, которым вы больше всего восхищаетесь, и запишите почему. Себя называть нельзя. Потом запишите человека, которого, откровенно, вы больше всего терпеть не можете, и запишите качества, которые вам в нем не нравятся. Качества человека, которым восхищаетесь, – это те черты, которые, после небольшой тренировки, можно выработать у себя и, если тренироваться постоянно, сформировать из них привычку.

Цепь привычек слишком легка, чтобы ее заметить, – до тех пор, пока не станет слишком тяжелой, чтобы ее сломать. В моем возрасте я уже не могу изменить ни одну свою привычку. Я застрял. Но у вас через двадцать лет будут те привычки, которые решите сформировать уже сегодня. Итак, я предлагаю взглянуть на поведение, которым восхищаетесь в других, и сделать это собственными привычками, а потом посмотреть на то, что вы действительно найдете достойным порицания, и решите, что этих вещей не будете делать. Если это удастся, то всю мощность своего двигателя вы будете использовать по полной.

ГЕЙТС: Я думаю, Уоррен абсолютно прав по поводу привычек. Мне очень повезло, что я был довольно молод, когда получил доступ к компьютерам, которые тогда были дорогими и могли осуществлять только очень ограниченные операции, но все равно были великолепны. С моими друзьями мы много разговаривали об этом и решили с помощью волшебной чиповой технологии сделать то, что каждый сможет использовать. Мы не видели никаких ограничений в потенциале компьютеров и действительно думали, что написание программного обеспечения является виртуозным процессом. Итак, я нанял своих друзей, которые писали программное обеспечение, чтобы посмотреть, какой инструмент для информационного века может увеличить силу мозга вместо увеличения только силы мышц.

«Энергичность, с которой Баффетт делает что-нибудь для Berkshire, не соответствует его семидесяти годам».

Преследуя эту цель с завидной сосредоточенностью, а также благодаря тому, что мы занимались этим в зародышевом состоянии компьютерной индустрии, нам удалось построить компанию, которая играла центральную роль в деле, оказавшемся крупной революцией. И теперь, к счастью, эта революция только начинает набирать обороты. Двадцать три года назад мы основали компанию. Но, без сомнения, если мы возьмем привычки, которые сформировали, и будем их придерживаться, следующие двадцать три года дадут еще больше потенциала и, может быть, даже выведут нас гораздо ближе к изначальному видению – «компьютер на каждом столе, в каждом доме».

Мне интересно, а как вы определяете успех?

БАФФЕТТ: Я точно могу дать определение счастью, потому что действительно счастлив. Я занимаюсь тем, что мне нравится, каждый божий день. Я общаюсь с людьми, которые мне нравятся, и не должен ассоциировать себя с теми, от кого меня тошнит.

Приплясывая, я бегу на работу и, когда попадаю туда, думаю, что мне не приходится особо напрягаться. Это невероятно весело. Единственное, что мне не нравится в работе – а это происходит каждые три-четыре года, – что иногда мне приходится кого-то увольнять.

Говорят, что успех – это получить то, чего хочешь, а счастье – это хотеть то, что получаешь. Я не знаю, что можно применить в этом случае, но знаю, что ничем другим не стал бы заниматься. Я бы посоветовал вам, когда будете устраиваться на работу, работать на организацию и людей, которыми восхищаетесь, потому, что это будет вас зажигать. Всегда переживаю по поводу людей, которые говорят: «Я собираюсь заниматься этим десять лет; но на самом деле мне не так уж это нравится. А потом я буду делать вот что…» Это все равно что откладывать секс на старость. Не слишком хорошая идея.

Я отказывался от бизнес-сделок, которые в противном случае были бы прекрасными сделками только потому, что мне не нравились люди, с которыми пришлось бы работать. Я не видел смысла притворяться. Связываться с людьми, от которых тебя тошнит, – это все равно что жениться по расчету. Это, наверное, плохая идея при любых обстоятельствах, но абсолютно бредовая идея, если вы уже богаты, не так ли?

ГЕЙТС: Я согласен, самое главное – наслаждаться тем, что делаешь каждый день. Для меня это работать с умными людьми, над решением новых проблем. Каждый раз мы думаем: «Нам немного повезло»; мы довольно осторожны, чтобы не слишком акцентировать на этом внимание, потому, что планка всегда поднимается. Мы всегда получаем обратную связь от клиентов, которые говорят, что машины слишком сложны или они недостаточно умны. Конкуренция, технологические прорывы и исследования делают компьютерную индустрию, и в особенности индустрию программного обеспечения, самой многообещающей областью, и я думаю, что у меня лучшая работа в этом бизнесе.

БАФФЕТТ: Тебе не кажется, что Dairy Queen гораздо важнее этого? Berkshire Hathaway купила международную компанию Dairy Queen прошлой осенью за $585 миллионов.

ГЕЙТС: Ты можешь справиться с Dairy Queen, Уоррен. Я обязательно куплю целую коробку батончиков Dilly.

БАФФЕТТ: Мы поднимем цену, когда ты придешь.

Организовывать новую компанию очень рискованно. Как определить, какое время лучше всего подходит, чтобы основать компанию?

ГЕЙТС: Когда я начал заниматься Microsoft, был так воодушевлен, что не считал это слишком рискованным делом. Я действительно мог бы обанкротиться, но у меня был набор навыков, с которыми легко бы устроился на работу. И родители все еще были готовы вернуть меня обратно в Гарвард, закончить учебу, если бы я того захотел.

БАФФЕТТ: Ты всегда можешь работать на меня, Билл.

ГЕЙТС: Действительно страшным для меня был момент, когда я начал брать на работу друзей и они ожидали зарплату. Потом у нас были клиенты, которые обанкротились, – клиенты, которые, как я рассчитывал, не подкачают. Итак, скоро я придумал невероятно консервативный подход – иметь достаточно денег в банке, чтобы платить зарплату сотрудникам в течение года, даже если мы не получим никаких денег за работу. Я практически точно следовал этому все время. У нас сейчас примерно $10 миллиардов на счету, что даже много на следующий год.

В любом случае, если собираешься основать компанию, надо понимать, – на это уйдет столько энергии, что лучше вообще отбросить ощущение риска. А еще я думаю, что не обязательно организовывать свое дело в самом начале карьеры. Многое можно сказать по поводу первоначальной работы на компанию, чтобы научиться вести свои дела. В нашем случае мы с Полом Алленом боялись, что кто-то может опередить нас. Оказалось, что мы, вероятно, могли бы подождать еще годик, потому что все шло гораздо медленнее вначале, но казалось, что быть первыми – это невероятно важно.

Как вы обеспечиваете то, что люди вас поддерживают?

ГЕЙТС: Сначала неизбежно сталкиваешься со скептицизмом. Если ты молод, очень тяжело отважиться на оплату аренды. Раньше нельзя было взять напрокат машину, если тебе не исполнилось двадцать пять лет, так что приходилось ловить такси, чтобы поехать на встречу с клиентами. Когда люди просили меня пойти и обсудить дела с ними в баре, ну… я не мог просто зайти в бар.

Это смешно, потому что люди сначала скептично относятся, говорят: «О, да этот ребенок еще ничего не знает». Но когда ты показываешь, что у тебя действительно есть хороший продукт и все-таки что-то ты знаешь, они обычно заинтересовываются. Так, по крайней мере, в этой стране молодость была огромным активом для нас, как только мы перешли определенные границы.

2. Мир – это наша золотая жила

Почему Уоррен уверен, что все в Китае захотят пить колу

Как в качестве бизнесмена вы выводите свои компании на международный уровень?

БАФФЕТТ: В Berkshire Hathaway мы не выводим бизнес на международный уровень напрямую. Два наших крупнейших вложения – это компании Coca-Cola и Gillette. 80 % прибыли Coca-Cola приходит из-за границы, а у Gillette оттуда приходит две трети прибыли. Итак, они участвуют в мировом улучшении жизненных стандартов, и мы выходим на глобальный уровень, поддерживая их финансово. Я сам могу сидеть в Омахе, а за меня по всем миру будет летать Дуг Айвестер, исполнительный директор Coca-Cola.

ГЕЙТС: Наш бизнес на самом деле международный. Стандарт персонального компьютера – это международный стандарт. Что нужно от электронной таблицы в Корее или Египте, то же самое нужно и в США. Нам необходимо делать некоторую адаптацию на местные языки, и это приятная часть бизнеса – разбирать двунаправленные языки и огромные алфавиты китайского, японского и корейского языков.

На самом деле доля нашего рынка гораздо выше за пределами США, чем внутри, потому что относительно сложно основать местные дочерние предприятия и понимать местные условия, местные законы дистрибуции и культуру. Так как большинство наших конкурентов из США и у них плохо получается вести международный бизнес, мы даже больше стремимся к другим странам.

Большая часть нашего роста придет из-за границы США. Суть в том, что это по большому счету рынок заменяемых товаров. Однако это не значит, что клиенты из США не хотят получать лучшее программное обеспечение, которое может видеть, слышать и учиться. Но за пределами США все еще присутствует феномен медленной начальной стадии роста.

Что побудило вас вместе поехать в Китай в 1995 году и как это путешествие повлияло на принятые с тех пор международные бизнес-решения?

ГЕЙТС: Мы поехали в Китай по нескольким причинам. Частично – чтобы отдохнуть и повеселиться. Мы нашли там несколько McDonald’s, так что не чувствовали себя далеко от дома. Было очень увлекательно приехать и увидеть, какие изменения происходят в стране, увидеть разные регионы и встретиться с несколькими лидерами.

Китай – это рынок, в который Microsoft уже инвестировал какое-то время. С тех пор мы стали вкладываться в него еще сильнее. Как процент от наших продаж, он невелик – гораздо меньше 1 % – и даже, несмотря на то что будет удваиваться каждый год на протяжении следующих пяти лет, на самом деле только заглядывая не менее чем на десять лет вперед, можно сказать, что усилия, которые мы в него вкладываем, стоят того.

Хотя около трех миллионов компьютеров продаются каждый год в Китае, люди не платят за программное обеспечение. Однако в какой-то момент начнут платить. И так как они все равно украдут программы, мы хотим, чтобы украли наши. Они станут зависимыми, и тогда мы придумаем, как монетизировать это в следующее десятилетие.

БАФФЕТТ: Моя семья была в восторге, что я поехал. Я никогда не путешествовал дальше отдаленных уголков Небраски. Я отлично провел время и также убедился в своих ощущениях, что здесь в будущем будет отлично продаваться Coca-Cola. Я говорил всем в Китае, что она действует как афродизиак.

3. Инноваторы – это мы

Уоррен размышляет над Интернетом и жвачкой

Вы оба – инноваторы в своих индустриях. Мне очень интересно, а как вы определяете инновации?

БАФФЕТТ: Я не слишком-то занимаюсь инновациями в своей работе. На самом деле у меня только две функции: одна – это ассигновать капитал, чем я наслаждаюсь. И вторая – это помогать 15–20 ведущим менеджерам поддерживать энтузиазм в людях заниматься тем, чем они занимаются, когда у них нет финансовой необходимости для этого. По крайней мере три четверти менеджеров, работающих на нас, богаты за пределами любой возможной финансовой необходимости. Таким образом, моя работа – помогать сотрудникам, поддерживать достаточный интерес, чтобы они были готовы вылезать из постели в шесть утра и работать со всем энтузиазмом, как они делали это, когда были бедными и только начинали карьеру. Если я это делаю, то они работают над инновациями.

ГЕЙТС: Бизнес в сфере технологий переживает много взлетов и падений. Вероятно, причина, по которой это такой веселый бизнес, в том, что ни одной компании не удастся почивать на своих лаврах. IBM доминировала на рынке, была крупнее, чем любая компания когда-либо будет в сфере технологий, однако они пропустили несколько поворотов на пути. И из-за этого я просыпаюсь по утрам с мыслью: «Хммм… давай попробуем сделать так, чтобы сегодня мы уж точно не пропустили ни одного поворота. Давай посмотрим, что происходит в области распознавания речи или искусственного интеллекта. Давай-ка убедимся, что нанимаем тех людей, кто сможет сложить все вместе, убедимся, что нас ничто не застанет врасплох».

«Не стоит считать, что только маленькие инвесторы слишком много внимания обращают на зеркало заднего вида».

Хотя иногда и застает. Например, когда появился Интернет, у нас в приоритетах он был на пятом или шестом месте. Конечно, когда мне о нем рассказали, не то чтобы я не понимал, о чем идет речь. Я сказал: «Да, это есть в списке моих приоритетов, так что все в порядке». Но потом наступил момент, когда мы поняли, что развитие Интернета происходит быстрее и является гораздо более глубоким феноменом, чем мы отразили в нашей стратегии. Так, в качестве лидера я должен был создать чувство кризиса, и мы потратили пару месяцев, раскидываясь идеями и e-mail, но продолжали отступать. В конце концов, нам удалось собрать новую стратегию, и мы решили: «Вот что мы собираемся сделать; вот как решили оценить себя изнутри; и вот что мир должен думать о том, что мы будем делать».

Подобного рода кризис будет возникать каждые три-четыре года. Нужно очень внимательно слушать умных людей в компании. Поэтому в такую компанию, как наша, необходимо привлекать множество людей, мыслящих по-разному, в ней необходимо позволять возражения, нам необходимо распознавать правильные идеи и вкладывать в них действительно много энергии.

Какие страны и компании лучше всего подготовлены, чтобы получить выгоду от информационного века, производящего революцию в обществе?

БАФФЕТТ: Когда задумываешься над этим, понимаешь, что пятнадцать лет назад у этой страны был почти что комплекс неполноценности относительно своей способности конкурировать на мировой арене.

ГЕЙТС: Все говорили о том, как японцы захватили рынок потребительской электроники, что компьютерная индустрия будет следующей, их система тяжелого труда каким-то образом превосходила нашу и что надо полностью переосмыслить то, чем мы занимаемся. Теперь, если вы посмотрите на изменения в персональных компьютерах или в бизнесе в общем, или на то, как мы ассигновываем капитал, США вышли на очень прочную позицию. Итак, первым получателем выгод из всех этих информационных технологий стали США.

В таких местах, как Сингапур, Гонконг и Скандинавские страны, люди адаптируют технологии примерно на том же уровне, как и мы. Существует еще несколько стран, которые по сравнению с уровнем их дохода идут за технологиями даже с большей скоростью, чем мы, потому что очень сильно верят в образование. В Корее и во многих частях Китая мы видим невероятное использование персональных компьютеров даже при уровне жизни с очень низким доходом, потому что люди там решили, что это инструмент, который поможет их детям идти вперед.

Весь мир получит огромные преимущества. Произойдут крупные изменения – уровень дохода больше не будет определяться страной, где человек вырос, он будет определяться уровнем образования. Сегодня степень профессора в Индии и близко не стоит со степенью профессора в США. Когда мы сможем сделать, чтобы Интернет позволял сервисам и информации передаваться так же эффективно, как передаются товары через систему доставки, получим существенно более открытый рынок конкуренции за того же инженера из Индии, как и за инженера из США. Это принесет пользу всем, потому что мы получим больше выгоды из этих ресурсов. Так, развитые страны получат первыми преимущества от этого. Но в долгосрочной перспективе люди в развивающихся странах, которым повезет получить хорошее образование, должны получить определенно большую выгоду.

БАФФЕТТ: Я не уловил сначала, но это оказывает огромное влияние на все. Технологическая революция изменит мир кардинальным образом, и очень быстро. Иронично, однако, что наш подход к происходящему абсолютно противоположен подходу Билла. Я ищу бизнес, где могу предсказать, как он будет выглядеть через десять, пятнадцать или двадцать лет. Это означает, что я ищу компании, которые будут выглядеть более-менее так же, как выглядят сейчас, за исключением того, что вырастут и больше будут заниматься международным бизнесом.

Так что я фокусируюсь на отсутствии изменений. Рассматривая появление Интернета, например, я пытаюсь понять, как индустрия или компания могут пострадать или измениться из-за него, и я избегаю этого. Это не значит, что, по моему мнению, из этого изменения нельзя получить хорошую выгоду, я просто не думаю, что именно смогу заработать на этом.

Возьмем жевательную резинку Wrigley’s Spearmint. Я не думаю, что Интернет сильно изменит то, какую люди будут жевать жвачку. Билл, вероятно, думает, что изменит. Я не думаю, что Интернет как-то изменит тот факт, что кола будет любимым напитком, и ее употребление на душу населения будет только расти во всем мире; не думаю, что Интернет изменит, будут ли бриться люди и как они будут это делать. Итак, мы ищем предсказуемость, а в том, чем занимается Билл, вы предсказуемости не найдете. Как член современного общества, я восхищаюсь тем, что он делает, но как инвестор предпочитаю смотреть в другую сторону.

ГЕЙТС: В этой области я полностью согласен с Уорреном. Я думаю, что финансовый коэффициент акций технологических компаний должен быть заметно ниже, чем коэффициент акций таких компаний, как Cola и Gillette, потому что мы являемся объектами кардинальных изменений. Я прекрасно знаю, что в следующие десять лет, если Microsoft останется лидером, нам придется пережить по крайней мере три кризиса.

4. Увидимся в суде!

Билл и Уоррен говорят о том, как общаться с представителями правительства.

Какова подобающая роль антитрастового закона в американском бизнесе?

БАФФЕТТ: Мы принимали участие в одном антитрастовом деле с газетой Buffalo Evening News в 1977 году. И хотите верьте, хотите нет, в ситуации с Salomon в 1991 году, вдобавок к проблемам с Федеральным резервным банком в Нью-Йорке, Комиссией по ценным бумагам, Казначейством США и прокурором США Южного округа Нью-Йорка на нас подало в суд еще и антитрастовое отделение Департамента юстиции. Я не знаю, что произошло с Бюро по делам индейцев. Только они к нам не цеплялись по какой-то причине. Это было только два случая в моей истории, и ни в одном из них я не считал, что мы сделали что-то не так. Могу добавить, что решения суда против нас ни разу не было вынесено.

Я не специалист по антитрастовой политике. Я встретил Билла восемь лет назад, и он превосходный учитель. Он потратил всего шесть или семь месяцев на объяснение мне концепции компании Microsoft. Я – самый настоящий чайник в вопросах технологий, и он прекрасно мне все объяснил. Когда мне все стало понятно, я купил сотню акций, чтобы следить за компанией. Это показывает две вещи: первая – что IQ у меня где-то на уровне 50, а второе – я даже не думал, что у него есть какая-то монополия.

ГЕЙТС: Ключевая роль антимонопольного регулирования – защищать потребителей, убедиться, что создаются новые продукты и эти продукты обладают инновационными характеристиками.

Можно посмотреть на разные секторы экономики и спросить себя: «Где это активнее всего происходит?» Не важно, по каким критериям мы будем считать, – без сомнения, один сектор будет выделяться однозначно, и это – индустрия персональных компьютеров. Я не говорю, что компьютерная индустрия единственная, потому что не стоит забывать, что до появления персональных компьютеров структура рынка была абсолютно другой. Люди застревали на одном месте. Как только вы купили компьютер у Digital, или IBM, или Hewlett-Packard, или у кого-то еще, программное обеспечение, которое вы создавали, работало только на этом компьютере.

Видение Microsoft заключалось в том, что все эти компьютеры должны работать одинаково. Ведь если вы хотите установить много хороших программ, у вас должно быть много клиентов – миллионы и миллионы. Необходимо снизить цену, сделать так, чтобы не нужно было тестировать программы на всех компьютерах. Цель индустрии персональных компьютеров была в том, чтобы компании соревновались в изобретении самого портативного, или самого быстрого, или самого дешевого. Это было отличным предложением для покупателей и послужило отправной точкой большого рынка программной продукции.

Цена вычислительной техники с определенной скоростью снижалась, но с момента появления персональных компьютеров стала падать просто невероятными темпами. Разнообразие и качество программного обеспечения также увеличивалось с феноменальной скоростью. Сегодня мы определенно на пике этого процесса. Образуется все больше новых компаний – разработчиков программного обеспечения, формируется все больше рабочих мест, увеличивается уровень инвестирования, все больше компаний становятся публичными акционерными обществами. Рынок, очевидно, продвинулся вперед, даже сравнивая с тем, что было три года назад. Итак, потребители в очень выгодной позиции.

Особенность рынка персональных компьютеров в том, что вместо того, чтобы просить разработчиков программного обеспечения повторять работу других компаний, мы берем все типичные черты всех этих приложений и вкладываем все характеристики в Windows. Например, для соединения с Интернетом, вместо того чтобы заставлять людей самих писать программу, мы уже вводим ее в систему. Это была революция – вошли в жизнь графический интерфейс пользователя, поддержка жесткого диска, теперь поддержка Интернета, включая браузер.

Я думаю, что антитрастовые законы отлично написаны. Возможно, некоторые могут поспорить, что их можно сделать менее жесткими – но это чисто научный интерес. Когда я начинаю вести бизнес в какой-то отрасли, очень тщательно просматриваю документы со своими юристами, чтобы убедиться, что мы находимся как можно дальше от всего, к чему можно было бы придраться. Так что для меня несколько удивительно оказываться по эту сторону дискуссии об антитрастовом законе. Спасибо, Господи, за судоустройство, в котором проверяются факты и можно проследить, работала ли конкуренция надлежащим образом, чтобы это было выгодно для потребителей. У нас нет и тени сомнений, что как раз это и подтвердится.